Текст книги "Подземная тюрьма"

– Ну что, хлопцы… Прогуляемся? – с придыханием выдал змей-искуситель Андреев.

– Запросто! – возбужденным хором откликнулись бойцы.

– Так, а вот это уже без меня, – решительно отрезал Гена. – Мы сюда работать пришли, а не шарахаться черт знает где. Кроме того, я уверен, что Валентину это не понравится.

Высказавшись таким категоричным образом, Гена развернулся и пошел вдоль речки к тоннелю.

– Ну и зануда же ты, Гена! – с глубоким сожалением констатировал Андреев, аккуратно закрывая дверь и устремляясь вслед за инженером. – Скучный мазутный клоп! И вся жизнь твоя клоповая – такая же скучная и мазутная! Никаких тебе приключений и прочих радостей…

* * *

В дальнем тоннеле с определением «резонансных» камней тоже не возникло никаких проблем. Гена светил на свод, постукивал молоточком, втыкал в стены флажки и бодро топал дальше. Так инженер с эскортом и дотопали до обрушенной накануне камеры…

И тут их поджидал крайне неприятный сюрприз.

Из камеры раздавался негромкий, но вполне внятный стук, временами перемежающийся приглушенным звуком, похожим на скрежет металла о камень. Вернее будет сказать, что звуки доносились не из самой камеры, расположенной прямо по курсу, а несколько южнее, но это решительно ничего не меняло: было ясно, что кто-то с той стороны настойчиво пробивается в тоннель, по которому пришла группа.

Реакция на сюрприз была неоднозначной.

– Надо же, старатели уевы! – хмыкнул Гена.

– К бою! – страшным шепотом рявкнул Андреев, гася налобник, припадая на колено и беря оружие на изготовку.

Бойцы тотчас же вырубили налобники, послушно рассредоточились, насколько это возможно в тоннеле, и прилипли к стенам.

– К какому бою? – спокойно уточнил Гена, даже и не думая гасить свой фонарь. – В смысле, к бою – когда? Через трое суток? Или, в лучшем случае, через три-четыре часа?

– Гена, не быкуй. – Андреев невидимо покраснел во тьме тоннеля, слабенько разбавленной лучом одного фонаря. – Обнаружен враг, так что команда вполне по теме.

– Да я и не спорю, ты командир, тебе виднее, – пожал плечами Гена. – Только враг ли это, черт его знает. В смысле, точно ли с ним – «к бою»? Может, просто – за химок и пинка под задницу? Или, наоборот, лучше сразу удрать и не связываться?

– В каком плане? – не понял Андреев.

– Пока понятно только одно: что какие-то старатели пробиваются с той стороны в этот тоннель. Вот и все, больше мы ничего не знаем. Кто это – Служба, конкуренты или какие-то вообще левые «монтеры» – мы без понятия. Ну и пока никаких проблем не вижу, у нас вагон времени на принятие решения.

– Логично, – одобрил Андреев. – И сколько эти старатели будут пробиваться?

– Это зависит от того, кто там сейчас старается, – мудро сообщил Гена. – Если «чайники» и с обычным железом, будут ковыряться два-три дня.

– А если там такой, как ты?

– Так… – Гена призадумался. – Если там толковый инженер, и с нормальной экипировкой… Судя по звукам, примерно треть «ракохода» уже прошли. Думаю, оставшиеся две трети добьют за три-четыре часа, а в камере дело пойдет поживее – еще пара часов. Короче, при самом быстром варианте – пять часов.

– И что теперь, мы тут будем сидеть пять часов и ждать?

– Зачем ждать? – удивился Гена. – Пойдем обратно, подготовим ближний тоннель и аккуратно уроним.

– Так по логике надо бы быстренько подготовить и уронить этот тоннель, разве нет?

– Это плохая логика, – не одобрил Гена. – При взрыве тоннеля с той стороны крепко «плюнет» – и как раз похоронит всех, кто там сейчас стучит. Ладно, если точно враг – а вдруг там Служба? Нам оно надо, такие проблемы?

