Текст книги "Новичок. История тайного оружия"

Химическая атака на Белый Дом

Президент Б. Н. Ельцин: «Раздали противогазы на случай химической атаки („черемухой“), я тоже его примерил, но в противогазе можно нормально пробыть лишь первые полчаса, потом начинаешь париться, а уже тем более в нем невозможно активно двигаться».

Б. Ельцин. Записки президента. Москва: 1994 г.

Учебник химической войны: «Вещество BZ предназначено для временного выведения из строя живой силы определенной категории. В районах боевых действий это могут быть личный состав штабов, узлов связи, караулов, разведывательных и десантных подразделений. Через 30–60 минут наблюдаются ослабление внимания и памяти. Пораженный теряет ориентацию, возникают явления психомоторного возбуждения, периодически сменяющиеся галлюцинациями» [7].

Бывший Верховный Главнокомандующий России ошибается. При атаке на Белый дом армия планировала применить не раздражающий хлорацетофенон (II) – средствами для применения этой «черемухи» вооружены подразделения МВД («умение» пользоваться ими отчетливо проявилось в дни следующей смуты – в октябре 1993 г.). Оружие предполагалось куда как более эффективное.

Что касается советских военных химиков во главе с многозвездным генералом С. В. Петровым, то еще не все обитатели полигона в Шиханах забыли о большом оживлении, которое царило в августе 1991 г. в их «кругах» в связи с планами применения армейских несмертельных боевых ОВ типа инкапаситантов против невоенных граждан своей страны – защитников Белого дома в Москве. Тогда они вполне могли применить даже газ BZ (IX) американского происхождения (или его советский аналог), поскольку Конвенция о химическом оружии, включившая BZ в запретительные списки, еще не была подписана. Впрочем, лица, именующие себя элитой, впоследствии так и не снизошли до каких-либо объяснений согражданам (они все больше отрицали [21]). Да и уволен генерал С. В. Петров из армии России был отнюдь не в 1991 г., а лишь в 2000 г., к тому же не за попытку применения химоружия против своих, а скорее всего за неспособность обеспечить нормальное химическое разоружение.

Промежуточный финиш в фонтане активности нашего неутомимого ВХК по подготовке к тотальной химической войне наступил в 1991 г. В апреле того года был подведен «впечатляющий» итог. Как обычно, это было оформлено выпиской Ленинских (и параллельно государственных) премий двум «группам товарищей», кои сочли себя создателями новейших видов химоружия [739, 764]. Одна пара секретных премий была выдана лицам, промышлявшим по линии создания ОВ смертельного типа (это был советский V-газ) в бинарной форме и достигшим результатов, о которых они так и не доложили вскормившей их стране [764]. Вторую пару секретных премий выписала себе группа товарищей, которая похвалялась организацией массового производства высокоэффективного ОВ несмертельного типа [739]. Они могли бы проверить в деле свое оружие в августе того же 1991 г. при выкуривании обитателей Белого дома в момент путча высшей советской бюрократии в Москве, однако же не решились. «Подходящий» момент настал осенью 2002 г., когда необходимо было усыпить террористов в ДК на Дубровке в той же Москве во время спектакля «Норд-Ост», а заодно и несколько сот ни в чем не повинных сограждан. К сожалению, проснулись после усыпления тем «несмертельным» ОВ не все – не менее 130 человек заснули навсегда [710].

А вот мощные демонстрации в защиту прав и свобод, состоявшиеся 14-го и 28 марта 1991 г. в Москве, деятели ВХК за премиальными хлопотами просто не заметили.

Что касается попытки химической атаки на Белый дом в 1991 г., то у нее было продолжение. В марте 1993 г. уже сам президент Б. Н. Ельцин активно прорабатывал разгон верховной законодательной власти России, и одним из подходов было выкуривание парламентариев из Белого дома с использованием ирританта хлорпикрина (I). Как записал в своих мемуарах генерал А. В. Коржаков, «химическая» сторона дела выглядела незамысловато: «На балконах решили расставить канистры с хлорпикрином – химическим веществом раздражающего действия… Офицеры, занявшие места на балконах, готовы были по команде разлить раздражающее вещество… Каждый офицер… знал заранее, с какого места и какого депутата он возьмет под руки и вынесет из зала».

