Текст книги "Подземная тюрьма"

– Ясно… Это ваша машина?

– Хмм… Хороша, да? Нет, к сожалению, не моя, но вам стоит в нее сесть: поговорить надо.

– А наши где? Договорились же к девяти.

– Поехали с инженером за инструментом. Будут минут через двадцать, заодно и экипировку подвезут. Так что, поручик, не стесняйтесь – присаживайтесь…

На заднем сиденье разместился ровесник доктора в кожаном плаще, из-под которого выглядывали прокурорские петлицы: благообразный полноватый мужчина с плешью, преисполненными дзеном зелеными глазами и потухшей трубкой в руке.

Так-так… Если это докторский друг, то начинает просматриваться интересная тенденция. У шефа, между прочим, тоже с волосиками на темечке не очень ладно. Так что, очень похоже на этакий клуб плешивых и находчивых.

Доктор сел на заднее сиденье, так что мне пришлось разместиться рядом с водителем – немолодым усатым крепышом с мрачной физиономией и пудовыми кулачищами. Да, вот это молотобоец. Разок жахнет, и все – задание выполнено.

В просторном кожаном салоне, несмотря на принудительные ветра и гудение какой-то хитрой вытяжки, было сильно накурено. И как только некурящий доктор выживал в такой обстановке? Обычно я воспринимаю табачный дым достаточно терпимо (сказывается тренировка – в художественной тусовке, где я имею обыкновение регулярно проводить вечера, немало куряк), но сегодня мой организм был не готов к испытаниям такого рода.

– Сергей Петрович Ольшанский, – отрекомендовал доктор. – Старший советник юстиции, старший следователь по особо важным делам Следственного Управления СКП РФ.

– Ой, да ладно тебе, Семен, – лениво поморщился Ольшанский. – Просто – Сергей…

Ну да, разумеется. Можно еще, наверное, и так: «полковник Серега». Если не ошибаюсь, старший советник – как раз таки полковник.

– …А если учтивость не позволяет – Сергей Петрович, или просто Петрович, – добавил Ольшанский. – Про тебя я уже все знаю, так что представляться нет смысла.

Я посмотрел на водителя и натужно сглотнул: что-то мне нехорошо на фоне табачного дыма и жесткой щетки водительских усов…

– Это Витя, водитель, с ним знакомиться не обязательно. – Ольшанский оценивающе посмотрел на меня и распорядился. – Витя, открой окно, лейтенанту дурно.

Я глянул в верхнее зеркало – ага, почти зеленый. Будь я начальником, жестоко карал бы мерзавцев, которые имеют наглость в таком состоянии являться к службе. Беспощадно бы карал!

Водитель открыл окно, и мне сразу стало лучше.

Нехорошо получается. Подумает еще, что я неженка. Впрочем, пусть думает. Прокурор – случайный человек на моем жизненном пути, так что вряд ли это как-то скажется на моей дальнейшей судьбе.

Несмотря на вальяжность и сибаритские замашки, Ольшанский с ходу проявил деловую хватку:

– Рассказывай. – Он достал из кармана диктофон и уточнил: – Все подряд, абы как, не заботясь о красоте изложения. Главное, чтобы было четко и внятно. Давай, начали.

Я в очередной раз изложил свое видение позавчерашнего происшествия: правда, в этот раз, ученный горьким опытом, никаких комментариев и оценок не давал, а просто сухо и беспристрастно перечислил все, что видел сам лично.

Ольшанский слушал со скучающим видом и даже не смотрел на меня: похоже, в этот момент его куда больше занимали отечественные мастодонты на стоянке у КПП.

Когда я закончил, прокурор на высокой скорости прослушал запись (я там вполне барански блеял, и это было забавно), после чего мне было предложено посетить родную часть на предмет подтверждения «всеобще-местечковой саботажной тенденции».

– Это как так? – не сразу понял я. – Какого саботажа, от кого и каким образом подтвердить?

