Текст книги "Пять баксов для доктора Брауна. Книга 2"

Глава тридцать шестая, в которой поэта терзают соображения практические, а коммерсанта – философские

На Сан-Хосе спускались сумерки. М.Р. Маллоу, щурясь, наблюдал, как компаньон спускается по черепичному скату, затем поднимается по маленькой лестнице и затем перемахивает через чугунную ограду.

– Я так и знал, что ты догадаешься, – усмехнулся Дюк.

Он сидел на галерейке, которой оканчивалась шестая, считая от угла, крыша. Другими словами, М.Р. Маллоу находился прямо над бывшей квартирой двоих джентльменов. Он опирался спиной о флагшток, и грыз зубочистку.

Компаньон поддернул брюки, сел рядом, придвинул к себе саквояж и бережно стер с него пыль.

– Да что тут догадываться, – лениво (устал, набегавшись), – сказал он. – Ты был дома, к нам гости, внизу осада – не с ним же тебе бегать. А тут такое удобство.

– У некоторых из нас, – Дюк тоже потер саквояж, – хватило бы ума за ним вернуться. Ну, я и решил забрать его сразу. Надежное место – у всех на виду.

– Я бы тоже спрятал сюда, – согласился Джейк.

– Макферсон засел в нашей квартире. Обещал достать нас из-под земли.

– Я его слышал. Долго тебя гоняли?

Дюк отмахнулся с видом почти легкомысленным.

– Миссис Менцель так старалась со здравыми советами мужу, что у казначея не оставалось шансов. Перегрызлись где-то на перекрестке с Двадцатой. Жалкое зрелище, сэр.

– Нервный слишком наш казначей, – согласился компаньон. – И мучается, и мучается, для всех хочет быть хорошим – и для жены, и для начальства. Вот тебе и ответ, почему одному – второй срок председательствовать, а второму – семейный скандал.

– Как ты под колеса не попал только, – проворчал Дюк. – Ездят, кто во что горазд. Ночевать здесь будем? Я уже чердак присмотрел.

– Злыдня, – Джейк наморщил лоб, – Злыдня надо бы пристроить. Не бросать же на произвол судьбы.

Он вытянул ноги и положил одну на другую.

– Уехать на нем нельзя. И вообще давно пора ликвидировать – мы им все равно не пользуемся. А на другое транспортное средство у нас с вами, сэр, не хватает капитала.

– И к тому же, нас наверняка объявили в розыск, – добавил Дюк. – Придется менять имена. У меня уже даже идея есть.

– Какая?

М.Р. Маллоу выдержал эффектную паузу.

– Ланс Э. Лауд и Р.Т. Козебродски. Красиво?

– Про Лауда я понял, – проговорил Джейк. – Р.Т., конечно, Реджинальд Томас?

Дюк грустно кивнул.

– Отца только наоборот зовут: Томас Реджинальд. Так мы с тобой им и не написали…

– Напишем, – утешил компаньон и достал сигареты. – Придет время – напишем.

Злыдня двое джентльменов свели из конюшни перед рассветом – пока никто не проснулся. Джейк волновался, что «пристроить» мизантропа в подковах не удастся, но ошибся.

– За мешок моркови! – стонал Д.Э. Саммерс, который, в отличие от Злыдня, обернулся вслед бывшему товарищу, которого уводил владелец зеленного фургона, целых четыре раза. – Подлое, продажное рыло!

– Он, может быть, об этой моркови всю жизнь мечтал, – возразил ему М.Р. Маллоу. – И хоть бы кого это интересовало!

Но Д.Э. был безутешен.

М.Р. Маллоу подумал, и купил ему пакет леденцов. Чтобы уравнять пропорцию.

Был полдень. Шумел пальмами Сан-Диего. Д.Э. смотрел в окно, качался на стуле и барабанил по столу в глубоких раздумьях. Добарабанился до того, что волосы надо лбом от постоянной теребежки встали дыбом, как у Марка Твена на газетных карикатурах. Потом крутил наподобие волчка серебряную колбу от кофейной машины. Потом сложил ноги на стол и стал смотреть в мультископ. Потом залез в блокнот М.Р., где тот писал в свободное от идей компаньона время, и испортил там два десятка страниц голыми женщинами.

– За что! – возмущался он, потирая ушибленный блокнотом лоб. – Предупреждать надо! Секретно – так и скажи.

