Текст книги "Тень Прекрасной Дамы. Марина и Анна"

Орфей без Эфридики

 
Певец всех чаровал, мир грезил страстью,
Куда там было бедной Эвридике.
И все же страсть, он подчинился власти.
Но быстро чувства были все убиты.
– Певец не может с нею оставаться, —
Твердит Афина, Афродита вторит,
– Скажи ей, Гера, надо им прощаться.
А Гера все противится: – Не стоит.
 
 
– Да как не стоит, он же для народа,
Она его в плену опять держала,
Какому же сатиру все в угоду,
Пусть Пан рассудит, слепо и безжалостно.
А Пан молчал, он так хотел услышать
Той песни звуки, тех мелодий прелесть,
Напрасно Гера плачет о разлуке,
Они все сговорились там и спелись.
 
 
2
Она ушла, бледна и так печальна,
Да, боги позавидовали им,
Осталась только тишина и тайна,
Казалось, даже Зевс неумолим.
– Проснись и пой, зачем тебе иное?
Она к Аиду навсегда ушла.
Не знал упрямства он того героя.
Орфей шептал: – Да как же ты могла.
 
 
Психея улыбалась виновата,
Смогла Геката лишь ему помочь.
– Она в аду, но выведи обратно,
Она не виновата, только ночь
Ее твоей любовью обернулась.
А страсть Аида деве той не снесть.
Эрида так победно улыбнулась,
И над любовью торжествует месть.
 
 
3
Орфей шагнул в Аид и без прикрас
Увидел все, что там во тьме сгорело.
Он был испуган, горестен, безгласен,
Но к ней туда его душа летела.
– Во всем я виноват, и я спасу,
Я выведу ее, – твердил упрямо.
Сатиры лиру вслед за ним несут,
Все говорят, что совершится драма.
 
 
И музыка жила во тьме, царила,
Орфей бесстрашно посмотрел во тьму.
– Я буду с ней, она меня любила,
Я выведу ее и все приму.
А где-то там скучала Персефона,
Она всегда готова им помочь.
И музыка во тьме звучала снова,
Но не кончалась там, в Аиде ночь.
 
 
4.
И музыка во тьме звучала снова.
Она пыталась тьму преодолеть.
А вот и замок, и Аиду суровый,
Все пахнет смертью, здесь таилась смерть.
– Отдай ее, богини так решили.
– Но я отвергну странный их каприз.
Она моя, мы так прекрасно жили.
И вверх по лестнице, ведущей вниз.
 
 
– Так ты хотел спасти или богиням
Пытался что-то снова доказать.
– Мы были вместе, были мы другими,
Мне надоело на земле страдать.
– Тебе я не поверю, но Геката
Меня смущает, так иди туда,
Не выведешь, ты будешь виноватым,
Ее ты потеряешь навсегда.
 
 
5
– Иди, не оглянись, – Аид взирает, —
Вот и посмотрим, как твой долог путь.
Пусть Аполлон и Пан тебе сыграют,
Ты слушай их, но только не забудь.
Как только повернешься, все пропало,
Ее любви не хватит на двоих.
И где-то в небесах звезда сияла,
А глас свирели был он слишком тих.
 
 
– Что за спиною у меня творится?
Идет ли Эвридики? Все молчат,
И музыки тональность изменится.
Они меня лишь обмануть хотят.
Усмешка Персефоны, гнев Аида,
Все проносилось в тишине ночной.
За музыкой он шел, но он не видел,
Что там творилось за его спиной.
 
 
6.
А неизвестность будет все страшнее,
Он так устал, и ждать там и гадать,
Аида помнит, и пока не смеет
Смотреть туда, и музыка опять
Звучит во тьме, и искушают духи,
Смеется кто-то или плачет вновь.
Но Эвридика. Он запрет нарушил,
Он оглянулся, голос за спиной
 
 
Теперь все тише, в хохоте Аида
Он слышит поражение, пропал,
И Реквием, конечно, панихида,
А там Сизиф на волю убежал.
Певец плетется, ничего не видя,
Не радует Орфея белый свет,
– Ты не любил, хотя и ненавидя,
Ты понимал, что дальше хода нет.
 
