Текст книги "Большая книга по истории Ближнего Востока. Комплект из 5 книг"

Есть три вещи лучше трех других: день смерти лучше дня рождения, живой пес лучше мертвого льва и могила лучше бедности.

«Тысяча и одна ночь»

Саид бен Таймур аль-Саид появился на свет 13 августа 1910 года.

По достижении 12 лет его отправили в «колледж принцев» в индийском городе Аджмер, где обучались сыновья раджей, набобов и других правителей удельных княжеств Британской Индии. Там Саид освоил английский язык и урду. Арабский он знал плохо – и по окончании колледжа султан Таймур отослал сына в Багдад. Потом принц жил в Карачи, но в 1931 году отец призвал его в Маскат. Юноша возглавил Совет министров, созданный с подачи британцев, и руководил им, пока султан отдыхал в Индии. 10 февраля 1932 года Саид бен Таймур унаследовал оманский престол, как и было задумано. В июне того же года в Халидже (конкретно – в Бахрейне) нашли нефть, а в сентябре Ибн Сауд основал Королевство Саудовская Аравия.

1932 год оказался судьбоносным для Залива. Последующие экономические и политические события навсегда изменили Джазиру

и превратили Оман в национальное государство. Этому способствовали многие факторы: отделение от Омана бывших имперских владений, обнаружение нефти и осознание Лондоном того, что страна должна быть единой – ведь в таких условиях гораздо удобнее добывать полезные ископаемые. В то же время британские компании конкурировали с американскими за арабскую нефть. Их соперничество ускорило консолидацию Омана. Одно лишь предположение, что в государстве Саидитов есть «черное золото», определило его судьбу. Саид тоже мечтал распространить свою власть на разные оманские территории. Параллельно он пытался ослабить английское влияние – но при этом всецело полагался на поддержку британцев.

Султан Саид бен Таймур прославился как истинный тиран – скупой, кровожадный и консервативный. Иногда он принимал странные решения – например, в пику англичанам запретил футбол и солнцезащитные очки. Любой оманец, желавший побелить стены внутри собственного дома, был обязан получить разрешение местных властей. Если не знать ситуацию в стране, все это может показаться сумасбродствами деспота. Раздробленность Омана и ожесточенные внутренние конфликты заставляли Саида контролировать жизнь подданных на всех уровнях. Арабские враги султана всячески демонизировали его – равно как и английские чиновники, которым было трудно работать с монархом, грезившим о независимости.

Едва завершив создание Саудовской Аравии, Ибн Сауд предоставил нефтяную концессию американской «Standard Oil of California» – которую он предпочел британской «Iraq Petroleum Company». Годом ранее американцы из «Standard Oil» обнаружила нефть в Бахрейне. Компании США лидировали в гонке за арабской нефтью – хотя на Ближнем Востоке раньше доминировали англичане.[105]105
  Англичане разрабатывали нефтяные месторождения в Ираке и Иране.


[Закрыть] Британское участие в Аравии ограничивалось контролем над побережьем – ради обеспечения безопасности морских путей в Индию. Соперничество с американцами вынудило Лондон пересмотреть свою позицию в отношении Маската. Наконец, англичане решили помочь Саиду бен Таймуру установить власть над теми регионами Омана, где, по всей вероятности, имелась нефть.

В 1937 году «Iraq Petroleum Company» получила от султана Саида концессию на 75 лет и учредила дочернюю организацию – «Petroleum Development Oman». Оманская концессия являлась одной из многих, приобретенных англичанами в 1933–1939 годах в Персидском заливе – в том числе в Катаре, Адене и Договорных государствах. Однако имам Мохаммед аль-Халили не разрешал проводить геологические исследования в своих владениях. Пока британцы ублажали его и племенных вождей Эд-Дахилии,[106]106
  Эд-Дахилия – область в Центральном Омане, где находилась столица имамата Низва.


[Закрыть] Саид потратил первые нефтяные деньги, переманив к себе на службу опытных чиновников и уважаемых людей из Низвы. Этот шаг определил кадровую политику султана. В дальнейшем он назначал на государственные должности оманцев – в отличие от своего отца Таймура, который уповал на английских администраторов.

