Текст книги "Новичок. История тайного оружия"

В 1988 г. в США на атолле Джонстон (Тихий океан, 700 миль к западу от Гавайских островов) было закончено возведение объекта по уничтожению химоружия с монтажом установки JACADS (прототип установок, которые предполагалось создать на восьми объектах на континентальной части США) [818].

В июле советский военно-химический полигон в Шиханах посетила английская военная делегация. «Правда» высоко оценила «открытость» армии [836]. На самом деле тот визит был ответным – сначала советские военные химики обследовали аналогичный объект Портон-Даун (Великобритания). Попутно «Правда» не забыла попенять американцам за любовь к бинарному химоружию.

1989 г. выдался на редкость сложным.

Власти США опубликовали полные данные о типаже своих химических боеприпасов [724] (табл. 40), и в дальнейшем он не изменялся. Дорога к доверию вроде бы была открыта.

В Канаде началась операция по уничтожению небольших запасов химоружия (закончилась в 1991 г.). Ключом к успеху считается раннее и честное привлечение граждан к участию в процессе принятия решений [943].

25 января Минздрав СССР утвердил протокол, в соответствии с которым проект завода по уничтожению химоружия был задним числом «рекомендован к производству работ». С рекомендацией они запоздали – строительство завода к тому моменту заканчивалось [812]. Завод предназначался для уничтожения ФОВ из химических боеприпасов. Его промзона составила 18 га. Расснаряжение боеприпасов должно было осуществляться на четырех технологических линиях: на двух – артснаряды с емкостью по ОВ до 8 л, на одной – ракетные и авиабоеприпасы емкостью по ОВ до 260 л, на одной – ракетные боеприпасы емкостью по ОВ свыше 260 л.

В феврале были конкретизированы тайные планы уничтожения ОВ на строившемся объекте в Чапаевске (в 1989 г. – 4,7 т, в 1990 г. – около 100 т, а с 1991 г. – по 350 т/год) [902]. Тогда же власти решили известить сограждан не только о заводе в Чапаевске, но и о запасах советских ОВ (50 тыс. т) [837]. В марте проблема вышла, наконец, из кулуаров на страницы «Чапаевского рабочего» и больше уже в подполье ВХК не возвращалась.

В апреле советский ВПК утвердил первую концепцию ликвидации химоружия [902]. Было намечено построить четыре завода по уничтожению химоружия – в г. Чапаевске, в пос. Горный (Саратовская обл.), а также в городах Камбарка (Удмуртия) и Новочебоксарск (Чувашия). Жители трех последних точек ничего не знали о своей судьбе, равно как и советское общество так и не узнало о той концепции.

9 апреля 1989 г. Советская армия при подавлении народных волнений в Тбилиси (Грузия) применила химоружие [40, 44, 709, 893]. Были использованы по крайней мере два ОВ из класса ирритантов – CS (VII), а также хлорацетофенон (II) («черемуха»). У 18 из 19 погибших в легких была обнаружена «химия».

9 апреля 1989 г. состоялся первый митинг протеста жителей Чапаевска. Знающие люди утверждают, что столько людей, вышедших по доброй воле на массовое мероприятие, город не видел даже в дни государственных праздников. За день под письмом протеста подписалось 15 197 человек [812].

В мае в Чапаевске работала комиссия Госкомприроды [901], назначенная для экологической экспертизы уже построенного завода по уничтожению химоружия. Ее членами были в основном деятели ВХК. Выяснилось, что возможные аварийные ситуации в проекте вообще проработаны не были («Предложенные технология и проект цеха уничтожения ОВ при безаварийной эксплуатации являются экологически безопасными»). Не были оценены последствия разрушения склада хранения химоружия. Жителей Чапаевска, также ознакомившихся с проектом, не устроил контроль воздушной среды на объекте, который должен был осуществляться с помощью малочувствительных приборов ФК-0072, ГСА-80 и СБМ-1М. Жители сформулировали собственные требования к проекту завода, исходя из очевидных недостатков, а сам перечень недостатков, подлежащих устранению, направили в столицу [864]. Западные специалисты, посетившие Чапаевск, нашли, что на заводе реализованы технологии 50-х гг., а решения вопросов безопасности и экологического контроля сомнительны. Их вывод: завод чреват будущими бедствиями, по сравнению с которыми катастрофа Чернобыля будет напоминать пикник в воскресной школе («Chemical and Engineering News» (USA), 13 August 1990, p. 19). Через много лет (лишь в 2004 г.) участник той чапаевской стройки отставной химический полковник В. М. Панкратов начал кое-что припоминать («Там было выявлено порядка пяти тысяч ошибок – от мелких до серьезных. А в процессе отладки на нейтральной среде еще около двух тысяч») [944].

