Текст книги "Наследник"

Терентий спрыгнул вниз первым и стал принимать на руки сначала Алексея, потом сестер. Последним на гальку берега соскочил Антон.

– Что-то я Егорку не вижу, – удивленно оглянулся Терентий.

– И не увидишь, – раздался насмешливый голос из темноты. – Но-но, без глупостей! Не дергаться, вы все на мушке! А у Егорки твоего нож под горлом. Дернешься – ему кирдык.

Чиркнула спичка, вспыхнув мертвенно-белым фосфорным светом и тут же зашипев, занялся факел, за ним второй. Их дрожащее пламя выхватило из темноты несколько физиономий. Черным блеском кольнула глаза вороненая сталь револьверов.

«Моя вина, – подумал Антон. – Не доглядел».

– Осип Маркович? – спросил он приветливо. – Как же вы нас нашли, позвольте спросить?

– Что же мне трудно было поставить своих мальчиков на каждой улице? – отозвался из темноты Оська Жеребчик. – Стариков привезли на Садовую, а молодых сюда, оставалось только дождаться окончания маскарада! Да, мне таки пришлось долго ждать, но я имею терпение! Имейте и вы. Корженевский или как вас там? Может быть, господин камергер? Ну-ка попросите дамочек снять свои корсетики и передать их мне. И мы расстанемся друзьями, а наш общий друг Егор даже не будет кашлять!

– И зачем вам дамские корсеты? – удивился Антон.

– Корженевский, вы все-таки поляк, а не камергер. Вы пытаетесь шутить, когда вам в лоб смотрят пять пистолетов. Это красиво, я расскажу о вас мадам Бжезинской, она без ума от своих поляков.

«Не пять, а четыре, – отметил Антон. – Или пятый стоит у меня за спиной? Тогда спасибо, Жеребчик».

– Вы не так глупы, чтобы стрелять, – сказал он. – Прибежит патруль, и вы ничего не получите, кроме места у расстрельной стенки.

– Хорош языки чесать, – испуганно заговорил Терентий. – Пущай девки сымут амуницию, ежели люди просят. Я тут при чем? Мое дело перевоз, лодку подвел, на другой берег слетал и спать, а тут цельная история. Егорка, ты как там, живой?

Ему никто не ответил.

– Корсеты, живо! – прикрикнул Жеребчик.

Факелы опустились ниже, придвинувшись к девушкам. Сестры сбились в кучку, обнялись, Анастасия спрятала лицо на груди Ольги, та прикрылась ладонью от жаркого пламени, и только Татьяна смотрела на бандитов гордо с вызовом.

Никаких корсетов на них уже не было. Те, куда они еще в Тобольске зашили свои бриллианты, сейчас были надеты на других девушек и следовали в Екатеринбург. Откуда Жеребчику стало известно о них? Неважно. Важно, что сведения оказались не совсем точными.

Но Антон не стал расстраивать Жеребчика.

– Хорошо, – сказал он. – Барышни, раз такое дело, надо подчиняться. Зайдите за те кусты да снимите эти проклятые корсеты. И ты, братишка, иди, помоги сестренкам со шнуровкой, чтоб времени не терять. А то замерзнем.

Сестры послушно отступили в темноту, и Алексей захромал за ними. Один из бандитов поднял факел над головой и пошел за девушками. Перед лодкой остались трое. «И один сзади», – напомнил себе Антон.

– Закурить-то можно? – поинтересовался он.

– Опосля покуришь, – отозвался кто-то.

– Да я только разок затянусь, – усмехнулся Антон, опуская руку в карман.

– Но-но! – промычал Жеребчик, подняв на него маузер. – Не шали!

Антон медленно вытянул из кармана портсигар. Хотел открыть, но вспомнил, что там пусто. Впрочем, это было уже не важно.

– Курите, господа? – вежливо спросил он, протягивая портсигар перед собой навстречу факелу.

На серебряной крышке загорелись кровавые капли семи маленьких рубинов, окружавших монограмму. Портсигар был дорогой. Очень дорогой. Такой дорогой, что факел опустился к нему словно притянутый благородным сиянием.

