Текст книги "Месть невидимки"

Главка седьмая
Слежка в Кливленде

Ему стало не по себе. На сердце набежал жутковатый холодок надвигающейся опасности. Пахнуло от того бугая с явной славянской наружностью, показавшейся ему почему-то знакомой. Он навис над головой администратора отеля, которому только что бросил долларовую бумажку. Её достоинства отсюда, со ступенек, сбегавших вниз к выходу, Мика не видел, но наверняка она превосходила щедростью других посетителей, желавших получить от администратора конфиденциальную информацию.

С очень уж услужливой заинтересованностью вскинулась его голова. Бугай ткнул ему под нос фотографию и что-то прогудел. Мику показалось, что эта гнусавая басовитость выдула его фамилию. Вращаясь в вертушке стеклянных дверей, он краем глаза успел заметить, как администратор ткнул пальцем ему вслед.

Могло, конечно, показаться. Но как знать? Вдруг тот с явно сибирской внешностью – из наших гэбистов? Там могли прознать, что он, профессор Караев, получил взятку в пять тысяч долларов. На них незаконным путём получил иностранный паспорт с въездной визой в Америку, да вдобавок, ни у кого из руководства не спросясь, вылетел в Нью-Йорк. А оттуда прикатил сюда, в Кливленд.

От всего этого ему не отвертеться. Положим, по поводу пяти тысяч ему есть что сказать. Подарок, и всё тут. Конечно, дознавателям размер такой благодарности покажется странным. Не убедит их. Они станут подводить под взятку. Банкир, в конце концов, может подтвердить, что он, Караев, у него ничего не вымогал. Но станет ли он подставляться? И так они все, бакинские банкиры, ходят под алчущим оком прокуратуры да полиции… И вообще, захотят ли они его слушать?..

А вот что он скажет насчёт загранпаспорта? Его делал Эльдар. И наверняка – путём неправедным. Всего за один день. На вопрос, как это удалось ему, Азизов, убрав в сторону лисьи глаза, сказал:

– Что вам до этого, Микаил Расулович? То мои проблемы.

Во сколько он ему обошелся, можно было лишь догадываться… Во сколько теперь эти корочки обернутся ему, Караеву? Вопрос не простой.

Придётся выдавать мужика. От одной этой мысли его охватывало гадливое чувство к самому себе… Ну что он сделал плохого? Ничего. То, что делалось обычно за месяц, а то и больше, он провернул за восемь рабочих часов.

Накануне вечером по их зову Азизов примчался к ним домой, а на следующий день почти в тот же час выложил на стол новенький паспорт со всеми нужными отметками в нём.

Ещё утром ни Мика, ни Инна и близко не думали, что он уже через день вылетит в Нью-Йорк. Собственно, у Караева не возникало этой мысли и в тот момент, когда он, до отказа набив зембили продуктами, окрылённый, не чуя под собой ног, летел домой. А вот Инна, завидев кучу денег и узнав, откуда они, сразу же вспомнила о самом главном. О чём он перестал думать. А если по правде – вообще забыл.

– Теперь ты можешь смело лететь на конгресс.

«Действительно!» – хотел было выкрикнуть он, но вместо этого радостного возгласа губы выговорили другое:

– Как бы мне этого хотелось, – безнадёжно протянул он.

– Так в чём же дело?! – воодушевилась Инна. – Там признают, обязательно признают и тебя, и твоё открытие. За тебя руками и ногами ухватятся… Неужели ты ещё не понял: ты здесь никому не нужен.

– Поздно, Инна. Поздно… Через пару дней начало… У меня же ни паспорта, ни визы, ни билета.

– Попытка не пытка, – не сдавалась жена. – Приглашение ведь есть. Оно же не утратило силы.

Приглашение пришло ещё полгода назад. Пришло в специальном пакете, доставленном министру здравоохранения дипкурьером американского посольства.

Министр, после нескольких дней тщательного изучения вложенных в него документов, наконец, соизволил спустить один из них главному психиатру с указанием передать эту бумажку профессору Караеву.