– Да, Гена, ты – голова, – одобрил Андреев. – Надо метнуться на объект, сказать Палычу, чтоб уточнил, кто тут к нам ломится. Если какие-то левые – имеем на руках массу вариантов. Ну а если реально Служба – я даже и не знаю…

* * *

Палычу только-только удалось уснуть, поэтому, будучи внезапно разбужен по столь «незначительному» поводу, он был… как бы это помягче… в общем, он был очень недоволен. Так недоволен, что пришлось ждать, пока богатырь победит приступ ярости – и большущее спасибо Андрееву, который поленился топать обратно и послал Гену в качестве парламентера. Рациональный посыл в данном случае взял верх над первобытными чувствами: Палыч прекрасно знал, что Гена – существо хоть и вредное, но крайне нужное для общего дела, и его нельзя не то что убивать, но даже просто калечить. В остальном же Палыч не стеснялся: он метался как тигр в клетке, орал благим матом и лупил пудовым кулачищем то по гулко отвечавшей дубовой столешнице, то по полуторацентнеровой груше, висевшей на цепях прямо в кабинете. Стол-богатырь, под стать хозяину, – выстоял, цепи что надо, и крепеж не подкачал: груша так и не рухнула, хотя, по беглым расчетам инженера, были к тому все предпосылки.

– Гена, б…!!! – Несколько придя в себя, Палыч перешел к конструктивному общению. – Ну что за дебильные вопросы?! Стучат – вперед, залезли с другой стороны, повязали, бегом разобрались, кто такие! Не разобрались на месте – приволокли сюда, здесь уже разобрались во всех подробностях! Это же так просто, б…!!!

– Надо бы уточнить, вдруг это кто-то из Службы…

– Какой, на… Службы?! Не может там быть никого из Службы! Генерал давно бы всех уже на уши поставил, если б там полез кто-то из Службы!

– Нет, понятно, но… Надо бы все-таки уточнить, – не отставал настырный Гена. – Мало ли, что там… Вдруг что-то поменялось, какие-то подвижки, нюансы…

– Ну… хорошо, сейчас уточним. – Палыч неимоверным усилием взял себя в руки и принялся названивать в Службу и в Комиссию – разным нужным людям, на предмет выяснения, нет ли каких «подвижек» и не работает ли кто по линии происшествия в полку связи с каким-то «особым заданием». Генерала и Валентина он беспокоить не стал, но и без них все очень быстро выяснилось: нет, никаких нюансов, никаких особых заданий, никто даже и не думал заниматься чужой работой.

– Это «левые», – с отчетливой жаждой убийства в голосе резюмировал Палыч. – И я сразу тебе об этом сказал! Передай Андрееву: вязать, разбираться, тащить сюда. Если это не «монтеры» или какие-нибудь дохлые диггеры, а хотя бы даже с малым намеком на конкурентов – я сам буду разбираться, специально часок подожду, все равно уже разбудили. Все, убежал отсюда!

– Понял. – Гена вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Андрееву распоряжение чрезвычайно понравилось.

– Ну я же сказал: вот она и пригодилась, старушка СМ. – Он бережно похлопал себя по груди. – Сейчас зайдем с тыла – и…

– А если туда хода нет? – скептически уточнил Гена.

– Ну, нет – так нет, – пожал плечами Андреев. – По логике устройства СМ, в этом районе должны быть еще как минимум два входа – помимо того, что есть в трансформаторной будке.

– «По логике устройства СМ»? – Гена скептически хмыкнул. – А где именно должны быть эти два входа?

– Да тебе это все равно не пригодится, – отмахнулся Андреев. – Я знаю, и ладно. В общем, в любом случае выйдем либо в будке, либо в другой точке, тут все должно быть рядом. Оттуда проскочим в следующий двор, спустимся в дренагу и захватим твоих старателей. Ты один управишься?

– Запросто. Оставьте один мешок здесь – все равно потом возвращаться, второй я с собой возьму, пойду оборудовать ближний тоннель. Единственно, запомните крепко-накрепко: обратно через «павильон» чтоб никто не совался.

– Мог бы и не говорить, это любому идиоту ясно. Кроме того, на фига лезть через сток, если у нас теперь есть доступ к СМ.

– И не забудьте меня потом забрать, – напомнил Гена о самом главном. – Я-то без жетонов, так что через эту вашу СМ выйти не смогу, ни через будку, ни как-то по-другому.

– Интересная мысль! – Андреев ехидно ухмыльнулся. – Я поразмышляю на досуге, стоит ли забирать тебя или, может, маленько наказать за вредность?

