Текст книги "Наследник"

И тогда поползли сенсационные слухи, что царская семья вовсе не была расстреляна, а укрылась в Покровском. Почему именно в нем? Потому что это родина Распутина. И земляки Григория Ефимовича поклялись спасти любимого царя. И спасли.

Эти слухи скоро позабылись и сменились другими, не менее сенсационными, потому что советская действительность была богата событиями, о которых никто ничего толком не знал, но каждый считал своим долгом их комментировать. Однако несколько человек из Чапаевска, своими глазами видевшие икону, ощутили ее необычное воздействие. И, вернувшись домой, создали свой монархический орден, а точнее кружок.

В отличие от большинства своих единоверцев, они не увлекались ни «белогвардейскими» романсами, ни сбором материалов о зверствах коммунистов. Все усилия члены ордена направили на пропаганду своих идей. Пока не появилась свобода слова, они могли защищать свои взгляды только в спорах с друзьями и близкими. Но вот явилась гласность, и оказалось, что открыто прославлять самодержавие – это не только модно и актуально, но и выгодно с коммерческой точки зрения.

Монархические союзы появлялись по всей стране как грибы после дождя. Но «покровцы» не спешили с ними объединяться. Ибо они знали некую истину о которой еще не пришло время сказать во весь голос.

И только совсем недавно верховный магистр Покровского ордена явился во Всероссийский союз монархистов с просьбой помочь в регистрации своего общественного движения. А также с важным секретным посланием к главе союза.

– И вот тогда-то все и началось, – сказал Давид Таран с тоской в голосе. – Я ведь предупреждал. Никому нельзя доверять, особенно москвичам! Они же все там повязаны, все из одного инкубатора вылупились. Фашисты и антифашисты, почвенники и западники – все одним миром мазаны. Никому нельзя доверять.

– Ты успокойся, – попросил его Меликьян. – О москвичах потом поговорим. Сначала давай о послании.

Давид Таран разгладил бороду, откашлялся и заявил:

– Дело в том, что царевича Алексея не расстреляли тогда, в июле восемнадцатого.

Он, видимо, ожидал, что Аркадий Сергеевич начнет с ним спорить или, наоборот, будет потрясен открывшейся истиной. Но тот сказал просто:

– Я знаю. Меня интересует, что было в послании?

Таран как-то сразу сник.

– Ну, конкретно там был черновик письма. Алексей писал его своей невесте. Видимо, оригинал был отправлен, а черновик сохранился в архиве. И этот архив… В общем, у Егора был к нему доступ.

– Вы передали москвичам ксерокопию?

– В том-то и дело, что оригинал. Это был как бы наш вклад в общее дело. Я предупреждал, что нельзя этого делать, но меня не послушали. И вот – Егорка пропал, наши все разбежались…

– Кто разбежался? – следователь Меликьян продолжал задавать уточняющие вопросы.

– Да весь орден. Сначала руководителя вызвали для регистрации в горотдел, и больше его никто и не видел.

Спустя какое-то время за Егором приехали люди на черном джипе. Он успел отзвониться. И все. Пропал. Я не стал ждать, зарылся на ихней даче. Думаю, если он вырвется, то будет прятаться здесь. – Давид осекся и как-то по-новому посмотрел на Меликьяна. – Погоди, Сергеич. Ты спросил меня, знал ли я Харитонова. А почему знал?

– Убили твоего Егора. Не знаю, кто конкретно. Влили спирт и бросили в сугроб. И деда его убили тоже. Черный джип видели возле его дома в ночь убийства. И еще… – Меликьян увидел между консервами в сумке уголок сигаретной пачки. Он распечатал ее, прикурил от уголька из печки, вернулся за стол и закончил: – И еще. Похоже, что напарника моего тоже убили. Хороший был опер. Толковый и чистый. Не уберег я его. Вот так-то, Додик, такие вот дела.

Таран перекрестился:

– Упокой, Господи… Так ты, значит, тоже мент?

– Следователь.

– Хреновый ты следователь, Сергеич. Раз в погребе прячешься.

– Что предлагаешь?

