Текст книги "Трансгуманизм, цифровой левиафан и голем-цивилизация"

Трансгуманизм как проявление трансформации глобального капитала

Трансгуманизм проще всего воспринимать как современное проявление прогрессизма – оставленной нам в наследство эпохами Просвещения и становления индустриального общества идеологии, приветствующей любые изменения как таковые, не вдаваясь в их характер, значение и направленность.

И, безусловно, он является частью этой идеологии.

Однако их исторические судьбы принципиально различаются. Прогрессизм во всех своих формах – от наивной жюльверновской веры в абсолютную пользу любого прогресса и его марксистского отражения в общественных науках до умудренного многочисленными предательствами и службой империям «ангсоца», известного нам под именем «фабианского социализма», – был убит Первой мировой войной и пережил ее ужасы в лучшем случае как социал-империалистическая пародия на себя самого. А трансгуманизм, напротив, торжествует и распространяется именно в условиях утраты самой идеи (не говоря уже об идеологии) прогресса.

Поэтому при всей его историко-культурной связи с прогрессизмом, его развитие и популярность является специфически феноменом именно нашего времени – и уникальных, происходящих именно «здесь и сейчас», процессов.

Трансгуманизм как идейное течение, оказывающее внятное политическое влияние и являющееся уже частью современной глобальной либеральной платформы, стремительно развивается на фоне агонии традиционного финансового спекулятивного капитала и быстрого перехода его наиболее передовой части в качественно новую форму – капитала социальных платформ.

Деньги теряют значение, уступая свою общественную роль технологиям, прежде всего социальной инженерии, и рыночные отношения как основа общественной жизни на глазах вытесняются на второстепенные позиции отношениями, связанными с социальными платформами – социальными сетями, используемыми для комплексного управления людьми (при котором человек абсолютно свободно и без принуждения принимает полностью самостоятельные решения, жестко детерминированные тем, что он видит в своих соцсетях).

Безусловно, рыночные отношения не исчезают, – но их роль снижается, подобно роли насилия при переходе от феодализма к капитализму: при феодализме прямое насилие было едва ли не основным общественным отношением, а при капитализме оно, сохранившись, стало второстепенной служебной функцией, подчиненной капиталу. Так и рыночные отношения (то есть отношения обмена), доминировавшие при капитализме, становятся второстепенными, служебными в обществе социальных платформ.

Создание социальных платформ в корне меняет характер управления: если при капитализме, в условиях господства рынка оно осуществлялось, грубо говоря, прежде всего при помощи денег, то теперь деньги становятся с точки зрения управления принципиально лишними, так как управление осуществляется прямо, без посредников, индивидуализированно в отношении каждого человека в отдельности.

Помимо прочего, этот до сих пор не осознаваемый нами переход делает исторически ненужным финансовый капитал, который превратился в бессмысленного посредника, вообразившего себя центром мироздания и замкнувшего на себя до 70 % чистой прибыли наиболее развитых обществ. Поэтому он (не только спекулятивный, а весь финансовый капитал как таковой, во всех его сложившихся к настоящему времени формах) подлежит уничтожению, и содержанием современной истории человечества является его агония, а через некоторое время – и ликвидация.

Принципиально важно, что этот капитал, будучи подлинным и бесспорным властелином умирающего вместе с ним глобализированного спекулятивного мира, не уходит молчаливо и безропотно, а отчаянно сопротивляется, – и именно это сопротивление и породило как современность, так и, парадоксальным, но строго естественным с точки зрения диалектики образом, его сменщика (и окончательного могильщика) – социальные платформы.

Первоначально, в конце 90-х годов гибель глобального финансового спекулятивного капитала связывалась аналитиками и прогнозистами с неизбежным (что вполне сознавалось уже тогда) срывом человечества в Глобальную депрессию в ходе распада единых глобальных рынков на макрорегионы. Непосредственной причиной этого был кризис сбыта финансово-информационной продукции в условиях невозможности инвестировать в новые сферы развития человечества в силу их неопределенности и негарантированности прибыли.

