Текст книги "Подземная тюрьма"

– Аладдин?! А Магрибский колдун не пойдет? Или, на худой конец, Зубейда – но только лайт-версия, без козы?

– Не понял… – бесхитростно удивился Юра. – Шо це за феньки такие?!

– Это из той же области, что ресапы, болосапы, Аладдин и эта… химза. Кстати, вот это последнее, я так понял, сильнодействующий галлюциноген?

– Нет, это химзащита, – расшифровал Степа. – А также резиновые сапоги, «болотники» и защитный комплект Л-1.

– Вот даже как! Честно говоря, думал, что это бре… ммм… то есть всего лишь поток сознания. А вы что, из одной части?

– Нет, мы познакомились два часа назад, – покачал головой Юра. – Просто есть вещи, которые примерно одинаково обзываются везде.

– Ну, не знаю. Я, например, все это слышу впервые.

– Так ты турист, тебе простительно, – пренебрежительно поморщился Юра. – Чаю, я так понял, не будет?

– Нет-нет, я уже работаю над этим…

Неохотно войдя в кабинет с телами, я раскрыл скрипучий сервант. Там были еще парочка грязных луженых кружек (две валялись на полу), закопченный чайник с сырыми «нифелями» и – о чудо! – литровая банка с крупнолистовой заваркой и такая же банка с грубым кусковым сахаром. И еще два пакета сухарей из стандартного армейского пайка.

Машинально осматривая помещение в поисках розетки, я внял совету Юры и попробовал себя в дедукции. Задачка была – для умственно отсталого первоклассника, и решил я ее за три секунды. Один из отдыхающих, здоровенный упитанный детина, был облачен в новенькие берцы и зимний камуфляжный комплект, в котором запросто можно спать на снегу. Даже в таком состоянии было заметно, что товарищ хорошо выкормлен и не понаслышке знает, что такое склады. Впрочем, выбрал я его еще и ввиду простого сопоставления. Инженер у нас в полку точно такой же: здоровенный, упитанный и донельзя ленивый. И выпить не дурак. Особенно на халяву.

Второй был какой-то замызганный, невзрачный и, вообще, в штатском. Его я забраковал сразу. В штатском – это моя прерогатива. Я ведь некоторым образом обманутый интеллектуал, меня в эту банду военных негодяев занесло совершенно случайно. Сейчас дождемся Домовитого, выскажемся по существу вопроса и поедем домой. Мне здесь не место, это я вам говорю совершенно точно.

Розеток в помещении не было. Покончив с дедуктивными изысками, я хотел было проконсультироваться с коллегами насчет электричества, но закопченный чайник неожиданно навел меня на парадоксальную догадку: судя по всему, здание отрезано от линии!

Прогулявшись во двор, я утвердился в своем предположении: за домом, под импровизированным шиферным навесом, был оборудован импровизированный же очаг из битого кирпича и обломов бетонных блоков. Судя по изрядному количеству головешек и жирной копоти на стене, костер в этом очаге жгли регулярно.

Здесь же, в десяти метрах от тыльной стены здания, находился старый колодец, сработанный из бетонных колец и забранный в дубовый «шатер». «Старый» в данном случае – вовсе не значит «ветхий». Просто видно было, что делали его давно, качественно и отнюдь не в массовом порядке. Во всяком случае, я до сего момента таких колодцев в Москве не встречал.

Деревянный ворот, до блеска отполированный множеством рук, был обильно обмотан толстой кованой цепью. К крайнему звену цепи мощным карабином была пристегнута тяжелая стальная бадья литров этак на тридцать.

Однако… У меня вдруг возникло такое ощущение, что это сооружение в свое время использовалось не только по прямому назначению – то есть исключительно для добычи воды.

Осторожно заглянув в колодец, я не увидел дна.

– Кому не спится в ночь глухую?!

