Текст книги "Наследник"

– Да что это такое, люди добрые! – придя в себя от неожиданности, зашлась в крике соседка. – Да вы только взгляните, как наша милиция себя так хамски ведет! Да я на тебя жалобу напишу! – заорала она вслед Меликьяну и, подумав, добавила: – Коллективную!

Обернувшись к ней, Аркадий Сергеевич приложил указательный палец к губам и прошипел: «Тс-с-с!» Потому как в голове его созрел план дальнейших действий, а соседкин ор мешал нанести завершающие штрихи. Марья Петровна как по мановению волшебной палочки смолкла, а Аркадий Сергеевич зашел в дом и по старой привычке, считая ступеньки, словно боясь недосчитаться хотя бы одной, стал подниматься к себе на третий этаж…

На следующий день следователь Меликьян получил неожиданную награду в виде устного поощрения, причем с самого утра. В его кабинет, довольно потирая руки, вошел начальник и с сияющим лицом заявил:

– Благодарю за службу, как говорится. Как говорится, можем, если хотим! Это я о тебе.

– Вы это о чем? – вставая из-за стола, спросил его Аркадий Сергеевич.

– Ладно, ладно, не скромничай, сам такой, – заулыбался начальник. – Раскрыл дело по горячим следам. Выпишу на твой отдел премию и буду ходатайствовать о снятии предыдущего взыскания.

– Спасибо.

– Вот что значит правильный подход к подчиненным. Это я о себе. Устроил тебе нахлобучку, вот ты и стал носом землю рыть. А если бы я миндальничал с тобой, а ты все вразвалочку и не спеша, то стало бы это дело очередным «висяком» на нашей шее.

– Товарищ майор, я не знаю, откуда у вас эта информация, я вам ничего пока не докладывал, но мы еще в самом начале пути… – начал было Аркадий Сергеевич, но начальник его перебил.

– Значится, так, – сказал он, и благодушные искорки в его глазах сменились льдинками стужи. – Моя первоначальная версия полностью подтверждается. Эксперты сличили «пальчики». Принадлежат Егору Харитонову. Племянничек убил деда, пропил телевизор, свалился в сугроб и замерз. Дело можно закрывать.

– Это приказ? – спросил Аркадий Сергеевич.

– Нет, совет начальника. Преступление раскрыто, преступник установлен, судить некого. У тебя еще текущих дел вагон и маленькая тележка! Пришвина допросил?! Нет! Так и будешь топтаться на месте?

– Никак нет. Пришвина не допросил. Топтаться на месте не собираюсь, – по-военному четко ответил следователь Меликьян.

– То-то, исполняй! – умиротворенно произнес начальник и вышел из кабинета.

Сидевший в своем углу Павлик осторожно спросил:

– Значит, закрываем дело?

– Дела не закрывают, а прекращают, – задумчиво ответил Аркадий Сергеевич, прохаживаясь по кабинету из угла в угол. – Основанием для прекращения могут являться разные обстоятельства. Например, смерть подозреваемого.

– Но вы с этим не согласны, – заметил проницательный Павлик.

– Да, не согласен. Потому что у нас нет оснований подозревать Егора Харитонова. Следовательно, его смерть ничего не меняет. А даже, наоборот, все осложняет.

– Как это нет оснований? – Павлик явно обиделся, что его версия подвергается сомнению. – Вы же слышали, отпечатки харитоновские. И телевизор он выносил. А после убийства осознал содеянное, напился и замерз.

– Напился он в ночь с четверга на пятницу. Под утро привезли его в морг. А вечером он пошел и убил деда и снова вернулся к себе в морг. Тебя это не смущает?

– Неувязочка. – Павлик почесал затылок, и вдруг его озарила догадка. – Так значит, убийство тоже было в четверг вечером!

– Ну, это нам эксперты установят. А ты пока займись вот чем. Поищи-ка телевизор. В ломбардах, в комиссионках, на рынке.