Обзаведясь управленцами, Саид распустил Совет министров и учредил три министерства – финансов, внутренних дел и юстиции. Сначала их возглавляли британцы, но затем султан продвинул на министерские посты своих людей. Лондон – заинтересованный в «черном золоте» и занятый переговорами с имамом – не возражал. Министерством финансов отныне заведовал сам султан. МВД сперва досталось Сулейману аль-Баруни – авторитетному ливийскому улему, который приехал в Оман, чтобы работать на имама. Но в 1939 году место аль-Баруни занял Ахмед бен Ибрагим аль-Саид – племянник имама Аззана ибн Кайса, завоевавшего Маскат и временно объединившего Оман (1868–1871). Министерство юстиции было передано Зубайру ибн Али, чей сын в дальнейшем станет советником султана Кабуса (преемника Саида).

Саид не доверял родственникам. Вместо того чтобы распределить власть между членами своей династии, он договаривался с оманскими и индийскими коммерсантами, а также делал ставку на влиятельные семьи Дофара – южного региона Омана. В 1936 году султан женился на дофарке Мазун аль-Машани – она и стала матерью Кабуса. Представители дофарских кланов – Аль Химджи, Аль Завави, Аль Шанфари и другие – вошли в ближайшее окружение Саида. Сегодня оманское правительство сохраняет определенную автономию от султанской родни – в отличие от иных монархий Халиджа, где кабинет министров традиционно возглавляют члены правящей семьи.

Султан Саид унаследовал от отца государство с огромными долгами. Взяв на себя ответственность за финансовые дела, он старался, во-первых, погасить старые задолженности, а, во-вторых, – избежать новых. Государственные расходы были урезаны. Налоги и таможенные сборы взимались скрупулезно. Траты на содержание династии Аль Саид сократились: в 1931 году они составляли 34 % бюджета, в 1968 году – 2,4 %. Кроме того, монарх отказался от любых масштабных проектов, включая прокладку дорог и капитальное строительство. С одной стороны, это было разумно – но, с другой, похоронило медицину, образование и социальную сферу в целом. В 1970 году, когда Оман возглавил Кабус бен Саид, в Маскате имелись лишь три коранические школы (все – для мальчиков) и больница на 12 коек.

После Второй мировой войны английское влияние в Омане – как и во всем мире – пошло на спад. Летом 1947 года Индия обрела суверенитет – и с этого момента причины британского присутствия в Заливе изменились. Теперь у Лондона были другие приоритеты: соперничество с США за нефть, а также изоляция Халиджа от социалистической пропаганды. В 1946 году казалось, что упрямый имам аль-Халили скоро умрет от старости и болезней – и Саид обратился к Туманному Альбиону с просьбой помочь ему завоевать имамат. Колониальной администрации Индии понравилась эта идея – ведь «Petroleum Development Oman» по-прежнему не имела доступа в нефтеносные районы страны. Но Лондон отверг предложение султана, посчитав его амбиции необоснованными.

Между тем лидеры имамата налаживали контакты с британцами. Некоторые шейхи безуспешно добивались от Лондона признания себя амирами суверенных государств – то есть земель, населенных их племенами. В перспективе самостоятельность Центрального Омана лишала султана Саида шанса объединить страну. Перманентный вялотекущий конфликт между султанатом и имаматом перерос в кризис 1950-х годов – и резко обострился после смерти имама Мохаммеда аль-Халили (1954).

1950-е годы – это период бурного расцвета антиколониальных, антимонархических и националистических движений. В год, когда скончался аль-Халили, французы ушли из Индокитая, а в Алжире разразилась война за независимость. Двумя годами ранее в Каире произошла революция. «Свободные офицеры» свергли короля Фарука и провозгласили Египет републикой. Вскоре Насер – президент и премьер-министр в одном лице – сконцентрировал в своих руках максимум властных полномочий. Каир утвердился в качестве столицы арабского национализма. Последующие революции и перевороты на Ближнем Востоке – от Алжира до Йемена – осуществлялись с одобрения Египта – их главного спонсора, который также обеспечивал мятежникам организационную, информационную и пропагандистскую поддержку. Эта схема, в частности, была реализована в хашимитском Ираке (1958) – и затронула Оман.