– Тут, – говорил он, махая ею перед носом главного психиатра, – просят, чтобы министерство здравоохранения выделило средства для командировки Караева в Кливленд. Их у нас нет. Так ему и передайте…

Министр зло лукавил. В другой бумаге, лежащей в том же пакете, четким компьютерным набором уведомлялось, что расходы на поездку и пребывание профессора Караева М.Р. Оргкомитет берёт на себя… В ней писалось буквально следующее:

«…Возникшие финансовые вопросы, связанные с Вашей поездкой. Оргкомитет решает с Министром здравоохранения. Вам следует обратиться туда. Настоятельная просьба – о своём приезде сообщить не менее чем за десять дней. Иначе Оргкомитет не может гарантировать Вашей встречи и соответствующего размещения».

А та, так сказать, «бумажка», спущенная Караеву, содержала в себе текст приглашения. Мол, в сентябре текущего года в г. Кливленде состоится международный конгресс психиатров, на который организаторы имеют честь пригласить профессора М.Караева. Кроме того, Оргкомитет ставил в известность доктора о том, что он назначен одним из трёх основных докладчиков, а потому он за месяц должен представить тезисы своего научного сообщения. К приглашению была подколота карточка участника конгресса с его научным званием, именем, фамилией, названием гостиницы с указанием номера, закреплённого за ним с 31 августа по 5 сентября.

Подписывал письмо-приглашение Председатель Оргкомитета, Президент Всемирной Лиги независимых учёных, доктор Эмори Маккормак.

…Наверное, министр узнал и про деньги, свалившиеся ему на голову, и про паспорт, и про то, что он, Караев, вылетел в Америку не испросив у него разрешения. Последнее, очевидно, больше всего и задело босса. И он кому надо стукнул. А те, в свою очередь, тоже отстучали кому надо. Ребята оперативные. Им только дай наколку.

Караев воровато оглянулся. Нет, того бугая с красной рожей, которая бывает после сытных пельменей с обильным возлиянием, он среди прохожих не приметил. Может, показалось, подумал Мика и, на всякий случай ощупав на себе крепления контура, который он накинул на себя в мотеле, прибавил шагу.

Сердце всё-таки как-то не по-хорошему ныло. Хотя, если разобраться, с чего бы чекистам давать сюда, в Америку, своим людям команду пасти его? После возвращения поговорили бы. Ждать-то недолго.

Но его интуиция – такая тонкая и безошибочная штука, что не считаться с ней он не мог. Сколько раз за прожитую жизнь она, верная подруга, вдруг тихо касалась сердца, предупреждая его о нехорошем, несмотря на то, что безмятежное течение событий не предвещало ничего дурного. И он послушно следовал бессловесным и потому, быть может, более убедительным советам своей подружки. Как сейчас.

«Итак, – ускоряя шаг, размышлял он, – контур на мне, тумблер прибора под пальцем…».

Стоит лишь им щёлкнуть, и Мика исчезнет из глаз, станет пустым местом. Плохо только одно. Его роскошный баул-саквояж не даёт ему возможности идти быстрее. Он слишком тяжёл и с каждым шагом становится ещё тяжелей. А весит-то, казалось бы, почти ничего – тринадцать с небольшим килограммов. Во всяком случае, стрелка весов у таможенного досмотрового пункта в аэропорту «Бина» замерла именно на этой цифре. Караеву она врезалась в память как стекло в ногу. Он в ту секунду замер, в точности как стрелка.

– Откройте, – потребовал таможенник.

«Всё! Конец!», – решил он тогда. Там лежал его прибор. Точнее, не лежал, а был вмонтирован в саквояж. Стоит таможеннику заглянуть вовнутрь – пиши пропало. Электронные детали, золотые чашечки антенн с бриллиантовыми камешками, линзы, хитрое переплетение разноцветных проводов… И начнётся: «Что такое? Почему? И имеете ли вы право вывозить это? И не представляет ли это угрозу безопасности самолету и людям?..».

«Так и знал – вляпаюсь», – сокрушённо подумал Караев и, положив целлофановый пакет с туалетными принадлежностями к ногам, обречёно потянулся к баулу…

– Профессор! Микаил Расулович! – услышал он вдруг над самым ухом радостный возглас Эльдара, который только что привёз его в аэропорт. – Вы в Америку? На конгресс?

