Текст книги "Код Электры"

19

Второе письмо Акселя в пересказе Малин

1. Аксель встречается с человеком из Сообщества

Свидетелей Странного в его офисе, в доме в Гётеборге, который называется Сальгренским домом.

2. Этот человек знает об астролябии и спрашивает о ней Акселя. Аксель говорит, что когда-то давно видел ее у Нильса Эрикссона, но не рассказывает, что украл у него астролябию и спрятал ее!

3. У человека есть старинный документ. Это инструкция к астролябии, где сказано, как ею пользоваться. На рисунке у астролябии есть дополнительная стрелка сзади. На астролябии Нильса Эрикссона такой стрелки нет. Может быть, поэтому она у Акселя не работала?

4. Человек говорит, что их несколько – целое сообщество пытается выяснить, где астролябия. Они хотят стать первыми, кто сумеет использовать силы Земли. Акселя приглашают приходить на их встречи, если он хочет.

5. Аксель радуется возможности повстречаться с теми, кто тоже интересуется земным излучением и всем прочим. Он соглашается. Он фантазирует о том, как выкопает астролябию и пустит ее в ход…

6. В конце он говорит, что забыл фрёкен Сильвию!

7. Письмо заканчивается зашифрованным сообщением:

ЧДМЖУЦРУВРБЦРДЩРОЖЖРМ ЦОДХЭЕД

НЖ

А еще там написано: «У инструмента есть ключ!»

– Инструкция по применению, – проговорила я. – Там разъясняется, как действует астролябия! Эх, нам бы такую инструкцию!

Все это показалось мне чудовищно увлекательным. Ах, если бы только узнать, как работает астролябия! В глубине души я надеялась, что астролябия может управляться пересечениями силовых линий. А вдруг эти пересечения смогут вернуть хотя бы часть того старого, что ушло навсегда? Что-нибудь такое, что сейчас погребено под шоссе и заправками? Забытая сила… «Все, что привыкли мы видеть вокруг…» – так сказано в песне фрёкен Сильвии. А пересечения силовых линий – это ведь природное явление, не так ли? Что, если они могут вылечить моего папу?

– Как ты думаешь, любой может использовать астролябию, если просто иметь инструкцию? – продолжала я. – Или нужно быть избранным ребенком-лозоходцем?

Но Орест, само собой, думал совершенно о другом.

– Польхем и Сведенборг? – проговорил он. – И братья Эрикссон? Неужели?

Польхем, как разъяснил мне Орест, – это человек, который жил давным-давно и занимался механикой и расчетами. Судя по всему, очень известная личность. А вот про Сведенборга мы никогда не слышали. Но больше всего нас заинтересовало то, что связано с братьями Эрикссон.

Нильс Эрикссон был нам уже знаком. Именно он построил в Швеции первые железные дороги. Например, дорогу от Стокгольма до Гётеборга – ее грохот я слышу каждый день, выходя в сад или шагая в школу. Аксель украл астролябию у Нильса Эрикссона. Стало быть, у Нильса был еще брат? Джон?

Орест, конечно же, знал все о Джоне Эрикссоне. Достав с полки книгу, он открыл страницу с изображением строгого мужчины и стал читать мне вслух, записывая самое главное в блокнот.

Записки Ореста о Джоне Эрикссоне

Братья Нильс Эрикссон и Юхан Эрикссон родились в местечке Лонгбансхюттан в Вермланде. Нильс был старшим братом, Юхан – на два года младше. Семья обнищала и переехала в Форсвик, где шло строительство Гёта-канала.

Нильс Эрикссон стал строителем дорог и каналов. Со временем он поменял фамилию, и она стала писаться как Эриксон, с одним «С»! Его брат Юхан считал, что это ужасно глупо!

Юхан стал изобретателем. Он изобрел тепловую машину и локомотив. Он переехал сперва в Англию, потом в США. Там и стал называться Джоном. В США прославился тем, что сконструировал военный броненосец «Монитор». А еще экспериментировал с солнечными машинами, которые могли бы добывать энергию из солнечных лучей (вроде современных солнечных панелей), но не добился успеха.

