Текст книги "Смертоносная зона. Остросюжетный детектив"

– Продолжайте, пожалуйста, мистер Теодоракис – вернулся к прерванному разговору старший полицейский. – Почему вы так хорошо запомнили погибшую?

– Ну, как же, как же. У меня профессиональная память на лица. Я лично оформлял документы и заселял их в номер. Три дня назад. Как раз была моя смена.

– Их?

– Да. Очаровательная пара из России. Молодожены. Я выделил им лучший номер для новобрачных с шампанским и фруктами. Если ваша дочь захочет провести медовый месяц у нас в отеле, то лучшего места…

– Спасибо. У меня нет дочери. И сына тоже, уточняю на всякий случай.

Непробиваемый Фрэнки, кажется, начал тоже потихоньку выходить из себя. Что касается Кристоса, так тот просто подскочил на месте и завертелся волчком, когда услышал про мужа.

– Что же вы раньше молчали? Где сейчас этот новобрачный?!

Теодоракис обиженно закусил губу. Ну, вот, проболтался некстати. Теперь настырный полицейский с него живьем не слезет.

– Во-первых, меня раньше об этом не спрашивали. А во-вторых, мы сразу принялись его разыскивать. Как только обнаружили тело супруги. Но его нигде нет. В номере пусто. Мы и звонили, и горничная несколько раз поднималась. Даже объявление сделали. По громкой связи.

– Надеюсь, на русском языке? – в который раз язвительно уточнил Кристос.

Портье покраснел и беспомощно развел руками. А Фрэнки пробормотал в сторону напарника:

– Крис, дружище, тебе не кажется, что к утру у нас может оказаться не один, а два трупа…?

Март 1995 г., Москва, Россия

В поезде они тащились целую вечность. Чуть не четверо суток. Так долго, что уже и счет дням потеряли. Однако ехали весело и строили радужные планы. Машка заигрывала с попутчиками, а подруга больше помалкивала. Мало ли что…

Москва встретила их хмурым туманным утром. Было промозгло и сыро – март на дворе. Кучи неубранного снега начали таять, образуя скользкую наледь на тротуарах. Шоира ежилась в подбитом ветром пальтишке, стучала зубами, поминутно поскальзывалась, с грохотом волоча за собой полупустой чемодан. Может, ну, ее, эту столицу… Не успели приехать, а уже так домой хочется…

На вокзале их сразу задержала милиция.

– Предъявите документы. Регистрация есть? Разрешение на работу?

– Какая регистрация? Мы ж только приехали, к родственнице, в гости. Вот наши билеты, – парировала Машка, смело заглядывая молоденькому сержанту в глаза.

– Ладно. Можете идти, – вздохнул он удрученно. – Но не забудьте зарегистрироваться в положенный срок. А то оштрафуют.

Повторять два раза не пришлось. Девчонки мигом растворились в толпе. В подземном переходе, куда они занырнули, было не протолкнуться. Люди, нагруженные вещами, передвигались медленно, как вьючные ослы. Одни – наступали на пятки впереди идущим, другие – с раздражением подпихивали в спину. Получив несколько нетерпеливых тычков под зад, Машка не выдержала и едва не закричала, но вовремя прикусила язык. Светиться было нельзя. В ответ она молча боднула головой здоровенного дядьку в косматой бараньей шапке чтобы пошевеливался живее.

Как бы то ни было, но затеряться в «муравейнике» все же девчонкам не удалось. Наметанный глаз другого милиционера сразу разглядел приезжих прямо у входа в метро. Снова пришлось оправдываться, предъявлять документы и билеты. Пока добрались до места, остановили еще три раза.

Баба Клава проживала в обветшалой хрущевке, давно отслужившей положенный срок. Девчонки несмело зашли в подъезд, где повсюду на стенах красовались ругательства, нацарапанные местными умельцами. При виде непристойных художеств Машка хихикала, а Шоира что-то ворчала под нос по-киргизски и почему-то крестилась.

Они поднялись пешком на последний пятый этаж и уперлись в обшарпанную дверь, на которой черной краской было вкривь и вкось накарябано – «Иванова, звонить 3 раза». Машка сверилась с адресом. Не обнаружив звонка, громко постучала.

– Кто там? Ты что ли, Мария?

