Текст книги "Большая книга по истории Ближнего Востока. Комплект из 5 книг"

Вся земная жизнь – бахвальство и хитрости, и в стране, где тебя никто не знает, делай что хочешь.

«Тысяча и одна ночь»

Исторически территория современной Республики Ирак называлась Месопотамией, Междуречьем или Двуречьем. Слово «Ирак» (араб.العر.اق – берег) возникло в VII–VIII веках, когда арабы захватили побережье Тигра и Евфрата. Спустя 800 лет эти земли были присоединены к Порте. Османы создали в Месопотамии три вилайета с центрами в Мосуле, Багдаде и Басре. Этноконфессиональный состав вилайетов был пестрым. В отличие от других арабских провинций, здесь проживало множество шиитов. Сунниты (четверть населения) пребывали в меньшинстве, но имели доступ к власти и занимали господствующее положение в обществе.

Каждый регион Междуречья обладал своей спецификой. Басрийский вилайет (Южная Месопотамия), располагавший выходом к Персидскому заливу, торговал с Индией, Персией и Китаем. Также на юге находились священные шиитские города – Эн-Наджаф и Кербела. В Мосульском вилайете (Северная Месопотамия) жили курдские крестьяне.

Багдад представлял собой мультикультурный мегаполис с самой многочисленной еврейской общиной на всем Ближнем Востоке. Багдадский вилайет (Центральная Месопотамия) ориентировался на внутреннюю торговлю, перепродавая товары, которые поступали из Анатолии.

В годы Первой мировой войны иракцы относились к туркам лояльно или безразлично. Арабское восстание поддержали единицы – но именно они заняли руководящие посты среди мятежников. Так произошло и с Нури ас-Саидом – уроженцем Багдада и верным соратником Фейсала.

Впрочем, война не миновала Месопотамию. На ее территории сошлись армии Британской и Османской империй. Потерпев неудачу под Эль-Кутом (1916), англичане все-таки взяли Багдад в марте 1917 года. С тех пор лондонские чиновники ожесточенно спорили о судьбе Междуречья. Администрация Британской Индии даже предложила организовать возле Басры сельскохозяйственные колонии – и переселить туда индусов.

Обязанности верховного комиссара Месопотамии исполнял талантливый администратор Перси Кокс – приятель Лоуренса и Белл. Всем троим нравился Фейсал. Но вскоре Кокса сменил Арнольд Уилсон, который ненавидел арабов и с радостью поддержал руководство Британской Индии. Тем не менее, осенью 1918 года Лоуренс – чьи взгляды совпадали с позицией Арабского бюро в Каире – впервые озвучил идею привести Хашимитов к власти в Междуречье.

На протяжении всего 1919 года в Месопотамии нарастали антибри-танские настроения. Узнав о соглашении Сайкса – Пико, иракцы поняли, что англичане не желают их независимости. В январе 1920 года – по завершении Парижской мирной конференции – стало ясно, что волнения в арабском мире неизбежны.

Месопотамия вспыхнула в апреле. В Багдаде бунтовали суннитские националисты, в Кербеле и Эн-Наджафе – шииты, в долине Евфрата – крестьяне и племенные вожди. Восстание распространялось, подобно степному пожару, и приобрело всенародный размах.

Британцы перебросили в Ирак подкрепление со своих военных баз в Персии, включая две эскадрильи ВВС. К сентябрю все было кончено – но подавление бунта обошлось Лондону в 40 млн фунтов стерлингов. Эта сумма вдвое превысила годовой бюджет, запланированный для Месопотамии. Цифра стала хрестоматийной: газетный магнат лорд Ротермир использовал ее как пример государственного расточительства. Правительство утратило доверие к Уилсону. В июле его уволили, и Кокс вернулся на должность верховного комиссара Месопотамии.

В 1920 году внешнюю политику Великобритании определяли: премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, министр по делам колоний Альфред Милнер, министр иностранных дел Джордж Керзон, а также военный министр и министр авиации Уинстон Черчилль. Последний хотел сократить расходы на Месопотамию. Для этого надлежало уменьшить там английское военное присутствие, насчитывавшее 255 тыс. человек.

