Автор книги: Лев Толстой
Жанр: Русская классика, Классика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 47 (всего у книги 71 страниц)
После отъезда Денисова Nicolas, дожидаясь своего отчисления от адъютантства, провел две недели, не выезжая из дома и преимущественно в комнате барышень. Соня была к нему преданнее и нежнее, чем прежде; она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она еще больше любит его. Но Nicolas теперь считал себя недостойным ее и отношения их оставались так же неопределенны.
Он исписал их альбомы стихами и нотами и, не простившись ни с кем из своих знакомых, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
–
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.Два дни после объяснения своего с женою Пьер уехал в Петербург с намерением получить паспорт и ехать за границу, но война была уже объявлена и паспорты не выдавались. Остановившись не в своем доме, не у тестя, князя Василья, ни у кого из многочисленных знакомых, он жил в Аглицкой гостинице, не выходя из комнаты[2863]2863
Зачеркнуто: даже не одеваясь и никого не принимая. Он не читал даже по своей привычке, а целые дни, лежа на диване, положив ноги на стол, ковыряя в носу, морщился, думал, думал, думал и думал. Но чем больше он думал, тем темнее, запутаннее и безнадежнее представлялись ему прошедшее, будущее и главное настоящее. Пьер принадлежал к тем людям, которые постоянно радостно, рассеянно смотрят на жизнь и для которых, чем реже возникают вопросы о значении всей жизни, тем вопросы эти мучительнее и неотвязчивее, когда они раз предстают перед ними.
Он принадлежал к тем людям, для которых жизнь постоянно весела и завлекательна, но на которых, хотя и редко, находят периоды тоски и бессилия.
[Закрыть] и никому не дав знать о своем приезде.
Целые дни и ночи он проводил, лежа на диване и задрав ноги и читая или расхаживая по своей комнате, или слушая разговоры г-на Благовещенского, единственное лицо, которое он видел в Петербурге. Благовещенский был хитрый, подобострастный и глупый делец, который ходатайствовал по делам еще покойного графа Безухого. Pierre послал за ним, чтобы поручить ему взять паспорт, и с тех пор он приходил каждый день и сидел молча целые дни перед Ріеrr’ом, считая это сиденье в комнате графа весьма хитрым с своей стороны маневром, долженствовавшим принести ему большие выгоды. Pierre же привык к этому глупому и подобострастному лицу, не обращал на него никакого внимания, но любил, когда он сидит тут.
– Приходите же, – говорил он ему, прощаясь.
– Слушаю-с. Всё изволите читать, – говорил Благовещенский, входя.
– Да, садитесь, чаю, – говорил Pierre.
Pierre жил так более двух недель. Он не знал, когда какое число, какой день, каждый раз, просыпаясь, спрашивал себя, вечер это или утро. Ел он то в середине дня, то в середине ночи. Прочел он в это время и все романы m-me Suza и Redcliffe и «Esprit des lois» Montesquieu и скучные волюмы «Correspondance» Rousseau, которые он не читал до сих пор, и всё ему казалось одинаково хорошо. Как только он оставался без книги или без Благовещенского, рассказывающего о выгоде службы в сенате, он начинал думать о своем положении и всякий раз, как повторялся в его голове весь, всё тот же самый, путь тысячу раз повторенных скверных мыслей и приводил его всё к тому же cul de sac[2864]2864
[безвыходному положению]
[Закрыть] отчаяния и презрения к жизни, он говорил себе и всякий раз вслух и по французски.
«Э, разве не всё равно. Стоит ли думать об этом, когда вся жизнь такая короткая глупость».
Только когда он читал или слушал Благовещенского, ему урывками приходили прежние мысли, то о том, как глуп Благовещенский, полагая, что быть сенатором есть верх славы, когда слава египетского героя и та нечистая слава, то читая про любовь какой-нибудь Amélie о том, как бы он сам полюбил и отдал бы себя любимой женщине, то читая Montesquieu о том, как односторонне судит писатель этот о причинах духа законов и как, ежели бы он дал себе труд подумать, он, Pierre, написал бы об этом предмете другую, лучшую книгу и т. д. Но как только он останавливался на этой мысли, ему приходило в голову то, что до них [?] было, и он говорил себе, что всё это вздор и всё равно и не стоит того вся глупая жизнь, что[бы] чем-нибудь заниматься. Как будто свернулся тот винт, на котором стояла вся его жизнь.
«Что я, для чего я живу, что творится вокруг меня, что надобно любить и что надобно презирать, что я люблю и что я презираю, что дурно, что хорошо?» были вопросы, которые, не получая ответа, представлялись ему. И отыскивая ответы, он лично, одиноко,[2865]2865
Зачеркнуто: в своей просторной голове, с своей способностию к спекулативным соображениям
[Закрыть] несмотря на свое малое изучение философии, проходил по тем путям мыслей и приходил к тем же сомнениям, по которым проходила история философии всего человечества. «Что есть я, что жизнь, что смерть, какая сила управляет всем?» спрашивал он себя и единственный, не логический ответ на все эти вопросы удовлетворял его. Ответ этот: только в смерти возможно спокойствие. Всё в нем самом и вокруг его во всем мире представлялось ему столь запутанным, бессмысленным и безобразным, что он боялся одного, как бы люди не втянули его опять в жизнь, как бы не вывели его из этого презрения ко всему, в котором одном находил он временное успокоение.
