Текст книги "Сердце Рима"

1762 год. Париж. Франция

Она поправила меховой воротник, отряхивая с него капли – слезы растаявших снежинок. Отодвинула шторку, глядя за город, по которому ее несла повозка. Парижские улицы застыли во льдах. Самое унылое время года – январь. Праздники позади, впереди долгая стылая зима, полная болезней и холодного ветра, время дорогих свечей и окоченевших мертвецов.

Обледенелый воздух лопнул от звона колоколов. По мере приближения к собору гул слаженного хора нарастал. И, наконец, стих. Семь часов вечера.

Лорин вышла на площадь перед собором, отпустила кучера и направилась ко входу, сметая опавший снег полой накидки. Ей довелось покинуть берега Османской Империи совсем недавно. Там зима была иной, мягкой. Там под защитой достойного мужчины Лорин оставила детей до своего возвращения. В случае, ежели она в течение трех месяцев не подаст о себе знак, было составлено подробное письмо с указаниями, как отыскать в Венгрии аббатство Паннохальма. Стены, вырастившие ее, позаботятся и о детях. Первую часть дневника Лорин оставила Сафару. Никто, кроме него, не смог бы защитить бумаги. Возможно, когда-нибудь придет за ними тот человек, который сможет понять и принять многовековую мудрость Созидателей, и не использовать ее во вред. Но является ли Адам Далтон таким – Лорин не знала. Человек, которому Харди собирался вручить корону мира – Великий Могол, как символ власти и доверия, был ей незнаком. Она лишь рассчитывала, что наставник не ошибся и не прогадал с выбором. Задача Далтона – не дать политике взять верх над учением Созидателей. Не превратить их науку и философию в оружие против тех, кому они должны служить.

Собор парижской Богоматери застыл между веками и между мирами. Корнями он упирался в землю, вершиной своей, заселенной уродливыми горгульями, напоминал об адских муках, витражи, пережившие обновление, скульптуры на библейские мотивы заставляли думать о спасении души.

Лорин сняла капюшон, поправила волосы и прошла вперед между рядами свечей и лавок. В этот морозный будний день здесь было немного прихожан, и те, стоя на коленях, молили о милости того, кто сам посылал им испытания. Лорин остановилась, смиренно склонив голову. Осторожно посмотрела по сторонам. У колонны справа стоял человек, одетый в длинную черную накидку с поднятым воротом и шляпу, что полностью скрывало его лицо. Он чуть заметно махнул рукой в перчатке. Лорин сделала глубокий вдох и направилась к нему, в то время как незнакомец ушел дальше, спасаясь за колонной от золотистого отблеска свечей.

Лорин приблизилась и остановилась, глядя на него. Тень приоткрывала лишь его подбородок и узкие губы с едва заметным шрамом от неосторожного бритья.

– Какое дивное место, – его голос был тихим, но она слышала каждое слово. – Христианский собор возведен на том самом месте, где наши великие предки поклонялись Юпитеру. Рим в нашей земле и в нашей крови, лишь глупцы будут противиться правде и просветлению.

– Бесспорно, – подтвердила Лорин. Похоже, незнакомец здесь один. Она не видит ни слежку, ни прячущихся стражников, и нет у собеседника того особого чувства защищенности, что часто возникает у людей, чьей жизнью опекаются.

– В храме хранится терновый венец Иисуса Христа, вы знаете это?

– Слышала.

– А известно ли тебе, что византийский император Балдуин II заложил священную реликвию в Венеции, городе торговцев и шлюх? Да так и не смог ее выкупить. Символ страдания Господа нашего как разменная монета. Тревожно, не так ли?

Созидатель, говорящий о боге. Лорин долгое время пыталась узнать от Харди хоть малейшую информацию, которая бы подтвердила или опровергла все то, что она слышала в монастыре. Но он говорил об уровне допуска, о том, что ей не положено это знать. Со временем Лорин сделала свои выводы, и поняла одно: есть вещи, для которых ни у одного человека не должно быть полагающегося уровня доступа, хотя бы потому, что людской разум ограничен.