И эта химическая атака тоже не случилась – фактически выкуривание было проведено позже, причем артиллерийско-пожарным способом.

Впрочем, до команды «стоп» оставалось еще много-много лет. Лишь летом 2001 г. ВХК получил прямое указание власти – в Уголовный кодекс (УК) РФ была внесена, наконец, норма уголовной ответственности за деятельность по разработке и накоплению химоружия [813].

* * *

Итак, советская власть и ее могучий ВХК под покровом тайны наготовили столько и такого химоружия, каковое даже и не снилось самым злокозненным империалистам. Однако всему приходит конец. С момента вступления советской власти на путь подготовки к наступательной химической войне прошло немало лет. А потом рухнула могучая страна, развалилась их партия, служившая стержнем их государства. И на рубеже веков настала наконец эпоха выхода из химической войны. Однако даже в нынешнее время, уже в другом государстве и в исторически совсем иной период – период химического разоружения, – кадры уже менее структурно оформленного ВХК ведут себя столь же нагло, как и при советской власти. Деятели ВХК, по-прежнему включенные во все ветви государственного древа России, продолжают попирать законы, правила и процедуры своей страны.

Глава 8
Закат химической войны

…империя – слишком большое учреждение, чтобы она могла рухнуть целиком.

Ф. Дюрренматт

Всему приходит конец. На рубеже тысячелетий дошло и до кончины тайной и очень дорогостоящей подготовки к масштабной наступательной химической войне. И советскому ВХК пришлось – очень нехотя – начать выползать из этой бессмысленной затеи. Солнце для последователей Л. Д. Троцкого, мечтавшего соорудить опаснейший гибрид из химии и авиации, начало заходить. И оно зайдет. Похоже, навсегда. Нам же предстоит ознакомиться с некоторыми деталями грязного советского военно-химического прошлого (см., например, [1–5, 12, 13, 37–54, 814–823]), извещение о которых своих сограждан никогда не входило в планы советского ВХК.

Итак, о какой «химии» не знали граждане Советского Союза?

8.1. Сколько заготовили отравы

Незнание наше начинается с количеств своей же отравы.

Вопрос об объемах химоружия, которые прошли через нашу страну в XX веке, ясен менее всего, особенно если учесть отчаянное нежелание и врожденную неспособность руководства нашей армии проанализировать потоки химоружия. Можно указать по крайней мере пять волн химоружия, которые появились в России-СССР-России в течение XX столетия, и судьбы каждой из которых необходимо разбирать индивидуально.

Во-первых, Красной армии досталось от царской армии немалое химическое наследство – ее собственные химические боеприпасы, а также трофейные химические боеприпасы английской и французской армий. Грубые оценки, выполненные в августе 1918 г., показали, что на тот момент на артиллерийских складах хранилось около 270 тыс. химических снарядов в районе Москвы и 125 тыс. – в Тамбове. Только на складе химоружия в Очакове (Москва) хранилось тогда 57 тыс. пудов ОВ [120].

Подсчет запасов химоружия, произведенный в конце 1925 г. в связи с образованием ВОХИМУ, привел к следующим результатам [462]. Артиллерийских химических снарядов калибра 76 мм в наполнении рецептурами на основе фосгена (XIII), хлорпикрина (I) и синильной кислоты (XV) только на четырех складах (Пермь-Бахаревка, Москва-Очаково, Карачев, Тбилиси-Навтлуг) имелось 415 тыс. шт.; снарядов калибра 152 мм в том же наполнении на тех же складах – 78 тыс. шт.; хлора в баллонах – 130 т, фосгена в баллонах – 180 т, а хлорпикрина в баллонах, бочках и ручных гранатах – 12 т.

