Текст книги "Тень Прекрасной Дамы. Марина и Анна"

Тайны дремучего леса

 
В глухом лесу за каждою сосной
Таится дух неведомого мира,
Пусть старый Пан поговорит со мной,
И флейта зазвучит, а может лира,
Коль выйдет к нам прекрасная девица,
Ее там называли Берегиня,
И будет солнце на макушки литься,
Как сладкий мед, нас Велес не покинет.
Нас Соловей разбойник свистом встретит,
Но нам ли грез отчаянным бояться?
В глухом лесу за каждой елкой ветер,
И черти полосатые резвятся.
Дремучий лес таит свои секреты,
Тут царь Горох бывает редким гостем,
Его пугают знаки и приметы,
И воинов тут встретить так не просто.
Но где-то там, где люди затерялись
И заплутали, их Аука водит,
Лишь сказки и предания остались.
И души замирают в хороводе.
Художник притаился, пишет чащу,
Еще чуть – чуть – появятся медведи,
О как хотелось выбираться чаще,
В таинственный тот мир, забыв все беды.
Но в суматохе города томиться,
Давно устали и ослепли души.
Воды из родника бы нам напиться,
И песни их протяжные послушать.
Лес исцелит от всех страданий душу,
Она для вдохновения воскреснет.
Замрет художник, долго будет слушать,
Легенды, мифы, сказочные песни.
 

Памяти В. Брюсова

 
Просыпаются в ночи ненастные,
Наши страхи, тревоги опасные,
И врываются в душу шутя,
Мы еще им не верим, противимся,
Мы еще убегаем строптивые,
Понимаем, что больше нельзя,
 
 
Быть такими послушными куклами,
Нас метели сомнений окутали,
Нам не хочется верить и знать,
Что еще приключится в реальности,
И какие такие тональности
Научились во мгле различать.
 
 
Почему мы во всем виноватые,
И прикрывшись судьбой – расплатою,
Не хотели предавших прощать,
Было все так печально и холодно,
И в тумане остались мы смолоду.
А теперь не рассеять туман,
 
 
Остаются лишь ночи ненастные,
Остаемся чужими, несчастными,
Все мираж, все покой все обман.
Остаются лишь строки забытые,
Остаются друзья деловитые,
И на сотой странице роман.
 
 
Мне читать его больше не хочется,
Я забыла давно все пророчества,
И осталась в бессилье одна,
И сходились друзья деловитые,
Вспоминались событья забытые,
И весна, ну конечно, весна
 

Перед разлукой

 
На столе бокал с вином,
Фрукты, кажется бананы,
Никого за тем столом,
И не от вина мы пьяны,
Встреча через столько лет,
Чудом кажется и светом,
До вина нам дела нет,
Но гнетет вина при этом,
Отчего беспечно так,
Растранжирили мы время,
Кто подал нам этот знак,
Почему в любовь не веря,
Мы скитались средь чужих,
И у них защиты ждали.
Кто мы, ангел мой, для них,
Лишь исход чужой печали.
Черный кот, не снял очки,
Правнук горестной Морены,
Нам ведь было по пути,
Так легко и вдохновенно
Жизнь почти что прожита.
Лишь глоток вина остался,
Но поглажу я кота,
Он шипел и отстранялся,
Мир печален и жесток,
Миг прозренья не спасает,
Отхлебну вины глоток,
Вижу, он очки снимает.
Попрощаться нам пора,
Жизнь, как плащ в шкафу оставить,
И остаться до утра,
Не просить и не лукавить.
 

О, нет никогда не вернутся

 
О нет, никогда не вернутся печали
И радости тех незапамятных дней,
Когда мы в саду под луною встречались,
И были свободней, и были сильней
 
 
Маркиза рыдала о том, что случится,
А он упрекал ее за миражи,
И словно стрелою подбитая птица,
Она от хандры запоздалой дрожит.
 
 
Меняются дни и года, и столетья,
И так же разлука грозит нам бедой,
И только отчаянный северный ветер
Заставит в том парке встречаться с тобой.
 
 
Художник шутил и грустил, и смялся,
Но он написал нам ту жизнь и тот свет,
Где странно метался, и нам не сдавался
На милость какой-то печальный поэт.
 
 
Все было так странно, все было знакомо,
И снова в шампанском тонул ананас,
И только метель и дорога до дома.
Столкнула однажды отчаянно нас.
 