– Не сидеть на месте. Особенно здесь. Тебя ищут? Конечно, ищут. Небось заглянули домой. Скоро все дачные поселки проверят. Давай, собирайся. – Таран встал, бесшумно отодвинув табуретку. – Десять минут тебе на сборы. Уходим.

– На лыжах?

– Не, вызову «вертушку», – язвительно ответил Давид.

– Стой. Я не могу никуда уехать. У меня в городе еще куча дел.

– Семью мы как-нибудь оповестим потом.

– Да нет же, свидетелей надо бы опросить. Может быть, самых важных.

Давид Таран остановился на пороге.

– Добро. Заглянем к твоим свидетелям.

У Тарана оказалась старенькая, но еще крепкая «Нива». Она нещадно гремела, пыхтела и завывала, но с легкостью преодолела снежную целину и выбралась на трассу. Уже через час они были в городе. Остановились возле самого убогого автосервиса, какой только был в Великославске. Давид поговорил с мастерами и поставил машину в свободный теплый бокс.

– Будем чиниться? – спросил Меликьян.

– «Броню» не чинят! Будем ждать вечера. Днем тебе опасно ходить по городу. Так что можешь пока поспать. А я позвоню твоим, встречусь с сыном и все объясню. Ты не волнуйся Сергеич, дело житейское.

Когда стемнело, они подъехали к кварталу, где жил Меликьян. Оставили машину во дворе школы, и пошли к Вере Павловне. Конечно, Аркадий Сергеевич предпочел бы увидеться со своей семьей. Но там, как выяснил Давид, со вчерашнего вечера его ожидал какой-то сержант. Якобы по делам службы.

Вера Павловна не удивилась, увидев его.

– Здравствуй, Аркадий. Тебе уже передали? Проходи на кухню. А ты чего такой небритый?

– Что передали?

– Мое заявление. Я ведь все-все там расписала. Чтоб не думали на меня. Мне скрывать нечего, я простая русская баба… – Она усадила его за стол, убрав всю посуду. – Доставай свои бланки, сымай с меня показания, я видела это в фильмах.

– Давай сначала просто поговорим, – осторожно начал Аркадий Сергеевич. – Что ты написала в заявлении?

– Ну откуда лекарства-то были. Столько лет история вилась, рано иль поздно веревочке будет конец.

– Значит, лекарства для Харитонова ты получала… – он сделал паузу, интонацией давая ей закончить за него фразу.

– …якобы от своей племянницы из Гданьска. Раз в месяц приходила посылка. Иногда бандероль. – Вера Павловна запахнула халат по самое горло и закурила. – Всякая импортная чепуха. Ну, там косметика, конечно. Ну для меня всякие лекарства, точнее, для клиентов. И для Евсеича, конечно. Это же на его деньги все крутилось, вся эта контрабанда. Но я же не знала, что это контрабанда… Ты мне веришь?

– Верю. Конечно, верю. Тем более что никакой контрабанды через почту не пропустили бы. Не волнуйся, Вера, у тебя все чисто. Значит, все организовал Харитонов, так?

– Так.

– Значит, через твою племянницу в Польше кто-то посылал тебе…

– Да племянница и знать-то ничего не знала!

– Значит, – спокойно продолжал он, – кто-то от имени твоей племянницы снабжал Харитонова лекарствами. Кто?

Она пожала плечами.

– Я так поняла, что какие-то родственники. Он так и сказал однажды. Высокая, говорит, родня у меня отыскалась.

– А почему родня посылала лекарства тебе, а не сразу ему?

– Откуда мне знать? Может, боялся чего. Может, это такая родня, что не хотела себя напоказ выставлять. Люди-то разные, Аркаша, чужая душа потемки. Вот, значит, и все. А больше я ничего не знаю! Так и написала.

– Ты кому заявление отдала? – как бы между прочим спросил Аркадий Сергеевич.

Она не успела ответить, потому что резко задребезжал дверной звонок. Вера Павловна встала, поправила волосы и с сигаретой в зубах пошла открывать.

«Кто там? Давид? – подумал Меликьян. – Замерз на лестнице, решил погреться? Или очередной клиент?»

– Журавлева Вера Павловна? – раздался голос в прихожей.

– Ну, я Журавлева.

– Надо поговорить.

– А вы кто будете?