– Это очень просто, – пояснил Ольшанский. – Идешь сейчас к ЗНШ – он у вас за старшего, ввиду того что командира и эн-ша «закрыли», а всех замов отстранили от исполнения – и говоришь ему, что вскоре подъедут остальные члены команды и вам нужно будет выполнить распоряжение директора службы на предмет осмотра места происшествия, а также старого дренажного тоннеля. Смотришь на реакцию, слушаешь, приходишь ко мне и рассказываешь. Вопросы?

Ага, стало быть, командира тоже взяли. Вот не повезло-то мужику: не заслужил он такого.

– Понял. Вопросов нет. Разрешите идти?

– Попроще, Саша. – Ольшанский поморщился. – Не в армии.

Точно, не в армии. То же самое мне говорил Домовитый, а потом и доктор. Вывод: одна… Одна команда, скажем так…

* * *

Заместитель начальника штаба – ЗНШ – полнокровный крикливый бутуз был необычайно тих и печален. То ли за командира переживал, то ли вообще – по ситуации, но вот эта его необычная молчаливость резала по живому, буквально как ножом по сердцу. Уж если эта наша «дежурная штабная сирена» смолкла – все, совершенно ясно: неладно что-то в датском королевстве. То есть в родной части.

– Санек… Там за углом колодец есть. Ну, короче, ты понял…

Да, я понял. Но у меня негласное указание – подтвердить факт саботажа на местах. Зачем подтвердить – понятия не имею, и сама затея мне очень не нравится, ибо это вовсю попахивает «сдачей» своих. Но мне нужно что-то сказать Ольшанскому. Хотя бы объяснить, в двух словах, по какой причине мы не можем выполнить такую простую задачу.

– То есть в РПБТ не пустите?

– Не-а. – ЗНШ помотал головой и, зачем-то воровато глянув на раскрытую форточку, ткнул большим пальцем в потолок.

– Понял… А основание?

– Сань, ну ты че как маленький?! – обиделся ЗНШ. – «Основание»… Ты год уже служишь, сам должен все прекрасно понимать…

– Мне нужно доложить, на каком сновании сотрудникам Федеральной Службы отказано в допуске на объект. – Как видите, мне не оставалось ничего другого, кроме как заявить это открытым текстом. – Дайте мне что-нибудь. И желательно, чтобы это не выглядело идиотской сказкой, а было вполне законным, со всех сторон мотивированно обоснованным – чтобы это было мощным противовесом личному распоряжению Президента. Итак, что я скажу шефу?

– Какому, на хрен, «шефу»?! – вскинулся было ЗНШ (напомню – до вчерашнего дня моим шефом был именно он). – Ах да, совсем забыл… Сань… Ну, нету еще вашей службы. Никаких нормативов, никакой законодательной базы… Вас просто нет…

– …личному распоряжению Президента, – повторил я. – Итак?

– Ну, скажи про зональные допуска, – тяжко вздохнув, выдал ЗНШ. – Про комиссию по допускам. Про зачеты…

Ну что ж, очень даже недурственный противовес.

Для непосвященных рассказываю. На любом режимном объекте есть разнообразные зоны допуска. Для простоты восприятия – на нашем примере: чтобы через КПП пройти в часть – допуск номер шесть, на узел связи – номер пять, в «парадную трубу» – номер четыре, в караулку – номер три, в бункер – номер два, в зал оперативного управления – номер один. В норме про эти допуска никто и не вспоминает, те же солдаты, например, по территории части невозбранно шастают где попало, и никому в голову не приходит потребовать у них пропуск. Да, через периметр у нас и пьяный дятел не пролетит – все утыкано ТСО (техническими средствами охраны), и через КПП без тщательной проверки не пройдешь, но вот собственно на территории – гуляй не хочу.

Однако, если подойти к этому по всей строгости нормативных требований, вырисовывается такая страшная картина, что волосья встают дыбом буквально на всем организме, а не то что на какой-то жалкой отдельно взятой голове.

