Текст книги "Пять баксов для доктора Брауна. Книга 2"

Часть третья. Пять баксов для доктора Брауна

Глава двадцатая. Продам. Куплю. Избавим

Катафалк проезжал через местечко, которое называлось Санта-Клара – небольшой город недалеко от Сан-Хосе.

– Вот черт, – бормотал Д.Э., – как бы хотелось показать этим г-г-гр-ражданам какой-нибудь фокус!

Дюк сглотнул.

– Компаньон, я тебя очень прошу: обойдись в этот раз без фокусов, а?

– Ну нет, ну погоди! – Д.Э. поискал, чем прикрыться и не нашел – саквояж поставил себе на колени компаньон. – Можно подумать, у нас есть другой выход!

– Есть, – тихо сказал Дюк. – Один точно есть.

– Это какой?

– Подъехать… – голос М.Р. дрогнул, – подъехать в какой-нибудь дом… подальше отсюда и попросить помощи.

Компаньон посмотрел на него долгим взглядом.

– В жизни своей ничего ни у кого не пр-р-р-р… – Д.Э. задохнулся, не договорив.

У него аж акцент стал еще жестче.

– А что, – Дюк нервно сделал руками, – ты можешь придумать еще что-нибудь?

Джейк открыл рот, закрыл, похлопал глазами, и через минуту сказал:

– Ну, можно, например, дать объявление в газету. Как раз денег хватит.

– Дать-то дать, – пробубнил М.Р., – но о чем?

Он поднял с пола мятую, покрытую жирными пятнами газету, в которую когда-то, если только М.Р. не изменяла память, были завернуты пирожки.

Джейк сунулся через плечо.

– «Продам…» «Куплю…» «Храбрый ребенок вызвал полицию…»… «Сеансы гипноза…» Тьфу ты! Прямо не знаешь, что и делать.

– Только не кража!

Д.Э. Саммерс тяжко вздохнул.

– Да погоди ты со своей кражей! Что нам остается-то, с такими сомнительными рожами и без штанов? Только стянуть с веревки чьи-нибудь тряпки.

– Чтобы нас опять сцапали?

Д.Э. посидел молча.

– Я в таком виде, – сказал он, – никуда не пойду.

– А что еще можно-то? – уныло спросил Дюк.

– Что, так и будем колесить до старости? Нет, погоди. Это или кража или…

Д.Э. Саммерс потеребил волосы на своем гениальном лбу и проговорил:

– Объявление. Объявление. Что бы придумать? Вот, еще лучше: «Избавим от мышей и тараканов!»

Молчал он минуты, наверное, с две, а потом сказал:

– «Продам» – ну, продавать нам нечего. «Куплю» – тоже не пойдет. «Избавим»… «Избавим» отлично подходит!

– Избавим хозяев от еды, одежды и наличных денег? – обрадовался компаньон. – Тоже мне, Джесси Джеймс голожопый!

– Нет! – отрезал Джейк. – Например, вот: «Избавим от старых вещей и ветоши. Выставьте мешок за дверь, об остальном позаботится наша компания».

М.Р. хотел возразить, но задумался.

– А потом, – продолжал Джейк, – мы все это продадим.

– За, – он поскреб щеку (рыжеватая ерунда на морде, наконец, начала приобретать серьезный вид), – за немножко другие деньги.

М.Р. не произнес не одного слова.

– Еще и в прибыли останемся.

– Так это же нечестно! – воскликнул Дюк

Д.Э. молчал.

– Или, – Дюк облизал губы, – или ничего?

Д.Э. блеснул глазами, но опять смолчал. М.Р. посопел и вытер нос.

– Да ну нет же, что же здесь такого-то, если человек сам согласен?

– Ну вот и я говорю! – Джейк вскочил, стукнулся головой о верх катафалка, ойкнул и сел на место.

– А как объявление подавать? – продолжал сомневаться компаньон. – Это же все равно придется идти! Я не хочу по улице без штанов прогуливаться!

– Да, к почтовому ящику придется идти. – согласился Д.Э. – Но ты же сам говорил: зайти в какой-нибудь дом.

– А конверт, марка? – продолжал бубнить М.Р., не особенно напирая на то обстоятельство, что как-то не подумал о таких деталях. – Ой, я же родителям письмо не отправил! Есть конверт! Почти высох от керосина!

