Текст книги "Пять рассерженных мужей"

Глава 38

Наконец-то из-за тучки показалась луна, и сразу посветлело. Мне и Мишелю это понравилось, а вот пулемётчику не очень – он тотчас к лесу заспешил, хотя, кто, кроме нас, мог его заметить? Мужья так хорошо сидели у костра, что вряд ли стали бы отвлекаться на созерцание окрестностей. О нашем же существовании пулемётчик не подозревал.

Как только он скрылся в лесу, я ласково попросила Мишеля:

– Милый, не мог бы ты смотаться к дороге и посмотреть какую марку автомобиля этот партизан предпочитает.

– Судя по звуку, джип, – не сходя с места просветил меня Мишель.

– Тогда не удивлюсь, если это «Линкольн Навигатор», – заключила я, полагая, что достаточно постигла повадки гоблинов.

Вряд ли они стали бы прятать в лесу всего один пулемёт, да и нет им нужды, поскольку с оружием не расстаются практически. Однако, любопытство, похоже, одолело и Мишеля.

– В тёмном лесу отыскать схрон непросто, – шепнул он мне, – пока партизан пулемёт свой ищет, вполне к дороге успею смотаться, лишь бы не заметили меня эти мужья.

Я его успокоила:

– Вот их можешь совсем не опасаться. Излишней наблюдательностью они и днём не страдают. Если бы ты знал что вытворяют мои подруги практически на их глазах, то встал бы во весь рост и шёл бы к дороге, громогласно исполняя арию: «У любви как у пташки крылья.» Клянусь, никто из этих раздолбаев и ухом не повёл бы, так заняты они собой.

Успокоенный, Мишель отправился к дороге, правда арию он не исполнял, но двигался весьма быстро и уверенно. Я же вернулась к мужьям.

И тут же расстроилась, потому что события там таким дивным образом изменились, что от радости и ликования не осталось и следа. Такая печаль на поляне воцарилась, что едва не всплакнула сама. Больше всех убивался Архангельский, причём совершенно тем же способом, что и его Маруся.

– Жека, – сказал он, – пойди шашлыков, что ли, ещё на угли кинь, хоть зажрать горе.

Евгений и Пупс направились к костру пристраивать новую порцию шашлыков. Архангельский и Тасик без дела тоже не остались. Они энергично отчитывали Даню, я же ломала голову: «За что?»

Поскольку в их речах было слишком много ругательств – для смысла места не осталось, поэтому голову ломать мне довольно долго пришлось, до тех пор, пока Даня не восстал и не бросился перечислять свои прошлые заслуги.

Заслуги его, в основном, носили финансовый характер, поэтому я в ужас пришла, узнав, сколько Тамарка добра потеряла. Даня без устали перечислял, а я вздрагивала и за сердце хваталась.

«Бог мой! – запаниковала я. – По миру пойдут мои подруги, если уроды эти не образумятся и не завяжут с бизнесом. Вот беда так беда приключилась с советским народом! Кто же знал, что на русское общество нападёт такая чума? Бизнес этот, оказывается, хуже алкоголизма!»

Наконец Женька ясность внёс, за Даню заступившись.

– Да хватит тебе, Ваня, – сказал он. – Фиг с ним с ГОСТом.

«Ага, – подумала я, – надул чинуша Даню. Значит с ГОСТом полный пролёт, а следовательно и с этим новым делом.»

Женька тем временем митинговал.

– Что это за бизнес? – страстно вопрошал он у Архангельского. – Гробы! Тьфу! Срамота одна, и Юльке стыдно признаться!

«При чем здесь Юлька? – рассердилась я. – Он же ушёл от неё! Вот же гад!»

Но вспомнив своего Мишеля, я тут же подобрела: пускай идёт к своей Юльке, раз я занята. Юлька, в общем-то, неплохая баба. Хоть буду за Женьку спокойна.

«Ах, – с удивлением подумала я, – почему наше общество похоронило матриархат? Говорят, там тоже были гаремы, только мужские. Мы бы с Мишелем кабанов стреляли на охоте, Женька нам жарил бы шашлыки…»

Размечтаться мне не удалось. Совершенно незаметно вернулся Мишель.

– Ты права, – сообщил он, – это «Линкольн Навигатор».