«Вот артист! Как будто не знает?» – ошарашено улыбаясь, Караев смотрит на перехватившего его руку Эльдара.

Азизов подхватывает с ленты транспортера его саквояж и, едва коснувшись плеча строгого на вид таможенника, говорит:

– Адыль, за документами я сам подойду…

– Тут есть кое-какие формальности, – начал было возражать таможенник, но Азизов договорить ему не позволил:

– Знаю… Я всё улажу, – заверил он, подмигнув.

Таможенник принялся заниматься очередным пассажиром, а они направились к арке пограничного пункта. Не доходя до неё, Азизов опустил на пол саквояж и, взяв у профессора паспорт с билетом и буркнув: «Стойте. Ждите меня», вернулся к таможеннику.

Возвратился он быстро. И уже через пару минут, подталкивая перед собой Караева, они проходили через пограничную арку.

– Тёзка, – крикнул он стоявшему в остеклённой будке прапорщику, – я провожаю профессора Караева… Паспорт его у меня…

И всё. Прапорщик без слов убрал стопор с вертушки и символическая граница – осталась за их спиной. Караев стоял на прямой к самолёту, где никаких проверок не ожидалось.

– Вы так бледны, – озабоченно заметил Азизов. – Успокойтесь. Всё позади.

– У них никаких вопросов к вам не было? – покосившись на баул, спросил он.

– Никаких, дорогой Микаил Расулович. Никаких, – рассмеялся Эльдар.

– Неужели не спросили, что в нём?

– Да хоть атомная бомба, – пошутил Азизов.

– Не может быть, – не поверил Караев.

Эльдар глубоко и безнадёжно вздохнул:

– Главное – не что везёшь, а сколько платишь, – тихо проговорил он, подтолкнув профессора к поджидавшей стюардессе.

«Вот пройдоха. Вот проныра», – с восхищением подумал Мика и пожалел, что взял с собой всего пятьсот долларов. Ровно столько, сколько положено было провозить по закону…

Караев обернулся. Ничего подозрительного. Тяжело отдуваясь, поставил свою ношу у ног. Ему надо было немного передохнуть.

В аэропорту «Кеннеди» его, конечно же, никто не встречал.

«Или Софочка подвела, или Софочку подвели», – решил он.

Караевы связались с Гусманами в день его вылета. Подняла трубку Софочка. И, узнав Инну, вдруг в голос заревела:

– Инночка, Сергушку срочно госпитализировали. Ущемление грыжи… Я только из больницы.

– Боже!.. Как он сейчас?

– Прооперировали… Кажется, удачно.

– Что значит «кажется»?

– Инна, родненькая, могу ли я говорить что-нибудь определённое, пока он там лежит? – вопросом на вопрос ответила она, всхлипывая.

– Кто с ним сейчас? – поинтересовалась Инна.

– Да там как узнали, что к ним доставлен профессор Гусман, главврач всю клинику на уши поставил. Выделили отдельную палату. Приставили двух нянечек. Они друг друга будут менять.

– За нянечками тоже нужен глаз, – вставила Инна.

– Ещё бы, – согласилась Софочка. – Этих девах Сергуша близко к себе не подпустит… Избаловала я его. Он только меня признаёт.

– Так в чём же дело? – с недоумением сказала Инна.

– В чём, в чём?! Он отослал. Сказал, чтобы я сидела и ждала звонка доктора Маккормака. Этот американец должен у меня узнать – вылетел мой Гусман или нет…

Оказывается, Сергей Михайлович во время приступа успел позвонить к нему в Нью-Йорк и дома его не застал. Отдиктовав автоответчику, что он занемог и скорей всего не вылетит, он попросил Маккормака перезвонить.

– Твой не собирается туда? – полюбопытствовала Софочка.

– Поэтому звоним. Всё решилось сегодня. Через два часа у него самолёт, – сообщила Инна и попросила обязательно передать Маккормаку, что Караев вылетел, его неплохо бы было встретить и сохранить номер в гостинице.

– Все непременно передам, – заверила Софа.