 
Но даже она нас удержит едва ли,
Маркиза рыдает, молчит кавалер,
Художник опять пребывает в печали,
Теряется где-то в отчаянье сфер
 

Тайное свидание

 
И тайное свидание и явная разлука,
И скорбное прощание
и о любви ни звука.
Для них ничто не сбудется,
Все быстро забывается,
Она в другого влюбится,
И до поры прощается.
 
 
И не дождавшись в полночи
Его в тумане вечности,
Однажды просто вспомнится,
Тот вопль о человечности.
Останутся предания,
И слухи, и отчаянье,
И тайное свидание,
И то, что там за тайною.
 
 
И строчки обрываются,
И кисть повисла в воздухе,
Такое тут случается,
Вы угадать попробуйте.
Опасных связей прелести,
И дней ненастных горести,
Они случайно встретились,
В какой-то тихой повести.
 
 
И то ли иллюстрация,
То ли картина странная,
Останется в пространстве там
Одной сплошною раною.
Растает и забудется,
И никогда не вспомнится,
Когда она окажется
В пустой и мрачной комнате.
 
 
Останется, опомнится,
И с кем-то снова встретится,
Когда художник в полночи
Допишет до рассвета их.
Ему ли это нравится,
Иль просто видеть хочется,
Как прежняя красавица
Страдает в одиночестве.
 

Что это было?

 
Что это было, вы скажите милый,
Куда неслась я, позабыв о доме,
И как такое с нами вдруг случилось,
И не такой совсем хотела доли
 
 
.Он перепуган, он молчит и кается,
Что вышло так, все будет и не сбудется,
А завтра на войну и он отправится,
Со временем кошмар ночной забудется.
 
 
А если он в душе твоей останется?
Тогда еще страшнее и опаснее,
Печаль и нежность, не заменит таинства,
И будет жизнь казаться ей напрасную
 
 
Художник подглядел и пишет, трудится,
И, кажется, что это не узнается,
Его убьют, и ничего не сбудется,
И ничего той жизни не случается.
 
 
И только парк и пруд приснятся бабушке,
И юность позабытая воротится,
И тот корнет, он убежит, избавится
От грез и снова и в старый пруд не бросится.
 

Я уехал в провинцию

«Я уехал в провинцию, начал рисовать подсолнухи и пить вино, чтобы не сойти с ума от влюбленности в тебя, но ничего не помогло» – Винсент Ван Гог

 
Я уехал к подсолнухам и соловья,
Мне провинция раньше лишь снилась,
Но и там остается улыбка твоя,
Как надежда, отрада и милость.
 
 
От тебя не сбежать, не сбежать от себя,
Это понял я поздно, родная,
Вот теперь и сижу здесь как прежде любя,
И покой только снится, я знаю.
 
 
И подсолнухи ль страсти мои усмирят,
И помогут ль чужие девицы?
Я повсюду и тут лишь встречаю тебя,
А когда не встречаю, ты снишься.
 
 
Ты как прежде юна, ты как прежде стройна,
Я ж безумием люд тут пугаю.
Сердобольная дама приносит вина,
И вина не твоя в этом – знаю.
 
 
На крыльце ресторана присяду тайком,
Посмотрю на шагающих мимо.
С этим миром, прости, я совсем не знаком,
И мне дела не будет до мира.
 
 
Только ты промелькнешь и исчезнешь опять.
На листе остается подсолнух,
Как ты там, никогда – никогда не узнать,
Мне в провинции сонной и томной.
 

Полет над пропастью

 
Когда летит над пропастью строка,
И задевает крыльями иное
Пространство, то близка, то далека,
Она о главном говорит со мною.
 
 
И те миры, укрытые от глаз,
Ей внемлют и сбываются до срока
Прозренья, что еще остались в нас,
И пенье птиц, и бури страшный рокот.
 
 
Мы здесь и там, в безбрежности миров,
И где нас больше, это не понятно,
И все-таки, когда в одежде слов
Она вернется, в мир мой и обратно
 
 
Захочет удалиться, я ловлю
Те смыслы, и отчаянное бремя,
Меня несет куда-то к кораблю,
Пространство рассекавшему сквозь время.
 
 
И он моих достигнет берегов,
И удалится снова вдаль иную,
А там живет надежда и любовь,
Друзья смеются, недруги лютуют.
 
 
И полночь так восторженно легка,
И откровенье долго будет длиться,
В сиянии печали и стиха,
Который на глазах у вас родится.
 
 
Зачем вам знать, как долог этот путь,
И сколько в топке грез моих сгорает,
Когда он шепчет: – Обо всем забудь,
И злится, равнодушья не прощает.
 