В одно утро он лежал, положив ноги на столе, с раскрытым романом, но погруженный в[2866]2866
Зачеркнуто: высший склад мыслей, до которых может достигнуть человек; он презирал и был равнодушен не только ко всему на свете, но и к своей собственной жизни и чувствовал, что, отыскивая истину, он дошел до той высшей степени человеческого знания, на которой нам дано только видеть возможность истины, но прегражден путь проникновения в ее святилища. Он чувствовал ту вечную невозможность
[Закрыть] этот тяжелый, безвыходный ход мысли, всё повертывая и повертывая этот свинтившийся винт мысли, всё так же повертывавшийся и ничего не захватывавший. Благовещенский сидел в уголке и Pierre смотрел на его чистенькую фигуру, как смотрят на угол печи.
«Ничего не найдешь, ничего не придумаешь», говорил себе Pierre. «Всё гадко, всё глупо, всё навыворот. Всё, из чего бьются люди, гроша не стоит. А знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это – высшая степень человеческой премудрости. Не глупа эта аллегория [?] о невозможности вкушения плода с древа познания добра и зла»,[2867]2867
Зач.: Он был на этой ступени мыслей, когда в приемной комнате он услыхал голос своего
[Закрыть] думал он.
– Захар Никодимыч! – обратился он к Благовещенскому, – когда вас учили в семинарии, как вам объясняли значение древа познания добра и зла?
– Уж это я забыл, ваше сиятельство, но профессор был великого [?] ума…
– Ну, расскажите… – но в это время в передней послышался голос камердинера Pierr’a, не впускающего кого то, и тихий, но[2868]2868
Зач.: приятный и
[Закрыть] твердый голос посетителя, говоривший:
– Ничего, мой друг, граф меня не выгонит и будет тебе благодарен за то, что ты впустил меня.
– Затворите, затворите дверь! – закричал Pierre, но дверь отворилась и в комнату вошел[2869]2869
Зач.: <неторопливо, спокойно> быстрыми шагами
[Закрыть] невысокого роста, худой, старый человек в парике и пудре, чулках и башмаках, с белыми, седыми бровями, особенно резко отделявшимися на его[2870]2870
Зач.: <розово-нежном, приятном> желто-бледном
[Закрыть] чистом, старческом лице.[2871]2871
Зач.: Несмотря на высоту мыслей, на которой находился в то время
[Закрыть] В приемах человека этого была приятная уверенность, учтивость человека высшего света.
Пьер растерянно вскочил с дивана и с неловкой улыбкой вопросительно обратился к[2872]2872
Зачеркнуто: старичку
[Закрыть] старику.[2873]2873
Зач.: Старичок
[Закрыть] Старик, печально улыбнувшись Пьеру,[2874]2874
Зач.: вернулся, затворил дверь и, молча сев подле Пьера и взяв его за руку, тихо сказал:
– Нам жаль тебя, брат мой, ты совершил преступление, ты мучаешься и падаешь, но ты обретешь успокоение среди нас. Тебя ждет возрождение в обновленном эдеме. – Пьер с удивлением и, почему то, с невольным уважением, любовью и надеждою на помощь
[Закрыть] оглянул беспорядочную комнату и тихим ровным голосом назвал свою[2875]2875
Зач.: нерусскую
[Закрыть] русскую, известную Pierr’y фамилию, объяснив, что он имеет переговорить с ним с глазу на глаз. При этом он взглянул на Благовещенского так, как глядят только люди, имеющие власть. Когда Благовещенский вышел, старик сел подле Pierr'a и долго, пристально, ласкающим взглядом, молча посмотрел ему в глаза.[2876]2876
На полях: Письмо его князю Андрею о новой жизни.
[Закрыть]
Вокруг Pierr’a были разбросаны на полу и стульях бумаги, книги и платья. На столе валялись остатки завтрака и чая. Сам Pierre был неумытый, небритый и взлохмаченный, в грязном халате. Старичок был так чисто выбрит, так облегал высокий жабо его шею, так обрамлял пудренный парик его лицо, чулки его сухие ноги, что он, казалось, не мог быть иным.
– М-r le comte, – сказал он удивленно глядящему на него и испуганно запахивающему свой халат Pierr’y. – Несмотря на ваше, совершенно законное удивление видеть меня, незнакомого, у вас, я должен был утрудить вас. И ежели вам угодно будет дать мне короткую аудиенцию, вы узнаете, в чем дело.
Пьер почему то с невольным уважением вопросительно смотрел через очки на старика и молчал.
