Текст книги "Наследник"

Глава 6

Следователь Аркадий Сергеевич Меликьян не ждал от наступающего века ничего особенного. Разве что пенсия стала ближе, только и всего.

Точно так же, как и в прошлом году и как много лет подряд, этим холодным мартовским утром Аркадий Сергеевич надел свое видавшее виды пальто и вышел из дома. Зима затягивалась. На лестнице было холодно и темно. Помянув в уме нехорошим словом все районные, городские и прочие власти, он спустился вниз и, найдя на ощупь дверную кнопку, вышел на крыльцо. Не успел он приподнять воротник пальто и сделать пару шагов, как мимо него в подъезд прошмыгнула чья-то вороватая тень. «Надо бы вернуться и выяснить, кто это. За домофон платим, а тут, понимаешь, шастают всякие», – подумал он, шагая в сторону автобусной остановки. Но чем дальше отходил он от дома, тем бессмысленней становилось возвращение домой и, наоборот, осмысленней становилась вероятность разговора с начальством по поводу его опоздания на работу. С недавних пор управление возглавил новый человек. Проработав много лет в системе исполнения наказаний, он превыше всего ценил в подчиненных соблюдение дневного распорядка. Аркадий Сергеевич уже умудрился пару раз опоздать на работу, и в третий раз попадаться в рапорт начальника ему не хотелось. До пенсии оставалось всего ничего, а значит, умудрись он получить новое взыскание, то вряд ли успеет его снять.

Да-а-а… Как-то незаметно пролетели служебные годы. Наверное, потому что их начало пришлось на перестроечное время. Интересно, а как сложилась бы его судьба, если не Горбачев? Если бы все осталось, как было? Кем бы он был и где бы работал?

Конец восьмидесятых застал его в одной из среднеазиатских республик. «Демократия» привела там к тому, что его начальником стал вор в законе, человек, трижды отсидевший по «тяжкой» статье. Однажды молодой следователь Меликьян оказался свидетелем разговора между ним и министром. «Есть сигналы, что вы третируете милиционеров. Вы должны понять, что отныне вы – замминистра! И что вы сейчас с ними – одна команда», – увещевал его член кабинета. «Я что, не понимаю? – огрызнулся начальник. – Но стоит мне только увидеть их погоны, как меня сразу выворачивает наизнанку». Всю ночь Аркадий Сергеевич не смог сомкнуть глаз; все думал и курил, курил и думал, а утром, ничего не сказав жене, написал рапорт на увольнение.

…Внезапный тычок в спину вернул его к действительности. Задумавшись о прошлом, он и не заметил, как добрался до своей остановки и теперь стоял перед раскрытой настежь автобусной дверью. Оглянувшись, он увидел позади себя типичную «женщину из очереди» в облезлой шубе и пуховом берете, нагруженную, несмотря на ранний час, увесистыми авоськами.

– Будем садиться или глазки строить? – сверля его злыми буравчиками глаз, спросила дама.

Ничего не ответив, он поднялся в автобус и, заняв там привычное место на задней площадке, огляделся вокруг. Лица многих попутчиков были ему хорошо знакомы по каждодневным поездкам на службу и домой. В углу, закутавшись в свой вонючий тулуп, сидел Никитич, местный тихий сумасшедший: сидел он, как всегда, не на автобусном кресле, а на своем фанерном ящике. Никитич когда-то был передовиком производства, а теперь каждый день рыбачил на пруду, где никто, никогда, ничего не ловил. Вот Вера Павловна, бывшая медсестра районной поликлиники. Она теперь работала уборщицей, но завсегда была рада за умеренную плату промыть чей-то желудок или сделать укол. Рядом – Сан Саныч, завуч школы. Во время каникул он устраивал летний трудовой лагерь и вместе с детьми убирал во дворах мусор. Чуть впереди была видна ярко-рыжая копна волос Маруси, жилички бабы Вари из пятой квартиры. Она работала секретарем в корейской фирме и не жалела сил, чтобы подцепить хоть какого жениха. Словом, все они были люди разные и по полу, и по возрасту, и по роду занятий. Но, несмотря на это, у всех были одинаково хмурые лица, словно все они возвращались с одних похорон.