Но М.Р. сжег блокнот в камине, улегся на кровать и закрыл лицо газетой. С компаньоном он не разговаривал до самого вечера.

– Потому что все равно бессмысленно! – открыл он, наконец, рот, когда Д.Э. Саммерс окончательно приобрел унылый вид, как ни насвистывал себе под нос.

– Что это бессмысленно?

– Я даже согласен считать твою живопись иллюстрациями, – обрадовал Дюк и приподнялся на локте. – Но кому все это нужно? Ты понимаешь, что это не сюжет, а ерунда, дребедень, овечьи какашки?

– Не знаю, – честно признался Д.Э.

Он пролистал все написанное в блокноте, не глядя, и теперь боялся в этом признаться.

Дюк вскочил, забегал взад-вперед, а потом ушел покупать ужин и сказал, что ему нужно прогуляться одному. С лестницы еще было слышно, как он жалуется и ругается сам с собой.

– Не сюжет! – продолжал он, вернувшись, швырнул пакет на стол, плюхнулся в кресло и стал вертеть в пальцах веревочку.

– Понял, понял, не сюжет, – Д.Э. вытащил веревочку у компаньона из пальцев и дал взамен сандвич с курицей. – С чего ты решил-то?

– Вот! – закричал Дюк и швырнул сандвич на кучу газет. – Вот же я об этом и говорю! Понимаешь?

– Нет, – помотал головой Д.Э. – Объясняй.

М.Р. отобрал у него бутылку с молоком.

– Пропало, – сказал он, поморщившись.

– Да что ты заладил: «пропало, пропало»! – возмутился Д.Э. Саммерс. – Может, еще ничего не пропало. Сейчас поймем, почему тебе так кажется, и станем думать!

– Забирать вовремя надо потому что, – М.Р. все-таки бутылку не отдал, – а не дрыхнуть весь день потому, что до утра по бильярдным болтались. – Теперь опять вместо сна заседание клозет-парламента будет.

Тут до Джейка все-таки дошло, он забрал молоко, понюхал.

– Да ничего не пропало! Коровами пахнет, вот и все.

М.Р. на всякий случай тоже понюхал.

– Ну, может, и навозом, может, ты и прав, – согласился он. – Хотя если честно, вот так, положа руку на сердце – дерьмо дерьмом.

– Я, между прочим, ем, – сообщил Джейк.

Но компаньон продолжал прохаживаться по комнате. Взад-вперед. Взад-вперед.

– Просто, понимаешь, какая штука, – говорил он. – У всего на свете должен быть смысл. Цель. Вот ты, например, искал-искал, думал. Куда бы так приложиться, чтобы и приключения, и шило это, которое тебе посидеть спокойно не дает…

– Да ты бы насмотрелся с мое покойников! – обиделся Д.Э. – Небось тоже время ценил на вес золота.

– Чего? – М.Р. сдвинул черные брови.

– Того самого.

Д.Э. вытащил сигареты.

– Мрут, как мухи, – объяснил он, прикуривая. – Кто в двадцать лет, кто в тридцать. Кто от печени, кто от простуды, кто от делать нечего. А вдруг я завтра умру?

– Ты что, рехнулся, что ли? – икнул М.Р. и вцепился зубами в сандвич. – О чем это я? А, шило. Ну да, шило. Тебе-то хорошо: авантюры. А мне?

– А что тебе?

– А мне ведь нужно писать ради чего-то! Что-то сказать. О чем-то спросить. Ну, или там найти что-нибудь этакое, важное, о чем никто раньше не думал! Чтобы от моей писанины польза была!

– Ты понимаешь, какая вещь, – задумчиво сказал Джейк. – Мне вот тоже маловато. Жмет, как тесный пиджак под мышками. Хочется чего-то…

– Вот! – Дюк обрадовался горькой радостью самоубийцы, которому по-дружески предложили револьвер калибром побольше. – Наконец-то ты понял. Допустим, наши с тобой похождения. Сами по себе они – штука смешная. Ну и что?

– Что «ну ни что»? – удивился компаньон. – Смешная. Отлично.

– Да никому это не интересно! – опять обозлился М.Р. – Ну, напишу я рассказ-другой про двух балбесов – и что?

– Не знаю, что. Может, напечатают.

– Не напечатают, – тон М.Р. сделался зловещим. – Поверьте мне, сэр, на слово: это не напечатают!