– Вот об этом и я говорю, – кивнул компаньон. – Просто сунем в конверт бумажку в два бак…

Он запнулся.

– Погоди, но у нас же монеты.

– Ну, вот об этом, – наставительно сказал Дюк, – я и говорю!

Но компаньон махнул рукой.

– Не беда, сэр! Самое страшное позади. Выкрутимся. Поехали на станцию. Это пока наша единственная возможность приодеться.

Катафалк неторопливо полз вперед: Злыдень замечтался, а джентльмены не хотели показываться наружу. Они задернули занавески, и, лежа на животе, поглядывали на дорогу. М.Р. уже начал задремывать, как вдруг компаньон вылез на козлы.

– Эй, стой! – услышал Дюк.

Он тихонько выглянул из-за плеча компаньона. Перед Джейком стоял умытый типчик лет восьми, и испуганно блестел на солнце челочкой.

– Значит, так, – Д.Э. был непринужденно элегантен в мешке от муки и со следами дегтя на шее, – значит, так: я тебе сейчас дам монетку, сбегаешь в лавочку, поменяешь ее на бумажку. Получишь за это…

Тут Д.Э. помялся.

– …две монетки. Понял?

– Два вопроса, – мальчишка прищурился умытой физиономией и стало видно, что у него серьезная недостача зубов. – Первый: сколько в точности я за это получу. Второй: где твои штаны?

– Два ответа, – не полез за словом в карман Джейк. – Первый: я тебе сейчас дам монетку. Принесешь доллар бумажкой – получишь два. Второй… э-э… второй вот: нам нужно отправить письмо без одежды. Пари. Понял?

– Другой разговор, – одобрил мальчишка. – Давай деньги.

– Боже, что за дети пошли, а! – вздохнул Д.Э.

Мальчишка радостно хихикнул, цапнул монетку и убежал. М.Р. высунул голову наружу и мрачно уставился ему вслед.

– Не вернется, гаденыш, зуб даю.

– Без зубов не останься, – Д.Э. хлопнул себя по бокам, спохватился, что нет не то, что сигарет, но даже и карманов, в которых эти сигареты могли бы лежать. – Я что, зря ему два бакса пообещал?

М.Р. скис.

– Какой-то ты нервный стал! – возмутился Джейк. – Еще ничего не случилось, а уже в панику!

– Станешь тут нервным, – откликнулся М.Р. – Ой, смотри: вон он!

Мистер Саммерс победно усмехнулся:

– А что я говорил?

– Ладно-ладно, – буркнул компаньон.

– Ты же обещал два бакса! – мальчишка уставился на единственную монетку, которую Д.Э. сунул в подставленную ладошку.

– Хватит, – спокойно сказал Джейк. – Никогда не верь, когда обещают золотые горы за сходную цену. Все, привет!

Шкет поморгал, но, видимо, жизненный опыт подсказал ему, что если слишком спорить, потеряешь и то, что имеешь. Он зажал монетку в руке и побежал дальше. Двое джентльменов тем временем резво уползли вглубь катафалка и забились в угол: на дороге показалось несколько девчонок: Д.Э. все-таки высунул голову:

– Пошел! Гони, я сказал!

Подлый коняга не упустил случая поиздеваться: травку остановился пощипать. Снаружи было хорошо слышно, как девчонки обсуждают, почему на козлах никого нет, и не стоит ли, все-таки, посмотреть, не случилось ли чего, от какового предложения двух джентльменов бросило в пот.

– Сволочь конская, – Д.Э. прикрылся саквояжем, – ну, я ему устрою!

– А кто тут выступал: никакого насилия, никакого насилия! – М.Р. нервно хихикнул и подтянул колени к груди. – Где же ваш кураж, сэр?

Компаньон в панике рылся в саквояже, потом что-то ойкнул, хлопнул рукой там, сям, что-то цапнул, и радостно провозгласил:

– А вот!

В его руках извивалась мышь, пытаясь спасти хвостик, зажатый пальцами молодого головореза. У Д.Э. Саммерса тогда еще не получалось скорчить невозмутимую рожу – цвел, как майская роза.

– Ты где ее взял? – подскочил Дюк.