Междуречьем нельзя было управлять напрямую из Лондона. Следовательно, требовалось установить в Ираке надежный арабский режим. В декабре 1920 года Кокс предложил сделать Фейсала королем Месопотамии. Министры одобрили эту иницитативу. Несмотря на сирийскую катастрофу, политическая элита Великобритании по-прежнему уважала Хашимита, а пресса именовала его «современным Саладином».

Желание урезать расходы на Месопотамию сыграло решающую роль в карьере Черчилля. В январе 1921 года он с подачи Ллойд Джорджа стал министром по делам колоний. Вместе с новой должностью Черчиллю достался целый ворох проблем. Решения в колониальных ведомствах принимались долго, документы терялись. С 1917 года на Ближнем Востоке функционировало 18 различных бюро и комитетов – и все они сообщали Лондону противоречивую информацию. Черчилль решил упростить эту громоздкую бюрократическую машину.

Весной 1921 года в составе министерства по делам колоний был сформирован Ближневосточный отдел, ответственный за мандатные территории Великобритании, Аравийский полуостров и Персию. Лоуренс был назначен советником Черчилля по Ближнему Востоку.

Наконец Лоуренс встретился с Фейсалом. Опальный король изъявил желание сотрудничать с англичанами. Воодушевленный Черчилль начал готовить грандиозную конференцию – с целью определения будущего Месопотамии.

Конференция прошла весной 1921 года в каирском отеле «Semiramis».[24]24
  На самом деле конференция прошла в два этапа. Первый состоялся 12–23 марта 1921 года в Каире, второй – 24–30 марта 1921 года в Иерусалиме. Обычно конференция именуется Каирской. Ее официальное название – Ближневосточная – используется редко.


[Закрыть] В ней участвовали 40 британских политиков и экспертов – в том числе все верховные комиссары и губернаторы колоний, протекторатов и мандатных территорий от Египта до Индии и Сомали. Они провели десятки заседаний – ив результате создали современный Ближний Восток. Именно тогда Месопотамию официально переименовали в Ирак. К тому же, Черчилль вспомнил об Абдалле, который еще три месяца назад приехал в Трансиорданию, – и понял, что придется иметь дело не только с Фейсалом, но и с его братом.

Посовещавшись, британцы разработали стратегию управления Ближним Востоком, известную как «шарифское решение». Его смысл заключался в том, чтобы установить в Ираке и Трансиордании хашимитские режимы, лояльные к Лондону. Таким образом Великобритания могла бы минимизировать бунты на мандатных территориях и показать всему миру, что она помогает арабским государствам развиваться. По замечанию американского историка Аарона Климана, «в Каире традиционное для англичан упражнение в прагматизме превратилось в железный принцип, который подлежал применению везде, где только можно, – начиная Месопотамией и заканчивая Аравией и Трансиорданией».

После конференции Черчилль и Лоуренс встретились с Абдаллой в Иерусалиме. Принцу предложили трон в Аммане, финансовую поддержку и возможность когда-нибудь освободиться от британской опеки. Взамен Абдалла должен был воздерживаться от конфликтов с французами и не зариться на багдадский престол, который предназначался Фейсалу. Принц согласился.

Теперь события развивались быстро. 15 апреля Лоуренс передал Фейсалу требования британского правительства – и амир их принял. Он пообещал не нападать на французов в Сирии и не возражать против компромисса с Ибн Саудом – а также признал, что иракцы не готовы к самостоятельности. Перси Кокс и Гертруда Белл уже готовили коронацию. Они организовали и проконтролировали всё – от прибытия амира в Ирак до создания флага нового государства.

Фейсал приехал в Багдад 23 июня 1921 года. Конечно, мировая общественность не должна была заподозрить в нем английскую марионетку. По указанию Кокса наспех собранный Совет министров Ирака признал Хашимита претендентом на престол и назначил референдум на август. Формально за Фейсала проголосовало 96 % населения, но в действительности он не обладал такой популярностью. Тем не менее, 23 августа 1921 года первый король Сирии был провозглашен первым королем Ирака.