На сей актуальный вопрос из колодца ответили трижды, из чего я удовлетворенно заключил, что он весьма глубок, и множество витков цепи на вороте – прямое тому подтверждение. Да и такую изрядную бадейку, очевидно, прицепили неспроста, чтобы лишний раз не таскать с большой глубины, хотя для женщины, допустим, или сильно пьяного мужлана набрать в нее водицы будет довольно непросто. И вот еще что: если любоваться местными видами не праздно, а с практическим уклоном, можно заметить, что берег здесь обрывистый и высокий, так что до ватерлинии довольно далеко. Хотя вполне может быть так, что водоносные пласты залегают и несколько выше…

– Да хорош уже умничать! – приструнил я себя и, выдернув стопор ворота, начал стравливать бадью в колодец. – Разматывай, черпай да тащи. Какая разница, где и что тут залегает…

Вода в колодце была, но не совсем такая, как хотелось бы. Хотелось бы как в роднике: чистую, хрустальной прозрачности и такую вкусную, чтобы нельзя было оторваться. Глубина большая, мощный природный фильтр из тысяч кубометров плотного грунта – ну и почему бы здесь не быть хорошей воде, верно? А мы бы ее пили декалитрами и продавали за недорого, но помногу, и вскоре разбогатели бы. Хм…

Вода была мутноватая и пахла мазутом. Пить ее в сыром виде я не рискнул. Не хватало еще какую-нибудь палочку подхватить. Колодец – очередное разочарование сегодняшнего дня. Не знаю, откуда возникло такое желание, но почему-то в процессе борьбы с тяжелым воротом вдруг остро захотелось уникально чистой воды.

Получается, что сегодня у меня день несбывшихся надежд. Я ко всему подхожу с позитивным настроем, в предвкушении каких-то необычных результатов, а мне отовсюду тычут в личико серой прозой неприглядной действительности. Надо в этом плане слегка осадить себя и смотреть на мир более приземленно и рационально. А то, понимаешь, размечтался тут, у подножия Олимпа.

Сложив довольно внушительный костер из обломков мебели, я попробовал себя в амплуа вандала. В комнате с телами были матрацы – один из них, что лежал на верхнем ярусе, я захотел порвать, чтобы надрать ваты. Больше растапливать нечем, все бумаги в здании сырые. Увы, вандализм не задался: матрацная ткань оказалась на удивление прочной, а порезать было нечем, во время поисков я не обнаружил ничего острого, даже какого-нибудь завалящего гвоздочка.

Кроме того, мне нужен был огонь, так что пришлось опять побеспокоить коллег.

– Не понял… У тебя что, нету зажигалки?!

В этот простой вопрос Юра умудрился вложить столько недоумения и негодования, словно речь шла, как минимум, о предательстве интересов Родины.

– Я не курю, – гордо ответил я. – Так что зажигалка мне без надобности.

– Да ты хоть не ешь и не пей, и голым из дому выходи – а огонь при тебе должен быть всегда!

– Зачем?

– Затем, что свет – это жизнь! – воскликнул Юра и подозрительно уточнил: – Может, у тебя еще и ножа нет?

– Нет, – простодушно признался я. – Я, собственно, хотел попросить…

– Ну ты турист! – Юра сокрушенно покачал головой. – И где вас таких делают?!

Я уже хотел было надерзить, но слегка засомневался: это очередной бред или непонятный мною замысловатый конструктив? С ходу ответить на такой сложный вопрос я не смог и потому обратился за помощью к Степе.

– Это следует понимать буквально? Или это такая…

– Буквально, – кивнул Степа. – Купи себе пару зажигалок. Одну хорошую, надежную – подороже, одну обычную, но тоже не последний сорт, и пару коробков спичек. Заверни в целлофан. Каждую отдельно. И постоянно носи с собой.

– Зачем?!

– Затем, что свет – это жизнь.

Я так и не понял, это глум или тут кроется какой-то неочевидный смысл, но на всякий случай умно кивнул:

– Понял.

– И нож тоже приобрети, – добавил Степа. – Он тебе обязательно пригодится.

– Понял. А теперь дайте мне зажигалку и нож – через минуту верну.

– А что собираешься резать? – уточнил Степа.

– Матрац.

– Для растопки?

– Ага.

– Не стоит.

– Почему?

– Это теперь наши матрацы.

– А как тогда…

– Загляни под кровать.

– Так… Позвольте-ка…

– Не здесь. На камбузе.

– Понял… А зажигалку?

– Не дам.

– Не понял… Из вредности, что ли?

– Нет. Это для тебя.

– В смысле?

– Для развития. Это простой вопрос. Попробуй решить его самостоятельно.