Судьба этих запасов еще долгие годы оставалась трудной.

В 1928 г. в ведении Артиллерийского управления числился запас из 417 тыс. артиллерийских химических снарядов изготовления времен 1915–1916 гг., в том числе 360 тыс. калибра 76 мм и 57 тыс. калибра 152 мм. Ясности в отношении их будущего использования не было.

В 1931 г. начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман в докладе о состоянии военно-химического дела писал о неудовлетворительном положении с арсеналом химических боеприпасов. Констатировалось, что примерно 420 тыс. снарядов, оставшихся от Первой мировой войны, потеряли свои боевые качества и нуждались в переснаряжении [70]. Тогда же была сделана попытка произвести в этих снарядах замену рецептуры ОВ, однако выполнить ее не удалось.

В 1933 г., подводя итоги химического вооружения страны за первую пятилетку, Я. М. Фишман был вынужден вновь констатировать остроту проблемы хранения старых артхимснарядов и осколочно-химических мин [91]. На тот момент только на складе в Чапаевске-Покровке (Приволжский ВО) хранилось 320 тыс. артхимснарядов, оставшихся от Первой мировой войны.

Кроме того, по состоянию на 1 января 1933 г. старые артиллерийские химические снаряды калибров 76 мм и 152 мм хранились и на многочисленных складах ГАУ РККА: 76 880 снарядов – на складах Белорусского ВО (склады № 28, 44 и 66), 16 040 шт. – на складах Украинского ВО (склады № 27, 29, 63 и 72), 12 870 шт. – на складах Ленинградского ВО (склады № 34 и 54), 2650 снарядов – на складах ОКДВА (склады № 41, 57 и 74), 23 470 снарядов – на складах центрального подчинения (склады № 22, 34 и 36) и др. [469].

Весной 1933 г. по решению РВС СССР на склад в Чапаевске и на другие склады выехала комиссия для определения судьбы этих запасов. Результаты работы комиссии нетрудно оценить с учетом того факта, что в августе 1935 г. начальник Штаба РККА А. И. Егоров в письме, адресованном руководству ХИМУ, АУ и ВВС, вновь озаботился судьбой 175 тыс. химических снарядов калибров 76 мм и 152 мм изготовления времен Первой мировой войны [469]. На тот момент эти снаряды были уже негодны и запрещены к использованию.

Во-вторых, в период между мировыми войнами Красная армия заказала и получила от советской промышленности большие объемы химоружия.

Когда летом 1936 г. в ХИМУ был выполнен подсчет (скорее всего, впервые) химоружия, поставленного из промышленности в армию в 1925–1936 гг., получилась достаточно впечатляющая картина [477]. Табл. 23 демонстрирует, какими цифрами теперь мог оперировать начальник вооружений Красной армии в результате «приведения в порядок балансового имущества».

Второй реперной точкой для нас может служить война с Финляндией, которую начали готовить на исходе лета 1939 г. [768], хотя формально началась она 30 ноября, к тому же «внезапно». Табл. 25 демонстрирует, какими запасами СОВ (в основном это был иприт) располагала Красная армия по состоянию на 1 сентября 1939 г. [109]. По количеству запасов иприта видно, что наиболее опасными в 1936–1939 гг. считались два направления – дальневосточное (3530,3 т иприта на военно-химических складах в Лесном, Свободном, Сунгаче, Кнорринге, а также в Воздвиженском) и западное (549,1 т на складе в Ржанице). И эти примерно 4 тыс. т иприта (XX) составляли в 1939 г. стратегический резерв страны. А по состоянию на март 1936 г. в состав мобзапасов, числившихся по линии Комитета резервов СТО СССР и лишь хранившихся в армии, входило 3455 т иприта, а также 400 тыс. ЯД-шашек. Подчеркнем еще раз, что запасами СОВ, составлявшими стратегический резерв страны на случай возникновения большой войны, управлял не наркомат обороны СССР, а «инстанция». Однако мобилизационный резерв ОВ не исчерпывался лишь ипритом и ЯД-шашками. В 1936 г. в стратегический резерв было заложено также 50 т дифенилхлорарсина (IV) с местом хранения в I Главном управлении наркомата боеприпасов [402].