– Итак, вы – та самая беглянка, наделавшая столько шума, – угол шляпы повернулся к ней, будто огромный клюв ворона. – Покинувшая Тауэр с помощью ассасинов. А перед тем – подсобившая тамплиерам в вопросе установления главенства в Индии. Моё почтение, миледи, вы непревзойденный игрок. Но, должен заметить, вы сами не совсем понимаете правила игры, в которую ввязались.

– Согласна. Поэтому я хочу из нее выйти.

Из-под шляпы послышалось хмыканье. Подумав, человек опустил ворот и обнажил голову. Короткие темные волосы, высокий лоб, широкая переносица, близко и глубоко посаженные карие глаза. Харди достаточно точно описал его, чтобы Лорин не сомневалась: перед ней Адам Далтон.

– Здесь достаточно безопасное место? – спросила она.

Конечно, будь иначе, он бы не назначил встречу именно в соборе. И если бы все ограничилось светской беседой, уточнять не было бы смысла.

– А как же иначе? – спросил Далтон, не скрывая насмешки. – Мы под защитой Отца нашего! Кому придет в голову чинить распутство и зло в этом месте? Ну, кроме тех, кто носит рясу, разумеется.

– Вы получали сообщение от Алистера Харди?

– Да, – уже серьезно подтвердил тот. – Я прибыл на встречу, как мы и договаривались и напрасно прождал два дня. Позже узнал о его безвременной кончине. Чудовищно.

По сказанному тяжело было догадаться, что именно чудовищно: смерть Харди от рук Созидателей или же зря потраченное время Далтона.

– Собрание грядет, – Лорин достала из-за пазухи бархатный мешочек. – Это то, что вам должно пригодиться.

На коже его перчатки всколыхнулось отражение свечного пламени. Он развязал шнурок и заглянул внутрь мешочка. Глаза Далтона расширились. Возможно, он и рассчитывал на нечто подобное после переписки с Харди, но едва ли думал получить заветный камень так, при тайной встрече в парижском соборе. Коронация обычно происходит куда более торжественно, особенно если идет речь о правителе всего мира.

– Какой приятный сюрприз.

Это была самая удивительная фраза, которую только мог произнести человек, получивший в руки грандиозный дар. Пусть никто не падет к его ногам в тот же час, но влияние, которое он сумеет заполучить благодаря реликвии, увеличит его шансы во много раз. Он уже победитель, если не пойдет на попятную.

– И чего же вы хотите за эту безделицу?

В его взгляде, обращенном к Лорин, можно было бы прочесть вежливый интерес, если бы только она не видела его насквозь. Он боится. Боится того, что власть, которую только что вручили, могут так же легко отнять. Страшится оказаться под влиянием того, кто его возвел на пьедестал. Вот почему Адам Далтон предпочел бы не оставаться в должниках.

– Хочу, чтобы вы забыли обо мне, – Лорин легким движением пригладила мех воротника. – Не искали. Думаю, в ваших руках достаточная плата за одну жалкую жизнь.

Адам Далтон медленно убрал мешок за пазуху. Надел шляпу.

– Несколько странная просьба, но ожидаемая. Что ж, думаю, это можно устроить. В конце концов, я вам обязан, и в силах старейшин прекратить преследование.

Он чуть поднял голову, посмотрел на нее из-под шляпы и с легким раздражением, которое сопровождало удивление, спросил:

– Вы не спросите, какую сторону я собираюсь поддержать, войдя в совет?

– Не переоценивайте меня. Всё, что я хочу, это быть забытой.

Из-под шляпы донесся смешок.

– Вы слишком умны, леди Питерс, чтобы всерьез рассматривать такую возможность. На что же вы опираетесь?

– На ваше честное слово. На то, что Алистер Харди не зря доверял вам.

Лорин почувствовала жар, хотя в соборе было холодно. Душно и холодно. Легкое головокружение и учащенное сердцебиение обычно подсказывали ей об опасности. И сейчас, глядя на направленную в ее сторону руку Далтона, она не испытала удивления, рассмотрев в рукаве под кружевной манжетой дуло. Этот вариант пистолета немного отличался формой от обычного и крепился к предплечью жесткими ремнями, не позволяя соприкасаться с кожей во избежание ожогов. Обычно такое огнестрельное оружие приводилось в действие рычагом, пропущенным через плечи одежды, за воротом, другой рукой.