Аркадий Сергеевич остановился, глядя в окно. Мимо управления по заснеженному тротуару женщина везла на детских санках какую-то тяжелую картонную коробку. «Телевизор? – подумал он. – Нет, скорее компьютер. Эдик тоже давно просит новый компьютер. С премии купим. А старый сдадим в ремонт, а потом я сам на нем буду работать. В ремонт…»

– Знаешь, Павлик, ты пока в ломбард не ходи. Начни-ка ты с мастерских по ремонту.

– Эх, накрылась премия, – протянул Павлик. – Шеф, нехорошо обманывать начальство. Вы же обещали дело закрыть, то есть прекратить.

– Нет. Я обещал не топтаться на месте. Поэтому вперед, юноша, нас ждут великие дела!

Когда Аркадий Сергеевич работал оперативником районного угрозыска, то у него была своя агентурная сеть. Личные дела секретных сотрудников хранились в его сейфе. И стопка эта должна была непрерывно пополняться. Согласно плану агентурно-оперативной работы каждый опер обязан был ежегодно завербовать несколько новых агентов. Меликьяну это занятие было противно, и он поступал так, как и большинство его знакомых оперов: заводил фиктивные дела. Многие жители городка и не подозревали, что они записаны в секретной картотеке под разными псевдонимами, регулярно получают задания и даже иногда их успешно выполняют.

Надо сказать, что от фиктивных агентов пользы было даже больше, чем от реальных. Официальная агентура, передаваемая по наследству от одного оперативника к другому, уже давно не могла раздобыть никаких ценных сведений, потому что «засветилась». Криминальный мир хорошо знал своих стукачей. Их не убивали. Их терпели и только старались не болтать лишнего в их присутствии. А убьешь – неизвестно, кто займет его место…

Поэтому кроме официальных и фиктивных сексотов каждый уважающий себя опер обладал еще и несколькими личными агентами. Они нигде не учитывались, ни по каким документам не проходили. Они были известны только ему и работали только на него. И когда он уходил с работы, то не передавал их по наследству.

Когда Аркадий Сергеевич ушел из оперативников в следователи, он сохранил на связи несколько своих старых агентов. И сейчас ему подумалось, что они могут пригодиться.

Агент под псевдонимом Старуха сожительствовал с Тамарой, известной в районе торговкой спиртными напитками. Напитки эти могли носить разные названия: от «водки» до «жидкости для разжигания каминов». Цена тоже различалась. Но эффект от них был всегда одинаковый, а в прежние времена иногда и летальный. Но районные власти Тамару не трогали, справедливо рассудив, что лучше паленая водка, чем чистый героин.

Как обычно, псевдоним агента не совпадал с его кличкой в уголовном мире и не имел ничего общего ни с его биографией, ни с внешним видом. В реальности агент Старуха был молодым шустрым мужчиной и звали его Жориком. Завербован он был, как и большинство сексотов, с помощью банального шантажа: следователь обещал закрыть глаза на некоторые прегрешения в обмен на ценную информацию. Однако совершенное агентом преступное деяние рано или поздно могло потребовать возмездия – если агент окажется недобросовестным информатором. Чаще всего сведения, которые сообщал агент, представляли собой плод его фантазии. Поэтому сексота всегда можно было уличить либо в сокрытии ценных сведений, либо в дезинформации. Естественно, любой агент не испытывал особой радости при встрече со своим «куратором». И, увидев Аркадия Сергеевича возле своего дома, агент Старуха, он же Жорик, мгновенно съежился, помрачнел и, сунув руки в карманы дубленки, послушно побрел за Меликьяном. Однако побрел правильно, с соблюдением мер конспирации – по другой стороне улицы и глядя куда угодно, только не на Аркадия Сергеевича.

Так они дошли до автобусной остановки, где в этот час никого, кроме них, не было.

– Плохи наши дела, – сказал Аркадий Сергеевич, внимательно изучая табличку с расписанием. – Начальство на меня давит. План выполнять надо. А раскрываемость падает. Придется тебе писать явку с повинной.

– За что? – тоскливо спросил Жорик. – По старой «хулиганке» срок давности истек.

– Не волнуйся, в чем сознаться, тебе подскажут. Ты же не хочешь, чтобы мы ковырнули, откуда ты спирт привозишь? Или тебе «мокруха» по душе? Пожалуйста. Жмурика на тебя с Тамарой повесим. Слышал про парня с автобазы? Отравился метиловым спиртом. От вас шел. Чем вы его напоили?