– Ладно, попробую.

А Степа тоже порядочный кондом. Зря я про него хорошо подумал. «Для развития»! Это еще разобраться надо, кто из нас недоразвитый. Нет, я решительно не желаю иметь ничего общего с этими солдафонами!

Я пошел «на камбуз» и заглянул под кровать. Там была пятилитровая канистра с соляркой и фитильная лампа с разбитым стеклом, которую, судя по запаху, заправляли из этой же канистры. Почему не заглянул сюда при первом осмотре? Да потому что рядом с кроватью валяются благоухающие мужланы и концентрация сивушного выхлопа там была предельно высока. Я по этой же причине и матрац-то стянул с верхнего яруса – не хотелось без нужды лишний раз нагибаться и вдыхать губительный аромат.

Вытащив в коридор все, что может мне пригодиться, я встал в дверях «камбуза» и крепко призадумался.

Окурки на полу были вполне свежие и не успели отсыреть. Значит, мужланы курят и у них могут быть средства добычи огня. Но… Юра не зря посмеялся насчет «нехорошо шарить по карманам»: я не так воспитан, чтобы вот так запросто залезть в чужой карман. Кому-то это может показаться смешным, но мне нужно некоторое время и усилия, чтобы убедить себя в насущной необходимости такого нехорошего деяния.

– Если что-то есть – я возьму, подожгу и сразу же верну… Вы же все равно пьяные, так что даже ничего не заметите…

Я наконец решился и принялся несмело похлопывать по карманам штатского. К инженеру я даже и прикасаться не стал. Потому что шарить по карманам своих (пусть даже и таких «своих», что нализались в стельку и валяются на грязном полу наподобие трупа) – это вообще последнее дело.

В кармане куртки штатского я нашел зажигалку. И как раз такую, что советовал мне приобрести Степа в качестве основного варианта: старую, но добротную «Zippo».

– Спасибо, безымянный друг, ты меня здорово выручил, – пробормотал я, пятясь к двери и воровато озираясь – как завзятый домушник, только что стянувший невесть какие драгоценности и всерьез опасающийся, что его могут застукать на месте преступления. – Я верну… Я сейчас… Я мигом…

С костром я управился быстро – помогли туристические навыки. Когда пламя занялось как следует, я предоставил костру самостоятельность и помыл чайник и кружки. Затем наполнил чайник и поставил его прямо в огонь, на обломки бетонных блоков. Через некоторое время чайник стал потихоньку посвистывать: и тотчас же, словно услышав этот негромкий сигнал, подтянулись мои коллеги с табуретами и уселись рядом с очагом. Кстати, я впервые увидел Степу в рост, да еще рядом с Юрой, и в комплексе оценил антропометрические данные нашего маленького отряда. Богатырей среди нас нет. Я – метр семьдесят два, Юра где-то метр шестьдесят пять, и Степа – метр семьдесят пять, он самый высокий. Интересно, это имеет какой-то скрытый смысл или просто так получилось само по себе?

Я сбегал «на камбуз», притащил оттуда два табурета и на одном из них накрыл импровизированный стол: сполоснул кипятком уже вымытые кружки, распечатал пакеты с сухарями, добавил сюда же банку с кусковым сахаром и в завершение, заварив трубно взревевший чайник, резюмировал:

– Готово. Прошу к столу, господа офицеры…

Пили чай, грелись у костра, и было нам хорошо. На улице сыро и прохладно, градусов этак восемь, но в помещении ни капли не теплее, так что здесь, у очага, было уютно и даже некоторым образом комфортно. Идея насчет чая, которая вначале показалась мне тривиальным издевательством, оказалась едва ли не лучшим решением сегодняшнего суматошного дня. И вот эти пресные сухари, бог знает сколько времени валявшиеся на складах НЗ – они ведь наверняка мои ровесники, если не старше, – казались сейчас удивительно вкусными и необычными, и сам чай тоже был превосходным, хотя, помнится, вода до кипячения имела мазутную отдушку, и разогревшийся организм, взбодренный горячим сладким напитком, благодарно потел в пользу служения Отчизне…

Да-да, я не буду спешить с выводами. Желание все бросить и удрать – оно наносное, вызванное временными трудностями.