К тому же в результате деколонизации европейские политические модели стали доминировать в политике неевропейских народов. На первый взгляд это выглядит парадоксально – ведь западное влияние должно было исчезнуть с распадом колониальных империй. Однако государствам, которые недавно обрели независимость, требовалось создать властные институты, обеспечить их легитимность, добиться дипломатического признания – и все это в рамках системы международного права, которая являет собой плод мысли и труда западного человека. Международные документы подчеркивали важность факторов, неведомых для арабского мира, – например, территориальной целостности государства и четко обозначенных границ. Но к 1954 году и султан Саид, и лидеры имамата поняли, что их судьба зависит от способности отстаивать и демонстрировать суверенитет своих владений.

Неразбериху, которая царила в Заливе – да и вообще на Ближнем Востоке – наглядно иллюстрирует захват саудовскими войсками оазиса Бурайми (1952). В конфликт были вовлечены Маскат, имамат, Саудиты, Великобритания, США, «Saudi Aramco»[107]107
  «Saudi Aramco» – нефтяная компания, основанная в 1933 году как результат концессионного соглашения правительства Саудовской Аравии с «Standard Oil of California». До 1980 года «Saudi Aramco» принадлежала американцам, после – КСА.


[Закрыть] и династия Аль Нахайян из Абу-Даби. Инцидент в Бурайми необходим для понимания отношений между султанатом и имаматом – а также для оценки баланса сил в Халидже.

Оазис Бурайми раскинулся между Сохаром и Абу-Даби. Сегодня большая его часть занята городом Аль-Айн (ОАЭ). Но в 1952 году в Бурайми находилось девять деревень, три из которых считали себя оманскими. Остальные жили под властью рода Аль Нахайян. К 1949 году «Saudi Aramco», обнаружив ряд нефтяных месторождений в КСА, приступила к поиску новых – и тогда Саудиты начали посягать на разные спорные участки приграничных районов. В одном из них как раз и расположен Бурайми.

Злополучный оазис имел стратегическое значение. Он представлял собой главный источник пресной воды на юго-востоке Аравии и место пересечения дорог, которые вели с побережья Персидского залива на юг (в центр Омана) и на запад (в сердце Аравийской пустыни). В XIX веке Бурайми неоднократно захватывали ваххабиты, но их всегда выбивали оттуда. В последний раз – в 1869 году – это сделал имам Аззан ибн Кайс, объединитель Омана. Спустя два года он погиб в бою, и власть в бураймских деревнях снова взяли местные шейхи. Казалось, что Саудиты лишились прав на оазис, ибо с 1869 года не контролировали его. Впрочем, до 1955 года Бурайми и вовсе не знал централизованного управления.

Оманская часть оазиса починялась султану Маската и его тамиму – доверенному лицу из числа бураймских шейхов. Но в конце XIX века очередной тамим переметнулся к Зайду ибн Халифе – могущественному амиру Абу-Даби. После смерти Зайда в 1909 году он вернулся к Саидитам и продолжал получать от них жалованье за представительские услуги. Однако, пока тамим ездил в Маскат, Саудиты воспользовались «вакуумом власти» в оазисе и взяли под свое покровительство несколько тамошних племен.

Наконец, шейхи Бурайми собрались в Маскате и вручили султану Саиду «письма верности», тем самым официально зафиксировав личную преданность ему. Спустя пару дней сотрудники «Petroleum Development Oman» подъехали к оазису – и сразу же попали под обстрел. Министр внутренних дел Ахмед бен Ибрагим примчался на место происшествия – но шейхи заявили, что «письма верности» были получены обманным путем; как именно – они не уточнили. Некоторые отрицали свой недавний визит в Маскат. Действующий тамим, шейх Сакр, потребовал деньги за то, чтобы просто обсудить с «Petroleum Development Oman» возможность разведки нефтяных месторождений.

Иными словами, Саудиты крепко вцепились в оазис – хотя всего 15 годами ранее даже не собирались включать его в состав КСА.

Если за Саудитами стояли американцы, то за султаном – британцы. Ни первые, ни вторые не хотели сдаваться. Переговоры не принесли результата, и в августе 1952 года саудовский отряд занял Аль-Хамасу – одну из трех оманских деревень Бурайми. Вместе с солдатами приехали грузовики «Saudi Aramco».

