Текст книги "Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер?"

Музыкальная пауза

На первый взгляд, музыкальному театру в этой книге не место, хотя, по-моему, место ему должно быть всегда и везде. Только подумайте о тех жизненных установках, которые дарят нам великие мюзиклы: взбирайся на все горы; солнце завтра взойдет; когда чувствуешь себя погано, надень лучшее платье и прочь из дома; не гуляй в одиночку; обшарь свои карманы…[280]280
  Они также учат нас писать, например Стивен Сондхайм говорил о текстах песен: «Лучше меньше, да лучше, форму диктует содержание, и Бог в деталях».


[Закрыть]

И все же «Скрипач на крыше» здесь стоит особняком. Этот прославленный мюзикл, основанный на цикле рассказов «Тевье-молочник» Шолом-Алейхема, учит нас, помимо многого другого, тому, что счастье мимолетно и что нельзя позволять родителям сватать вас за мясника. Кроме того, он также может многое нам рассказать о верно выбранной тональности (здесь я говорю о маркетинговых приемах, а не о музыке) и о творческом процессе. История о том, как рождались его песни, стала бродвейской легендой. Дело было приблизительно так.

Представьте, что вы в репетиционном зале – ну, сами понимаете, зеркала кругом, фортепиано, толпа людей в черном. Режиссер и хореограф Джером Роббинс и автор текстов Шелдон Харник разрабатывают первый номер мюзикла. Каждый вечер Джерри доводит всех до истерики одним и тем же вопросом: «Так все-таки о чем этот мюзикл?» – на что Шелдон отвечает одно и то же: «Ну, о молочнике по имени Тевье, у него пять дочерей, там еще погром…», но каждый раз Джерри говорит: «Нет, не то! О чем он?» Один и тот же вопрос, один и тот же ответ, снова и снова. И так продолжается несколько дней, пока Шелдон, доведенный до отчаяния, не завопил: «Да ради бога, Джерри, он о ТРАДИЦИИ!» Наконец-то. «ДА, вот оно! Вот ответ! Пиши об этом!» – приказывает Джерри. Стоило ему услышать слово, как он все понял. Теперь историю поймут все на свете – от Лондона до Токио. Номера написаны, хиты родились.

Это великолепная иллюстрация того, как пробиться сквозь словесную пургу к самой сути чего угодно, хоть мюзикла, хоть книги. У Норы Эфрон в книге «Я ненавижу свою шею»[281]281
  На русском языке книга Норы Эфрон «Я ненавижу свою шею» вышла в издательстве «Манн, Иванов и Фабер» в 2019 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть] есть похожая байка. Она вспоминает, как училась журналистике. Преподаватель дал студентам набор фактов, чтобы они превратили его в лид – вводную часть, затравку материала: «Кеннет Л. Питерс, директор старшей школы Беверли-Хиллз, объявил сегодня, что учителя в четверг уедут в Сакраменто на коллоквиум, посвященный новым методам преподавания». Все студенты гордо предъявили ему свои отточенные фразы, над которыми упорно трудились, и абсолютно все результаты отправились в мусорную корзину, а преподаватель сказал: «Лид у истории вот такой: “В четверг уроков не будет”».

Порой необходимо забыть о случайных деталях и сосредоточиться только на том, что действительно важно. Я поймала себя на том, что часто об этом размышляю, как, наверное, и все, кто связаны с книгами. Сколько раз мне приходилось сидеть на совещаниях, с трудом подавляя в себе желание схватить редактора за грудки и завопить: «Да, вы уже говорили, что книга прекрасно написана и что автор настоящий эксперт в своей области, но о чем именно эта книга?» Но, конечно же, я этого не делала, а просто сидела, глубокомысленно кивала и говорила: «Ммм, совершенно верно» в манере пародийного персонажа из W1A Би-би-си[282]282
  Я стараюсь следовать совету сценариста Уильяма Голдмана: «Вот главное правило для творческих совещаний: никогда не выступать первым. По крайней мере, вначале твоя задача – заткнуться… Если начнешь именно ты, ты и огребешь в ответ. Поэтому не давай им шанса».


[Закрыть].