Однако глобальный спекулятивный финансовый капитал совершил самое настоящее чудо, выиграв у небытия почти 20 лет (ибо Глобальная депрессия «при прочих равных», без сознательных усилий по ее задержке, должна была начаться еще в конце 2001 года). С макроэкономической точки зрения инструментами поддержания сбалансированности финансовых рынков (обеспечения пирамиды американского долга) стали в тактическом плане – накачка необеспеченными ипотечными кредитами США (до 2008 года), а в стратегическом – стратегии экспорта нестабильности (при Буше-младшем) и экспорта хаоса (при Обаме), пределы которым были положены в 2015–2016 году Россией (остановившей, пусть и недостаточно эффективно, расширение зоны хаоса в Украине, Сирии и Турции).

Однако не с макроэкономической, а с более глубокой, структурной точки зрения спекулятивный финансовый капитал продлил сбалансированность мировых рынков на почти 20 лет открытием новой сферы деятельности и, соответственно, крупномасштабного инвестирования, – Интернет-коммуникаций, из которых успели вырасти социальные сети как новая, третья среда обитания человечества и, главное, социальные платформы как новая форма его организации.

Финансовый капитал отнюдь не бесплодно оттянул начало своей гибели на 20 лет: за это время он успел, пойдя даже на отрицание органически свойственного ему стремления к прибыли (ибо социальные сети долгое время были принципиально бесприбыльными), создать качественно новую среду своего следующего воплощения – капитал социальных платформ. Теперь он имеет возможность продлить не просто свое существование, но и свою жизнь в качестве доминанты мировой истории, перейдя из формы финансовых спекуляций в отрицающую ее форму социальных платформ. На бесплодное сопротивление будущему и гибель обречена лишь та (пусть количественно и преобладающая, как это обычно бывает) часть финансового капитала, которая не успеет это сделать.

Трансгуманизм на этом историческом фоне представляется одним из проявлений общего перехода от финансовых спекуляций к социальной инженерии.

Его радикальность естественным образом привлекает необразованных энтузиастов, которых все больше и которые все влиятельнее в силу общих тенденций человеческой деградации, и энергичных разрушителей старого порядка в интересах наиболее агрессивных страт глобального капитала (до сих пор именуемых порой троцкистами в честь одного из самых ярких представителей этой служебной функции).

Однако трансгуманизм исключительно важен для современного капитала и по более глубоким причинам: создавая новые рынки, он позволяет ему продлить свое существование в старой, рыночной форме, – и одновременно открывает новые горизонты перед глобальной элитой в части как расширения личных возможностей, так и преобразования подвластной им части человечества.

Рыночная важность трансгуманизма

Для традиционного капитала исключительно важным представляется то, что трансгуманизм, подобно другим движениям, направленным на трансформацию человека (например, пропаганде сексуальных извращений), существенно меняет поведение своих адептов и тем самым создает принципиально новые рынки сбыта.

В условиях глобального кризиса рыночной экономики (который прекратится лишь с завершением ее трансформации в нерыночное в основном хозяйство, основанное на социальных платформах) спрос является величайшим и постоянно усиливающимся дефицитом, а рынки сбыта – абсолютной ценностью, новым святым Граалем, даже намек на который кардинально меняет поведение крупного капитала и, соответственно, направление движения финансовых потоков.

То, что трансгуманизм обещает новые рынки сбыта (и при этом крайне долгосрочные – в соответствии с ожидаемой сверхвысокой продолжительностью жизни его адептов), уже само по себе делает его крайне влиятельной силой рыночной экономики и заставляет крупнейшие корпорации служить ему преданно и без оглядки. А то, что разными формами биохакинга он уже сейчас создает качественно новый (пусть пока еще и не очень значительный по объемам), ранее никогда не существовавший спрос, весьма существенно подкрепляет его претензии и окончательно закрепляет его положение как серьезной рыночной, а следовательно – и политической силы.