Я подумаю. Может, еще и останусь…

– Неплохо. – Я вытер вспотевший лоб платком, налил себе еще чаю и простодушно признался. – Честно говоря, сначала подумал: это вы издеваетесь надо мной.

– Когда предложили чай сделать? – уточнил Юра.

– Ну да.

– Почему сразу «издеваетесь»? Горячий сладкий чай в такую погоду – это очень полезно. Тем более с сухарями: считай что пообедал.

– Да нет, это я так… Это по аналогии с крышей.

– Ты думаешь, тебя на крышу загнали просто так, чисто для прикола? – удивился Юра.

– А для чего еще?

– Для общей пользы.

– Да неужели? Ну так растолкуй мне, тупому, хотя бы в общих чертах, какая тут может быть общая польза?

– Ну так слушай, тупой. Сыро, холодно, сидим довольно долго. Настроение на нуле. А тут прогулялись, размялись, настроение подняли. И тебе, кстати, тоже.

– И мне?!

– Ну да.

– Это каким же образом?

– Ты поднялся – метров на восемь. Ну и твое настроение тоже поднялось, вместе с тобой. Хе-хе…

– Да уж… Это вот точно – «хе-хе»…

– А ты правильно поблагодарил за урок, – неожиданно сказал Степа.

– За какой урок?

– Ты слез с крыши и сказал: спасибо за урок, – напомнил Степа.

– Вообще-то, это была ирония. А вы не поняли, да?

– Вообще-то, для тебя это в самом деле урок.

– Какой?

– Не задавай вопросов, на которые можешь ответить сам.

– Ну, не знаю, в чем тут урок… Иногда задавать вопросы крайне полезно, – возразил я. – А некоторую информацию вообще можно раздобыть только задавая вопросы. И никак иначе.

– Да, это тоже верно, – кивнул Степа. – Но, задавая вопросы, ты раскрываешься. Ты выдаешь свой интерес к объекту. Ты не знаешь, у кого ты спрашиваешь: а вдруг это враг? Короче. Прежде чем задавать вопросы, подумай как следует: может, ты в состоянии ответить на них сам?

– И для этого надо было загнать меня на крышу?

– Ты сам полез, никто силком не заставлял. – Степа добродушно улыбнулся. – Ты мог бы сам осмотреться и заметить, что в радиусе километра нет других зданий. Мог бы?

– Ну-у… В общем, да, ты прав. Я понял. Не задавай вопросы, на которые можешь ответить сам. Простое правило, но многие почему-то никогда над этим не задумываются.

– Потому что эти многие – пассажиры, – компетентно заключил Юра. – В последнее время этих пассажиров развелось – просто не меряно. В движении участвовать никто не хочет. Все хотят удобно сидеть на попе, курить и смотреть в окно и чтобы кто-то вез их, куда им надо. Вот таких я очень сильно не люблю.

– Кстати, у меня для вас есть сентенция, – неожиданно для себя озарился я.

– Спасибо, конечно, но на службе – ни грамма, – решительно отказался Юра. – Тем более шеф должен подскочить.

– Эмм… – Я, честно говоря, не понял. – А при чем тут…

– Это не то, Юра, – усмехнулся Степа. – Это, типа, такая умная мысль в назидание «тормозам».

– Да я знаю! Просто послышалось – «эссенция», вот я и подумал… Ладно, выкладывай, – нимало не смутившись, вывернулся Юра.

– А вы не думали, какова цель движения поезда?

– В смысле?

– То есть если там есть пассажиры – значит, поезд не грузовой?

– Ну да.

– То есть вся работа: машиниста, двигателя, колес и так далее – в общем, всего состава, она направлена не на то, чтобы перевезти какие-то полезные грузы, а именно для доставки пассажира в нужное место. Для чего? Ну, например, чтобы он там сделал какое-нибудь нужное дело. А потом забрать его и привезти обратно. Потому что это и есть смысл функционирования пассажирского поезда.

– Ну ты загнул, турист! – Юра присвистнул и озадаченно почесал затылок. – Это кто ж у нас такой ценный пассажир будет… Ты? Или то инженерное тело, что за стенкой бухое лежит? Или еще кто-то?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Может, вообще никто. Но в любом случае смысл функционирования пассажирского поезда – это перевозка пассажиров. Если я не прав, поправьте меня, коллеги.