– Не надо! – тихо, но твердо сказал Жорик. – Вот этого не надо! «Мокруху» на меня не вешайте! Наш бизнес давно уже чистый. От нас уже никто не травится.

– И на Старуху находит проруха. В общем, готовь чемоданчик. Посидишь под следствием, а там – как суд решит.

– Не могу я садиться… – Жорик нервно закурил. – Вы по-человечески рассудите. Томка беременная. Шестой месяц. Расписаться собрались. Живем спокойно, никого не трогаем. За что вы так? Что я вам сделал?

– Ничего личного, – сказал Аркадий Сергеевич. – У тебя бизнес. У меня – план.

– Вы лучше своих «оборотней в погонах» ловите, вот и план выполните, – выпалил Жорик и сам испугался своих слов. – То есть я, конечно, извиняюсь. Но взять хотя бы того жмурика в сугробе. Его ведь ваши замочили!

– Откуда информация?

– Люди говорят.

– Говорят, что кур доят! Кто конкретно?

– Конкретно? Поговорите с пацанами из труповозки. Они таких жмуриков не первый раз находят. Грузишь его, а из него водяра льется изо рта. Тьфу… Значит, ментовская работа. Замочили, а потом выбросили. Что вы на меня так смотрите? Сами знаете, как такие дела делаются. Перестарались на допросе, остановка сердца, вливают в труп бутылку водки и увозят подальше. Первый раз, что ли? А на людей валите…

– Договоримся так, – спокойно сказал Аркадий Сергеевич. – Даю тебе сутки. Выкладываешь мне все про этого парня. Откуда шел, кто нашел, за что попал в ментовку – короче все, о чем народ толкует. Если принесешь мне не сказки, а конкретные показания… Ты сам знаешь, я слово держу. А начнешь фуфло толкать – прощайся с Томкой. Иди. А я автобуса подожду.

– А он днем не ходит, – буркнул Жорик, поднимая воротник дубленки.

– Я знаю. Вот здесь и встретимся завтра. И еще. Люди бывают разные. Милиционеры – тоже. Запомни это. А в следующий раз будешь обобщать, я могу серьезно рассердиться. А теперь иди. Время пошло. У тебя осталось двадцать три часа пятьдесят девять минут.

Он старался говорить спокойно, равнодушно, не показывая агенту своего волнения. А причин для волнения было много.

Во-первых, появились косвенные улики о том, что Егор умер не своей смертью. Во-вторых, между убийством старика и смертью племянника была одна общая черта – в их жилище что-то искали. Но если в квартире деда рылись убийцы, то комнатку Егора обыскивали какие-то представители закона. Хотя итог был один и тот же, летальный И наконец, ему следовало волноваться еще и из-за того, что жена опять останется без нового пальто, а сын – без компьютера. Ведь теперь-то следователь Меликьян точно не получит премии. Потому что никто не заставит его прекратить дело, в котором открылись новые обстоятельства.

Павлик, наверно, тоже рассчитывал на премию. И он тоже понимал, что зря. Потому что после недолгих поисков телевизор «Самсунг» производства Бердского радиозавода, паспортный номер такой-то, был обнаружен им в ремонтном ателье на другом конце города. Судя по записи в журнале, телевизор был доставлен в среду. На корешке от квитанции четко виднелась подпись клиента – Харитонов Е.И. Адрес – общежитие.

– В общем, накрылась моя версия медным тазиком, – уныло заключил Павлик свой доклад.

– Ты с приемщиком поговорил? – спросил Аркадий Сергеевич.

Лицо Павлика посветлело.

– Ух, там такой приемщик, точнее приемщица! Глазищи – вот такие, огромные. И зеленые, – взахлеб начал было рассказывать он. Но заметив красноречивый взгляд шефа, осекся и смущенно продолжил: – Я в том смысле, что глазастая она, все замечает. Харитонов приехал на пассажирском «транзите», на маршрутке. Маршрут «Тройка». Но без пассажиров. Заехал на тротуар. Водитель помог ему вынести телевизор. И пока оформляли заказ, стоял рядом с Харитоновым. Водитель вроде начал к ней клеиться, но Харитонов его одернул. Почему она их и запомнила. На всякий случай, я этого водилу тоже пробил. Козырев Сергей, проживает на Пролетарской, дом семь, квартира 243. Характеризуется положительно.