– Ну и зануда вы, сэр! Ты же даже не пробовал! Вполне себе поворот, между прочим. Был журналистом, станешь писателем!

Тут помрачнел Д.Э.

– Да кому мы нужны? – отмахнулся Дюк. – Всякого чтива сейчас столько, что прочитать – жизни не хватит. Но даже, если бы ты был прав, опять: ну и что? Я же сто раз тебе говорил: чтобы написать что-то стоящее, нужно, чтобы было, о чем писать. Чтобы происходило стоящее! Настоящее дело!

Джейк закусил губу и ничего не ответил.

– Джулия, – продолжал страдать компаньон, – даже лучше, чем любая выдумка была, понимаешь? Мы же ее не только ради денег придумали, мы пытались…

Оба джентльмена посмотрели друг на друга и решили не уточнять ту глупость, сделать которую они пытались.

– При этом, – сказал Джейк, – мы любили деньги и мы любили дело, которое нам их приносило. В равной, я бы сказал пропорции.

Фокс, слушавший разговор, незримо стоя за спиной Д.Э., весело смеялся.

– Я же все сделал, как вы сказали! – покраснел искатель приключений, осознав, что скопировал не только слова, но даже тон и интонации. – Все в точности!

Авантюрист вытер проступившие слезы.

– Да, – очень серьезно сказал он, – не могу отрицать: ваше занятие не назвать иначе, как искусством.

– Но? – Джейк почувствовал, что у него замерло сердце.

– Но? – ехидно переспросил Фокс. – Отчего вы решили, что я имею в виду некое «но»?

И прежде, чем искатель приключений успел обидеться, исчез.

Дюк пододвинул ногами стул и сложил на него ноги, скрестив лодыжки в красных носках.

– В пропорции-то в равной, – хмыкнул он. – Это ты что хочешь сказать, что был по-настоящему счастлив?

Джейк молчал.

– И что, ты всем доволен? – с гаденькой улыбкой поинтересовался Дюк. – Готовы продолжать, сэр? Это же совсем просто: взял другое имя – и впаривай публике дальше всякие смешные штуки. А?

– Нет, – ответил компаньон. – Нет. Должно, наверное, но нет. Я доволен… почти, но что-то меня не устраивает.

– Так что же, что?!

Джейк взгромоздил ноги на стол и уставился в потолок.

– Скажи я это кому-нибудь другому, – произнес он медленно и задумчиво, – меня, наверное, засунули бы в сумасшедший дом. Но ты понимаешь…

Д.Э. помедлил.

– Ну? – поторопил Дюк.

– Ну, как будто бы после того, как мы вернулись с китобоя… или нет, не так: после землетрясения… тоже наверное, не то. После того, как мы провернули это дело с борделем…? Одним словом, после того, как жил трудно, жить легко – скучно. Как будто…

– Как будто китобой, какими бы паршивыми моряками мы с тобою ни были, – голос М.Р. прерывался, – это было настоящее дело. Противное, но настоящее. А все вот эти вот штучки – они хороши один раз. Ну, два. Но это игрушки. Баловство.

Он отпихнул ногами стул. Стул отлетел и упал, задравши ножки.

– Оно приносит деньги, на которые можно жить, но оно все равно – игрушки, понимаешь?

– Я понимаю одно, – сказал Джейк, – что вы, сэр, повесили нос. Человек с повешенным носом счастливым быть не может. Ну, упокоились Джулия и доктор Лароз. Ну, и мир их праху. Деньги у нас есть, придумаем еще. Настоящее дело.

Он потянулся за сигаретами. Дюк пожал плечами. Физиономия его была скорбной.

– Что, что придумать-то?

Компаньон молчал.

– Знаешь, чем все кончится? – противным голосом спросил М.Р. – Мы же ничего с тобой не умеем толком: книжек, вон, кучу прочитали, а пользы от этого – только дураков морочить и трястись, что поймают. И, значит, рано или поздно кураж пропадет, станет нам тошно, наймемся мы с вами, сэр, на консервную фабрику, да там и сгнием. Можно еще наняться золотарями – ради острых ощущений, и полоскать мозги встречным прохожим своими унылыми рассуждениями. Самое место для балбесов, уставших валять дурака.

Компаньон молчал.