Так, держа портсигар перед собой, он выхватил левой рукой браунинг, сделал три выстрела, метнулся в сторону, еще два выстрела и еще один в Жеребчика, который только пошатывался, но никак не падал. Да и что ему, бугаю, эти несколько пуль, когда его и винтовкой не свалишь, но вот Жеребчик повалился на спину, и боек браунинга щелкнул впустую, а портсигар так и остался в правой руке.

Все? Нет, не все. Сбоку грохнул наган Терентия, и еще раз.

– Ушел, сука! Один ушел!

Антон загнал новую обойму в пистолет и поднялся из-за валуна. Он не помнил, как оказался за этим камнем. Это потом, через несколько часов, он сможет постепенно восстановить все детали стычки. А сейчас в его памяти были лишь черное пятно, лишь вспышки выстрелов. Кажется, они тоже стреляли?

Он оглянулся, поднял с земли факел и, наклонившись, осмотрел всех, кто лежал под ногами. Трое были убиты наповал, Жеребчик еще хрипел, суча ногами.

Терентий сидел на земле, привалившись спиной к перевернутой старой лодке.

– Ты что? – испугался Антон.

– Чепуха, – отозвался тот, сплевывая черную кровь. – В бок меня. Не страшно. Только грести не смогу. Егорку посмотри, что он молчит?

Антон прошел за бревна и увидел Егора. Голова его была безвольно откинута набок и красная полоса крови пересекла горло.

– Кончили гады парня. Встать-то можешь?

– Чего-то не получается, – прохрипел Терентий, и кровь булькала в его горле, когда он говорил. – Сам-то с лодкой поладишь?

– Ничего, братишка, ничего, – сказал Антон, присев рядом с ним на корточки. – Сейчас твои ребята уже сюда со всех ног несутся. Сейчас, сейчас, ты потерпи малость.

Он увидел сестер и Алексея за голыми ветками кустов и выпрямился.

– В лодку, живо, – приказал комиссар Яковлев.

Они столкнули лодку в воду, погрузились в нее, и Ольга взялась за вторую пару весел вместо Терентия, который остался на берегу.

– Грести-то умеете, Ольга Николаевна? – озабоченно спросил Антон. И сам себе ответил: – Эх, нужда всему научит.

– А что же с ним будет? – прижимая обе ладошки к щекам, спросила Анастасия.

– Не пропадет, – ответил Антон. – Наш брат пролетарий так запросто не пропадает.

Он угадал. Зампред Тюменского военно-революционного штаба Медведев не умер тогда, в апреле восемнадцатого. Ему удалось прожить еще больше года, и погиб он только зимой 1920-го, в очередной схватке с бандитами.

Сам же товарищ Антон, он же Константин Мячин, намного пережил и «товарища Терентия», и «товарища Андрея».

Осенью восемнадцатого комиссара Яковлева видели в расположении белой армии. Сохранились документы белочехов, судя по которым его приговорили к расстрелу Однако новый 1919-й год Мячин встретил в горах Кавказа, а еще через пару лет оказался в Харбине. Чем он занимался в революционном Китае, доподлинно неизвестно. Точно можно утверждать лишь то, что под именем Стояновича он числился в аппарате военных советников Сунь Ятсена. Вернувшись в 1928 году в СССР, Мячин был арестован и отправлен на Соловки. Отсидев пять лет, вышел на свободу. Но в 1938-м его вновь схватили и расстреляли «за измену Родине».

Но это будет позже. А пока в 1918-м, выйдя 14 июля из Ипатьевского дома, диакон Василий Буймиров сказал отцу Сторожеву, с которым они совершали обедницу для царской семьи:

– Знаете, отец протоиерей, у них там что-то случилось: они все какие-то другие, точно.