Для меня, да и для всех пишущих, излагающих идею или пытающихся донести информацию, урок, который следует извлечь из «Скрипача», такой – всегда спрашивай себя: а о чем там на самом деле? Почему кто-то должен по этому поводу волноваться? И как нас заставить их волноваться? Как недавно выразился Грейсон Перри, когда люди называют что-то популярным или коммерческим, они на самом деле имеют в виду, что это востребовано и актуально.

Разделенные океанами
Американские блербы немыслимой длины

Теперь у нас с Америкой все одинаковое, кроме, разумеется, языка.

Оскар Уайльд

Подобно многим библиофилам, я ничего не могу сравнить с удовольствием держать в руках и даже нюхать иностранную книгу. Особенно я люблю американские, с их мягкими обложками, неплотно сшитыми страницами, которые не надо придерживать при чтении, с шероховатыми краями, о которые не боишься порезаться. Но блербы! Они просто невозможно длинные. А существует ли культурный код таких рекламных текстов? Этот вопрос не дает мне покоя уже некоторое время.

Я не из тех, кто считает, что мы – две разные страны, «разделенные общим языком», кроме тех случаев, когда в нашу английскую речь, пихаясь локтями, пробираются американские словосочетания типа «высвобождение» вместо старого доброго «отпуска». Подозреваю, что все эти разговоры по поводу культурного непонимания между США и Великобританией – полный вздор (или чушь собачья – в зависимости, откуда вы, оттуда или отсюда). Мы просто считаем друг друга экзотичными, вот и все.

Ричард Осман, автор уютного и прямо-таки отчаянно английского криминального бестселлера «Клуб убийств по четвергам»[283]283
  «Клуб убийств по четвергам» Ричарда Османа вышел на русском языке в издательстве «Манн, Иванов и Фербер» в 2021 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть], в «благодарностях» американским издателям извиняется перед своими американскими редакторами за то, что им «пришлось гуглить, что такое Ryman’s, Holland & Barrett и Sainsbury’s Taste the Difference»[284]284
  Ryman – британская сеть магазинов канцелярских товаров; Holland & Barrett – британская сеть магазинов здорового питания; Sainsbury’s – вторая по величине сеть супермаркетов в Великобритании; Taste the Difference – линия готовых блюд, выпускаемых под маркой Sainsbury’s. (Коммент. переводчика)


[Закрыть], – и все равно книга в Америке прошла «на ура». Полагаю, случилось это еще и потому, что американские читатели были заинтригованы всеми этими таинственными названиями, подобно Бенджамину Дрейеру[285]285
  Бенджамин Дрейер – американский писатель и глава отдела блербов издательства Random House, автор книги «Английский по Дрейеру». (Коммент. переводчика)


[Закрыть], который признается в англофильстве и рассказывает, как в детстве, читая английские книжки, он смаковал слова вроде pong, ta и tuppence[286]286
  Pong, ta и tuppence – «шутка, хохма», «баю-бай» и «два пенса» на «английском английском» (по аналогии с «американским английским»). (Коммент. переводчика)


[Закрыть] – совсем как я, читая «Школу в Ласковой долине»[287]287
  «Школа в Ласковой долине» – серия романов для девочек-подростков американской писательницы Френсин Паскаль. На русском языке вышла в издательстве «Эксмо» в 2022 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть], млела от американизмов bangs (челка), lavalier (кулон), описаний конкурсов красоты и от того, что существуют мальчики по имени Тодд.

Все равно, что говорить, что американцы не воспринимают иронии. Ребята, их 300 с лишним миллионов! Эдди Иззард сказал: «Это среднестатистическая Америка не воспринимает иронии, и это не географическое понятие, а просто особенность мышления, может быть, среднестатистическая Британия тоже не воспринимает иронии, как и Скандинавия или, например, Прага».

Читатели есть читатели, откуда бы они ни были. Но нельзя отрицать и того факта, что одни и те же книги для американских и британских читателей преподносятся по-разному.