– И буду я, как Лысый, – Дюк придержал подрагивающее запястье, чтобы прикурить. – Я – песчинка, ты – песчинка, что бы ты ни сделал, ничего не имеет смысла.

Он сделал книксен.

Джейк выкинул окурок в окно.

– Беда с этой богемой, – сказал он, захватывая со спинки кресла пиджак. – Жизнь и так пролетает – ахнуть времени нет, а у вас то кризис, то вдохновение пропало, то муза на свидание не пришла. Пойдемте, сэр. У меня есть идея.

Глава тридцать седьмая. Ж.П

Пятнадцатого августа тысяча девятьсот девятого года в холле меблированных комнат по Парк-бульвар, девять, Сан-Диего, раздался телефонный звонок. М.Р. Маллоу, то есть, конечно, Р.Т. Козебродски, как раз пристегивал запонки, стоя перед зеркалом небольшого трюмо в четвертом номере: две кровати, трюмо, стол, два кресла и камин.

– Мистер Козебродски! – закричала снизу хозяйка. – Это вас!

Пришлось нестись по лестнице стремительными прыжками с хлопающей расстегнутой манжетой.

Дюк схватил трубку.

– Да… да… Да! Мисс Райкрофт, ну конечно, какие могут быть вопросы! Приходите прямо сейчас… нет, лучше, все-таки, через час, я покажу вам упоительные гравюры! Да, в половине третьего будет как раз! Великолепно! Жду!

Но не успел он положить трубку, опять раздался звонок.

– Да! Для вас – никогда! Ну, Эйлин, дорогая, как я могу сказать вам “нет”! В пять часов в «Старом квакере»? Э… Чем мне искупить свою вину, если я все-таки немножко опоздаю и буду к шести?

Но это был невезучий манжет.

– …и что вы ему сказали? – хохотал М.Р., прислонившись спиной к стене, вытянув ноги и сложив их одна на другую… – Толстый навозный жук, пусть вообще скажет спасибо, что вы пускаете его в гримерную. И что? И что? Что-что? Китти, вы сорванец. Конечно, я буду, какие могут быть вопросы, это же ваш спектакль! Что? Мистер Саммерс где-то бегает, не знаю, где именно. Нет, не передам ни за что! Потому что вы меня специально дразните. И не оправдывайтесь! Ну хорошо, только ради вас!

Хлопнула дверь, вошел Ланс Э. Лауд и с видом глубокой усталости помахал бумажным пакетом.

– Опять? – спросил компаньон. – Фи и ветер далеких странствий?

Оба поднялись в комнату. Компаньон молча скинул пиджак. Снял рубашку, повесил на спинку стула. Спустил с плеч подтяжки, со всем старанием заправил за пояс брюк полотенце. Реноме последнего дела, которым они занимались вот уже почти три года, обязывало к тряпкам дорогим, а второй костюм двое джентльменов позволить себе не могли.

Джейк зажег горелку, достал сковороду, шмякнул на нее колбасу из пакета. Колбаса шипела и плевалась. Д.Э. переворачивал ее вилкой, отклячив зад и отскакивая, чтобы спастись.

На стене уравновешенно тикали часы. М.Р. покосился на них – без пятнадцати два. Компаньоны приступили к обеду.

– Ну, – поинтересовался М.Р. Маллоу, – что опять-то?

Д.Э. Саммерс мрачно жевал.

– Рассказывала, как прекрасно училась в пансионе.

– Что, все два часа?

– Да.

– А ты?

– Попробовал рассказать, как вместо школы ходил в Публичную библиотеку. Барышня страшно обрадовалась. Что, говорит, Мопассана читали? Нет, говорю, Майн Рида и Фенимора Купера.

– А ты что, Мопассана не читал? – поинтересовался М.Р.

Д.Э. по физиономии компаньона понял, что Мопассана не читал зря.

– А она что? – продолжал Дюк.

Компаньон воткнул в колбасу вилку. Колбаса обиделась и плюнула. Ее обозвали непечатным словом.

– Сговор какой-то, – Д.Э. дул на обожженную руку. – Женской масонской ложи. Вздохнула, глазами сделала. Приходите, говорит, завтра, я познакомлю вас со своей маменькой. Зуб даю: уже прикидывает, как будет меня перевоспитывать, и как благодарен я ей за это буду!

– Сэр, ну вы, как маленький, – Дюк поправил полотенце за воротником. – Я же сто раз тебе говорил: женщины и правда – две вещи несовместные!