Лишь в 1989 г. в Советской армии была создана методика расчета аварий на объектах с химоружием [905]. Химические генералы (И. Б. Евстафьев, В. И. Холстов) и их многочисленные соавторы начали наконец учиться просчитывать сценарии аварийных ситуаций с участием химоружия, а также ликвидации последствий аварий на объектах, выделенных для работ с химоружием. Сделать это было несложно: американская программа уничтожения химоружия 1988 г. подробно обсуждала вопросы аварий при работах с химоружием [818].

В июне ЦК КПСС направил в Женеву делегацию на очередные переговоры по химическому разоружению [903]. Ее состав демонстрировал уровень отношения властей к проблеме – были посланы лица, десятилетиями истово действовавшие на поприще химического вооружения: Н. Н. Ковалев из ВПК (будущий лауреат Госпремии СССР за создание бинарного химоружия [764]), С. В. Голубков из МХП СССР (лауреат Ленинской премии за организацию выпуска зомана в Волгограде [800]), А. С. Иванов из оборонного отдела ЦК КПСС (лауреат Госпремии СССР за создание психотропного химоружия [738])… Ни к проблеме уничтожения химоружия, ни тем более к экологии эти лица отношения не имели. Так что с таким составом можно было саботировать переговоры еще долгие и долгие годы.

22 июля ЦК КПСС принял постановление «О неразмещении советского химического оружия за рубежом». Тем самым был констатирован факт возврата всего химоружия из длительных зарубежных командировок.

В Щучанском районе Курганской обл. в 1989 г. в сравнении с остальными сельскими районами был найден резкий рост смертности среди детей до двух лет – особо чувствительной к ОВ категории жителей. В последующие годы этот показатель вошел в общую норму [44, 945]. Именно тогда заканчивалась тайная перевозка запасов химоружия на семь складов, которые были предназначены для демонстрации любопытному Западу (склад в Плановом – один из них). А попутно «излишки» ОВ были уничтожены – варварски, по-советски [946]. Это и дало всплеск детской смертности в Щучанском районе.

В начале августа в Чапаевске прошла серия массовых митингов и собраний. С 5 августа в поле, вблизи завода по уничтожению химоружия экологические активисты других территорий развернули палаточный городок протеста. На 10 сентября была назначена забастовка предприятий всего региона – Чапаевска, Куйбышева, Новокуйбышевска. Общественность стала столь частым «гостем» объекта, что власти были вынуждены втайне от экологических активистов вывезти с него эшелон завезенных для опытов химбоеприпасов [947].

В сентябре ЦК КПСС был вынужден «перепрофилировать» завод по уничтожению химоружия в Чапаевске в учебно-тренировочный центр [904].

В сентябре глава МИД СССР Э. А. Шеварднадзе в выступлении на 44-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН был вынужден признать факт обладания Советским Союзом бинарным химоружием [43, 47] (тем самым, от которого по заданию ЦК КПСС изящно открещивался в апреле 1982 г. химический генерал А. Д. Кунцевич на страницах западногерманского журнала «Шпигель» [43, 896]).

23 сентября 1989 г. Э. А. Шеварднадзе от имени СССР подписал в Джексон-Хоул (шт. Вайоминг, США) так называемый Вайомингский меморандум. Было решено провести в два этапа обмен с США данными о химоружии. На первом, до 31 декабря 1989 г., необходимо было обменяться информацией о расположении складов химоружия, о количествах находившихся там ОВ и типах химических боеприпасов, о местах расположения объектов по производству химоружия с указанием выпускавшихся там ОВ. До 30 июня 1990 г. каждая сторона должна была показать по два производственных объекта. На втором этапе следовало обменяться перечнями химоружия, хранившегося на каждом складе, планами уничтожения его запасов, характеристиками объектов, которые предполагалось для этого использовать [828].

В 1989 г. Советский Союз информировал США о 22 объектах на семи заводах по производству химоружия (трех заводах в Дзержинске и по одному в Чапаевске, Березниках, Волгограде и Новочебоксарске), в том числе об объекте по его разработке (ГИТОС в Шиханах). В дальнейшем в тот список вносились изменения. Собственным гражданам эта информация не предоставлялась.