Между тем Хусейну донесли, что сыновья вопреки его воле сотрудничают с британцами. Старик рассвирепел – и вконец разругался с Абдаллой и Фейсалом. Весной 1924 года он сделал последнюю ошибку – провозгласил себя халифом. Отныне ихваны жаждали сокрушить зарвавшийся Хиджаз – и Ибн Сауд не мог отказать им в этом удовольствии.

В августе армия Неджда взяла Мекку и Таиф. Хусейн бежал в Акабу, передав трон Али (старшему сыну). Медина и Джидда – два последних оплота Хашимитов в Хиджазе – держались больше года, несмотря на осаду. Али мог выстоять – но разрыв Хусейна с Лондоном имел роковые последствия. Ибн Сауд обратился к англичанам – и британский экспедиционный корпус принялся громить хашимитские отряды.

Медина пала 5 декабря 1925 года. Узнав об этом, жители Джидды открыли врагу ворота.

19 декабря Али отрекся от престола.

8 января 1926 года Ибн Сауд стал королем Неджда и Хиджаза.

Хашимиты навсегда лишились Западной Аравии. Однако, как бы ни была горька потеря, дети Хусейна пришли к власти в Ираке и Трансиордании. Казалось, что после долгих лет тяжелой борьбы и горьких разочарований им наконец-то улыбнулась удача – но история бросила Хашимитам новый вызов…

Человек получит только то, к чему он стремился.

Коран (53:39)

Арабский мир всегда казался европейцам романтическим. Великолепный Багдад был не просто городом с богатой историей, но городом из сказок «Тысячи и одной ночи», где волшебство происходило так же просто, как смена дня и ночи. Молодое Королевство Ирак, провозглашенное в 1921 году, располагалось на древней земле. Англичане понимали, что им придется изучить Месопотамию, дабы эффективно ей управлять.

В 1920-х годах путь из Европы в Ирак лежал через Индию. Доплыв до Бомбея, путешественники пересаживались на другой корабль, проходили Персидский залив и оказывались в Басре. Здесь начиналась загадочная Месопотамия, раскинувшаяся в долине Тигра и Евфрата. Благодаря жаркому и влажному климату Междуречье, наряду с Египтом, было главным зернохранилищем Древнего мира. В XIII веке монголы разрушили ирригационные каналы, и Месопотамия оскудела. Османы восстановили только легендарные сады Басры, напоминавшие одно из чудес света – висячие сады Семирамиды. Утопавшая в зелени Басра воспета в стихах арабских поэтов и сказках Шахерезады. Объем экспорта фруктов из этого города считался самым большим в Ираке – однако в целом почвы Двуречья были бесплодны. На пустынных территориях бушевали песчаные бури и эпидемии холеры, которые так ненавидели английские солдаты.

Добравшись до Басры, европейцы отправлялись в иракскую столицу по Багдадской железной дороге. Спроектированная немцами и построенная англичанами, она олицетворяла западную экспансию на Ближний Восток. Приближаясь к Багдаду, поезд пролетал мимо голых курганов. Это все, что осталось от Вавилона и Вавилонской башни – еще одного чуда Древнего мира. Согласно книге Бытия, Бог создал разные языки – и люди, прежде говорившие на одном языке, перестали понимать друг друга и рассеялись по всей земле.

Словно в подтверждение библейского предания, Ирак 1920-х годов был многоязычным и многонациональным. На юге проживала богатая индийская диаспора ростовщиков. 100 тыс. человек в северных регионах говорили только по-турецки. Торговцы коврами изъяснялись на фарси и дари. Министр образования Ирака владел разговорным арабским и умел писать лишь на фарси. Курды, населявшие северо-восток страны, пользовались своим родным языком и не собирались учить другие – как, впрочем, и ассирийцы с арамеями. Треть населения Багдада составляли евреи. Кроме того, в королевстве жили сабеи, друзы, езиды, армяне, баяты, мааданы и др. Подданные Фейсала исповедовали ислам, христианство, иудаизм и зороастризм, поклонялись древним богам и проводили языческие обряды. Даже мусульмане принадлежали к различным сектам и течениям.