– Да можете и не забирать, – пожал плечами Гена. – Я могу ведь цепь и в ту сторону положить, вылезу через «павильон» и скажу Палычу, чтобы эвакуировал весь персонал – на всякий пожарный, там ведь близко, если с того конца валить тоннель, большой риск… Ну и, естественно, когда придется оправдываться, расскажу Валентину, что весь кипеж с эвакуацией получился из-за твоих «размышлений на досуге».

– Дурак ты, Гена, и шуток не понимаешь, – огорчился Андреев. – Ладно, некогда тут с тобой трещать, побежали мы – делом займемся…

Глава 10
Алекс Дорохов: экскурсия по старой дренаге

На следующий день…

Знаете, дорогие мои, очень хочется опустить всю ненужную рутину и сразу перейти к этой во всех отношениях замечательной фразе. То есть сегодня нырнул в яму с вонючей жижей – многоточие, – а на следующий день уже стоишь у ворот родной части, выспавшийся, сухой, весь в чистом и пахнешь туалетной водой… Так, минуточку… Туалетной водой?! Брр! У меня после вчерашнего на это сочетание устойчивая аллергия. В общем, никаких вод, тем более – таких, а просто ничем не пахнешь. И стоишь. Весь из себя готовый к трубу и одороне – но на поверхности. В крайнем случае, в окопе полного профиля.

Увы мне, увы, если я опущу нижеследующий кусок рутины, вам будет непонятно, откуда что берется. Так что крепитесь: сейчас я вам этак ненавязчиво и быстро поведаю об… эмм… как же поблагозвучнее обозвать этот вертеп? Пожалуй так: о подпольной сталкерской базе в самом сердце Москвы. Определение, впрочем, может, и не совсем верное, но оно вполне соответствует духу и функциям данного учреждения.

Покинув квартал, категорически не рекомендованный для посещения лабораторным Абульфасам, мы поехали в центральный район столицы.

Вечерело-холодало, зуб на зуб не попадало, а доктор у нас, как выяснилось, не только мастер языком болтать, но также отличается повышенной наблюдательностью.

– Остановите-ка, – попросил он у ближайшей аптеки.

Юра остановил машину, доктор спросил, есть ли у меня деньги.

– Есть, но мокрые.

– Ничего, это неважно…

Доктор забрал все мои деньги и ушел в аптеку. Вернулся он через несколько минут с медикаментами и тремя пятилитровыми бутылками воды.

Мы поехали дальше и спустя несколько минут остановились на углу Малой Фэнь-шуйской – 169 Среднеазиатской, у круглосуточного магазина дешевой китайской одежды «Добрый Желтый Брат». Доктор сходил в магазин и притащил целую кипу этой самой одежды.

Затем мы зарулили в какой-то сквер, где доктор заставил меня раздеться донага и помыться с каким-то особо едким мылом и жесткой вехоткой – прямо на улице, на газоне. Поскольку я к тому времени впал в прострацию (а у меня такое бывает: после сильных переживаний клонит в сон), то особо противиться не стал, разделся и выполнил все предписания. Вечерело, но было еще светло, проходившие мимо аборигенки – любознательные китайские девушки, заинтересовавшись процессом, подошли поближе и хотели запечатлеть инсталляцию «вечернее мытье лейтенанта» на мобильные, но доктор не дал: сказал, что у меня Кемпендяйская скоротечная малярия, которая передается воздушно-капельным путем, и если они немедля не уберутся, я сейчас как следует встряхнусь и воздухе будет очень много капель.

Девушки быстро убрались восвояси, я завершил купание и был немедля облачен в китайские одежды: пахнущие ацетоном трико, футболку и носки, черную ватную фуфайку, такие же ватные штаны, меховую шапку – почему-то вполне сибирского фасона, и черно-белые китайские кеды. Фуфайка – это кстати, потому что моя легонькая фасонная курточка, подобранная специально под парадный пиджак, вряд ли сейчас меня согреет.

Затем доктор заставил меня выпить какие-то горькие пилюли и закапал что-то в глаза. Ни водки, ни горячего кофе я не получил, но уже спустя несколько минут почувствовал себя значительно лучше – и даже ацетоновая вонь после подземных приключений казалась поистине небесным ароматом.