– Я, баба Клава. То есть мы.

– Кто это мы?

– Я – Мария, с подругой.

– Какой еще подругой? Не знаю я никаких-таких подруг.

– А вы мою телеграмму разве не получили?

– Какую еще телеграмму? Не носют нам никаких телеграммов.

Дверь, наконец, приоткрылась, и в проеме показалась заспанная старуха с всклокоченными после сна волосами.

– Приехали, значит? Ну, проходите, раз приехали.

Баба Клава, не сказав больше ни слова, повернулась спиной и засеменила куда-то вглубь квартиры. Девчонки робко протиснулись в оставленную дверную щель.

В узком коридоре вдоль стен лежали старые использованные коробки, сверху навалом – пустые стеклянные банки. В полутьме Шоира в поисках вешалки споткнулась обо что-то твердое, валявшееся под ногами, и едва не шлепнулась на кучу хлама, скопившегося в углу. Машке пришлось ухватить подругу за шиворот, чтобы та не упала. В лицо обеим ударило целое облако встревоженной пыли, и они дружно расчихалась.

– Обувь в прихожке сымайте. А то натопчите, а мне убирай за вами, – донесся ворчливый голос хозяйки. – Вещи несите в залу. И ступайте потом на кухню.

«Залой» оказалась небольшая комната метров тринадцать, которая служила и гостиной, и спальней. Собственно спальное место там было только одно – полуторный диванчик у окна. Зато пустых коробок – кругом в избытке. Они занимали почти все остальное пространство и громоздились и на шкафу, и на буфете, и на полу. Шоира, глядя на скромную обстановку, совсем приуныла.

– Ничего, Шой, – попыталась утешить ее Машка, – как-нибудь разместимся и потихоньку наведем тут порядок.

Пока незваные гости устраивались и разбирали чемоданы, баба Клава поставила чайник на плиту. На столе появились хлеб, баранки, сахар-рафинад и ливерная колбаса. Немного подумав, хозяйка нехотя вытащила из загашника шоколадные батончики и ириски, что остались после празднования нового года.

– Вы на колбасу и сахар не очень налегайте, взяли по кусочку – и хватит. У меня пензия маленькая, а зарплата еще меньше, чтоб вас, дармоедов, кормить. А шушки берите, скока хотите. У меня зубов все одно нет, так чего добру пропадать…

Девчонки, проголодавшись, с удовольствием прихлебывали жиденький чай, размачивали засохшие баранки, да нахваливали. И вскоре тарелка опустела.

– Ну… Поели с дороги – отправляйтесь в залу. У меня, сами видите, хоромов нету. Комната только одна. Я, так и быть, в кухне на раскладушке пристроюсь, а вы, стало быть, в зале, на диванчике. Ну, а не уместитесь, так можно одной и на полу, сами меж собой разберитесь, кто где.

– Спасибо. Не беспокойтесь, баба Клава. Отлично устроимся. Извините, что придется вас потеснить. Мы ведь думали, что у вас двухкомнатная…, – разочарованно протянула Машка.

– Ладно, чего уж. Мы ведь с дедом все одно последнее время поврозь жили. Я привыкла на кухне. Уж больно он храпел и стонал от боли. Там на диванчике и окочурился, бедолага, царство ему небесное. Оно, конечно, диванчик после покойника хорошо бы сменить, да денег нет. Кстати, чем в Москве заниматься будете, нахлебнички?

– Никакие мы не дармоеды и не нахлебники. И на шее ни у кого сидеть не будем, – обиделась Машка. – Я дизайнером пойду работать.

– Художником по костюмам, в модельном агентстве, – поправилась она, заметив, как у бабы Клавы округлились глаза, – а Шой – моделью. Она у нас – красавица.

Баба Клава насупила брови. Красавица? Вот эта косоглазая? У Машки что, совсем мозга нету?

– Ну-ну, давайте, давайте. Так вас там и ждали, прям с распростертыми объятиями. Тебя, Мария, если не устроисся, как сродственницу, могу мороженщицей по блату сунуть. А тебя, раскрасавица, – сортиры драить, и то, если очень хорошо меня попросишь. Ты рожу-то не криви. Я не один год в общественном туалете говно скребла, и ты поскребешь.