Для рынков в разных странах большинство книг издаются в разных по дизайну обложках. Глубокое исследование женского желания «Три женщины» Лизы Таддео[288]288
  Книга Лизы Таддео «Три женщины» на русском языке вышла в издательстве «Бомбора» в 2021 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть] стало хитом по обе стороны Атлантики, но обложки такие разные, словно из разных миров. Британский дизайн – Таддео назвала его «совершенно потрясающим» – использует современный шрифт в названии книги, которое пущено поверх картины голландского художника де Хема «Гирлянда из фруктов». Таким решением удалось передать идею чувственности и плодовитости без чрезмерной сексуальности: автор, художник издательства Bloomsbury Грег Хейниман, «сдерживал свой мужской взгляд», однако обложка просто кричит о том, что это чтение одновременно и умное, и эротичное. Такая книга может быть и художественным произведением, и нон-фикшн, в любом случае она изысканная. А вот американская обложка более строгая: простой типографский шрифт на белом фоне без иллюстраций как будто говорит нам о том, что перед нами серьезный аналитический труд.

Тексты на первой обложке также зависят от того, для какого рынка предназначена книга. Как я уже отмечала в главе «В воду входить всегда опасно», подзаголовки на американских изданиях всегда длиннее. Например, оригинальный подзаголовок на книге «Есть, молиться, любить» такой: «Женщина в поисках всего в путешествии по Италии, Индии и Индонезии», для британского издания он был сокращен до «Женщина в поисках всего». Иногда меняют и названия книг – особенно это заметно у П. Дж. Вудхауса и Агаты Кристи: вроде одни и те же произведения на одном и том же английском, а названия разные. Недавние примеры: триллер Таны Френч The Wych Elm на американском рынке превратился в The Witch Elm – не такое уж серьезное изменение, однако в британском издании намек на готику не столь очевиден[289]289
  Название породы дерева «шершавый вяз» – и wych elm, и witch elm, однако witch elm может также иметь значение «ведьмин вяз», от witch – «ведьма». На русском языке эта книга вышла под названием «Ведьмин вяз» в издательстве «Фантом Пресс» в 2020 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть]. «Семь смертей Эвелины Хардкасл» Стюарта Тертона[290]290
  Книга Стюарта Тёртона «Семь смертей Эвелины Хардкасл» вышла в издательстве «Азбука-Аттикус» в 2012 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть] на американском рынке стали «7¹/₂ смертей Эвелины Хардкасл». Половинку добавили, чтобы не возникло путаницы с другой одновременно выходившей в США книгой, название которой начиналось с «Семь…»[291]291
  Эта книга – «Семь мужей Эвелин Хьюго» Тейлор Дженкинс Рейд – также вышла на русском языке в издательстве Inspiria в 2022 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть]. Мне даже понравилось нахальство американского издателя, поместившего на первую обложку восклицание «Это число может вырасти!»[292]292
  В блербе к британскому изданию присутствует один из моих любимых примеров непреднамеренного бафоса (Бафос – литературный прием (также его называют «ложный пафос»), заключающийся во внезапном переходе от возвышенного, трагического к комическому, нелепому или обыденному. Бафос может быть как случайным (художественная несостоятельность автора), так и намеренным (для создания комического эффекта). Термин придумал Александр Поуп в эссе 1727 г. Peri Bathous для описания забавных неудачных попыток возвышенного (то есть пафоса). (Коммент. переводчика)). Начинается с описания убийства в загородном доме и с того, что герой попадает во временную петлю, а заканчивается фразой: «И кое-кто отчаянно пытается не дать ему покинуть Блэкхит…» В книге Блэкхитом называется загородное поместье, но так же называется и район на юге Лондона, где еще в девятнадцатом веке в железнодорожном туннеле произошла ужасная катастрофа.


[Закрыть]

Перейдем непосредственно к блербам. Слово «блерб» само по себе может стать поводом для дипломатического инцидента, поскольку по разные стороны Атлантики оно означает не одно и то же: в Великобритании это нечто вроде краткого описания книги, а в Штатах это в основном одобрительное высказывание или рецензия. (Да и вообще, вся моя книга, словно минами, напичкана поводами для неверных толкований.)

Различие между тем, что написано на задних обложках британских и американских изданий, разительное. Я спросила у американского редактора, в чем она видит эти различия, и она ответила, что их тексты «определенно длиннее, более гиперболические. В них гораздо больше прилагательных». На самом деле, в них вообще всего гораздо больше.