– Не допускают промахов только мертвые, – тень от шляпы скрывала теперь его лицо, оставив на свету только подбородок и рот. – Харди сделал верный выбор, хотя ошибся в мотиве.

Лорин посмотрела на огромный крест – символ господнего распятия, что немым укором возвышался над молящимися прихожанами.

– Пристрелите меня? Здесь?

– Вовсе нет, – Далтон протянул ей флягу. – Пейте.

– Яд? Я видела действия многих ядов. Лучше пристрелите.

– Никто не собирается вас здесь убивать, леди Питерс. Выпейте. Не заставляйте действовать силой.

Лорин испытывала невероятную… досаду. Да. Удивительно, при всем богатстве палитры чувств, захлестнувших ее в тот момент, сильнее всего была именно досада. За Харди, отдавшего свою жизнь напрасно. За себя, так нелепо сыгравшую на стороне предателя. «Твоё здоровье, дурочка», – подумала она, делая большой глоток из фляги. Жидкость была кислой и терпкой. Первые секунды ничего не происходило, а затем Лорин почувствовала тяжесть в голове, словно после солидной дозы алкоголя. Тело обмякло, хоть она еще оставалась в сознании, когда Далтон выводил ее под руки на непослушных ногах из собора. Последнее, что ей запомнилось – это ледяной колючий ветер, скользнувший по щекам.

* * *

Возвращение в реальность было болезненным и пугающим. Ей казалось, что все внутренности вырвутся из нее наружу, живот словно вспарывали ножом, во рту ощущался привкус крови. Кто-то протер ее лицо снегом, придерживая за волосы. Лорин еще не открывала глаза, а ее куда-то снова вели. Что-то больно ударило под колено.

– Залезай! Шевелись давай!

Руки крепко связаны за спиной. Часто моргая, она старалась вернуть ясность зрению. Вокруг было темно, она стояла на коленях. Здесь очень тесно, как… в карете, она в карете. И не одна. Перед ее лицом – бархатные туфли. Не сапоги, а именно туфли. Хотя на дворе зима и много снега. Его обледеневшие комья еще сползали по ее лицу и волосам, превращаясь в теплую воду.

– Сядь, Химера.

Лорин подняла голову. Бархат, еще бархат, черный, глухой, точно ночь, и бордовый, как подсохшая кровь. На толстых пальцах – золотые перстни. Тяжелый браслет на массивном запястье. Еще до того, как увидеть короткую бороду, очерчивающую широкий овал лица и оплывшую шею, мясистый нос и ненавидящий взгляд из-под лоснящихся бровей, Лорин знала, что перед ней Римлянин. Андреа де Маркато. В ее жизни было множество врагов, но все они ненавидели не Химеру, а ее образ, роль, которую пришлось исполнить на очередном задании. Все, кроме Римлянина, который презрение и злобу выливал исключительно на ее бедную голову.

– Ты у меня в гостях, или я у тебя? – спросила Лорин, садясь напротив него. Кое-как об плечо утерла влагу со щеки. Должно быть, она жалко выглядит, как и положено поверженной химере – многоликой твари, в честь которой ей дали имя.

– Скорее, мы оба гости, но у меня больше привилегий, – его широкий рот растянулся в неприятной улыбке. – Откровенно говоря, я давно бы убил тебя, разрубил бы на куски и скормил собакам, чтобы быть уверенным, что ты не сбежишь и не воскреснешь. С исчадьями ада так и следует поступать.

Лорин криво усмехнулась.

– Еще полить святой водой не забудьте. Чтобы наверняка.

Его глаза блеснули, голова надменно приподнялась:

– Но мне велено доставить тебя в Тауэр. Для суда и казни. На площади, а не на задворках темницы. На потеху толпы. Занятно, не так ли? Быдло, которое ты так хотела спасти от нас, будет ликовать в миг твоей смерти.

– Слишком много трагизма! Мне видится иной финал.

Окно скрывала толстая занавеска. Невозможно ничего разобрать. День, раз тонкой полоски света хватает слабо осветить карету, но покинули они Францию или еще нет? Освободить руки не удавалось, запястья ломило и жгло тугой петлей. Пальцы занемели.