Перед Фейсалом стояла сложная задача объединить разрозненные социальные, религиозные и этнические группы, сплавить их в один народ – и монарх не справился бы с ней, не имея поддержку извне. В первой половине XX века власть на Ближнем Востоке значила крайне мало, если не подкреплялась возможностью иностранного вмешательства. Формально арабские государства до сих пор входили в Османскую империю[25]25
  Османская империя исчезла 29 октября 1923 года, когда парламент Турции объявил о создании Турецкой Республики.


[Закрыть] – и возникли на карте только благодаря западным державам и Лиге Наций. Даже их границы были определены весьма смутно.

Сыну Хусейна повезло – Европа знала его как храброго лидера Великого арабского восстания. Образ Фейсала был окутан ореолом экзотики и таинственности. Журналисты приписывали иракскому правителю воистину аристократическое благородство, а неудача в Сирии лишь дополняла его имидж «рыцаря печального образа». Кроме того, Фейсала поддерживали авторитетные британские специалисты – Томас Эдвард Лоуренс и Гертруда Белл. Впрочем, все это не способствовало решению насущных проблем, с которыми столкнулся Хашимит.

В 1921 году багдадцы признали Фейсала королем, но город не соответствовал статусу королевского. Багдад не был столицей на протяжении 663 лет – с 20 февраля 1258 года, когда монголы убили последнего аббасидского халифа Аль-Мустасима. По иронии судьбы Аль-Му-стасим встретил смерть возле того места, где в 1958 году расстреляют потомков Фейсала.

Отсутствие столичного статуса пагубно сказалось на городской архитектуре. В Багдаде не имелось ни дворцов, ни иных зданий, подходящих для отправления торжественных церемоний. Через Тигр было перекинуто всего три понтонных моста. Багдадцы верили, что, если их будет пять, как во времена халифов, то город снова падет. Зимой 1917 года – когда армия британского генерала Фредерика Стэнли Мода взяла Багдад – местные жители утверждали, что англичане специально возвели два дополнительных моста.

Резиденция османских губернаторов Багдадского вилайета располагалась в цитадели у Северных ворот. Вкупе с полуразрушенной стеной и крепостным валом эти ворота определяли границы города. К цитадели вела единственная в столице широкая улица – подобно лезвию меча, она прорезала нескончаемый лабиринт трущоб и стихийных рынков, из которых состоял Багдад. Осенью 1917 года генерал Мод умер от холеры, и улица была названа в его честь, однако ее так и не замостили. Зимой лили дожди – и некогда великолепная столица Аб-басидов превращалась в непроходимое болото.

Фейсал избрал местом своего проживания цитадель. Проехав город на британском автомобиле, он увидел беспросветную нищету и грязь – даже старые дома выглядели уродливо вследствие перестроек. Багдад производил гнетущее впечатление. Малочисленный средний класс состоял из богатых торговцев и религиозных лидеров. На вершине социальной лестницы находились два десятка респектабельных семей, которые Фейсал должен был заполучить в союзники: Аль Айюби, Аль Аскари, Аль Сувейди и др. Эти имена повторяются в списках иракских министров вплоть до 1958 года.

Самым могущественным считался род Аль Гайлани (его представители возглавляли правительство четыре раза, Абдуррахман аль-Хайдари аль-Гайлани стал первым премьер-министром Ирака). Багдадские семьи враждовали между собой, подобно средневековым династиям Апеннинского полуострова. В иракской столице были свои Медичи, Борджиа и Сфорца. Их конфликты ничем не уступали воспетой Шекспиром войне между Монтекки и Капулетти. Представители знатных родов Багдада десятилетиями жили в Стамбуле и имели доступ если не к самому султану, то хотя бы к великому визирю. Они привыкли к власти и не собирались от нее отказываться.