– А тебе идет, – глумливо хмыкнул Юра, оценив мое преображение. – Особенно кеды с фуфайкой… Красавец!

Потратив таким образом примерно четверть часа на мою санобработку, мы поехали собственно в логово контрабандистов, располагавшееся неподалеку от делового центра города. По дороге Юра позвонил кому следует и договорился о встрече, так что с допуском у нас проблем не было. Между тем, они могли бы возникнуть, попробуй мы вломиться без предупреждения: собственно база располагалась в подвале круглосуточного фетиш-бара «Урбан-трава», а проехать туда на машине можно было лишь через огороженный задний двор, охраняемый внушительной стаей наглых откормленных тузиков – отнюдь не породистых, но на вид вполне сторожевых или даже служебных.

– И зачем вам столько кабысдохов? – строго поинтересовался доктор у престарелого сторожа-корейца, сопровождавшего нас в пенаты (вы не поверите, но при появлении этого тщедушного деда наглые псы мгновенно разбежались и попрятались кто куда). – Посетителей не кусают?

– Дынем она сипит, – философски зажмурившись, пояснил сторож. – А вечир двор чужой ни ходит. И фсем харашо. Ха-а-ароший сабачка! Умм-ням-ням…

– Ну-ну. Смотрите мне, а то я вам тут устрою сан-эпидем-во-все-норки…

Юра подогнал машину к подвальному люку, мы вышли и косвенно приняли участие в общении с главным контрабандистом.

– Семен, Степан, Саня, – представил нас Юра дородному кудрявому мужчине в очках и затрапезной спецовке. – А это, господа офицеры, Ганс-пулеметчик! Но без дисков: дискотека у нас только по выходным.

– Ты, как всегда, в своем репертуаре. – Ручкаться с нами Ганс не стал, и вообще, как мне показалось, держался он несколько настороженно. – Ты заметил, я не спрашиваю, что это за люди с тобой?

– Заметил.

– А почему я не спрашиваю?

– Потому что они со мной. Я не понял, у тебя какие-то проблемы? Раньше ты такие вопросы не подымал.

– Тебя не было два года. Где ты, что с тобой – никто не знает. И вдруг ты звонишь на ночь глядя и говоришь, что везешь товар…

– Да все нормально, расслабься! – Юра свойски хлопнул Ганса по плечу. – Это свои люди. Я снова в деле. И все будет как прежде.

– Ну-ну… – Ганс включил фонарь (уже темнело, а свет в салоне у нас почему-то не включался) и в три секунды оценил наш товар: – Ну, Юра, ты удивил… Стареешь, что ли? Ты чего приволок? У меня этим добром все углы забиты!

– Так, вот только не надо парафинить мой товар, – Юра тотчас же азартно вступил в торг. – У тя все углы забиты рваными ГП-5, шо твои крысята тянут почем зря с брошенных бомбарей[21]21
  Бомбоубежище (сленг).


[Закрыть]. А это ГП-7ВМ! Улавливаешь разницу? Нулячие, фирменные, минимум по полторы штуки можно пихнуть, и это только если оптом.

– Ой, ну прям-таки «нулячие»!

– Да к ним даже фляжки для воды есть…

И таким образом они довольно живенько торговались минут пять, пока Гансу это не надоело:

– Ладно, уболтал. Что хочешь?

– Пять комплектов.

– Что?! Юра, что значит «пять комплектов»?

– Пять комплектов – по минимуму.

– Слушай, я за два года уже отвык от твоей наглости! Да никому бы и в голову не пришло за такую крохотную кучку просить пять комплектов! Да за пять надо как минимум еще столько же!

– Пять ящиков – это крохотная кучка? Ганс, я за два года отвык от твоей жадности!

– Да я не вижу вообще ни одного ящика, они у тебя кучкой…

– Ганс, не придуряйся, ты все давно посчитал и уже на баланс занес. – Юра похлопал по чоповской сумке. – Ну и ты меня знаешь – я ж с пустыми руками не прихожу. Как всегда, будет изюминка. Причем такая, что ахнешь.

– Гхм-кхм… – Ганс с неожиданным интересом уставился на сумку, почесал кудри и махнул рукой. – Ладно, сгружайте. Пошли, делом займемся.