– Слышали ли вы, граф, про братство вольных каменщиков? – сказал старичок. – Я имею счастие принадлежать к ним[2877]2877
Зач.: и пришел сюда, чтобы ввести тебя в него. Ежели ты
[Закрыть] и братья мои предписали мне притти к вам. Вы меня не знаете, но мы знаем вас. Вы любите бога, то есть истину, и любите добро, то есть ближнего, братьев своих и вы в несчастии, унынии и горе. Вы в заблуждении и мы пришли помочь вам, открыть вам глаза и вывести на путь, который ведет к вратам обновленного Эдема.
– Ах да, – с виновной улыбкою сказал Пьер,[2878]2878
Зач.: которому хотелось поскорее отделаться от <старичка> посетителя, – но признаюсь в настоящую минуту мало интересуюсь чем…
[Закрыть] – очень вам благодарен… я… – Pierre не знал, что ему сказать, но лицо и речи старичка успокоительно приятно действовали на него. Лицо старичка, оживившееся и принявшее оживленное выражение в то время, как он начал говорить о каменщичестве, опять стало холодно и сдержанно учтиво.
– Очень благодарен… но оставьте меня в покое, – сказал старичок, по своему доканчивая фразу Pierr’a. Он улыбнулся и вздохнул,[2879]2879
На полях: Он видел веру и твердое убеждение, а оно то убеждает больше всего. Да и потом, что за беда – всё равно.
[Закрыть] своим твердым, полным жизни взглядом упорно глядя в растерянные глаза Пьера, и странно: Пьер в этом взгляде почувствовал надежду на успокоение. Он чувствовал, что для этого старичка мир не был безобразною толпою, не освещенный светом истины, но, напротив, стройным и величественным целым.[2880]2880
Зачеркнуто: Pierre почувствовал, что от этого странного посетителя не отделаешься скоро.
[Закрыть]
– Ах, нет, совсем нет, – сказал Pierre. – Напротив, я только боюсь, что насколько я слышал и читал о масонстве, что я очень далек от понимания его.
– Не бойтесь, брат мой, бойтесь одного всемогущего творца. Говорите прямо все свои мысли и сомнения, – сказал старичок спокойно и строго, опять покидая тон учтивости и входя в тон одушевления. – Никто один не может достигнуть до истины, только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений от праотца Адама и до нашего времени воздвигается храм Соломона, который должен быть достойным жилищем великого бога. Ежели я знаю что-нибудь, ежели я дерзаю, сам ничтожный раб, приходить на помощь ближнему, то только оттого, что [я] есть составная часть великого целого, что я есмь звено невидимой цепи, начало которой пропадает в небесах.
– Да… я, да отчего же?.. – сказал Pierre, – я бы желал знать, в чем состоит истинное франкмасонство. Какая цель его? – спросил Pierre.
– Цель? Воздвижение храма Соломона, познание натуры. Любовь к богу и любовь к ближнему. – Старичок замолчал с таким видом, что надо долго обдумывать сказанные слова, и они помолчали минуты две.
– Но это цель христианства, – сказал Pierre.
Старичок не отвечал.
– И какое же познание натуры?[2881]2881
Зач.: – Отчего оно достигается обществом, а не единично… Никогда… я бы был более способен, – сказал Pierre, – понять и полюбить учение, которое бы мне показало стройность мира, как теперь. Я сомневаюсь и мучаюсь и сомневаюсь теперь, – говорил он, поощряемый выражением кроткого и снисходительного участия, которое было на лице его собеседника. – Скажите мне ясно и прямо, что такое масонство.
[Закрыть] И какими путями вы дошли до того, чтобы достигать в мире осуществления вашей троякой цели – любви к богу, к ближнему и к истине?[2882]2882
Зач.: тогда как в моих глазах мир представляется (сколько я ни стараюсь видеть иначе) представляется собранием сил, сталкивающихся друг с другом и пожирающих одна другую.
[Закрыть] Мне кажется, это невозможно.
Старичок кивал головой, как бы одобривая каждое слово Pierr’a. На последних словах он остановил Pierr’a, входившего в умственное, раздраженное одушевление.
– Разве ты не видишь в природе, что силы эти не пожирают одна другую, а, сталкиваясь, производят гармонию и благость?
– Да, но, – начал Pierre.
– Да, но в мире нравственном, – перебил его старичок, – ты не видишь этой гармонии, ты видишь, что элементы сходятся, чтобы произвести произрастение, произрастение служит для того, чтобы напитать животное, а животные без цели и следа пожирают одно другое. И человек, кажется тебе, губит вокруг себя всё для удовлетворения своей похоти и под конец всё не знает своей цели, к чему и зачем он живет.
– Да, нет, да… – сказал Pierre, всё более и более чувствуя уважение к этому старичку, угадывавшему и высказывавшему его мысли.
– Живет, чтобы понять бога своего творца! – сказал старичок, опять молчанием подчеркивая свои слова.