 
7.
Во тьму он рвется снова, изнывая,
И кажется, что он еще влюблен,
Но музыка и дева исчезают,
У врат Аида поселился он.
Как хочется и петь ему и плакать.
И в этой песне есть одна печаль.
Он бросится за ней опять по знаку,
И лишь Харон предателя встречает.
 
 
Живи и пой, тебя они так любят,
Ей места нет, она давно мертва,
И рассердились на Орфея люди,
А он забыл всех песен тех слова.
Когда любовь в Аиде, что нам песни,
Какая радость здесь кому от них,
И если Эвридика не воскреснет
И если не разделят на двоих
 
 
Печаль и радость, он не станет больше
Петь и резвится в жизни той пустой.
Как жаль, Орфей все слишком поздно понял,
Не песни нас хранят, а лишь любовь.
Она одна жестока и прекрасна,
Нет у нее начала и конца,
И окрыляет только этот праздник,
Любовь и смерть, а не кошмар венца.
 

Драма Пигмалиона

 
Творец хотел в твореньях раствориться,
Стремился к совершенству в грозный час.
Он только в Музу юную влюбился,
И где-то затерялся среди нас.
Она была капризна и крылата,
Она любила вольность, а не плен,
И все стремилась упорхнуть куда-то
В преддверии страстей и перемен.
 
 
Он ждал, скучал, всех женщин, отвергая,
Они ж смеялись звонко над творцом,
– Вот пусть тебя та статуя ласкает,
И с ней живи, впустив скульптуру в дом.
А нам нужны не скульпторы, мужчины.
Жизнь коротка, на что нам камень тот.
И он ушел от них и мир покинул,
Ушел и от семьи и от забот.
2
Он думал лишь о творчестве и неге,
И камень оживал в его руках,
И любовался радостно и немо,
Он верил в чудо и не ведал страх.
– Я сотворю ее, мне все по силам,
Забыв о мире, радостно шептал,
Конечно же, она была красивой,
И совершенство бросилось в глаза.
 
 
Девицы тут и вовсе отступили,
И о Нарциссе вспомнив, замерла
Богиня, ну откуда там такие
Берутся Мастера? Она пришла
Без спроса в мастерскую и застыла
Пред статуей не в силах устоять.
– О, Мастер мой, она же так красива,
Но как такую красоту обнять
 
 
3
Молчал Пигмалион устало хмурясь,
И не хватило духу попросить,
Чтоб ожила девица, в шуме улиц
Она осталась, с ним смогла бы жить.
Ушла богиня, он смотрел немея,
На совершенство, плакал и мечтал,
Что жизнь разделит навсегда он с нею,
Что для себя жену он изваял.
 
 
Она ему как будто улыбнулась,
И он торжествовал в тот звёздный миг,
– Я знал, я верил, ты ко мне вернулась,
И лишь для нас открылся этот мир.
Я все смогу, я упрошу богиню.
Она не сможет отказать, мой друг,
И пусть потом завидуют другие,
Для нас замкнется вмиг тот грозный круг
 
 
4.
Но Галатея все еще молчала,
Она не понимала тех речей,
Она нагая перед ним стояла,
И страшно зябла в сумраке ночей.
Он этого как будто не заметил,
Он видел только злую красоту,
И северный такой холодный ветер
Ее терзал, и словно бы в лесу
 
 
Она среди зверья тогда осталась,
Художники беспечны так порой,
И лишь Эрида над творцом смеялась:
– Она ж замёрзла, ты ее прикрой.
Он отмахнулся, не простит Эрида
Такого непочтения к себе,
За окнами как будто панихида,
Печаль и боль в его лихой судьбе.
5
Он с каждым днем любил ее сильнее,
Она же каменела в высоте,
И больше звать богиню в дом не смея,
Писал он снова лики на холсте.
На полотне на ней была одежда,
Она была и ближе и нежней,
 
 
Казалась, даже жизнь текла как прежде,
Пока не прикоснулся снова к ней.
 