В молодости Юхан (Джон) Эрикссон был влюблен в девушку по имени Каролина Лильешёльд. Они собирались сбежать и тайно обвенчаться, но им помешал ее отец. Тем не менее она родила от Джона Эрикссона мальчика. Джон жил за границей и женился много лет спустя, когда Каролина вышла замуж за другого. Сын Джона, которого родила ему Каролина, вырос в семье сестры братьев Эрикссонов. Джон встречался с ним только один раз, когда сыну было уже за сорок.

– А вот это? – спросила я, указывая на страницу. – Это ты не хочешь записать?

Я прочла через плечо Ореста: «Рассказывают, будто «маленький серый старичок» однажды предсказал, что дети, родившиеся в маленьком домишке в Лонгбан-схюттан, где выросли братья Эрикссон, будут творить великие дела».

Предсказание! К тому же предсказание, которое сбылось! Оба брата творили «великие дела», строили железные дороги и военные корабли.

– Ха! – сказал Орест. – Эту историю кто-нибудь в Лонгбансхюттане наверняка придумал гораздо позже, когда братья уже прославились. Маленький серый старичок – а это кто еще? Гном?

Он не добавил в свой блокнот ничего про маленького серого человечка. Но вот об истории несчастной любви написал! Почти столько же – про нее и несчастного сына, как и про изобретения Джона Эрикссона! Получается, ему не так уж чужда романтика, моему другу Оресту.

– Идем в библиотеку прямо сейчас! – предложил Орест. Он держал в одной руке блокнот, а в другой странную серебристую штучку. – Посмотрим, удастся ли нам выяснить, что это за штуковина.

– Но, может быть, попытаться сперва разгадать шифр? – предложила я. – «У инструмента есть ключ…» Как ты думаешь, он имеет в виду астролябию? Попробуем шифр Виженера, который Аксель использовал в прошлый раз? И что-нибудь написанное на астролябии в качестве ключа? Может быть, Fides Scentia?

Но как раз Fides Scentia Орест уже попробовал – оно не подошло. Орест считал, что мы должны выяснить, что это за странная штуковина, чтобы продвинуться в решении шифра.

– Так вот, – сказал он, – мы должны пойти в библиотеку.

Прекрасное предложение. Правда, теперь у меня есть собственный смартфон, с которого я могу выйти в интернет. А Орест может чисто теоретически пользоваться маминой компьютерной комнатой, когда захочет. Единственная проблема заключается в том, что моя мама все сурово контролирует – и мой смартфон, и что Орест делает на компьютерах. Если мы начнем из дома гуглить Джона Эрикссона и странные штучки, мама тут же спросит, зачем нам все это. И что мы тогда ответим?

Куда надежнее воспользоваться читательскими компьютерами в библиотеке. Плюс там всегда можно спросить библиотекаря о том, что трудно найти в сети.

Но я не могла тут же взять велосипед и поехать в библиотеку. Потому что обещала поехать с Санной и ее папой в Гётеборг, чтобы пройтись по магазинам.

Попрощавшись с Орестом, я столкнулась на крыльце с Моной. В руках она держала осколки цветочных горшков, виду нее был озабоченный.

– Надо еще соли, – пробормотала она.

Но я спешила и не могла остановиться, чтобы расспросить ее, что случилось.

Когда мы вернулись из города, папа Санны высадил меня почти у дома. Ноги болели – мы проходили вверх-вниз по улицам несколько часов.

Едва я переступила порог, как мама окликнула меня из гостиной.

– Малин! – крикнула она. – Иди сюда!

Я так и застыла. Казалось, по гостиной пронесся ураган. Книги с полок валялись, разбросанные по полу, опрокинутый стул лежал на спинке, подушки с дивана, обычно стоящие ровными рядками, были сложены рядом высокой стопкой.

Я стояла открыв рот.

Что натворила мама?

Но потом я заметила лежащую головой у мамы на коленях Электру. Малышка крепко спала, засунув палец в рот.

– Да, наконец-то она заснула! – сказала мама. – Она уже давно здесь – внезапно выросла передо мной тут, в гостиной, когда я и не ждала ее совсем. И она, конечно, ужасно милая, но я не могу уследить за ней, когда мне не встать! А у Моны, небось, и телефона нет, так что я не могла позвонить ей и попросить забрать Электру. К тому же я не знаю, куда подевался Фредрик, – он не взял с собой телефон!