 
И я бы рада у плиты стоять,
Не забывать о доме и о дыме,
Но вот они влетят в окно опять
И мечутся, и что мне делать с ними?
 
 
Конечно, записать, потом прочесть,
И удивиться – это невозможно,
И жить с собой в миру, и пить и есть,
Когда они звучат легко и сложно.
 
 
Печали затаились, смех угас,
А смыслы проступают все яснее,
И остаются в душах, здесь, у нас,
И окрыленность делает сильнее..
 

«Когда смолкал во мне страстей накал…»

 
Когда смолкал во мне страстей накал,
И оставались только смыслы, знаю,
Что он меня куда-то провожал,
К другим творцам я молча шла по краю.
 
 
Я шла во тьме и видела причал,
Но он все отдалялся почему-то,
И там лишь Адмирал меня встречал
И улыбался, и текли минуты.
 
 
Не исчезая, в этот странный миг,
Я ощущала вечности уколы,
И на брегу опять стоял старик
И юноша отчаянно-веселый.
 
 
И спорили о чем-то в этот миг,
И понимали, будет нам спасенье,
Но странно изменялся прежний мир.
И память обернулась вдруг забвеньем.
 
 
О, как хотелось снова быть собой,
И быть с тобой я страстно так желала,
И отступала первая любовь,
Но страсть, увы, так странно чаровала.
 
 
Потом я возвращалась, там, где бал,
И к Штраусу я шла в потоках света,
И снова мир отравленный вздыхал
О ведьме, ставшей яркою кометой.
 
 
О королеве плакал только кот,
Нам королев отравленных не жалко.
А дождь идет, так странно льет и льет.
И души зябнут, прячутся под аркой.
 

Марина на том свете

 
– Я выведу тебя, я твой Вергилий.
Пошли со мной, тут пусто и темно,
Не из такой мы бездны выходили.
– Я не хочу, теперь мне все равно.
Написано и сказано так много,
Я больше повторяться не хочу
Но мир суров и эта жизнь убога,
И он задул давно мою свечу.
 
 
– Пошли со мной, там любят все и знают,
– Отстань, оставь меня, я не пойду.
– Как ты упряма, но звезда сияет.
– Забыла я давно про ту звезду.
Так долго, очень долго говорили,
Я поняла, что мне не повезло.
Скорей все и я плохой Вергилий,
Да и Марина снова смотрит зло.
 
 
А что осталось? Только удалиться.,
Опять пройти все адские круги.
Иду назад, моя душа, как птица.
И вдруг воскликнет звонко: – Погоди.
– Да в чем же дело? – мне туда, обратно.
Идти нет сил, она зовет опять.
Опомнился мой ангел, вероятно.
И хочет до звезды до той достать.
 
 
Так и стою меж адом я и раем,
Зову ее в бестрепетной тиши,
– Мы сами наши судьбы выбираем.
Я не могу, но ты живи, пиши.
И все, и снова в темноте укрылась.
Растаяла в той схватке роковой.
Осталась, оказав мне снова милость.
И увлекла в ту бездну за собой.
 

2. Монолог Марины

 
Я не стану возвращаться,
Да и рай мне сущий ад.
Разве рождена для счастья7
Разве я приду назад
Все, что было – написалось
Море, берег, облака,
Это все такая малость,
Но рука моя легка.
 
 
То, что сбудется едва ли,
И чему вовек не быть,
Пережили, отстрадали,
И смогли похоронить.
Птица Феникс мне подвластна?
Да о чем ты, Леший мой,
Я бреду туда напрасно,
Здесь, в аду мой дом родной.
 
 
Дочки ровное дыханье,
Сына призрачная спесь,
Да, я знаю все заранее,
Потому я вечно здесь.
Удаляются дороги,
Высыхают все моря,
И стою я на пороге,
Быта или бытия.
3
И за той чертой последней,
Где забыли все давно,
Рай твой – лишь пустые бредни-
Черно белое кино.
С Модильяни бродит Анна,
Пишет он ее портрет,
И рыдает неустанно
И измерении всех бед
 
 
Преуспев, я много знаю.
Как туда мой труден путь,
И стою у двери рая.
Только шепчет он:– Забудь.
– Что художник твой лепечет,
И куда ведет стезя.
Что ж мой друг, до новой встречи.
Мне туда, увы, нельзя.
 
