Текст книги "Высокие маки"

– Привет, миледи, – раздался голос Джека Тэйлора. Он сидел на высоком стуле возле барной стойки и пил минеральную воду. Он был в красно-бело-синем костюме американской команды.

«Ну, для тебя-то, наверное, не проблема нас узнать», – подумала Элизабет, заметив, что некоторые девушки стреляют глазками в сторону Джека. Черт побери, а почему бы и нет? Как всегда, он великолепно выглядел: загорелый, огромный, темные волосы чуть длиннее, чем в последнюю их встречу. Этот жесткий самоуверенный рот. Может, дело в снеге или в одежде? В лыжном костюме он выглядел как чемпион. Обладатель рекордов, золото которому уже обеспечено.

– Джек, – сказала она равнодушно – не устраивать же ему торжественную встречу, – ты пойдешь с нами? Мы хотим быстренько пропустить по шнапсу.

– Алкоголь? – спросил Джек.

– Да, – она как бы со стороны услышала свой искусственно-вежливый голос, – я ведь не мусульманка.

Джек положил деньги на стойку бара и махнул Гансу.

– Нет, не пойду. А ты опоздала, Элизабет.

– Только на пятнадцать минут, – сердито бросила она. – Это невежливо, Джек. Ты должен был меня подождать.

Джек пожал плечами.

– Милая, тебя бы я не просил ждать. Ты хочешь пить шнапс, нарушать распорядок дня… Это ведь Олимпиада. Никогда в жизни ни ради чего я не ломаю расписание и, уж конечно, не делаю этого только из вежливости.

– Что ж, очень рада была тебя видеть.

– Эй, я, конечно, тоже рад тебя видеть. Послушай, если бы на вашем месте был кто-то другой, меня бы здесь уже не застали. Но я дал вам лишние пять минут, чтобы добраться сюда.

Элизабет разозлилась.

– Слушай, Джек, не делай мне одолжений. Хорошо?

– А что такое случилось? – строго спросил техасец, сощурившись.

– Ничего не случилось.

– Я разрешил тебе тренироваться со мной, Элизабет, – сказал Джек. – Ради другой женщины я бы не пошел на это. Это…

– Олимпиада, да. Вот я и собралась. Я знаю, что ты думаешь о женщинах. Но можешь не беспокоиться, – резко ответила Элизабет. – Я сейчас отправляюсь дальше, даже не снимая лыжи.

Джек несколько секунд смотрел на нее не мигая, потом сказал:

– О’кей. – Он небрежно махнул Гансу и встал. – Я позвоню вечером.

Элизабет отвернулась, чтобы поднять рюмочку шнапса.

– Как я уже сказала, мне не нужно одолжений.

Она подняла очки и медленно выпила, прислушиваясь к тяжелым шагам Джека, выходившего на террасу.

– Что? Проблемы? – спросил Ганс.

Но Элизабет покачала головой и поспешно заговорила о деталях техники скольжения, глядя на одну из девушек-швейцарок. Те кидали на нее такие раздраженные взгляды, что было ясно: один ее вид бесил их.

Глава 26

– Замечательно. Мы закончим на следующей неделе.

Разговаривая с Люком Виерой, Нина делала пометки. Она потерла ноющие виски. Подходил к концу очень длинный и очень суетный день. Она заключала контракты, создавала новую административную структуру. Во сне ей снились документы, она просыпалась с ужасной мигренью, а перед глазами безостановочно плыли напечатанные на белом листе цифры.

На ее стол упала тень. Нина подняла голову.

Доктор Генри Нэймет, на договорной основе работающий в «Драконе». Он был в джинсах и в американской спортивной майке. У него за спиной стояла новая Нинина помощница, совершенно разъяренная фрау Бирхоф. Генри наверняка нарочито медленно прошествовал мимо нее, как мимо пустого места. Как обычно.

Нина вздохнула.