– Ты ждешь спасения? – рассмеялся Римлянин. – От мужчины, чей разум околдовала? Соблазн, лишающий разума – вот единственное твоё умение. Но не жди напрасно. Клайв давно опьянен достатком, светскими играми, опиумом и новой пассией. Тот ассасин, что спас тебя из Тауэра, далеко. Его помощники в Лондоне мертвы.

– О, ты мастер вселять надежду, – Лорин незаметно добралась до своего корсета.

Она никогда не затягивала шнур, позволяя предмету гардероба свободно облегать фигуру, а не стягивать ее. Помимо удобства и подвижности это спасало от деформации скелета. В противном случае она бы не могла выполнять поручения Созидателей, где требовалась змеиная пластичность и кошачья ловкость, а порой и грубая сила. И все же на спине, где они причиняли наименьший дискомфорт, были вшиты пластины из китового уса, как и в самых обычных корсетах. И сейчас Лорин подлезла рукой под замявшуюся накидку и добралась до шнуровки. Ногтем поддела шов бюскьерки,[26]26
  Простроченная пазуха для бюска – китового уса, придающего форму корсету.


[Закрыть] оттягивая полоску ткани, чтобы добраться до острого, как игла, стержня. В другое время эта вещица могла бы сыграть роль оружия или отмычки, как не раз бывало, но сейчас с ее помощью придется разрезать веревку.

– Значит, ты прислужник Далтона, а? – Лорин чуть прикусила губу, когда бюск неглубоко вошел в подушечку ее пальца, пронзая кожу. Она не должна ничем выдать себя, иначе умрет, даже не добравшись до Тауэра.

Римлянин с чувством превосходства посмотрел на женщину:

– Ты думала оскорбить меня словом: «прислужник»? Какая примитивность и убогость мышления. Все мы слуги, без исключения, и лишь добровольное признание этого факта возвышает нас над прочими. Служение великой идее – это привилегия избранных.

– Проще говоря, Далтон использовал тебя, чтобы прибрать совет к рукам.

Лорин едва не вскрикнула, когда острый шип вошел под ноготь. На глазах выступили слезы, но Римлянин расценил их как проявление слабости.

– Ты не способна в полной мере осознать происходящее. Я лишь трачу время, говоря с тобой.

Он замолчал и, чуть отодвинув занавеску, устремил взгляд в окно.

«Проклятье!» – Лорин удалось просунуть бюск между пальцами, она как раз начала ковырять веревку, но в полной тишине, когда внимание Римлянина будет сосредоточено на ней и любом постороннем звуке, действовать будет невозможно.

– Ты и так тратишь время, – произнесла она. Сдула прядь волос, упавшую ей на лицо. – Значит, на самом деле это Адам ведет интрижки с политиками? Он планирует воссоздать Эдем там, где больше заплатят?

– Эдем?! Что ты знаешь о нем? – Римлянин снова смотрел на нее, и при этом не видел. Ненависть ослепляла его. – Этот глупец Харди позволил жалкой девчонке узнать о том, что она не способна понять.

– Мир порядка, гармонии и разума, – жестко ответила Лорин, задетая упоминанием имени учителя. – Это не так тяжело понять.

– Мир, где люди подобны богам из мифов, – воодушевленного фанатика уже невозможно было остановить, и, воспользовавшись этим, Лорин с двойным усердием принялась за веревку. – Где наука и познание правят над низменными инстинктами и пороками. Там не будет места бракованным образцам, подрывающим порядок и закон. О, это место для сверхлюдей! Высших!

– Похоже, скучное местечко. Лучшие достижения человеческого разума рождены из пороков. Страсть, любовь, любопытство… То, что ты считаешь недостатком, раскрывало гениев.

– Страсть – всего лишь животный инстинкт к размножению, – фыркнул тот. – Любовь… любовь, о которой так много трезвонят со всех сторон, не что иное, как вожделение, смешанное с чувством вины. В зависимости от того, какого чувства больше, люди либо завладевают объектами так называемой любви, либо опекают их. Любопытство…

Он подался вперед, и Лорин замерла, опасаясь, что Римлянин каким-то образом поймет, чем она занята.