Глава 11

У следователя Меликьяна, как и у многих обывателей Великославска, была своя дача. Расположенная в сорока километрах от города, она представляла собой сборнощитовой домик три на три метра, стоящий посреди огорода, на котором полагалось расти картофелю и капусте, но рос только бурьян да высилась пара березок. Земельный участок был приобретен в те годы, когда стало ясно, что государству не прокормить своих граждан. Тогда пригородные электрички стали походить на товарные составы, направляющиеся на какую-то великую стройку. В вагонах люди сидели на мешках с цементом, в проходах высились штабеля досок, и пассажиров нельзя было разглядеть за шифером, рубероидом и листами кровельного железа, еще недавно украшавшими крышу какого-то брошенного завода. Народ живо понастроил себе лачуг, избушек и хибарок, после чего стал поднимать целину. То ли сработали первобытные инстинкты, то ли неистребленные крестьянские гены. Но большинству сталеваров и токарей, проектировщиков и медиков удалось собрать первый урожай, а некоторые дождались и того времени, когда на посаженных ими яблоньках появились первые фрукты. Садовые участки действительно выручили население Великославска и помогли пережить лихие реформы Егора Гайдара. А потом и жизнь стала понемногу налаживаться, и уже картошку проще было купить, чем растить, да и проезд становился все дороже и дороже – так или иначе, но за последние годы когда-то отвоеванные у леса участки земли снова стали дичать. Приватизация оказалась многим не по карману налоги на землю становились все выше и выше, и, в конце концов, Аркадий Сергеевич, как и многие обыватели Великославска, покинул славные ряды дачников, огородников и садоводов.

Но далеко не всех сломили невзгоды рыночных реформ. Крепкие духом люди вроде Лосева так глубоко запустили корни в свои шесть соток, что выдернуть их оттуда могло, наверно, только прямое попадание термоядерной бомбы.

Оказавшись на лосевской даче, Аркадий Сергеевич подивился, насколько уютной и добротной может быть простенькая изба. Простенькая, да с секретом. Прежде всего на заднем дворе у Лосева было несколько погребов – один под картошку-моркошку, другой – под варенья-соленья, третий – непонятно под что, но со стальной дверью.

– Туда не суйся, – предупредил Меликьяна Лосев, скосив глаза в сторону третьего погреба. – Он у меня под охраной. А помидоры с огурчиками лопай, сколько влезет, они еще с позапрошлого года стоят. Лопай, не бойся, продукт проверен, без всяких добавок. А выдержка только на пользу, рассол с годами чистый становится, как слеза. И ядреный, вот те крест!

Лосев перекрестился, зябко повел плечами и крякнул, видимо, вспомнив, как выручал его иногда по утрам ядреный рассольчик.

Вторым важным секретом оказалась печь, занимавшая почти половину жилого пространства.

– Печку растопишь дровами, потом кидай уголек да не ленись, шуруди кочергой, чтоб от души горело. Русская печь – наше спасение. Вот отрубят электричество по всей стране, поймете тогда, городские! Эх, завидую тебе, Аркадий. Сейчас натопишь, ляжешь на печку, косточки прогреешь, от всех радикулитов избавишься. Так и поселишься у меня, не захочешь вернуться домой.

Аркадий Сергеевич помог ему загрузить в «Волгу» пару мешков картошки, и Лосев уехал.

Так началась для следователя Меликьяна его жизнь на дне. До сих пор выражение «уйти на дно» он встречал только в книгах и очень редко в протоколах допроса. «На дно» уходили обычно проворовавшиеся дельцы, а также сотрудники правоохранительных органов, запутавшиеся в сложных взаимоотношениях с преступниками или начальством. Собственного подпольного навыка Аркадий Сергеевич не имел, но был уверен, что может воспользоваться опытом предков.

И точно так же как осваивать землю помогала горожанам их подсознательная крестьянская сущность, так и переход на нелегальное положение удался Аркадию Сергеевичу благодаря партизанским генам, живущим в организме каждого, кто родился в СССР.

Рассудив, что дым может выдать его присутствие на даче, он решил топить печь под раннее утро, когда все наверняка уже или еще спят. Вторым демаскирующим фактором могла стать натоптанная тропинка к отхожему месту. С учетом этого обстоятельства Аркадий Сергеевич решил, что будет выносить помойное ведро под покровом темноты и, возвращаясь в дом, тщательно засыпать свои следы снегом.

Он размочил сухари в томатном рассоле, вскипятил чайник на печке, в общем – организовал быт. И стал обдумывать план своих действий после возвращения в город.