– Да уж… Ты, турист, умен не по годам, – после недолгих размышлений резюмировал Юра. – Может, с тебя еще и толк будет.

А Степа ничего не сказал, но посмотрел на меня пристально и, как мне показалось, несколько по-особенному. Иными словами, не так, как в самом начале, когда вдруг выяснилось, что я – пассажир.

А может, в самом деле – показалось, и ничего особенного в этом взгляде не было, а так, обычная оценка в процессе узнавания…

* * *

Не успели закончить чаепитие – к нам в гости пожаловала «Скорая». Допотопная «таблетка» (УАЗ-452) с приличествующей статусу полосой и крестом на борту заехала во «двор» мимо дороги и, уверенно обогнув здание, финишировала в двух метрах от очага.

– Ты «Скорую» не вызывал? – настороженно уточнил Юра.

– Нет, а вы?

– Это, наверно, наш медик, – предположил Степа.

– О, это хорошо, – обрадовался Юра. – На «Скорой» нормальные врачи.

– В каком плане – нормальные?

– Ну, не кабинетные, а вполне рабочие, «полевые», с большой практикой, все умеют…

Дверь с водительской стороны распахнулась и выпустила на волю субъекта мужеска полу. Субъект был облачен в хорошее длинное пальто, вполне пид… эмм… скажем так: шелковый шарфик в пастельных тонах, светлые брюки в полоску и модельные туфельки. Смолянистые кудри вразлет соседствовали с благородной плешью и артистической двухнедельной небритостью, а водруженные на проникновенно длинный нос изящные очочки вполне гармонично довершали общий план. Этакий ухоженный и приодетый Паганель – на врача, а тем более врача «Скорой», субъект был совершенно не похож. А на кого похож? Пожалуй, на деятеля культуры, или завсегдатая творческой тусовки. Рост средний, телосложение среднее, легкое брюшко и явные проблески нечеловечьего ума в спрятавшихся за тонким стеклом карих глазах – больше пока что сказать нечего. Да, возраст – лет этак тридцать пять – тридцать восемь, но это приблизительно: плешь всегда слегка старит человека. Я знаю сравнительно молодых художников с плешью, которые выглядят значительно старше своего возраста. Так что по возрасту я вам доложу позже, если познакомлюсь с этим товарищем поближе.

– «Бункер»? – деловито уточнил субъект.

Степа молча кивнул.

– Я ваш врач, – кивнул в ответ субъект. – Можно сказать – доктор, у меня в самом деле есть докторская степень.

– А предписание у тебя есть? – пробурчал Юра, явно недовольный тем, что предстало его взору.

– Голубчик, предписание – это прерогатива вояк, служак и прочего подневольного люда, – снисходительно пояснил доктор. – А я – свободный художник, так что мне предписания не надо. Да и некому мне его… гхм… предписывать.

– А как докажешь, что ты врач? – не отставал Юра.

– А зачем? – Доктор пожал плечами. – Не собираюсь ничего доказывать. Есть желание: звоните Домовитому, нет – и так обойдусь. В связи с этим вопрос: вы с неподтвержденным коллегой общаться будете, или как? А то тут работенка есть, причем срочная.

– Ну а че теперь делать? Придется общаться. – Юра ткнул меня локтем в бок. – Давай, турист, задай вопрос по существу.

– «По существу»?

– Ну да. Помнишь, что я тебя сразу спросил, прежде чем руку жать?

– А, да… Эмм… Но это как-то неловко…

– Да ладно тебе – «неловко»! Это ж по существу.

– А что за вопрос? – заинтересовался доктор.

– Ну давай, давай! – Юра опять пихнул меня локтем.

– Эмм… Доктор… Извините, конечно, но… А вы, случайно, не пид… гхм-кхм… не пидскажете, какова ваша сексуальная ориентация?

– Хмм… – Доктор пальцем приспустил очочки и остро глянул на меня поверх оправы. – Однако… Мы с вами еще даже не знакомы, а вы позволяете себе такие вольности? А вас не учили, юноша, что искать себе пару на улице, да еще в таких неподходящих местах, – это моветон?

– Ххэ! – глумливо хрюкнул Юра.