Аркадий Сергеевич никак не мог постичь причину этой хмурости. Она была для него тайной за семью печатями. Поначалу ему казалось, что это из-за незавидного материального положения этих людей. Но как-то раз, оказавшись по делам службы в ВИП-зале аэропорта, он обратил внимание, что лица находящихся там людей, которые в жизни уж точно преуспели, были хмуры и насуплены так же, как и лица его спутников по автобусу. Тогда он предположил, что хмурость от погоды. Но знакомый пилот его огорошил, сообщив, что такая погода не редкость и в других странах, однако у тамошних людей открытые, светлые лица. Аркадий Сергеевич где-то вычитал, что в стране каждый год защищают тысячи диссертаций, и недоумевал, да как же ученые могли обойти вниманием сей удивительный факт.

Снова увидев вошедшую вместе с ним женщину в шубе, он вспомнил вчерашний женин скандал по поводу ее пухового пальто. Он и сам понимал, что ее гардероб давно бы надо обновить, но семейный бюджет не мог выдержать такой траты. А жена вновь и вновь попрекала его одним из бывших коллег. Уйдя год назад на гражданку, тот устроился в какую-то коммерческую фирму и жил сейчас как кум королю. Купил себе «Дэу матиз» последней модели, жена его стала одеваться, как кинозвезда, а их оболтус завел мотороллер.

«Кстати, об оболтусах», – вспомнил Аркадий Сергеевич о сыне. Ведь тот заканчивал школу, и не мешало бы подумать о его работе. А с работой в Великославске было плохо. Точнее, с ней-то как раз было хорошо. Без работы было плохо. После выпускного вечера вся молодежь выстраивалась в очередь на бирже труда. Работу получал каждый десятый, а остальные – пособие, «пенсию по юности». И ведь многие так и живут. А что? На пиво и сигареты хватает, телевизор заменяет все прочие развлечения. А там глядишь, и время подойдет умирать. «Бр-р-р!» – передернуло его. – Такая жизнь не для Эдика. Парень поначалу мечтал поступить в институт в каком-нибудь большом городе или хотя бы в соседнем Чапаевске – там имелись сразу два института, политехнический и химико-технологический. Да только где взять денег на обучение? Влезешь в кредит, считай – удавка на всю жизнь. Некоторые ребята, правда, после школы вербовались в какую-нибудь службу – в армию, в спасатели, в пожарные. Но Эдик, он не такой. Ему лишь бы за компьютером лишний час посидеть…. Автобус тем временем подъехал к остановке. Аркадий Сергеевич, приподняв воротник пальто, поспешил к зданию управления. В тускло освещенном коридоре, присев на подоконник, его уже ожидал бывший слесарь Нил Гармошкин, привлеченный за битье посуды в кафе «Надежда». Кивнув Гармошкину, чтобы шел за ним, Аркадий Сергеевич зашел в кабинет и, повесив на гвоздик пальто, сел за свой видавший виды столик. Гармошкин занял стул, стоящий напротив. Раскрыв лежавшую перед ним папку, Меликьян поднял глаза на Гармошкина.

– Итак, Гармошкин, с чего вчера началась катавасия?

– Все было вроде нормально, – пожав плечами, начал Гармошкин, – сидели, выпивали… А драка… Драка началась после слов: «семантика этюдности в прозе Пришвина неоднозначна…»

Не успел он это закончить, как Аркадия Сергеевича срочно вызвали к шефу.

– Поздравляю тебя, Меликьян. Опять убийство. И опять в твоем районе, – глядя на него так, словно убийцей был сам Аркадий Сергеевич, сказал начальник. – Убили старика. Чую, бытовуха. Возьми Павлика и выезжай.

– Я снимаю показания по поводу семантики Пришвина, – кивнув на дверь, доложил Аркадий Сергеевич и на всякий случай спросил: – А на чем выезжать-то?

– Как на чем? – делано удивился начальник. – Сейчас вам вызову такси, а гражданином Пришвиным пущай займется дежурный следователь, – и уткнул нос в бумаги, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

Аркадий Сергеевич вышел из кабинета, отпустив домой Гармошкина, перехватил на лестнице Павлика, курившего в компании с Лидкой из общего отдела, и через несколько минут они вдвоем шагали к остановке.

Расследовать любое преступление – нелегкая работа. Она осложняется многократно, когда в деле замешаны знакомые. А у Аркадия Сергеевича в знакомых ходила добрая половина Великославска. Вот и убитый старичок оказался из того же числа.