Чтоб получить допуск номер шесть, нужно пройти отдельную медкомиссию – специально для этого случая, выучить сто девятнадцать пунктов инструкции и сдать зачет специальной комиссии. Комиссия состоит из командира и всех его замов, представителей командования округа, а также приглашенных ввиду режимности объекта представителей из смежных по ответственности ведомств: ФСБ, ФСО и МВД. Если кого-то из комиссии не будет (например, эн-ша и командира, которые сейчас сами знаете где), то зачет вы, понятное дело, не сдадите. А даже если все будут на месте и сдадите, вам придется ждать неопределенное время, пока выправят допуск, оформят его приказом, внесут вас в списки и выдадут удостоверение. Ну так это же ведь только допуск номер шесть – для прохода через КПП на территорию части. А ежели вам, предположим, надо прогуляться для производства следственных действий в оперативный зал, придется проходить ту же процедуру для каждой отдельно взятой зоны. А теперь спешу сообщить радостную новость: наша часть – объект очень простой, едва ли ни первого уровня в табели о рангах ВГО (важных государственных объектов). Так что, если нашей службе приспичит провести аналогичное расследование, допустим, на объекте хотя бы десятого уровня, там, вполне возможно, будут тридцать восемь зон допуска, и для доступа в каждую из них придется повторять вышеописанную процедуру.

И заметьте: по большому счету – никакого саботажа. А просто строгое и точное соблюдение нормативных актов. И если даже на секунду представить себе, что мы получим прямое указание Президента презреть всю эту бюрократическую рутину и пустить команду сразу в зону номер тридцать восемь… А там, в этой зоне, с кем-то из команды что-то случится… Или со всем командой разом… Ну, вы меня поняли, да?

Так что в самом деле до тех пор, пока не будет готова законодательно-нормативная база по деятельности нашей службы, лучше – через колодец. Легче, проще, быстрее.

– Я вас понял, товарищ майор. Так и передам. Спасибо, что уделили время.

– Да не за что, Сань. Ты там это… Давай, заканчивай там всем подряд маяться да возвращайся. Тут работы невпроворот.

– Ну вы же знаете, что это не моя инициатива. Я бы с превеликим удовольствием…

– Знаю, знаю. И не забывай… Гхм-кхм… В общем, ты в курсе, теперь по нашей линии вакансия открывается. Так что через квартал вполне возможны подвижки… Смотри, не опоздай.

– Хорошо, буду иметь в виду. Всего доброго…

* * *

Пока я общался с ЗНШ, подъехали наши. Выйдя с КПП, я едва не прослезился от открывшейся взору идиллической картинки: между шикарным «мерсом» и нашей убитой «таблеткой» дружным кружком стояли прокурор, его водила, доктор, Степа, инженер и слушали Юру, который то ли рассказывал свежий анекдот, то ли попросту травил байки. При этом все задорно смеялись, в том числе и прокурор.

Приятно, правда? Совершенно одинаковые по положению и возможностям люди, и еще более одинаковые по состоянию и цене машины. Этакое чиновно-сермяжное братство, собранное в кучу ради общей цели чьим-то замысловатым усилием.

По мере приближения к этому дружному хохочущему кружку мне становилось все более неуютно и одиноко: я чувствовал себя в этой компании ненужным и лишним.

Моя выспренная тирада у костра – по поводу предназначения пассажирского поезда – она осталась всего лишь тирадой. Вчерашний день показал, что я действительно пассажир, никчемное существо, от которого нет никакого толка. Более того, в некоторых ситуациях опытным товарищам приходится рисковать здоровьем и жизнью, чтобы обеспечить этому пассажиру комфортное существование.

Утро сегодняшнего дня этот статус подтвердило. Мне бы сейчас выйти и этак небрежно кивнуть: «Пошли, хлопцы, я вас проведу».

И все встало бы на свои места.

Я никого и никуда не мог провести. Учитывая тот факт, что это моя родная часть, запросто можно сравнить ситуацию с положением подкаблучника, который выходит к компании и уныло сообщает друзьям: извините, ребята, но моя супруга нынче сердита, так что посидеть не получится – впустить вас я не могу. Да, это мой законный дом, но… Давайте-ка вон там, на лавочке…

То есть резонно предположить, что Юра презрительно скривится и привычно выдаст: ну, турист, ты вообще ни на что не годен, даже в собственной части вопросы не можешь решить. А Степа ничего не скажет, но молча кивнет – примерно с тем же смыслом.