Мама говорила и весело, и раздраженно. Она ведь очень любит Электру… но не так-то просто приглядывать за маленьким ребенком, когда сам прикован к дивану.

Я стала собирать с пола диванные подушки. Мама так устала, что тоже задремала на диване рядом с Электрой, пока я расставляла книги по местам.

Чем, собственно говоря, занят папа? Почему он не дома, почему не ухаживает за мамой?

На журнальном столике лежал мамин планшет, дисплей еще не погас. На нем была картинка: секция таунхауса. Я закрыла это окно, и тут же появилось новое, с другим домом. А потом – квартира в квартале Хюлан неподалеку от нас.

Почему мама вдруг так заинтересовалась жильем? Это совершенно необъяснимо. Если только не… внутри у меня все похолодело.

1. Люди, которые гуглят дома, – это люди, которые собираются переезжать.

2. Наша семья не собирается никуда переезжать.

3. Кто же тогда хочет переехать?

4. Мама? Мама и папа собираются разводиться?

Я по-прежнему пыталась отогнать Очень Плохую Мысль о разводах, когда Электра проснулась. Я отнесла ее к дому Ореста.

И – угадайте, кого я застала? Там за кухонным столом преспокойно сидел папа и помогал Моне сортировать по кучкам разные семена.

20

Папа объяснил: сначала он типа был в лесу, а потом помогал Моне с этими семенами. Не могу сказать, что мне это показалось убедительным. Но расспрашивать почему-то не хотелось… Скорее всего, я просто боялась его ответов. Вернувшись домой, ни я, ни папа ни словом не обмолвились о том, где он был. Он всячески старался компенсировать свое отсутствие, приготовив на ужин лазанью. А еще принес удлинитель, чтобы мама могла заряжать свой ноутбук, не вставая с дивана.

В воскресенье мы с папой сели на поезд и поехали в Гётеборг, а потом на трамвае в Валанд на мои занятия по виолончели. И тогда я решила для себя, что у мамы с папой все хорошо, а то, что я надумала себе про разводы и переезды, – полная чушь. Наверное, маме просто любопытно. Может быть, кто-то из ее знакомых собирается переезжать.

На улице было солнечно и хорошо, так что после занятия мы дошли пешком до Центрального вокзала, вместо того чтобы ехать на трамвае. В этом случае надо пройти вдоль всей авеню. Это широкая улица в центре Гётеборга, и мне очень нравится идти по ней, когда хорошая погода, народу немного и никто никуда не спешит. Ясное дело, когда на улице тепло и светло, люди спешат гораздо меньше обычного.

Мы остановились и купили фалафель с уличного прилавка.

Тут прилетела чайка и давай кричать – да еще с таким видом, будто хочет мой фалафель! Не получив его, она схватила с земли обертку от мороженого, а потом взлетела и уселась на голову статуи, изображавшей мужчину в пиджаке, который стоял и читал какую-то бумагу. Статую окружал сквер, она стояла на большом постаменте. Я прочла надпись: «Джон Эрикссон».

Брат Нильса Эрикссона!

– Это же он! – воскликнула я.

– Кто? – спросил папа, вертя головой и разглядывая прохожих. Конечно же, он подумал, что я увидела кого-то из знакомых.

– Джон Эрикссон! – сказала я, указывая на статую.

– Ах вот что… – удивленно проговорил папа. – Это мама любит тебе о нем рассказывать?

Ясное дело, он подумал именно так, ведь мама наверняка чувствует свое сродство со всякими техническими гениями.

– Он был изобретателем, – сказала я. – Сам из Швеции, но потом уехал в Великобританию и США.

Папе стало любопытно. Достав телефон, он начал гуглить.

– Изобретатель гребного винта в судостроении! – воскликнул он. – Создал знаменитый броненосец «Монитор». Но… какой ужас.

– Что такое? – спросила я. – Он сделал что-то плохое?

– Нет-нет, – ответил папа. – Ему поставили памятник, это хорошо. В 1897 году скульптору по фамилии Фальстедт поручили отлить статую Джона Эрикссона. Он собирался сделать бюст, установив его на колонне, украшенной львом. А в лапах лев должен был держать гребной винт. Но ему не разрешили делать такую статую, вот и пришлось изваять Эрикссона в полный рост, с руками и ногами. И это оказалось так сложно, что он совершенно выдохся – выгорание, как говорят сегодня. И вскоре после того, как статуя была закончена, он наложил на себя руки.