Все его звали Евсеичем. Жил он в доме напротив. Родных у него не осталось. Единственно близким человеком был троюродный племянник.

Соседи недолюбливали старика, считая его слишком высокомерным. Он никогда ни с кем не здоровался первым, в домино не играл, к пивному ларьку не ходил. В общем, держался особняком. Бывало, подолгу не показывался во дворе. Но каждый раз обманывал ожидания соседей и снова появлялся живой и здоровый с неизменной тросточкой, которую, как всем было известно, привез в качестве трофея с войны. Таким же трофеем, видимо, была и обвисшая фетровая шляпа и демисезонный плащ-реглан, какие теперь можно увидеть только в фильмах про гестапо.

Да, старика недолюбливали. И, наверно, его труп мог бы еще долго пролежать в запертой квартире, как это обычно случается с одинокими стариками. Если бы не одно существенное обстоятельство. Большинство одиноких стариков умирает своей смертью. Тихо, от остановки сердца. В постели или на кухне, но тихо. Без крови. А из бедняги Евсеича крови вылилось столько, что она проникла под пол, просочилась сквозь перекрытия и бурым пятном проступила на потолке квартиры, что была ниже этажом.

Возмущенные соседи принялись ломиться к Евсеичу. Старик к дверям не подходил, но из квартиры доносились звуки работающего то ли радио, то ли телевизора. Соседи дернули дверь посильнее, и старенький замок не выдержал их гневного напора. Дверь распахнулась, обдав волной невыносимого смрада. Те, кто были не слишком пьяны, моментально протрезвели и ретировались. И только один из них, грузчик с мясокомбината, принявший в этот вечер свои обычные «ноль семь на рыло», смог пройти в комнату и увидеть жуткую картину. Он-то, с трудом ворочая языком, и вызвал милицию.

Расследовать дело, в котором замешан твой знакомый, трудно, потому что мешают эмоции. Глядя на то, что сделали со стариком, Аркадий Сергеевич тщетно пытался сохранить хладнокровие, необходимое для следственной работы.

У потерпевшего были отрублены все пальцы. На лодыжках и запястьях виднелись оплавленные шрамы – такие обычно оставляет паяльник. Когда-то в начале девяностых Аркадий Сергеевич насмотрелся на подобные следы пыток. Но тогда пострадавшими были коммерсанты или бандиты из конкурирующих группировок. Кому же понадобилось сейчас пытать так нищего старика? А пытали его со знанием дела: труп был привязан к стулу, а на лице сохранились куски скотча, которым заклеивали рот во время «процедур». Аркадий Сергеевич легко мог представить, что тут творилось: «Помучают-помучают, оторвут скотч и зададут вопрос. Не отвечает? Снова скотч на рот, чтобы не орал, и снова мучить… Вот же фашисты. Нет, хуже фашистов, те же пытали чужих».

Странным было и то, что в квартире все было перевернуто вверх дном. Преступники явно что-то искали. Но что ценного могло быть в доме у старика, который уже долгие годы жил на пенсию?

И еще Аркадия Сергеевича удивило, что относительно неглубокие раны привели к такому обильному кровотечению. Без эксперта он не стал отвязывать труп от стула и решил, что после осмотра в области спины найдутся и удары ножом, задевшие крупные кровеносные сосуды.

Оставив Павлика дожидаться криминалиста, Аркадий Сергеевич стал опрашивать соседей. Но те, как всегда, не могли сказать ничего путного. Единственное, что удалось выудить, – это то, когда могло произойти преступление. По показаниям соседей, в пятницу у старика наверху было чересчур шумно. Кто-то постоянно ходил взад-вперед, и было слышно, как выдвигались шкафные ящики. Шум мешал соседям смотреть их любимое «Поле чудес». Значит, если этот шум был как-то связан с убийством, то время можно установить довольно точно – пятница с девятнадцати до двадцати часов. Пока Аркадий Сергеевич устанавливал сей ценный факт, приехал криминалист. Проводив его в квартиру, Аркадий Сергеевич спустился на улицу.