Мучимый такими пассажирскими комплексами, я подошел к нашим и робко поздоровался.

– Здорово, турист! – радостно заорал Юра, хлопая меня по плечу и осматривая со всех сторон, как какую-то нарядную куклу. – Да ты совсем на человека стал похож! Гля, какой военный – хоть прям щас по ямам!

– Здорово. – Степа тоже нашел для меня пару теплых слов. – А ты, оказывается, крепыш. С таким бугаем вчера тягался – и положил. Не ожидал!

– Привет. – Инженер поздоровался со мной так, словно мы знакомы сто лет и расстались буквально минуту назад – и тотчас же огорошил: – Ты зажигалку мою не видел? Прикинь, посеял где-то. Надо же, никогда со мной такого не бывало!

– Нет-нет, не видел… – Я почувствовал, что краснею, и поспешно обратился к Ольшанскому: – У меня есть подтверждение вашей гипотезы по поводу местечкового саботажа.

– Вообще-то, это не моя гипотеза. – Ольшанский лениво зевнул, достал зажигалку и принялся раскуривать потухшую трубку. – И, если разобраться, не гипотеза вовсе, а суровая действительность. Но это, в принципе, не имеет значения, так что рассказывай.

Прыгая с пятого на десятое, я принялся поспешно рассказывать о системе зональных допусков, но на первой трети повествования был остановлен: Ольшанский прекрасно знал всю «кухню» и в пространных изъяснениях по этому поводу не нуждался.

– В общем, все с вами ясно, – Ольшанский пыхнул трубкой и с аппетитом затянулся. – Уловка номер одиннадцать.

– Может, «двадцать два»? – вежливо подсказал я.

– Нет, вот это – именно одиннадцать. Одиннадцатый способ не пустить «варяга» на объект.

– А сколько их всего, таких способов? – заинтересовался Юра.

– Их немало, все вот так с ходу и не перечислишь, но самые распространенные и надежные давно подсчитаны и даже классифицированы. Вот эта «уловка 11» – пожалуй, одна из самых безопасных и легитимных.

– А что там у нас в первой тройке? – уточнил я.

– Номер два-три-четыре: «чипок», карантинная зона и «беда в соседнем подразделении», – не задумываясь ответил Ольшанский. – Дешево, сердито и надежно. Регулярно встречаются в связке.

– Это чрезвычайное-то положение – дешево и сердито? – усомнился я.

– Так точно, – кивнул Ольшанский. – Девять человеко-часов, три взрыва с интервалом в три часа, эпидемия с превышением установленного порога, равно как и эпизоотия: и все. Усиление, все объекты закрыты, никаких комиссий. Особенно приятно, хе-хе, когда все эти неприятности случаются рядом – у соседей. Тогда вообще всем резко становится не до тебя, и ты можешь спокойно продолжать заниматься своими черными делами или попросту заметать следы.

– Вы сказали: два-три-четыре, – проявил я наблюдательность. – А что у нас под номером один?

– Ликвидация, – неожиданно ответил Степа.

– Что-что?!

– Так точно: физическое устранение, – подтвердил Ольшанский. – Старое правило, работает безотказно: нет человека – нет проблемы.

Я внимательно посмотрел на Степу. Он, как обычно, был невозмутим и лениво-расслаблен. Взгляд его мне поймать не удалось: Степа рассматривал машину прокурора и в гляделки со мной играть не собирался.

– Ладно, болтать с вами, конечно, приятно, но пора и делом заняться, – сказал Ольшанский. – Итак, слушайте сюда, братья-славяне…

– А я татарин, – неожиданно признался инженер.

– Ты можешь не слушать, – милостиво разрешил Ольшанский. – У нас по средам скидка для татар.

– Да нет, я просто так сказал, – смутился инженер.

– Я тоже просто так, – кивнул Ольшанский. – Никаких скидок не будет, если что, всем достанется по первое число, так что слушайте внимательно… Был я в трех ведомствах, что входят в комиссию, общался со всеми. Ничего хорошего, разумеется, на месте происшествия они не нашли. Специалисты всех трех ведомств лазили вот в этот паршивый дренаж – кстати, колодец за углом…

Тут Ольшанский ткнул трубкой мимо КПП, показывая, за каким именно углом колодец.