Двое молодых азиатов, безмолвными тенями стоявшие за спиной хозяина, тотчас же распахнули люк и принялись выгружать наш товар. А мы вслед за Гансом спустились в подвал через вполне бункерный вход, с массивным бетонным тамбуром и тяжелой дверью на винтовой задвижке.

В просторном подвале был светло, чисто и даже уютно, что несколько странно для помещения такого типа. Высокие сводчатые потолки побелены, все трубы выкрашены в сурик, а местами замазаны алебастром, метлахская плитка пола свежевымыта, а огромная куча (это я так, навскидку – прикинул, если бы все это вывалить, получилась бы гора до потолка) разнообразного барахла упакована в разнокалиберные ящики и коробки, которые, в свою очередь, аккуратно расставлены на многочисленных стеллажах и поддонах. Одним словом – порядок.

Поддерживала порядок очень симпатичная пышечка в переднике: голубоглазая, рыженькая, веснушчатая и до того аппетитная, что невольно возникало желание немедля записаться в местные дворники и на пару с ней долгими зимними вечерами (равно как летними, осенними и весенними) прибираться в этом замечательном подвале. Ну просто – ухх!

Пышка влажной шваброй протирала и без того чистый пол, озабоченно хмурясь и сдувая непослушную рыжую прядь, выбивавшуюся из-под голубенькой косыночки, вполне гармонировавшей с цветом глаз.

– Вот она, моя красавица! – с порога заорал Юра, радостно распахивая объятия. – У-ти-мая-ца-ца! У-ти-маи анютины глазки!

– Брысь! – Пышка как-то совсем обыденно и даже привычно выставила перед собой швабру. – Вот только попробуй протяни свои лапки – сразу шваброй в лоб.

– Я сто раз говорил: здесь тебе не светит, – хмыкнул Ганс, проходя мимо нас за длинный ряд стеллажей. – Погодите немного, я открою…

– Два года, а? – Юра слегка взгрустнул. – И ты даже по мне не соскучилась?

– Да сто лет бы тебя не видела, – пробурчала пышка, рассматривая нас с ленивым любопытством. – Это кто с тобой?

– Саня, Семен, Степа, – представил нас Юра.

– Аня. – Пышка, повернувшись персонально к Степе, неожиданно изобразила книксен – со шваброй, но очень элегантно. – Кофе будешь?

– Пффф! – Юра аж подпрыгнул. – Не, ну надо же! Я ее вот с таких лет знаю – ни разу стакан воды не предложила! Это шо ж такое творится, а?!

– Ну, в общем… можно… – Степа слегка зарделся. – Только некрепкий…

– Сейчас принесу. – Аня поставила швабру в угол, подобрала передник и резво припустила вслед за папашей.

Одну минутку: я сказал – папашей? Это машинально вырвалось: Аня в самом деле похожа на Ганса, и сейчас в подвале я заметил, что наш гостеприимный хозяин тоже рыжий.

И Степа рыжий. Интересно, она его по этому признаку выделила, или тут нечто иное?

– Дочка Ганса? – уточнил я.

– Ага, – кивнул Юра. – Степа, а ты чего такого делаешь, что девки с ходу на тебя вешаются? Поделись секретом, как ты их охмуряешь?

– Да кто охмуряет-то? – Степа теперь уже не просто зарделся, а натурально запунцовел. – Я сам не понял – чего она…

– Не-не, Степа, тут че-то не так! – Юра погрозил соратнику пальцем. – Деффка привередливая, тут такие орлы ходят – косяками, всех посылает открытым текстом, а щас вдруг на тебе – кофе, мля… Ну, Степа…

Из-за стеллажей доносился псевдожелезнодорожный звук: как будто по рельсам катили вагонетку. Ну, скажем так, маленькую такую вагонетку, и по очень мелкой узкоколейке. Лайт-версия, одним словом.

– А Ганс, это, я так понял, – «погоняло»? – поинтересовался я.

– Это имя, – покачал головой Юра. – Ганс Шульц.

– Немец, что ли? А отчество?

– Немец, – кивнул Юра. – Такой же, как Семен – еврей, он в России с седьмого колена. Отчество – Вольфович, но его просто так зовут, без отчества, все давно привыкли.

– Давай, заходи, – позвал откуда-то из недр подвала Ганс.