Там, несмотря на то что рабочий день был в самом разгаре, мужики «забивали козла». Когда-то они делали это во время перекуров на станкостроительном заводе. Ныне территория завода отчасти превратилась в пустырь, отчасти была сдана в аренду под склады каким-то китайцам. А работники завода стали жить на социальное пособие, уйдя на бесконечный перекур. И сейчас предавались излюбленному занятию. На морозе физиономии их светились здоровым румянцем, о происхождении которого Аркадий Сергеевич легко догадался, увидев под столом пару пустых бутылок «родимой».

– Что, Аркадий, работаем? Опять «кое-кто у нас порой честно жить не хочет»? – спросил его бывший слесарь Лосев, не отрывая прищуренного взгляда от спрятанных в ладонь костяшек.

– А ты че, разве не слышал? Евсеича убили, – ответил ему сидящий с краю тщедушный мужичонка, бывший фрезеровщик Гуменник.

– Это который-то Евсеич? С пятого, что ли?

– Ну да, с сороковой квартиры.

– Его-то за что? – уныло вмешался в разговор бывший экономист Волков, крупный мужчина в очках. – Он же был тихий старик, не пил, не буянил…

– Не зря же говорят, что в тихом болоте черти водятся, – не отрывая глаз от своих костяшек, ответил ему Лосев.

– Это ты брось. Это к Евсеичу не относится. Ты вообще во всем видишь одно только плохое, – с укоризной возразил Волков.

– А ты мне покажи что-то хорошее, я и увижу, – продолжая попыхивать своей сигаретой, ответил ему Лосев.

Аркадий Сергеевич счел, что пора выйти на передний план:

– Ладно, мужики, философствовать будете потом, а пока окажите любезность, скажите: может, кто-то из вас что-то видел или слышал?

– Свидетелем возьмешь? – спросил Лосев.

– Могу свидетелем, а могу и подозреваемым. Ты, Михалыч, особо не ерепенься. Я же знаю, какую ты вчера Петрову из пятнадцатой квартиры чучу отчебучил, – сказал ему Аркадий Сергеевич.

– А зачем он своей сраной «десяткой» мне бампер зацепил? Бампер-то шпаклевать да красить теперь надо, а рожа, рожа его и так пройдет, – усмехнулся Лосев.

– За бампер страховка положена, а за рожу пять лет, – в тон ему ответил Аркадий Сергеевич.

– Так он что, жаловался? – впервые за весь разговор повернулся к нему Лосев.

– Пока нет, но я могу его об этом попросить, – прищурившись, сказал Аркадий Сергеевич.

– Ты можешь. Ты все можешь, – недобро сверкнул глазами Лосев. – Когда это было-то?

– Что? – не понял поначалу Аркадий Сергеевич.

– Когда старика-то убили? – покачав головой, будто дивясь непонятливости Меликьяна, спросил его Лосев.

– Примерно пару дней назад, – ответил Аркадий Сергеевич.

– Примерно, – передразнил его Лосев. – Как вы ведете следствие, если даже не знаете, когда было совершено преступление?

– Ты вот что, Михалыч, не входи в роль, а то ведь я могу рассердиться, – ответил ему Аркадий Сергеевич.

– Значит, так, Шерлок Холмс, вот что я тебе скажу. Возможно, это произошло в пятницу три дня тому назад. Я так думаю, потому что в пятницу вечером у этого подъезда стоял какой-то чудной джип.

– А при чем тут джип? – удивился Аркадий Сергеевич.

– А при том. Кто Евсеича кончил? Не соседи же. Кто-то чужой. А чужой должен был на чем-то приехать. Логично? – пояснил Лосев.

– Логично, – почесал затылок Аркадий Сергеевич.

– Учись, Шерлок Холмс, – Лосев попыхтел сигаретой и продолжил. – Джип был чудной. Приметный. На таких здесь не ездят. Весь черный. И стекла были черными. И у него все время работал движок, причем на соляре. Я постучал им в окно, чтобы выключили свою газовую камеру. А там какой-то амбал размером с гору. И говорит мне, что сейчас выйдет и выключит. Меня. Ты знаешь, я не робкого десятка и за словом в карман не лезу. Но уж больно он был здоровый. И машина, на такой только мафия в сериалах катается. Вот и кумекай.

– Номер запомнил?

– А я у тебя не работаю, чтобы номера запоминать. Увидел только, что не наша это машина. Не наш регион.

– А какой?

– Не наш, – ответил ему Лосев и прикрикнул на партнера, который, разинув рот, слушал его откровения: – Закрой варежку! Ходи давай!