– Доктор, вы меня не так…

– Голубчик, вынужден вас разочаровать: придется вам тоскливо прозябать в одиночестве. Поскольку я – глубокий натурал. – Доктор сокрушенно всплеснул руками и для верности еще пожал плечами – дескать, увы, сожалею, что у нас тут не срослось. – Можно сказать – глубочайший!

– Ну надо же: он ответил то же самое, что и ты, – заметил Юра. – «Глубочайший»!

– Потому что мы с ним оба – интеллигентные люди, – досадливо пробормотал я, чувствуя, что краснею, как свежая гвоздика на надгробной плите. – В отличие от некоторых…

– Не расстраивайтесь, – ободряюще кивнул мне доктор. – Я все прекрасно понимаю: команда, адаптация в коллективе, так называемая «притирка» – это все рабочие моменты.

– Ладно, пошутили, и будя. – Юра решительно протянул доктору руку: – Как тебя?

– Семен, – доктор так же решительно схватил Юрину ладонь и крепко сжал.

– А отчество? – Юра поморщился, – видимо, хватка у доктора была отнюдь не интеллигентская.

– А надо?

– Надо.

– Натанович.

– Не понял, ты что – еврей?

– А что, незаметно?

– Хм… Ну, в общем… А ты что, гордишься этим? Ну, типа – богоизбранный народ, да?

– Вообще-то, по большому счету я русский.

– Это как так? – удивился Юра, пытаясь высвободить свою ладошку.

– Родился в Питере. – Доктор ладошку не отпускал, и теперь понятно было, что, несмотря на интеллигентную внешность, силенок у него хватает. – Все мои предки, про кого знаю, родились там же, говорили по-русски. И я тоже говорю и думаю по-русски, если что-то и знаю – так это «шолом», «шекель» и «шабат». Атеист, необрезан, и всего-то еврейства у меня – это кудри, шнобель да фамилия с отчеством.

– Семен, я против евреев ничего не имею! – патетически заверил Юра и тут же тихо попросил: – Отпусти руку, больно.

– Да пожалуйста. – Доктор отпустил руку. – А я против хохлов ничего не имею. Среди них тоже попадаются вполне нормальные ребята.

– Украинец, а не хохол, – поправил Юра. – А откуда знаешь? Я ведь не…

– Просто я ваши досье читал, – признался доктор. – Ну а догадаться, кто есть кто, – совсем нетрудно.

– Ну, если так смотреть, то я тоже русский. Живу в России, служу России. На родине предков бываю только в отпусках. Короче, сам понимаешь.

– Понимаю, – кивнул доктор. – Откуда синяк?

– Да так, – засмущался Юра. – Это самое… Как там… А! Команда, адаптация в коллективе, притирка…

– Понял. – Доктор повернулся к Степе и внимательно посмотрел на его руки.

И я посмотрел. Ничего особенного: крепкие такие грабельки, но без специфических украшений, типа набитостей и мозолей на костяшках. И тем не менее взгляд доктора неожиданно открыл мне очевидную истину по поводу того, что это за художник нарисовал Юре фингал. Уж не знаю, какова природа этой логической конструкции, но в этот момент мне стало совершенно ясно: это сделал Степа.

– Степан?

– Он самый. – Степа с удовольствием пожал доктору руку – крепко, с силой. – А ты не хилый, доктор. Хотя на вид не скажешь. Чем-то занимаешься?

– Да нет, просто годами кистевой эспандер жму, – не стал набивать себе цену доктор. – Ну вот и выработалась железная хватка. Иногда помогает. Бывает, достаточно человеку крепко сжать руку, и разные дурные мысли сразу улетучиваются.

– Надо же, а я об этом как-то не подумал. – Степа озадаченно поскреб затылок. – Вообще-то верно. Совсем необязательно сразу бить, можно, наверно, и сжать что-нибудь…

– Кстати, вот такой вопрос, – пристально глядя на Степу, заинтересовался доктор. – Степан Сиверцев… Да?

– Ну да, верно.

– То есть Штефан Зиверс? – Доктор хитро ухмыльнулся. – Яволь, херр оберст?