– Любопытство – это самый страшный грех. Нас предупреждали! Нам говорили, что любопытству в Эдеме не место. Это самый гнусный из пороков. Жажда знаний, которые запрещены, которых не достойны! Тяга к запретной мудрости. О, за это должна быть жестокая кара. Ты!..

От его возгласа Лорин вздрогнула и упустила ус. Тот скользнул между веревок, содрав кожу на ладони.

– Всегда задавала слишком много вопросов! Всё хотела знать, даже то, что тебе не позволяли.

– В основном то, что не позволяли, – любезно исправила его она.

– Ты едва не погубила работу десятилетий! План был безупречный, мы не учли только того, что кто-то окажется настолько глуп!

– Ужасное разочарование: узнать, что имеешь дело с живыми людьми, – с сочувствием произнесла Лорин. Еще несколько нитей, и путы лопнут.

Римлянин выпятил нижнюю губу, что сделало его похожим на бульдога. Он собиралсядасыпать ее обвинениями, наверняка, подыскивая достаточно гадкое слово, но в это время снаружи донесся свист.

Андреа де Маркато отдернул штору, вглядываясь в серебристую пыль, разлетающуюся во все стороны от кареты. Не глядя, достал два пистолета.

– Только дернись, – сквозь зубы сказал он.

Лорин с силой тянула запястья в разные стороны. Последняя жилка стягивала веревку.

Ветер доносил возгласы кучера и щелчки кнута. Сопровождающие карету охранники объезжали вокруг, то нагоняя ее, равняясь с окном и подавая сигналы Римлянину, то нарочно отставая. Один из всадников снова подъехал ближе к окну и, придерживаясь рукой за выступающий резной узор, принялся громко кричать. Его слова уносили порывы ветра, разобрать что-то было тяжело. Но вдруг этот человек резко выпрямился, изогнулся назад, в его груди появился наконечник стрелы с крюком. И на глазах у Римлянина одного из его охранников вырвали прямо из седла.

Кто-то проскакал мимо кареты, лихо перепрыгнул к кучеру, увернулся от выстрела, и в следующий же миг сброшенный возница покатился кубарем по придорожным сугробам.

– Ведьма! – вскричал Римлянин, бешено глядя на Лорин. Видимо, он полагал, что она как-то причастна к происходящему. – Нет, от меня ты не сбежишь!

Он направил на нее пистолет, но в этот момент колесо подскочило на ледяной глыбе, руку подбросило вверх, и выстрел пришелся на стену за спиной Лорин. Падая, она успела разорвать истерзанную веревку, и ладонями защитила голову от удара о дверь. Пахло порохом. Лорин увидела безумное лицо Римлянина, вздувшиеся ноздри, выпученные глаза. Он снова выстрелил, но карета полетела кубарем. Лопнуло разбитое стекло. Лорин несколько раз больно ударилась о сидение и потолок, разбила губу о туфлю Римлянина, получила по затылку пистолетом. Они кувыркались, как циркачи на ярмарке, и вдруг все остановилось. Карета, совершив полный оборот, снова встала на колеса, перекосившись.

Лорин застонала, схватившись за голову. Перед глазами все еще пестрело, губу пекло, и по подбородку стекала капля за каплей… Лежащего в странной позе Римлянина передернуло, и он, опершись на руку, поднялся. Ошалело глядя на потрепанную женщину, которую ненавидел больше всего на свете, он нервно схватил пистолет, но в том не оказалось патронов, как и во втором. Еще не до конца придя в себя, Андреа де Маркато принялся заряжать оружие, рассыпая порох. Лорин локтем пыталась выбить дверь, давила на нее спиной, а та не поддавалась.

Вконец обезумевший Римлянин кинулся к ней, вытянув обе руки со скрюченными пальцами, намереваясь задушить или переломить шею, но вдруг жертва ускользнула прямо у него из-под носа. Дверь позади Лорин распахнулась и кто-то, схватив ее за плечи, выдернул из кареты. В рывке де Маркато наполовину вывалился в снег, успев схватить только подол юбки.

– Она?

– Похоже. Рыжая, вроде.

– Отойдите все!

Лорин попыталась встать из снега, куда ее усадили. Кто-то взял ее под мышки и поставил на ноги. Осторожно отряхнул снег с ее волос и плеч, поправил накидку, надел капюшон. Обернувшись, Лорин не сдержала удивленного возгласа.