Караева никто, конечно же, не встретил. На всякий случай с часок побродив по аэропорту, Мика прошёл к рейсовым автобусам. И вовремя: как раз один из них отваливал на Кливленд…

Мика опять засновал глазами по потоку людей, идущих со стороны мотеля. Нет, того шкафообразного субъекта, что стоял возле стойки администратора и называл его фамилию, среди них он не видел.

«Шкафообразный», – повторил про себя Караев и задумался. Когда-то он уже употреблял это слово в отношении то ли этого самого, то ли другого «дромадера». Ничего, однако, не припомнив, Мика пожал плечами и решил немного постоять, чтобы лучше осмотреться и передохнуть.

Мимо, едва не касаясь облитого белой эмалью тротуарного бордюра, проехал шикарный лимузин. Скорее, проплыл, а не проехал. И, прошелестев упругими шинами, остановился. Чуть впереди. Метрах в двадцати. «Какой-то богатей», – подумал Мика, любуясь машиной.

В её ослепительно чёрном лаке горели золотые лоскуты восходящего солнца. И вся она походила на недоступную роскошную женщину – высокомерную, холодную. А людям было не до неё. Ещё сонные, но уже по макушку нагруженные заботами нового дня, они сновали мимо лимузина, как мимо пустого места. Им было наплевать на эту белую ворону, спозаранок объявившуюся на окраине Кливленда…

«Белая ворона чёрного цвета», – поправил он самого себя. И в голове вдруг сама по себе возникла мелодия песенки из популярного на его родине фильма «Д’артаньян и три мушкетёра». Память очень к месту выдала ему пару строчек из той песенки: «Куда вас к черту, сударь, занесло?! Неужто вам покой не по карману?»…

Караев усмехнулся. Она, та строчка, касалась и его, и этой расфуфыренной машины. Наверное, потому, что и он, и лимузин были тут гостями. Прошенными или не прошенными – вопрос другой, но то, что гостями – это точно.

Он готов был с кем угодно поспорить, что этот чёрный крейсер впервые оказался в предместье своего родного города. А что касается его самого, так он вообще из-за тридевять земель. И впервые в Америке и, конечно же, в самом Кливленде. И всё ему ново. И всё интересно. И, главное, хорошо. Хотя вчера он здорово переволновался. Денег с перепугу взял мало, а отели – чтобы этой Америке пусто было! – дорогие. Но всё решилось очень просто.

Заикаясь и сгорая от стыда, он долго и нудно объяснял таксишнику, что ему надо. Тот же понял его сходу. Словно каждый день встречался с людьми подобного рода.

– Окей! Нон проблем, – по-свойски, широко улыбнулся он. – Мотель за двадцать долларов в сутки вас устроит?

«Четыре дня на симпозиум, – спешно рассчитывал он про себя, – плюс один день с каким-нибудь магнатом или деньжастым коллегой – сто двадцать пять долларов. На еду – если не зарываться – долларов пятьдесят, столько же на непредвиденное, плюс билет на автобус до Нью-Йорка. Где-то сто тридцать долларов останется. Можно будет потратить своим на подарки». Последнее его воодушевило, и он с радостью выпалил:

– Вполне!

Они молнией сорвались с места и на крутом вираже, на выезде из вокзала водитель сказал:

– Меня зовут Грегори, или Грэг, а вас?

– Микаил… По-американски – Майкл, – представился он и, тревожно глядя на дорогу, спросил:

– А что, нам далеко ехать?

Грэг отреагировал мгновенно:

– Не волнуйтесь, Майкл… Мотель неподалёку. Отсюда минут пятнадцать… Номер двухместный. Постель чистая. Душ, туалет в комнате. Телевизор в холле.

– До центра оттуда не близко?

– До центра – это куда?

Караев вынул из кармана бумагу и, развернув её, протянул водителю:

– Здесь адрес написан… Может, знаете?..

– О-о-о! – Грэг сбавил скорость. – Приглашение на международный симпозиум психиатров! Так вы, Майкл, профессор?

Микаил кивнул и тут же про себя выругался. Что этот парень подумает о нём? Учёный, а как бродяга ищет задрипанную гостиницу. Ему стало муторно.