– Ты тоже был прав, это джип, – стараясь сделать ему приятное, припомнила я.

Но Мишель уже на другое был отвлечён, он насторожился и шепнул:

– Софи, возвращается. Хруст веток слышишь?

На этот раз я слышала хруст. Вскоре из леса показалась фигура партизана. Пригибаясь и прижимая к себе пулемёт, он спешил… прямо на нас.

Я запаниковала:

– Дорогой, что делать, если он задумал прилечь в нашей крапиве?

– Вряд ли, – успокоил меня Мишель. – Скорей всего пристроится с другой стороны бани. Ему же нужно к дороге поближе, чтобы в случае чего по-быстрому к «Линкольну» смотаться.

Партизан действительно проследовал мимо нас, причём так близко, что я слышала шум его дыхания.

Отойдя от нас на несколько шагов, он попал между костром и банькой. Свет луны тоже не касался его. Партизан превратился в тень, бесшумную и бесплотную. Тень двигалась рывками, проскользнула мимо угла баньки, опустилась на землю и залегла.

Я прикинула: от партизана до костра было не больше тридцати метров – пулемёт на полянке выкосит все живое, не исключая мышей и жуков.

Однако и это его не устроило, полежав, партизан выбранную позицию забраковал и переполз сначала влево, потом чуть вперёд, но остался, видимо, опять недоволен, потому что прополз ещё метров пять. И все это абсолютно бесшумно. Наконец он успокоился и затих. Я призадумалась:

«С того места, которое он облюбовал, костёр и пятеро наших мужей должны быть, как на ладони, что же он ползал так долго? Значит какую-то определённую цель выбирал?»

Он же совершенно беззвучно (лишь тихо щёлкнули, откидываясь, сошки пулемёта) пристроил своё оружие, повёл стволом и замер.

Лишь на секунду я глаза отвела, а когда вновь попыталась его отыскать, не сумела. Он исчез, растворился в ночном пейзаже. Огонь костра и молочный свет луны лишь накрыли его серебристым газовым покрывалом, пригладили с травой и кочками.

– И долго он будет так лежать? – прошептала я.

– Пока в прицел не попадёт тот, из-за кого он сюда пришёл, – ответил Мишель.

Меня немного удивила его уверенность, но вопросов задавать я не стала, потому что боялась пропустить происходящее на полянке, там Архангельский, прижав к уху мобильный, орал так, словно собирался докричаться до собеседника без всякой сотовой связи.

– Господин Папикакис! – гремел он. – Рад вас слышать! О-о! Нет-нет! Я не растерян, просто не ждал вашего звонка! Да нет, господин Папикакис, какой сплю! Я вообще за городом! В деревне я! Что? Да ничего! Так, с компанией сижу, шашлычки кушаю… Кто? Да кенты, ой, простите, друзья мои, собутыль… По бизнесу коллеги! Бизнес! Бизнес у нас общий, говорю! Какой? Да нет уже никакого бизнеса, не сложилось опять! Сидим, вот, горюем… Горюем, говорю! Что? Да! Да! Мы все здесь! И Астров! И Витек! И Даня! Тасик тоже здесь! Что?!!! Да вы что, господин Папикакис! Рады! Рады будем вам! Клево! Клево!

В этом месте Архангельский так завопил, что я посочувствовала Папикакису – учитывая качество современной аппаратуры, бедняга запросто мог оглохнуть.

– Сейчас, сейчас, господин Папикакис, вам расскажут, – прокричал Архангельский и радостно сообщил компании: – Господин Папикакис хочет приехать к нам на шашлыки.

– Прямо сейчас? – хором удивились Тася и Пупс.

– Да, прямо сейчас, Женька, расскажи господину Папикакису как к нам проехать.

Женька бросился объяснять, а мы с Мишелем переглянулись.

– Что за Папикакис такой? – спросил он, будто все предыдущее не вызывало вопросов.

Я пожала плечами:

– Понятия не имею, но, судя по всему, мужья его знают.

– Очевидно Архангельского новый знакомец, – предположил Мишель.

– Вот именно! – возмутилась я. – Ещё от старого бизнеса не отошёл, уже к новому пристраивается и, что удивительно, везёт же Ване на приключения. Сидел у костра, шашлыки трескал, так нет, Папикакис его нашёл и сам уже с бизнесом едет. Видел, какие глупые у моих подруг мужики? Страшно мне за них, просто и не знаю как в Париж ехать.