Поняв, что разговор закончен, Аркадий Сергеевич вернулся на место происшествия. Криминалист уже закончил работу и, увидев следователя, поднял вверх большой палец. Это означало, что у него есть результат.

– На дверных ручках и на посуде обнаружены относительно свежие пальчики, – сказал он.

– Много? – спросил Аркадий Сергеевич.

– Одних побольше, других поменьше, – ответил криминалист. – Навскидку могу сказать, что принадлежат двум разным лицам.

– Одно из этих лиц перед нами, ныне покойное, – проговорил Аркадий Сергеевич, осматривая комнату.

– А я знаю, чьи еще отпечатки обнаружены! – вдруг заявил Павлик.

– Да? Знаешь? Очень интересно, очень…

Аркадий Сергеевич поднял с пола пустую папку из-под бумаг. Ее тесемки были не развязаны, а срезаны чем-то острым. «Интересно, что за бумаги тут могли лежать, – подумал он. – Старые письма? Квитанции сберкассы?»

– Павлик, я вижу, у тебя глаза горят. Кажется, мне тут нечего делать. Ты уже раскрыл это убийство, ведь верно?

– Тут я провел следственные действия с соседом справа. Так вот он видел, как из подъезда выходил стариковский племянник, – сказал Павлик и, сделав театральную паузу торжествующе добавил: – И выносил телевизор! Поэтому я не удивлюсь, если эти отпечатки окажутся этого племяша!

– Я тоже не удивлюсь, – сказал следователь Меликьян. – Кроме него, к старику никто не ходил.

– В том-то и дело, шеф, в том-то и дело! – продолжал ликовать Павлик. – Старик чужих бы и не впустил. На дверях отсутствуют следы взлома!

– Ну да, отсутствуют. По одной простой причине. Замок тоже отсутствует, – хладнокровно заметил Аркадий Сергеевич.

– Замок выбили соседи, но раз выбили, значит, он был в целости! – парировал въедливый Павлик. – Моя версия такая. Картина вырисовывается стандартная. Племянник – наркоман. У него ломка, он ничего не соображает. Пришел к деду. Тот жадный, денег не дал. Племяш разозлился, стал пытать. Единственная ценность в этой хате – телевизор. Больше ничего не продашь. Искал денег, не нашел. Видно старик «гробовые» держал на сберкнижке. Ну, раз нетути денег, забрал телевизор. На пару доз хватит. Вот и весь расклад.

– Телевизор, говоришь? А когда это было? – спросил Аркадий Сергеевич. – Ты уточнил у соседа время и дату?

– Ну, шеф, это мы потом уточним под протокол. Тут сам факт важен!

– Да, факт важен… Поройся среди бумаг, найди паспорт к телевизору.

– Уже нашел! Вот, «Самсунг», производство Бердского радиозавода!

– Неплохо коллега, неплохо… Где живет племянник?

– Уже выяснил, – голос Павлика дрожал от волнения, – в общежитии автобазы. Он там работает водилой. Его зовут Егором, а фамилия у него, как и у старика, Харитонов.

– Водитель-наркоман? – с сомнением переспросил Аркадий Сергеевич. – Впрочем, чего в жизни не бывает. Я однажды повстречал еврея-оленевода. Так, Павлик, опечатываешь квартиру и сдаешь ее местному участковому, это Савелий Фомич, он сидит в доме напротив автобусной остановки. Скажи ему, что я позже к нему зайду. А потом дуй в общежитие и тихо – понимаешь, тихо, – наведи справки об этом племяше. Только ты не очень расстраивайся, когда тебе скажут, что он не пьет, не курит и вообще руководит местной ячейкой «Единства».

– Как это? – ошеломленно глянул на него Павлик.

– Шутка. Иди, время дорого.

Спускаясь с криминалистом по лестнице, Аркадий Сергеевич спросил:

– Можешь навскидку сказать, отчего наступила смерть? Кровопотеря?