– Я… вы не думайте, что это так, из моды… я не верю, не то, что не верю, я не знаю бога, – с сожалением и с усилием сказал Pierre, чувствуя необходимость сказать всю правду и пугаясь, что он говорит.
Старичок улыбнулся, как улыбнулся бы богач, держащий в руке тысячи, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей и он чувствует, что невозможно достать их.
– Да вы не знаете его, граф, – сказал старичок, переменяя тон и покойно усаживаясь и доставая табакерку. – Вы не знаете его, оттого вы и несчастны, оттого мир для вас есть груда развалин, валящихся и разрушающихся одни на другие.
– Да, да, – сказал Pierre тоном нищего, который подтверждает заявление богача о его бедности.
– Вы не знаете его, граф, вы очень несчастны, а мы знаем его и служим ему и в этом служении обретаем высочайшее блаженство, не только в загробной жизни (которой ты тоже не знаешь), но и в этом мире. Многие говорят, что знают его, но они еще не вступили на первую ступень этого знания. Ты не знаешь его. А он здесь, он во мне, он в моих словах, он в тебе и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас, – дрожащим голосом сказал старичок. Он помолчал. – Но познать его трудно. Мы работаем для этого познания и в работе этой находим высшее счастие на земле.[2883]2883
Зачеркнуто: Присоединись к нашей работе, и ты познаешь его.
[Закрыть]
– Но в чем же состоят они, эти работы?
– Ты сказал сейчас, что цель наша есть та же, что и цель христианства. Отчасти это справедливо, но цель наша определена еще до воплощения сына божия. Мастера нашего ордена были у египтян и халдеев и древних евреев.
Как ни странно было то, что говорил старичок, как в душе своей ни смеялся прежде Pierre над этим родом масонских суждений, которые ему прежде доводилось слышать с упоминанием халдеев и таинств натуры, но теперь он с замиранием сердца слушал старичка и уже не спрашивал его, а верил тому, что он говорил. Он верил не тем разумным доводам, которые были в речи старичка, а верил, как верят дети, интонациям убежденности и сердечности, которые были в его речи. Он верил тому дрожанию голоса, с которым старичок выразил сожаление о незнании бога Pierr’oм, он верил этим блестящим старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, он верил тому спокойствию и жизнерадостности, которые светились из всего существа старичка, которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью. Он верил той силе огромного общества людей, связанных веками одной мыслью, которой старичок был тридцатилетним представителем.
– Открыть профану таинства нашего ордена невозможно.[2884]2884
Зачеркнуто в наборной рукописи: поглядите на меня, граф. Мне шестьдесят два года, я похоронил всех, близких моему сердцу, людей. Я имею врагов и спокоен, тверд и счастлив, сколько можно быть счастливым на земле, и не тягощусь жизнью, которой мне недостает для исполнения всех моих обязанностей. Я счастлив, а вы, граф? Вы молоды, вы богаты, умны, образованы и вы несчастны. Да, я знаю вашу жизнь.
[Закрыть] Невозможно потому, что знание этой цели достигается только работами, медленно подвигающими истинного каменщика от одной ступени знания к другой, более высокой. Постигнуть всё – значит постигнуть всю мудрость, коею обладает орден. Но мы давно следим за тобой, несмотря на жалкое твое невежество и мрак, застилающий свет души твоей, мы решили избрать тебя и спасти от самого себя. Ты говоришь, что мир состоит из падающих и давящих одна другую развалин. И это справедливо, ты один есть сия развалина. Что ты?
И старичок начал излагать Пьеру всю его жизнь, его обстановку, его свойства, ничего не скрашивающими, прямыми и сильными словами.
– Ты богат: десять тысяч человек зависят от твоей воли; видел ли ты их, узнал ли ты об их нуждах, позаботился ли подумать о том, в каком положении находятся их тело и душа? Помог ли ты им, в чем состояла твоя прямая и священная обязанность, найти пути для достижения царствия божия, осушил ли ты слезы вдов и сирот, любил ли ты сердцем их хоть одну минуту? Нет, пользуясь плодами их трудов, ты предоставил их воле своекорыстных и невежественных людей и ты говоришь, что мир есть падающая развалина. Ты женился и взял на себя ответственность в руководстве молодого и неопытного существа и что же ты сделал, думая только об удовлетворении своих радостей?
Как только старичок упомянул о жене, Pierre багрово покраснел и начал сопеть носом, желая перебить его речь, но старичок не допустил.
– Ты не помог ей найти пути истины, а ввергнул ее в пучину лжи и разврата. Человек оскорбил тебя и ты убил его или хотел убить его. Общество, отечество твое дало тебе счастливейшее и высшее положение в государстве. Чем ты отплатил ему за эти блага? Старался ли ты в судах держать сторону правосудия или достигать близости к престолу царя для того, чтобы защищать правду и помогать ближнему? Нет, ты ничего этого не сделал, ты отдался самым ничтожным страстям человеческим, окружил себя презреннейшими льстецами и, когда несчастие показало тебе всю ничтожность твоей жизни, ты обвиняешь не себя, а премудрого творца, которого ты не признаешь для того, чтобы не бояться его.