Параллельно советский ВХК не дремал. Показатель его мощи – целевая программа создания советского бинарного химоружия третьего поколения, которую многомудрые ЦК КПСС и СМ СССР утвердили в октябре 1989 г. [811].

А чтобы об этом никто не дознался, советские шакалы от журналистики шумно обвинили США в неискренности [26]. Оказывается, США никак не откажутся от создания бинарного химоружия. А еще они будто бы решили оставить 2 % своих ОВ «про запас». То была наглая ложь, поскольку временная задержка с ликвидацией сторонами 2 % запасов ОВ была прямой договоренностью Вайомингского меморандума [828].

В целом, однако, в СССР процесс потихоньку двинулся в сторону химического разоружения. 27 ноября было издано постановление ЦК КПСС и СМ СССР, которым армии было поручено разработать проект программы уничтожения химоружия и, согласовав ее с ВПК, внести в Верховный Совет СССР до 1 апреля 1990 г.

9 ноября случилось великое событие – падение Берлинской стены.

В 1990 г. события на советском химико-секретном фронте по-прежнему шли на уровне пассов с тайнами.

Химический полковник В. И. Емельянов сообщил обществу (Химическая энциклопедия. Т. 2., Москва), что иприт, люизит, зарин и зоман будто бы («по зарубежным данным») являются ОВ. И это об ОВ, которые долгие годы стояли на вооружении Красной/Советской армии. То было откровенное бесстыдство – в мире только Советский Союз обладал мощнейшими запасами люизита и зомана.

В январе возник проект первой программы уничтожения химоружия, и ее армейские создатели были очень экономными [908]. Они избрали им очевидный и экономичный вариант. Было предусмотрено возведение в СССР двух объектов, причем основной планировали развернуть в Чувашии (г. Новочебоксарск), где на «Химпроме» и надлежало вместо создания химоружия организовать ликвидацию боеприпасов с ФОВ. По более чем смелому заявлению генерала С. В. Петрова, принятое решение предусматривало размещение объекта по уничтожению ФОВ в районе «с низкой плотностью населения» [16]. Заглянуть в учебник географии ему в голову не пришло. Иначе бы он выяснил, что Чувашия – это регион России с наивысшей плотностью населения. Что до уничтожения химоружия в местах его хранения, этот вариант химики в погонах сочли затратным, и эти точки названы обществу не были. Информирование жителей Чувашии тоже сочли излишним.

В США в феврале несколько служащих военно-химического полигона в Абердине (штат Мэриленд) были привлечены к судебной ответственности за нарушение правил хранения боевых химических веществ.

В апреле в США был опубликован отчет о воздействии на окружающую среду процесса уничтожения запасов химоружия США из Европы, выполненного на установке JACADS (на атолле Джонстон) [818]. Опыт, полученный далеко от США, позволял избежать ошибок при работе на объектах в самих США [943].

1 июня состоялось подписание советско-американского соглашения по вопросам химоружия (соглашения Буша – Горбачева) [906]. Согласно п. IV.6а этого документа, стороны должны были обменяться информацией о своем химоружии (с указанием «мест его хранения, его типов и количества»). Соглашение не было ратифицировано ни Советским Союзом, ни Россией. Однако первый обмен данными состоялся еще в 1989 г. в рамках процедуры, установленной Вайомингским меморандумом [828].

После этого генералу И. Б. Евстафьеву было поручено известить советский народ [17] (США об этом уже знали), что в Советском Союзе имеется восемь складов химоружия (точные места их расположения он, вестимо, скрыл). А генерал С. В. Петров, командовавший советскими/российскими химическими войсками в 1989–2001 гг., сообщил гражданам через «Правду» [16] перечень советских ОВ (VX, зарин, зоман, иприт, люизит, смесь иприт – люизит). И тут же заторопился в «Известия» с сообщением, что имеющиеся на вооружении армии химические боеприпасы могут пролежать еще много-много лет [18].

В июне 1990 г. американская военная делегация посетила авиационный химический склад в Почепском районе Брянской обл. (жители самой области о существовании склада были не в курсе). О наличии склада люизита в Удмуртии узкий круг ученых республики был проинформирован в 1990 г. параллельно с визитом на него в августе американских специалистов.