Подводя итог межвоенного периода выпуска ОВ для нужд армии и флота, подчеркнем, что к зиме 1939–1940 гг. иприта в Красной армии было столько, что на 1940 г. она уже совсем не заказывала его ни в чистом виде, ни в виде смеси с люизитом, ограничившись лишь скромным заказом 100 т люизита (XXI). А независимый от армии наркомат ВМФ заказал на 1940 г. 200 т смеси иприта с люизитом, 7 т люизита и 15 т хлорацетофенона (II).

Таким образом, в любом случае 10 тыс. т – это самое минимальное количество ОВ, которое было изготовлено в Советском Союзе в период между мировыми войнами. Точное число находится между 10 и 20 тыс. т ОВ.

Несомненно, тот стратегический резерв иприта вряд ли смог пережить Вторую мировую войну в силу своего низкого качества. То же самое относится и к химическим боеприпасам – «трудности роста» и спешка межвоенных лет неизбежно сопровождались низким качеством их изготовления. В частности, 1 января 1931 г. помощник начальника Особого отдела ОГПУ вместо новогоднего приветствия информировал наркома К. Е. Ворошилова о «делах вредительских» и, среди прочего, указал, что «вредители» дали рецепт ОВ, «заведомо обеспечивавший разложение ОВ при хранении в запасе, что и вызвало появление течи снарядов в 1929 г. и полное исключение из мобзапаса заготовленных 79 000 снарядов». А в 1931 г., уже по окончании разгрома «вредителей» [394], начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман, обсуждая состояние военно-химического дела в СССР, писал о неудовлетворительном состоянии изготовленных химбоеприпасов: артхимснаряды, залитые свежим ипритом, при хранении дали течь и подлежали переснаряжению. Речь шла о 60 тыс. снарядов калибра 76 мм и 20 тыс. – калибра 122 мм, снаряженных ипритом в Москве (Очаково) и Чапаевске (Покровка) [70].

А между тем армия начала получать и химические авиабомбы. Скажем, на 1 января 1935 г. РККА располагала следующими запасами авиахимбомб, которые были изготовлены в 1934–1935 гг.: АХ-8 – 11 845 шт., АОХ-8 – 20 272, АОХ-10 – 51 462, АХ-25 – 13 040, АХ-200 – 8055. Химические запасы авиабомб составляли 6,3 % от общего тоннажа авиабомб страны, и течи не обошли стороной и их [469].

На март 1936 г. объем накопленных запасов химических боеприпасов был таков. Авиахимбомб было накоплено: 8–10-кг осколочно-химических – 53 тыс. шт., 25-кг ипритных – 24 тыс. шт., 200-кг химбомб – 13 тыс. шт. Артхимснарядов было накоплено: калибра 76 мм – 460 тыс. шт., калибра 107 мм – 123 тыс. шт., калибра 122 мм – 176 тыс. шт., калибра 152 мм – 68 тыс. шт. Подчеркнем, что «значительная часть» накопленных артхимснарядов требовала «переснаряжения». Именно столь определенно было написано в письме наркома К. Е. Ворошилова, направленном 11 марта 1936 г. председателю СТО СССР В. М. Молотову.

Учитывая активную подготовку Красной армии к наступательной химической войне, нельзя было полагать, что все вновь созданное химоружие оставалось на стратегических и окружных складах – большие объемы химических боеприпасов направлялись в войска на учебную практику войск, а также на исследования и опытные учения. И судьба их неизвестна.