– Сам же видел! Где и все – в саквояже. Как обычно.

Дюк так весь и скрючился.

– Сэр! – похрюкивая от счастья, выговорил он. – Сэр, дайте мне!

Д.Э. принял несчастный вид, но времени спорить не было.

– Ладно, нате. Только не промажьте! Не промажьте, говорю!

– Да ну, не промажу, не промажу!

Дюк осторожно, чтобы не укусили, принял серый хвостик. Компаньоны притаились.

Занавески колыхнулись и в катафалк ворвался свет. У девчонки были тонкие руки, испуганные карие глаза, и над ними – соломенная кастрюля с маками.

От раздавшегося визга Злыдень рванул вперед, и поскакал, как будто за катафалком гнались грабители и убийцы.

– Вот это, – сказал довольный Д.Э., проковыривая пальцами заложенные уши, – я и называю – кураж.

– Умник, – сказал Дюк утром, – ты как к людям выходить собрался? Тут тебе не станция, до ночи ждать не станут.

Это было уже второе крыльцо, на котором ждал мешок, и время от времени выглядывала прислуга.

– Может, еще одного шпингалета послать? – трусливо предложил М.Р.

– Нет, – Джейк наблюдал за крыльцом, чуть отодвинув занавеску. – Нет.

Он глубоко вдохнул, как будто собирался нырять, и сказал:

– Пожелайте мне удачи, сэр!

Дюк хотел крикнуть: «Стой, дурак, я с тобою!», но сделать этого не успел. Д.Э. Саммерс решительно отдернул занавеску и, как был, в одном мешке от муки, спрыгнул на землю.

Назад залезли довольные. Джейк швырнул мешок с добычей на дощатый пол.

– Подумаешь, повеселили служанку.

– Да, сэр, произвели мы впечатление. Вот интересно мне, – Дюк брезгливо вытащил из мешка младенческий чепчик, – кто же у нас все это купит?

Джейк вертел в руках сбившийся в колтун дамский шиньон.

– Просто тряпки – никто, – отозвался он. – Но мы, сэр, не будем продавать просто тряпки. Мы будем продавать знаменательные тряпки. Всякие там…

Он добыл из кучи дамские панталоны такого размера, что в них запросто поместились бы оба искателя приключений вместе с саквояжем.

– Всякие там панталоны бородатой леди Клофулии…

– Думаешь, бородатая леди носила такую дешевку? – усомнился компаньон.

– Носила, – кивнул Джейк. – И как еще носила! Детство леди Клофулии, как известно, прошло в страшной нищете.

М.Р. оценил размеры панталон.

– Детство, говоришь? Ничего себе, большая была девочка.

– В двенадцать лет, – сказал Джейк на это, – юная Клофулия сбежала, не выдержав издевательств. Ей пришлось много страдать.

– Если только она не провела свои детские годы в своем особняке где-нибудь на Риджент-стрит, – Дюк выразительно сделал бровями.

– Кому это известно? – парировал Джейк. – Мне, например, ничего не известно. Меня вообще тогда не было.

– Мне, положим, тоже, но…

– А вот это сплетни, – перебил Джейк. – На самом деле (этот факт, конечно, не предавали огласке) бородатая леди провела свои детские годы в страшной нищете!

– От которой она и спасла всю семью своей бородой! Да! А как вам нравится это?

Дюк выудил из кучи барахла деревянный молоток для кухни.

Компаньон посмотрел на это дело и сказал:

– Что бы вы, сэр, сказали о «Передвижном музее-аукционе»?

– Я бы сказал, что вы гений, сэр.

Д.Э. радостно покраснел, но тут глазам двоих джентльменов предстал гвоздь программы. Вероятно, отец хозяина дома в молодости любил произвести впечатление и ему, надо думать, это удавалось.

– Ой, – сказал М.Р. и приложил к себе дивную муслиновую рубашку: в громадных зигзагах, с отложным воротником «лорд Байрон». – Это ж надо такое…

Д.Э., как вдохнул, так и остался моргать.

– Господе Иисусе! – выговорил, наконец, он, и протянул руку ко второму экземпляру: в танцующих фигурках, вроде наскальных рисунков доисторического человека, без рук, зато с головами величиной с долларовую монету.