В августе жители Башкирии впервые узнали о диоксиновой подоплеке событий в Уфе, связанных с утечкой фенола с завода «Химпром». Тот завод многие годы производил химоружие против растительности «вероятного противника» и параллельно загрязнял город высокотоксичными диоксинами [863].

В ноябре советские общественные экологические организации предложили свой подход к организации химического разоружения [854], отличный от официального: 1) работы должны находиться под общественным контролем; 2) проекты должны быть рассмотрены независимой экспертизой; 3) ОВ и химбоеприпасы должны уничтожаться в местах хранения. Общественность не ставила задач сверх экологического сопровождения ликвидации химоружия. Однако, несмотря на неудачный опыт в Чапаевске, власти придерживались собственных приоритетов. Даже идея отказа от перевозок химоружия не была ими услышана и нашла решение лишь через пять лет. А до общественного контроля дело не дошло никогда – ни при советской власти, ни при власти российской.

В 1990 г. армия тайным приказом № 00190 по министерству обороны установила свой размер санитарно-защитных зон (СЗЗ) от объектов хранения химоружия (3000 м). Это был скорее разрыв внешней безопасности, чем санитарный норматив. Однако раньше не было и этого, и это обстоятельство мало кого волновало.

В 1991 г. советский ВХК по-прежнему занимался своими собственными делами. Пресса специальных поручений не получала – властям разваливавшейся страны было не до информирования общества о химическом разоружении.

10 марта президент СССР М. С. Горбачев издал распоряжение о сроках доработки первой программы уничтожения химоружия. 11 мая (после доработки) она перекочевала в правительство. До августа, когда ожидалось утверждение, дело не закончилось, а после августовского мятежа – ушло на новый виток обсуждений, на этот раз в рамках новых – послепутчевых – исторических реалий.

В марте на конференции Пагуошского движения в Москве представитель министерства среднего машиностроения объявил о ведущихся во ВНИИЭФ (Арзамас-16) работах по исследованию возможности уничтожения химоружия методом подземного атомного взрыва. В Советском Союзе в это время еще действовал мораторий на ядерные взрывы [846].

В марте же в связи с переговорами в Женеве о химическом разоружении химический генерал И. Б. Евстафьев успокоил общество вестью, что имеющиеся в Советской армии химические боеприпасы могут пролежать еще многие годы без последствий. С чего бы это? А ему все еще было интересно обследование «все новых и новых классов биологически активных веществ, воздействие их на мишени в организме человека» [838].

Весной на химзаводе в Волгограде была получена первая промышленная партия советского ОВ бинарного типа [866]. И это при том, что М. С. Горбачев клятвенно заверил весь мир, что СССР прекратил выпуск химоружия еще в 1987 г. [11]. А химический генерал А. Д. Кунцевич еще в 1982 г. по заданию ЦК КПСС в журнале «Шпигель» отрицал намерение делать советское химоружие бинарного типа [43, 896]. Параллельно были приняты меры, чтобы злокозненный заокеанский враг не дознался и чтобы нетоксичные компоненты бинарных ОВ можно было производить на обычных химических заводах, не связанных с войной [47].

5 июня в Осло (Норвегия) состоялась Нобелевская лекция М. С. Горбачева – лауреата Нобелевской премии мира.

В июне газета «Балаковский вестник» (Саратовская обл.) сообщила, что в Краснопартизанском районе будет производиться уничтожение ОВ. Уже в июле химический генерал С. В. Петров известил газету, что ее мнение «не соответствует действительности» и потребовал публикации опровержения. Трудно понять, на что рассчитывал шумный генерал, если решение о том, что пос. Горный в Краснопартизанском районе будет местом уничтожения ОВ, было принято в ВПК еще в апреле 1989 г. [902].

Пока на международной арене шли переговоры, а в Москве проходили мощные народные демонстрации, ВХК наградил самого себя в апреле 1991 г. Ленинскими и государственными премиями за создание и организацию серийного выпуска новейших образцов советского химоружия – бинарного (среди получателей – химические генералы А. Д. Кунцевич и И. Б. Евстафьев) [764], а также психотропного (среди лауреатов – химический генерал С. В. Петров и биологический генерал Е. В. Пименов) [739].

Августовский путч 1991 г. в Москве внес некоторое оживление.