– Сейчас все скажу…

Она ахнула, и Меликьян услышал шум падающего тела.

– Ты что! – возмутился кто-то в прихожей. – А поговорить?

– Один хер она ничего не знает. Ты иди пошарь в комнате, а я тут…

Меликьян бесшумно встал и вжался в угол между плитой и холодильником. Снял с плиты сковороду. Отвел руку в замахе. Тот, кто сейчас войдет на кухню, даже не успеет ничего разглядеть. Разве что закопченное дно чугунной сковородки. Отличной чугунной сковороды производства Кировского завода. Ленинградская сковорода не подведет. Сейчас, сейчас, добро пожаловать…

В прихожей раздались странные звуки: словно кто-то бил палкой по ковру. И одновременно с этими ударами двигал шпингалетом на оконной раме. А потом еще два тела рухнули на пол в прихожей.

– Сергеич, живой? – вполголоса спросил Таран.

Меликьян выглянул из кухни и увидел лежащих вдоль коридора верзил в кожаных куртках. Они лежали рядом, один на боку, другой лицом вниз. И из-под них по линолеуму расползалась лужа крови. В углу прихожей возле тумбочки с телефоном сидела на полу, привалившись к стенке, Вера Павловна.

Давид похлопал ее по щекам, задрал веко, пощупал шею.

– Как же так… Бедная ты моя… Шею свернули. Когда успели? – Он выпрямился, глянув на Меликьяна. – Ты успел у нее хоть что-то спросить?

– Успел.

– Тогда положи сковородку. Вытри ручку! И жди на лестнице. Я пока тут разберусь. Но не спускайся. Там их машина, а в ней еще двое сидят. Сейчас поднимутся, я их встречу.

– Давид… – У Аркадия Сергеевича подкосились ноги, и он схватился за дверной косяк. – Она же только что…

– Война, камрад, война, – бросил Таран, обыскивая убитых.

Аркадий Сергеевич с трудом перешагнул через трупы и вдоль стенки выбрался на лестничную площадку. Бросив напоследок взгляд на застывшее лицо медсестры, он закрыл за собой дверь, поднялся на пару лестничных маршей и сел на ступеньку. Его трясло так, что зубы выбивали дробь. Он обхватил голову руками и замер. Казалось, это кошмарный сон. Трупы, кровь, кислая гарь пороха. Сейчас он проснется в своей постели. И ничего этого не будет. Ни старика Харитонова с обрубками вместо кистей. Ни горящей на дороге машины. Ничего не будет. И все вернется. Спокойное ожидание пенсии. Вечные долги и непомерные коммунальные счета. Пустой холодильник. Ворчание жены. Тревога за Эдика. Пусть все вернется! И начальник пусть продолжит мучить всех своими тупыми придирками. И Павлик…

Как во сне он услышал выстрелы-хлопки на лестнице. А потом Давид, держа под локоть, вел его вниз. Обтирал ему лицо колючим снегом. И они снова куда-то ехали по ночной дороге. А Аркадий Сергеевич все никак не мог проснуться и сбросить с себя этот кошмар.

Он пришел в себя от огня, который полыхал в его глотке. Закашлялся, и тут же перед ним вырос соленый огурец. Меликьян закусил, отдышался и спросил:

– Что это было?

– Спирт. Извините, господин начальник, «Ахтамар» вчерась выкушали-с, – услышал он насмешливый голос Давида.

Аркадий Сергеевич огляделся. Он сидел на железной лавке в каком-то бункере.

– Очухался? – спросил Давид.

– Вроде.

– Ты смотри, что я нашел-то! – Таран потряс в воздухе черным блокнотиком. – У этих гавриков взял. Как мы их опередили! Они шли по адресам и всех валили. Всех подряд. Вот последние позиции в списке. «Медсестра Журавлева». Это та самая, к которой ты зашел. И следующая позиция – «Елена Андреевна Котельникова, классный руковод». Ты понял?

– Это учительница Егора, – дожевывая огурец, пробормотал Аркадий Сергеевич. – Что? Ее – тоже?