Пьер молчал. Описав мрачными красками его прошедшую жизнь, старичок перешел к описанию той жизни, которую должен бы был вести и устроить Пьер, ежели бы он хотел следовать правилам масонов. Огромные имения его должны были [быть] все объезжены, во всех должны были бы[ть] сделаны материальные благодеяния крестьянам, везде должны были [быть] учреждены богадельни, больницы, школы. Огромные средства должны были бы[ть] употреблены на распространение просвещения в России, издание книг, воспитание духовных лиц, собрание библиотек и т. п. Сам он должен был занимать видное служебное место и помогать благодетельному Александру искоренять в судах лихоимство и неправду. Дом его должен был быть местом сборища всех единомыслящих людей, стремящихся к той же цели. Так как он имеет склонность к занятиям философским, то свободное от службы и управления имением время должно было употребляться на приобретение знаний таинств натуры, в котором высшие мастера ордена не отказали бы ему в своем пособии.
– Тогда бы, – заключил он, – знание того, который бы руководил тобою в ведении таковой жизни, которого помощь и благословения ты чувствовал бы всякое мгновение, тогда бы знание это пришло само собою. – Pierre молча сидел перед ним и слезы стояли в его больших, умных, внимательных глазах.
– Да, всё <что> вы говорите мне, было моими желаниями, моими мечтами, – сказал Пьер, – но я в жизни не видал ни одного человека, который бы не посмеялся над такими мыслями. Я думал, что это невозможно; ежели бы…
Старичок перебил его.
– Почему же мечтания эти не осуществились, – сказал он, видимо увлекаясь спором, на который Pierre не вызывал его, но который в других случаях часто представлялся ему, – я тебе скажу это, отвечая на тот вопрос, который ты мне сделал прежде. Ты сказал: для чего масонство учит тому же самому, чему учит и христианство. Христианство есть учение, масонство есть сила. Христианство не поддержало бы тебя, оно отвернулось бы от тебя с презрением, как скоро бы ты произнес те кощунственные слова, которые ты произнес сейчас при мне. Мы же не признаем различия вероисповедания, как и не признаем различия наций, сословий; мы считаем всех равно своими братиями, всех тех, которые любят человечество и истину. Христианство не пришло и не могло притти к тебе на помощь, а мы спасали и спасаем не таких преступников, как ты. Тебя мучает мысль о Долохове, то знай же, что наш брат и мастер нашего ордена, глубоко познавший тайны врачевания человеческого тела, послан был нами к тому, кого ты считаешь своею жертвой, и вот что он пишет нам. – Старичок достал французское письмо и прочел его. В письме описывалось, что положение Долохова, которое было почти безнадежно, теперь не представляет более никакой опасности. Корреспондент прибавлял, что к несчастию попытки его нравственного врачевания этой, закоренелой во мраке, души были совершенно тщетны.
– Вот разница между христианством и нами: оно учит, а мы действуем.
Старичок замолчал, подвинул к себе лист бумаги и карандашом начертил квадрат, перекрестив его двумя диагоналями, и на каждой стороне квадрата поставил номера от первого до четвертого.
Против первого он написал – бог, против второго – человек, против третьего – плоть, против четвертого – смешанное и, подумав над этим, подвинул бумагу к Pierr'y.
– Мы вас знали, граф, и поэтому я вам открываю многое, чего мы не можем открыть неофитам. Вот оно, масонство. Человек должен стремиться быть центром. Стороны этого квадрата заключают всё…
Старичок просидел от двенадцати часов утра до позднего вечера у Пьера. Они переговорили обо всем. Pierre замечал, что старичок не только не боялся, но признавал его безверие, как бы говоря, что он уверен, что эта минутная ошибка мысли скоро пройдет.
Через неделю был назначен прием Безухова в петербургскую ложу[2885]2885
Зачеркнуто: Северного сияния.
[Закрыть] др[узей] Ищущих манны.
[Далее со слов: Дело Пьера с Долоховым было замято…[2886]2886
На полях: Р[іеrre] главное весел и рассеян.
[Закрыть] кончая: … и князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения. – близко к печатному тексту. T. II, ч. 2, гл. V.]
На другой день Пьер получил записку от Анны Павловны Шерер,[2887]2887
На полях: Hélène уже в Бартенштейне. Государь обласкал ее на бале и спрашивал о нем. Он бы мог сделать карьеру. Pierre весело отшучивается.
[Закрыть] приглашавшую его непременно побывать к ней нынче вечером[2888]2888
Зач.: между 7 и 8 часами
[Закрыть] для очень важных переговоров и сообщения ему радостного известия о князе Андрее Болконском. Пьер и все в Петербурге считали князя Андрея убитым.[2889]2889
Зач.: В записке приписывалось, что кроме его, у Анны Павловны никого не будет.
[Закрыть] Пьер догадался,[2890]2890
Зач.: вследствие этой приписки.