Мишель (вот же добрая душа) пригорюнился и со вздохом посетовал:

– Эх, зря они с Папикакисом связываются. Архангельский русский человек и английской пословицы не знает: бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Женька, тем временем, трубку Архангельскому вернул и сообщил:

– Через три часа господин Папикакис к нам в гости будет. Предложения срочные у него.

И наши мужья, эти простофили, ничего не придумали умней, как на радостях в пляс пуститься. Обнялись и вокруг конца «Сиртакки» танцуют, припевая:

– Господин, господин, господин Папикакис, в гости, в гости, к нам в гости, бизнес, бизнес, бизнес, хочет нам, хочет нам, развернуть, развернуть.

Ну как тут не разозлиться? Я разозлилась и сказала:

– Вот же придурки.

Мишель испуганно дёрнул меня за рукав и прошипел:

– Тсс!

– Да им сейчас не до нас, – отмахнулась я.

– Им – да, а партизан? Он может нас услышать.

Глава 39

Я поискала глазами партизана и, не найдя его, хотела уже вернуться к наблюдению за мужьями, но тут мой взгляд случайно на Мишеля упал. Он насторожённо прислушивался к чему-то, напрягся, к губам палец прижал и в молочном свете луны был так хорош, что я невольно залюбовалась.

Во сто раз симпатичней показался он мне после этих непутёвых мужей. Что за чудо, мой Мишель! Ах, как он хорош, мой очаровательный француз. Кошка, выслеживающая добычу… Нет, тигр!

Я невольно размечталась: «Таким, должно быть, он становится, когда охотится на лис в полях у своего замка под Парижем.»

Мишель напрягал слух, надо мной же кружило розовое облачко мечты, обволакивая меня и лаская. В один миг забыла и партизана, с его негодным пулемётом, и этих непутёвых мужей, пыжащихся у костра от осознания своего ума и предприимчивости. Все забыла. Вокруг меня была уже не крапива, а просторы парижского предместья.

Звуки горна! Я мчусь, мчусь в бешеной скачке на вороном чистокровном коне. Мчусь рядом с красавцем Мишелем. Ветер рвёт с амазонки газовый шарф, шпоры на изящных охотничьих сапожках колотят в бока вороного. Я лечу, лечу под звуки охотничьего рожка, а позади свита, и на горизонте в предзакатной дымке зубчатые стены замка…

Нашего с Мишелем замка…

Моего замка!

– Софи… Слышишь, Софи? Автомобиль…

Ах, как невовремя! Шёпот Мишеля почему-то показался чрезмерно назойливым. В кои веки разогналась помечтать…

Впрочем, я быстро взяла себя в руки, игнорировать Мишеля пора ещё не приспела. Если с мужем такое вполне позволительно, то с женихом… Нет, меня могут не понять.

– Что, любимый?

– Автомобиль, – чуть громче повторил Мишель. – Едет сюда.

Я прислушалась.

– Инвестиционный цикл получается коротким, – гудел у костра Архангельский.

Больше я не услышала ничего.

– В этих краях машину за версту слышно, дорогой, – успокоила я Мишеля. – Ты ошибаешься. Без моторов машин ещё не придумали.

– Работал двигатель, но как только машина перевалила подъем, водитель его выключил.

Я удивилась:

– Зачем?

Мишель хмыкнул:

– Гмм, уж не из экономии. Фары и подфарники тоже выключены. Одни колёса шуршат. Кто-то хочет подъехать незаметно.

Я восхитилась: «Надо же, какой у него слух! Ещё бы, с пелёнок, наверное, гувернантки и гувернёры фортепьянами воспитывали, вот абсолютный слух и выработался. А сообразительный он какой, мой Мишель. Ах, как мне повезло!»

Я вслушалась и на этот раз все же услышала. Действительно, с дороги доносились шорохи, постукивание и поскрипывание.

– Неужели и в самом деле автомобиль катится? – прошептала я.

Мишель пояснил:

– Колёса шуршат, амортизаторы щёлкают и пружины скрипят, слышишь?

– Теперь, да.

Я совершенно забыла о пулемётчике, однако Мишель глаз с него не спускал.