– Портной Конан Дойла начитался, – небезосновательно предположил Дюк. – Точно, из «Пляшущих человечков».

– Слушай, а по-моему, неплохо. Порядок, компань…

Он заикнулся и медленно выдохнул.

Дюк тоже выдохнул, потому что если третья рубашка была всего лишь в белых кружках, как если бы кухарка пыталась стаканом вырезать из нее черное печенье, то четвертая…

– Мне как раз подойдет! – быстро сказал Д.Э. Саммерс.

– Рукава можно перестегнуть! – М.Р. Маллоу продемонстрировал второй ряд пуговиц на широком и длинном манжете. – Они тогда еще пышнее будут!

Джентльмены уставились на рубашку, по-прежнему не очень веря своим глазам. Нет, по-пиратски пышные рукава, воротник стойкой – ничего такого, но только рубашка (ну и что, что чуточку пожелтевшая!) была вся расписана черными скелетами. Скелеты плясали. Некоторые на одной ноге. Некоторые держали в руке череп. У некоторых имелся запасной. Катафалк. Пляска смерти. «Головоломка!» – подумал уже Дюк. Произносить эти слова вслух не было необходимости.

– А ведь это отличный экспонат, – упавшим голосом заметил он.

– Во-первых, – Джейк обрел дар речи, – нам все равно нужно что-то носить. Во-вторых, на нас будет эффектнее. Для рекламы. Сообразно заведению. В-третьих… в третьих все будут ахать, а никто все равно не купит.

– Это ты почему так думаешь? – компаньон почесал нос.

– Потому что я так думаю, – уверенно ответил Д.Э.

М.Р. тоже пришел в себя.

– Значит, так, – сказал он, – я все придумал. Берем этот карнавал себе. Должен же у нас быть гардероб, черт побери. Носить будем по жребию.

– Отлично, – Джейк понюхал «гардероб». – Нафталин, конечно, но пусть это будет худшее из зол. О, штаны!

Две пары отличных клетчатых брюк! Ну и что, что возрастом едва не старше искателей приключений, клетчатые брюки во все времена хороши. Д.Э., правда, пришлись коротковаты, но он не придирался.

Гардероб выстирали в реке мылом, утюг позаимствовали в одном доме, где как раз гладили: из открытого окна валил пар, пахло уксусом и крахмалом. Служанка понятия не имела, что на некоторое время одолжила утюг тем, кто сильно в нем нуждался. Она была занята: заболталась у калитки. Говорите, везение? Удача? Бог с вами, леди и джентльмены, удача любит тех, кто делает ее сам. Деловой субъект двенадцати с половиной лет был так страшно конопат, что его хотелось попробовать отмыть. Этот, кажется, мог болтать без умолку, на какие хочешь темы, до тех пор, пока не заболтает вас до смерти.

– А что мне за это будет? – спросил субъект.

– Стишок тебе за это будет, – пообещал Джейк, – неприличный.

– Очень неприличный? – деловой субъект боялся продешевить.

И еще одна часть головоломки встала на место.

Четыре следующих мешка принесли джентльменам недостающие пиджаки и жилеты, клетчатую кепку для М.Р., серую шляпу для Д.Э., прекрасные остроносые туфли и, тоже прекрасные, патентованные высокие ботинки д-ра Хольса. Немного великоватые, зато совсем новые. Кроме того, ботинки удачно скрывали отсутствие носков, чего не скажешь о некоторых.

Двое джентльменов приняли вид несколько экстравагантный, но зато совершенно одетый, и очень в стиле заведения.

Глава двадцать первая. Музей-аукцион «Знаменательные вещи»

 
Шла по улице красотка, лихо юбками вертя,
Встречным юным кавалерам бедны головы крутя.
Прогулялась по бульвару, увидала магазин,
Постояла у зеркальных разукрашенных витрин.
Был весь город в восхищеньи, а того не знал никто,
Что из кошек было сшито ее модное манто.
 

– Ты знаешь, что? – М.Р. закончил декламацию. – Ты когда добудешь другие брюки, эти не выбрасывай. А то вечно с твоими штанами эпопея какая-то.

– На себя полюбуйся! – буркнул компаньон, глядясь в витрину аптекарского магазина. – Слушай, мне кажется, так даже лучше, чем все эти дорогие шмотки.