– …и все разом пришли к очень удобному для всех выводу: колодец на ничейной территории, не запирается, так что залезть туда мог кто угодно. В дренаже, разумеется, ничего интересного тоже не нашли. Кроме, разве что, дерьма – но оно, сами понимаете, совсем неинтересное. А зря…

– Почему зря? – чутко отреагировал я.

– Ну так это же очевидно. Ты сказал, что ранее посторонних запахов не было, а в момент происшествия – буквально воняло. Между тем специалисты всех трех ведомств честно отметили: судя по ряду признаков, лаз в дренаж был оборудован давно и пользовались им регулярно.

– Значит, где-то произошла протечка, причем совсем недавно, – гордо вставил я.

– И это тоже очевидно, так что не стоило даже и говорить об этом, – продолжал Ольшанский. – По «ниндзям» этим информация есть, но она совершенно ничего не дает. Оба уволены три года назад, причем не как обычно: вчера нарисовались – сегодня уволили позавчерашним числом, а реально уволены три года назад по вполне объективным причинам. Так что к службам вроде бы никакого отношения не имеют. Вроде бы…

– То есть нам просто нет смысла лезть туда, – проявил я смекалку. – Правильно я понял?

– Саша, ты заметил – ты самый молодой, а вопросов задаешь больше всех? – Ольшанский прищурился и хамски пустил мне в лицо струю дыма.

– Просто он у нас самый дотошный, – неожиданно заступился за меня Степа. – В смысле, пытается до всего дойти своим умом и вникнуть во все детали.

– Ну что ж, на этапе подготовки это, в общем-то, неплохо, – кивнул Ольшанский. – Но на будущее… Смотри, Саша, процесс познания сплошь и рядом бывает чреват самыми непредсказуемыми последствиями.

– Почему?

– Потому что есть вещи, в которые вникать надо очень осторожно и с оглядкой. А есть вещи, в которые вникать не стоит вообще. Ни при каких обстоятельствах. Потому что это смертельно опасно. Ты понял, Саша?

– Да, я понял. То есть мы полезем?

– Обязательно.

– И что конкретно мы будем там искать?

– Все, что не нашли специалисты из трех ведомств. Вернее, что не захотели найти. В общем, все, во что они дружно не захотели вникать.

– А если там не будет этого самого – что они не нашли? – задал резонный вопрос Юра.

– Очень может быть, что так и случится. Но когда вы все досконально обследуете и ничего не найдете, я буду знать наверняка, что там ничего нет, а не строить догадки на основе разнообразной «дезы», полученной от саботажников.

– Так вот, значит, для чего нужен свой персональный «инструмент», – глубокомысленно заключил я. – Поковыряться там, где местные «садовники» по ряду причин ковыряться не желают?

– Ага! Вижу, Семен уже успел вас отравить своей «садовой теорией». – Ольшанский задорно хмыкнул. – А вы в курсе, что именно эта теория и привела к формированию вашей самоубийственной службы?

– Да ладно, перестань, – засмущался доктор. – Зачем людям знать такие ненужные подробности?

– Ну уж нет! – воскликнул Ольшанский. – Страна должна знать своих героев! Короче, мужики, дело было так. Семен как-то придумал вот эту хрень насчет сада и рассказал Вовану. В смысле – шефу вашему. Ну и вот, как-то раз, когда Сам в очередной раз всем вставлял на предмет – почему у нас кругом коррупция, весь чиновный корпус – сплошь ворье, и отчего это в самой богатой стране мира народ нищий, а все бабло уходит словно в черную дыру – это у него регулярно бывает. Так вот, Вован возьми и ляпни насчет этой теории. Ну то есть сад, местные садовники, спец со стороны и персональный инструмент. Ага. Это он посумничать решил, показать, что не лаптем щи хлебает. Ну а Сам – тоже пошутить не дурак, возьми да скажи: ну что ж, молодец! Замечательная идея, говорит! Ты ее придумал – тебе ее и воплощать. Вован моментально сел на ж… Это как так, говорит? Да молча – отвечает Сам – разрабатывай концепцию, создавай службу, для начала сделай инструмент – например подразделение «Бункер», неплохо звучит, хе-хе, им ведь постоянно придется по бункерам шарахаться – ну и обкатывай его в режиме бета-тестирования. По ходу дела будем тебя поправлять, наблюдать, как получается, и вносить ценные идеи. Хе-хе…

– А почему наша служба самоубийственная? – осторожно уточнил я.