[Закрыть] что Анне Павловне уже было известно его вчерашнее свидание с тестем, что нынешнее свидание имело целию только продолжение вчерашнего и что известие о князе Андрее была только приманка. Но убедив себя тем, что при новой его жизни ему не нужно бояться людей, что вероятно что-нибудь и правда о известии, касавшемся князя Андрея, он в первый раз после своей дуэли[2891]2891
Зач.: выбрился
[Закрыть] надел фрак и поехал в дамское общество. Он был весел и сдержан, как бы подтрунивая над всем миром, зная истину.
С того первого вечера, как Пьер так неуместно защищал Наполеона в гостиной Анны Павловны, прошло много времени. Первая коалиция была уничтожена, сотни тысяч людей погибли под Ульмом и Аустерлицем. Буонапарте, столь возмущавший Анну Павловну своей дерзостию присоединения Генуи и надевания себе на голову сардинской короны, Буонапарте этот с тех пор посадил своих двух братьев королями в Европе, предписывал законы всей Германии, был признан императором всеми европейскими дворами, кроме России и Англии, уничтожил в две недели прусскую армию под Иеною, вступил в Берлин, взял понравившуюся ему шпагу Фридриха Великого и отослал ее в Париж, (это последнее обстоятельство более всех других раздражало Анну Павловну) и, объявив войну России, обещался уничтожить ее новые войска так же, как и под Аустерлицем. Анна Павловна же давала в свободные дни у себя такие же вечера и точно так же, как и прежде, подшучивала над Наполеоном и недоумевающе гневалась на него и на всех европейских государей и полководцев, которые, как ей казалось, нарочно согласились потворствовать Наполеону, чтобы сделать ей и вдовствующей императрице эту нравственную неприятность и огорчение. Но Анна Павловна и ее высокая покровительница считали себя выше такого поддразнивания.
– Тем хуже для них, – говорили они и всё-таки высказывали приближенным свой, на этот счет, непритворный образ мыслей.
В тот вечер, когда Пьер взошел на крыльцо Анны Павловны, его встретил тот же придворный пухлый лакей, с тем же значительным и торжественным видом отворил дверь и провозгласил его имя, когда он входил по ковру в ту же бархатную масака гостиную, в которой на том же кресле, с тем же безучастным видом сидела безмолвная тетушка, во всех своих чертах и позе олицетворяя тихую и преданную печаль о безбожных успехах Буонапарте.
Анна Павловна, столь же твердая и несомненная в своих приемах, вышла к Пьеру и особенно ласково подала ему свою желтую, сухую руку.
– О, как вы переменились, – сказала она ему, – и к лучшему, значительно к лучшему. Очень благодарна, что вы приехали, вы не будете раскаиваться в том, но прежде, чем я скажу вам ту новость, которая должна обрадовать вас, я еще должна прочитать вам проповедь.
– Жив он? – нетерпеливо спросил Пьер и на лице его отразилось то выражение молодой любви и счастия, которого не было на нем со времени его женитьбы.
– После! После! – шутливо проговорила Анна Павловна. – Если вы будете послушны к моим проповедям, то я вам скажу эту новость.
Пьер нахмурился.
– Я не могу этим шутить, – сказал он. – Вы не знаете, что для меня этот человек. Жив ли он?
– Пилад ваш жив, – с легким презрением сказала Анна Павловна, – но помните, с каким условием я говорю вам это и скажу еще все подробности о нем. Вы должны меня слушать, как духовника, и исполнить мои советы, но надеюсь, что вы не такой страшный спорщик, как бывали прежде. Женитьба, по моим наблюдениям, весьма формирует характер людей. Надеюсь, что и на вас она подействовала так же, особенно зная характер нашей милой Элен.
Пьер, к удивлению своему, почувствовал себя необыкновенно твердым и спокойным в виду предстоящих увещаний. Сознание того, что у него есть цель и надежда в жизни, давало ему эту твердость. Он в первый раз после принятия своего в братство примеривал себя к обыденным условиям жизни и чувствовал себя необыкновенно выросшим. Он не боялся на себя влияния Анны Павловны, притом он был радостно возбужден неожиданным известием о возвращении к жизни своего друга.
– Вот экзорд, – сказал он, улыбаясь своей доброй улыбкой, ожидая речи.