Далее Эр-Рияд подкупил многих влиятельных оманцев – но только не имама Мохаммеда аль-Халили. Тот предложил Маскату позабыть о вражде и вышвырнуть оккупантов из Бурайми. Усилиями имама удалось собрать 8 тыс. человек, и они уже собрались атаковать оазис – но британцы запретили Саиду сражаться (разумеется, не без давления со стороны Вашингтона). Обескураженный султан повиновался. Оманцы поняли, что монарх – это жалкая марионетка, чье поведение зависит от необъяснимых капризов чужеземцев. Саид не только уничтожил собственную репутацию, но и упустил уникальный шанс сплотить народ под своим началом – во имя освобождения родины и против внешнего врага.

Бураймский спор рассматривался на международном уровне – в Женеве. Но дело кончилось тем, что осенью 1955 года британцы попросту заплатили бедуинам из Восточной Аравии. Наемники вырезали саудовский гарнизон оазиса. Взбешенные лидеры имамата – преемники имама аль-Халили – возопили, что у них украли победу, – и заклеймили Саида предателем.

Мохаммед аль-Халили стал имамом в 1920 году, и на протяжении следующих 30 лет его авторитет только возрастал. Имамат прекратил выплату дани Маскату, а также не принимал султанских посланников. Аль-Халили являлся наследником древней и самобытной теократической традиции Центрального Омана. В соответствии с ней имамат возглавлял имам, избранный из числа местной знати (улемов и шейхов). Выборы проводились по принципу шуры (араб. سورى – консультация), согласно которому все решения принимаются коллективно. На практике выборщики десятилетиями могли голосовать за членов одной и той же влиятельной семьи. Мохаммед аль-Халили, например, был внуком Саида ибн Халфана аль-Халили – богослова и поэта, сыгравшего ключевую роль в возвышении имама Аззана ибн Кайса (1868–1871).

Столицей «настоящего Омана» была Низва – один из старейших городов Аравии, центр культуры, науки, образования и торговли. Имам жил в низвийском форте. Его приказы исполняли губернаторы, сборщики налогов, судьи и солдаты – всего около 500 человек. Городами и деревнями управляли шейхи – самые крупные собственники земли и рабовладельцы в той или иной местности.

Концепция имамата идеализирована и утопична. Но она – даже в самом привлекательном варианте – не подразумевала ни равенства, ни демократии, ни прав человека. В первой половине XX века имамат представлял собой закрытое феодальное общество с элементами рабовладельческого строя, которое функционировало на основе шариата – то есть социальных норм эпохи Раннего Средневековья. Имам – как бы мудр он ни был – не гарантировал подданным перманентное благополучие, а пламенные молитвы – как и везде – не спасали от неурожаев. Однако объединение государства, задуманное султаном Саидом, означало реальный крах этой вымышленной идиллии, где мусульмане ведут простую и праведную жизнь на фоне красивых пейзажей. К тому же светский султан, опекаемый британцами, наверняка завез бы в Центральный Оман виски, порнографические открытки, антибиотики и прочие артефакты западной бездуховности и разврата. Такая перспектива одновременно ужасала и злила имамов.

Отношения между султаном и имаматом регулировались Сибским соглашением (1920), которое запрещало вооруженную агрессию. В итоге стороны препирались по пустякам, но не враждовали открыто. В 1948 году некоторые шейхи даже предположили, что султан Саид может принять титул имама. Однако эту идею не одобрили ни прочие племенные вожди, ни сам султан – который понимал, что он недостаточно сведущ в тонкостях ислама и шариата.

В мае 1954 года, когда имам аль-Халили умер, шейхи собрались в Низве на традиционное голосование. Но их мнения разделились. Одни ратовали за присоединение к султанату. Вторые выступали за сохранение имаматом статуса-кво. Третьи – Талиб ибн Али аль-Хинави, его брат Галиб (шейхи племени хинави) и Сулейман ибн Химьяр ан-Набхани (шейх племени гафири) – утверждали, что имамату выгодно поддерживать Саудию – а для этого надо сопротивляться ирредентизму Саида. Бураймский позор султана подлил масла в огонь. Старые разногласия между Низвой и Маскатом вспыхнули с новой силой и шейхи избрали имамом Галиба. Так началась одна из самых трагичных страниц оманской истории – война Джебель аль-Ахдар (араб. حرب الجبل الأخضر – война Зеленой горы, 1954–1959).[108]108
  Название конфликта содержит наименование горного хребта Аль-Ахдар, за которым находился имамат.