 
Ад в раю легко устроить.
Будет черти все со мной,
Пушкин яркою звездою,
Тютчев темною звездой.
И во мраке безымянном,
На портрете том видна,
Всех затмит сегодня Анна,
Правит там она одна-
,
 
 
4 Души возвращаются
 
 
И крыльями пространство обнимая,
О времени забыв и высоте,
Летит куда-то девочка босая,
Оставшись только тенью на холсте,
Лицо ее я разгляжу едва ли,
И не признаю в тот печальный час,
Когда от нас все в пропасть улетали,
И покидали, не прощаясь, нас.
 
 
Она одна останется, шалунья,
Она следит, за тем, что тут теперь,
Она приходит в сны, и в полнолунье,
Откроет, не просясь в реальность дверь.
И все, что было тайно, стало явно,
И все, что будет ведомо лишь ей.
Она живет в полете неустанно
И веселится средь других детей.
 
 
И в полночь просыпаюсь я внезапно,
И вижу там, за призрачной чертой,
Как ангелы танцуют на закате
Трудов и дней, уводят за собой
,Летит куда-то девочка босая,
Оставшись только тенью на холсте,
И крыльями пространство обнимая,
О времени забыв и высоте,
 

«Мы шли с тобою в обнаженный сад…»

 
Мы шли с тобою в обнаженный сад,
Пытаясь там укрыться от тревог.
Там листья под ногами лишь шуршат,
И по аллеям тихо бродит Блок.
 
 
Его едва ли спутать с кем-то там,
Он говорит о вечности земной,
И тонет в обожанье темных дам,
И ищет потерявшийся покой,
 
 
И рифму, как ее теперь найти,
Там, в тишине, где сонная луна
Укрылась в тучах, нам устав светить,
И так пугает не вино – вина.
 
 
Она в порывах ветра к нам спешит,
И все мы будем к этому причастны,
Но голый сад о вечном говорит,
И умножает думы и несчастья.
 
 
Никто не помнит тех, кто были там,
И растворились в нежности и неге,
А мы по строчкам, словно по листам,
Спешим в тот мир, исполненный надежды.
 
 
Уходит Блок, и больше никого
Не встретится в саду, я точно знаю,
Хотя храню печаль и торжество,
Он души или листья нам швыряет?
 

«В толпе людей пытаясь отыскать…»

 
В толпе людей пытаясь отыскать,
Метались мы, как призрачные стрелы,
И Демон попадался нам опять,
И ускользал бесшумно ангел белый.
 
 
И маски вместо лиц и там и тут,
Иных живыми назовешь едва ли,
Но все забыли и куда бегут?
Обычный день, но как на карнавале,
 
 
И в спеси перекроенных девиц
Цена на лбу написана, и ясно,
Что среди этих туловищ и лиц
Людей с тобой искали мы напрасно.
 
 
Но там, на лавке в парке старичок
Такой печальный и такой забавный
Спросил: – Вы не умаялись еще?
Не выбились из сил, ну вот и славно.
 
 
Он Книгу Судеб, как всегда листал,
И шуткам так по-детски улыбался.
– Простите, я от жизни так отстал
И даже как-то вроде растерялся.
 
 
Но душ все меньше, вот и нет людей,
Зато какие чудные вампиры.
И мы метались в шуме площадей,
И слышали там плач последней лиры
 

Моя мятежная душа

 
О, если бы тьма отступила на миг,
Забыв мятежа упованье,
Но снова приходит печальный старик,
Хохочет он, бурь завыванье
Мне слышится в хохоте том ледяном,
И видятся бури кошмары,
И где-то в просторах, в пространстве ином
И ливни, и глад и пожары.
 
 
И тьма, мне пройти ее трудно теперь,
Хотя каковы мои годы.
Но много смертей, и печалей потерь,
Вся жизнь, как кошмар непогоды.
И хлада объятья, как данность приму,
И скроюсь в вершинах Кавказа,
Пришедший из тьмы, ухожу я во тьму,
Не понят, сюжет не досказан.
 
 
И там, где в вершинах скользят облака,
Душа моя вечно томится,
И в рокоте бури, как будто легка,
Испуганно к звездам стремится.
Но свет этих звезд отразит ли она,
Мне вечно по миру скитаться,
И неба бездонность, и моря волна, —
Все в рокоте будет метаться…
 
 
И в мире далеком пустыни земной
Мне парусник черный приснится,
И Демон склонился вдали надо мной,
И Ангел куда-то умчится
 

«Так холодно, так пусто, так уныло…»

 
Так холодно, так пусто, так уныло,
Когда смолкает музыка в душе,
И кажется, что я ее забыла,
И вряд ли вспомню, там на вираже
 
 
Одна она нас породнит с ветрами,
И грозами, готовыми прорваться,
И все, что после будет между нами,
Лишь в музыке способно отражаться.
 