Ведомые Юрой, мы обогнули несколько рядов стеллажей и обнаружили «двойное дно»: целый кусок стены с прибитым к нему здоровенным шкафом был сдвинут в сторону, за образовавшимся проемом виднелось еще одно помещение, поменьше, но тоже все заполненное коробками и ящиками, аккуратно уложенными на стеллажи. Слева от секретного проема находилась обычная дверь – сейчас она была распахнута, и за ней виднелась винтовая лестница: очевидно, именно по ней Анюта убежала наверх.

– Вы посидите, я пойду выберу. – Юра кивнул на лавку, стоявшую справа от проема. – А то он не любит, когда туда посторонние заходят. Да, вон там в коробке плащ-палатки лежат, расстелите парочку, чтоб добро на пол не валить.

Посидеть удалось одному Степе: нам с доктором пришлось поработать. Юра бодро подтаскивал экипировку, которую я, стоя на незримой разграничительной линии между общедоступным подвалом и заветными закромами, передавал доктору. Доктор все аккуратно раскладывал на расстеленных плащ-палатках, а Степа чинно пил кофе, который принесла Анюта, и пытался вести галантную беседу.

– А ты где работаешь?

– Ну… Вот конкретно сейчас – в одном подразделении, замкнутом на Администрацию Президента…

– А ты у нас раньше не бывал? Хочешь, приходи в пятницу вечером, я тебя с интересными людьми познакомлю.

– Ну… Если будет время…

– Степа, а ты в курсе, что она несовершеннолетняя? – ревниво сообщил Юра, передавая мне очередной предмет экипировки.

– Не слушай его! Это же такой врун – просто жуть! Ты давно с ним знаком? Я тебе про него такого могу порассказать – упадешь! А мне в августе двадцать будет…

Ну и в таком духе – по нарастающей.

Я Степе не завидовал: симпатия – это ведь такая непредсказуемая штука, как шальная пуля, вроде бы стрелял в одну мишень, а попадает в другую, да порой такую, что стоит на заднем плане и ты о ней давно забыл. Это я вам говорю как человек, проведший немало дней на стрельбище.

Однако меня тоже несколько удивил выбор рыженькой прелестницы. Безусловно, в нашей компании самый интересный парень – это я. Я самый молодой и, как мне видится, самый симпатичный из всех нас. Еще я дьявольски умен, дико начитан и невероятно скромен, но с первого взгляда это не заметно, так что остановимся на первых двух преимуществах. Далее идет Юра: он шутник и балагур, вполне приятен на личико и ввиду своей мелкотравчатости выглядит значительно моложе своего возраста. Доктор решительно отпадает: для Анюты он глубокий старик. Степа у нас совсем неприметный: молчаливый, тихий, ничем не выразительный, а тоже относительно староват – парню где-то под тридцать. Неужели она выбрала Степу именно из-за того, что он рыжий?! Вот будет интересно, если у них все сложится: получится полноценная рыжая банда – папаша, дочурка и зятек. Всем, всем, всем: слушайте и не говорите, что не слышали! Каждую субботу в фетиш-клубе «Урбан-трава» трио Рыжих со смертельным трюком: беготня по катакомбам с последующим задвиганием заглушки перед самым носом у погони. В погоню приглашаются все желающие: если не поймаете рыжих, с каждого по штуке еврейских рублей, но не шекелей! Йюу-хху!

А если поймаете, придется драться со Степой. И тогда он просто заберет все, что у вас есть.

Ну, в общем, вот такие рыжие перспективы.

К тому моменту, когда Юра закончил комплектацию, на двух плащ-палатках, разложенных на полу, сформировался довольно внушительный пласт экипировки. Тут даже я, человек несведущий в таких вопросах, усомнился, что это паритетный обмен.

Думаю, вы понимаете: прожженный деляга Ганс в этом даже и не сомневался. Он животом отодвинул Юру подальше от плащ-палаток и кивнул на трофейную сумку.

– Ну, давай – что там у тебя?

– А если без сумки?

– А если без сумки, сразу забираю две трети того, что ты натаскал. И в первую очередь – газоанализатор и дозиметры. Юра, ты что, решил надо мной пошутить?

– Спокойно, Гансюля, наши в городе. – Юра выудил из сумки травматические пистолеты в кобурах и положил их на лавку. – Так пойдет?