Необразованность и низкий культурный уровень в сочетании с абсолютной самоуверенностью и упоением собственным величием характерны для российской правящей тусовки, – однако весьма распространены и среди представителей западных нуворишей, сколотивших состояние на волнах финансовых спекуляций, связанных с разграблением Советского Союза и развитием на его костях глобализации. В силу безграмотности и ограниченности они, в отличие от представителей «старых денег», в массе своей не могут даже вообразить неизбежности гибели своих капиталов в глобальном финансово-технологическом катаклизме и стремятся к максимальному продлению своих жизней и к максимизации получаемых удовольствий, искренне полагая решенными (или незначительными на фоне своего величия) все остальные проблемы.

Трансгуманизм за счет единственно понятных примитивному механистическому мышлению внешних технологических улучшений обещает этим нуворишам и продление жизни (вплоть до бесконечности), и максимизацию удовольствий, включая принципиально новые, еще никем и никогда не испытанные. Принципиально важно, что для критически значимой части представителей современной пресыщенной элиты второе вполне сопоставимо по своей значимости с первым.

И продление жизни, и эти отчасти еще не существующие, никем не представимые и лишь туманно предполагаемые удовольствия представляют собой качественно новые товары, которые стоят денег и контроль за которыми обеспечит богатство и колоссальное рыночное могущество.

Но, разумеется, их основное значение в ином.

Стать богами и повелевать массами покорных

Травматичность, ненадежность и недостаточная познанность средневековых орденских методов продления активной жизни, основанных на мобилизации скрытых способностей организма при помощи комплекса психофизиологических шоков, способствует активизации исследований не только в умирающей от запредельной бюрократизации традиционной медицине, но и в направлении обогащения достижений биологической науки высокими результатами других наук. Поверхностное применение этих достижений к человеку и ажиотаж вокруг связываемых с этим возможностей и составляет, насколько можно судить, основу современного трансгуманизма.

Он манит современные элиты прежде всего призраком бессмертия, а уже на первом этапе, в самом ближайшем и вполне обозримом будущем, – возможностью неопределенно длительного продления насыщенной, яркой и полноценной жизни.

«Промежуточным этапом» движения к этой сияющей мечте является качественное повышение эффективности человеческого организма, – помимо физиологической и эмоциональной (хотя последняя сторона жизни интересует адептов трансгуманизма поразительно слабо), еще и интеллектуальной, обещающей обеспечить качественное превосходство во всех видах жизненной конкуренции.

По сути дела, трансгуманизм обещает не только превратить своих адептов в богоподобные существа, но и прежде всего поднять их качественно выше обычных людей, превратив в своего рода касту сверхлюдей.

Насколько можно понять, современные исследования направлены не только на повышение возможностей человеческого организма, но и на его существенное ограничение для искусственного создания специализированных подвидов, – разного рода «служебных людей», о которых говорил вице-президент РАН Ковальчук, – в основном не способных к саморазвитию. Последнее обстоятельство освободило бы хозяев «нового мира» от всякой, даже потенциальной угрозы социальной конкуренции. Затаенную мечту западной элиты о выведении таких «пород человека», более всего напоминающих породы безысходно покорных животных, исподволь выразил еще Оруэлл в «Скотном дворе»; трансгуманизм порождает надежду на скорое и надежное воплощение этой мечты в жизнь.

Эти перспективы вряд ли соответствуют реальным возможностям, так как трансгуманизму свойственно абсолютизация локальных достижений при полном игнорировании все еще недостаточной познанности глубоких, фундаментальных процессов (лишь одним из их видов представляется специфическое воздействие разума на обычные биологические процессы, к изучению которого только подступает современная наука).