Д.Э. отозвался: «Да и черт с ней!»

– С чем? – тоже с полным ртом спросил М.Р. – С правдой? Или с этой твоей феей?

– С обеими.

М.Р. прожевал колбасу и опять покосился на часы: два ровно.

– Э-э-э… – протянул он. – Слушай, у меня свидание. Ты, надеюсь, никого не ждешь?

– Не-а, – помотал головой Джейк. – Верен своей даме.

Он встал из-за стола, оделся и взял шляпу.

– Если понадоблюсь, буду на бильярде. Или «Клондайк» на Двадцать восьмой, или на Оливвуд-Терас.

Д.Э. подумал.

– Или в борде… – начал он. – Хм, нет, туда мне финансы не позволят. Значит, либо «Клондайк» либо Оливвудд-Терас.

М.Р. Маллоу сидел в кафе «Старый квакер» на Хайленд-авеню, недалеко от того места, где находилась открытая три года назад фабрика фильмов «Лауд и Козебродски», о которой барышням знать было не положено. (Для барышень и М.Р., и Д.Э. были торговыми агентами: скучная работа, о которой почти никогда не расспрашивают.) Напротив хихикала Эйлин Купер и ее подруга с зеленой лентой в волосах.

– Та же, что была во вторник? – мучительно соображал М.Р. про эту последнюю, – или это лента? Ведь как просто в заблуждение ввестись-то, а. Они, чертовки, что-то зеленое полюбили прямо все, а не могу же я признаться, что имя забыл. В третий раз – как хотите, слишком!

М. Р. улыбнулся этой, с лентой, и с большим интересом спросил:

– И что же вы ответили Эй… то есть, мисс Купер?

– Я говорю, – живо откликнулась девица, – все эти кружева и рюши – прошлый век! А Эйлин…

Дюк смотрел в серьезные карие глаза и думал: Не крокодил. Совсем даже нет. Щиколотки тонкие, их еще и видно, когда по улице несется – темперамент, между прочим. Определенно недурна. Вам бы, мисс, не кружева и рюши, а выражение лица приобрести, вот это я понимаю, это была бы покуп…

– А я говорю, попробовать совсем не вредно! – перебила мисс Купер как раз тогда, когда несчастный М.Р. уже изготовился с честью выйти из неловкого положения.

– М-да, правда, – промямлил Дюк, но тут, к счастью, подъехал экипаж, и из него выскочил Д.Э. Саммерс.

– О, вот и он! – Дюк вскочил, чтобы пожать компаньону руку. – Рад вас познакомить с моим другом Лансом Лаудом, мисс…

Он улыбнулся изо всех сил.

– Зои Грейвс, – представилась незнакомка с зеленой лентой. – Но мне нравится, когда меня называют Натали.

Девушки посмотрели друг на друга. «Этот, про которого ты говорила?» – «Этот самый!»

– Очень приятно, мисс Грейвс, – пробормотал Д.Э. и упал на стул.

Под ладонью М.Р. лежала газета. Джейк успел увидеть фамилию «Эдисон», разобрать «кинематограф», «союз патентодержателей» и «монополизация».[11]11
  Томас Эдисон – изобретатель, первопроходец киносъемки, ощутил некоторое притеснение со стороны конкурентов, которые не замедлили появится. Однако первенства не уступил. В 1909 году он инициировал создание союза патентодержателей кинопромышленности, благодаря которому стал монополистом и получал отчисления от каждого созданного или показанного в стране фильма. – М. Р. М.


[Закрыть]

Дюк поспешно скрутил газету трубкой и убрал во внутренний карман пиджака. Джейк изо всех сил сигналил компаньону взглядом, но тот упорно делал вид, что слепой, глухой и вообще идиот от рождения.

Подошел официант.

” Вот оно, опять”, – подумал Джейк, барабаня пальцами по столу.

Он поймал единственный, но очень выразительный взгляд из-под черных бровей компаньона и барабанить перестал.

– Опять этот союз патентодержателей! Всю музыку нам испортили! Ладно, газетчики еще бегают, а лишние десять центов нам все равно не помогут – мистер Эдисон постарался. Но какой вы, однако, гад, сэр!

Д.Э. посмотрел на компаньона. Чертовски кстати посмотрел, потому что то, что осталось в кармане М.Р., было достойно жалости.