– Да! Ну их, этих скучных типов! – поддержал Дюк. – Ты посмотри на них, похожи друг на друга, как головастик на головастика!

– Нет, это не к нам!

– Совершенно не к нам, сэр! Совершенно!

На следующий экспонат музея-аукциона любовались долго.

– Веревка повешенного, – выдал Джейк. – Повесили Джозефа Кановиски, который избил до смерти свою жену в Питтсбурге два года назад. Кстати, веревка повешенного приносит удачу.

– А что, приносит?

– Не пробовал, но если как следует поверить, принесет непременно.

Дюк подумал.

– Ну тогда вот этот жилет…

– …вылитый жилет моего дедушки, между прочим.

– Тогда, дорогой компаньон, это же жилет самого Джеймса В. Маршалла, с которого началась золотая лихорадка!

– По возрасту как раз подходит, – одобрил Джейк. – А ты не помнишь, часом, как звали этого, как его… ну этого, с лучами… Рентген!

– Вильгельм Конрад.

– И вот этому Вильгельму Конраду, – Д.Э. поднял стоячий резиновый макинтош, – принадлежало вот это! Это от аппарата пятно!

– Да там чуть пожара не было, как сейчас помню! Вся округа сбежалась!

– Ну еще бы, – подтвердил Джейк, – такой скандал, его чуть из города не выгнали. А вот, смотри: носок Джека Потрошителя!

– Ну нет, это уже наглость.

Дюк отобрал у компаньона мерзкий мертвый носок и брезгливо выбросил на дорогу.

– Жаль, – огорчился Джейк. – Ну, тогда вот эти рыжие патлы – волосы жертвы Джека Потрошителя, Мэри Келли, отрезанные полицией для расследования!

– Эти рыжие патлы, – мрачно сказал Дюк, – обыкновенный шиньон. Мэри Келли была нищей шлюхой, у нее в жизни денег не могло быть на такую штуку как шиньон.

Волосы жертвы Джека Потрошителя, Мэри Келлли, отправились следом за носком. Джейк принес их назад со словами, что это мол, шиньон самой Марии Стюарт. Дюк дал ему шиньоном Марии Стюарт по лбу, и искателя приключений осенило:

– Жена начальника полиции! – воскликнул он. – Точно тебе говорю: прельстилась. Волосы Мэри Келли в точности подходили ей по цвету, и она уговорила мужа их отрезать и сделать шиньон! У начальника-то полиции должно было хватить на это средств?

Дюк тяжело вздохнул, но сунул шиньон подальше.

– Давайте, сэр, думать дальше, – сказал он. – А то у нас вон, еще ворох тряпья, которое ни в жизнь не надели был ни капитан Джексон, ни этот твой Гудини, и даже вон тот господин в платке, зуб даю, долго бы капризничал.

Указанного господин торопливо шел, придерживаясь теневой стороны и ссутулившись. Его голову до самой шеи скрывал черный платок.

– Замолчи, – сказал Дюк. – Дай напоследок человеком побыть.

– Почему “напоследок”? – задохнулся Джейк. – Может быть, никакого сифилиса у нас и…

– Потому что по закону подлости, – мрачно отозвался компаньон. – Я всегда знал, что плохо кончу. Вот увидишь, ты окажешься чист, а я…

– Ты смотри, как бы наоборот не вышло, – потемнел лицом Д.Э. – Уж если кто-то из нас плохо кончит, так это я.

– Да вот увидишь, – настаивал М.Р. – С моим невезением иначе и быть не может.

– Да твое невезение – карусель по сравнению с моим!

Искатели приключений продолжали пререкаться. При этом Дюк думал так:

– Нет, все-таки, такое – слишком. Быть этого не может. Сейчас мы как следует напугаемся, и окажется, что повезло. Я уже испугался, между прочим!