– Не клади трубку, Люк. – Она посмотрела на Нэймета. – Генри, а что случилось с телефоном?

– Ничего, если бы ты на него отвечала. – Он показал ей на кучу бумаг у нее на столе.

Нина пожала плечами. Если бы звонил Тони, то Стэфи Бирхоф дала бы ей знать. В других случаях она не обращала внимания на звонки. Откуда у нее время?

– А это не может подождать? Думаю, нет. О’кей. Слушай, Люк, пришел доктор Нэймет. Я должна закончить разговор. Ты ведь знаешь мой домашний номер факса? Вечером я займусь деталями. – Она положила трубку. – Хорошо, доктор Нэймет. Я полностью в вашем распоряжении.

– Замечательно, – сказал он, снимая Нинино пальто с вешалки. – Пойдем поищем ресторан.

– Мы можем все обсудить здесь. У меня слишком много работы и…

– Нина. – Нэймет склонился над ней. Его черные волосы и голубые глаза всерьез смущали ее. – Дай-ка я тебе кое-что скажу. Есть такой биохимический закон. Человеческому телу нужна пища.

– Ну в общем-то я…

– Острота мышления страдает от недоедания. Слушай, еда – это что-то вроде инвестиций долгосрочного вложения: сытый человек не будет взвинчивать себя до потери сахара в крови.

Нина не могла удержаться от улыбки, принимая от него пальто.

– Вот так-то лучше, – заметил Нэймет, глядя на нее с ослепительной улыбкой. – Ну что, пошли? Я знаю лучшее место в городе.

Что ж, по правде сказать, она на самом деле проголодалась, подумала Нина, выходя за ним следом.

Такси остановилось, и Нина вышла из машины, глядя на домики в готическом стиле, на старинные магазины и кафе, на книжные ларьки вперемежку с подвальными ночными клубами. Таков Цюрих, и если было бы время, она с удовольствием побродила бы здесь. Днем это напоминало сказки братьев Гримм, а ночью – Сохо. Она слишком устала, чтобы все это оценить, только думала: что у Нэймета на уме? Скорее всего еще какая-нибудь швейцарская закусочная, набитая банкирами и дамами в мехах, с непроизносимыми названиями блюд и столь крепкими алкогольными напитками, что они, наверное, способны растворять камни. Если она съест еще одну порцию молодого барашка и салат из одуванчиков, то просто лопнет.

– Так мы что, идем в какое-то этническое заведение?

– Да, конечно. – Нэймет подтолкнул ее направо и показал рукой: – «Хард-рок кафе»…

Нина рассмеялась.

– Да, с точки зрения американцев – этническое, – ухмыльнулся Нэймет. – Я бы хотел пива и чизбургер. Надеюсь, ты не возражаешь?

Их провели к маленькому столику в конце зала. Там было тесно, видна кухня, но Нину это не волновало. Было темно, очень шумно, в воздухе висела американская речь, официанты носились с подносами, на которых громоздились мороженое, пакетики с чипсами и картошкой-фри. Перед ними мгновенно появилась девушка, и Генри заказал чизбургер, пиво и шоколадное пирожное, а Нина захотела жареного цыпленка, диет-коку и фруктовый салат.

– Это вам хорошо для холестерола.

– Ага, теперь тебя заботит мой холестерол? – вскинул брови доктор Нэймет.

Нина покраснела. Генри чертовски раздражал ее. Он разозлил юристов, пожелав лично проверить все детали контракта, касавшиеся лаборатории. Он не уступал ни на йоту. И когда на документе высохли чернила, оказалось, что Лилли Холл получила самые лучшие условия, которые когда-либо предоставлялись кому-нибудь по контракту. Она должна была обожать Нэймета. Он понимал, что делает. Нэймет казался этаким рубахой-парнем, но, как однажды процитировал он Гаррисона Форда, «дело не в возрасте, душенька, а во времени». Восьмидесятые годы были десятилетием предпринимателей. Нэймет, конечно, не подходил под стереотип «красные подтяжки со знаком доллара», но для человека, который меньше чем через два года должен был стать миллионером, он одевался как работяга.