 
Ему казалось, иль она рыдала?
Тогда он поспешил в забытый храм.
– Я все смогу, я все начну сначала,
Но дай лишь шанс, моя богиня, нам.
Зачем же одному мне оставаться,
Ты убедишься в том, что не Нарцисс,
А страстный Мастер пред тобой остался,
Ну отчего же даже ты молчишь
 
 
6.
– Я сделаю все то, чего ты просишь,
Спеши домой, она теперь жива,
И пусть весною снова станет осень,
И не забудь все нежные слова,
Но пред тобою женщина, не камень,
Не будет просто с нею, ты поверь,
В душе его горел так ярко пламень.
И он стремился всей душою к ней.
 
 
Ему ль бояться всех ее капризов,
Он сам и для себя ее слепил,
И миру снова дерзко бросил вызов,
И о других он для нее забыл,
А разве верность в мире стоит мало,
Он улыбаться мог одним лишь ртом,
Она пред ним печальная стояла,
Когда вошел творец в любимый дом.
 
 
7
– Скажи мне, Галатея, что печалит,
И что тебе покоя не дает?
С тобою буду днем я и ночами,
Пусть солнце светит или дождь идет.
Я буду рядом, ничего не бойся,
И никому тебя я не отдам,
Я за одеждой, ты же успокойся.
И он пошел в тревоге на базар.
 
 
Теперь покой Пигмалиону снился,
Потом он вовсе сниться перестал,
Когда в слезах те длинные ресницы,
Когда она терялась средь зеркал.
Ей жизнь была постыла и опасна,
Она его боялась, как огня,
И только повторяла ежечасно:
– Скажи, зачем ты оживил меня?
 
 
8
Я ведь ни разу же не попросила,
Мне было в камне дивно хорошо.
Я неподвижной быть тогда любила,
Но ты испортил все, скажи, за что?
– Я для себя творил такое чудо,
Я так хотел всегда с тобою жить.
– Ты очень мил, я то скрывать не буду,
Но ты забыл о том меня спросить.
 
 
А мне теперь так грустно оставаться,
И знать, что мать со мною не была.
Да что там, даже не было зачатья,
Афина там счастливее была,
– Откуда знать, что ведала Афина?
– Она ко мне являлась часто в снах
И говорила, что отец покинул,
А мне, что горевать мне об отцах.
9
 
 
Я сирота, да, я твое творенье,
И оттого мне пусто и темно,
Но мне Амур читал стихотворенье,
Хоть для Психеи главное оно.
Я слушала поэта и рыдала,
Чужая всем, зачем мне оживать?
– Не говори, ведь мы начнем сначала.
– Мне и детей с тобою не рожать.
 
 
– Да вот беда, когда искусство рядом,
Там будет все, но только ты не плачь,
Ведь ты моя надежда и отрада,
– А ты палач, мой Мастер, ты палач.
И слышать Галатея не хотела,
Всего, что он упрямо говорил,
И платья в гневе дева не надела,
Пришел Гефест, и сразу полюбил.
 
 
10.
Они не врут, о, как же ты прекрасна!
Пошли со мной, что делать тут, скажи.
– А как же Афродита, это ясно,
Что ты ей муж, и не позволит жить,
Хотя уйти с ним так она хотела,
И так рвалась неведомо куда,
Такой казалась в те минуты смелой,
Совсем как в небе яркая звезда.
 