Одни багдадские кланы имели персидские корни. Другие были тюркского происхождения – еще в XVII веке их предки примкнули к османскому султану Мураду IV и получили землю в награду за верную службу. Арабов среди знатных багдадцев насчитывалось менее половины – да и те, по легендам, вели родословные от подданных древних империй, которые в свое время присоединились к победоносным армиям Омейядов и Аббасидов. Главы уважаемых багдадских семей были степенными, тучными бородачами. Они носили длинные одежды, ходили медленно, говорили мало и тщательно скрывали размеры своих богатств. Сыновья подражали отцам и настороженно относились к любым новшествам – будь то система мандатов или европейский брючный костюм.

Когда Фейсал приехал в Багдад, там не было правительства – только британская военно-политическая служба. На самом деле всем заправлял Нагиб аль-Гайлани. Страна испытывала острый кадровый дефицит. Иракцы не годились на роль чиновников. Все, кто обладал хоть каким-то административным опытом, или бежали из Месопотамии с османами, или трудились в фирмах, принадлежавших столичной знати.

Христианские и индийские клерки увеличивали и без того немалые состояния членов городской элиты. Наследников уважаемых исламских родов обрезали раввины. Все респектабельные семьи Багдада держали еврейских управляющих, торговых представителей и финансовых консультантов. Христиане, индусы и евреи делали ту работу, которую мусульмане презирали или не могли выполнять. Иными словами, столица Фейсала была настоящим восточным ульем. Город жил так же, как и в Средние века, – не обращая внимания ни на Запад, ни на другие регионы страны.

23 августа 1921 года Фейсал был провозглашен королем Ирака. Это произошло в 6:00 на открытой площадке в центре цитадели. В мероприятии участвовали верховный комиссар Месопотамии Перси Кокс, генерал Эйлмер Холдейн, Саид Махмуд аль-Гайлани (сын старого Нагиба) и адъютант Фейсала – сириец Тахсин аль-Кадри. Король в униформе цвета хаки прошел по ковровой дорожке и уселся на импровизированный трон – наспех сколоченный из деревянных ящиков с логотипом японской пивной компании «Asahi». Церемония была краткой. Саид Махмуд от имени Кокса прочел прокламацию на арабском языке, оркестр сыграл гимн Великобритании «Боже, храни короля», а почетный караул 1-го батальона Дорсетширского пехотного полка произвел 21 ружейный залп. После этого над цитаделью взвился флаг Королевства Ирак.

Основы государственного строя Ирака закреплялись в конституции, над ней работал английский адвокат Эдгар Бонэм Картер. Король объявлялся конституционным монархом – с правом назначать министров и освобождать их от должности без согласования с парламентом. Личным советником Фейсала стал Кинахан Корнуоллис – экс-сотрудник Арабского бюро. Он обязался в кратчайшие сроки организовать систему госслужбы и сформировать штат английских помощников – в то время как иракцы могли занять руководящие должности.

Конечно, не все британцы, приглашенные в Ирак, остались там надолго – но многие посвятили этой стране всю жизнь. Пока одни упивались собственной значимостью и наслаждались восточной экзотикой, другие упорно трудились. Судьба забрасывала этих удивительных людей в глухие деревни Месопотамии, дикие горы Курдистана и знойные пустыни, но они всегда помнили, зачем они здесь – на древней земле между двумя великими реками, Тигром и Евфратом.

Англичане проектировали ирригационные системы, мирили враждующие племена, налаживали работу министерств и департаментов, осуществляли перепись населения. Они так и не дождались благодарности: вскоре иракские политики заявили, что услуги британских чиновников незначительны и направлены на узурпацию ими власти. Но деятельность англичан была жизненно важна для становления и развития арабского государства.

Если без британцев королевство погибло бы, то без национально-освободительного движения иракцы могли даже не мечтать о суверенитете. Фейсал лавировал между английскими администраторами и багдадскими националистами. Он поочередно успокаивал первых и поощрял вторых, он был одновременно и зайцем, и гончей – но не испытывал от этого ни малейшего неудобства.