Прежде всего, следовало выяснить, на какие деньги старик Евсеич делал себе дорогостоящие переливания крови. Установить размер пенсии можно будет за пару минут, но вряд ли эта сумма способна покрыть его расходы. Возможно, старик поступил так же, как и большинство ветеранов – продал ордена. Придется установить, имелись ли у него такие награды. А вдруг у Евсеича есть спонсоры? К примеру, внебрачные дети? Эту версию надо будет отработать тоже.

Второй вопрос: каким образом пенсионер Харитонов мог вводить себе это лекарство? Ходил на процедуры в поликлинику? Тогда любая собака во дворе знала бы, что нищий старик, одной ногой стоящий в могиле, тратит на укол немалые деньги. У Меликьяна возникла другая, более правдоподобная версия – переливания крови старику могла делать бывшая медсестра Вера Павловна. Они ведь были соседями. Даже вроде бы жили в одном подъезде. Кстати, Вера Павловна может быть в курсе, откуда брались лекарства.

У него просто руки чесались от нетерпения – так хотелось поскорее вернуться к делам. Но стоило ему вспомнить черный джип на обочине, шефа и два тела у опрокинутой горящей машины, как это желание тут же пропало.

Так и прошла первая ночь после «погружения на дно» – в беспрестанном подкладывании угля в печку, в мыслях о работе и в попытках отогнать другие мысли, от которых хотелось повеситься. «Ну, а если цепочка убийств продолжится дальше? – думал он. – И как я буду жить, если из-за меня погибнет еще кто-нибудь, пока я залег на Лосевой даче?»

* * *

Размышляя таким образом, Аркадий Сергеевич вряд ли мог предполагать, насколько он близок к истине, ибо в этот же миг на другом континенте Тедди Грей, сотрудник самого таинственного отдела одной из самых засекреченных секретных служб, присев на краешек стола, вводил в курс дела сидящего напротив напарника-новичка.

– Мы – самое малочисленное подразделение Секретной службы, – втолковывал он Филиппу Муру. – Здесь всегда работало двое людей. Твое имя оставил в конверте мой прежний напарник. Такой же конверт есть и в моем столе. И если со мной что-то случится, там будет имя агента, который заменит меня. Тебе тоже нужно позаботиться о таком конверте.

Филипп вопросительно посмотрел на Тедди. Уловив его взгляд, тот пояснил:

– Человек смертен. Такая предусмотрительность связана с особой секретностью нашей миссии. О ней не знает никто.

Филипп хотел было что-то уточнить, но Тедди, словно прочитав его мысли, продолжил.

– Включая президента. Это для того, чтобы ее нельзя было отменить. Потому что под ударом может оказаться вся мировая система финансов, а это поважней любых политических конъюнктур.

– И в чем заключается наша миссия?

Тедди ответил, глядя в упор Филиппу в глаза.

– Найти и уничтожить наследников последнего русского императора Николая II.

– Я не очень сведущ в истории, но… – начал было Филипп, однако Тедди его снова прервал.

– По официальной версии, его расстреляли вместе с семьей. Но в обстоятельствах казни было множество нестыковок. А в конце Второй мировой войны в нашу разведку обратился немец. Сообщив, что в их руках находится наследник русского престола Алексей Романов, он обещал представить нужные документы. Но немец исчез… Тебе неинтересно? – прервал себя Тедди, заметив, что напарник что-то чертит в блокноте.

– Не обращай внимания, – ничуть не смутившись, ответил ему Филипп, – у меня дурацкая привычка что-то чертить, когда слушаю. Это помогает мне концентрироваться.

Пожав плечами, Тедди продолжил:

– Несмотря на исчезновение немца, наши предшественники продолжали скрупулезно проверять любые слухи о царской семье.

– Вдвоем? – удивленно поднял брови Филипп.

– Конечно же, нет, – снова пожал плечами Тедди. – Наша директива позволяет привлекать к работе всех и вся, включая Конгресс. Но речь, как понимаешь, идет о руках и ногах. Решения принимаются здесь…

– Признайся, – улыбнувшись и тыча пальцем в Тедди, прервал его Филипп, – Конгресс ты вставил для прикола!