 
– Не покидай меня, я умоляю, —
Просил ее Пигмалион опять,
Он чувствовал, что снова шел по краю.
И что теперь ему не устоять.
– Он лишь кузнец, а я творец, ты знаешь,
Ты не посмеешь даже нас сравнить.
– Ты новую к рассвету изваяешь,
Послушною и с нею будешь жить
 
 
11.
Но только ты спроси ее сначала,
Захочет ли она женою стать,
Жить в мастерской, желать так странно мало,
А мне поможет он до звезд достать.
– Я помогу, и звезд там будет много,
Ты позабудешь этот скучный дом,
И будешь под крылом всегда у бога,
С тобой мы славно, друг мой, заживем.
 
 
И платье прихватив, ушла куда-то,
Хромой кузнец повсюду рядом был.
Но это Афродита виновата
Ведь никогда ее он не любил.
Да и она нашла ему замену,
В объятиях Ареса в грозный час,
И оттого, так пел самозабвенно
Над Галатею кузнец склоняясь.
 
 
12
А за окном богиня хохотала,
– Ты не умеешь так, как он любить,
Вот потому с тобой я не оставлю
Красавицу, и лучше позабыть.
– Я не смогу забыть, – он повторяет,
В нее я душу навсегда вложил,
Все женщины легко так изменяют,
Но он же хром и вовсе не красив.
 
 
– А что есть красота, душа пустая,
Стремленье все забрать и подчинить,
Гефест, не умоляет, отпускает,
Он может мир подлунный изменить,
А ты твори, но оживлять не стану,
Мы оба знаем грустный тот финал,
И Мастер так трудился неустанно,
Он, позабыв про все, ваял, ваял.
 
 
На звезды не смотрел, боялся встретить
Там Галатею, шел усталый спать,
Нет повести печальнее на свете,
Свои творенья снова отдавать
 

Данте и Вергилий

 
Девятый круг кошмар, уйдем, Вергилий,
Мне оставаться тут невмочь, я не могу.
И лишь теперь все для себя открыли
Предатели, а я от них бегу.
Нас Люцифер пока что не заметил,
Но Вагнер тут таинственный звучит,
Смотри-ка, тут и старики и дети,
Он их терзает гневно, но молчит.
 
 
Не ведали иные, что творили,
Их ум ослеп, душа была глуха,
Им кажется, что, как и все там жили,
А участь их страшна, смотри, рука
Все тянется к тебе через столетья,
Я должен тем живым еще сказать,
В какой печали нынче души эти,
Как это мерзко, страшно предавать.
 
 
Ведь верили, что ничего не будет,
Не ведали, как круг восьмой угрюм,
И сущности, они уже не люди,
Им не испить теперь печаль твою.
Пошли, Вергилий, им помочь едва ли,
Да и желанье есть ли помогать?
Мы далеко ушли, они ж стонали,
Еще могли проклятья посылать.
 
 
Но дела нет до них живущим где-то,
И ждущим час ухода своего,
Пошли, Вергилий, слишком мало света,
И я теперь не вижу никого,
Лишь Люцифер с безумными глазами
Нас провожает, злится и молчит,
И никого не будет там, за нами.
Река Забвенья за спиной шуршит.
 
 
Они ж тогда хотели откупиться,
Не понимая, деньги не спасут.
Ты говоришь, что вечно им томиться,
Что никогда покоя не найдут.
Я столько насмотрелся этой жути,
Но жизнь дороже будет с этим пор.
Ты говорил, что нас он не отпустит,
Но нет, молчит, и так туманен взор
 
 
Мы были здесь, нам это все знакомо,
И воет ветер в пустоте ночной.
Веди меня, я так устал без дома,
Пройдя до середины путь земной.
 

30 мая День рождения Данте

 
Он сам спустился в ад однажды,
Не веря в то, что там так страшно
Он рассказать о том как жаждал,
И потому пошел отважно
По всем кругам, пороки множа,
К нему все грешники тянулись.
Но разве выдержать он сможет,
И не такие оглянулись,
 
 
Пред троном жуткого Аида,
Там, где предатели скучали,
Вергилия во тьме не видел.
И потому стоял в печали.
К нему рванулась Персефона,
И встрепенулась, и узнала,
Он снова ничего не понял,
И все хотел начать сначала.
 