[Закрыть]

Брат Галиба, Талиб, развил бурную дипломатическую деятельность. В итоге ЛАГ признала суверенитет имамата и приняла его в свои ряды. В Низве начали выдавать паспорта самопровозглашенного государства, которые печатались в Неджде. Но если султанат благодаря британцам был кое-как интегрирован в систему международного права, то имамат вовсе не зависел от этой системы. В 1950-х годах в ЛАГ заправляли националисты во главе с Насером. Будучи врагами султана, лидеры имамата отождествляли себя с арабскими националистами – но в действительности не являлись таковыми. Их теократия не имела ничего общего с «арабским делом». Реалии Центрального Омана – традиционализм, рабство, религиозность и феодальная структура общества – абсолютно не сочетались с насеровским социализмом.

Тем временем Саид санкционировал экспедицию «Petroleum Deve-lopment Oman» для поиска нефти в Фахуде – к северу от Маската. По предварительным оценкам британских геологов, этот район был богат нефтью, и впоследствии прогнозы подтвердились. Сегодня данное месторождение – крупнейшее в Омане (более 6 млрд баррелей). Но в 1954 году Фахуд находился на территории племени Дуру, которое не фигурировало в Сибском договоре. Формально дуруйцы соблюдали нейтралитет, но реально – не уважали султана и не подчинялись ему (в отличие от имама). Однако Саид заплатил местным шейхам – и те поклялись ему в верности.

Реакция имамата последовала незамедительно. В сентябре 1954 года армия Низвы захватила Ибри – город в центре земель Дуру – дабы заставить тамошних вождей присягнуть имаму. Но, когда солдаты подошли к окраине Ибри, шейхи бежали в Шарджу. Навстречу силам имамата выдвинулись маскатские войска под командованием английских офицеров. Эти войска были сформированы годом ранее – по запросу и на средства британской «Iraq Petroleum Company» (материнской компании «Petroleum Development Oman»). Бойцы имамата ретировались, не дождавшись сражения. Беглых шейхов вернули из Шарджи под конвоем и велели им сопровождать экспедицию «Petroleum Development Oman». К концу октября нефтяники завершили исследование, а султанская армия обеспечила лояльность местного населения Маскату.

Теперь власть Саида бен Таймура простиралась на районы, которыми он ранее не владел. Имамат не собирался капитулировать – но баланс сил сместился в пользу Маската. Захват Бурайми осенью 1955 года позволил англичанам запланировать операцию по взятию Низвы – дабы защитить Оман от дальнейшей саудовской экспансии. Султанская армия увеличилась и окрепла – теперь она называлась Полевыми силами Маската и Омана (ПСМО), что подчеркивало претензии Саида на господство над всей страной. Британцы очень серьезно отнеслись к военной кампании – так, ПСМО командовал опытный подполковник Колин Митчелл. Раньше он служил в неспокойной Палестине.

В декабре британские самолеты уже кружили над Низвой. Сторонники имама прятались кто куда. В ночь на 14 декабря Галиб публично отрекся от власти – и укрылся в своей родной деревне Билад-Саид. Наутро ПСМО ворвались в Низву – по легенде, столица пала после того, как Митчелл один раз выстрелил из пистолета в воздух. Сулейман ибн Химьяр был арестован и сослан в свою фамильную деревню Тануф. Сопротивлялся лишь Рустак – хорошо укрепленный город, где Талиб и его соратники продержались четыре дня. Но уже 18 декабря они сдались – лишь Талиб бежал в Саудию.

Победитель – Саид бен Таймур – денонсировал Сибский договор и официально присовокупил Центральный Оман к своим владениям. В Низве обосновался султанский наместник. Сам султан выслушал клятвы верности от местных шейхов – и удалился восвояси. Он не хотел строить централизованное государство. Вместо того, чтобы уволить чиновников имамата, Саид стал покровительствовать им. Администраторы и племенные вожди просто получили нового хозяина – но их жизнь абсолютно не изменилась. Монарх помнил, что всего три года назад британцы запретили ему штурмовать Бурайми – и, значит, им нельзя доверять. Султан окончательно утратил веру в себя, но пытался скрыть это, апеллируя к заботе о подданных. Он часто говорил английским советникам: «Если у маленьких правителей Омана все в порядке, то и с Оманом все хорошо».