– В нашей директиве предписано «всем», – холодно ответил Тедди. – Она была подписана 28-м президентом Соединенных Штатов без права изменения или отмены. Если позволишь, я продолжу, – повысил чуточку голос Тедди, которого стали выводить из себя манеры напарника. – Помнишь немца, обещавшего предоставить бумаги?

Филипп молча кивнул.

Тедди встал, подошел к окну и, выдержав театральную паузу, продолжил:

– Так вот, рыба всплывает там, где ее не ждешь. В почтовом ящике английского консульства в России появилось странное обращение. Некто желал связаться с королевой, обещая информацию о ее российской родне. Узнав об этом, мы выполнили условия этого человека и получили медицинские карты германского гематологического центра. В них были сведения о человеке, схожем с сыном Николая II. И дело не только в том, что вместо имени и фамилии в анкетах были указаны инициалы Ай. Дата рождения, антропометрия – все совпадает. Конечно, с учетом возрастных изменений. Но главное – характер и течение болезни.

Перестав чертить, Филипп снова поднял глаза на Тедди.

– Болезни?

– Алексей Романов страдал несвертыванием крови. Экспертиза показала подлинность документов, и с нашей помощью с анонимом был налажен своеобразный обмен. Оказалось, что он страдает той же болезнью, что и царевич, и испытывает большую нужду в лекарствах. Из Англии через Польшу ему стали высылать необходимые препараты. А он в качестве платы пополнял наш архив.

– А ты не думаешь… – начал было Филипп, но Тедди отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

– Не забегай вперед. Системное изложение является одним из ценнейших моих качеств. Короче, сомнений быть не могло: у нашего адресата были не разрозненные документы, а систематизированный медицинский архив человека с инициалами A.R. Боясь, что ниточка вдруг оборвется, мы нагрянули к нему в гости, но ничего не нашли.

Взяв с подоконника бутылку с водой Тедди, запрокинув голову, сделал несколько жадных глотков.

– А ты не думаешь, что, может, он и есть Романов? – воспользовавшись паузой, вставил слово Филипп. – Точнее, сын или внук?

– Уже нет, – закончив пить, покачал головой Тедди. – Нам выслали его пальцы. Генетическая экспертиза установила, что он Романовым никто.

– Пальцы? – удивился Филипп. – А одного было мало?

– Тот же вопрос мы задали нанятым для этого дела людям, – пожал плечами Тедди. – Они ответили, что мы не указали, какой нам нужен палец. Поэтому прислали все. Тем более что, по их словам, хозяину они больше не пригодись бы.

– Понятно, – ответил Филипп. – А как к нему попали документы? И где они?

– Пытаемся понять… И, судя по всему, не только мы. Ноздря в ноздрю с нами идут местные копы. Признаться, я от русских такого не ожидал. Одного мы ликвидировали, чтоб не путался под ногами, другой лег на дно. Плохо, если с бумагами. Извини, если утомил тебя своим рассказом.

– Что ты, что ты! – расцвел в улыбке Филипп. – Наоборот, мне было жутко интересно тебя слушать. И хочу ответить откровенностью на откровенность. Дело в том, что я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я журналист.

У Тедди, словно в кривом зеркале, моментально вытянулось лицо, а Филипп беззаботно продолжил:

– Ты не поверишь, но много лет назад под легендой – мол, мечтаю продолжить дело отца – я внедрился в секретные службы и менял их, ты можешь убедиться, взглянув на мой послужной список, как перчатки, мечтая найти сенсацию, о которой узнает весь мир.

Зрачки Тедди сузились почти до невидимых точек и словно буравчиками проткнули лицо Филиппа насквозь, но тот, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Много раз мне казалось, что нашел, что надо, но всякий раз, как игрок, повышал ставки, пока, наконец, сегодня не понял, что наша миссия именно то, что я так долго искал!

– Ты шутишь? – то ли спрашивая, то ли констатируя, зловещим шепотом спросил его Тедди.

– Конечно, шучу! – с готовностью согласился Филипп. – Это я так, в ответ на твою театральную паузу.