– Да ты смотри, смотри! Видишь? Эти все зачеркнуты: Егор, дед. Вот Ситников, это один из наших, Егор через него бумаги передавал в Москву. Значит, и с ним все ясно. Журавлеву зачеркнуть не успели. Убить убили, а зачеркнуть не успели. Я помешал. А к учительнице, похоже, должны были зайти после медсестры. Понимаешь? Если б мы с тобой этих гадов не завалили, они бы убрали и ее!

– Не ее, а их, и не мы, а ты, – с трудом шевеля непослушным языком, произнес Аркадий Сергеевич. – Их там две сестры. Обеих бы убили. Надо их предупредить.

– Предупредим, – сказал Таран, вставая из-за стола. – Идем, Сергеич. Я покажу твою кровать. Поживешь пока у меня, в стесненных условиях.

Глава 12

Письмо (черновик) Алексея Романова своей жене Марии с рассказом о том, как он выехал из России.

Выборка.

…Больше всего из того времени мне запомнилось путешествие по реке Туре, ее извилистый ход, песчаные берега, то высокие, то низкие, покрытые редким лесом. Мы плыли по ней в темноте, и казалось, что мы стоим на месте, и только по движению редких огней на берегу можно было догадаться, что лодка все-таки движется вместе с плавным течением. С рассветом мы укрывались в прибрежном лесу, среди многочисленных озер и стариц. Помню, что предусмотрительный В.В. разжигал костер так, что дым от него стелился по земле. Запомнилось еще и то, как Р-ны нас встретили в Покровском. Просторный дом без мебели, только стол и лавки по стенам. Спали мы на печи, все вместе, «вповалку», как выразился В.В., да еще, вообрази – не раздеваясь. Так прошла неделя, другая. С наступлением теплых дней меня выносили из избы, поскольку ходить я тогда уже не мог, сажали верхом на лохматую кургузую кобылку неопределенной масти, и я не сходил с нее до самого вечера. Вместе с В.В. и старцем Пантелеймоном мы совершали многочасовые утомительные переходы по окрестностям Покровского, собирая целебные травы, без помощи которых я, вне всякого сомнения, никогда не встал бы на ноги…

(Далее следует описание лечения.)

…В.В. объявил, что он мой отец, а Ольгу назвал своею женою. Доверчивый крестьянин не обратил внимания на то, что моя «матушка» была ненамного старше «сына». Сознаюсь, и тогда, и сейчас во мне было чувство, что комиссар (зачеркнуто) В.В. относился к Ольге не так, как к остальным.

Со мной он держал ровный почтительный тон без тени подобострастия, но и без превосходства, хотя я и вправду годился ему в сыновья. С егозой Анастасией он мог и пошутить, мог и одернуть ради ее же блага, поскольку в детстве она была неосторожна и любопытна крайне. Молчаливая и замкнутая Татьяна была с ним холодна, и у В.В. достало такта не реагировать на эту холодность. Но к Ольге он явно питал какое-то чувство. Даже для моего детского глаза было очевидно, что, обращаясь к ней, он робеет. Он замолкал при первых звуках ее голоса и не сводил с нее глаз, когда мы собирались за столом ли, за работой, или за молитвой…

…С приходом войск нам было запрещено выходить из дома, а иногда все мы перебирались в соседнюю избу, где лежали больные тифом и тоже играли роль умирающих. Несомненно, то, что нас миновала эта болезнь, является чудом. Точнее одним из многочисленных чудес и знамений, сопровождавших нас на всем долгом пути. Когда В.В. был увезен в штаб чехословацкого корпуса, мы уже не чаяли его увидеть живым. Однако же он вернулся через неделю и не с пустыми руками. Кроме некоторых съестных припасов при нем были бумаги, совершенно необходимые для следования по местам дислокации чехов и войск под командованием А.В. Колчака.

…Осенью по распутице мы тронулись в путь, и теперь наша путеводная звезда горела на юге. Не доверяя никому, В.В. сам провел наш караван через туркестанские пустыни и степи. Красноводск и Баку были насыщены англичанами, словно какой-нибудь Брайтон, и было довольно забавно слышать, как они разглагольствуют о достоинствах восточных красавиц, не подозревая, что кучка оборванцев прекрасно понимает смысл их фривольных речей…

(Далее следуют рассуждения о роли Англии в закулисных интригах против России.)