Одно из самых значительных событий в издательском бизнесе последних лет – и в Великобритании, и в США – публикация «Пойди поставь сторожа» Харпер Ли[293]293
  «Пойди поставь сторожа» – роман писательницы Харпер Ли, написанный в конце 1950-х годов, до того, как вышел ее знаменитый (и единственный опубликованный при жизни писательницы) роман «Убить пересмешника». Рукопись романа «Пойди поставь сторожа» была обнаружена в банковском сейфе писательницы и впервые издана в июле 2015 г. На русском языке книга вышла в издательстве «АСТ» в 2015 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть]. На обложке британского издания – минимум текста: короткая цитата из самой книги, фраза «Новый роман Харпер Ли, действие которого происходит через два десятка лет после событий, описанных в получившем Пулитцеровскую премию шедевре “Убить пересмешника”», шесть коротких цитат из критических обзоров. Здесь, как и в других высококачественных обложках, свободное пространство, «воздух», так же важно, как текст. На последней обложке американского издания в мягком переплете (чей ретро-дизайн мне больше нравится) длиннющий текст, более чем в 300 слов, здесь и выдержки из критических обзоров, и биография автора, и все это – бесконечно длинными предложениями: «Прекрасно описывает болезненный, но необходимый переход от иллюзий прошлого – путешествие, поводырем в котором может быть только собственная совесть». Как говорят сами американцы, весьма напыщенно.

В Америке даже куда более легкие книги описываются длинно и тяжеловесно. «Я ненавижу свою шею» Норы Эфрон – одна из самых смешных книг, и в рекламном тексте на британском издании об этом прямо так и говорится, причем словами самой Эфрон, взятыми из эссе «Жаль, что я не знала об этом раньше»:

• Никогда не выходите замуж за мужчину, с которым не хотите разводиться.

• Если обувь не подходит в магазине, она никогда не будет вам впору.

• Если у вас есть дети-подростки, очень важно завести собаку, чтобы хоть кто-то в доме был рад вас видеть.

• Все, что вам не нравится в своем теле в тридцать пять, вы будете мечтать вернуть в сорок пять.

Текст на американском издании куда более возвышенный. Да, в нем имеются некоторые смешные детали, но главное в нем – перечисление достижений Эфрон, а также бомбардировка читателей прилагательными:

От Норы Эфрон, писательницы режиссера и сценариста, чьи фильмы «Неспящие в Сиэтле» и «Когда Гарри встретил Салли» определили для целого поколения, что есть романтическое чувство, и чей последний фильм «Джули и Джулия» прославляет удовольствия от приготовления еды и захватывающего процесса переосмысления себя: это обезоруживающая, искренняя и уморительная книга о том, как быть женщиной сегодня…

Беспредельно смелая, искрометно смешная и неожиданно трогательная в своей правдивости…

И так далее до бесконечности. Повторюсь: американские тексты длиннее, цветистее и серьезнее, чем британские. Там стремятся охватить все аспекты, так сказать, покрыть все базы, а не завлечь читателя остроумными и броскими фразами, интригой, напряжением. Перенасыщенные задние обложки служат площадкой для слов, а не для дизайна, в них стремятся втиснуть как можно больше информации.

У каждого, похоже, есть своя теория относительно того, что один американский издатель назвал «странной многословностью американских книжных блербов и цитат». Некоторые из тех, кого я об этом спрашивала, говорили о плюрализме и разнообразии их общества, и поэтому цитаты как снаружи, так и внутри призваны «дать понять читателю, что о книге писали не только в New York Times или в Post, но, скажем, и в Dallas Morning News». Блерб должен быть демократичным, обращаться к каждому – «и к интеллектуалам, и к обычным людям, а также к разным сегментам аудитории, различающимся полом, расовой принадлежностью, сексуальными предпочтениями. Американцы очень чувствительны к вопросам идентичности, и это непременно учитывается в издательской политике».

Другие говорили о популярности книжных клубов, которые пару веков назад начинались как дамские «читательские кружки», а превратились в серьезный инструмент продаж, возглавляемый таким мощным лидером, как Опра Уинфри: она провозгласила то, что Тони Моррисон назвала «читательской революцией». И не предназначены ли все эти длинные надтекстовые материалы – цитаты, описания, биографии, вкупе с публикуемыми внутри книги вопросами для читательских клубов – именно для обсуждений?