Если же учесть колоссальную энергию трансгуманизма и, соответственно, глубину его безоглядного «забегания вперед», он представляется несомненной угрозой для тех из его адептов, кто решится выступить в роли «подопытных кроликов», – или, как это, скорее всего, будет пышно именоваться, «пионеров нового магистрального пути развития человечества».

Вместе с тем нельзя не осознавать, что впереди – эпоха Великих физиологических открытий, которая, насколько можно судить, станет стартом коммунизма (разумеется, существенно отличного в своих бытовых проявлениях от наших стандартных представлений о нем, сформированных на материале полуторавековой давности) примерно так же, как эпоха Великих географических открытий стала стартом капитализма.

И глубокое преобразование человека действительно станет магистральным направлением приложения его сил, – однако это преобразование будет не внешним, механистичным, воспринимающим человека как набор протезов или алгоритм, лишенный свободы воли. Человек, безусловно, слишком сложен для искусственного интеллекта и представляет собой глубочайшую и запутанную проблему в контексте современной науки. Поэтому подход свойственный трансгуманизму в силу своей поверхностности и насильственности обречен на неудачу.

Будущее, по всей видимости, принадлежит разнообразным технологиям high-hume (названным так по аналогии с high-tech с учетом применения к человеку), обеспечивающим развитие и совершенствование человека на основе не его отказа от своей природы как некоего постыдного ограничителя, а, напротив, органичного развития и совершенствования этой природы в соответствии с уже имеющимися в ней потенциальными возможностями и обещаниями.

Разумеется, угроза срыва в «вертикальный прогресс» по Стругацким, заключающаяся в необратимом разделении человечества сначала на психофизиологической, а затем уже и на биологической основе, сохраняется, – однако в случае ориентации на развитие наличной природы человека вместо ее попрания и отбрасывания данная угроза становится значительно менее выраженной, некоей побочной опасностью, вполне устранимой и исторически преодолимой.

Архитекторы трансгуманизма и цифровой Левиафан
Игорь Шнуренко

Пионеры постчеловечества

Кто проезжал по калифорнийской автостраде номер 1, не мог не восхищаться видами, которые открываются буквально за каждым поворотом. Оставив позади безумный сгусток нервов под названием Лос-Анджелес, под раскалённым солнцем, пробиваешься на Вентуру и выезжаешь к Тихому океану. Автострада тянется вдоль берега от самой мексиканской границы, но именно здесь, на участке от Санта-Барбары до Монтеррея, она прекраснее всего.

Перед городком миллиардеров Кармел, не доезжая миль сорока до Монтеррея, расположен Биг-Сур – об этом месте в путеводителях и сейчас пишут как о побережье с самыми захватывающими видами в Соединённых Штатах. В ближайших посёлках и поместьях живут, пожалуй, самые обеспеченные люди страны – при этом узкая двухполосная дорога и инфраструктура вдоль неё выглядят довольно запущенными. Здесь практически нет ни туалетов, ни мест для парковки – путнику словно говорят: не задерживайся, тебе здесь не рады!

Именно здесь, в Биг-Суре, разворачивается действие одноименного романа культового американского писателя Джека Керуака, предтечи поколения «детей цветов». В романе он вывел своих друзей, которые вместе с ним стояли у истоков движения битников: Леона Ферлингетти, Уильяма Берроуза, Аллена Гинзберга. Битники искали счастья в простой жизни, отрицали цивилизацию, погрязшую во лжи и собственном мусоре, отрицали бизнес, требующий отказа от себя и конформизма, отрицали науку, создающую всё новые орудия убийства, и отрицали технологии, разрушающие личность, превращающие человека в ресурс и объект для наживы.

Всё, чего хотели битники, – чтобы их оставили в покое, поэтому многие из них перебирались в эти безлюдные места, где, по их представлениям, можно было жить в гармонии с природой, не обращая внимания на государство и общество.