Шоира встала и молча отправилась в «залу». Вот так гостеприимство!

– Слышь, как тебя, погоди, – закричала ей вслед баба Клава, – пошутила я, пошутила. Туалет платный. Работа – чистая. Будешь специальную бумагу людям выдавать, чтоб не газетой подтираться, и деньги от их принимать. Считать-то умеешь? Или в вашей чучмекии ничему не учат?

Машка чуть не задохнулась от возмущения и бросилась вон из кухни. Будь баба Клава помладше, так и треснула бы по башке. Ничего, снимем другую квартиру, а оскорбления терпеть не будем. Лучше на улице ночевать.

– Погоди, Мария. Разговор не окончен, – остановила ее старуха. – Ты зачем сюда эту черножопую приперла? Житья от них нету. Всю Москву заполонили, супостаты. На рынках и в магазинах нас обманывают, квартиры отымают.

– Не смейте так говорить о мой подруге. Мы с ней, как сестры, как родные…

– Родные, говоришь? А что же ты, Мария, из своей Киргизии сбежала? Кто тебя с работы уволил? Они и тама над русскими издеваются, и здеся нам житья не дают. Молчишь?

– Ну…, но моя подруга ведь ни причем…, и в обиду я ее не дам.

– Ладно. Постараюсь твою раскрасавицу не забижать больше. Но и она пусть хвост не задирает, а то быстро ее отсюдова налажу. Чтоб обое вели себя тихо, чистоту блюли и ни в чем мне не перечили. С тебя, Мария, коли ты мне сродственница, я денег за постой не возьму, но с подруги твоей – двойную плату. Поняла? Обслуживать себя сами будете. Я вам не нанималась ни продукты покупать, ни еду на блюдечке подносить. А то ишь, баранки-то мои все за один присест сожрали.

На следующее утро девчонки отправились в модельное агентство.

– Как нам лучше до центра добраться, баб Клав, – поинтересовалась Машка перед выходом из дома.

– Удобнее всего на 131-й джумшутке.

– На чем?

– На шаурматке. Так понятней? Вон, твоя подруга сразу скумекала, по глазам вижу. Водители-то маршруток – все ее соотечественники, куда ни плюнь. Все сплошь Джумшуты и Абреки там разные. Возят нас на раздолбанных быдловозках, в теснотище, как скот. Скока людей из-за их поубивало в этих джихад-такси! Не сосчитать!

– Баба, Клава. Ну зачем вы так! Люди решают транспортные проблемы города. В автобусах-то у вас и вовсе не протолкнуться… А там хоть сесть можно…

– Что!? А ты их не защищай, Мария. Водители всех подряд пускают, чтоб денег с нас побольше взять. Половина народу стояком едут… Теснотища, духотища, аж не продохнуть! А милиция ими купленная, на это сквозь пальцы смотрит. Там такие же «нелегалы» нонче… Ничем не лучше…

У входа в агентство их задержал охранник. Он потребовал предъявить пропуска или, на худой конец, подтверждение какого-то Марка Борисовича в том, что их ожидают. Машка долго объясняла, мол, только приехали и не успели ничего заказать, зачем-то совала в нос железнодорожные билеты. Но не помогли ни уговоры, ни просьбы, ни жалкая попытка отвлечь внимание охранника и как-нибудь проскользнуть или штурмом прорваться на лестницу.

На шум появилась высокая элегантная женщина в узких черных брюках и цветастом пиджаке. Таком ярком и нарядном, что захватывало дух. Девчонки от удивления даже рты разинули – сразу видно, что высокое начальство пожаловало.

– Что тут у вас происходит, Николай? Невозможно работать. На втором этаже слышно.

– Да вот, Эмма Павловна, говорят – то ли новые сотрудники, то ли пришли оформляться… Но ни заявок, ни пропусков на них нет.

Расфуфыренная дама посмотрела свысока и на минуту задержала свой взгляд на восточной красавице. Потом улыбнулась, сказала охраннику, что сама разберется, и велела пропустить. Тот развел руками и пробормотал невнятно, что под ответственность отдела кадров.

– Что же вы, барышни, дебош устроили? – спросила Эмма Павловна, когда настырные посетительницы устроились в креслах приемной.