Генерал В. К. Пикалов, управлявший химическими войсками в 1969–1989 гг., назвал после путча газете «Известия» свою шестерку советских ОВ: зарин, зоман, иприт, люизит, «Си-эс» (CS), а также смесь иприта с люизитом [21]. V-газа в том списке не было. Трудно понять, зачем химические генералы-начальники снабжали сограждан разными перечнями ОВ, не договорившись хотя бы между собой. Если у них не было специальной цели запутать «вероятного противника».

Состоявшаяся 27 ноября встреча представителей семи комитетов Верховного Совета РСФСР рекомендовала парламенту рассмотреть программу уничтожения химоружия [907]. Результат был нулевой – не стало Советского Союза.

А в США осенью 1991 г. в срочном порядке (и, скорее всего, просто с перепугу) была принята программа «помощи» в разоружении непредсказуемого обладателя мощных ядерных, химических и биологических запасов – программа Нанна – Лугара. С тех пор представителям ВХК России, унаследовавшего свое химическое богатство от ВХК советского, не было необходимости «шакалить у посольств» – деньги им подносили на блюдечке. Впрочем, чтобы американские обещания денег не повисали в воздухе, ВХК все же приходилось трудиться.

1992 г. был первым годом хлопот с химоружием у независимой России.

В январе жители Чувашии впервые узнали о «химическом прошлом» своей земли. Как оказалось, на их «Химпроме» в г. Новочебоксарске действовал вовсе не обычный завод по производству ядохимикатов и других химических продуктов, а комбинат по выпуску самого токсичного ОВ современных армий [815].

В апреле генерал И. Б. Евстафьев отказался сообщить обществу России места складов химоружия («американцам мы их назвали, вам – не могу») [839].

Советский ВХК – в российском виде и в другой стране – оставался в своем репертуаре. Серьезные сдвиги на фронте бинарного химоружия были неизбежны.

В I квартале 1992 г. завершились полигонные испытания новейшего химоружия на военно-химическом полигоне на плато Устюрт в Каракалпакии, в районе г. Нукус (в уже независимом Узбекистане) [866]. Испытания химоружия в бинарной форме были последними, поэтому после их окончания химический генерал С. В. Петров раскрыл в апреле факт существования ранее (при советской власти) секретного полигона [22]. Чтобы независимый Узбекистан не использовал его по прямому назначению. Последним начальником полигона был генерал В. П. Капашин – ныне борец с химоружием. И в том же апреле генерал И. Б. Евстафьев на вопрос о наличии бинарного химоружия ответил определенно: «Запасов не имеем, но потенциал для производства может иметь любая страна, имеющая химическое производство» [839]. Этому генералу был нужен производственный потенциал химического нападения с помощью бинарного химоружия.

Могущество ВХК проявлялось и на фронте проблемы старого химоружия. В 1992 г. руководство России в лице президента Б. Н. Ельцина (поручение от 26 сентября № 1714) и руководителя правительства Е. Т. Гайдара (поручения от 7 июня № ЕГ-П-10-17346 и от 27 июня № ЕГ-П18-19749) неоднократно давало армии задание провести «работы по выявлению мест прошлой деятельности, связанной с производством и уничтожением химического оружия в бывшем СССР» [664]. В ответ армия России не торопилась выполнять эти приказы.

Одновременно ВХК делал вид, что он думает о химическом разоружении.

25 мая появился указ президента России о формулировании задач учрежденного им Комитета по конвенциальным проблемам химического и биологического оружия [909]. Созданному при президенте гражданскому органу было предписано координировать деятельность всех ведомств по выработке и осуществлению единой политики при выполнении международных обязательств страны по химоружию. После этого началось противостояние армии и конвенциального комитета, принесшее стране немало бед.

Глава конвенциального комитета генерал А. Д. Кунцевич, посланный в США за обещанными деньгами, после контактов с партнерами объявил через доверенного газетного певца, что «за уничтожение химического оружия в России заплатят американцы» [25]. Дело прошлое, но по прошествии лет видно, что платят американцы ВХК России по линии химического разоружения скуповато: в 1993 г. – 25 млн долларов, в 1994 г. – 30 млн [948]. Всего на 1 января 2007 г. США списали по графе «российское химическое разоружение» 179,44 млн долларов [926]. Впрочем, чтобы американцы не слишком расслаблялись, по возвращении А. Д. Кунцевича в Москву «Красной звезде» было поручено провозгласить, что химоружие в России будет уничтожено, но… «чуть-чуть попозже» [840].