– Да потому. – Ольшанский вдруг разом перестал улыбаться. – Вы заметили: ваш шеф постоянно хмурый и, вообще, как будто весь из себя убитый? А он ведь не всегда был таким. До недавнего времени в футбол играл, ржал, как конь, в клубы ходил отдыхать, и вообще, радовался жизни… Все очень просто, ребята. Смех смехом, а теория Семена правильная и актуальная. Тут все так переплелось, что не просто копать – даже ткнуть своим инструментом куда-то безболезненно не получится. Обязательно будет бурная ответная реакция местных «садовников». Так что я очень не завидую вашему шефу. Семен ему, сам того не желая, по старой дружбе такую свинью подложил, что и врагу не пожелаешь.

– Ну что значит – «подложил»? – возмутился доктор. – У него своя голова, он умный, взрослый…

– Подложил, подложил! – Ольшанский погрозил доктору пальцем. – Я всегда говорил: умники – очень опасные люди. Они порой такое придумают, что хоть стой, хоть падай…

– Теперь понятно, кто во всем виноват, – резюмировал Юра, без тени усмешки глядя на доктора – и непонятно было, шутит он или нет.

– Ладно. Позубоскалили – и будя. – Ольшанский достал из салона полупрофессиональную видеокамеру: – Кто будет документировать?

Волонтеров не нашлось – тогда Ольшанский протянул камеру мне:

– Саша, я уверен, что ты умеешь пользоваться этой штукой.

– Да, приходилось. – У меня с незапамятных времен есть камера, и я частенько снимаю разнообразное непотребство – в основном в процессе туристических отпусков. – А что снимать?

– Да все подряд. Сам я, естественно, туда не полезу – там, где начинается дерьмо, юрисдикция прокурора заканчивается – так что меня интересует буквально все.

– А чья юрисдикция начинается там, где заканчивается ваша? – заинтересовался Юра.

– Дерьмопроходимцев, – невозмутимо ответил Ольшанский. – Причем – чужих, которым нельзя ни на грош верить. И вот в этом-то случае как раз очень кстати свой собственный, персональный инструмент, который придумал наш умный доктор Сема. Вот в таких случаях без него – ну буквально как без рук. В смысле без инструмента, а не без доктора Семы.

– Значит, снимать все подряд?

– Да, все подряд. Снимай и рассказывай на камеру все, что видишь, задокументируй мне все подробно. Если будет что-то необычное, интересное, непонятное – в разных ракурсах, и не поленись описать каждую деталь. Просто потом удобнее будет работать – знаете, часто бывает так, что оператор на месте что-то упустил, не обратил внимания, но снял: а потом, при просмотре всплывают совершенно неожиданные подробности, которые запросто могут лечь в основу «дела». Ну вот, собственно… Вопросы?

– Все понятно, вопросов нет. – Степа – человек действия, похоже, устал от нашей болтовни. – Давай, все на посадку, да поехали к колодцу…

* * *

Доводилось ли вам вблизи видеть людей в ХЗ (химзащите)? Если нет, сообщаю: это настолько забавное зрелище, что с непривычки можно помереть со смеху. На сборах, помнится, одевали ОЗК, так вот, все два часа были сплошные покатушки, и потом я полдня икал.

Второй раз это было на проверке, а там вроде бы совсем не до смеха: получишь «пару» – могут лишить «тринадцатой», и все равно, ржали как эскадрон гусар е… эмм… нет, лучше так: как эскадрон гусарских лошадей. Да, я в курсе, что где-то в нормальных войсках люди часами бегают в этой ХЗ, отрабатывают «вводные» и выполняют тяжелые нормативы, и это уже совсем не смешно.