Люди жили здесь три тысячи лет, много веков местность была заселена индейцами племени эсален, которые почти все вымерли после того, как сюда пришли европейские переселенцы. Потом в Биг-Суре были обнаружены горячие источники, их облюбовали гомосексуалисты из Сан-Франциско. Потом калифорнийская дорога номер 1, построенная как частно-государственное партнёрство, указала битникам путь к свободе.

Именно здесь Майкл Мёрфи и Ричард Прайс, два молодых выпускника Стэнфорда, в 1963 году построили Институт Эсален, названный так в честь тех самых уничтоженных индейцев. Специально для института было возведено здание «Колледжа Всех Религий» с большим залом, где можно было медитировать человеку любой веры. Архитектура здания была скопирована с католического монастыря, расположенного в южной Калифорнии и превращённого в индуистский центр. Эсален стал, и до сих пор является, колыбелью и своего рода супер – маркетом современных синтетических учений, известных под общим названием «Нью-Эйдж» (New Age, «Новая Эра»).

Именно этому центру, затерявшемуся среди скал и сосен Калифорнии, суждено было сыграть ключевую роль в уничтожении Советского Союза. Именно здесь родилось мировоззрение, давшее миру Силиконовую долину, эту «Святую Землю» всех технократов и технофутуристов. Именно здесь жили и работали провидцы, шаманы и гуру, которые повлияли и продолжают влиять на создателей ведущих технологических корпораций мира: Apple, Google, Facebook и многих других. Именно здесь были заложены основы трансгуманизма – современной философии, возникшей на гребне технооптимизма в связи с развитием искусственного интеллекта.

Но институт с самого начала опережал время, так что, возникнув на исходе второй промышленной революции, он стал позиционировать себя как центр контркультуры.

Приветствовались критические умы, которым было тесно в рамках потребительского общества. Автор многозначного романа «Прекрасный новый мир» Олдос Хаксли участвовал в жизни Эсалена с момента его основания. Один из первых семинаров Хаксли в стенах Эсалена назывался «Человеческий потенциал». Идея Хаксли состояла в том, что современная цивилизация угнетает человека, поэтому нужно освободить его от оков, накладываемых обществом, и дать ему по-настоящему раскрыться.

О «раскрытии человеческого потенциала» впоследствии много говорил и советский лидер Михаил Горбачёв. А команду его спичрайтеров возглавлял Александр Яковлев – партаппаратчик, в 1958–1959 годах стажировавшийся в Колумбийском университете. Конечно, Яковлев, чьей специализацией была американская литература, не мог «пройти мимо» насыщенных политической философией романов Хаксли.

Теме освобождения человека от оков современной цивилизации были посвящены в Институте Эсален курсы гештальт-психологии и программа изучения шизофрении. Шизофренией страдал сооснователь института Ричард Пирс, который сам вёл практику гештальта. Под ней подразумевалось осознание человеком своего существования как единства тела, духа, разума и Земли во всех их взаимосвязях.

Проблема сознания привлекала в Эсален альтернативных психологов, психиатров, медиков и исследователей парапсихологии со всего мира. Майкл Мёрфи утверждал, что космос – это спящий дух, что божественное присутствует во всём, что находится во Вселенной, в том числе в человеке, и эта сущность стремится проявить себя. Надо дать ей волю и освободить от оков. Излагаемые теории лежали пока что в рамках привычного гуманизма, но вектор на освобождение человека от оков и стремление разбудить его дух было довольно близко к воззрениям русских философов-космистов – таких, как Вернадский и Фёдоров. Этому сходству предстоит сыграть огромную роль в формировании воззрений контркультурных гуру, идеи которых впоследствии приняли на вооружение Стив Джобс и другие лидеры технобизнеса.

Достаточно быстро в центре появились откровенные оккультисты. Интеллектуалы – ученые, профессионалы, специалисты в самых разных областях, а порой и просто шарлатаны – приезжали сюда в надежде на самореализацию. Есть мнение, что деятельность Эсалена в какой-то мере. направлялась американскими спецслужбами, заинтересованными в том, чтобы держать под контролем диссидентов.