– Дестан! – не веря своим глазам, она смотрела на темное лицо мавра. А в следующее мгновение заключила его в объятия.

Этого огромного, точно скала, воина к ней приставил Харди в качестве охранника и помощника в памятную поездку на восточное побережье Индии. И вот он здесь, спасает ее жизнь… или же нет.

Лорин отпрянула от него, пытаясь по темным влажным глазам понять, чего ей ждать. Если Дестан продолжает служить Созидателям, то едва ли случившееся можно назвать спасением. И кто эти люди вокруг? Они похожи на цыган или разбойников. Или и то, и другое одновременно.

– Вам не нужно бояться, миледи, – мягко произнес великан, угадав причину ее испуга. – Эти люди – мои наемники. Наши пути разойдутся, едва они поделят добычу. Есть еще один нерешенный вопрос. Как поступить с ним?

Лорин посмотрела на Римлянина. Тот стоял на коленях, озирался по сторонам с ненавистью и злобой, пытался освободить связанные руки. Разбойники были заняты рассматриванием сорванных с пленника перстней, оружия и дележкой багажа. Кроме Дестана никто бы не услышал ее.

– Где Адам Далтон? – спросила Лорин, подойдя ближе к пленнику.

– Гореть тебе в аду, ведьма! – порычал Римлянин и плюнул, но его яд утонул в снегу.

– Похоже, ваш Эдем хуже ада, – заметила Лорин. – Что ж. Далтон достойный наследник Рима. А ты как жил слугой, так и умрешь, в бесславии, забытый тамплиерами, которых предал, и Созидателями, которые использовали тебя. Повесьте его!

– Я доберусь до тебя, – плевался он, разрывая глотку хрипом, – я вспорю тебе кишки, я отыщу твоих ублюдков и…

Лорин вздрогнула от громкого выстрела. Глаза Римлянина соединились у переносицы, точно тот старался рассмотреть кровавую дыру на собственном лбу. Распахнув рот в немом крике, он завалился на спину. Лорин повернула голову к Дестану, который держал пистолет. Из ствола поднималась тонкая нить дыма.

– У нас нет веревки, – мрачно произнес мавр, отвечая на ее немой вопрос.

* * *

Огонь жадно принял новое угощение, заурчал, как довольный рыжий кот. Лорин развязала еще одну стопку писем и, бегло ознакомившись с их содержимым, положила на поленья.

– Всё это могло бы озолотить вас, – меланхолично заметил Дестан.

Он сидел на полу у противоположной стены. Хоть в комнате было жарко, он так и не снял теплый камзол и головной платок, завязанный на манер чалмы.

Лорин сожгла почти все бумаги, найденные в багаже Римлянина. Разбойникам письма были ни к чему, и они не возражали, чтобы «Рыжая» и «Черный» забрали их себе.

– Шантажировать этих несчастных людей? Клан доберется до них и превратит жизнь в ад без моей помощи.

Она повернулась к нему. Почти всю дорогу сюда, в Сен-Мало, она спала. Местный порт был выбран не случайно. Когда-то на этой территории находилась самостоятельная республика со своей властью и сводом законов, теперь же, когда Сен-Мало стал частью Франции, здесь был райский уголок для пиратов, корсаров, покорителей морей. Они могли не бояться расправы, пока выбирали жертв из тех, кто идет под британским флагом. И, конечно, в местных тавернах можно было нанять того, кто доставит беглянку на восточные берега.

– Как ты нашел меня?

Дестан улыбнулся, обнажая крепкие белые зубы.

– Это было нетрудно, моя госпожа. Где вы – всегда весь мир вверх ногами.

Она недовольно нахмурилась, хотя еле удержалась от улыбки.

– Отвечать шуткой на вопрос это так бесчестно!

– «Шуткой»? А, – он озадачено наморщил лоб. Похоже, он действительно не совсем понимал значение слова. – Это когда говорят неправду, которая должна показаться занятной? Тогда я вовсе не шутил. Вы не понимаете, что сделали.

Его серьезность не только удивила Лорин, но даже напугала.

– Вы пошли против клана, – он оперся локтями на разведенные в стороны колени, переплетя ступни так, что его ноги формой напоминали раскрытую книгу. – Не из страха, не ради выгоды. Вами руководило то, что они считают пороками.