– Какой, на хрен, Зиверс? – Степа вдруг впервые за все время проявил рефлексии: густо покраснел и стал непривычно колючим и грубым. – Какой, в ж…, Штефан? Там же русским языком написано: Степан Сиверцев. Что за тупые аналогии, доктор?!

– Считайте, что это была неудачная шутка, – торопливо отказался от своей версии доктор. – Немного промахнулся, с кем не бывает, верно? Степан так Степан, все, вопросов больше нет.

А для меня, честно говоря, этот эмоциональный всплеск остался непонятен. Любой человек с достаточным воображением мог бы предположить то же самое, что и доктор. Степа рыжеватый или золотистый – так до сих пор и не определил, профиль у него вполне себе нибелунговский, и глаза, возможно, голубые – когда будет яркое солнце, надо рассмотреть. Сейчас, под хмурым небом апреля, глаза моего коллеги имели цвет холодной стали, и характер его до сего момента был вполне нордическим, так что, сами видите, версия вполне играбельная…

– А вы, значит, Александр Иванович Дорохов? – перешел ко мне доктор.

– Так точно. – Мне доктор руку пожал в щадящем режиме, спокойно, несильно и даже как-то по-дружески.

– Да ладно, не надо так официально, – подмигнул мне доктор. – Мы не в армии. Художник?

– Ну, в общем…

– Это хорошо. Тут как раз есть задача по вашему профилю.

– Кстати, доктор, а как у тебя фамилия? – спохватился Юра.

– Вайсман.

– О! Совсем здорово, – одобрил Юра. – Значит будешь – Ватсон.

– В смысле – позывной? Да не вопрос! – покладисто согласился доктор. – Только организуйте мне хатенку на Бейкер-стрит – для пущей аутентичности, и будет у вас полноценный Ватсон.

– Ну, насчет хатенки – не знаю, не знаю, – засомневался Юра. – Тут база – смотри, в каком состоянии, а уж насчет хатенки…

– Кстати, машина – наша. – Доктор кивнул на «Скорую». – Если кто разбирается, гляньте, что там внутри. На вид, конечно, антиквариат, но, в принципе, – едет, и даже неплохо.

– Ну так это вообще здорово! – обрадовался Юра. – Теперь мы совсем как настоящие, с колесами. Пойду, гляну…

– Это тоже от флотских? – уточнил Степа.

– Да, это их же собственность, госпитальная тачка. – Доктор ткнул пальцем в здание, обозначая, чья именно – «их». – Ну что, херр Алекс, займемся работой по вашему профилю?

– Доктор… – сурово нахмурился Степа.

– Степан, к вам это никакого отношения не имеет, – извиняющимся тоном заверил доктор. – Это у меня такая дурацкая привычка – приходится, знаете ли, регулярно общаться с немецкими коллегами.

– Да уж, привычка в самом деле – того…

– Я постараюсь от нее избавиться, – пообещал доктор. – Но сиюминутных результатов не гарантирую. Знаете, когда привычка формируется годами, процесс отвыкания тоже не бывает молниеносным.

– Хорошо, будем ждать результата, – проворчал Степа. – Кстати, доктор, ты кто по профилю?

– А вы как считаете, коллеги? Кем вы меня видите?

– Криптозоологом, – брякнул я первое, что пришло в голову.

– Вот даже как! – удивился доктор. – Версия интересная, но… неправильная. Степан, а вы как думаете?

– Лучше всего нам бы подошел хирург. – Степа до предположений не снизошел. – Но ты, доктор, на хирурга совсем не похож. Вид у тебя, извини – какой-то слегка шизанутый.

– Ну так… Очень верное замечание! Я психиатр.

– О-о, как все плохо, – мгновенно заскучал Степа. – Еще один пассажир.

– Но сделать элементарные назначения, поставить укол, обработать и зашить рану, а также наложить шину – все это я умею, – поспешно присовокупил доктор. – Приходилось, знаете ли, в свое время заниматься всем понемногу.

– То есть от столбняка мы не умрем?

– Ни в коем случае! – торжественно заявил доктор. – Я такого безобразия не допущу. А теперь, если не возражаете, перейдем к делу. А то время поджимает, можем не успеть.

– Хорошо, перейдем. Что там, ты сказал, надо сделать?