– Смотри, – шепнул он мне, – и партизан реагирует.

Пулемётчик действительно активизировался – судя по-всему, тоже заметил приближение машины – послышался резкий металлический щелчок. Я вздрогнула, всматриваясь в распластавшийся силуэт – он уже был виден.

– Затвор передёрнул, – пояснил Мишель. – Сейчас поймёт, что стрелять не из чего.

Пулемётчик и в самом деле начал нервно терзать свой пулемёт, но зря бедняга пытался заставить его работать. Мой Мишель, очевидно, в таких делах знает толк. Приятно, что хоть поломать вещь блестяще может, если уж не починить. Наши мужья не умеют ни того ни другого.

Вспомнив про мужей, подумала: «А чем они там заняты?». Прислушалась.

– Правильно, Иван, – в ночной тишине звучал интеллигентный голос Пупса, – нужно постоянно помнить, о капитализации прибыли…

«Болтуны, не успели с гробами пролететь, уже на новую тему разгоняются. Не долго же им пришлось горевать. Оптимисты. Сейчас снова начнут „капусту“ считать,» – разозлилась я.

А звук колёс автомобиля (как и пощёлкивание его амортизаторов и скрип пружин подвески) все приближался и приближался.

«Кто бы это мог быть?» – мысленно гадала я.

По всему выходило, что гоблины. Конечно они. Бизнес новый затеяли мужья да уже и развалили, а гоблины не появлялись ещё.

«Непорядок, – подумала я. – Что-то давненько я их не видала. Не приболел ли Вован?»

И тут я вспомнила, что как раз утром и видела и Вована и его «Лендровер». Гонялись из одного двора в другой, мужей разыскивали, потеряли…

«Эх, – порадовалась я, – так энергично живу, что сегодняшнее утро давней давностью кажется.»

– Это Вован, – поведала я о своей догадке Мишелю.

– Кто?

– Вован, гоблин громадный такой, – доходчиво пояснила я.

У Мишеля, видимо, возникли вопросы, но задать он их не успел – что-то ещё раз лязгнуло в засаде пулемётчика. Мы с Мишелем, как по команде, повернули головы, вглядываясь в темноту, лишь немного подсвеченную бликами костра и луной.

– Что он делает? – поразилась я.

Бедный партизан, отчаявшись пострелять, отбросил бесполезный пулемёт, встал во весь рост и извлёк пистолет.

– Ночью из пистолета невозможно стрелять, – тоном доки сообщила я.

Мишель удивился:

– Откуда ты знаешь?

– Этим видом спорта когда-то занималась.

Пусть знает какая гармонически развитая личность его жена.

– Случайно, конечно, можно попасть, – добавила я для большего шика. – Если только стрелок не самого-самого высшего класса… В любом случае я бы на его месте поближе подошла. Метров с десяти достанет.

Неудавшийся пулемётчик тут же последовал моим рекомендациям: он опустил пистолет и рванул к костру.

Я ахнула и хотела опереться на Мишеля, но… повалилась в крапиву, потому что Мишеля рядом со мной уже не было. Вытянув руку, он стоял на углу баньки и…

Обманчивую тишину разорвали выстрелы. От руки Мишеля трижды рванулось короткое злое пламя. Пулемётчик подпрыгнул и плашмя упал на землю.

– Он убил его, – растерянно прошептала я.

Однако в этот же миг пулемётчик ответил Мишелю тремя выстрелами. Мне показалось, что пули просвистели над моей головой.

В это мгновение «Лендровер» выкатился на полянку к баньке.

Глава 40

Гоблины! Это были они!

Скрипнув тормозами, «Лендровер» остановился метрах в пяти от костра, повергнув в шок наших, оглушённых выстрелами мужей. Из распахнувшихся его дверей высыпали гоблины с пистолетами. Как сумасшедшие они начали палить во все стороны, а вездесущий Вован на этот раз даже автомат прихватил. Боже, что там началось!

Я в ужасе прижалась к крапиве, представив как все мы коллективно будем хоронить наших мужей. Глаза зажмурив, от горя практически умирала. Клянусь, про Мишеля своего напрочь забыла, так переживаниями за Женьку была поглощена. И вот в такой ответственный момент зазвонил мой мобильный.