Первый король Ирака с детства привык к вероломству. Как мы помним, он вырос в столице Порты, где султан удерживал его отца Хусейна в качестве заложника. Фейсал рано научился лукавить и скрывать свои эмоции. В Стамбуле плелись изощренные интриги и велись подковерные игры, за которыми принц внимательно наблюдал. Между сыновьями шарифа шло негласное соперничество. Имея двух старших братьев, Фейсал знал, что не унаследует трон в Хиджазе, – поэтому его снедала жажда власти. Участие в арабском восстании, неудача на Парижской конференции и изгнание из Сирии взрастили амбиции амира. Теперь, заняв престол в Багдаде, он был готов делать то, чего так долго и страстно желал, – править собственным королевством.

Проблемы не заставили себя ждать. На севере Ирака было много турок и курдов, которые относились к Фейсалу враждебно. В городе Равандуз действовали турецкая администрация и турецко-курдское ополчение, контролировавшие весь Иракский Курдистан. Багдадские националисты считали, что всё в порядке, но монарх оценил серьезность положения. Он мог потерять половину королевства, а затем и лишиться трона.

В феврале 1923 года Фейсал дал интервью «The Times». На тот момент турки претендовали на Мосул, курды агитировали за независимый Курдистан, а шиитские улемы советовали иракцам не платить налоги и не голосовать на грядущих парламентских выборах. «Кажется, что на Ближнем Востоке воцарился мир, но это иллюзия», – грустно сказал Фейсал. Король закончил интервью следующими словами: «Арабская нация надеется, что великий британский народ не забудет о своей маленькой восточной союзнице. Она надеется, что Великобритания защитит ее от опасностей, которые сейчас угрожают ее существованию».

Просьба о помощи достигла адресата. Весной 1923 года британский маршал Джон Салмонд разгромил турок и курдов – при поддержке бедуинских отрядов, предоставленных Фейсалом. Это была первая совместная англо-иракская операция в Междуречье. В дальнейшем за ней последуют другие, не менее важные.

Несмотря на успех Равандузской кампании, в Курдистане по-прежнему царил хаос. При Фейсале волнения на севере Ирака не прекращались – даже шиитский юг не доставлял королю столько проблем. В 1922 году Фейсал и Ибн Сауд с подачи англичан установили границу между Ираком и Недждом, но для определения границы с Персией требовалось договориться с шахом. Словом, трудностей хватало – однако националисты считали главным злом Великобританию.

Между тем Перси Кокса на посту верховного комиссара Месопотамии сменил Генри Доббс. Подобно другим администраторам, Доббс попал под личное обаяние Фейсала. Хашимит нравился британцам и легко добивался их расположения. Даже внешне он был приятен: худой, изящный, с тонкими руками и правильными чертами лица, преисполненный шарма и аристократического достоинства. Генерал Алленби полушутя-полусерьезно называл Фейсала «самым красивым политиком мировой войны».

Потомок пророка Мухаммеда был светским человеком. Ни Фейсал, ни его сын Гази, ни внук Фейсал II не молились и не посещали мечеть (за исключением редких случаев, когда в этом возникала крайняя необходимость). Король хорошо говорил по-английски, любил играть в бридж и часто пил шампанское. В Багдаде он пристрастился к теннису, но никогда не бежал за мячом – правитель Ирака ждал, когда мяч пролетит близко от него, и резко отбивал подачу. Вообще Фейсал привык к западному образу жизни. Он одним из первых на Ближнем Востоке надел европейский костюм – но говорил своим консервативным старшим братьям, что носит традиционную арабскую одежду. Вместе с тем, по словам новозеландского прозаика Гектора Болито, монарх «умел жонглировать великими именами, которые его братья даже не слышали» – например, мог будто невзначай упомянуть, что читал Голсуорси на языке оригинала, или обронить фразу вроде: «Когда я обедал с принцем Уэльским…»

Вместе с тем, Хашимит постоянно думал о государственных делах. Его озабоченность политикой проявлялась даже в мелочах. Однажды летом Доббс и Фейсал ужинали на террасе королевского дворца в центре Багдада. Дворец был окружен садом, и сэр Генри заметил, что в такую погоду любит спать под открытым небом. «К сожалению, – добавил он, понижая голос, – в первую половину ночи меня будят брачные вопли кошек, а потом я не могу уснуть до рассвета из-за воркования горлиц. Не знаю, кто раздражает меня больше, но, в любом случае, Ваше Величество, мне не хотелось бы, чтобы их уничтожили». Король внимательно посмотрел на Доббса и сказал: «Я не слежу за тобой, сэр Генри».