– Зачем же ты его устанавливал? – поинтересовался Аркадий Сергеевич, мысленно поставив Павлику высший балл.

– Как зачем? Будем доказывать алиби Харитонова, пригодится. Мало ли кто мог сдать телик и подписаться, верно? А тут – свидетель.

– Похоже, они друзья. Работают, видимо, вместе. Потолкуй с этим Козыревым. О Егоре. Но в основном – о его старике. Может быть, что-нибудь и всплывет. Может быть, дед был подпольным миллионером.

– Или ненужным свидетелем, – подхватил Павлик. – Миллионеров-то не трогают, кому они нужны. Они откупятся, если что. А вот свидетелей убирают как миленьких.

– Я вижу у тебя новая версия рождается? – усмехнулся Аркадий Сергеевич. – Ты не спеши ее озвучивать. Как бы нам с тобой не вляпаться в неприятную историю.

– История или не история, а преступление должно быть раскрыто, – сурово сдвинул брови Павлик. – Тем более такое. Два трупа – это вам не кража в гастрономе.

Он умчался на встречу со свидетелем Козыревым, а Аркадий Сергеевич еще долго сидел в архиве паспортной службы, по крупицам собирая сведения о погибшем старике. Выяснить удалось немного. Комплект документов, удостоверяющих личность, был неполным. Не имелось ни копии метрической записи, ни свидетельства о рождении. В ветеранских документах значились годы службы (с 1944 по 1956), воинские звания – от рядового до лейтенанта, и номера воинских частей. До переезда в Великославск Семен Евсеевич Харитонов жил в Арзамасе, Серпухове, Томске. Места работы – одни «почтовые ящики». Должности – от лаборанта до старшего лаборанта. «А старичок-то вполне мог быть секретоносителем, – подумал Аркадий Сергеевич. – Неужели это так страшно отозвалось спустя столько лет?»

Он чувствовал себя примерно так, как сапер, стоящий перед минным полем. Можно разминировать, а можно просто воткнуть табличку «Осторожно, мины!» и идти себе дальше. Тем более что схемы минирования у него нет, конструкция мин ему неизвестна и никакой награды за эту работу ждать не приходится.

Глава 7

В назначенное время он подошел к остановке. Жорик уже ждал его там. Он был в приподнятом настроении.

– Можете делать дырку для ордена в своем пиджаке, – весело заявил он. – А я, конечно, беру свои слова обратно насчет «оборотней». Наши пацаны тоже не при делах. Жмурика подкинули вам залетные. Из Чапаевска. Приехали на черном «Тахо» загребли пацана у проходной, и больше его никто и не видел. Фашисты конкретные, хотя и под ментов косят. У пацана убитого в Чапаевске своя кодла, не то анархисты, не то монархисты. С фашистами у них реальные разборки. Будете дело заводить? Дам пару свидетелей, видели и джип, и быков в нем, и как пацана вашего туда запихивали. И самое приятное – там рядом тошниловка с охраняемой парковкой с видеокамерами. И все это камеры срисовали в чистом виде.

Аркадий Сергеевич сразу вспомнил, как Нателла описывала тех, кто проводил негласный обыск в комнате Харитонова. Москвичи… А еще черный джип… Такой дизельный видели у стариковского дома в ночь убийства. Такой же или тот самый?

– «Тахо», говоришь? Знаю такую машину. Бензина много жрет.

– Там турбодизель, – покачал головой Жорик, – на четыреста лошадей. Работает на соляре, как трактор. Так я пойду?

– Иди. Не расслабляйся. Чтоб по первому свистку свидетелей мне подогнал. Понял?