Кроме того, децентрализация позволяла Саиду заниматься любимым делом – экономить. С годами его скупость проявлялась все более отчетливо. Однако у шейхов не было ни ресурсов, ни желания развивать регионы. Единственное важное событие в Центральном Омане – строительство дороги в Фархуд – объяснялось деятельностью «Petroleum Development Oman». Местные жители нанимались к британцам, бурили нефтяные скважины и немного зарабатывали – но прочие оманцы могли неделями не видеть денег. Экономические и социальные проблемы 1950-х годов породят мятежи 1960-х годов, а Война Зеленой горы – войну в Дофаре.

Между тем враги Саида жаждали воскресить суверенный имамат. Представитель несуществующего государства был назначен в ЛАГ. В Каире открылось посольство имамата – оно поддерживало связь с Галибом, который остался в Омане и замышлял бунт. Его брат Талиб, поселившийся в Саудии, тренировал солдат Армии освобождения Омана (АОО). Бойцов рекрутировали из быстрорастущей оманской диаспоры. Ее члены уезжали на заработки в другие страны Залива, которые – в отличие от Омана – преображались благодаря нефтяным доходам. Планировалось, что мятежники улучат момент, когда недовольство султаном достигнет пика, – и Талиб во главе АОО нападет на Оман, а опальный имам Галиб поднимет восстание внутри страны.

Дипломатическая ситуация благоприятствовала заговорщикам. Летом 1956 года Насер национализировал Суэцкий канал. Великобритания ответила военной интервенцией – и этот шаг не снискал одобрения в мире, который из колониального превращался в постколониальный. Сторонники имамата в Каире называли султана Саида пособником колониализма, отрицающим суверенитет Центрального Омана. При этом в египетской столице располагалась штаб-квартира ЛАГ, а сама Лига имела статус наблюдателя при ООН. Такая комбинация создавала у международной общественности впечатление, будто англичане стремятся расширить свои колониальные владения, а не избавиться от них.

В 1956 году случился первый инцидент, свидетельствующий о хрупкости султанской власти. Шейх Ибрагим ибн Иса из Эш-Шаркии (провинции на северо-востоке страны) потребовал от Саида назначить его наместником в город Хирт в Центральном Омане – поближе к британским нефтеразработкам. Интересно, что демарш Ибрагима совпал с моментом, когда Талиб намеревался вернуться по морю в Оман. Но лодку Талиба выбросило на песчаную косу близ саудовского порта Рас-Танура, и бунт пришлось отложить. Обескураженный Ибрагим сам отправился в Маскат и сдался султану. Единственное, о чем он просил, – это начисто позабыть о его претензиях на Хирт. Незадачливого мятежника посадили в тюрьму, где он провел почти четверть века – пока не освободился по амнистии в 1970 году.

14 июня 1957 года Талиб, наконец, высадился на оманском побережье недалеко от Эс-Сувайка. АОО начала пробираться вглубь страны – к Галибу. Тот принялся рассылать шейхам письма, в которых снова называл себя имамом и умолял помочь восстановить имамат. Вскоре люди Талиба обрушились на ПСМО и с легкостью их разбили. Узнав об этом, султанский наместник бежал из Низвы, а ее гарнизон капитулировал. Спустя пару дней в город прискакал воодушевленный Сулейман ибн Химьяр.

16 июля 1957 года султан Саид обратился к Лондону за военной помощью. Британские ВВС ударили по Фирку, Бахле и другим фортам, занятым АОО. Сухопутные войска зажали Низву в клещи. 12 августа город пал. Последняя крепость, удерживаемая повстанцами – Биркат аль-Мауз – сдалась на следующий день. Лидеры имамата укрылись в районе Джебель аль-Ахдар: их пытались поймать, но безуспешно. Рассвирепев, султан Саид приказал сровнять с землей Тануф – родовую деревню Сулеймана ибн Химьяра; она и сегодня лежит в руинах.

К сентябрю 1957 года сопротивление было окончательно подавлено. Но братья аль-Хинави и Сулейман ибн Химьяр, затаившиеся в Зеленых горах, по-прежнему угрожали Маскату. Люди, населявшие Джебель аль-Ахдар, занимались скотоводством и выращиванием фруктов. Они радушно встретили руководство имамата – тем более что Талиб раздал вождям крупные суммы денег. Дорогие гости моментально обзавелись сторонниками – ведь для горцев султан всегда был далекой и незнакомой фигурой, от которой они ничего не получали.