 
Так далеко до Беатриче,
И до небес, до новой встречи,
И души замирали в крике,
И было им все легче, легче,
Не знать, не ведать, не стремиться
Туда, где будет все иначе,
Стирались призрачные лица,
Едва проблему обозначив,
 
 
Тогда спросил он тихо: – Где ты?
Во всех кругах, застыв от гула,
В потоках солнечного света,
Она к нему опять шагнула.
Откуда свет в аду? Не ясно,
И Персефона улыбнулась
– Любовь по – прежнему прекрасна,
К тебе она теперь вернулась.
 
 
И он, забыв про все страданья,
Печали и грехи былые,
Спешил на новое свиданье,
Расправив яростные крылья.
К нему вернулась боль и нежность,
И женщина его спасала,
Легко, светло и безмятежно
Его душе мятежной стало.
 
 
Ад отступил, не стало ада,
И больше никогда не будет,
Стоит в сиянье звездопада,
И знает, что любим и любит.
В одном отчаянном порыве
Все переменится до срока,
И не было его счастливей,
Хотя весь мир бывал жестоким
 

«Девятый день мой Данте там, в Аиде…»

 
Девятый день мой Данте там, в Аиде,
Пытается дорогу отыскать,
Он слышит все, и все прекрасно видит
И проживает эту жизнь опять.
И все ее лихие повороты,
И все ее великие дела,
Я знаю, он грустит там отчего-то,
Вергилий хмур, а дева не пришла.
Она пока там, в небесах хлопочет,
И встречи ждет, как в прежние года,
В его же этой сумеречной ночи
Так одиноко, впрочем, как всегда.
И как дожить до этой новой встречи,
Когда лишь мука адские кругом,
И постепенно гаснут, гаснут сечи,
Девятый день, уже забытый дом.
А до небес ему еще б добраться,
Вергилий вспомнит все его грехи,
Там жены, девы странные теснятся,
И просят защитить их и спасти.
Он смотрит, ничего уже не помня,
Но что-то было точно на земле,
И пустота давно обжитых комнат,
И разговоры странные во мгле,
– Как мог забыть? – Вергилий усмехнется,
Их всех скрывает нынче темнота,
Ему б дойти до призрачного солнца,
Застыть у несожжённого моста.
Припомнить, как другие все горели,
И знать, что повторится все опять,
Там Беатрисе – Солнце, в самом деле
На небесах любви ее сиять.
 

Монолог Вергилия

 
Ты стар и сед, а был ведь так красив.
Как юный Бог Гермес или Арес?
– Не знаю сам, я просто жизнь любил.
– И власть, и власть, где много-много звезд.
– Там женщины – орудье для утех,
Едва ли ты запомнил имена.
– Имен не помню, только помню всех.
Была одна, но не моя жена.
 
 
– Она не подчинилась в звёздный час,
И этого не мог ты ей простить.
– Она была поэтом, и для нас
Вдруг разошлись над бездною пути.
– Все слишком сложно и собьёт с пути,
Хотя ты знал – она твоя судьба.
– Но от жены не мог же я уйти,
Она так беззащитна и слаба.
 
 
– Не лги, мой друг, боялся ты любить.
– Но я хотел, о ней лишь я мечтал.
– Большая разница, мечтать и жить,
Порою так страшит страстей оскал.
_ О, не суди так строго, мой герой,
– Не забывай, пока я проводник,
И скоро мы расстанемся с тобой,
Тогда я и оставлю вас одних.
 