Не прощаясь, Аркадий Сергеевич торопливо зашагал прочь от остановки. Версия, подсказанная Жориком, могла бы устроить кого угодно, но только не его. Ну не мог он поверить, что какие-то доморощенные фашисты из российской глубинки стали бы сводить счеты с ветераном Красной Армии и с его внучатым племянником. Джип, обыск… Они что-то ищут. Но что можно найти у бедняков?

Значит, убийцы знали о своих жертвах что-то такое, что пока неизвестно следствию. Поняв это, Аркадий Сергеевич решил, что называется, копнуть глубже. У покойного старика, как он хорошо знал, не осталось никого, кто мог бы что-нибудь рассказать о его прошлом. Возможно, у племянника таких связей осталось немного больше? Армейские друзья. Одноклассники. В конце концов, его могут до сих пор хорошо помнить школьные учителя. Решив, что в ближайшее время Павлика надо будет отправить в Чапа-евск, Аркадий Сергеевич выбрал себе другое направление. И, «пробив» адрес бывшей классной руководительницы Егора Харитонова, отправился в гости.

Двери открыла сухонькая аккуратная старушка и, подслеповато щурясь, спросила:

– Вам кого?

– Мне бы Елену Андреевну, – сказал Аркадий Сергеевич.

В это время в коридоре показалась другая женщина, как две капли воды похожая на ту, что открыла дверь.

– Елена Андреевна – это я. Чем могу служить?

Уловив недоуменный взгляд гостя, она улыбнулась:

– Это моя сестра Ирина Андреевна. Мы близнецы. Но она, увы, уже несколько лет ничего не слышит.

Аркадий Сергеевич представился, показав удостоверение.

– Я, собственно, по вопросу вашего бывшего ученика Егора Харитонова. Дело в том, что…

– Да, да, я знаю об этом, и мне трудно в это поверить…

– Я понимаю, – мягко сказал Аркадий Сергеевич. – Трудно поверить в смерть таких молодых…

– Помилуйте, в моем возрасте смерть не представляется чем-то невероятным. Я уже стольких пережила… – Она махнула сухонькой ручкой. – Нет. Я не верю, что он мог напиться! Он ведь вообще непьющий! Вы знаете, однажды на него даже обиделась его девушка. На ее дне рождения он не выпил даже бокала шампанского! Потому что Егор придерживался монархических идей, был активистом какого-то монархического движения и взял на себя обет: выпить лишь тогда, когда в России восстановится монархия. А мне говорят – упился! Не верю. Впрочем, что мы с вами стоим в дверях, заходите, пожалуйста. Иринушка, голубушка, позволь гостю пройти…

Взяв под локоть сестру, она отодвинула ее чуть в сторону, чтобы Аркадий Сергеевич мог зайти.

– Она не слышит, но я разговариваю с ней, потому как, если с ней не общаться, она разучится и говорить. Раздевайтесь. Пальто можно повесить вот сюда, а в нижнем ящике вы найдете тапки. Правда, я не знаю, найдется ли подходящий размер, ведь к нам теперь так редко ходят гости.

Раздеваясь, Аркадий Сергеевич по привычке осматривал прихожую, и сердце его защемило от тоски. Он и сам жил небогато, но здесь обстановка была просто нищенская. На старых обоях возле выключателя чернело пятно, оставленное прикосновениями рук. Сколько же лет этим обоям? В мутном настенном зеркале отражались искусственные цветы в фаянсовой синей вазочке с видом Останкинской телебашни. Большую часть коридора занимал шкаф с потрескавшимися дверями, до самого потолка нагруженный стопками книг, газет, коробок и прочей рухлядью.

Тапки Аркадий Сергеевич надевать не стал, пошел в носках по линолеуму со стертым рисунком – только вдоль плинтусов еще можно было разглядеть былые остатки узора.

Последовав за старушками в гостиную, он занял предложенный шаткий стул. В глаза сразу бросился книжный шкаф, за стеклом которого были видны корешки знакомых книг. Подписные издания, древние «макулатурные» серии Дрюона и Дюма, Шукшин, Айтматов, а рядом Маринина… И снова осколок прошлой жизни – синий с надорванными корешками двухтомник Паустовского.