– Мятный ликер, – улыбнулась Эйлин.

Ее подруга выражала лицом муки.

“Воспитания строгого”, – отметил про себя Д.Э. Саммерс.

– Ну-ну, продолжайте, – ответил иронически Фокс.

“От мужчин только цветы и конфеты. И ни того, ни другого, что ты будешь делать! Думала, что неприступность сделает из нее королеву, испортила характер, теперь потихоньку изучает брошюру миссис Адамс с подружкой. Ну, что тут скажешь. Перед нами картинка номер, по-моему, шесть, страница двенадцать: «взгляд мечтательный и задумчивый». Так, вогнала в краску. Допялился. Теперь уже самому придется стать задумчивым и мечтательным, пока уши приличного цвета”.

Д.Э. улыбнулся себе под нос – как бы рассеянно, и потер подбородок. Мисс Грейвс заулыбалась тоже – стеснительно. Дюк проследил направление взгляда компаньона: в доме, выходящем окнами на Хайленд-авеню, мыла окно, стоя на подоконнике и подоткнув платье выше колен, чья-то горничная. Дюк поспешно сделал Д.Э. бровями и вперил взор в облака. Джейк моргнул и последовал его примеру.

“В кафе вас, мисс Грейвс, вас приглашают редко, – продолжал размышлять он. – По пальцам пересчитать можно, сколько раз это было. А мучаетесь вы потому, что вам, во-первых, хочется чего-нибудь этакого, взрослого и порочного. Вроде абсента. Но притом и публичной девкой нужно не показаться – крепкие напитки пьют только шлюхи, и на вкус дрянь, правда? А гоголь-моголь – только маленькие девочки на Рождество. Ну, и в-третьих, как бы так не ввести возможного ухажера, то есть, меня, в конфузный, не способствующий приглашениям на свидания, расход. Вам наверняка больше всего подойдет лимонад, тут вы были бы и спокойны, и довольны. Но тогда я буду выглядеть жлобом. Нет уж, девушки, разбирайтесь сами”.

– Кофейный ликер, – подсказала мисс Купер.

– Мятный, кофейный и виски «Рики» два раза.

Джейк повернулся к компаньону.

– Что интересного пишут газеты?

– Газеты? Интересного? – комически испугался Дюк, сверля компаньона твердым, зрачки в зрачки, взглядом. – Что там интересного-то? Праздник дыни или благотворительный обед, который дала на прошлой неделе миссис Старая Клешня, председательница Общества Скрипучих Корсетов?

– Ну, зачем же, – компаньон светски улыбнулся. – Вот, например….

Но его перебила мисс Грейвс.

– Мистер Лауд, вы, наверное, любите стихи? – спросила она. – У вас такой взгляд…

– Какой? – Джейк схватился за свой стакан.

– Задумчивый? – предположила Эйлин.

– Вдохновенный, – ответила подруга.

“Часа два по Сити-парку. Нет, час. Два мне не выдержать. Потом какая-нибудь скамеечка в тихом месте, под кустами, с которых за шиворот сыплются лепестки и голова болит от запаха. И тут уж до темноты. Фонари, вздохи и китайская пытка «придумай, что сказать»”.

– Нет, – коротко ответил Д.Э. Саммерс. – Простите, барышни, мне пора.

– Как пора? – чуть не заплакала мисс Грейвс. – Вы же только что пришли!

– И до свадьбы ни-ни. Так, что у нас есть? Сорок центов. Хватит, если игра будет короткой. А если повезет встретить Макса, так он и вовсе должен мне партию!

И бессердечный тип встал, с трудом скрывая облегчение.

– Дела, увы, дела! Страшно много дел. Не огорчайтесь, мисс, вас ждет Париж и модные салоны.

Он склонил голову в прощальном поклоне.

– Удачно провести вечер!

Р.Т. Козебродски тоже поднялся и джентльмены отошли на минутку, Ланс Э. Лауд передал компаньону газету, потом что-то, что тот небрежно сунул в карман брюк, и так, с руками в карманах, слушал. Потом кивнул, хлопнул мистера Лауда по плечу, кивая на столик, и тот удра… ушел.

– Эти поэтичные натуры такие застенчивые! – со всем возможным пафосом произнесла Эйлин. – Такие скрытные! Не переживай, Зои, он еще может вернуться. Он так иногда делает. Прибежит, посидит с четверть часа – и убежит. Потом снова. И опять. Вечно где-то носится.