Генри Доббс плохо ладил с вездесущей Гертрудой Белл. Она обладала гораздо большим авторитетом, нежели любой другой человек в Месопотамии. В приемной Белл всегда толпились посетители. Журналисты, военные и путешественники по приезде в Багдад сразу же направлялись к «королеве пустыни». Визиты к ней стали обязательными – англичанка вмешивалась во все дела, раздавала советы и называла себя «дочерью Аравии». В итоге ее невзлюбили и британские чиновники, и иракские министры. К тому же в арабском мире госслужба считалась не женским занятием. Нури ас-Саид говорил: «Мы не против Гертруды, мы против того, что она ведет себя как мужчина».

Негативное отношение к «дочери Аравии» показал режиссер Вернер Херцог в фильме «Королева пустыни» (2005). Многие соотечественники считали Белл сумасшедшей, которая якшается с дикими грязными бедуинами – ведь, посвятив себя Ближнему Востоку, аристократка отказалась от благ западной цивилизации и привилегий, коими обладала с рождения. При этом Белл не ограничивалась административной работой – например, она организовывала раскопки, запрещала археологам вывозить находки в Европу и США, а в 1923 году основала Багдадский археологический музей (будущий Национальный музей Ирака).

Зимой 1925 года министерство по делам колоний сообщило, что ситуация в Месопотамии стабилизировалась и Белл пора вернуться в Англию. «Дочь Аравии» надеялась получить должность в Ираке – но никому и в голову не пришло сделать ей такое предложение. Не выдержав перспективы остаться ненужной, Гертруда Белл покончила с собой 12 июля 1926 года, приняв снотворное. Ее похоронили в Багдаде. После «королевы пустыни» осталась современная карта Ближнего Востока. Ее рука проводила границы между Ираком, Иорданией, Сирией и Саудовской Аравией – обозначая территории арабских государств и, вместе с тем, закладывая причины конфликтов между ними.

Главной стратегической ошибкой Белл и Лоуренса стала недооценка шиитов. Грозные аятоллы[26]26
  Аятолла – почетный шиитский религиозный титул.


[Закрыть] знали, что Фейсал хочет лишить их власти над югом страны и крупными городами – Кербелой, Эн-Наджафом, Куфой, Самаррой и Багдадом (столичный район Аль-Кадимия издавна является шиитским). Кроме того, Ирак граничит с шиитским Ираном. Иракские аятоллы имели персидские корни – и оттого пользовались огромным уважением в обеих странах. При этом влияние шиитских улемов в самом Иране было неограниченным. Даже образ аятолл навевал ужас – суровые, фанатичные и консервативные, они носили черные одежды, вели скрытный образ жизни и выносили бескомпромиссные фетвы.[27]27
  Фетва – решение по важному вопросу, выносимое мусульманским авторитетом.


[Закрыть]

В XIX веке шиитские лидеры разрушили английскую табачную монополию в Иране. Весной 1890 года иранский правитель Насер ад-Дин Шах предоставил Великобритании монополию на производство, продажу и экспорт персидского табака. Это грозило Ирану безработицей – ведь в табачной промышленности трудилось более 200 тыс. человек.

Тогда аятолла Мирза Мухаммед Хасан Хусейни Ширази выпустил фетву, в которой запретил иранским шиитам курить. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Ранее в Персии курили повсеместно – но после издания фетвы иранцы массово бросили вредную привычку. Авторитет аятоллы был настолько велик, что даже слуги Насера ад-Дина Шаха отказались набивать трубки во дворце. В январе 1892 года шаху пришлось расторгнуть договор с Великобританией. Ширази отменил фетву, и персы с облегчением снова взялись за сигареты.