– Мы работать хотим. А он не пускал, – начала оправдываться Машка. – Мы ж только приехали…

– Так, понятно. А разве вам не известно, девочки, что если вы хотите устроиться на работу в приличную компанию, то нужно сначала прислать свое резюме по факсу с указанием контактов, по которым с вами можно связаться?

Машка вытаращила глаза.

– Как вы сказали?

– Резюме. Краткая информация о себе, о том, что вы умеете и что хотите делать.

– Так мы многое умеем и особенно хотим… И где его нам взять, факс этот? Может, он и не захочет ничего посылать или денег слишком много запросит?

Начальница отдела кадров расхохоталась. Господи, откуда явились эти провинциалки? А черненькая, кажется, ничего. Очень даже ничего… с хорошими внешними данными. И фигура, и рост… И глаза персидские, миндалевидные… Девчонка может украсить любой подиум. Шеф как раз мечтает о новой коллекции по восточным мотивам.

– Ну, если нет факса, то можно заранее позвонить, побеседовать…, – сказала Эмма Павловна и снова улыбнулась.

Однако Машка не дала ей договорить.

– А чего по телефону беседовать? Вот они мы. Я дизайнером хочу. Вот мои рисунки.

– Хорошо, оставьте, я посмотрю. Но должна вас огорчить, деточка. Даже если рисунки окажутся подходящими, никто вас, милая, дизайнером сейчас не возьмет. У нас работают только модельеры с мировым именем, которое еще заслужить нужно. Сначала, надо соответствующее образование получить, а потом опыта и мастерства набраться. Боюсь, что вам придется простой швеей в ателье потрудиться, и не один год…

У Машки в глазах заблестели слезы. Шоира же пока не проронила ни слова. Она давно поняла, что здесь им «ловить» нечего, и терпеливо ждала, когда до подруги, наконец, это тоже дойдет.

– Ну, а где же ваши рисунки? – обратилась к Шоире кадровица.

– Она – красавица, и моделью хочет стать, – ответила за подругу Машка. —Против этого вы не станете возражать? Или тоже скажете, что сперва надо швеей поработать?

– Нет, не скажу. Какой у вас рост, девушка?

– Метр семьдесят пять, кажется.

– Для модели немного маловато. Хотя… Пройдитесь, пожалуйста.

Скромница встала и сделала сначала несколько неуверенных шагов, а потом вдруг осмелела и запорхала по комнате.

– Чудесно, чудесно. У вас легкая походка. Вы случайно танцами не занимались раньше?

– Я ходила в кружок… Давно, еще в школе…

– Чудесно. Присаживайтесь, пожалуйста. Я должна подумать, что с вами делать…

Хозяйка кабинета отсутствовала недолго, а когда вернулась, то на ее лице сияла материнская улыбка.

– Пожалуй, можно попробовать, – сказала Эмма Павловна. – На испытательный срок. Скажите, где вы остановились? Как у вас с регистрацией? Потребуется хотя бы временная прописка.

– Будет, будет и регистрация, и прописка, – вскричала Машка, – Пожалуйста, оформите нас сегодня.

– Увы, не могу. Вот, когда у вас все будет, тогда и приходите. Поверьте, мне тоже очень жаль. Очень. Вот моя визитная карточка. Позвоните.

– А это ты видела? – воскликнула баба Клава и сделала неприличный жест рукой. – Прописку им подавай!

Машка была не рада, что затеяла этот разговор. Она зазвала родственницу на кухню и доверительно сообщила о замечательных результатах поездки в агентство и высокооплачиваемой работе, которую могла бы получить подруга. Работа – почти в кармане, не хватает какого-то пустяка, мелочи, ничтожной прописки.