…В Трапезунде, когда после подписания необходимых бумаг В.В. передал нас германцам, те пытались заговорить с нами по-немецки. Каково же было их изумление, едва они осознали, что я не понимаю ни слова на языке, который они посчитали моим родным! С каким негодованием они узнали, что мои родители с вполне германской методичностью вытравляли из нашей семьи все германское! Нужда всему научит, как говаривал В.В., и я выучился «шпрехен дойч» всего за год, но так и не поборол в себе ощущения будто, говоря на немецком, во мне просыпается унтер-офицер…

(Далее следуют рассуждения о немецкой культуре.)

Концовка: Поцелуй за меня Николеньку.

Генерал Деев перевернул листок, убедился, что на обороте ничего нет, и бросил его на стол.

– Ну и что? Явная подделка.

– Таких писем у нас несколько, – сказал Александров, спрятав листок в папку. – С недавних пор они стали регулярно поступать в монархические круги. Их анализировали эксперты. Это не подделка.

– Если письма настоящие…. Вы что хотите сказать? Что он жив?

– Вы не обратили внимания на датировку письма, – сказал Алексеев. – Тридцать восьмой год. Вряд ли со своей-то гемофилией он прожил после этого еще без малого шестьдесят лет.

«Они издеваются надо мной, – подумал Деев. – Ну-ну, посмотрим, кто будет смеяться последним. Только я-то свои козыри не открою, не надейтесь».

– Нет, Алексей, конечно, умер, – сказал Александров. – Но это неважно. Нам был нужен не тот, кто это писал. А тот, кто их обнародовал. Вот что нам удалось выяснить. Сначала в почтовом ящике английского консульства появилось странное обращение. Некто пытался связаться с британской королевой, обещая передать информацию о ее родне. Он указал канал связи довольно хитроумный, через медицинский журнал. С ним установили связь, выполнили его предварительные условия и в ответ получили медицинскую карту германского гематологического центра, содержащую сведения о человеке, который по всем показателям походил на сына Николая И.

Дата рождения, антропометрия – все совпадает. Естественно, с учетом возрастных изменений. Но главное – характер и течение болезни. Гемофилия. По соглашению с анонимным корреспондентом был налажен своеобразный обмен. Оказалось, что он болеет гемофилией тоже. Испытывал острую нужду в медикаментах, но не мог достать их в своей стране. Из Англии через Польшу ему стали высылать необходимые лекарства. От него же в качестве своеобразной платы приходили все новые и новые документы. В частности – вот это письмо. А теперь – самое главное. Мы установили, где живет этот человек. Мы попытались выйти непосредственно на него. И обнаружили, что он мертв. Погиб от рук собственного племянника-наркомана.

Они оба смотрели на него, ожидая реакции. Генерал Деев небрежно махнул рукой:

– У нас это сплошь и рядом. Вот если бы вы были порасторопнее, могли застать старика живым. Все бы тогда узнали. А вы резину тянули, вошкались, как корова на льду. Вот и потеряли свидетеля.

Александров приложил руку к груди:

– Константин Георгиевич, мы делали все, что в наших силах. И, обратите внимание, мы все-таки вышли на него. Старик погиб, не спорю, это, конечно, промашка. Но в ней есть и позитивный момент. Новых документов о жизни Алексея больше не будет. Остается придумать, что делать с теми, что есть.

Деев побарабанил пальцами по столу. Гости явно что-то не договаривали. Он попытался прощупать их:

– Но если это не подделка, значит, у Алексея есть сын? Как там, в конце письма? «Поцелуй Николеньку». Николенька – это, выходит, сын. Кого еще жена могла поцеловать? Получается, родился не позже чем в тридцать восьмом. Сейчас ему сколько? Шестьдесят?

– Если бы он был жив, давно бы о себе заявил, – сказал Александров. – Но ни он, ни его предполагаемый отец никогда не всплывали на поверхность. Были десятки фальшивых наследников. Но настоящий успешно скрывался.

– Значит, ему это не нужно. И детям его, и внукам. И нам нечего бояться, что они всплывут, – изрек генерал Деев.

– Бояться нечего, – согласился Алексеев. – Все под контролем.