Честно говоря, если рассмотреть Генри Нэймета как следует, пристально вглядеться в лицо, он действительно привлекательный. Хорошие мозги в подарочной упаковке. Короткая стрижка, черные как вороново крыло волосы, ясные, проницательные глаза. У него нет свойственной Тони властной элегантности. Ничего такого. Нэймет мог показаться придурковатым, упрямым, раздражающе беспечным. Он всегда поступал только по-своему, отказываясь воспринимать жизнь всерьез. Нина часто задумывалась о нем, ловила себя на мысли о Генри и пыталась запретить себе это. Но потом нашла объяснение: ее всегда тянуло к науке. Как ей не обожать человека, который мыслил кодами, свободно читал язык цифр…

– Я могу с этим управиться. Или ты считаешь меня слишком толстым?

Нина заставила себя вообразить его тело под свободной майкой. Хорош. Очень хорош. Крупный, но гибкий, один из тех сильных от природы парней, которым незачем изнурять себя в гимнастическом зале.

– Ну и что вы хотели обсудить? Премии Лилли? Это будет оформлено завтра. Лабораторию? Она готова к осмотру в понедельник. Или еще какие-то проблемы, связанные с контрактом? Надеюсь, что нет. Потому что мы все изучили от и до…

– Ничего из перечисленного. – Нэймет погрузил пригоршню чипсов в соус. – Я хотел поговорить о нас.

– О нас? Я думала, мы эти проблемы выяснили, Генри. Я знаю, вы считаете меня довольно жесткой, но…

– Жесткой? Да ты сущий кошмар. Я вынужден был подчиняться тебе столько раз, что подумать страшно.

– Черта с два, – сказала Нина.

Генри улыбнулся.

– Я имею в виду именно нас. Тебя и меня. Свидание.

– Свидание?

– Свидание. Ты еще помнишь, что это такое? – спросил Генри и посмотрел на нее сводящим с ума взглядом. – Не те, с молочными коктейлями, которые у тебя наверняка были. Девушки вроде тебя не могут их избежать.

– Девушки вроде меня? – с глупым видом повторила Нина.

Какой дурацкий разговор, но он смотрел на нее такими ясными голубыми глазами, что она почувствовала себя идиоткой, девочкой-подростком, которая говорит со взрослым дяденькой. Такого поворота Нина никак не ожидала. Нэймет не пропускал ни одной юбки, он флиртовал с каждой. И они с ним были постоянно на ножах. Он должен видеть в ней врага…

– Да, девушки с такой яркой красотой, – сказал Генри.

Нина покраснела еще гуще. Она понятия не имела, как ей реагировать. Никто в жизни ничего подобного ей не говорил – она слышала или какие-нибудь кошачьи прозвища, или «детка», или очень конкретные похвалы Тони. Она привыкла ощущать себя какой-то эротической скульптурой, этаким совершенством. Неужели Генри на самом деле назвал ее красивой, думала Нина, и у нее возникло странное, незнакомое доселе чувство. Чувство уязвимости. Робости.

– У меня нет приятелей, – сказала она ничего не выражающим тоном. – Нет никаких бой-френдов.

– Хорошо. А я и не хочу, чтобы они у тебя были. Я хочу, чтобы у тебя был я, – заявил Генри, надкусывая чизбургер. Похоже, ему нравились чизбургеры.

Нина вспомнила Тони, как он ел, пил, как совершенно себя контролировал. На публике граф был словно сотканным из сплошных достоинств, безупречный и холодный, как ледышка.

– Нет. Ничего такого не было, я один раз попыталась, но не вышло.

– Кто-то с тобой плохо обошелся?

– Нет, да тебе это не интересно.

– Ты ошибаешься. Мне интересно. Я хочу знать все.