Папа, похоже, очень расстроился. Раньше папа болел, потому что у него было что-то с сердцем. Но при этом очень много работал, был в постоянном стрессе. Думаю, поэтому он так огорчился из-за того скульптора.

Когда мы пошли дальше, он подавленно молчал. Наконец мы добрались до Центрального вокзала, который находится рядом с автобусным терминалом Нильса Эрикссона. То есть братья Эрикссоны почти встретились на двух концах одной улицы!

Должно быть, я проходила мимо этой статуи сотни раз. Но тогда я не знала, кто такой Джон Эрикссон. И Нильс Эрикссон, впрочем, тоже. А что, если Джон тоже держал в руках астролябию? А что, если он встречался с фрёкен Сильвией?

– Малин, – сказал папа, когда мы сидели в поезде по пути домой. – Как ты считаешь, мне стоит вернуться на прежнюю работу?

Я покачала головой. Не очень представляю себе, что там папа делал, на своей прежней работе. Но точно знаю, что он гораздо счастливее сейчас, когда ходит по лесу и собирает сосновые побеги вместе с Моной.

21

Орест в библиотеке хорошо поработал! Во-первых, ему удалось выяснить, для чего нужна та металлическая штуковина. Вот что записано в его блокноте:

WHEATSTONEs SYMPHOMIUM

Материал: металл

Размер: 5–6 см в ширину

С одной стороны виднеется большое круглое отверстие с белым кантом. По бокам белые кнопки. С каждой стороны по двенадцать. Спереди под отверстием гравировка:

By his majesty’s letters patent

C WHEATSTONE

Inventor

20, Conduit St. Regent Street

LONDON

Это музыкальный инструмент! Типа губной гармошки. В отверстие можно дуть, а нажатием кнопок по бокам извлекать разные звуки.

Изобретателя звали Чарльз Уитстон. Инструмент он запатентовал в 1829 году. Это был британский физик, ученый и изобретатель. Кроме того, он был человек замкнутый, не любил общаться с людьми.

В Лондоне стал профессором и сделал много важных изобретений.

Он автор «моста Уитстона» – прибора для измерения сопротивления, который до сих пор очень известен!

И еще он изобрел алфавитный указательный телеграф для передачи азбуки Морзе.

И, наконец, сварганил этот инструмент, потому что его дядя держал фабрику по производству музыкальных инструментов. Позднее он изобрел другой инструмент под названием КОНЦЕРТИНА – что-то типа гармони.

Он и его друг Лайон Плейфер очень любили криптографию и развлекались тем, что разгадывали зашифрованные сообщения в газетах. Уитстон придумал новую разновидность шифра. Хотя его создал Уитстон, шифр получил название по фамилии его друга Плейфера – его до сих пор считают шифром Плейфера!!!

Так что на сей раз Аксель, понятное дело, использовал шифр Плейфера![8]8
  Хотя шифр Плейфера – ручную симметричную технику шифрования, устойчивую к взлому, – придумал физик Чарльз Уитстон, но продвигал на государственном уровне эту технику британский ученый и политик лорд Лайон Плейфер (1818–1898), поэтому шифр и назван его именем.


[Закрыть]

– По поводу кода Плейфера написано в «Книге шифров»! – Орест ткнул пальцем в страницу.

«Книга шифров» Саймона Сингха[9]9
  Саймон Сингх (р. 1964) – британский писатель, журналист и режиссер-документалист, посвятивший себя популяризации точных и естественных наук и криптографии. Его «Книга шифров» переведена на многие языки, в том числе на русский.


[Закрыть]. Орест держит ее у себя, хотя на самом деле это библиотечная книга. На первой странице по-прежнему красуется клеймо «Библиотека Лерума», но книга бывает в ней лишь иногда и недолго: когда Оресту приходится ее сдать, чтобы тут же взять снова.

Меня мучили сомнения. Неужели Аксель так хорошо знал, кто изобретатель музыкального инструмента, что использовал шифр того же самого изобретателя? Зачем ему в таком случае понадобилось посылать нам ВЕСЬ музыкальный инструмент? Разве недостаточно было просто написать на бумажке «Уитстон»? Хотя нет, Аксель любил хорошо маскировать свои послания. Не хотел, чтобы его подсказками мог воспользоваться кто попало.