 
Тогда тебе ее не мог отдать,
Теперь же наступает этот миг,
Взгляни в ее зеленые глаза,
И полюби потерянной тот мир.
Ты не сбежишь, ты это понял там,
И верил, что сумеешь отыскать,
Но Смерть плелась по призрачном следам,
И о любви напомнила опять.
 
 
Вот потому остался ты один,
Ее не дали мы тебе сломать.
Теперь она сильнее всех богинь,
Иди ж туда, не стоит унывать.
 

Монолог Беатриче

 
Я жду и волнуюсь, он явится скоро,
Такой незнакомый и странно родной,
Посмотрит с надеждой, с любовью, с укором,
Узнает, пойдет он спокойно за мной.
Я долго ждала, но я верила встрече.
Здесь быть суждено, это вечный восторг,
Жизнь так коротка, и разлука не вечна,
Сорвал он вчера этот красный цветок,
 
 
Вергилий суров, но я верю поэту,
Он знает, к чему мы стремились тогда,
Во тьме он бродил, и дошел до рассвета,
Он нынче вернется ко мне навсегда.
Я выведу к солнцу его из темницы,
Любовь бережет его в мире страстей,
И первая встреча сегодня случится,
Он будет моим, хоть пока он ничей..
 
 
Да трудно от мира страстей отказаться,
Но небо излечит его от тоски,
И звезды сияют, и птицы резвятся,
Ну вот, появился, шаги так легки.
Он смотрит с надеждой, с любовью с укором,
Узнал и идет он спокойно за мной.
Пока он робеет, привыкнет он скоро,
Такой незнакомый и странно-родной
 

Вергилий один в Первом кругу

 
Ну вот и простились мы с Данте навеки,
Он вряд ли вернется сюда и на миг,
Здесь души страдают, здесь звезды померкли,
И здесь он беспомощный грустный старик.
 
 
Там молодость вечна, там жены прекрасны,
Не к этому ль надо стремиться всегда,
Хотя там и пусто, и очень опасно,
Но нет Беатриче. Горит там звезда.
 
 
Вот если бы мы на земле полюбили,
Да так, чтоб любовь подняла до небес,
Но нет, веселились и радостно жили,
Хватало тогда нам страстей и чудес.
 
 
А главное как-то легко упустили,
Теперь оставаться нам в жутких кругах.
И долго сидел под луною Вергилий,
Не знавший любви, и не ведавший страх.
 
 
И было ему и тревожно и больно,
Во мраке не видела больше лица,
Но слышала голос, сказал он: – Довольно,
Пройдём этот путь мы с тобой до конца.
 
 
А им в их раю навсегда оставаться,
У каждого доля своя, это ясно.
Он молод, силен. Никогда не сдавался,
Поэтому так Беатриче прекрасна
 

Они уходят

«Берегите тех, кто вас любит: они приходят внезапно, а уходят неслышно…» – Ф. М. Достоевский.

 
Уходят неслышно в туман мирозданья,
Любимые люди, не в силах остаться.
И что бунтовать, наступает прощанье,
И ты понимаешь, как трудно прощаться.
 
 
Конечно же, веришь в бессмертье и встречу,
И в то, что он ждет там, на Лунной дорожке,
Как холодно здесь, и погасли все свечи,
И только печали отчаянно множатся.
 
 
Останется боль и немые упреки,
– Почто ты меня так внезапно оставил.
И как-то придется смириться до срока,
А он улыбнется, махнет, и растает.
 
 
Ну, вот, наконец к нам пришло пониманье,
Да поздно, и в этом печаль и отрада,
И ты все бредешь, и не веришь в прощанье
По лунной дорожке забытого сада.
 