– Это слишком личное, – холодно заметила Нина. – И было очень давно. – Да, очень. Когда я была совершенно другим человеком и жила на совершенно другой планете.

Нина машинально провела рукой по красивому хлопчатобумажному жакету цвета болотной зелени, из-под которого виднелась белая шелковая блузка. Ее сильный характер, способность трудиться увели ее далеко-далеко от той девочки, и она стала такой, как сейчас. Она смогла справиться с Тони Сэвиджем. Она его не боялась. А вот Генри Нэймета она сейчас боялась. Даже очень.

– О’кей. – Он проглотил ее отказ, ничуть не смутившись. – И что же дальше? Ты собираешься наказывать каждого мужчину, который тебе встретится? Всю жизнь?

– Я никого не собираюсь наказывать, я просто не хочу иметь никаких дел с мужчинами. – Нина набросилась на цыпленка. – С меня хватит. Я хочу делать карьеру.

– Неудивительно. Я заметил. Но так не живут. Ты ведь не можешь взять к себе на ночь в постель компьютер? Ты читаешь Киплинга?

– Нет, – сказала Нина, слабо улыбнувшись. Откуда у нее время на художественную литературу?

– А не мешало бы. – Генри посмотрел на молодую женщину, сидевшую напротив него, холеную, отлично владеющую собой. Она кажется старше своих лет. Что-то неуловимое было в этом красивом лице, чего он никак не мог понять. Ее темные глаза словно прикрыты тончайшей вуалью. Или это глаза набрасывают легкую вуаль на лицо? Боже мой, как Нина хороша! Эти темные волосы, обрамляющие лицо, словно грозовая туча, эти скулы, будто точеные, на бледном лице. Он возжелал ее с первого взгляда, как только увидел на пороге своего дома, а потом к вожделению стало примешиваться что-то еще. Он никогда не встречал девушек, похожих на Нину Рот, таких прекрасных работников, таких собранных, напористых и быстрых. Сразу видно, у нее нет образования, но ум чрезвычайно живой. Странная, одержимая, она словно создана для него. Генри очень хотелось сорвать с нее эту броню, заставить саму Нину увидеть, в какой она живет броне.

– Есть одно высказывание, оно прямо про тебя. Об одном животном, которое ни в ком не нуждается, просто слоняется весь день. «Кошка, которая гуляет сама по себе».

– Кошка, которая гуляет сама по себе? – невольно улыбнулась Нина. – Похоже на правду.

– Но даже кошкам нужна компания. Это, конечно, дико, но мы вполне можем обсудить техническое оборудование и математические формулы под звездами.

– Да не искушайте меня, Генри.

– Вот видишь, ты уже смеешься, – с победным видом заявил Нэймет. – Давай, попытайся быть счастливой. Хоть немного. Кому от этого плохо? Если не понравится, всегда можешь залезть в свой панцирь.

Он подмигнул ей, и Нина ощутила, как теплая волна желания прокатилась по животу. О Боже! Ей не стоило соглашаться на этот ужин. Ей так хотелось Генри. Хотелось ужасно. Но это невозможно.

– Я никуда не могу пойти с вами.

– Ты что, еще в кого-то влюблена?

– Да нет же! – Это было настолько нелепое предположение, что Нина расхохоталась. – Определенно нет. Просто мне дорога собственная независимость.

– Черт побери. Независимость. Ты боишься меня? – насмешливо поинтересовался Генри.

Нина вскинула голову. Это надменное милое движение ему так понравилось, что захотелось потянуться и поцеловать ее.

– Я ничего не боюсь. Но мужчина мне не нужен, Генри. Это мне совсем не обязательно.

– Хорошо. Тогда друг. Я могу составить тебе компанию.

– У вас есть Лилли.

– Лилли? Нет, мы просто профессиональные партнеры. Она любит классическую оперу, а на меня она навевает тоску. И потом, Лилли с ума сходит по работе. А я люблю отключаться.