В июне конвенциальный комитет заполучил у президента России задание на написание новой программы уничтожения химоружия вместо отодвинутой пока в сторону армии. Председатель комитета и бывший заместитель начальника химических войск генерал А. Д. Кунцевич переиграл в подковерных битвах (на тот момент) своего бывшего руководителя – начальника химических войск генерала С. В. Петрова. Приходилось властям вспоминать даже о безопасности. В подготовленном комитетом для президента России распоряжении возникло понятие о зоне безопасности, связанной с работами с химоружием и потребовавшей введения специального статуса для ее обитателей. Для обеспечения безопасности жителей вокруг объектов химоружия провозглашена была 15-километровая зона со специальным режимом (возмещение ущерба, связанного с аварийными ситуациями, создание систем экологического мониторинга, создание диагностических центров для обследования граждан, проживающих в зоне, создание объектов социальной сферы и т. д.). Не забыли и о «своих» – работникам объектов химоружия решили построить в 10-километровой зоне дома усадебного типа [910].

Армия тоже не дремала. 22 августа 1992 г. в недрах лидера химического разоружения – войсках РХБ защиты – было создано Управление ликвидации химоружия. На тот момент в ведение химического генерала С. В. Петрова было передано лишь два склада химоружия – в г. Камбарка и в пос. Горный. Хранились там старые ОВ (иприт и люизит), а не боеприпасы с ФОВ, которых боялись в США. А вот остальные склады так и остались в ведении генералов из совсем других военных ведомств. Три химсклада принадлежали ВВС: 50-й, 38-й и 19-й арсеналы в пос. Леонидовка (Пензенская обл.), пос. Мирный (Марадыковский, Кировская обл.) и пос. Речица (Почепский район Брянской обл.). А два склада (88-й и 96-й арсеналы) остались у ракетно-артиллерийского ведомства ГРАУ: в пос. Плановый (г. Щучье, Курганская обл.) и в пос. Кизнер (Удмуртия). Оставались авиа– и артхимсклады в боевом строю до 1998 г.

22 сентября желтый пропагандист из «Известий» со слов химического генералитета распространил ложь, что при щелочном гидролизе люизита будто бы «практически нет влияния на экологию» («нет газообразных выделений, нет печей и ничего не сгорает»). Разнообразные перспективы были намечены и для продуктов детоксикации советских ФОВ: превращение их в антисептические жидкости и смолы, пригодные для обработки шпал и технической древесины, повышающие качество стройматериалов, обеспечивающие подъем нефти из скважин и т. д. За труды тот пропагандист был поощрен поездкой за океан для знакомства с подготовкой к уничтожению химоружия на военно-химических объектах США. После чего пересказал через газету байку генерала Ю. Корякина, что будто бы «у нас… такой проблемы нет – отделять боеприпас от заряда. Мы храним их отдельно» [841]. Это он таким образом скрывал от общества наличие на военно-химических складах России кассетных химических боеприпасов, где ОВ и взрывчатка находятся в одном корпусе.

Продолжились события и на фронте давно прокисших тайн.

В 1992 г. военно-химический деятель Г. А. Сокольский продолжил «информирование» общества о запасах ОВ, сообщив, что «основу существующего запаса смертоносных ОВ составляют зарин, V-газ (как наиболее эффективные) и иприт» (Химическая энциклопедия. Т. 3., Москва, 1992). О зомане и люизите, имевшихся только в запасах своей собственной страны (зомана – более 9 тыс. т, люизита – более 6,7 тыс. т), тот деятель упомянуть «забыл».

В 1992 г. были опубликованы воспоминания маршала Г. К. Жукова с полным восстановлением снятого советской цензурой текста. Как оказалось, ни химоружия, ни химических войск в Красной/Советской армии все еще «не было». Даже в предвоенные годы. На сей счет маршал не смог припомнить ничего [767]. Ни оружия такого не было, ни войск химических (хотя бы для обороны) вообще не существовало, хотя обо всех остальных было написано довольно подробно.

В июне «Московские новости» поставили перед властями страны простой вопрос: а куда подевался иприт, в очень больших количествах наготовленный за годы советской власти, а потом «пропавший»? [864] Ответа не последовало.