«Любовь, страсть и любопытство», – вспомнилось из разговора с Римлянином. Лорин кивнула, подтверждая, что понимает, о чем речь.

– И кому какое дело?..

– Это еще не всё. Вы пошли наперекор им, бросили вызов и – выжили! Не просто выжили, а сбежали из-под самого носа. Как думаете, почему они бросили все, лишь бы отыскать вас и прилюдно казнить? Не ради мести, это для них неважно. О том, что случилось, стало известно всем, новости разлетелись в одно мгновенье. Люди начали задавать вопросы. Когда человек бежит из темницы, все спрашивают: «Как»? Но если вдруг он бежит из дворца, всех интересует: «Зачем?» Вот, чего испугались в совете. Что остальные рекруты, еще не подчинившиеся их законам, пойдут по вашим стопам. И тогда всё рухнет. Одна маленькая мышка едва не погубила целое королевство.

Лорин недоверчиво хмыкнула. Значит, вот, кем она стала? Это не то, к чему она стремилась.

– Ты же знаешь, что любовь и праздный интерес к бунтарям – признак малодушия. Обычно люди подглядывают за тем, на что самим не хватает духу.

– Они-то этого не знают, – пожал он плечами. – Сегодня им не хватило силы воли, а завтра – они решились сделать первый шаг. Не судите их слишком строго.

В камине треснуло и раскололось надвое полено. Лорин взяла кочергу и перемешала угли, вверх поднялась золотистая пыльца искр.

– Я сужу не их, а себя. Всё, что я делала – было бессмысленно. Далтон все равно возглавит совет и превратит орден в орудие на политической арене. Они всегда будут охотиться за мной. Вся жизнь в бегах… не так я себе это представляла.

Лорин обхватила колени руками и уткнулась в них подбородком. Стоило ли это всё принесенных жертв? Девочка из монастыря, ушедшая за незнакомцем в поиске ответов, получила желаемое?

Она подобрала завалившийся у каминной решетки остывший уголь, и написала на полу:

34° 58° 11° 6°.

– Что это? – спросил Дестан, наклонившись вперед.

– Координаты, – задумчиво предположила Лорин. – Я нашла их в архиве. Харди сказал перед смертью, что это важно. Но я не представляю, что имел в виду капитан. Я нашла эту запись в корабельном журнале капитана «Летучего Голландца».

– «Голландец» – миф!

– Харди не научил тебя, что громкие мифы – лишь прикрытие для правды? – она снова посмотрела на надпись. – Капитан пользовался собственной картой, в которой, клянусь, я ровным счетом ничего не понимаю. Возможно, только ему был известен шифр. Либо он и впрямь хранил все в памяти. Но знаешь, что он написал под этими координатами?

Дестан покачал головой. Он чуть раскрыл рот, внимательно слушая каждое ее слово.

– Он написал: «В водах тех сокрыты врата Дьявола. В недрах океана лежит преисподняя. Я видел, как корабли исчезают в сизом тумане, а когда ветер развеивал облако – не было ни следа судна. Это место стерегут, как имперский дворец. Трехмачтовые фрегаты стреляют по каждому, кто посмеет приблизиться. У них нет флага, а паруса черного цвета. Даже корсары и пираты не осмеливаются подойти к ним. Я смотрел в подзорную трубу на палубу одного из фрегатов целый день, и почти не видел матросов. А тех, что заметил, не смог бы уличить в службе какой-либо известной мне стране. Когда же мы и на следующее утро остались на месте, четверо из них двинулись к нам на всех парусах. Мы едва успели уйти от залпа».

Лорин замолчала. Слушающий ее Дестан разочарованно закряхтел:

– Неужели хозяин Харди мог бы сказать вам бессмыслицу?

– Как знать? В Далтоне он жестоко ошибся. Но не думаю, что такой человек мог бы промахнуться дважды. Я догадываюсь, что могло быть под водой, что следовало так серьезно охранять. И это та причина, почему журнал капитана находился в архиве, а «Голландец» стал мифом, – Лорин мягко улыбнулась, глядя на огонь, и спросила, – что ты знаешь об Атлантиде?