– А я, признаться, поверил, – с облегчением выдохнув, ответил Тедди, протягивая ему ладонь.

– Значит, не растерял форму, – улыбнулся, пожимая руку, Филипп. – Я много лет внедрялся в разные, скажем так, недружественные нам структуры и научился неплохо играть. Пока меня не сдал кто-то из наших. Вот, отправили к тебе. Как говорится, подальше от тех, кто очень хочет снова со мной повстречаться.

* * *

Утром Меликьян проснулся от звуков проехавшего автомобиля. «Лосев вернулся», – подумал Аркадий Сергеевич, спрыгнул с лежанки и метнулся к окну. Однако в окно он выглянул все-таки осторожно, одним глазом, поверх занавески. И не зря.

То был не Лосев. Темно-зеленый уазик притормозил у ворот соседней дачи. Из него выбрался мужик в ватнике и шапке-ушанке, подергал замок на воротах и вернулся в машину, которая тут же покатила дальше. Вот она скрылась за заборами и, судя по звуку, снова остановилась. Опять хлопнула дверца и завыл старый разношенный двигатель, чихая и испуская дым, который поднимался над заборами.

«Наверно, охрана», – решил Аркадий Сергеевич. Приятно было хотя бы ненадолго предположить, что в заброшенном дачном поселке сохранились старые порядки. Да, несомненно, то были охранники, у них и машина такая, военная, и ватник с шапкой тоже военного образца. А то, что охранник был без оружия, так зачем оно ему? Он просто проверяет сохранность замков. А в случае чего позвонит в милицию…

Так убеждал себя следователь Меликьян, торопливо одеваясь. Он забрался на чердак и оттуда, с высоты, смог через маленькое окошко увидеть всю дорогу, по сторонам которой стояли дачные домики.

Уазик отъехал недалеко, на три-четыре участка от лосевской избушки. Двое мужиков в одинаковых серых ватниках шустро орудуя ломиками, вскрывали ворота. Ворота были железные, сплошные. И забор был им под стать, высокий, кирпичный. А за забором виднелся дом, двухэтажный, с красной крышей. Приглядевшись, Аркадий Сергеевич решил, что дом крыт настоящей черепицей, а не пластиковым шифером. Дорогой был дом, и «охранники» явно рассчитывали, что и внутри он окажется недешевым.

Следователь Меликьян схватился за мобильник, чтобы позвонить оперативному дежурному. Но тут же запихнул телефон обратно в карман. Тому, кто лег на дно, небезопасно звонить в милицию. Придется наблюдать за преступлением со стороны, запоминая приметы злоумышленников и фиксируя все обстоятельства преступления.

Калитка в воротах, наконец, поддалась, и двое вошли во двор, скрывшись за забором. Через несколько минут из уазика выбрался водитель. Он захлопнул дверь и тоже скрылся за воротами. При этом машина перестала стрелять дымом, следовательно, двигатель был выключен. Из чего можно было сделать вывод, что эта троица собирается здесь задержаться.

Аркадий Сергеевич потер озябшие ладони и приоткрыл окно, потому что корочка льда на стекле мешала разглядеть номер машины. Его лицо тут же обдал холод. И в следующий миг Меликяна словно обожгло – в воздухе разнесся пронзительный женский крик.

Сомнений не оставалось. Женщина кричала оттуда, из дома, куда проникли воры. Нет, уже не воры, а грабители. Да какая разница! Воры или грабители, они все равно подонки. Они твари, с которыми может быть только один разговор…

Меликьян спохватился только тогда, когда уже стоял возле уазика с кочергой в руках. Возможно, он бы и в дом ворвался, если б его не остановила крепкая рука, схватившая сзади за плечо.

– Спокойно, камрад, не торопись, – сказал кто-то за его спиной.

Рука была такой тяжелой, что Меликьяну не хотелось оборачиваться. «Как же я не заметил еще одного», – горько подумал он.

– Не спеши, пусть они расслабятся, – продолжал голос. – Возьмем их тепленькими. И пикнуть не успеют.

Из дома донесся звук разбитого стекла. Снова коротко вскрикнула женщина. И придушенно замолчала.