– Кстати, – сказал Александров. – Есть еще любопытная информация. Мы на всякий случай провели свое династическое расследование. И обнаружили любопытный факт. В некоторых православных династиях имеют место необъяснимые исчезновения девушек. Обратите внимание, Алексей обращается к Марии. Одна из племянниц тогдашнего румынского правителя Кароля Второго перестала упоминаться в светской хронике начиная с тридцатых годов. Ни сообщений о ее выезде за границу, ни траурных объявлений – ничего. И звали ее, как ни странно, Марией. А последнее наше открытие – это неожиданный подарок со стороны сербских историков. Они выяснили судьбу династии своего национального героя Карагеоргия. И вот что удивительно – одна из генеалогических линий привела пытливых ученых в Москву. Выяснилось, что многие наследники Карагеоргия неплохо жили в СССР, хотя некоторые и пропали в годы репрессий. Но больше всего слез пролили сербы по поводу так называемой принцессы Анастасии, следы которой теряются в 1960 году. Была девушка как девушка, училась, закончила второй курс, а на третьем не появилась. И никаких следов. «Вот как действовал КГБ даже в мирное время, даже против своих союзников!» – делают вывод сербские историки.

– Не надо путать сифилитиков и лечащих их врачей. Когда они были нашим союзником?! – возмутился Деев. – В семьдесят пятом они дергали нас не меньше, чем Мао Цзэдун!

– Отец пропавшей Анастасии как раз был союзником. Он умер в восемьдесят третьем. В некрологе были перечислены его награды – орден Красной Звезды, Боевого Красного Знамени, орден Ленина. Такие регалии в мирное время заслужить не просто.

– Врут ваши историки.

– Может, и врут. А может, и нет. Куда делись эти прелестные невесты? Есть только одно объяснение. Тайный династический брак. Кто женихи? Мы знаем о них только то, что они православные. Можете назвать православную страну чей царь находится в изгнании? Одна такая страна. Россия.

«Нет, они все-таки издеваются, – сдерживая гнев, думал генерал. – Один говорит, что нечего бояться, а другой тут же вытаскивает на свет готового наследника. И опять я оказываюсь не при делах. Может быть, они уже на него поставили, на этого царевича?»

– Впрочем, это все домыслы, – сказал Александров, доставая новую папку. – Давайте лучше обсудим наши реальные проблемы.

Генерал Деев ожидал, что разговор пойдет о политике. Он знал, что в некоторых кругах зреет заговор против него, и ему было интересно, какие новые ходы предложат ему консультанты. Но Алексеев вдруг заговорил совсем на другую тему.

– Вы знаете, что ваш сын получил назначение? – спросил он генерала.

Тот стиснул кулаки, да так, что хрустнули суставы. Тема сына была для него святой. Витя был ему не родным. Их пути-дороги пересеклись в тот день, когда он покинул Кавказ. Он уже направлялся прощаться к своим и выехать в аэропорт, как вдруг дорогу перед его уазиком перебежал белобрысый мальчишка лет пяти, за которым гналась стая бродячих псов. Добежав до раскрытой парадной, ребенок мышонком юркнул туда, но не успели захлопнуться двери, и собаки с лаем бросились следом за ним.

Он не успел даже слова сказать, как Сева, водитель, забыв об инструкции не останавливаться по пути ни при каких обстоятельствах, вытащил из-под ног дежурную монтировку и, крикнув на ходу «я сейчас!», бросился к парадной. Едва он туда заскочил, как раздался дикий скулеж, и пулей выскочившие собаки, поджав хвосты, разбежались в разные стороны. А через пару минут вышел сам Сева.

– Извините, товарищ генерал, загрызли бы мальца, – сказал он, заводя машину.

– За нарушение устава получишь выговор от особистов, а от меня премию и отпуск домой, – глядя перед собой, ответил Деев.

– Служу России! – взяв рукой под козырек, сказал Сева.

– Ты и взаправду сейчас послужил России, сберег человечка, – сказал генерал.