– Да, – с озабоченным лицом, – подтвердил Реджинальд Козебродски. – Надеюсь, у него это пройдет. Когда-нибудь.

– Ничего не понимаю, – пробормотала мисс Грейвс. – Как-то это все странно.

– Конечно, странно! – согласился Р.Т. Козебродски. – Клянетесь хранить в секрете то, что сейчас услышите?

– Еще бы!

– Конечно, клянемся.

– Ну, только точно, никому не говорите!

Р.Т. понизил голос до таинственного шепота. Все трое сдвинулись за столиком.

– Так вот, – сострадательным тоном, вполголоса сказал Р.Т. Козебродски, – Ланс влюблен.

– Как? – испугались барышни.

– Да. Уже не первый год. У него уж если чувства, так насмерть.

– А кто… она? – Эйлин прищурилась на подругу.

– Она… – вздохнул Реджинальд… – Ну, она… Замужем она.

Девушки отпрянули.

– Ужасно! – сказала мисс Купер.

– Он… страдает? – спросила мисс Грейвс.

– Он? – Реджинальд Козебродски задумался. – Ужасно страдает.

И горько прибавил:

– Он надеется.

– Неизвестно, на что! – тон мисс Грейвс был категорическим.

– Да, именно, – прибавила Эйлин. – Ему же не на что!

– Она его старше, да? – продолжала допытываться мисс Грейвс.

– Ну, какая разница! – возмутился Р.Т. Козебродски. – Когда речь идет о любви, Натали, разве такая чепуха имеет значение?

– Значит, старше, – сделала вывод мисс Грейвс. – Старше, замужем и играет его чувствами.

– Да нет же! – обиделся за компаньона М.Р. – Она действительно его старше, ей лет, наверное, двадцать пять, но она… ну, просто не каждый раз может прийти на свидание. Сами понимаете, муж.

– Состоятельный, конечно? – усмехнулась мисс Грейвс, обрушивая ложечкой витую кремовую верхушку пирожного.

– Конечно, – подтвердил Р.Т. – В общем, дохлый номер.

Он откинулся на спинку стула.

– И как она… из себя? – поинтересовалась Эйлин.

– Вся из себя! – немедленно откликнулся ее ухажер. – Цаца – подойти страшно. Только Д… Ланс и решился.

Девушки обменялись понимающими взглядами.

– Тряпки, – сказала одна.

– И деньги, – согласилась другая.

– А имя у нее, – но это тоже секрет! – Реджинальд сделал страшные глаза, – неприличное!

– Да вы что! – хором вскричали девушки. – Какое? Мы никому не скажем!

– Такое неприличное, – продолжал молодой человек, – что она называет только свои инициалы: Ж.П.

Ж.П. двое джентльменов рисовали на пару. Волосы – белокурые, пышные и вьются, – без всяких споров взяли от Китти. Глаза – от актрисы из фильма «Леди или тигр?» Нос и скулы позаимствовали у греческой девчонки из прачечной. Рот и подбородок стали причиной довольно продолжительной дискуссии, но в итоге сошлись на мисс Ренни – кассирше в собственной, как компаньоны называли свою фабрику фильмов, богадельне. Ножки дамы сердца Д.Э. Саммерса получились чумазыми: кое-как приделали, перепробовав десяток лучших, от девчонок «Зигфильд Фоллис» с афиши, никак не могли остановиться. Талию Д.Э. изобразил сам – прикинув такую, чтобы можно было обхватить ладонями. Плечи пририсовал М.Р. – подразумевалось, что они нежные, как персик. На стратегическом месте ниже плеч в конце концов протерли дыру, и Дюк сказал, что так даже лучше: некоторая недосказанность, воля воображению и прочее. Руки… без рук решили обойтись.

Портрет загадочной дамы, весь исчерканный дебетно-кредитными вычислениями, покрытый круглыми следами от кофейных чашек и жирными – от колбасы, М.Р. долго прятал в стопку журналов, вытаскивая его из мусорного ведра или камина каждый раз, когда компаньон пытался от него избавиться. В отместку у мадам Ж.П. выросли усы, борода, клыки, две бородавки на носу, трубка, пластырь и бутылка рома в единственной, нарисованной на манер метлы, руке.