– Елена Андреевна, – начал он, – судя по вашим словам, Егор был не совсем обычным молодым человеком. Что вы можете сказать о его интересах, друзьях, связях?

Старая учительница закивала головой.

– Примерно до десятого класса он был обычным мальчишкой. Окружен приятелями, играл в футбол, в хоккей. Бывало, что и подерется… В десятый же класс он пришел совсем другим. За лето он вырос, окреп, стал серьезным. Оказывается, он два месяца провел в деревне у своего двоюродного деда. Начитался новомодной прессы. Крестился. Этот факт меня поразил в самое сердце. Никогда не подозревала в нем конформизма. А тут вдруг такое. Тогда же, вы помните, все поголовно крестились, венчались и так далее…

– Полагаете, это влияние деда?

– Возможно. Родители Егора – люди совершенно опустившиеся. За все годы ни разу не пришли на родительское собрание, вы можете себе такое представить?

Аркадий Сергеевич покраснел, потому что и сам никогда не заглядывал в школу сына.

Словно прочитав его мысли, учительница строго посмотрела на него:

– Говорят, что после армии Егор даже не стал жить в родительском доме, устроился в общежитие. Это правда?

– Да.

– А ведь мог бы переехать к деду и после смерти получить его жилплощадь, – сказала Елена Андреевна. – Но Егор был не таким, как нынешняя молодежь. Он не был циничным прагматиком. Не стал пробиваться в бизнес, в торговлю, в офисную карьеру. Хотя голова у него была светлая. Интересовался историей… К сожалению, я не могла его направить по своей линии…

– То есть?

– По педагогической. Он мог бы стать прекрасным учителем. Но я, как вы, наверно, знаете, вела иностранные языки. А его занимала история. Русская история. Он знал всех русских царей, как своих соседей. Всех этих великих князей, княгинь, княжон, цесаревичей… Собирал материалы. Кстати, он просил меня перевести какие-то документы, которые хранились у деда. Я собиралась это сделать на выходных. А теперь… А теперь даже не знаю, как их вернуть.

У Аркадия Сергеевича учащенно забилось сердце. Старушка, судя по всему, безвылазно сидела дома и ничего не знала о Харитонове-старшем. Удивительно, как она узнала о смерти Егора. Решив, что в интересах дела можно пойти на хитрость, он сказал:

– Я живу недалеко от Семена Евсеевича и могу их передать.

Елена Андреевна аж всплеснула руками:

– Ой, как хорошо, но мне совестно вас утруждать.

– Меня нисколько это не затруднит, – успокоил ее Меликьян.

Елена Андреевна с трудом дотянулась до верха шкафа, стаскивая оттуда полиэтиленовый пакет с логотипом дешевой торговой сети. В пакете шуршали бумаги.

– Вот, пожалуйста. Егор полагал, что в папках исторические документы, но ошибся. Это медицинские карты. Немецкие, времен Великой Отечественной. Он говорил, что это трофей деда. Странный, конечно, но, честно говоря, его дед тоже странный человек.

Аркадий Сергеевич заглянул в пакет и увидел там синие канцелярские папки с тесемками. Он и сам пользовался такими на службе.

– Буду вам очень признательна, – сказала Елена Андреевна. – Я уж и не знала, где искать дедушку Егора, да и как к нему подойти после такой трагедии…

– Мне это, право, ничего не стоит, – прощаясь, успокоил ее Аркадий Сергеевич.

Поужинав, он устроился в спальне, разложив папки на подоконнике и переставив тумбочку с настольной лампой. При внимательном рассмотрении они оказались очень старыми, но весьма добротно изготовленными. Синий коленкор потрескался на сгибах. Уголки и корешки были, похоже, кожаными, они протерлись, но еще хранили на себе чешуйки черной краски. Вместо обычных тесемок завязывались плетеными шнурками. На корешках и лицевых сторонах остались следы засохшего клея – видимо, там были какие-то канцелярские отметки, бирки, таблички.

«Папки либо кустарной работы, либо заграничные, – отметил про себя Аркадий Сергеевич. – В прежнее время я бы не отказался щегольнуть такой, явившись с ней на совещание. Ну-с, внешний осмотр закончен. Посмотрим, что внутри».