– Ишь, чего захотели! Делать мне больше нечего, как по милициям ходить. А потом налоги за вас плати! Тебя, Мария, я и без прописки устрою. А этой черножо… только палец дай, так она всю руку откусит. Потом не выпишешь, да еще родню, всю свою многодетную кодлу сюда притащит…

Шоира, слыша гневные крики старухи, сжимала кулаки. Надо возвращаться домой. Завтра она соберет чемодан и уедет. Уедет из этой холодной и сырой Москвы. А дома уже цветет миндаль. И мама…

Но, разумеется, никуда не уехала – ни завтра, ни послезавтра…

***

Любомир слушал любовницу в пол уха, так как терпеть не мог душещипательных откровений. Он кривился и морщился, старательно изображая сочувствие на лице. Угораздило связаться с девчонкой из какой-то глуши…

Киргизия… Киргизия… Кажется, кажется… это где-то в Средней Азии… Бывшая советская республика… Маленькая горная страна… Юрист по международным делам невольно хмыкнул, вспомнив курносую Марию, нелепую подружку восточной красавицы. Та ведь тоже ничего не знала о его родной Черногории.

– Ти и я – одной крови, – внезапно вскричал адвокат с несвойственной ему горячностью и хлопнул себя по колену. – Ми оба родились в горах и должны помогат друг дружка!

В необъяснимом порыве он схватил телефонную трубку и помчался в другую комнату. Шоира смотрела вслед в изумлении. Она не рассчитывала на участие. Захотелось вдруг выговориться, вот и все.

Вскоре Любомир вернулся и протянул ей записку с адресом.

– Казино? – в ужасе воскликнула девушка. – А это не опасно?

Январь 1996 г., Нижнекамск, Россия

После отъезда Алексея в Челябинск Вера немного успокоилась. Ночные кошмары, преследовавшие ее последние несколько месяцев, закончились. Она была довольна, что муж послушался совета и принял предложение московского олигарха возглавить Южно-Уральский завод.

Решение далось Алексею нелегко. Новые задачи, поставленные руководством столичного офиса, казались невыполнимыми. Да и не так-то просто вдруг начать с нуля и оставить свое прежнее детище – уже почти налаженное производство в Нижнекамске. Проведенные, хоть и со скрипом, реформы вот-вот должны были дать неплохой результат, и непременно хотелось его ощутить, воочию убедиться, что дело пошло, и насладиться плодами. Даром что ли днем и ночью пропадал на работе?

Бытовые проблемы на новом месте тоже немного смущали. Зарплату Алексею Ивановичу предложили высокую, пожалуй, даже слишком высокую на первый взгляд, но вот с квартирой сказали, придется подождать. Перспектива годик-два прожить в общежитии его не пугала, он смолоду привык к спартанским условиям. Но как быть с женой?

Вера не признавала коммуналок и тяжело переносила тягости быта, но и отпускать мужа одного ей тоже не хотелось. В конце концов, после долгих размышлений и пересудов супруги решили, что будет лучше, если Алексей поедет пока один. Пусть разлука, упрямо твердила Вера, лишь бы упрятать его подальше от гиблого места. Подальше, где не будет врагов, завистников и портретов в траурной рамке.

Однако расставание оба переносили намного хуже, чем ожидалось. Вере было особенно трудно. Она скучала, очень скучала. Дни в отсутствие мужа тянулись бесконечно долго. По его примеру она целиком погружалась в работу, Теперь антикварный салон стал для нее родным домом. Когда уходил последний посетитель, закрывала двери, опускала плотные шторы и засиживалась допоздна, просматривая каталоги.

В опустевшей квартире Вера появлялась только к одиннадцати. В это время должен был звонить Алексей. Она устраивалась на кухне, ставила чайник и ела бутерброды, сделанные утром на скорую руку. И ждала. Каждый вечер, в одиннадцать. Непреложное правило – каждый вечер, в одиннадцать.

Разговаривали они часами. Вера расспрашивала мужа обо всем до мельчайших подробностей, а он взахлеб болтал о новостях на работе, но умалчивал о житейских буднях.

– Не беспокойся, старушка. Питаюсь нормально. В заводской столовой. Что ел сегодня? Ну, как его… борщ. Ах, борщ был вчера? Значит, щи. Я в этом не разбираюсь. Живу отлично, как фон барон. Мне выделили целый этаж в общежитии… Восемь комнат – выбирай любую. Удобства и кухня – в коридоре. Если поужинать не успею, то могу сам яичницу себе пожарить.

В следующий раз все повторялось сначала. Вера, чуть не клещами вытаскивала из него информацию. Что ел? Что пил? Алексей, как обычно, отмахивался и, как только разговор заходил о еде или здоровье, так и норовил повесить трубку.