Д.Э. Саммерс имел другое мнение на этот счет:

– Когда думаешь: «нет, быть этого не может, это слишком!» – так это «слишком», как раз и окажется. И рад бы верить в лучшее, а только это лучшее что-то редко бывает. А если везет, так всегда как-то сомнительно. Скорее всего, окажется, что сифилис у нас обоих. Это хорошо, вдвоем легче. Но если совсем честно, не так уж мне и не везет. Это еще Фокс заметил. Скорее всего, повезет вылечиться. Скорее всего…

– Нет, это бесполезно! – сказал он вслух, перебивая компаньона, который от нервов говорил без передышки. – Давайте-ка, сэр, поменьше думать, побольше соображать. Денег нет, а нам с вами нужна…

Глава двадцать вторая. Эманация, универсум и белые штаны

– Дожили, – бубнил Джейк, поднимаясь по скрипучим ступенькам в мансарду над третьим этажом, – не девками торговать, так собой теперь…

Оба прошли по зеленому ковру мимо облезлых белых перил с пузатыми балясинами. Толстая дверная ручка разболталась совершенно. Компаньонов обдало запахом сигарет, краски, старых ботинок и сбежавшего молока.

– Если вы позировать, то можете быть свободны! – послышалось из глубины просторного помещения. – Занято!

Дюк потянул за рукав компаньона, с мрачной рожей обозревавшего сине-белое облако, клубящееся посреди красно-желтой размазни, встречавшее вас на мольберте у самых дверей.

– Могу я, наконец, спокойно поработать! – закричал тонкий голос.

Мансарда была грязной и тесной, с коридором рисунков, набросков и картин по обеим стенам: голые, складчатые, как морские котики, женщины, китайские пагоды и затесавшиеся между ними чертежи. Живописец находился у окна – ловил свет. Рядом стояла стремянка. На стремянке, прижав ко лбу ладонь, будто бы высматривая что-то вдали, стоял черноглазый парень со спортивной талией. Он держал в углу рта сигаретку и открыто, как на журнальной обложке, улыбался. Зубы молодого человека были белыми, как зубной порошок. Таким же белым был его морской костюм с синим воротником, открывавшим мужественную шею. Сам художник был дергающимся человеком с тонким ртом, в котором была зажата трубка, хрящеватым носом и жилистой шеей. Редкие светлые волосы то и дело спадали на лоб, и он отбрасывал их нервным артистическим движением. Д.Э. чуть сам головой не мотнул – машинально.

– Да дайте же мне покой! – художник впился яростным взглядом в картину, как будто хотел ее сжечь.

Улыбка молодого человека сделалась несколько принужденной.

– Ну, во-первых, – сказал Джейк, – ваш юноша неправильно курит. Кто же держит сигарету губами?

– Во-вторых, посмотрел бы я на него, если бы он на вантах курил! – добавил Дюк.

Натурщик держал лицо. Глаза его стали зверскими.

– А в-третьих, – Д.Э. передразнил улыбку молодого человека, – кто же так держится на вантах? Так забор красят, а не вахту несут.

– Убирайтесь вон, иначе я вас убью! – закричал художник. – Сколько можно повторять!

Д.Э. достал из кармана сигаретку, прикурил и снисходительно улыбнулся.

– Ноги-то хоть согни, – сказал он.

Сигаретка сама держалась во рту.

Художник сопел, как носорог, но от холста не отрывался.

– Не так, – придирался к натурщику Д.Э., – чуть-чуть согни. И напряги, а то кажется, что ты не на вантах стоишь, а штаны полные.

– И руки тоже, – добавил Дюк. – Моряк всегда вцепляется в ванты, как краб. А не томно опирается на веревочку.

Он обозрел компаньона.

– А ты, пижон, сигаретку-то потуши. Пока по хребту от первого помощника не получил.

Джейк нашел взглядом пепельницу и сигарету потушил. Потом вспрыгнул на стремянку с обратной стороны, прищурился в окно и приложил к глазам ладонь козырьком. Компаньон немедленно перегнулся через подоконник, как бы тоже что-то пристально высматривая.

– Ты – пошел вон! – художник, даже не подняв глаз от холста, махнул рукой.

– Да пожалуйста! – фыркнул искатель приключений и полез со стремянки. – Не очень-то хотелось. Пойдемте, сэр, отсюда, пусть ему это чучело ряженое матроса изображает.

Ряженое чучело сцепило зубы и заулыбалось еще шире.

– Да не ты! – гаркнул художник. – Ты – марш на место. У окна – не шевелись. А ты, как тебя там – вон.