Нина расслабилась. И правда, какой от этого вред? У нее ведь и на самом деле нет ни одного настоящего друга, с тех пор как умер Фрэнк Мэлоун. Генри заставил ее задуматься. В сущности, она действительно одинока. Она чувствовала…

– Но вы ведь не имеете в виду именно дружбу? Это ведь просто предлог?

– Нина… – Генри потянулся и схватил ее за руку. Пальцы были грубые, мозолистые, в шрамах и следах от кислотных ожогов. – Клянусь тебе, я ничего не сделаю, о чем ты сама не попросишь. Словом или взглядом.

Тони позвонил Нине через неделю.

– Все в порядке, дорогая?

– Все прекрасно, – ответила Нина.

Она организовала новое отделение, перестроив всю структуру исследовательских работ. Это была ее собственная идея: все бригады, чем бы они ни занимались – медициной, животными, снабжением, – отчитывались перед одними и теми же людьми. Таким образом сведения собирались в едином фонде. Это новшество уже давало свой результат. Например, побочный эффект, случайно полученный в результате эксперимента датской бригады, стал путеводной нитью, которую столько времени искали люди с заболеванием коронарной системы. Лилли теперь сидела на этой проблеме. Нина чувствовала себя уверенно.

– Я все это знаю, – быстро ответил Тони. – Акции подскочили. Я бы хотел, чтобы ты подумала о ежеквартальном вестнике.

– Да, непременно. – Нина обрадовалась. Вестник для аналитиков – важное дело для «Дракона». – А как насчет повышения?

– Считай, ты его только что получила. – На том конце провода вдруг стало тихо. – Где ты была вчера вечером? И в среду?

Нина посмотрела на трубку и почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Я выходила.

– Да неужели? – Голос Кэрхейвена был спокойным. Он хорошо им владел.

– С кем?

Никаких жалоб, никаких объяснений, решила Нина.

– С Генри Нэйметом.

– Ну конечно. С очаровательным доктором Нэйметом. Вы ходили на балет? В театр? Как мило.

Сердце Нины забилось.

– Мы ходили в кино. «Офицер и джентльмен».

– Может, тебя лучше вернуть домой, дорогая? Похоже, он оказывает дурное влияние. Мы только что начали тебя как-то отшлифовывать, а ты снова смотришь разную чепуху.

Нина молчала. Фильм ей понравился. Может быть, она увидела что-то знакомое в Деборе Уинджер? Она понимала, что значит иметь бестолкового отца и расти в грязи. Но что-то в голосе Сэвиджа предупредило ее не произносить ничего подобного.

– Вчера я говорила с тренером леди Элизабет. Она переехала из отеля, где живет вся команда, в Клостерс. Должно быть, она тренируется с Джеком Тэйлором.

Нина лгала. Она была слишком занята, чтобы вообще подумать об этой девчонке, но Тони взорвется, если заподозрит, что она оставила без внимания его указания.

– Это обнадеживает. Но ты сама должна туда поехать. Я позвоню ей и скажу о твоем визите.

– Хорошо.

– Что-то не слышу особого энтузиазма в голосе. Но думаю, я смогу поднять тебе настроение. Знаешь, что я тебе скажу? Подумай как следует о вестнике, и мы после поговорим об этом.

– А почему не сейчас?

– Нет, при встрече, – сказал Тони потеплевшим голосом. – Я действительно нашел окно в своем расписании. Я буду в Цюрихе в следующую пятницу.

Генри заехал за ней в среду вечером достаточно поздно, когда фрау Бирхоф уже ушла и с ней не надо было объясняться. За окном опускался вечер, телефоны умолкли, и даже неутомимый факс унялся и больше не пищал. Генри нашел Нину за компьютером: она машинально тюкала по клавишам, отраженный свет экрана падал на лицо, и оно казалось бледным, как у привидения. Нэймет узнал это выражение лица Нины, полностью погруженной в себя. Незаметно подкравшись, он наклонился над клавиатурой и нажал несколько кнопок. Экран погас.