И он, не без раздражения, тыча пальцем на приколотую к листу картонную карточку, проскрипел:

– Не туда смотрите, Грэг. Адрес написан здесь.

– Бог ты мой! Отель «Риц-Карлтон», – присвистнул американец.

– Ну и как? – поинтересовался Микаил.

– Да, он в центре, – успокоил его водитель.

– Я не о том… От мотеля до него сколько езды? – уточнил он.

– Столько же, сколько отсюда до мотеля… Если не будет пробок. А пешком, – добавил таксишник, – надёжней и не более десяти минут.

Караев покачал головой: далековато. На такси не наездишься. Уйдут все только что им высчитанные подарочные деньги. Их не останется даже на билет до Нью-Йорка. Придётся, решил он, ходить пешком. Вставать пораньше и топать.

– Док, – отвлёк его от грустных мыслей водитель, – это, конечно, не моё дело. Можете не отвечать, если не хотите…

– Пожалуйста, пожалуйста… Слушаю…

– Почему вы не едете в «Риц-Карлтон»? Ведь он, как там написано, предназначен специально для участников симпозиума. Отель, скажу вам, – супер. Для звёзд.

– Там меня не ждут, – после некоторого молчания отозвался он. – Устроителей симпозиума о моём приезде следовало предупредить по крайней мере за две недели. А наши этого не сделали…

Караев махнул рукой и нахмурившись отвернулся к окну. На самом деле всё было иначе. Наши предупредили. Наших надо знать. Они не могли не сделать этого. С таким жополизством, как наши, никто и нигде к иностранцам не относится. А тут ещё – США, Огайо, Кливленд и название международной организации – Интернэшнл ассоциация. От одного названия язык, чтобы лизнуть, высунется сам по себе. И наши ответили.

Ответили вежливым факсом, в котором благодарили за оказанную честь персонального приглашения на столь солидный форум профессора Караева М.Р., но, к сожалению, по ряду объективных причин… И так далее… В общем, не хотите ли, богоподобные господа, чтобы мы вам командировали другого… Нашего министра… Богоподобные с давно отработанной ими вежливостью ответили отказом…

Прислонившись лбом к стеклу, профессор мрачно смотрел на нервно подрагивающую рябь чужого озера. Он молчал до самого конца. Да и водитель больше не донимал его расспросами. Этот коммуникабельный американец даже не подозревал, какую едкую жменю соли он сыпанул своему пассажиру на утихшую было рану.

Караев в сердцах выругался и, подхватив свой баул, пошёл дальше. Уже не торопясь. Далеко, однако, ему уйти не удалось. Когда он поравнялся с тем сверкающим, шикарным лимузином, задняя дверца его распахнулась, и ему навстречу шагнул тот самый шкафообразный дромадер, которого он видел в мотеле. Крепко взяв Караева повыше локтя, он на чистом русском спросил:

– Вы профессор Караев?

– Да. То есть…

– Пожалуйста, в машину, – угрюмо улыбаясь, пригласил здоровяк.

– Нет, – через силу выдавил из себя Мика. – Я пешком.

И, развернувшись, хотел бежать. Но слишком уж железной была хватка этого сибиряка. Да ещё к ним с шоферского места подскочил Шкаф поменьше и, с неуместно любезной улыбкой, сомкнул свои пальцы на другой руке Караева.

– Пойдёмте, товарищ Караев, вас с нетерпением ждут.

И они вдвоём прямо-таки занесли его в лимузин. Произошло это так быстро, что Мика забыл о спасительном тумблере.

– Ребята, за что? Я ничего такого не сделал. Ничего не нарушил. Я приехал на съезд врачей…, – уже сидя в салоне, сбивчиво объяснял он.

– Знаем, товарищ Караев, – трогаясь с места, отозвался сидевший за шофёра Шкаф поменьше.

Он улыбался, стараясь изо всех сил придать своей улыбке радушие.

«Старается, гад… Хочет успокоить…» – подумал Караев.

– Отпустите, ребята, – ещё раз просительно проканючил Мика и, наконец, вспомнил о своём саквояже, на который никто из них не покушался и который лежал между ним и тем бугаём из мотеля. Караев потянулся к его рукоятке.