В Ираке шиитское влияние было очень сильным. Кербелой и Эн-Наджафом безраздельно правили аятоллы. Местные жители убивали британцев и уничтожали их личные вещи – по мнению шиитов, «немусульманские» очки, носовые платки и столовые приборы оскорбляли ислам. Фейсал нервничал. С помощью англичан он создал полицию, агентурную сеть и даже скаутское движение – для воспитания иракской молодежи в духе патриотизма и подчинения монарху. Однако в решающий момент всего этого могло оказаться недостаточно.

Разумеется, королю помогали единомышленники – Рустам Хайдар (министр финансов), Джафар аль-Аскари (министр обороны) и Нури ас-Саид (заместитель начальника штаба армии). Они прошли с Фейсалом арабское восстание, международные конференции и Сирию – но Месопотамия не стала для них ни легкой добычей, ни щедрой наградой. Никто из троих не умер своей смертью.

Впрочем, до этих трагических событий было еще далеко. Пока же Фейсал и его соратники занимались не только государственными, но и личными делами. Если Нури ас-Саид удачно женился на сестре Джафара аль-Аскари, то ситуация в королевской семье оставляла желать лучшего.

Воцарившись в Багдаде, Фейсал перевез туда супругу и детей. Сперва они жили в цитадели, а затем переехали в отремонтированный дом возле Северных ворот. Позже началось строительство королевской резиденции. Хазима бинт Насер (жена Фейсала) приходилась двоюродной сестрой ему и родной сестрой – Мусбах бинт Насер, жене его брата Абдаллы. Девушки родились в семье знатного мекканского шейха Насера ибн Али – и потому составили хорошую партию Хашимитам.

У Фейсала и Хазимы было три дочери и сын. Старшая, Азза, появилась на свет в 1906 году и приехала в Багдад невестой на выданье. После безуспешных поисков жениха она отправилась отдохнуть на Родос, где влюбилась в гостиничного слугу и бежала с ним. Вскоре мужчина покинул Аззу. Принцесса не решилась вернуться к отцу. Она жила в Италии, пока не встретила дядю Зейда (младшего из сыновей шарифа Хусейна) – тот возвращался в Ирак из Англии через Рим. Зейд уговорил Абдаллу принять непутевую племянницу в Аммане и присматривать за ней. Абдалла считал Аззу позором семьи – но выполнил просьбу брата. Фейсал же наотрез отказался общаться с дочерью. Принцесса Азза скончалась в Аммане в 1936 году при невыясненных обстоятельствах.

Вторая дочь Фейсала, Раджия, тоже не смогла найти себе жениха высокого ранга. Она вышла замуж за офицера иракских ВВС Абдула Джаббара Махмуда – который, как оказалось, имел коммерческий талант. Выйдя в отставку, он разбогател. Летом 1958 года во время Иракской революции супруги отдыхали в Европе – и потому уцелели. Но спустя год Раджия умерла в Лозанне от лимфомы Ходжкина.

Болезнь унесла жизнь и младшей дочери Фейсала – умственно отсталой Раифы. Это случилось в 1934 году, когда принцессе исполнилось 24 года.

Последней надеждой иракского престола был Гази. Он родился в 1912 году в Мекке и жил со своим дедом Хусейном, пока его отец Фейсал воевал с турками. Мать и прочие женщины семьи обожали и баловали мальчика – но внезапно сказка закончилась. В 1924 году ребенка привезли в Ирак и провозгласили наследным принцем. Спустя год король решил отправить сына в Лондон. Предполагалось, что Гази будет учиться в престижной частной школе Хэрроу. Однако британский министр ВВС Сэмюэль Хор, посетивший Багдад, обнаружил, что принц почти не говорит по-английски и совершенно не готов к европейской жизни. Хор подыскал для Гази преподавателя – викария Джонсона, который должен был помочь ему адаптироваться к Хэрроу и вообще к западной культуре.