– Да, наверно. Крови-то вытекло изрядно. Странно это. Больших ран нет. Фактически кровь уходила только через кисти рук. Удивительно, что не запеклась на срезах. В моей практике был только один похожий случай. Мужик лет сорока поранил бедро, перелезая через забор. Хотел на электричку сесть без билета. Ну и сел – на штырь. И ранка-то была с копейку, хотя и глубокая. Другой пластырем бы заклеил, и готово. А мужик в панику ударился, стал требовать «скорую». Народ над ним посмеивался, а зря. Пока туда-сюда, он и помер. Но там причина была очевидная, хоть и редкая. Гемофилия была у покойника. Это когда кровь не свертывается, а течет себе и течет, даже если палец уколол, можешь погибнуть. Видать, и у нашего старичка эта царская болезнь. Была.

– Царская?

– Ну да, Романовы ею страдали. Царевич Алексей, помнишь? Его еще Распутин лечил…

– Да-да, – рассеянно ответил Аркадий Сергеевич. – Нет, у Евсеича не могло быть гемофилии. Он же ветеран войны. Вряд ли в армию брали с таким диагнозом.

– Фронтовик? Сколько же ему лет-то? – Эксперт уважительно покачал головой. – Не знаю, как сейчас, а в сталинские времена с гемофилией брали как миленьких. И многие дожили до Победы.

– Царская болезнь…

– Да ты не беспокойся, вскрытие покажет. Кстати, ты внес в протокол, что пальцев-то нет?

– Мне показалось, их не резали, а чем-то вроде кусачек…

– Я не об этом, – перебил его эксперт. – Характер повреждений устанавливать – это не твоя работа, а моя. Я о другом. Павлик все обшарил, но отрубленных пальцев не нашел. Унесли с собой, так получается? Или в унитаз спустили?

Аркадий Сергеевич махнул рукой:

– В протокол заносится то, что обнаружено. Не обнаружено – не пишем. Первый день, что ли, работаешь?

– Ну и правильно, – остановившись, эксперт спросил: – Ты сейчас куда, в контору?

– Нет, на автобазу. Хочу этого племянника прощупать. Не могу поверить. Чтобы родного деда…

– А я, знаешь, теперь уже во все могу поверить, – сказал на прощание эксперт.

До автобазы Аркадий Сергеевич дошел пешком, через пустырь, где когда-то располагался городской парк. В начале девяностых его приватизировали и снесли, обещали что-то построить, уже и деньги начали собирать, да потом как-то все затихло. Так и осталась на городской окраине зона отдыха, максимально приближенная к дикой природе.

Аркадий Сергеевич шагал по натоптанной между сугробами дорожке и думал о том, как причудливо складывается судьба. Старик был ветеран войны. Его могли убить на фронте! Так нет же, принял смерть от своих. От тех, кого защищал…

Поговорив с кадровиком автобазы, Аркадий Сергеевич выяснил, что племянник убитого не выходит на работу с пятницы. Причина неизвестна. Звонили в общежитие, но и там ничего не знают, оказалось, что он там не появлялся с четверга. Все это было тем более странно, что Егор Харитонов отличался редкой дисциплинированностью, привитой ему с армейских лет. И вообще, характеристики от руководства автобазы были самые лестные. Не пьет, не хулиганит, в дурных компаниях не состоит.

«Вот тебе и племянничек», – с досадой подумал Аркадий Сергеевич, отправляясь в общежитие. Версия Павлика становилась все более реальной. Наркоманы – они такие. Не пьют, не хулиганят… Только время от времени пропадают на несколько суток. Вполне возможно, этот племяш сейчас валяется в каком-нибудь притоне. И когда его арестуют и приведут в чувство, долго не сможет поверить в то, что он своими же руками убил своего деда!

Идя в общежитие, он не ожидал узнать ничего хорошего. Больше того, он был готов к тому, что вообще ничего не узнает. Появление представителя власти вызывает у обитателей рабочих окраин одну и ту же реакцию – они запирают рот на замок. А если и заставишь их говорить, начинают прикидываться идиотами. С какой стати соседям Харитонова давать правдивые показания? Если они с ним дружат, то начнут покрывать. Если враждуют, будут приписывать все мыслимые и немыслимые грехи. Нет, правды от них не дождешься.

Однако войдя в кабинет коменданта общежития, Аркадий Сергеевич повеселел – за столом, помешивая чай в стакане, сидела его старая знакомая Нателла Константиновна. Как и Меликьян, она была родом из южных республик. То обстоятельство, что он был армянином, а она жила в Грузии, позволяло ей считать Меликьяна своим земляком.