– Эх, товарищ генерал, сегодня я его спас, а что с ним будет завтра? – горестно покачал головой Сева. Была бы у меня возможность, так взял бы его к себе. Соседи сказали, один он там остался. Мамка его русская была, так померла на прошлой неделе. А он ждет отца. Никогда его не видел. Но ждет. Как оставленная собачонка. Соседки сказали, что отца-то и в помине никогда не было. Видно, мать врала. Вот он и ждет… Эх, растерзало мне душу. Была бы моя воля, взял бы его к себе. Но куда мне с ним? У самого вон трое. А ни кола ни двора. У тещи живу. Выживаю в комнате три на четыре!

Севины слова бритвой резанули по его сердцу. Ему даже показалось, что он почувствовал, как оно капля за каплей истекает кровью в брюшную полость. Решение пришло мгновенно.

– Поворачивай! – приказал он Севе.

– Куда? – не понял Сева.

– Туда, где мальчик, – продолжая глядеть перед собой, сказал Деев. – Как его зовут, ты узнал?

– Витя… – удивленно ответил Сева.

– Витя… – словно заучивая, повторил генерал и сказал, обращаясь в никуда: – Что ж, значится, будет так, отныне это мой сын, Виктор Деев. А ну-ка, тормозни!

Сева послушно притормозил.

– Вылазь из машины, – сказал ему генерал, – приедешь на попутной. Я поеду за Виктором сам. Мало ли, вдруг малец тебя заприметил и заподозрит.

Всего через пару минут он уже был рядом с парадной. Выйдя из машины и оправив китель, он толкнул дверь.

– Витя, сынок, ты где? Я приехал, – крикнул он. И не успели его слова трижды отозваться эхом, как из длинного коридора с криком «Па-а-а-а-пка!» ему навстречу кинулся мальчик и повис на нем, сцепив свои ручонки, да так, что никакая сила на свете не смогла бы их расцепить.

У Деева увлажнились глаза.

– Папка! Папка! – все твердил, не переставая, мальчик. – Я же знал, я знал, что ты меня не забудешь и что непременно приедешь за мной! Все дразнились, говорили, что у меня нет папы, а я знал, что ты есть. И мамка знала, но не дождалась! Она много плакала и от этого померла. Почему ты не приехал раньше?!

– Не мог я сынок, не мог. Я был на войне, – давясь от слез, ответил Деев.

Провожаемые ошеломленными взглядами соседей, они вышли из дому и сели в автомобиль. Всю дорогу мальчонка не сводил с него своих счастливых и восторженных глаз.

– Папка, а ты у меня кто, генерал?

– Генерал, сынок, генерал, – отвечал Деев.

– Самый что ни на есть главный?

– Самый, сынок, самый…

– Отставить! – рявкнул он, волком взглянув на гостей.

Те вздрогнули.

– Я запрещаю впутывать сына, – обведя их недобрым тяжелым «деевским» взглядом, сказал генерал. Он честно тянет лямку, которую когда-то тянул и я. И он всего добьется. Он станет таким, каким мечтал стать я. Но никогда уже не стану. Пусть это получится у него. Он чист душою, и не лезьте к нему своими грязными лапами. Еще раз заикнетесь – яйца поотрываю!

По виду гостей было ясно, что они не на шутку перепугались.

– У нас и в мыслях не было использовать его в нашем проекте. Мы просто…

– Хватит булькать! – прикрикнул на них генерал. – Я все сказал. Что у вас дальше?

Расставшись с ними, генерал собрался поработать со своим контрразведчиком. У каждого генерала должна быть своя армия. Пусть небольшая, но своя. Осталась такая армия и у нашего генерала. С пехотой и штабом, а также с особым отделом.

– Со стариком-то нехорошо вышло, – сказал он своему особисту. – С тем уральским ветераном. Мне тут подкинули информацию.

– Я вам докладывал. Там остались лежать четыре трупа. Работал профессионал.

«Ай да “двое из ларца"! – подумал Деев. – Их работа, не иначе. Шли за моими дуболомами, держались за спиной. Когда дело было сделано, всех лишних устранили. Но это плохо, очень плохо. Значит, кто-то из моих на них завязан. Может, как раз вот этот крысеныш!»

– Закрыли тему, – сказал он. – Давай, что там насчет прослушки.

Особист молча передал ему объемистую папку с распечатками перехваченных телефонных разговоров.