Я вертела в руках симфониум – судя по всему, инструмент назывался именно так.

– Так что, сюда надо дуть? – спросила я. Мне это показалось, мягко говоря, странным.

Орест радостно закивал:

– Да!

Я приложила отверстие с белым кантом к губам и подула. Губы защекотало, из инструмента вырвался резкий дрожащий тон. И правда, похоже на губную гармошку.

– Но кнопки заело, – добавил Орест. – Сыграть можно только две ноты.

Он оказался прав. Я попробовала все маленькие кнопочки по бокам симфониума – только две из них можно было сдвинуть с места. Нам достался музыкальный инструмент, на котором можно было сыграть только две ноты.

– Ну ладно, тогда расскажи о шифре Плейфера, – сказала я.

Оресту и так не терпелось: он тут же кинулся мне рассказывать.

Записки Ореста: шифр Плейфера

Шифр Плейфера действительно изобрел Уитстон, но прославил его друг изобретателя лорд Плейфер.

Кроме того, Уитстон и Плейфер дружили с Беббиджем – тем, кому удалось в конце концов взломать шифр Виженера.

Сделать шифр Виженера довольно трудно.

Шифр Плейфера проще. Нужны только бумага и карандаш.

Уитстон хотел, чтобы британская армия начала пользоваться его потрясающим шифром, но военачальники сочли солдат своей армии слишком глупыми, чтобы научиться этому. Уитстон пообещал, что менее чем за пятнадцать минут обучит своему шифру трех из четырех школьников. Но вояки, видимо, оказались еще глупее школьников.

В шифре Плейфера заменяют за один раз не одну букву, а две.

Все буквы алфавита записывают в прямоугольник размером 8 клеточек в длину и 4 в высоту. «Е» и «Ё» обозначаются одной буквой.

Но сперва в прямоугольник вписывают свое ключевое слово. А затем все буквы в алфавитном порядке. Кроме тех, которые уже есть в ключевом слове, конечно же.

Если мы решим, что ключевым словом станет слово «послание», то наша матрица будет выглядеть вот так:

Затем разделим то сообщение, которое хотим зашифровать, на пары букв – две буквы за раз.

Если две одинаковые буквы стоят рядом, между ними ставится Х. Если какая-то буква остается в конце слова одна, после нее тоже ставится Х.

Поэтому, если наше сообщение —

ПОЙДЕМ В КИНО, ОРЕСТ,

то мы делим его следующим образом:

ПО-ЙД-ЕМ-ВХ-КИ-НО-ОР-ЕС-ТХ.

Теперь можно начать шифровать!

Тут есть три правила.

1. Если обе буквы стоят в одном ряду, то каждую букву в паре заменяют на букву, стоящую СПРАВА в том же ряду:

* То есть «по» превратится в «ос», а «йд» в «кж».

2. Если обе буквы не стоят в одном ряду или в одной колонке, то надо пройти по РЯДУ, где стоит первая буква, пока не дойдешь до КОЛОНКИ, в которой стоит вторая. Там и будет кодовая буква.

Таким образом, «ем» превратится в «пч», а «вх» в «зр», «ки» в «йе» и «но» в «ис».

3. Если две буквы стоят в одной КОЛОНКЕ, их заменяют на ту букву, которая стоит НИЖЕ.

То есть «ор» превратится в «вщ», а «ес» и «тх» снова шифруется по первому правилу.

Весь текст будет выглядеть так:

ОС-КЖ-ПЧ-ЗР-ЙЕ-ИС-ВЩ-ПЛ-УЦ

Или без дефисов:

О С К Ж П Ч З Р Й Е И С В Щ П Л У Ц

Довольно трудно догадаться, что это приглашение в кино!

– Остается один вопрос: как же подобрать слово-ключ? – сказала я. Придав голосу уверенность, которой у меня на самом деле не было.

– Ага… или какой фильм посмотреть в кино, – ответил Орест и пожал плечами.

Я заподозрила, что расшифровать послание окажется довольно трудно, даже если Орест и распознал, какой был использован шифр.