Он тут же был усажен на почетное место у обогревателя, и ему был подан хрустальный стакан с чаем вишневого цвета. После чего вместо того, чтобы начать дознание, Аркадий Сергеевич сам был подвергнут подробнейшему допросу о здоровье супруги и сына, о его самочувствии и о влиянии погоды на артериальное давление.

Наконец он допил чай и спросил:

– А давно ты здесь работаешь? Ты же на кадрах сидела в стройтресте.

– Стройтрест разогнали, – вздохнула Нателла. – Всех стариков на пенсию, а я вот сюда пристроилась. А что? Я довольна. Сам видишь, место спокойное. Контингент в основном приличный, люди семейные.

– Алкоголики, наркоманы имеются?

Нателла замахала на него рукой, будто он сморозил непристойность.

– Я же говорю: люди семейные, приличные! Шофера пассажирских маршрутов. Есть и дальнобойщики, междугородные перевозки. Выпивают, конечно, но пьяных дебошей не устраивают. А наркоманы? Что ты! Это тебе не подростки…

– Харитонов. Знаешь такого? – напрямик спросил Аркадий Сергеевич.

От его внимания не ускользнуло, что Нателла слегка замялась. Вместо ответа она принялась подливать ему чай, а потом предложила персиковое варенье…

– Нет, варенья не хочу, – сказал он. – Ты не ответила.

– Господи, и ты тоже, что же он мог натворить? – спросила она сердито. – Вечно вы не за теми гоняетесь. Там люди миллионами воруют, а вы к бедному парню привязались.

– Кто вы? Кто еще им интересовался? – насторожился Меликьян.

– Да ваши же! – она подвинула стул ближе и продолжила, понизив голос: – Ты же меня не выдашь? Негласный обыск. Пришли в четверг днем, когда никого на этаже нет, все на линии. Я им открыла комнату, только успела заглянуть. Увидела, что все чистенько, аккуратно. А они меня прямо вытолкали в коридор. Два часа рылись. Не знаю, нашли что-нибудь или нет. Но я после них зашла, там как после атомной войны! Ты меня знаешь, я им, конечно, сделала замечание. Так они даже не извинились. Пришлось самой порядок наводить. Теперь просто даже неудобно перед человеком. Приедет, зайдет в комнату, а там что-то не на своем месте. К кому он пойдет жаловаться? Ко мне, к коменданту! Кто будет виноват, если у него что-то пропало? Я, комендант. Видишь, как неудобно получилось?

– Да, неудобно, – согласился он. – Они тебе документы показывали? Ордер? Судебное постановление на обыск?

– Показывали, конечно, показывали, – закивала Нателла.

– А откуда они были? Из районного отдела, прокуратуры или ФСБ?

– Я не помню. Но они были в штатском. Крупные такие, упитанные. И не наши.

– Не наши?

– Не городские. Такие, знаешь, холеные, важные. Как москвичи.

Аркадий Сергеевич не удержался от улыбки:

– И чем же москвичи отличаются от нас, простых смертных?

– Э, не смейся Аркаша! – она назидательно подняла палец. – Кто жил на Кавказе, знает, что даже в разных районах одного города люди по-разному говорят и по-разному выглядят. Вспомни Тибилиси. Вспомни Баку. Что, тибилисские армяне и бакинские – это одинаковые армяне? Русские – то же самое. Наши – это одно. Московские – совсем другое. Ну что, персиковое варенье ты забраковал. А хочешь кизиловое?

– Хочу, – сказал Аркадий Сергеевич. – Только последний вопрос. Где сейчас Харитонов? Ты сказала, что он скоро вернется. Значит, он уехал? Куда? Когда должен вернуться?

– Откуда мне знать? Шофера мне не докладывают. На то у них свое начальство есть. У него и спрашивай. А я тебе все рассказала. Кушай варенье. Где еще в этом городе ты найдешь кизиловое варенье, Аркаша!