– Слушай, стоп!.. Где он?! – рявкнул вдруг бугай водителю. – Что за бесовщина?!

– Где он? – повторил водитель, опешенно глядя на пустое место, где только что сидел и канючил профессор.

И он ударил по тормозам.

– Подавай назад! – рычал с заднего сидения Шкаф большой.

– Заткнись! Посмотри как следует рядом, – невпопад огрызнулся Шкаф поменьше.

– Козёл! – не унимался донельзя обалделый Шкаф большой. Что он, букашка тебе? – и, выскочив из машины, бросил:

– Не спускай глаз с его сумки. А я пока в окрест пошукаю.

Оставшись один, водитель, явно дрейфя, оглядывал просторный салон.

– Во, бля, бывает же такое? – сказал он себе, а потом, взяв Караевский саквояж, положил его рядом с собой. – От греха подальше. Коль лешак зашутил, жди недоброго.

С полчаса лимузин колесил по кругу. Заезжал в мотель, вынюхал все проулочки, дважды пробежал по озёрной набережной…

– Ё моё! – плюхнувшись на своё прежнее место, выдохнул Шкаф большой. – Что это было? Как он мог мотнуть отсюда?

– Ты с утра не того? Не ширялся? – поинтересовался Шкаф-водитель.

– А ты?! – зло переспросил его товарищ.

– Значит, он гипнотизёр, – с уверенностью сказал водитель.

– Что делать будем? – после недолгого молчания наконец донёсся с заднего сидения басовитый рокоток большого Шкафа.

– Ты старшой, тебе и решать, – отстраняясь от ответственности, пожал плечами Шкаф поменьше.

– Рули к шефу, козёл! – зло приказал бугай.

– Сам козёл. Причём душной, – не остался в долгу шофёр.

– Ты полегче мне…

И началась перепалка.

Сидевший с Микой рядом несколько раз протягивал руку, шаря по тому месту, где сидел исчезнувший Караев. И Мика в этот момент видел то, что не видел тот. Да он и не мог видеть. Хотя и было светло. Рука его, пронизывая Мику, как бы искривлялась. Словно он засовывал её в воду.

– Что ты там елозишь, как вшивая кикимора? Дырку протрёшь, – прикрикнул на него водитель.

– Не воняй хлебалом, паскуда, – раздражённо парировал Шкаф большой.

Они вели себя, как два индюка, у которых из-под носа исчез аппетитный червяк. Поначалу встопорщились, с изумлённой важностью глядя друг на друга и вокруг, а потом, всё больше и больше распаляясь и раздуваясь, кидали один в другого раскалённые докрасна хоботки. Хоботков у них не было. Но мат стоял что надо. Отборный. Смачный. Русский.

Мика с опаской смотрел на саквояж. Лишь бы они ненароком своими ручищами и ножищами не опрокинули бы его. Или, что хуже всего, вдруг захотели бы порыться в нём.

Они готовы были уже сцепиться друг с другом, но не получилось. Они приехали. Караев выглянул в окно. И обмер. Ему сюда и нужно было. Отель «Риц-Карлтон»…

Шкаф большой, прихватив саквояж, распахнул дверь. Караев поспешил за ним. Ему ни в коем случае нельзя было отрываться от своей сумки больше чем на девять метров. Шкаф поменьше нагнал их у самых дверей. И когда они вошли в холл, Караев вздрогнул. Ведь здесь он уже бывал. Точно, бывал. И когда они подошли к лифту, похожему на аквариум, он вспомнил… Он видел всё это в самом первом своём перемещении во времени…

Тогда Караев никак не мог понять, почему он увязался за этими шкафообразными субчиками. И не знал, где находится. Да и знать не мог. Потому что аппарат выкинул его в один из фрагментов будущего.

Два года назад он увидел себя на два года вперёд. И в то время он не мог знать о новых, придуманных им особенностях своего устройства.

Вот почему лица сопровождавших его громил казались ему знакомыми. Он знал теперь всё, что произойдёт с ним, вплоть до того, как доктор Маккормак, оставшись в своём кабинете один, с любопытством оглядится и широко улыбнувшись произнесёт:

– Вы здесь, профессор?