В-третьих, особенно большие количества химоружия ценою адского труда и гигантских людских потерь были изготовлены советской индустрией в период Великой Отечественной войны, то есть в 1941–1945 гг. Если ограничиться номенклатурой только лишь тех химбоеприпасов, которые были снаряжены в годы войны СОВ кожно-нарывного действия (ипритом, люизитом и их смесями), то речь может идти о 4 573 600 единицах боеприпасов – авиахимбомбах, артхимснарядах и химминах (табл. 29). Все они были складированы в армейских арсеналах и в дальнейшем… пропали [1]. Данных о судьбе той мощной партии химоружия армия не представила обществу и поныне.

В-четвертых, Советская армия вышла из Второй мировой войны с большой добычей трофейного химоружия немецкой и других армий (см., например, [648]). И она провела в 1945–1946 гг. много работ с этим оружием. Часть из них, впрочем, перенеслась на будущие годы.

В-пятых, после войны, в 1946–1987 гг., Советская армия заказала промышленности и получила очередную партию химоружия, причем и первого, и второго поколений, в частности, много химбоеприпасов в снаряжении такими ФОВ, как зарин (XXIII), зоман (XXIV) и советский V-газ (XXV).

Обращаясь к более детальной оценке судьбы упомянутых пяти групп химоружия, нельзя не признать катастрофичности сложившегося положения. К сожалению, пути и темпы создания заказанных армией ОВ и химбоеприпасов, а также вывода из оборота негодного и избыточного химоружия приходится анализировать при полном отсутствии каких-либо официальных данных. И если даже необходимые оценки и выполнялись в самой Красной (Советской) армии, они до настоящего времени не стали предметом рассмотрения в обществе.

История по генералу С. В. Петрову

«Вопрос. Хотел бы, Станислав Вениаминович, вернуть наш разговор к запасам предвоенных и военных лет. Вы сказали, что те боеприпасы устарели не только морально, но и физически. Почему же их уничтожение будет начинаться только сейчас, а не произошло много раньше?

С. В. Петров. В те далекие годы это оружие делали так, что оно может храниться еще долго-долго с абсолютной гарантией безопасности. А вот почему раньше не начали уничтожать? Мир тогда висел на волоске, и считалось нецелесообразным расставаться с таким грозным, как бы сейчас назвали, „оружием устрашения“» [18].

Возвращаясь к официальным данным о динамике производства и уничтожения советского химоружия, еще раз отметим, что общество, возможно, никогда их (официальных данных) не получит. Особенно если учесть решимость, с которой один из последних военно-химических начальников генерал С. В. Петров изображает положение вещей, и отдаленно не похожее на реальность. Дело в том, что особых проблем с поиском количественных данных о выпуске ОВ не существует, а ориентировочные цифры очевидны. В период между мировыми войнами СССР произвел 10–20 тыс. т ОВ, иначе он не смог бы подготовиться к так и не начавшейся химической составляющей Второй мировой войны (да и зачем иметь более 200 складов для хранения ОВ и химбоеприпасов, если не иметь самих ОВ?!). Во время Отечественной войны было произведено 122,4 тыс. т ОВ [431]. А после Второй мировой войны было выпущено не менее 60 тыс. т, из которых мировому сообществу было предъявлено 40 тыс. т. Остальное было израсходовано на боевую учебу и уничтожено в конце 80-х гг., для того чтобы советские цифры не очень превышали американские.

К сожалению, бедлам в учете и хранении химоружия возник очень давно. За деталями любой желающий может заглянуть в приказ наркома обороны К. Е. Ворошилова, датированный 31 мая 1934 г., «Об учете военно-химического имущества, отпускаемого на учебную работу» [471]. В приказе бесхитростно констатировалось: «Точный учет расхода боевого и военно-химического имущества… не установлен и данных о фактическом их расходе не имеется». В переводе на русский язык эта констатация означает, что все ОВ и химические боеприпасы, которые до 1934 г. поступали с центральных и окружных складов непосредственно в войска, не регистрировались, а попросту исчезали.