– А что это за картина у вас там, около двери? – Д.Э. честно продолжал вглядываться в горизонт.

На горизонте виднелась пожарная каланча, верхушка церкви и труба консервного завода. В синем небе мелькнула с жалобным криком чайка, уносясь ввысь. На сей раз все было правильно.

«Когда в следующий раз буду плыть на корабле, – думал искатель приключений, – будут на мне белые штаны, в зубах – сигара, задница – в шезлонге, плыть я буду по собственным делам, и ни одна р-рожа не станет мной командовать!»

– Это «Эманация», – отозвался художник, когда прошло уже неизвестно, сколько времени и Джейк забыл, о чем спрашивал.

– А что это? – спросил он.

– Эманация всего сущего, проистекающая из универсума. Избыточная полнота бытия. Стоять спокойно. И не косить!

Косил Д.Э. потому, что на стене у окна висел портрет, изображавший даму в черном и густой вуали. Дама показалась искателю приключений очень красивой, но он никак не мог рассмотреть ее как следует.

– А это, с паучьими ногами? – спросил М.Р., продолжая изображать, что подоконник – это борт – корабля. – Ну, на чертеже.

Художник, не выпуская трубки, зарычал.

За час неподвижного стояния Д.Э. Саммерс устал больше, чем уставал на палубе за утреннюю вахту. За два – больше, чем за утреннюю, дневную и вечернюю, вместе с приборкой. За четыре – больше, чем за всю жизнь. У него звенело в голове, ныла спина и хотелось оторвать уши разоравшемуся под окном мальчишке-газетчику. Ему уже не хотелось ни музея-аукциона, ни дела, которое сделало бы его счастливым, ни денег. Ему хотелось выйти из этой проклятой мастерской, вдохнуть воздуха, что-нибудь съесть и проспать не меньше недели. Полусогнутая спина М.Р. тоже была выразительна.

Наконец, ближе к вечеру, художник оторвался от холста и произнес:

– Завтра не приходите, больше вы мне не нужны. Два семьдесят обоим.

М.Р. Маллоу оторвался, наконец, от подоконника.

– Нам не нужно денег, – сказал он.

Чертеж, как значилось на подписи, должен был стать «игрушкой “Марсианин” по роману Г.Д. Уэллса». Марсианин имел округлое туловище, похожее на печку с крышкой, три длинных паучьих ноги на шарнирах, производиться должен был из металла и цвет иметь «черный, медный или серебристый».

У дамы на портрете при ближайшем рассмотрении оказались под черной плотной вуалью серые отвисшие щеки, тяжелые веки и угрюмый рот цвета полежавшего говяжьего сердца. «Потрет первой жены художника», – сообщала подпись. Никаких признаков второй жены или ее портрета не обнаружилось.

Голые женщины, помимо многочисленных складок, имели на удивление глупые и некрасивые лица, прически башнями и корявые, как корни старых деревьев, руки. Потом была еще кучка китайских видов, цветущая сакура, пара десятков морских пейзажей – и тут же, рядом, очень правдивые, смешные рисунки детей, стариков и животных. Обложки нетолстой пачки журналов «Лайф», валявшейся на подоконнике, в точности их повторяли. В пасхальном номере попалась дамочка в черно-белом наряде. Дамочка до изумления напоминала «Портрет первой жены», только красивая. Лицо ее было цвета обыкновенного, разве что слишком напудренное, и чересчур надменно-властное. Впрочем, фигура, нарисованная сидящей на ящике с подарками, обнаруживала толстый зад, который не могли скрыть юбки, и такие же толстые руки, обтянутые черными бархатными перчатками поверх пышных белых рукавов блузы.

Журналы попались как раз кстати, потому что художник, кажется, не подозревал об опасности, грозившей оставленному без присмотра на стуле хлебу с колбасой.

И вот, когда двое джентльменов окончательно изошли слюной, с улицы закричали:

– Готово!

Компаньоны ссыпались вниз по лестнице. Катафалк теперь украшала надпись, огромная и страшная, выполненная красными готическими буквами:

Надпись была сделана поверх другой: «Похоронная контора Дукакиса», совершенно скрыв оригинал. На нее с уважением косился Злыдень.

– Искусство, – твердо сказал голодный Мармадьюк Маллоу, – требует жертв.