– Нет, не волнуйся, приезжать не надо. Зачем сейчас бросать любимую работу, если новой здесь для тебя пока не предвидится? И зачем тебе испытывать из-за меня неудобства? Тут душ подтекает, не очень чисто. Давай потерпим до новой квартиры. Нет, не надо мне готовить, не надо. Тем более, что плита вчера вышла из строя. Гастрит? Не выдумывай, нет у меня никакого гастрита. Питаюсь по часам, режим соблюдаю и постоянно забочусь о здоровье.

– И спортом в свободное время занимаюсь… Вот недавно, велосипед купил… До работы за десять минут доезжаю! Да есть, есть у меня служебная машина! И охрана есть! Только не кричи, не кричи на меня! Все есть. Никакой я не мальчишка… Не нужна мне никакая охрана, и врагов у меня нет… Опять ты за свое. Подумаешь, статус! Какая ты скучная, Вера. Знаешь, как здорово педали по утрам покрутить! И мозги прочищает. Свежий воздух, тишина…

– А вчера я на велике своего заместителя на черной волге обогнал и раньше на завод приехал. Вот так вот, старушка. Когда приеду в отпуск, ты меня не узнаешь. Бицепсы, трицепсы. Будешь еще гордиться своим собственным Шварценеггером.

Вера в ответ недовольно кудахтала, что в его возрасте все это может плохо кончиться, и пугала инфарктом. Но больше так, из вредности, для острастки.

Алексей сумел вырваться домой буквально на пару дней под новый год. Зато какие это были дни! Днем супруги гуляли по набережной, а каждый вечер – ужин при свечах и танцы под Оскара Строка. Вдвоем выпили едва ли не ящик шампанского и съели тонну маленьких пирожков, на один укус.

Они дурачились и резвились, как дети. А потом разговаривали обо всем на свете до самого утра и никак не могли наговориться. Вера старалась о работе вопросов не задавать – пусть муж хоть дома чуть-чуть отдохнет от производственных проблем. Лишь однажды, когда сидели на кухне, поинтересовалась как бы невзначай:

– Ну, а к новому коллективу, привык?

– Все отлично, старушка. Притираемся по ходу дела друг к другу. Только с первым заместителем неувязка получилась.

– С тем самым, которого ты на велосипеде обогнал? Неужели он на тебя обиделся, бедняга?

– Ах, если бы…

Алексей сразу посерьезнел и отодвинул от себя тарелку с любимыми пирожками. Вера внутренне напряглась, но продолжала улыбаться.

– Тогда, рассказывай, не темни. Что стряслось?

– Понимаешь, он сорок лет на заводе, с простого слесаря начинал. Десять лет директорствовал, а новый хозяин сместил в одночасье замом поставил, как раз перед моим приездом.

– Лешка, но ты же не виноват.

– Неважно. Знал бы заранее, ни за что бы не согласился занять его кресло. Не знаю, как и в ему глаза смотреть. Думаешь, легко общаться с человеком, когда он обиду затаил? Чувствую, что вот-вот подаст заявление об уходе. А жаль. Крепкий хозяйственник, производство знает, как свои пять пальцев. Ему без завода не жить, да и мне без толкового заместителя туго придется.

– А ты поговори с ним по душам, когда вернешься. Может, он и отмякнет. С твоим подходом к людям…

– Господи, какая же ты наивная, Вера. У нас там не клуб задушевных подруг. Амбиции никуда не денешь. Я бы и сам, честно говоря, на его месте не стерпел.

Они какое-то время молчали. Вера принялась мыть посуду, потом вдруг отшвырнула чашку и спросила с раздражением:

– И зачем было человека снимать, если и опыт огромный, и знания? Не понимаю!

– Время нынче такое. Сложное. Все хотят быстрых перемен, чтобы вырваться из застоя. Ну и перегибают палку. Стариков ни во что не ставят – якобы они тормозят и мешают прогрессу. Меня тоже, того и гляди, в пенсионеры запишут. Пятьдесят уже стукнуло, а продвинутая молодежь на пятки наседает…

– Да ты любому еще сто очков форы дашь.