 
Сирень там цветет, да такой не бывало,
И птицы поют, задыхаясь от счастья,
Мир жить продолжает немного устало,
И молит душа о любви и участье
 

Вернись в свой дом

Вернись в свой дом и преклони колени,

Зажги огонь в камине, стол накрой,

И ожидай в покое и смиренье,

Кого при жизни ты связал с собой

(О. Чертов)

 
2010
Ты знаешь, а рождение стиха,
Как чувства налетевшие внезапно,
И в урагане чуть дрожит рука,
И хочется с надеждой и азартом
В твои глаза, мой милый, посмотреть
И быть с тобой веселой и наивной,
Но время, всем понятное на треть,
Уносится. Оно неумолимо
 
 
Мы в городе, где гордый адмирал
Спасти пытался бедную Россию,
И все не верил, что он проиграл,
И что они внезапно победили.
Вот и причал, где он Голландца ждал
И понял, снова станет Одиссеем,
Пошли туда на тот пустой причал,
И в этот мир качнувшийся поверим.
 
 
2.
1940
Приходит Анна снова невпопад,
И масло поливает утром странным,
Когда стихи над Фаустом звучат,
То боль его терзает неустанно.
Приходит Анна, как она бледна,
И говорит о смерти и о власти.
– Мой ангел, принеси еще вина.
– Моя вина, и боль порвет на части
 
 
Был врач с утра, он говорит, что там
В его горевшем теле без остатка
Нет больше жизни, я же все отдам,
Чтоб выжил он, как горько и как тяжко
Нам оставаться, если тот роман
Не будет издан, только тени бродят,
И кто-то там проходит по стопам,
А он и критика с собой приводит.
 
 
3.
Две женщины сидели у огня,
Когда вошел растерянный Фадеев,
– Не надо вам. – Но он просил меня,
И замер лишь на миг у этой двери.
А там такая мука, мрак и боль,
Что ничего живого не осталось.
Марго окаменеет – Что с тобой? —
Спросила Анна. —Нет, – и разрыдалась, —
 
 
– Я не могу остаться без него,
А он опять твердит мне о расплате.
Томленье под луной и торжество,
И странный сон. – Ну не терзайся, хватит.
Две женщины сидели у огня,
Когда ушел писатель, не прощаясь,
Войти туда, еще его обнять.
Но замерли, и у огня остались.
 
 
4.
Плыла луна за призрачным окном,
И кот шагал отважно по карнизу.
– О ком ты, милый? – В городе чужом
Причал и Адмирал, я это вижу.
Там снова двое, отправлялись в путь,
И только тень Летучего Голландца.
Мне надо уходить, но не забудь.
Про наш роман, издай и не сдавайся.
 
 
Она вернулась к Анне: – Не могу,
Остаться с ним и так его оставить.
Нет, я не плачу, и себе не лгу,
Но сколько можно перед ним лукавить.
Хлебнули снова красного вина,
Оно сжигало душу без остатка.
– И вот тогда осталась я одна, —
Сказала Анна горестно и сладко.
 
 
5
2010
– Ты Фаустом меня уж не зови,
Пусть он не будет на тебя в обиде.
И ведьмы нет, в объятиях Любви,
Я вижу горизонт и бурю вижу.
Они опять вернутся в этот час,
Они придут из странствия былого,
И адмирал остался среди нас,
И нам вернет он Фауста, и снова
Спаси его, ведь ты должна спасти
Живи, пока не изданы романы.
И только кот проказник на пути,
Какой он черный и какой он странный.
 
 
6.
1940
И вздрогнет Анна, этот дикий крик.
Охватит тело, атакует душу.
– Марго, что там? – Там его двойник
Явился к нам, мой хрупкий сон нарушив.
– Но что же с ним? – Я не могу войти.
Тогда так тяжело вставала Анна
И шла к двери, чтоб душу отпустить
Туда в простор немой и безымянный.
 
 
А март уже ярился за окном.
Весна и новый год, и к жизни новой
Он не вернется, там бокал с вином
И рукопись, о, как бессильно слово.
– И это я ему, – она твердит,
Она не плачет, столько их в могиле,
И только птица белая летит
И бьет в стекло, бессильно уходили.
 