 
И краски блекнут, и немеет слово,
И не понять, что стало в этот миг,
Лишь музыка, звучавшая по-новому,
Все отражает, шепот, бурю, крик.
 
 
И грезится мелодия забытая,
И сон растаял, и молчит душа,
И только в ней, печалями увитая,
Она продолжит верить и дышать.
 
 
Все заживет по новому, все сбудется,
Расступятся иллюзии и сны,
Когда летит душа по светлой улице
В объятьях и Шопена и весны.
 

Снова Незнакомка

 
Была она почти обнажена,
Шелка скорей о наготе кричали,
И ветра вдруг нахлынула волна,
И стало зябко, ворвались печали.
Какие-то герои старых книг,
И новых снов ее одолевали,
Она опять металась среди них,
Хотя они ее не забывали,
 
 
Но и запомнить не могли, увы,
И там царила Анна до рассвета,
Была богиней счастья и молвы,
И говорила с гордостью про это.
Она вторую станет ли терпеть.
Хотя пока как будто бы терпела,
С усмешкой на нее смотрела смерть.
Но брать к себе упорно не хотела,
 
 
Вот оттого и маялась средь них,
И вспоминала то, что забывала,
И в темноте еще смотрел старик,
Хотя она его не замечала,
Как странно знать, что только пустота,
Заполнит позабытые тетради,
И ты стоишь спокойно у холста
В каком-то слишком ярком звездопаде.
 
 
И женщины, любившие стихи,
Они тебя совсем не понимали,
Но множили и слухи, и грехи,
Истории фривольные, печали.
А надо было просто пожалеть,
Да кто же нас жалеет в этом мире,
Наверно только яростная смерть,
И Аполлон, играющий на лире.
 
 
О чем он снова, ведь милей Тезей,
Бросающий в те лабиринты страсти,
И счастлив лишь с Медеею своей,
Когда он не в ее безумной власти.
И будет снова длиться маскарад,
И будут строки в высоту стремиться,
Корабль-призрак не придет назад,
Взорвется и в тумане растворится.
 
 
И не вернется женщина домой,
В отчаянье своем изнемогая,
И мир холодный, яростный, чужой
Ее стихи в тумане повторяет.
 

Последний монолог Ахматова

4 марта

 
Теперь уже и мне не откреститься,
Всех проводила и самой пора.
И некому к рассвету помолиться,
И душу охватила вдруг хандра.
Не даст взглянуть в то зеркало в печали,
Себя увидеть и подлунный мир.
А за окном вороны закричали,
Растаял на Фонтанке мой кумир.
 
 
Душа летит, и время улетает,
И ничего не видно впереди.
Все кончилось, душа во тьму ныряет.
И кто там снова просит: – Подожди.
Давно цепей разрозненные звенья
Нас не тревожат, больше не вздохнуть.
Отчаянны последние мгновенья
И я уйду, уйду не оглянулась
.
Мир покачнулся, жду ее прихода,
А там Марина снова за окном,
Очарованье, тихая погода,
Но исчезает мир теперь и дом.
Профессор, старый пес, туман сказаний,
И вечность, словно полночь за окном.
И надо улыбнуться на прощанье,
И раствориться в городе чужом.
 
 
Они не слышат больше и не видят,
Корабль – призрак по волнам скользит
И все забылось, горечь и обиды.
Мой муж меня сегодня защитит.
И там, вдали мелькают чьи-то тени,
И голоса, и снова тишина,
О, как сладки последние мгновенья,
Но что там нынче, осень иль весна?
 
 
Весна как будто, снова март зловещий,
До осень едва ли мне дожить,
И только лики незнакомых женщин,
Все продолжают за окном кружить.
И снова исчезают, тают, тают,
В душе осталась вечная печаль.
И все чужие, никого не знаю,
И вдруг погасла в пустоте свеча,
 

«Уже до августа рукой подать…»

 
Уже до августа рукой подать,
Жара пьянит, изводит и пугает,
И этот свет, и эта благодать,
Но в осень первозданную толкает.
 
 
И снится снова века серебро,
И где-то там, еще одно свиданье,
А Анна молчалива, как назло,
Душа Марины – вечное страданье.
 
 
А так хотелось им поговорить,
Но что-то шло не так, не получилось,
И обрывалась призрачная нить,
И сердце обреченное забилось.
 