Но меня это как-то не коснулось, поэтому мне было весело. А необходимость все подряд документировать и снимать на камеру только усугубляла процесс.

– Сцена номер один: «Папа хочет слоников». Слоники какие-то нестандартные: худосочные, мелкие и, вообще, явно недоношенные. Но папа хочет – значит, слоникам быть.

– «Папа» у нас Домовитый, – компетентно поправил Юра, глядя в камеру. – А слоников хочет дядя прокурор.

– Хорошо, не будем вступать в противоречие с действительностью. Сцена номер один: «Дядя хочет слоников».

Сцена номер один получилась весьма непродолжительной: Степа, Юра и инженер буквально впрыгнули в Л-1, им понадобилось меньше минуты, чтобы облачиться и надеть «трансы». Да, «трансы»[23]23
  Транспортные мешки (термин).


[Закрыть] – это, оказывается, не психические состояния, как мне до недавнего времени думалось, а непромокаемые герметично закрывающиеся мешки – Юра и Степа их почему-то именно так и называют. В общем, троица наша мгновенно экипировалась, а мы с доктором – нет. Доктор под землю не собирался, так что мне пришлось отложить камеру и тоже натянуть на себя резину. У меня это заняло значительно больше времени, чем у коллег.

Пока я одевался, Юра поделился наблюдениями:

– «Наружка». – Он кивнул на иномарку с тонированными стеклами, стоявшую в противоположном конце двора.

– «Наружка»? – неприятно удивился я. – То есть они за нами наблюдают?

– За нами, за ними, короче, за всеми, кто в колодец полезет.

Я посмотрел на коллег: похоже, ни на кого, кроме меня, сообщение Юры не произвело никакого впечатления.

– А чья это «наружка»? С какой целью они за нами наблюдают?

– А нам не по? – Юра пожал плечами, повернулся к иномарке и неожиданно несколько раз подпрыгнул, крест-накрест взмахивая руками над головой – как это обычно делают группы поддержки на стадионах. – Хлопцы, маму вашу е, чьи вы будете? Кто вас, плятт, в бой ведет?

Мне это показалось верхом легкомыслия, но я не стал одергивать зарвавшегося коллегу: Степа – командир, на это совершенно никак не отреагировал, значит, это действительно не так уж и важно.

– Помешать они нам не могут, – как обычно, пришел мне на помощь доктор. – А наблюдают за колодцем просто так, в рамках «разработки». И вообще, привыкайте, поручик: вы теперь постоянно будете в центре внимания различных спецслужб.

По завершению обрезинивания меня ожидало неприятное известие. «Транс», который выделили персонально для меня, почему-то оказался в три раза больше, чем у всех остальных. Вот так ни фига себе, новости!

– Я положил тебе инженерный комплект, – благосклонно кивнул мне инженер.

Так, а вот это уже была явная дедовщина. Меня едва не перекосило от злобы, с трудом сдерживаясь и подбирая слова, я процедил:

– Послушайте… Эмм… Как к вам обращаться?

– К нам? – удивился инженер. – Коллеги, друзья, братья – на твое усмотрение, никто не ограничивает.

– Нет, я имею в виду – к вам лично.

– Ко мне?

– Да-да, к вам.

Инженер с недоумением оглянулся:

– А меня что – двое и более? Почему – «к вам»?

– Ну как… Вы кто по званию?

– Я майор, но это не имеет никакого значения. Мы в команде, и я тебе не начальник. Зовут меня Спартак, фамилия Шабанов, специальность – инженер. Так что можешь так и обращаться, как шлея под хвост ляжет: Спартак, Шабанов, инженер или майор. Только не зови меня «эй» – не люблю. Видишь ли, мою юный друг: на «эй» зовут б…ей – истина старая, но по молодости лет не всем доступная. Все понятно?

– Ну, в общем… Гхм-кхм… Многоуважаемый Спартак!

– Да! – одобрил инженер. – Мне очень нравится такое обращение! Продолжай в том же духе, и мы быстро подружимся.

– Спартак, почему ваш инструмент положили именно в мой мешок?

– Вопрос простой, попробуй догадаться сам. Намекаю: инструмент именно «наш», а не персонально мой – то есть он нужен для общего дела. Дальше – сам.