Ганс быстро осмотрел трофеи, пожал плечами – судя по всему, его это не впечатлило – и разочарованно уточнил:

– Не понял… Вот это и есть изюминка?

– Ганс, ну а что ты хочешь? – Юра пожал плечами и с обидой в голосе воскликнул: – Тебе что, ракетную установку притащить?

Получилось скверно: обида явно не удалась, так же, впрочем, как и обращение к привычно выигрышной форме гротеска:

– У меня есть установка, – невозмутимо заявил Ганс – и непонятно было, шутит рыжий скопидом или нет. – Юра, если это – изюминка, тогда забираю половину, в том числе газоанализатор и лампу. Что-то ты в самом деле хватку теряешь. Вот раньше у тебя были изюминки – просто закачаешься. А теперь…

– Нет, это просто довесок. – Юра тяжело вздохнул и полез за пазуху. – А за изюминку у нас сегодня…

Тут он взял эффектную паузу и, продолжая держать правую руку за пазухой, левой принялся чесать нос.

Вот это был настоящий момент истины.

Если мы – я, доктор и Степа – смотрели на Юру просто с любопытством (и чего, интересно, этот мелкий бес сейчас вытянет?), то Ганс и даже Анюта буквально замерли в предвкушении сюрприза, выкатили глаза и дружно разинули рты: как простодушные детишки в тот момент, когда рождественский дед лезет в свой сказочный мешок за подарком. И я понял, что в этом сообществе Юра в свое время был записным волшебником по части доставания неожиданных вещей, и умел удивлять даже таких людей, как многоопытный хозяин базы контрабандистов и его любимая дочурка-помощница.

– За изюминку у нас сегодня вот что. – Юра достал из-за пазухи небольшой продолговатый сверток и вручил его Гансу. – Держи, пулеметчик. Лично для тебя старался. От сердца отрываю!

Ганс торопливо развернул бумагу (это были листы, что дал мне доктор для составления схем), и в руках у него оказался кортик.

– Эмм… Кортик?

– Это не просто кортик, – замогильным голосом продекламировал Юра. – Это адмиральский кортик! Наградной!

– Да ладно – «адмиральский», – пробормотал Ганс, жадно рассматривая подарок. – «Новодел», наверно… Да? На ВДНХ купил, да?

– Я тебе говорю – адмиральский! Они штучные, на каждом номер! И потом, что значит «купил»? Это ты про кого – «купил»?!

О, боже…

До меня только сейчас дошло… И если насчет чоповских травматов я смолчал – как ни крути, все же трофеи, хоть и разбойные, то сейчас молчать был не в силах:

– Юра… Я не понял… Ты что, с-3,14-здил у адмирала кортик?!

Анюта сверкнула глазищами, задорно хихикнула и, воспользовавшись всеобщим замешательством, подсела ближе к Степе и прижалась к нему бедром. Степа окаменел и теперь уже не просто запунцовел, а буквально побагровел от смущения.

– Вот это ты сказанул, турист! – с превеликим огорчением воскликнул Юра. – Вот это ты ляпнул! Что значит – с-3,14-здил?! Да как только у тебя язык повернулся такое сказать?!

– Юра, а как это по-другому называется? Предложи свою формулировку?

– Во-первых, здесь девушка, так что выбирай слова! – сурово нахмурился Юра. – Во-вторых, как ты можешь говорить такое про своего коллегу?! Ты что, не видел, как все происходило?

– Видел. Этот кортик висел у адмирала на чреслах. Ты там терся рядом, помогал их инженера грузить. А теперь кортик у тебя! Перепутать невозможно: у кап-разов были обычные, а этот золоченый, наградной, с инкрустацией!

– Да ты ж ушел и не видел конца! – истово воскликнул Юра. – Он же вылез, чтоб не мешать нам инженера грузить! Этот же каличный растопырился, не влезал! Кортик зацепился, оторвался и упал – а я его подобрал и сунул машинально за пазуху. А потом, когда спохватился, – уже поздно было…

– Так значит, точно адмиральский, – с глубочайшим удовлетворением произнес Ганс, любовно оглаживая подарок. – Погляди какой – а? Просто красавчик… Ну, Юрик, – удружил…

– А теперь уже поздно отдавать! – завершил свое выступление Юра. – Потому что неудобно. Видишь, ты подумал, что я его спер. Ты – мой боевой товарищ! А что подумает адмирал, чужой человек, когда я его ему принесу?! Не, увольте – как хотите, а я отдавать не буду.