И, безусловно, мы не должны сбрасывать со счетов то, что один нью-йоркский журналист назвал в разговоре со мной «склонной к преувеличениям природой американской культуры и манерой речи». В книге «Приключения английского языка» Мелвин Брэгг предполагает, что корни этого следует искать в истории и географии: вместе с двигавшимися на Запад переселенцами язык завоевывал новые слова и стремительно развивался. «Смелость и уверенность в своих силах породила живописные, яркие слова», такие как shebang, skedaddle, hunky-dory, splendiferous, lickety-split…[294]294
  Shebang, skedaddle, hunky-dory, splendiferous, lickety-split – американизмы: «хибара, хижина», «улепетывать, сваливать», «отлично, без проблем», «превосходный, великолепный», «во весь опор, опрометью». (Коммент. переводчика)


[Закрыть] «Стиль речи, столь же грандиозный, как и сама страна. Его назвали преувеличенным». То есть гиперболизированным.

И все тексты в Штатах многословнее – в конце концов, это они придумали журналистику больших форм. Их газетные заголовки и статьи увесистее наших – репортер из Financial Times назвал их «исполненными почтения к самим себе, длиннющими и душными», в то время как британские журналисты сразу переходят к сути дела. Однако обратная сторона этих культурных различий состоит в том, что «можно быть уверенными, что цитаты, опубликованные в американской газете, подлинные и в материале использованы проверенные факты. Что же касается британских газет, то надо быть идиотом, чтобы доверять им».

Для меня именно в этом и состоит основное различие наших издательских культур. В определенной степени американцы больше ценят свой язык, чем мы ценим свой. Буквально. Письменное слово лежит в основе их национальной идентичности и основополагающих мифов – от первых колонистов, приплывших на «Мэйфлауэре», которые жаждали свободы почитать Библию так, как они считали нужным, до Ноя Уэбстера, составившего уникальный словарь правописания американского английского. Как считает Брэгг, «правильное правописание стало по всей Америке считаться стандартом образования и цивилизованности. А конкурсы правописания Spelling Bee вошли в быт каждого города и деревни»[295]295
  Еще одно из воплощений американской мечты: на конкурсах Spelling Bee, ставших частью мифологии белых основателей, все чаще побеждают американцы – выходцы из южноазиатских стран; в 2019 г. их было семеро из восьми победителей национального чемпионата.


[Закрыть]. В стране предприимчивых людей правильное владение языком – один из путей к успеху.

Мы, англичане, относимся к родному языку с куда меньшим почтением, возможно, из-за упрямого недоверия к интеллектуалам, берущего свое начало в консервативном прагматизме Эдмунда Бёрка[296]296
  Эдмунд Берк (1729–1797) – англо-ирландский политический деятель, публицист эпохи Просвещения, родоначальник идеологии консерватизма. (Коммент. переводчика)


[Закрыть] и простирающегося до сегодняшних настроений типа «слишком много умников развелось». Как сказал в 1959 году Леонард Вулф[297]297
  Леонард Сидни Вулф (1880–1969) – английский политический теоретик, писатель, издатель, муж писательницы Вирджинии Вулф. (Коммент. переводчика)


[Закрыть], «ни один народ в мире не может сравниться с британцами в презрении и недоверии к интеллекту и интеллектуалам»[298]298
  В штаб-квартире Евросоюза ходит по этому поводу хорошая шутка. В чем разница между британскими и французскими чиновниками? Британцы говорят: «В теории идея хороша, но сработает ли она на практике?» Французы говорят: «Идея отлично работает на практике, но сработает ли она в теории?»


[Закрыть]. (Я бы, правда, заменила британцев на англичан.)