– Что за черт! – закричала Нина.

– Успокойся, детка. Я ничего не стер. Твой файл остался в памяти.

– Вы уверены? А то смотрите.

– Да ты что, забыла, с кем имеешь дело? С доктором Нэйметом, чьи лучшие друзья – процессоры и компьютеры. – Он подхватил ее из кресла и закружил в вальсе по темнеющей комнате, напевая мелодию «Доктор Дулитл». – Я могу говорить с мониторами, гулять с мониторами…

– Хорошо, хорошо, – улыбнулась Нина. Что за черт. Уже девять вечера, а утром ей надо сесть в поезд и тащиться в Клостерс. Она позволила Генри накинуть на нее пальто и потащить вниз по лестнице. – А куда мы?

– Ко мне домой.

Она попятилась.

– Эй, Генри…

– А где доверие? – вопросом на вопрос ответил он. – Я тебе говорил: не жди от меня ничего, пока сама не попросишь. Может, я и тогда еще подумаю.

Нина подозрительно посмотрела на него, но послушно полезла в такси.

Она всегда сможет его отвадить, если он вздумает попытаться. Нина старалась не обращать внимания на то, что какая-то часть ее существа тянется к нему. С ним так хорошо. Весело. Он такой прекрасный друг. Но ничего более серьезного. Легкий поцелуй в щеку на прощание, когда он подвозил ее домой. Неужели он и впрямь думает, что она может попросить о большем? Неужели она собирается это сделать?

«Прекрати! Слушай, девушка, ты ведь знаешь – он вне игры. Он подарок судьбы, это бесспорно. Он – это бизнес, а ты не можешь рисковать делом. Ты ведь не хочешь втянуться в…»

Но вообще-то Нине было страшно любопытно посмотреть, где он живет и как.

Аккуратный пентхаус в Нидердорфе. Одна спальня, журнал «Спорт в иллюстрациях» на диване, беспорядок в гостиной, все в черно-белых тонах. Толстые книги по математике, кипы компьютерных распечаток повсюду, никаких излишеств, кроме огромного телевизора. Он посадил ее в одно из двух кресел перед экраном, дал воздушной кукурузы, охлажденное пиво «Миллерс» и большую чашку разноцветных шоколадных шариков «Эм-энд-эмс».

Нина невольно расхохоталась, когда Генри взялся за пульт дистанционного управления и нажал кнопку. Экран ожил, и комментаторы Си-би-эс завопили, черт побери! Это была игра на Кубок мира, финал прошлого года – она жаловалась как-то, что пропустила его.

– Пей пиво, – сказал Генри. – Я жду, когда подогреются сосиски.

– Ой, замечательно, – сказала Нина улыбаясь. – Это так замечательно…

Генри подошел к ней и неожиданно поцеловал прямо в губы.

Нина растаяла. Мгновенно. Это было как термоядерная реакция. Слабость в коленях. Раскрывшиеся губы. Она выгнулась у него в руках. Его язык…

– Нет! – Она оттолкнула Генри, тяжело дыша, стараясь взять себя в руки. Хотя бы на время. – Ты же сказал, что будешь ждать, пока я…

– Я солгал, – признался Нэймет.

Нина заставила себя сесть и открыть пиво.

– Не порть все, Генри. Давай посмотрим игру. Хорошо?

Она не обернулась, когда он ушел в кухню. Она была не в себе. О Боже, помоги мне, думала Нина. Она не владела собой, она вышла из-под собственного контроля. Он такой потрясающий, такой умный и такой обаятельный. Сожаление пронзило ее, словно меч. Она нравится Генри, потому что он ее не знает. Он понятия не имеет, во что собирается втянуться.

Она так хотела его. Слезы готовы были хлынуть из глаз.