Борьба с мятежниками обещала быть долгой и трудной. В Джебель аль-Ахдар контрабандой ввозили оружие из Саудовской Аравии. Горцы охотно пополняли ряды АОО. Встревоженный Саид в 1958 году подписал с Лондоном договор о создании регулярной армии. Она контролировалась британскими офицерами и объединяла различные воинские подразделения, которые были мобилизованы в последние годы. Прижимистому монарху наконец-то пришлось раскошелиться. Впрочем, боясь запутаться в долгах или вовсе остаться без сбережений, он продал правительству Пакистана порт Гвадар – последнее заморское владение, оставшееся у Саидитов после краха Оманской империи. За эту сделку султан выручил 3 млн фунтов стерлингов.

Англичане составили план «зачистки» Зеленых гор, но были вынуждены от него отказаться. Во-первых, в июле прогремела Иракская революция. Королевство Хашимитов погибло, и британские позиции на Ближем Востоке ослабли. Во-вторых, в результате Суэцкого кризиса арабский мир взирал на Туманный Альбион с откровенной ненавистью. Успехи Насера подсказывали Лондону, что не надо рисковать. В итоге британцы рекомендовали Саиду озаботиться экономическими вопросами – и тем самым привлечь на свою сторону часть оппозиционеров. Султан был разочарован. Он не верил, что развитие экономики предотвратит кровопролитие – но, по советам англичан, все-таки построил современный порт в Матрахе, проложил асфальтированное шоссе из Маската к Сохару и даже открыл государственную радиостанцию, где дикторы восхваляли его мудрость и просвещенность. На этом модернизация закончилась.

Тем временем международная ситуация накалялась. Мировая общественность могла истолковать британское присутствие в Омане как оккупацию. Представители Лондона тайно встретились с верхушкой имамата. Братья аль-Хинави потребовали возобновить действие Сибского договора (1920) – который, с их точки зрения, был заключен между двумя независимыми государствами. Жалуясь на султана в ЛАГ и ООН, Талиб и Галиб упирали именно на этот аспект документа – и, конечно, ошибались. Но англичане в любом случае не собирались ни отдавать нефтяные скважины в Центральном Омане, ни расписываться в собственной слабости. Тогда лидеры имамата заявили, что могут противостоять Маскату бесконечно – ведь никто даже не пытается выкурить их из Джебель аль-Адхара.

12 декабря 1959 года в Омане приземлились две эскадрильи британских ВВС.

После бомбардировки отдаленных позиций АОО в северной части Зеленых гор британский спецназ атаковал южный склон ночью, застигнув неприятеля врасплох. Для отвлечения внимания англичане сбрасывали с самолетов ящики, которые бунтовщики приняли за парашютистов. Операция завершилась полным разгромом АОО.

В британских военных мемуарах покорение Джебель аль-Адха-ра изображено как настоящий триумф. Но на самом деле с англичанами сражались максимум 200 человек. При первых же авиаударах доблестные новобранцы АОО снова превратились в мирных крестьян и пастухов.

Лидерам имамата удалось ускользнуть. Командующий операцией, полковник Дэвид Смайли был совершенно прав, отметив в отчете: «Захват Талиба, Галиба и Сулеймана почти так же важен, как и захват Беркана[109]109
  Беркан – кодовое слово для обозначения самой высокой точки Джебель аль-Ахдар.


[Закрыть]». Обозначенная троица собралась в Саудии. Вплоть до 1971 года адепты теократии на саудовские деньги снаряжали диверсантов и отправляли их в Оман. Но главное – они развернули мощную пропагандистскую кампанию, в которой называли войну с Маскатом «антиколониальной». Подобная риторика уже сгубила две арабские монархии – в Египте (1952) и Ираке (1958).

Конечно, политическая переориентация Талиба, Галиба и Сулеймана ибн Химьяра вызвала большой резонанс среди оманской диаспоры Залива – то есть среди мужчин, способных держать в руках оружие, но не способных прокормить семью у себя на родине. Их умами уже завладевали популярные идеи арабского национализма и социализма. Пока имамат поднимал своих сторонников на защиту традиций, султану Саиду следовало обратить внимание на жизненные реалии и начать модернизацию, о которой твердили англичане. Но султан отверг любые изменения – и это сделало его уязвимым перед арабскими социалистами. Следующий акт борьбы Саида с оппозицией – теперь уже нового типа – разыгрался в Дофаре.