 
7.
И глыба мрака в массе облаков,
И кони белы, снова в час расплаты
Явился ангел, с ним он не знаком,
И молча уведет его куда-то.
А в доме собралась уже толпа,
Всем надо знать, все видеть захотели,
И лишь вдова бессильна и слепа,
И этот март, и эти птичьи трели.
 
 
И столько мертвых душ среди живых,
Что даже странно знать, что мы живые,
Тиран молчит, писатель грозный стих,
И нет ответа, словно все в могиле.
А впереди отчаянье войны,
Как хорошо, что Фауст не увидит.
И только тень, и желтый лик луны,
И глыба мрака – он навстречу выйдет.
 
 
8.
– Я ухожу, но я вернусь опять, —
Как странно это фраза зазвучала.
И вот тогда свет перестал сверкать.
И пала тьма на души, как же мало
Нам воздуха, а ведь бушует март.
Как с высоты он ласково взирает,
И лишь луна, она проводит нас
Туда, к могиле, тени замирают.
 
 
Скрывая дрожь предсмертной боли вновь,
О чем там Анна в забытьи шептала?
И как понять там день теперь иль ночь?
Кто на скамейке с ним присел устало?
Уходит в мир бессильная жена,
И рукопись всю ночь она листает.
Что хочет там найти, и лишь волна
Отчаянья весь белый свет глотает.
9
 
 
2010
Нам это снова надо пережить,
Лет семьдесят пройдет, все изменилось.
И вот роман написанный лежит,
Он издан всеми, подарили милость.
А что же мы? Мы просто тени тех,
Кто и страдал, и жил в иной эпохе,
Нам все понятно, горький плач и смех,
Мы замерли с тобой на этом вздохе.
 
 
И надо воплотиться в этот час,
И оживить отчаянные души,
Когда весна придет опять для нас,
Мы вечной тайны больше не нарушим.
Кто на причале с нами говорит.
Там черный кот, от нас не отступает,
И только чайка белая парит,
Пронзительно кричит и улетает
 
 
.
 
 
10.
Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года.
 
 
И уходя, мы все придем опять.
Нам вечно уходить и возвращаться,
Чтоб тот роман последний дописать,
Вдохнув порыв весенний – это счастье.
Нет кроме жизни в мире ничего.
И пусть она на полотне романа,
Как глыба мрака – свет и торжество
Нас снова дарит Мастер неустанно.
 
 
И вот тогда совсем другой поэт
Ворвался в мир, душа его парила
Над бездной плена, в дыме сигарет,
Он был свободным, и в тюрьме счастливым.
И снова Анна смотрит свысока.
О, как она птенцов своих любила,
– Ты сам не знаешь, милый мой пока,
Какая воля и какая сила
 
 
11.
Тебе дана, когда настанет срок.
В Венеции мы встретимся внезапно.
Я ухожу, но я вернусь, – изрек,
Иосиф растворился, беспощадна
К своим поэтам грозная страна,
Зла не держали, были так прекрасны,
И вот опять десятая весна
Ласкает души трепетно и ясно.
 
 
И снова возвращаются волхвы,
И в боли и судьбе их свет и милость.
Мы вместе, Фауст, лучшей нет судьбы,
Чем той, какая с нами здесь случилась.
И на причале абрис корабля,
И мы спасем от плена адмирала,
Что нужно нам– родимая земля,
Как много это, Фауст мой, как мало.
 
 
12.
Мир стар и нов в борьбе и суете,
Две женщины, любимый их мужчина,
Пилат вдали, и ангел в высоте,
И пусть враги нас в этот час покинут.
Врастая в этот мир и в тот роман
Мы будем жить, чтобы опять вернуться,
Смерть только миг, она всегда обман,
Она мираж, и нам с ней разминуться
Поможет Капитан в ночной дали,
Мы просто в этом море были вместе,
Но мы придем в бессильный плен земли.
И мы сгорим дотла и вновь воскреснем