– Там написано: «У инструмента есть ключ», – проговорила я. – Что имеется в виду? Он говорил об этом странном симфониуме? Или… тебе не кажется, что нам надо взглянуть на астролябию?

Я так надеялась, что Орест скажет «да»! Астролябию я не видела с самого дня летнего солнцестояния, когда Орест забрал ее себе. Он не хотел рассказывать мне, где ее спрятал, – из-за того, что в прошлый раз Эйгир обманом выманил у меня астролябию. Так что я его даже понимаю… Но астролябия такая красивая! Я столько раз о ней думала, мне до боли хотелось снова ее увидеть.

Орест смерил меня долгим взглядом, словно хотел что-то сказать. Потом вздохнул и отложил свои бумаги с шифром.

– Ладно, – буркнул он. – Но ты жди меня здесь.

Так что я сидела в его комнате на аккуратно заправленном покрывале и ждала, а Орест исчез где-то в глубине дома – пошел за астролябией. Ощущение было, как в рождественский вечер перед раздачей подарков.

Когда он вернулся с красным футляром, меня уже трясло от нетерпения. Заметив это, Орест дал мне открыть футляр.

Астролябия оказалась еще красивее и загадочнее, чем я помнила. Идеально круглая и блестящая, со всеми этими таинственными линиями и стрелками. С одной стороны виднелось своеобразное кольцо, которое можно было поставить в определенное положение, на нем – изящно вырезанные птицы, собака и… рыба. Я и не помнила, что там есть рыба! Спереди нанесены отметки, которые, как мы думаем, должны обозначать положение звезд. Звездные поля, как называет их Аксель. И еще стрелки, три штуки. Одна из них в виде перечеркнутой стрелы, как и родимое пятно на руке у Ореста. На задней стороне загадочные штрихи – а они, наверное, связаны с земным излучением, земными токами.

На передней стороне много всего написано, какие-то мистические названия звезд. И еще там есть два слова: Fides SCentia. Это означает «вера и наука». Логично, чтобы это и было ключевое слово! Так что мы снова попробовали ввести Fides Scentia. Но получилось не лучше, чем тогда, с шифром Виженера.

– Может быть, он имеет в виду имя какой-нибудь звезды, – задумчиво предположил Орест. – Придется мне попробовать каждое из них… Или это какое-то слово, написанное на симфониуме! Придется и их проверить…

Проверить-то можно, но это займет уйму времени!

Так приятно было сидеть дома у Ореста и весь вечер болтать о шифрах; мне не особо хотелось возвращаться домой. Но в конце концов я пошла.

Как я и подозревала, папы дома не было. А у мамы болела нога, и ее все раздражало.

– Где он болтается целыми днями? – сердилась она. – Прогулки в лесу полезны, никто не спорит, но его нет целый день! Кто-то должен сходить в магазин. У нас даже кофе кончился!

Мама сидела на диване со своим ноутбуком. На журнальном столике лежала куча каких-то бумаг.

Я сбегала в магазин и купила кофе, а когда вернулась, папа уже пришел и мыл посуду в кухне. На нем была большая просторная рубашка – теперь он носит только такие – и потертые джинсы. Волосы отросли и растрепались. Внезапно меня поразило, насколько же иначе он выглядел до болезни, когда я была маленькая. Тогда на нем всегда были строгий костюм и белая рубашка и он все время куда-то спешил. Теперь он никуда не спешит и отказывается надевать пиджак с белой рубашкой. А вот мама в точности такая же, как тогда. И так же спешит, когда бежит куда-то со своей компьютерной сумкой. Ну, кроме тех случаев, когда она совсем не может ходить.

Я подумала, уж не поругались ли они, и попыталась расслышать отзвуки ссоры в голосе папы, когда он позвал меня к столу.

Похоже, я стала гиперчувствительна к оттенкам в голосе. А что, если мама с папой все же собираются развестись?

«Видишь ли, Малин», – скажут они мне. Вероятно, разыграют передо мной небольшую сцену, где они во всем единодушны. Сделают вид, что все это мило и приятно. Мама заранее что-нибудь испечет. Шарлотку с яблоками, например. Или пирог с корицей… нет, пирог с корицей не подходит, он пахнет Рождеством. Они не захотят портить мне Рождество. Решат подождать и рассказать мне все в январе.