– Потому что я самый молодой и надо мной опять издеваются? Мне, между прочим, еще камеру нести и снимать все подряд!

– Слышь, турист, ты давай, завязывай с этим, – недовольно нахмурился Юра. – Никто над тобой не издевается, все строго по функциям. Мы со Степой будем «бить» трассу и в случае чего воевать. Спартак по ходу будет работать – проводить инженерную разведку. Не пробовал искать мины с таким мешком за плечами?

– Мины?!

– Ну, мало ли чего там может быть – чай, не к подружке под подол лезем, а в неразведанную коммуникацию. А ты у нас единственный идешь пассажиром, так что тебе делать ничего не придется: будешь идти в замыкании и тащить груз. Вопросы есть?

Вопросов не было. Я надел тяжеленный мешок и тут же получил ЦУ:

– Ты с ним в люк не пролезешь. Снимай, прыгай первым, мы тебе спустим «транс», отойдешь в сторону, против хода движения и наденешь.

Кипя от злости я снял мешок, взял камеру и подошел к люку, с которого Юра со Степой стащили крышку специальным крючком.

– А сцена номер один называется «Дядя хочет слоников», – совершенно серьезно напомнил Юра.

– Не понял?

– Противогаз.

Я на несколько мгновений притормозил, пытливо вглядываясь в лица коллег: это издевательство или разумная необходимость? Увы, эти мерзкие наглые лица были бесстрастны, определить по ним что-либо не представлялось возможным, и я, как и было ранее рекомендовано, до всего дошел сам.

Будем считать, что это разумная необходимость. Там могут быть газы, я иду первым, так что…

Я надел противогаз, заправил сверху капюшон, и тут выяснилось, что в таком варианте на голову не лезет каска с налобником.

Коллеги терпеливо ждали: я нервно чертыхнулся, снял капюшон и с трудом натянул каску, подогнанную к «пустой голове».

Черт, опять двусмысленность… Господи, как же я зол – я даже плохо соображаю от этого! К непокрытой голове она была подогнана, эта паршивая каска. Подогнать – минута, но в противогазе и резиновых перчатках это займет гораздо больше времени.

В общем, я натянул каску с налобником и полез в люк…

* * *

Шлепая с тяжеленным мешком за плечами в замыкании группы, я умнел и набирался опыта буквально с каждым шагом.

Слоган «дядя хочет слоников» был концептуально неверным.

Дядя всего лишь хотел, чтобы мы выполнили задачу, про слоников даже слова сказано не было. Если кто не в курсе, это такой древний армейский анекдот про «взвод – газы!», когда еще противогазы были с «хоботами».

Поскольку никто в группе, кроме меня, не стал надевать противогаз, я через минуту стащил свой (в противогазе трудно дышать, особенно если топаешь под нагрузкой). А еще через пару минут я понял, что мы зря одели Л-1. За эти две минуты я в нем вспотел как ломовая лошадь, а поток на дне коллектора был такой глубины, что вполне можно было бы обойтись обычными «ресапами». Видите, даже словечко запомнил! То есть затягиваться по уши в резину было совсем не обязательно.

Итак, я топал позади всех, волок мешок и дергано и неровно снимал на камеру. Плавно почему-то не получалось, то ли практики мало, то ли мешок мешал, в общем, репортаж будет еще тот.

Никакого «документирования» не было: желание не то что балагурить, а даже просто что-то комментировать пропало напрочь, я молча шлепал по воде и размышлял о превратностях судьбы.

Увы, увы: не об этом я мечтал, томно размышляя у парадного подъезда Дома Номер Четыре. Виделись мне в тот момент лимузины, фуршеты, ночные клубы и множество прекрасных дев, которые за право обладания мною будут устраивать гладиаторские бои.

О грузовых прогулках по грязным коллекторам я не мечтал. Я, знаете ли, не мазохист.

А кто я? Да просто… Просто дурак. Идиот! Дебил!! Даблйоп!!! То есть двойной йоп, это среди обычных йопов что-то вроде особо опасного рецидивиста, которому всегда достается двойная порция.