Пьера занимала вместе с тем мысль, каким образом придворная Анна Павловна коснется вопроса о запрещенной и строго осуждаемой при дворе дуэли. Он удивлялся, каким образом Анна Павловна могла с ним говорить так кротко и дружелюбно после его столь непридворного поступка. Он не понимал еще того, что, хотя Анна Павловна знала все малейшие подробности его дуэли, она игнорировала их, т. е. признавала эту дуэль не существовавшей. Она говорила только об отношении Пьера к жене. Когда Пьер неосторожно заметил ей, что он готов подвергнуться всем последствиям своего поступка, но что он не изменит своего решения расстаться с женою, она с вопросительным недоумением посмотрела на него, как бы спрашивая его, о каком он говорит поступке, и поспешно прибавила: – мы, женщины, не можем и не хотим знать ни о каких других поступках, как о тех, которые делаются в отношении нас. Несмотря на трогательные увещания и доводы Анны Павловны, как убит старик отец, князь Василий, как предана своей судьбе и наклонностям молодая женщина, оставленная мужем, какой вред репутации его делает эта разлука, которая не может быть вечна, потому что Элен заставит его воротиться к себе, на все эти доводы Пьер, краснея и нерешительно улыбаясь, решительно отвечал одно, что он не в силах и не может переменить своего решения. Пьер, удерживаемый своим природным уважением к женщине, соединявшимся у него с некоторым презрением к ней,[2892]2892
Зачеркнуто: Пьер не сердился, но, невольно впадая в придворный светский тон французской болтовни, более отшучиванием, чем серьезно, отвечал на доводы Анны Павловны. Притом, как видно, и Анна Павловна не интересовалась успехом своей негоциации. Ее увещания кончились тем, что она просила Пьера не говорить, что он никогда не сойдется с женою, не распускать слух о их размолвке и еще подумать.
[Закрыть] не мог рассердиться, но ему становилось тяжело.
– Оставимте этот разговор, он ни к чему не приведет нас, – сказал он. Анна Павловна задумалась.
– Ах! подумайте, мой друг, – сказала она, подняв глаза к небу. – Подумайте, как страдают и переносят свои страдания лица, особенно женщины, и очень высокопоставленные, – сказала она, принимая то грустное выражение, которое сопутствовало ее речам о высочайших особах. – Ежели бы вы, так же как и я, могли видеть целую жизнь некоторых женщин или скорее ангелов неба, страдающих, но не ропщущих от несчастия брака… – и слезы выступили на ее восторженные глаза. – Ах, мой милый граф, вы имеете дар увлекать меня, – сказала она слова, которые она говорила всем, кого хотела обласкать, и протянула ему руку. – Я бог знает что говорю, – сказала она, как бы смеясь над своею восторженностию и опоминаясь. Пьер обещался ей подумать, не разглашать своего разрыва и умолял сообщить всё то, что она знала о его друге. Родные Лизы Болконской получили известие, что он был ранен, лечился от своей раны в немецкой деревне и, совершенно выздоровев, ехал к отцу. Известие это обрадовало Pierra'а тем более теперь, когда он, воскреснув к новой жизни, не раз грустил о потере лучшего друга, с которым он так желал разделить новые мысли и взгляды на жизнь. «Это и не могло быть иначе», подумал он. «Такой человек, как André, не мог погибнуть. Ему еще столь многое предстояло».
Pierre хотел откланяться, но Анна Павловна не отпустила его и из уединенного уголка, в котором происходил их разговор, заставила вместе с ней присоединиться к гостям, собранным тремя кружками, из которых два очевидно были составлены кое из кого, а один, у чайного стола, составлял центр, в котором сгруппировано было всё высшее и значительнейшее: там были звезды, эполеты и посланники.
В первом кружке Pierre нашел более пожилых людей, между которыми один незнакомый ему мущина заставлял себя слушать больше других. Pierre был знаком со всеми и все его встретили так, как будто они его видели вчера, с незнакомым Анна Павловна познакомила Pierr'a, назвав иностранную фамилию и шепнув: «un homme de beaucoup d'esprit et d'un esprit très profond».[2893]2893
[человек большого и очень глубокого ума.]
[Закрыть] Речь шла о только что полученной в Петербурге просьбе Каменского, главнокомандующего, об отставке. «Каменский совершенно сошел с ума», говорилось тут. «Бенигсен и Буксгевден на ножах, ссорятся, армией управляет один бог. Чего же вам лучше, вот что он пишет к государю:[2894]2894
Зачеркнуто: и он продиктовал письмо, ходившее по рукам в Петербурге
[Закрыть] «Стар я для армии, ничего не вижу, ездить верхом почти не могу, но не от лени, как другие; мест на ландкартах отыскивать совсем не могу, а земли не знаю. Дерзаю поднести на рассмотрение малейшую часть переписки, в шести бумагах состоящую, которую должен был иметь одним днем, чего долго выдержать не могу,[2895]2895
На полях: Разговор о табакерке алмазной Гарденбергу с азартом.
Пруссия изменила в 1805, Австрия теперь. – Наполеон есть явление, чтобы уничтожить власть, проистекающую не от бога, – говорит масон.
[Закрыть] для чего дерзаю испрашивать себе перемены».[2896]2896
Зачеркнуто: Говорят, он перед сражением отдал приказ о том, чтобы, не ожидая приказания, все бежали, кто куда попало; да, это факт. Продовольствия, говорят, нету, солдаты оборваны и изнурены. Поляки уже мечтают о возобновлении царства.
[Закрыть]
– И это главнокомандующий.[2897]2897
Зач.: повторил сочинитель, – посмотрите, сколько причин.