В июле автор настоящей книги публично предложил властям страны начать постепенное прощание с военно-химическими тайнами («Граждане России имеют право знать все три вещи – места прошлого изготовления, нынешнего хранения и будущего уничтожения ОВ… И право наше все это знать столь же священно, как право на жизнь»). Одной из таких тайн был назван пожар, случившийся в 1974 г. на заводе химоружия в г. Новочебоксарске (Чувашия) [38].

11 сентября президент РФ Б. Н. Ельцин посетил завод химоружия в г. Новочебоксарске [865]. Что именно делал знаток биологической войны на флагмане войны химической, неизвестно, но пресса подала то событие как согласие на организацию здесь уничтожения химоружия. Во всяком случае, «Красная звезда» исполнила задание вполне убедительно [842].

16 сентября Б. Н. Ельцин распорядился ввести контроль «за экспортом из Российской Федерации химикатов и технологий, которые имеют мирное назначение, но могут быть использованы при создании химического оружия» [911]. А чтобы США не дознались, что именно делалось на химзаводе в Чувашии, тем документом был канонизирован курьез – запрещен, среди прочего, вывоз полупродукта производства американского ФОВ типа VX. А вот вывоз полупродукта изготавливавшегося в СССР советского V-газа запрещен не был [44].

18 сентября правительство РФ постановлением за № 733-55 утвердило Временный перечень сведений, составляющих государственную тайну.

20 сентября «Московские новости» (уже после парафирования Конвенции о запрещении химоружия) опубликовали подсказку властям России о необходимости отказа от реставрации военно-химической системы прежних лет и о желательности перехода к раскрытию ныне уже вредных военно-химических тайн. Было, среди прочего, сообщено, что артезианские воды под институтом химической войны ГСНИИОХТ (Москва) отравлены токсичными веществами. Главным «героем» той публикации был химический генерал А. Д. Кунцевич, вторым фигурантом – директор ГСНИИОХТ В. А. Петрунин [39].

Хотя статья в «Московских новостях» не противоречила постановлению правительства от 18 сентября, уже в октябре события на фронте тайн обрели драматические формы – ВХК и обслуживавшая их спецслужба новой России «отреагировали». 2 октября директор ГСНИИОХТ В. А. Петрунин (только что добывший себе тайную Ленинскую премию за создание бинарного химоружия на основе советского V-газа [764]) написал на авторов статьи [39] донос. 20 октября Б. Н. Ельцин посетил министерство безопасности РФ (именно так тогда назывался прошлый КГБ – нынешняя ФСБ), где в процессе празднования юбилея начальника ведомства решал разные вопросы, в том числе о том, как поставить на место «разболтавшихся химиков». И 22 октября тайная полиция заявилась к любителям вносить предложения и задавать властям неудобные вопросы с обысками. Сорвалась та бездарная провокация лишь через полтора года.

Чтобы общество не волновалось, ВХК предпринял пропагандистский набег. В августе (то есть после июльской публикации [38]) неутомимый певец ВХК со ссылкой на генерала А. Д. Кунцевича провозгласил через «Известия», что за все время производства химоружия на заводах «не произошло даже малейшей аварии или чрезвычайного происшествия» [24]. И в ноябре сей певец информировал сограждан, что специалисты завода химоружия в г. Новочебоксарске (Чувашия) будто бы «не допустили ни одной аварии» [841].

А уже в начале декабря «Известия» были вынуждены повторить то, что уже было опубликовано [38]. Так, наконец, и в «Известиях» появилось сообщение о гигантском пожаре, который случился на заводе химоружия в Чувашии в 1974 г. [40] (прямо на складе готовой «продукции» [868]). Одновременно властям страны были вновь заданы вопросы о многоплановом грязном химическом прошлом, связанном с тайной подготовкой страны к наступательной химической войне [40]. Нельзя сказать, что для генералитета все это было новостью – телеграмму с предложением расследовать пожар 1974 г. генерал А. Д. Кунцевич послал в Чебоксары до разоблачительной статьи в «Известиях» [40].

Особенно удивительными были пропагандистские битвы конца года. Сначала «Правда» [33] кинулась опровергать только что опубликованные и не самые желанные для ВХК сообщения «Известий» [40]. А 26 декабря «Правда» провозгласила из Москвы, что «уничтожение химического оружия начнется в Новочебоксарске в 1996 г.». Нельзя не подивиться дару предвидения непререкаемого издания – в тот же день «Советская Чувашия» известила о решении Верховного Совета Чувашской Республики запретить работы по ликвидации химоружия на ее территории [949].