В соседней комнате сын щелкал клавишами компьютера. Аркадий Сергеевич с завистью подумал, что в будущем появятся специальные программы перевода. Вставят туда лист с немецким текстом, а из него вылетят страницы на русском языке. А пока вот ему придется работать по старинке, как в каменном веке.

Хорошо еще, что с немецким у него никогда не было проблем ни в школе, ни в институте. Вот и сейчас ему достаточно было обложиться старыми словарями да вооружиться карандашом и резинкой, чтобы записывать, а затем править свой перевод.

Поначалу он так и делал. Аккуратно перевел первую строку, то есть шапку официального бланка. «Город Кенигсберг. Клиника гематологического центра. Отделение: консервативное. Дата: 13 августа 1943 года. Карта еженедельного осмотра…»

Еженедельного?

Он разочарованно поглядел на стопку пожелтевших бланков. Какой смысл переводить никому не нужные медицинские карты? Кому может быть интересна работа гематологического центра… Гематология? Наука о крови?

Аркадий Сергеевич порылся в записной книжке и позвонил эксперту-криминалисту на домашний телефон.

– Извини за беспокойство, тут вот какое дело…

– Меликьян, все дела решаются на работе. Или через гастроном.

– За мной не заржавеет. Ты вот что скажи. Помнишь старичка-ветерана с… – Он осекся, отложил трубку и поплотнее закрыл дверь спальни. Затем продолжил, прикрывая трубку ладонью: – Помнишь старика-ветерана с отрезанными пальцами? Ты еще говорил, у него какая-то болезнь крови.

– А, Харитонов-то? Помню. Мой диагноз подтвердился. А что?

– Ну и какой диагноз?

– Гемофилия. Протекала в легкой форме. Суставы практически не поражены, если не считать возрастных изменений. Старик, судя по следам на венах, делал регулярные переливания крови. И вообще берегся, даже зубы себе ни разу не вырывал, только лечил, пока было что лечить. В общем, грамотно себя содержал. Молодец старик.

– Да, да, молодец, – нетерпеливо повторил за ним Меликьян. – А где у нас делают такие переливания?

– Где заплатишь, там и сделают. Хоть на дому. Все, отстань, я смотрю сериал!

Теперь Аркадий Сергеевич по-новому взглянул на принесенные папки. Возможно, они содержали для старика жизненно важную информацию. Но что ценного нашел в них Егор?

Он стал просматривать одну медицинскую карту за другой. От его внимания не ускользнуло, что в графе «Имя, фамилия» стояли лишь инициалы – A.R. Что это было – соблюдение врачебной тайны? Или секретный режим, обусловленный военным временем?

Следующая папка содержала вместе с медкартами вырезки из научных журналов. Состояние германской гематологии сороковых годов меньше всего интересовало Аркадия Сергеевича, но он терпеливо перелистал всю стопку. От старых плотных листов несло плесенью, края страниц были потрепаны, некоторые строки были подчеркнуты синим карандашом.

В последней папке к медкартам были подшиты машинописные копии писем, отпечатанных на бланках с германским орлом. Аркадий Сергеевич насторожился, предчувствуя ценную добычу.

Первые несколько писем были подписаны доктором Хаазе и адресованы «герру штандартенфюреру». Следователь Меликьян мгновенно углядел в этом несоответствие. Штандартенфюрер – это воинский чин сродни полковнику. Или даже не воинский, а эсэсовский. При чем тут гематология? Или доктор Хаазе строчил доносы в СС? Интересно, интересно…

Но это были не доносы, а всего лишь подробные отчеты о том, как проводила время некая важная персона. По всей видимости, тот самый АД. В одном из писем доктор назвал этого больного кронпринцем. Сегодня кронпринц съел то-то и то-то, читал такие-то книги, смотрел такой-то фильм. А вот это интересно – сегодня в беседе о положении на фронтах Ай. не высказал восхищения полководческим гением фюрера…

Аркадий Сергеевич читал с возрастающим интересом. И вот, наконец, он наткнулся на листок, заметно отличающийся от остальных. Написанный от руки размашистым почерком. Готический шрифт заставил Меликьяна попотеть над переводом, но когда он смог его прочесть целиком, то долго сидел в оцепенении…