[Закрыть]
– Но кого же было назначить, – перебила Анна Павловна, как бы защищаясь от нападок, которые на нее делали. – Где же у нас люди? – как будто отсутствие людей было тоже одно из поддразниваний, направленных против Марии Федоровны. – Кутузов, – сказала она, и улыбка ее навсегда уничтожила Кутузова, – он хорошо показал себя. Прозоровской… у нас нет людей, кто виноват в этом.
– Quos vult perdere – dementat,[2898]2898
Кого хочет погубить – лишит разума.
[Закрыть] – сказал l'homme à l'esprit profond,[2899]2899
[человек глубокого ума,]
[Закрыть] – y нас много причин, чтобы не иметь людей, – сказал он; – одни молоды чином, другие низки званием, третьи не успели получить милость государя, а там наружу вызваны лучшие силы революции.
– Так вы говорите, – подхватила Анна Павловна, – что силы революции должны восторжествовать над нами, защитниками старого порядка.[2900]2900
Зач.: может быть
[Закрыть]
– Избави меня бог это думать, – отвечал мудрец.[2901]2901
На полях: Vienne trouve les bases du traité de Bartenstein tellement hors d’atteinte, qu'on ne saurait y parvenir même par une continuité des succès les plus brillants et elle mêt en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. Донесение графа Разумов[ского] redigé par Bil[ibine] от 24 мая. Répétez à chaque occasion que l'empereur entièrement persuadé que ce n'est que la force qui puisse ramener Bonaparte (изменение Билибина после В[енского] м[оста] привилось) à la raison ne ralentira pas ses efforts dans la présente guerre, quand même la convocation du Congrès en question devrait avoir lieu [Вена находит основания договора в Бартенштейне до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов, и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Донесение гр. Разумовского, редактированное Билибиным, от 24 мая. Повторяйте при каждом случае, что император, убежденный, что только сила может образумить Бонапарта, не ослабит напряжения в настоящей войне, хотя бы и состоялся конгресс, о котором идет речь.]
[Закрыть] – Но очень может быть, что значение Буонапарта, еще темное для нас, будет ясное для потомства, он призван для того может быть, чтобы уничтожить те царства, которые неугодны были богу, и показать нам яснее, как тщетно величие мира сего. – И l'homme à l’esprit profond[2902]2902
[человек глубокого ума]
[Закрыть] стал говорить о предсказаниях Юнга Штиллинга, о значении апокалипсического числа четыре тысячи четыреста сорок четыре и о том, что в апокалипсисе именно предсказано явление Наполеона и что он есть антихрист.[2903]2903
Зачеркнуто: Pierre, уже готовившийся сделать масонский знак сочинителю, раздумал, услыхав эти рассуждения. «Я спрошу в своей ложе благодетеля», подумал он.
[Закрыть]
– Я не по книгам дошла до этого, – возразила Анна Павловна, – но сначала поняла чувством, что он не человек, и я в вольнодумстве своем часто сомневалась в том, не противоречит ли христианскому учению обряд проклинания. Но теперь чувствую, что мои мольбы и проклятия от всей души сливаются с проклятиями, которые предписано теперь читать в церквах. Да, это антихрист, я верю этому и когда подумаю, что это страшное существо имело дерзость предлагать нашему императору вступить с ним в союз и переписываться, как любезный брат, об одном молю бога, что ежели не дано Александру, как Георгию, подавить главу этого змия, чтобы никогда, по крайней мере, не унизились мы до признания его равным себе, я знаю, по крайней мере, что я не перенесу этого.[2904]2904
На полях: Pierre всё ищет, как между ними устроить братство.
<Письмо князя Андрея. Гердер. Желчь отчаян[ия] и раскаян[ия].
У князя Андрея свое именье недалеко. Отец отделил женино. Он отстроился, но в 7-м году переехал.>
[Закрыть]
И с этими словами, кивнув Pierr'y, Анна Павловна перешла к другому кружку, преимущественно дипломатическому, в котором Pierre узнал Mortemart'а теперь уже в русском гвардейском мундире,[2905]2905
Зач.: Mortemart уже 8-й месяц собирался проливать кровь.
[Закрыть] (Mortemart на днях сбирался ехать в русскую армию) Иполита, недавно прибывшего из Вены, и Бориса, того самого, который так понравился ему своим откровенным объяснением в Москве. Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны и свойствам своего приятного, умеренного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился при князе Волконском и теперь был посылаем в армию и только что возвратился оттуда курьером. Он имел несколько возмужавший, но и еще более приятный, спокойный вид. Он видимо вполне усвоил себе эту, понравившуюся ему, ненаписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала. И теперь он в гостиной Анны Павловны посреди чиновных и важных лиц, несмотря на свой малый чин и молодые года, держал себя необыкновенно просто и достойно. Pierre радостно поздоровался с ним и присоединился к общему разговору. Речь шла о последних известиях, полученных из Вены, и на венский кабинет, отказывавший нам в содействии, сыпались укоризны.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.