– Ты меня идеализируешь, старушка. У молодых и образование сейчас иное – разные там школы бизнеса или маркетинга по западному образцу, да и мозги по-другому устроены. Трудно за ними угнаться. Вот, у меня на заводе парочка юных экономистов появилась. Из центрального офиса прислали. Такие финансовые схемы рисуют, закачаешься! То налоги оптимизируют, то какие-то оффшоры регистрируют…

– Оффшоры?

– Да. Меня, вот, на старости лет владельцем кипрской компании оформили… Надо бы разобраться, зачем, да не успеваю, времени не хватает…

– Стало быть, ты теперь у меня теперь акционер… Скоро миллионером станешь…, и заживем мы на Кипре…, будем старые косточки на солнышке греть.

– Ох, не к добру ты размечталась, Верунчик… Какой миллионер? Компания сама по себе ничего не стоит. Мыльный пузырь… Тут пока и говорить-то не о чем.

***

В тот вечер она, как обычно, ждала звонка и что-то жевала всухомятку. Время близилось к полуночи, а телефон молчал. Опять Лешка торчит на работе, – расстраивалась Вера, – наверняка, не ел ничего, совсем о себе не думает.

По возвращении из отпуска задержки на производстве у мужа случались все чаще и чаще.

– Я тебя не разбудил, старушка? – спрашивал Алексей в 2 часа ночи. – Завтра еще позже приду. Так что не жди, ложись спать, Веруня. Что значит, с ума сошел?! Новый цех запускаем. Пока не до сна…

Вера разбирала постель, когда, наконец, раздался звонок. Она бросилась к аппарату.

– Алло. Слушаю, говорите! Говорите! Алло.

Ну, вот. Не успела. Длинный гудок. Лешка ее не дождался… Она зачем-то подула в отверстия трубки и вдруг услышала новый звонок. В ушах теперь звенело непрерывно и настойчиво. Господи, да это же в дверь!

– Алексея Ивановича убили, – едва слышно проговорил худощавый мужчина прямо с порога.

– Что, простите? Какого А… Ива…?

Незнакомец ничего не ответил. Стоял, неуклюже переминаясь и комкая шарф в руках. Его пальто, мокрое от растаявшего снега, было распахнуто. Верхняя пуговица вызывающе болталась на одной нитке. Вера никак не могла оторвать от нее взгляд.

– Надо пришить, а то потеряете, – прошептала она и начала тихо сползать на пол…

Май 1995 г., Москва, Россия

Казино под названием «Сказки Шахерезады» притаилось в полуподвале неприметного двухэтажного дома. Шоира не сразу нашла его в глубине двора. У входа не было ни ярких огней, ни броских рекламных щитов, как у других подобных заведений, расположенных на оживленных московских улицах. О существовании игорного заведения свидетельствовала лишь скромная вывеска, на которую местные жители давно не обращали внимания. Похоже, здесь клиентов никто не зазывал, и принимали только «своих», проверенных.

Девушка спустилась вниз по ступенькам в полуподвал. Сонный швейцар молча указал ей, как пройти к директору. Она побрела по слабоосвещенному коридору чуть не на ощупь, пока не уткнулась в какую-то дверь без таблички. На стук никто не ответил, и Шоира зашла без приглашения.

В кабинете двое молодых людей сидели за столом, заваленном кипами документов, и что-то горячо обсуждали. Один из них, яркий блондин с пережженными пергидрольными волосами, кипятился и без конца тыкал пальцами в помятые листы, испещренные мелкими цифрами, второй, брюнет с крючковатым носом и кустистыми усами, – яростно парировал, размахивая руками.

– Скажите, пожалуйста, кто из вас Борис? – робко спросила Шоира.

– Кому – Борис, а кому – директор Борис Аркадьевич, – не поднимая головы, отозвался белобрысый, – Вы по какому вопросу, девушка?

– Извините… Я… от господина Драговича. Он вам звонил насчет меня.

Мужчины мгновенно оторвались от бумаг и с любопытством уставились на гостью. Борис Аркадиевич даже привстал со своего места. Начальник оказался настоящей громадиной, и было не понятно, как он умещался за крохотным рабочим столиком.

– Как же, как же, звонил, – сказала «глыба» значительно любезнее. На широком лице появилось подобие улыбки. – Только он не предупредил, что вы будете так молоды…

– И так красивы, – дополнил черноволосый.