– Все, заткнули рот бабке, – проговорил новый товарищ Меликьяна, становясь рядом с ним и заглядывая внутрь уазика. – Хорошо, если не прибили.

Он был высоким, широкоплечим и рыжебородым, в черном комбинезоне и вязаной шапочке, а в руке его был пистолет с глушителем. Примерившись, бородач выбил локтем стекло водительской дверцы и открыл машину.

– Неплохо поохотились, ребята, – довольно проговорил он, выволакивая наружу клетчатую сумку, доверху набитую консервами. – Сайра? Моя любимая рыбка. Посмотри, что там еще. Есть сгущенка?

Аркадий Сергеевич поставил сумку себе под ноги и порылся в консервных банках.

– Есть сгущенка, – доложил он.

– Тащи к себе сумку. Ты с лосевской избушки? Вот и тащи к себе. И сиди тихо, не высовывайся.

– А ты?

– А я сам.

Но тут в доме гулко хлопнула дверь, по крыльцу простучали быстрые шаги, а затем часто-часто заскрипел снег. Кто-то бежал к воротам, всхлипывая и задыхаясь.

Из-за распахнутой створки ворот показался мальчуган лет семи. В зеленой пижамке и босиком, он бежал по снегу, утирая кулаком слезы.

Бородач вылетел из машины навстречу малышу, сгреб его под мышку и мгновенно вернулся за уазик.

– Тихо, тихо, – он приложил палец к губам ребенка, – сейчас они за тобой выбегут, и мы…

Бородач не договорил. Пыхтя и матерясь, двое мужиков выбежали из ворот. Один остановился, оглядываясь, второй кинулся к машине.

Тут-то его и встретил Аркадий Сергеевич. Низко присев, он с размаху по длинной дуге, рубанул кочергой мужика по ноге, пониже колена. Тот охнул, повалился набок и завыл, хватаясь за ногу. Второй побежал к нему, размахивая чем-то, похожим на длинный пистолет. «Да у него обрез», – сообразил Меликян. Он отпрыгнул в сторону, готовясь встретить противника кочергой, которая сразу показалась ему унизительно короткой. «Сейчас пальнет картечью, – тоскливо подумал Аркадий Сергеевич, – и я так и не закончу дело. Так и не узнаю больше ничего о царевиче Алексее».

Но вместо того чтобы выстрелить, мужик вдруг выронил обрез, схватился за колено и тоже повалился в сугроб.

Из-за уазика показался бородач. Он держал свой пистолет двумя руками, и от ствола завивались струйки дыма.

– Там в доме еще один. – Он поднял с дороги обрез и кинул его Меликьяну. – Присмотри за этими калеками. А я третьего приведу.

Аркадий Сергеевич обтер стволы обреза от снега и переломил их. На него глянули капсюли патронов. Заряжено. Мало не покажется.

Теперь с огнестрельным оружием в одной руке и с холодным в другой он чувствовал себя готовым сражаться со всем преступным миром Великославска и окрестностей. Правда, этот мир сейчас выглядел довольно жалко: двое скулящих мужиков. При ближайшем рассмотрении они оказались тщедушными юнцами. Это ватники делали их такими широкими, грозными, но только при взгляде издалека.

Через минуту бородач выволок из дома еще одного злодея. Он волочил его за руку по снегу, оставляя широкую борозду. Бросил, как мешок с картошкой, рядом с двумя ранеными. И сказал:

– Слушайте и запоминайте. Потом не жалуйтесь, что вас не предупреждали. Район находится под охраной казаков.

– Мы… Мы не знали… – проскулил тот, которого вытащили из дома.

– Теперь знаете. И скажите всем. В другой раз стреляем без предупреждения. А теперь уматывайте отсюда, пока наши ребята не подтянулись. Иначе уйдете по морозу без штанов. Сотник! – Он повернулся к Меликьяну. – Выброси у них из телеги все лишнее!