– Мама, ты невозможная! – перекрывая пальбу, закричала Тамарка. – Сейчас же говори, где Женька?

Я не солгала.

– Да здесь он, рядом, – по привычке шёпотом ответила я, хотя необходимость в этом уже отпала.

– Что? Что ты шепчешь там, Мама? Значит Юлька права? Ты и в самом деле увела у неё Евгения? Что ж тогда нам с Розой врала, что становишься графиней?

– Тома, – возмутилась я. – Почему сразу «врала»? Не врала, а и в самом деле стану графиней, если, конечно, успею.

Ясное дело, помешать мне могла только перестрелка, в которой или я или Мишель, а может и оба могли погибнуть.

Тамарка растерялась:

– Что, правда, что ли графиней станешь?

– А то!

– А Женька как же?

– Между нами все кончено. Я почти графиня, на кой он мне?

И тут сомнения покинули Тамарку.

– Ха! Ты мне, Мама, лапшу не вешай! Ишь загнула, на кой он ей! Если между вами все кончено, так что он делает у тебя среди ночи? И, Мама, выключи ты этот чёртов телевизор! Ни хрена не слышу! – взвизгнула Тамарка и, не бросая трубки перешла к общения с Розой.

– Ну, что я Роза тебе говорила, – тоном величайших открытий изрекла она. – Женька там! Натрахался и боевиками обсматривается, негодяй!

Я подумала: «Видела бы она, какими он боевиками обсматривается, и сама бы наложила полные штаны. Сказать ей что ли, что здесь и её Даня уже боевиками обсматривается? Как он, кстати, там?»

Я подняла голову и увидела Женьку, несущегося к своей «тойоте».

– Атас, мужики! – кричал он. – Все в тачку!

Даня, Тася и Пупс на четвереньках стартовали туда же. Архангельский передвигался ползком.

Гоблины, увидев это, разделились, обходя костёр, и теперь вели огонь по пулемётчику с двух сторон, одновременно лишая возможности наших мужей улепетнуть с поля брани. Пулемётчик в долгу не оставался, постреливал в гоблинов, не давая им приблизиться. Между Женькой и его «тойотой» свистели пули.

Тамарка же, наговорившись с Розой, снова принялась за меня.

– Мама, ты невозможная! – вопила она. – Сейчас же выключи телевизор! Нам надо поговорить!

– Тома, я не могу, тут творится такое!

– Мама, ты невозможная! Какое такое? Что может быть важней нашего разговора?

– Тома, это нельзя передать словами, – прошипела я. – Перезвони попозже.

– Они там трахаются под боевик, – сообщила Тамарка Розе и отключилась.

Евгений, тем временем, сообразив, что машина недосягаема, изменил вектор движения. Теперь он скачками нёсся к баньке. Остальные мужья тут же, не меняя способа передвижения, последовали его примеру. Под грохот выстрелов они достигли предбанника. Когда Архангельский последним переполз заветный порог, дверь за мужьями захлопнулась, и грохот, донёсшийся из баньки, известил, что они готовятся к осаде.

Гоблины же в наших мужей стрелять и не подумали. Весь огонь они сосредоточили на злосчастном пулемётчике, который энергично отползал в сторону леса, активно отстреливаясь. Он был уже совсем близко, что радовать меня никак не могло.

Вдруг Вован грохотнул автоматной очередью и проорал, перекрывая могучим басом раскаты выстрелов.

– Кончай палить, братва! У этой падлы патроны кончились!

Пистолет пулемётчика, и правда, перестал отвечать на выстрелы гоблинов. Канонада стихла.

– Эй, мужик, бросай пушку, – ласково предложил Вован. – Бросишь, – отбуцкаем, не бросишь, – пристрелим. Выбирай сам!

Я приподнялась, чтобы лучше видеть происходящее и почувствовала… нежную руку Мишеля. Оказывается, все это время он лежал рядом.

– Софи, не вставай, – попросил он.

Я вспомнила кто зачинщик перестрелки и с жаром зашептала ему в ухо:

– Как ты мог? Как ты мог, дорогой? Так рисковать моим благополучием! Ах, представить страшно, что тебя могли убить!

– Я спасал твоего мужа, все согласно русской традиции, – оправдался Мишель. – Ведь если бы не я, партизан успел бы выстрелить, и кто знает в кого бы он попал?