И раз уж я позволила себе пуститься в разговоры о культурных стереотипах, интересно было бы посмотреть на другую крайность – французские обложки и блербы или отсутствие таковых. Если американские обложки – это многословные медвежьи объятия, то кузены через пролив относятся к нашей традиции эдак снисходительно, по-галльски пожав плечами. Менеджер по продажам, которая много лет проработала и в Лондоне, и в Париже, назвала французскую манеру издания книг «намеренно антикоммерческой, это антидизайн, который не эволюционирует». Она считает, что в этом проявляется серьезность их литературной культуры. Книготорговец – почтенная профессия, Amazon пользуются редко, а независимые книжные магазины получают государственные дотации. В 2019 году в Британии было 800 независимых книжных магазинов, а во Франции – 2500.

Дизайн французских книг, мягко говоря, сдержанный: такие издательства как Gallimard и Folio предпочитают простые белые обложки с минимальным количеством слов мелким шрифтом. Особенно сурово выглядят книги Les Éditions de Minuit: единственное украшение их обложек – синяя рамочка, а на задней обложке – символ издательства: звезда и буква М. И никаких текстов! Книга может быть удостоена крупной премии или заслужить международное признание, но читатель из этих обложек об этом не узнает.

Показательный пример – «Колыбельная» Лейлы Слимани[299]299
  В России книга Лейлы Слимани вышла под названием «Идеальная няня» в издательстве «Синдбад» в 2018 г. (Коммент. переводчика)


[Закрыть] – мрачная история няни-убийцы. Это настоящий международный бестселлер – она стала хитом в США, Великобритании и во Франции, где книга получила одну из самых престижных литературных наград – Гонкуровскую премию, а автор стала знаменитостью, общения с которой жаждут и средства массовой информации, и политики.

В стильном оформлении британского издания, выпущенного Faber, изображен торс женщины, одетой в бело-голубое платье, напоминающее форму няни. На первой обложке говорится, что это международный бестселлер, цитата из рецензии сообщает, что это – триллер, а также здесь даны две первые строчки из самой книги, из которых явствует, что там, под обложкой, нас ждет что-то страшное: «Младший умер сразу. Он почти не мучился». На задней обложке крупно – о премии, которую получила книга, абзац так себе текста и шесть щедрых на похвалы цитат из обзоров. Все весьма способствует продажам.

Американское издание использовало тот же дизайн обложки, но книге дали другое название. Вместо того, чтобы так же перевести на английский французское название Chanson Douce, книгу назвали «Идеальная няня». Американский издатель пояснил: «Я не хотел называть ее “Колыбельной”, потому что такое сонное название не удерживается в памяти, а моей задачей было продать как можно больше экземпляров. Мы разместили книгу в супермаркетах вроде Walmart». На передней обложке – наклейка «Бестселлер New York Times», задняя обложка по тамошней манере целиком заполнена разными текстами, в том числе блербом, похожим на тот, что в британском издании, однако более эмоциональным:

Напряжение нарастает с каждой страницей «Идеальной няни». Это пристрастное, захватывающее, смелое исследование власти, класса, расы, семейной жизни, материнства и безумия.

А теперь посмотрим на французское издание, вышедшее в Folio. Обложка, неловко об этом говорить, попросту уродливая, даже не «некрасива, но мила»: на ней ничего нет, кроме названия, автора и кадра из вышедшего накануне фильма. На задней обложке – цитата из текста книги, коротенький блерб и в самом низу, мельчайшим из всех шрифтов «Гонкуровская премия – 2016». Никаких цитат. Вот все, что мы имеем. Полная противоположность бурным похвалам, которые мы видим на американском издании. Это просто упущение или намеренный ход? Означает это большее или меньшее уважение к читателю?

Эти крайности очень красноречивы. Одни хотят дать как можно больше – и, возможно, даже слишком усердствуют, другие еле-еле заставляют себя продать книгу. Возможно, это в каком-то смысле слишком уж наивные клише, но для меня как копирайтера они имеют значение[300]300
  Для меня было большой радостью узнать в «Рассказе книгопродавца» («Рассказ книгопродавца» (The Bookseller’s Tale) – книга британского торговца книгами Мартина Лэтама. (Коммент. переводчика)), что слово «клише» имеет свои истоки, как и многие английские литературные термины, в старинном книгопечатании: «набор из часто употребляемых вместе состоящих из литер слов, объединенных между собой для удобства наборщика».