Каким образом исчезали? Некоторое представление об этом могут дать имеющиеся данные в отношении Москвы и ее окрестностей, а также Саратовской обл. До 1934 г. излишки этого опасного богатства фактически закапывались (и, кроме того, затапливались в озерах, болотах и реках, а также подрывались) в больших количествах и без каких-либо правил – непосредственно в Москве (на территории военно-химического института ИХО-НИХИ на Богородском Валу и гражданского химического института НИИ-42 на шоссе Энтузиастов), в Подмосковье (на полигоне в Кузьминках и на головном химскладе в Очакове), а также на военно-химическом полигоне в Шиханах (Саратовская обл.). В остальных сотнях мест работ с химоружием по всей стране каждый военно-химический командир или начальник действовал по своему разумению [3–5]. После 1934 г. в деле хранения химоружия попытались навести хотя бы минимальный порядок. 2 апреля 1935 г. появился, наконец, приказ наркома, регулировавший «порядок учета, хранения и расходования военно-химического имущества» [494].

Таким образом, за годы советской власти через страну прошло не менее 180 тыс. т ОВ только советского изготовления, не считая трофеев мировых войн.

А в начале 90-х гг. Советская армия официально предъявила мировому сообществу лишь 40 тыс. т ОВ из числа тех, что были изготовлены после Второй мировой войны. Путь к этому числу не был простым. Поначалу в 1988 г. ЦК КПСС решил признать факт существования у СССР общих запасов ОВ в количестве 50 тыс. т [824]. Годом позже, однако, декларируемые запасы ОВ решили «сократить» до 40 тыс. т. Впрочем, и на этом дело не закончилось, и весной 1993 г. представитель армии заявил, что на территории России «сосредоточено более 40 тыс. т только ОВ» («Независимая газета», Москва, 24 марта 1993 г.). Остается добавить, что на парламентских слушаниях по химоружию в Государственной Думе 24 марта 1994 г. генерал Ю. В. Тарасевич, чтобы не связывать себя с неправдой, ограничился констатацией, что «у нас заявлено 40 тысяч т» ОВ [825].

В табл. 37 приведены данные о заявленных запасах советских ОВ. Тех, что хранятся на предъявленных мировому сообществу семи складах химоружия – в местах будущих работ по его уничтожению.

Табл. 37. Запасы отравляющих веществ на складах России (по состоянию на конец 2002 г.)

Обозначения: П – это Речица-Почеп (Брянская обл.), М – Мирный-Марадыковский (Кировская обл.), Л – Леонидовка (Пензенская обл.), Щ – Плановый-Щучье (Курганская обл.), Киз. – Кизнер (Удмуртия), Кам. – Камбарка (Удмуртия), Г – Горный (Саратовская обл.).

Что касается остальных объемов ОВ, выпущенных в России-СССР в 1916–1987 гг., то о них наша армия умалчивает. Она умалчивает даже о тех 10 тыс. т ОВ, что были изъяты из советских заявлений после 1990 г. и частично втайне уничтожены. Таким образом, недостача чрезвычайно больших количеств ОВ и снаряженных ими химических боеприпасов очевидна.

Переходя от количеств советских ОВ к их качеству, отметим следующее.

По линии новых ОВ достижения были не самые впечатляющие. Известно, что за период между мировыми войнами в СССР, несмотря на серьезнейшие усилия и гигантские затраты, не было создано ни одного принципиально нового ОВ, которое было бы пригодно для ведения наступательной химической войны. Итог этих усилий вполне определенно подвел в 1940 г. предвоенный начальник ХИМУ РККА П. Г. Мельников: «На вооружении Красной армии имеются ОВ: иприт, люизит, фосген, дифосген, синильная кислота, адамсит, дифенилхлорарсин, хлорацетофенон. Все эти ОВ известны с 1914–1918 гг… нет четкой целеустремленности (не синтезировано ни одного нового ОВ, заслуживающего внимания), в исследовательской работе по химическому вооружению не участвуют видные ученые Союза» [73]. Впрочем, иного трудно было ожидать – такова была цена того, что младохимики Я. М. Фишмана «освободили» военно-химическое дело Страны Советов от «ненадежных» кадров прошлых лет.