 
А это просто август семенит,
Несет в себе и беды и расплату,
И бабочка в такой жаре парит,
О, это все и тягость и утраты..
 
 
Пора идти, куда, и где теперь
Искать ей пониманья и защиты?
Душа завыла, словно дикий зверь,
И все распалось, все стихи забыты,
 
 
Но остается в городе тоска,
Ее ничем не изменить, я знаю,
И только Анна все поет пока,
Хотя идет над пропастью по краю.
 
 
Идет и видит радужные сны,
И счастье будет сниться до рассвета,
Потом проснуться мы с тобой должны,
И август наступил по всем приметам
 

7 августа 1921

 
А ночь была так странно холодна,
Как будто смерть явилась на рассвете.
Продрогла, но была обнажена,
И песню пел в тиши веселый ветер
Никто не вышел даму ту встречать,
Хотя ее давно в том доме ждали.
Был неподвижен, на челе печать,
Не подняла в отчаянье вуали,
 
 
А просто постояла у двери.
Три женщины безмолвно проводили,
И в мире больше не было Любви,
Надежды не осталось в этом мире.
Не узнан и не понят до конца,
Сын пианиста дьявольски красивый,
Никто не мог узнать, следы венца
Тернового, и оставляли силы
 
 
Всех, кто за гробом молча шел в туман,
И не хотел случившемуся верить.
И музыки печаль, и слов обман,
И все тревоги, все свои потери
Они оставят где-то у черты,
Оставшись там, не в силах расставаться,
А август запоздалые цветы
Бросал в туман и не хотел прощаться.
 
 
На Невском пусто, некуда идти,
Три женщины стояли у порога,
И надо бы проститься и просить
О милости у призрачного бога,
И Незнакомка плакала вдали,
Ее никто не видел в этом свете.
В церковном хоре пели о любви,
Он усмехнулся им и не ответил.
 

«О, август, август, как же ты спесив…»

 
О, август, август, как же ты спесив,
И как суров в своей печальной доле.
И слышится отчаянья  мотив,
И тот кошмар его земной юдоли.
И только похоронная возня
Опять нас настигает, как когда-то.
И гений молча смотрит на меня,
Забыв про все тревоги и утраты.
И словно бы разбившийся Икар,
Душа моя, в пучине водной тонет,
И кажется, что голод и пожар
Нас всех к его исходу похоронит.
Но вырвавшись из бездны роковой,
Мы снова будем живы, как когда-то,
И пусть не снится даже нам покой,
Печали, и сомненья, и утраты.
Все это август после унесет,
Когда вернется призрачная сила,
И сентября печальный хоровод,
И удивленье – Разве это  было?
Мы становились чуточку мудрей,
Мы в этой жизни больше понимали,
Когда  там танцевали средь теней,
И о своих обидах забывали.
И в голосах предавших нас давно,
Те дни разлук мы снова вспоминали,
Смотрели, словно старое кино,
Как листья и поэмы улетали
Они летели в пропасть в этот час,
И оставались в вечности, я знаю.
А август снова остается в нас,
Меняя жизнь и осень призывая.
 

Момент истины

«Бывают такие моменты, когда даже монах достаёт пистолет, даже дьявол читает молитвы»

 
Бывают дни такие и века,
Когда за меч берется ангел дивный,
А Дьявол тихо молится, в руках,
Сжимая, словно четки наши зимы.
И вот тогда в печальной тишине,
Мы все, у бездны замерев, склонились,
Корабль мертвецов в тревожном сне
Нам оставляет ужас, а не милость.
 
 
И мир стоит над пропастью времен,
А пленный бог не может пробудиться,
И снова снится тот печальный сон,
Мелькают палачей в тумане лица,
Расстрел поэта в горечи ночной,
Последней точкой станет в этом мире
Но что же делать с миром и страной,
Когда они поэта там убили.
 
 
Корабль призрак в мире их скользит,
И исчезает, унося с собою.
Всю горечь слез, и пустоту обид,
А мир живет последнюю любовью.
Когда она растает, как свеча,
И не оставит даже след в тумане,
Когда молитва будет горяча,
То кто-то нас с тобой еще обманет
 
 
И вот тогда, все зная, все простив,
К нам Велес из тумана возвратиться,
И песни Ледя зазвучит мотив,
И снова первозданный мир родился.
А Дьявол тихо молится, в руках,
Сжимая, словно четки наши зимы.
Бывают дни такие и века,
Когда за меч берется ангел дивный,