Шоира смутилась. Она все еще топталась в дверях, переминаясь с ноги на ногу. Борис Аркадьевич еще пару минут бесцеремонно разглядывал ее с головы до пят, и наконец, процедил сквозь зубы:

– Это по твоей части, Ашотик. Займись-ка сам.

Директор снова уткнулся в документы. А его подчиненный, получив команду, усадил Шоиру на мягкий диван и пристроился рядом, тесно прижавшись, коленка к коленке.

– У Любомир-джана хороший вкус, – томно пропел кавказец, пожирая девушку черными, как уголь, глазами. – Что умеете делать, красавица?

– В каком с-смысле? – переспросила она, холодея.

– В прямом, в прямом, моя прелесть.

Ашот придвинулся еще ближе, хотя ближе было уже совсем некуда. Шоира заледенела от ужаса. Что от нее хотят и чем заставят тут заниматься? Надо бежать, бежать отсюда немедленно. Но она не могла даже пошевельнуться, и словно примерзла к дивану.

Обладатель пушистых усов, казалось, вдруг понял, что переборщил, сдвинул густые брови и продолжил дальше без всяких намеков и околичностей.

– Что вы так побледнели? У нас – не бордель, так что не надо волноваться. Бухгалтерию казино знаете? С работой крупье знакомы? Консультантом по игровым автоматам сможете?

На все вопросы она отвечала отрицательно одеревеневшим языком. Нет, она ничего такого не умеет. Совсем. То есть вообще ничего. И ни регистрации, ни временной прописки в Москве тоже нет.

Ашот с каждой минутой мрачнел и вопросительно поглядывал в сторону начальника. Что делать-то, подскажи? Борис давно уже прислушивался к беседе, но делал вид, что целиком сосредоточен на документах. Наконец, он не выдержал и отложил все бумаги в сторону.

– Вот что, девушка, нам с коллегой нужно посоветоваться…, какое место вам предложить. Подождите пока в коридоре, пожалуйста.

Шоира вышла, и поскольку деваться в узком проходе было некуда, осталась прямо возле двери, за порогом. Хотя из кабинета доносились лишь приглушенные голоса, волей-неволей она услышала все, что там говорилось.

– Ашотик, скажи, зачем нам проблемы? – раздавался фальцет Бориса. – Девчонка ни черта не знает и ничего не умеет. К тому же, без регистрации. Надо вежливо ее спровадить.

– Борюсик-джан, сколько раз тебе повторять, Любомирчик – давний постоянный клиент. Состоятельный клиент. Нужно сделать ему приятное. А когда клиенту будет приятно, то и нам с тобой будет приятно. Ведь так? А с девчонкой хлопот никаких не будет. Я же не собираюсь ее официально оформлять. Будем немножечко платить наличными из своего кармана. Для нее какие-нибудь пятьдесят-сто долларов – уже целое состояние. Говорю тебе, как финансист, мы не прогадаем.

– Но, Ашотик, дорогой, она же ничего не умеет делать. За что платить-то?

– Дело для красивой женщины всегда найдется. Ты видел, какие у нее глаза, какая кожа? Настоящая восточная красавица. Гибкая, как змея. Гюрза, кобра! Будет вместо чучела в зале стоять, и заодно клиентов отвлекать. А то у нашей Шахерезадочки нос облупился, и платье моль проела.

Армянин расхохотался, чрезвычайно довольный своей шуткой. Зато Шоира за стенкой едва не упала в обморок. Чучело? Сам ты чучело! Урод горбоносый! Она хотела уже уйти, но тут дверь открылась, и на пороге возник директор Борис, из-за плеча которого выглядывал торжествующий Ашот.

– Мы нашли для вас подходящее занятие, – сказал начальник, снова улыбаясь. – С завтрашнего дня будете работать помощником крупье. Обязанности простые – следить за порядком в зале и присматриваться к клиентам…

Финансист Ашот вытащил бумажник, достал оттуда зеленую купюру и, привстав на цыпочки, протянул ее девушке через голову Бориса.

– Поздравляю. Считайте, что вы приняты с сегодняшнего дня. Вот, возьмите сто долларов в качестве аванса. Любомир-джан говорил, вы сейчас очень нуждаетесь в деньгах.