В середине XX века прорыв в создании смертельного химоружия второго поколения был достигнут химиками Германии (зарин и зоман), а также Англии и Швеции (V-газы). Чтобы мысль о советской неспособности быть впереди даже при фундаментальных усилиях стала очевидной, приведем несколько примеров.

Зарин был открыт в 1939 г. в Германии, и установка по его выпуску начала действовать еще в 1944 г. Завод по промышленному выпуску зарина в США вступил в строй в 1952 г. на армейском арсенале Роки-Маунтин (Денвер, штат Колорадо) [7]. В Советском Союзе промышленное производство зарина было налажено в Сталинграде (Волгограде) лишь в 1959 г. [158, 726], и это несмотря на захват в 1945 г. всей немецкой зариновой техники в целости и сохранности [428].

Зоман был открыт в 1944 г. в Германии, и к концу войны там было уже наработано 20 т этого ФОВ. США решили по экономическим соображениям не иметь зоман в своем арсенале (при наличии V-газа). А вот советский ВХК счел необходимым иметь у себя все. Однако промышленный выпуск советского зомана, несмотря на гигантские усилия (и захваченные в Германии трофеи [428]), был налажен в Волгограде лишь после 1967 г. [799]. В США об этом не знали.

Первое ФОВ класса V-газов (фосфорилтиохолинов) было получено в Англии в 1952 г. Промышленное производство VX, отобранного из большой серии этих ФОВ, было налажено в США на военном заводе в Нью-Порте (штат Индиана) в 1961 г. [7] и в 1969 г. прекращено [36]. Советский V-газ был впервые получен в 1957 г. [158], однако его промышленный выпуск был налажен лишь в 1972 г. в Новочебоксарске. В США об этом не знали.

А потом настало время «застоя», когда химики десятков государств по обе стороны от линии раздела «холодной войны» перебрали десятки тысяч веществ в поисках смертельных ОВ, более токсичных и эффективных, чем V-газы [8]. В США, например, в те годы в рамках программы IVA (Intermedial Volativity Agent) исследователи проверили на токсичность множество веществ – кандидатов на роль новых ОВ и, в частности, перебрали все возможные фосфорорганические вещества. Об этом автору настоящей книги рассказывал 23 июня 1993 г. в Бостоне в Гарвардском университете американский проф. М. Месселсон (M. Messelson) в присутствии патриарха фосфорорганической химии F. N. Westheimer. Как ни странно, но именно в этом сплошном потоке химических веществ они промахнулись и прошли мимо вещества, которое оказалось принципиально новым ОВ, – советским ОВ третьего поколения.

Советский ВХК мимо того вещества на этот раз не проскочил и, таким образом, через много десятилетий достиг своей цели – быть впереди планеты всей не только по объемам производств ОВ и химических боеприпасов, но и по номенклатуре ОВ. Произошло это лишь к концу XX столетия. Именно в этот исторический период в Советском Союзе было создано и испытано химоружие третьего поколения, которое многие годы разрабатывалось по очень затратной программе «Фолиант» [1, 22]. Это был так называемый «Новичок», который в силу неизвестности специалистам Запада не попал в запретительные списки Конвенции о запрещении химоружия 1993 г. [57]. И это был единственный за 70 с лишним лет химического вооружения страны вид ОВ, который был на самом деле создан в Советском Союзе, а не списан или украден на Западе.

Впрочем, как водится, и в данном случае в очередной раз неумолимо сработал закон Паркинсона: результат был получен слишком поздно, когда начала разрушаться сама система, которая множество десятилетий его (результат) готовила. Однако это не помешало разведкам многих стран долгие годы гоняться за секретами советского химоружия третьего поколения, кое они проворонили [53]. А ФСБ – гоняться за своими гражданами и, как водится, хватать невиновных.