– Та настоящий герой! – прошептала я.

И в этот момент снова зазвонил мобильный.

– Мама, ну что? – спросила Тамарка.

– Тома, я занята, – зашипела я.

– Роза, они ещё трахаются, но телевизор уже выключили, – отчиталась Тамарка и оставила меня в покое.

А гоблины все же услышали звонок.

– Слышь, Вован! – крикнул один из них. – Чей-то мобильный пищит!

– А и хрен с ним! – ответил Вован. – Не до него щас, а ну, сгоняйте, бля, в те кусты и поглядите, что там творится.

Я мгновенно погрузилась в крапиву и в это время опять зазвонил мобильный.

– Мама! Ну что? – нетерпеливо спросила Тамарка.

– Тома, отвяжись, – рассердилась я. – Тут жарко и совсем не до тебя.

– Мама, вы что, с ума посходили? – закричала Тамарка, но тут же с мольбой добавила: – Пожалей Евгения, угробишь мужика. Хотя, дай, я сама его пожалею, скажу ему пару слов.

– Тома, не могу, – прошипела я.

– Почему? – удивилась Тамарка. – Мама, только не ври, что его там нет.

– Он здесь, – честно призналась я, – но говорить с тобой не может. И я не могу. Все. Извини. Потом позвоню.

Тамарка как сумасшедшая завопила:

– Когда?

– Минут через десять.

Я отключила телефон и, извиняясь, посмотрела на Мишеля. Он не отрывал глаз от поляны. Там, в свете костра, гоблины кряхтя и ухая, пинали ногами распластанного на траве пулемётчика. За этой Тамаркой я не заметила, как они его отловили.

Когда пулемётчик перестал подавать признаки жизни, гоблины дружно отёрли пот и успокоились. Вован полез в «Лендровер», вытащил мешок и зачем-то натянул его на голову полумёртвого пулемётчика. Признаться, я была о Воване лучшего мнения.

– Зачем он мешок бедняге на голову пристроил? – спросила я у Мишеля.

– Чтобы тот не видел этих, как ты их называешь?

– Гоблинов, – подсказала я. – Полагаешь, он может видеть? После всего, что они с ним проделали?

– Я – нет, но гоблины полагают.

Расправившись с пулемётчиком, гоблины расслабились и тут же обнаружили «сервированный» шашлыками и пивом стол, точнее пень. Не долго думая, они приступили к трапезе.

– Эй, мужики, – тщательно пережёвывая шашлык, проорал Вован, – выходи, потолковать надо!

Из баньки не донеслось ни звука, хотя я точно знала как сильно переживает Архангельский за шашлыки, припасённые для господина Папикакиса.

Гоблины, не получив ответа, зашевелились, бросили пиво и подтянулись к баньке.

– Хорош дурить, мужики, – обеспокоено воззвал к закрытой двери Вован, – говорю же, потолковать нужно. Слышите, мужики?

В ответ тишина.

– Та-ак! – сказал Вован задумчиво. – Братва, а ну быстро сгоняйте кто-нибудь вокруг баньки, гляньте, нет ли там, бля, окна?

Двое гоблинов сорвались с места, я и Мишель с головой нырнули в крапиву. Я лежала, едва дыша, и, компенсируя возможность подглядывать, напряжённо прислушивалась к происходящему.

– Ну чё там? – гаркнул Вован.

– Да ничё! – раздалось у меня над ухом. – Окон нет, а вокруг обежать нельзя! Тут, бля, одна крапива!

– Давайте тогда сюда! – скомандовал Вован.

По топоту я поняла, что приказание выполнено, и позволила себе покинуть крапиву. Щека горела, как ошпаренная, но я быстренько прочитала себе лекцию о пользе крапивы и успокоилась.

А Вован, вот, не успокоился.

– Слышь, мужики! – снова завёл шарманку он. – Выходи, да? Надо потолковать! Мы к вам с лучшими намерениями!

Тишина.

В конце концов Вован не выдержал.

– Довыё…сь! – пообещал он. – Спалим вместе с хатой и будь здоров!

С минуту другую реакции не последовало, видимо, шёл процесс обдумывания угрозы. В конце концов её признали реальной, дверь предбанника отворилась и на пороге появился Женька.