Аркадий Сергеевич, немного стыдясь своей роли, вытащил из заднего отсека все, что там было, – коробку с макаронами, канистру, две пластиковые емкости непонятно с чем, дубленку в целлофановом чехле, несколько упаковок батареек и связку старых журналов…

Наконец незадачливые грабители забрались в машину и уехали. Аркадий Сергеевич укутал малыша в дубленку, взял на руки и понес в дом. Там они обнаружили связанную скотчем старушку. К счастью, живую. Освободившись от пут, она принялась носиться по дому как угорелая одновременно прибирая после погрома и готовя угощение своим спасителям. От чая бородач и Меликьян отказались, заторопившись к выходу. Аркадию Сергеевичу не хотелось надолго оставлять на улице без присмотра свои боевые трофеи.

Вместе с бородачом они перенесли их в домик Лосева. Меликьян поставил на стол открытую банку с помидорами и тарелку с сухарями.

– Угощайтесь.

Бородач хмыкнул и не глядя вытащил из сумки две банки каких-то консервов. Сверкнуло лезвие здоровенного ножа – и над столом поплыл аромат тушенки.

После пережитого стресса у обоих разыгрался аппетит, и тушенку они съели, даже не разогрев. Только опустошив банку, бородач протянул Меликьяну руку:

– Давид. Давид Таран. Можно – Додик, если смеяться не станешь.

«Над таким не посмеешься», – подумал Аркадий Сергеевич и тоже представился.

– Так значит, ты казак? – спросил он уважительно.

– Нет тут никаких казаков. Разбежались, как тараканы. А что я должен был сказать этим уродам? Район под охраной евреев и армян? Ты-то от кого прячешься?

– Пока сам не знаю. А ты?

– Я-то? – Давид снова покопался в сумке и извлек оттуда бутылку водки. – Будешь?

– Нет.

– Правильно. И я нет. Зарок себе дал.

– Какой?

– Пока монархию в России не восстановят – ни капли спиртного.

Словно что-то щелкнуло в памяти Аркадия Сергеевича. Он вспомнил убогую прихожую, пару сухоньких старушек и надтреснутый, но сильный голос старой учительницы: «Егорушка даже зарок дал – не пить, пока не восстановится монархия…»

– Ты Харитонова знал? Егора Харитонова? – спросил он.

Давид Таран убрал водку обратно в сумку, достал вместо нее пару банок сайры.

– Будешь?

Следователь Меликьян отвел его руку.

– Ты не ответил.

– Есть вопросы, на которые лучше не отвечать. И есть вопросы, которые лучше не задавать.

– Не надо философствовать. И можешь не отвечать. И так ясно, что ты его знал.

– Допустим. – Давид Таран тяжело встал и прошелся по комнате, скрипя половицами. – Но почему ты вдруг спросил про Егора?

– Потому что я из-за него здесь прячусь, – ответил следователь Меликьян.

– Я тоже, – признался Таран. – Ну что же, камрад, давай раскроем наши карты.

Как выяснилось из его обстоятельного рассказа, их Монархический орден Покровской иконы долгое время отказывался официально зарегистрироваться как общественная организация. Он возник стихийно, еще при советской власти. Тогда в селе Покровском на берегу Туры начались чудеса – у одной набожной старушки стала мироточить икона. Пошли слухи, что икона, мол, непростая. Доморощенные эксперты установили, что она и в самом деле выделяет какое-то сладковатое масло. Но дело было не в составе выделений, а в том, что этот древний артефакт когда-то принадлежал семье последнего русского императора. Сохранилось ее описание вплоть до последней щербинки. Все царские сокровища, не разворованные к тому времени, были собраны в главных музеях страны. И Государственный Эрмитаж предъявил права на бесценную реликвию. А свердловский музей их оспорил. Потому что расстреляли царя все-таки не в Эрмитаже, а в Ипатьевском доме в Екатеринбурге, и там, возможно, тоже когда-нибудь откроется свой музей. Так-то оно так, отвечали ленинградцы, открывайте свои музеи на здоровье. Но как могла икона преодолеть полтысячи километров между Екатеринбургом и селом Покровским? Пока ученые мужи препирались, Ипатьевский дом ударными темпами был снесен по приказу тогдашнего секретаря обкома Ельцина. А икона сначала перестала мироточить, а потом и вовсе исчезла.