[Закрыть]. Блербы, которые мы читаем на обложках, не только имеют свою собственную историю и отвечают на наши читательские пожелания – или пожелания таких читателей, какими мы хотели бы быть. Они также неразрывно связывают нас с создавшими их литературными культурами.

Каламбур – вот кто победил[301]301
  Игра слов: в оригинале глава называется The Pun Wot Won It: в 1992 году на выборах в Великобритании консерваторы победили благодаря, как считают многие, беспрецедентному давлению со стороны некоторых изданий, в частности, газеты The Sun, которая вышла с заголовком The Sun Wot Won It: «The Sun – вот, кто победил». Pun по-английски – «каламбур». (Коммент. переводчика)


[Закрыть]

От издательства «Лайвбук»: в издании книги на русском языке эта глава, скорее, предназначена для тех, кто знает английский язык, поскольку речь в ней идет о том, что в старых переводах обозначали как «непереводимую игру слов». Что ж, проверьте свой английский!

Я люблю каламбуры, вы это, наверное, уже поняли. Просто послушайте меня! Я понимаю, что каламбуры – своего рода лингвистический Marmite[302]302
  Marmite – дешевая бутербродная паста из дрожжевого экстракта, очень соленая. (Коммент. переводчика)


[Закрыть], кто-то считает его низшей формой юмора[303]303
  Сэмюэль Джонсон и другие зануды.


[Закрыть], кто-то – высшей формой литературы[304]304
  Как ни странно, Альфред Хичкок.


[Закрыть]. Но в лучших своих проявлениях они многое могут рассказать нам и о языке, и о нас самих. Подобно другим видам словесной игры или украшений, пользоваться ими надо умеренно – и в любом случае они должны быть качественными. Кингсли Эмис отмечал: «Каламбуры бывают хорошие, плохие или никакие, и этого не понимают только те, у кого не хватает ума их придумывать».

Я вот думаю: а не имел ли он в виду под хорошими каламбурами такие перлы, как те, что придумывала Дороти Паркер: It serves me right for putting all my eggs in one bastard или I’d rather have a bottle in front of me than a frontal lobotomy. Или, может, принадлежащую Квентину Криспу фразу I became one of the stately homos of England? Такая горькая двусмысленность – результат опыта. Лучшие каламбуры смущают, их источник темен, вроде того каламбура, который я обнаружила в блербе к книге «Смотрите, кто вернулся» – сатирическом немецком романе о воскресшем Гитлере: He’s back. And he’s führious.

Каламбуры существуют с древнейших времен[305]305
  Как считает доктор филологии Ирвинг Финкель, именно каламбурам обязаны возникновением письменности древние египтяне и шумеры. Принцип ребуса, который позволил пиктограммам иметь двойной смысл, на самом деле не что иное, как визуальный каламбур.


[Закрыть], ими забавлялись все, от Цицерона и Шекспира до эссеиста Чарлза Лэма, который частенько обменивался каламбурами с друзьями и уподоблял double entendres «пистолету, который выстрелил над ухом, но не перышку, способному пощекотать интеллект». Слова Лэма поясняют, почему столь многие испытывают по отношению к каламбурам смешанные чувства. Они дерзки и привлекают слишком много внимания, как громкая отрыжка во время званого обеда или презрительное фырканье во время вежливой беседы. Вот почему их так любят таблоиды – вспомните классический заголовок в Sun после того, как «Инвернесс Каледониан Тисл» одержал невероятную победу над «Селтиком» в Кубке Шотландии: Super Caley Go Ballistic, Celtic Are Atrocious. (Однако мой личный фаворит – заголовок сообщения о смерти одного из участников дуэта The Righteous Brothers: You’ve Lost That Living Feeling[306]306
  Одна из самых знаменитых песен The Righteous Brothers называлась You’ve Lost That Loving Feeling: изменение всего одной буквы – с o (Loving) на i (Living) – не только меняло смысл, но и придавало особый цинизм заголовку («Ты утратил это чувство любви» – «Ты утратил это чувство жизни»). (Коммент. переводчика)


[Закрыть]). Даже в Telegraph не удержались, и в 2020 году, высмеивая превратившуюся в фарс временную систему голосования в Палате общин, написали: I wanna queue like Commons people queue, а в классной New York Times напечатали божественный каламбур When an Eel Climbs a Ramp to Eat Squid from a Clamp, That’s a Moray [307]307
  Журнал комиксов для взрослых Viz так любил омофоны, что посвятил им целую серию «Финбар Сандерс и его каламбуры».