– Да-да, не надо отдавать, – поддержал Ганс. – Очень, очень неудобно получилось… Адмирал наверняка не поймет, так что… И мы с вами в расчете. Если есть желание, подымитесь в бар, посидите, выпейте за счет заведения, музыку послушайте.

– Да, давай погрузимся да зайдем на полчасика, – охотно «спрыгнул с темы» Юра. – Я вас с такими людьми познакомлю… Ганс, кто там у тебя? Из наших есть кто-нибудь?

– Есть, – кивнул Ганс и быстро назвал несколько имен – или кличек, которые мне ни о чем не говорили.

– О, нормально! – обрадовался Юра. – Все, пошли грузиться…

* * *

Так… Барные посидели я опущу: это ведь тоже рутина, тем более я ее плохо помню. Помню – выпил, потом еще, затем уже почти не помню, только Анюта, кажется, обнимала Степу, и он вроде бы был не прочь, хотя и смущался, а Юра о чем-то азартно спорил с доктором и пытался нас знакомить с кем-то, но неудачно, ибо там все были пьяные. Потом помню какие-то движения, но куда, с кем и на предмет чего – уже не помню совсем.

А! Помню, как оказался в родном подъезде. У нас старый «сталинский» дом, живут в нем солидные люди, преимущественно номенклатурщики. Консьержка – тетя Нина, чекистка старой закалки, – страшно удивилась, увидев меня в таком нетипичном состоянии, равно как и в аналогичном одеянии. И спросила, что со мной случилось.

– На тррр… тттренирровке был… – мужественно прорычал я и по стеночке пополз домой.

Чувствовал я себя при этом примерно так же, как герой-подводник, вернувшийся из трехгодичной «автономки» – без орденов и с отчетливо трещавшим в ушах счетчиком Гейгера, но живой и донельзя довольный собой…

* * *

На следующий день…

Да, вот оно, слава богу! Я уж думал, не доживу до этого счастливого момента. И как только романисты умудряются обходиться без всей этой рутины и ловко скакать от эпизода к эпизоду?

Итак, на следующий день в девять утра я стоял у КПП родной части, выспавшийся, сухой, весь в чистом и пах… Гмм… Нет, ничем я не пах. Это я вам совершенно точно говорю. Да, и вот еще что: к труду и обороне я был не готов. То есть я был одет и экипирован по всем подземным канонам: в старый выцветший «комок» и прорезиненные мягкие берцы, а в кармане у меня был новый фонарь с запасными батарейками, две дешевые зажигалки (и плюс одна волшебная – инженерская), а также острый складной нож, но…

Чувствовал я себя нехорошо. Ощутимо шумело в голове, болели мышцы, ныли суставы – как будто меня вчера весь день колотили какие-то злыдни, и вдобавок ко всему временами накатывали приступы тошноты: как вспомню яму с чавкающей жижей – так и…

В числе кондовых моделей отечественного автопрома, столпившихся у КПП, и парочки тридцатилетних иномарок, пригнанных еще счастливцами из ЗГВ[22]22
  Западная группа войск.


[Закрыть], неприятно выделялся «Mercedes-Benz S 500». Наградив красавца неприязненным взглядом, я хотел было пройти мимо, но из элегантного «немца» неожиданно вышел доктор.

– Доброе утро, поручик. Как самочувствие?

– Спасибо, отвратительно. Мне кажется, вы меня вчера опоили какими-то нехорошими пилюлями…

– Пилюли здесь ни при чем, равно как и то, что вы пили до них – в канале…

– Ой, доктор, я вас прошу – не напоминайте!

– А вот в баре вы вчера несколько злоупотребили. Вот вам и самочувствие. Видите ли, эти сталкеры – люди опытные в таких делах…

– Какие сталкеры?!

– С которыми вы вчера пили на брудершафт. Неужели не помните?

– О боже… Я им ничего не обещал?

– Нет, но шапку подарили. И еще армрестлингом занимались – на пиво. То, что вы выиграли, – это приятно, но пиво после водки пить не стоило, тем более три бутылки подряд.