Уважаемый доктор! Сохраняя почтительность и уважение к сану вашего пациента, постарайтесь ему объяснить, что не на каждый его вопрос он может получить исчерпывающий ответ, и причина тому не наше нежелание, а проклятая (не употребите подобную грубость) война. Война с ее неизбежными требованиями к сохранению военной и государственной тайны – вот что заставляет нас хранить молчание даже тогда, когда сердце разрывается от сочувствия и так далее (вы найдете подходящие сентиментальные эпитеты). Однако рейхсканцлер уполномочил меня, а я передаю эти полномочия вам – приоткрыть некоторые обстоятельства, касающиеся семьи вашего пациента. Прежде всего, о его супруге и сыне. Они по-прежнему проживают в горах союзнической Румынии под надежным кровом своей королевской родни. При первой возможности мы постараемся наладить почтовое сообщение с замком короля Михая, однако ваш пациент должен понимать все сложности подобных мероприятий. Безусловно, он желает как можно больше знать о сестрах. Его тревоги и сомнения вполне понятны, они порождены вынужденной разлукой, длительностью в четверть века, но при этом абсолютно беспочвенны. Можете сообщить ему, что Ольга надежно укрыта в Ватикане, а Татьяна и Анастасия находятся в Тюрингии в замке барона фон Шварцкопфа, старинного друга их семьи. Что же касается судьбы Марии и его августейших родителей, можете совместно с пациентом пролить несколько слез, но он должен знать: это не наша вина, что большевики разорвали семейные узы. Германия сделала все для спасения родственной династии, однако наша добрая воля натолкнулась на лицемерие и цинизм комиссаров. Тем не менее внушите вашему пациенту надежду на то, что Мария и его августейшие родители вопреки всем слухам живы и здоровы. Большевики не настолько глупы, чтобы, уничтожив заложников, лишить себя последнего козыря в политической игре.

Аркадий Сергеевич несколько минут сидел с этим листком в руках, невидящим взглядом уставившись в расплывчатые строчки.

Могут ли быть такие совпадения? Каких «августейших родителей» могли удерживать у себя большевики? Только Николая Второго и его жену!

Но ведь вся царская семья расстреляна…

Расстреляна и похоронена в Петропавловской крепости. И кто же этот загадочный Ай.? Если речь в письме идет о его сестрах, значит, он – их брат? Если Ольга, Анастасия, Татьяна и Мария – дочери царя, то, выходит, он – его сын? Алексей Романов!

Но этого не может быть. Потому что все они расстреляны большевиками!

И еще – как эти бумаги оказались у старика Евсеича? Какое отношение имеет Харитонов к царской семье?

А что если он вовсе не Харитонов? А что если…

Нет, нет, этого не может быть!

Голос жены вернул Аркадия Сергеевича к действительности:

– Час ночи! Ты спать собираешься?

– Спать? Некогда спать…

Коротко прогудел мобильник. В трубке слышался шум и треск. Наконец пробился голос Павлика:

– Аркадий Сергеевич? Шеф! Я не хотел вас ночью беспокоить, но ситуация изменилась! На выходные меня в городе не будет, я сейчас еду в Чапаевск! Уже подъезжаем! С Козыревым Серегой на его «транзите»! Мировой парень оказался! Тут у нас намечается интересный поворот в деле. Если в понедельник я на работу чуть попозже приеду, прикроете меня, шеф? Шеф, вас не слышу!

– Да я пока ничего и не говорю, – ответил Аркадий Сергеевич. – Ты по кружку монархистов, что ли, работаешь?

– Шеф, ну вот опять! Ну как вы догадались? Это не кружок, а целый орден! И на них со страшной силой наехали!

– Будь там повнимательнее. Не расслабляйся. Работай в контакте с местными. – Он снова подвинул к себе записную книжку и перелистал ее. – Зайди в горотдел, там есть капитан Кравчук. Мы с ним десять лет проработали. Он тебе поможет. И звони, не ленись! Держи меня в курсе!