– Для начала хотелось бы увидеть нашего инженера и кое-что уточнить у него. Видите ли, он должен был…

– Увидеть можно, – кивнул Степа. – А вот уточнить – вряд ли.

– Пьян? – мгновенно сообразил доктор.

– Точно, – подтвердил Степа. – В лежку. То есть вообще – никакой.

– Так я и думал, – огорченно нахмурился доктор. – Шеф почему-то предвидел это и на всякий случай продублировал задачу. Теперь придется работать мне и поручику Дорохову – то есть подготовить документацию к сдаче объекта.

– Опять что-нибудь чертить? – предположил я.

– Верно, – кивнул доктор. – Нужно подготовить экспликацию и два акта.

– А с какой целью? – уточнил я.

Степа укоризненно посмотрел на меня и покачал головой.

– Нет, я в курсе: «беспрекословно, точно и в срок», – стал оправдываться я. – Но для того, чтоб выполнить задачу, нужно знать, в чем состоит ее суть. Поэтому и уточняю.

– Да, разумный подход, – одобрил вольнодумствующий доктор. – А суть в том, что скоро подъедут субчики, которые, вполне возможно, хотят нас слегка приобуть. Со своей документацией. А может, и не слегка, я точно не знаю, известно только, что такие намерения присутствуют. Так что нам нужно сделать некоторые встречные шаги.

– Хорошо, сделаем, – кивнул я. – Головешек у нас – валом, сейчас подыщем стеночку поровнее и забабахаем экспликацию, да?

– А вы, коллега, юморист. – Доктор подмигнул мне и направился к машине. – Но нет, наскальной живописью мы заниматься не станем. У нас на этот случай все учтено.

В кабине была сумка с ноутбуком, мобильным принтером и комплектом аксессуаров для чертежных работ. Доктор вручил мне пакет с аксессуарами и уточнил:

– Я так понял, что вы уже познакомились с нашими владениями во всех подробностях?

– А почему вы так поняли, доктор?

– Молодость, пытливый ум, любознательность… Гхм… Ну и костер во дворе и чай, полагаю, всем этим занимались именно вы. А для этого нужно было, как минимум, пробежаться по помещениям и собрать дрова.

– А почему именно я? В смысле: костер и чай?

– Не обижайтесь, коллега, но вы самый молодой и неопытный. А коллеги как раз напротив: постарше и с опытом. Ну что, пойдемте?

– В принципе, схемку мне набрасывать не надо, я могу работать сразу набело, – с некоторой обидой пробурчал я. – Но, так и быть, пойдемте, организую вам экскурсию.

– Зря обижаетесь, коллега, – сказал доктор. – Вы действительно самый молодой из нас, вам предстоит долгое и непростое становление в команде, так что все эти нюансы – чай, костер, дополнительная нагрузка, а также разнообразные тупые шутки и подначки – суть неизбежные издержки этого непростого процесса. Так что крепитесь, у вас еще все впереди.

– Все понял, уже укрепился, пошли на экскурсию.

– Ну вот и молодец. Амбиции в данном случае не самый лучший советчик. А ирония – это хорошо. Это большой плюс в характере. Очень, знаете ли, помогает, даже в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. Проверено на практике.

С экскурсией мы управились за пять минут: сами знаете, смотреть там было не на что. Доктор посчитал кровати и матрацы, что-то отметил в своем блокноте и мило пошутил:

– А чем пьяные тела не инвентарь? Может, их тоже внесем в список – а то у нас тут предметов – раз-два да обчелся.

– Кстати, одно из этих тел – наш инженер, – сообщил я.

– Да-да, я в курсе, – кивнул доктор.

– А кто именно из них наш инженер, вы тоже в курсе?

– Ну, в общих чертах, чисто визуально…

– Хотите, подскажу?

– Нет, не хочу, – вежливо отказался доктор. – Меня это совершенно не интересует. Видите ли, коллега, я с детства ненавижу пьяниц. Тем более таких, которых отправляют с какой-то задачей, а они – вот так…

– Да я тоже их не люблю. Просто камрад Юра мне подкинул такую задачку…

– И я полагаю, вы с блеском ее решили. Потому что она очень простая. Здесь еще есть что-нибудь достойное внимания?

– Бункер.

– О! Вот это в самом деле интересно. Пойдемте, посмотрим.