[Закрыть][308]308
  When an Eel Climbs a Ramp to Eat Squid from a Clamp, That’s a Moray – «Если угорь влез на палубу и сожрал кальмара, это не угорь, а мурена». (Коммент. переводчика)


[Закрыть].

В каламбурах есть дух соревнования – это демонстративная форма словесной игры. И, оказывается, в Бруклине проводится ежемесячный турнир каламбуров Punderdome, в соцсетях тоже проходят состязания каламбурщиков, а особую нишу представляют собой названия ресторанов, среди которых имеются по-настоящему отличные Abra Kebabra и School of Wok. Все это похоже на папины шуточки, надоевшие до зубовного скрежета, но от которых все равно приподнимаются уголки рта. Совершенно очевидно, что в долю секунды между тем, как мы прочли каламбур и смутились-возмутились, вербальная и визуальная части нашего мозга работали в унисон.

Но каламбуры могут быть и чем-то большим, чем дешевое развлечение. Зигмунда Фрейда очень интересовала психология шутки, он считал каламбуры чем-то вроде психологического клапана, позволяющего нам справляться с табу, или наносить уколы тем, кто нас сильнее или представляет для нас опасность, – таковы безупречные издевки Клайва Джеймса над супербогатыми обитателями Монако: «имущие и яхтоимущие»[309]309
  The haves and the have yachts – вспомним To Have and Have Not Хемингуэя («Иметь и не иметь»). Клайв Джеймс – австралийско-британский журналист. (Коммент. переводчика)


[Закрыть].

Причина, по которой некоторые не любят каламбуры, как считает Джон Поллак (он-то любит их так горячо, что даже написал книгу The Pun Also Rises[310]310
  Снова отсылка к Хемингуэю: The Pun Also Rises – The Sun Also Rises – «Фиеста (И восходит солнце»). (Коммент. переводчика)


[Закрыть]), заключается в том, что «каламбуры несут угрозу, потому что показывают произвольность смысла и слои нюансов, заключенные в каждом слове… Люди, которые не любят каламбуры, – это, скорее всего, люди, стремящиеся к тому уровню контроля, которого просто не существует. Если вы считаете, что мир основан на правилах, на строгой иерархии и что непочтительность ему опасна, тогда вы не полюбите каламбуры». Это подтверждает то, в чем я всегда подозревала каламбурофобов.

Лучшие каламбуры – праздник языкового непостоянства, бесконтрольности, многозначности и тех удовольствий, которые дарит язык. Александр Поуп говорил, что каламбуры «за счет расщепления смыслов могут сказать в два раза больше».

И совсем чудесными каламбуры становятся, когда исходят от тех, от кого их не ожидал. Я была вне себя от радости, узнав, что Хилари Мантел намерена назвать свой сборник эссе «Каминные украшения»[311]311
  Mantel в переводе с английского «каминная полка». (Коммент. переводчика)


[Закрыть], что не могло не напомнить мне название книги Фэй Уэлдон Auto Da Fay и Wishful Drinking Кэрри Фишер. Они вполне могут конкурировать с мемуарами актрисы Пэм Сент-Клемент «На конце серьги-кольца».

Что касается издательств, то, похоже, мы эдак раз лет в пять позволяем себе давать каламбурные названия. Мои недавние фавориты: Please Can We Have Our Balls Back? – книга о том, почему у британцев так все погано со спортом, и Pie Fidelity – книга о том, почему все думают, будто у британцев все так погано с едой. Однако я не считаю, что название книги о вязании Purls of Wisdom – большая удача.

И снова процитирую королеву двойных значений Дороти Паркер: «Между острословием и остроумием огромная дистанция. Остроумие – это нечто истинное, а острословие – просто словесная гимнастика». Плохой каламбур существует ради самого себя, а хороший каламбур заставляет нас взглянуть на небеса и засмеяться тихонечко, а потом задуматься.