Кизиловое варенье таяло во рту, но Аркадий Сергеевич, к сожалению, почти не замечал его вкуса. Итак, в четверг днем в комнате Егора Харитонова был обыск. Вечером он в общежитии уже не появлялся. На следующий день не вышел на работу. И с тех пор никто его не видел. Кроме стариковского соседа, который утверждает, что Егор Харитонов выносил телевизор из квартиры убитого Евсеича. Если сосед подтвердит, что видел Егора в пятницу, то все сложится в простую картину…

«А если не подтвердит? – подумал Аркадий Сергеевич. – Если Егор не виновен? Тогда придется попотеть. Покрутиться. Поискать убийцу. И попортить отношения с начальством. Потому что начальство начнет давить. Подгонять. Тыкать мордой в статистику. Эх, скорей бы на пенсию…»

Выходя из общежития, он заметил Павлика за стеклом небольшого магазина, расположенного по соседству. Тот с таинственным лицом подавал ему непонятные знаки. Аркадий Сергеевич зашел за угол и выждал с минуту. Подлетел запыхавшийся Павлик и доложил:

– Как вы и приказали, действовал тихо. Разговор с соседями и сослуживцами вел в замаскированной форме. Про Харитонова отзывы противоречивые. Держится особняком. Близких контактов ни с кем не поддерживает. Говорят, у него есть друзья и невеста в Чапаевске. Харитонов работает на этой линии, рейсовый автобус в Чапаевск и обратно. Я так думаю, он там и прячется. Как думаете, шеф, позволят мне туда в командировку сгонять? Я бы шустро сгонял. Что там, двести километров. А преступника бы взяли тепленьким!

– Насчет командировки не уверен. Разве что за свой счет, – сказал Аркадий Сергеевич. – Но знаешь, что…

За годы работы в следственных органах он научился доверять интуиции. Бывало, что один неожиданный вопрос, пришедший ему в голову во время очной ставки, заставлял подозреваемого мгновенно сознаваться в содеянном. Бывало, что, присутствуя на обыске, он останавливался буквально на пороге и заглядывал за занавеску, а на ней, на обратной невидимой стороне, – кровавый отпечаток пальца.

Вот и сейчас словно что-то толкнуло его изнутри, и он сказал:

– Не надо пока никуда ехать, Павлик. Сначала позвони-ка лучше в морг. Поинтересуйся неопознанными трупами. Нас интересует мужчина лет двадцати пяти – тридцати. Поступивший к ним в период с четверга по воскресенье. И если ответ будет положительный, бери кого-нибудь из харитоновских соседей и дуй с ними на опознание.

– Вы думаете, что… – Павлик вытаращил глаза.

– Ничего я не думаю, – сердито оборвал его Аркадий Сергеевич. – Я сказал «если». Все, работай. А мне еще надо дописать кучу бумаг.

Он уехал в управление и действительно засел за накопившиеся бумаги. Вечером, когда он было уже засобирался домой, позвонил Павлик.

Новости не удивили Меликьяна. Больше того, он мог бы гордиться своей проницательностью. Труп, в котором опознали Егора Харитонова, поступил в городской морг под утро в пятницу. Типичная картина – пьяный замерз в сугробе. Как раз на том самом пустыре между автобазой и общежитием. Получается, не дошел пару сотен метров.

– Как вы догадались, шеф? – спросил Павлик, тяжело дыша в трубку.

– Когда тебе останется до пенсии столько, сколько мне, ты тоже станешь таким догадливым, – ответил Аркадий Сергеевич и, положив трубку, стал собирать свой портфель. Обратная дорога прошла в той же компании. Опять, как и утром, сидя на ящике, мирно дремал Никитич, а на задней площадке Маруся смотрела в окно. Когда водитель объявил его остановку, на улице уже совсем стемнело. Но, подойдя к дому, Аркадий Сергеевич увидел, как соседка Марья Петровна выбивает на скамейке ковер. Рядом у небольшой горки окутанные дымкой пыли играли дети. Марья Петровна казалась женщиной странной. У нее было маниакальное пристрастие к чистоте. Но оно почему-то распространялось только на ее квартиру. Будучи одинокой и на пенсии, она от нечего делать прибиралась по дому. Но пристрастилась, превратила это доброе дело в запущенную болезнь. И теперь весь день только и делала, что скоблила полы, мыла окна и выбивала ковры. Причем рядом с парадной. Соседи неоднократно просили делать это за домом, но она упорно выбивала ковры у всех на виду. Причем рядом с песочницей, а зимой у горки, то есть там, где всегда возился кто-то из малышей. Проходя мимо нее, Аркадий Сергеевич выхватил из ее рук палку, размахнувшись, зашвырнул ее за гаражи и, не проронив ни слова и не останавливаясь, поднялся на крыльцо.