– Я выделил желтым маркером парламентскую тематику. А голубым – президентскую. Хотя надо было наоборот. Думская тематика голубая. Там полно геев.

– Я знаю только одного Гея, известного химика Жозефа Гея-Люссака, – брезгливо поморщился Деев. – Все остальные, обычные п…дарасы.

Особист услужливо захихикал.

Деев страстно любил читать подобные тексты. Они захватывали его сильнее любого детектива, возбуждали не хуже порнухи. За нескладными фразами, оборванными, с матерком, с ремарками «невнятно», «повышая голос», «смеется», «кричит», за инициалами, за бледными строчками виделись генералу его враги. Вот они перед ним, голые, беззащитные. А он возвышается над этими червяками и готов растоптать одним ударом сапога.

«Д.Г.: Зема, что ты мне поешь? Ты, б…ь, когда-нибудь оставался без крыши? Ну и чего ты сейчас поешь, что мы тебя не прикроем?

З.Ф.: Ладно, Дим, проехали. Я просто волнуюсь за общее дело. (Смеется.) За общак, короче».

Вот еще, очень мило. Наши обожаемые финансисты беседуют.

«П.П.: А шефу сколько будет проплачено?

М.К.: Как всегда, двенадцать процентов.

П.П. (повышая голос): Вы там что, с дуба рухнули? Нет таких процентов. Нет, и не будет!

М.К.: Ты все сказал? Тогда слушай. Торг неуместен.

П.П.: А сколько это будет? Ты конкретную цифру можешь назвать? Мне для бюджета.

М.К.: Засунь бюджет себе в ж…пу. Тут такие дела раскручиваются, тут половина Африки из рук уплывает, а он с бюджетом».

Деев так увлекся чтением, что и забыл о присутствии особиста. Тот сам напомнил о себе деликатным покашливанием:

– Вы, товарищ генерал, вот этим абонентом интересовались. Я отдельно приложил.

Генерал недовольно скосил глаз. Он не любил, когда его отвлекали. На листке в прозрачной папке над строчками перехвата значились инициалы ЕК – Екатерина Кузнецова.

– Там что-то интересное?

– Пока не могу сделать определенных выводов. Но есть несколько пересечений по ключевым словам. Там подчеркнуто, вы увидите.

«Е.К.: Да нет, ничего особенного. Самой смешно. Трагедия, достойная Шекспира.

Д.К.: Пока не расскажешь, я не отстану, сестренка, ты ж меня знаешь.

Е.К.: Нечего рассказывать. Ничего не получилось.

Д.К.: Так он женат все-таки, твой грек? Или голубой?

Е.К.: Он царских кровей, а я кухарка.

Д.К.: Катька, ты не кухарка. Ты дура. Еду к тебе. (Прерывает разговор.)».

Деев увидел подчеркнутое слово «царских» и хмыкнул:

– В кого она втрескалась? Что за грек?

– Установить пока не удалось. Вокруг Кузнецовой не отмечено ни одного мужчины, к кому был бы проявлен с ее стороны интерес.

Генерал Деев живо вспомнил, как Кузнецова летала в Грецию на отцовском боевом самолете. Он знал, что гидроплан побывал на каком-то острове. И там Катя была вместе с папашей. А папаша за последние полгода отметился у всех ныне здравствующих потенциальных кандидатов на российский престол. И только ради этих встреч и мотался за границу с частными визитами. Вот, пожалуйста, еще один частный визит. К греку, в кого втрескалась Катька. А не тот ли это социолог, с кем танцевала на балу Катя? Хммм… Царь-социолог? Хотя в этом мире мало что может еще удивить.

– Значит, у нее никого нет, – задумчиво произнес он. – А со стороны отца? Может быть, он ей жениха подвел, а она корячится? Дело семейное, тут у невесты последнее слово, никто ее и не спросит. Были кандидаты?

– Наблюдением не обнаружены.

«Хреново наблюдаешь, – подумал генерал. – Нет, этот крысеныш точно работает на консультантов. Интересно, какие сводки он кладет им на стол? Что про меня пишет? Но за царского жениха тебе спасибо. Хоть ты и сам не понимаешь, какое дело сделал, но спасибо»

– Ладно, – Деев махнул бумагами, – иди, я почитаю.