Текст книги "Грязь кладбищенская"

6

– …Я учил Знатного Ирландоведа по слову за пинту…

– …А был у меня всего один шиллинг…

– Если только Молодой Учитель не спустил все до последнего шиллинга…

– …“Я снесла яичко! Я снесла яичко…”

– C’est l’histoire des poules, n’est-ce pas?

– …Оныст, Доти. Мой разум крайне неповоротлив последнее время. Я так же отчаянно жажду культуры, как кукурузный початок солнечного света. Но здесь культуры ни в чем нету. Какой позор для Старого Учителя. Когда человек попадает на кладбище, можно ожидать, что он оставит все свои мелкие страсти прежней жизни наверху и употребит время на то, чтобы совершенствовать свой разум. Я часто повторяю это Учителю. Но все бесполезно. Он не может говорить больше ни о чем, кроме Учительницы и Билли Почтальона. Надо что-то сделать, чтобы его спасти. Оныст, надо, Доти. Здесь среди нас не так много культурных людей, чтобы мы могли обойтись без одного из них. Следует запретить ему впитывать словечки Катрины Падинь. У него и так уже через слово “сука”, “потаскуха” и “шлюшка”. Катрина дурно на него влияет. Ее необходимо выселить на Участок за Полгинеи…

– Вшивая Норушка…

– Не подавай виду, что ты вообще ее слышишь, Норуся…

– Йеп, Доти. Я собираюсь взять все в свои руки и основать культурное общество. Думаю, можно многое сделать, чтобы развить интеллект местных обитателей и позволить им осознать и выразить свои культурные порывы. В том обществе, что я собираюсь создать, будут обсуждать широкий круг тем, в том числе вопросы политики, общения, экономики, науки, обучения, образования и тому подобное. Но обсуждать в объективной, академической манере, невзирая на пол, род и веру. Никому не станут запрещать выражать свое мнение, и у нас не будет никакого другого условия членства, кроме одного: быть другом культуры…

– Ты думаешь, это стремление к культуре заговорило во мне, когда я схватила крюк для чайника и огрела…

– Де гряс, Доти. “Господь прощает великие грехи, но мы сами не в силах простить себе грехов малых”, – как сказала Эустазия в разговоре с миссис Крукшенк, когда они бились за Гарри… Мы постараемся распространить сведения из разных сфер жизни, в особенности заграничной. И так предоставим разным группам людей возможность лучше понимать друг друга. У нас будут регулярные дискуссии, лекции, анкеты, симпозиумы, коллоквиумы, дебаты, летние школы, курсы выходного дня и экспресс-опросы для разных уголков Участка За Полгинеи. Это общество внесет свой вклад в дело широкого распространения культуры и мира. Подобный тип сообщества называют Ротари[140]140
  Ротари – нерелигиозные неполитические благотворительные международные организации, открытые для всех, вне зависимости от национальности, расовой принадлежности, вероисповедания и политических взглядов. Их основная цель – объединение профессионалов и бизнесменов для осуществления гуманитарных проектов и помощи в установлении мира. Одним из важных условий членства в Ротари-клубах традиционно считается самообразование, чтение публичных лекций и подготовка статей и докладов.


[Закрыть]. С Ротари связаны культурные люди – такие как граф…

– И моряки…

– Не подавай виду, что ты вообще ее слышишь, Норуся…

– Йеп, Доти. Не подам. Но это хороший пример мнения, какое необходимо устранить сияющим светом Ротари. Не у одной Катрины такой ум. Будь такой ум один, все бы ничего, но это восприятие широко распространено. Моряки же – крайне интересное сообщество. Только неразвитый, ограниченный ум возьмется осуждать их…

– Только за то, что у них ножи, Норуся…

– Де гряс, Доти. Это еще одно восприятие, с которым нужно бороться…

– А кто еще будет в Ротари, Норуся?

– Я все еще не уверена. Конечно, ты, Доти, Старый Учитель, Пядар Трактирщик, Джуан Лавочница…

– Поэт…

– Разрази его дьявол, мерзавца…

– …Но ты же не читала “Золотые звезды”, Нора?

– Но инферныл одс олдмен![141]141
  Но инферныл одс олдмен – Да ни клятого шанса, старик! (искаж. англ.).


[Закрыть] Тебя не примут. Оныст! Ты есть дикадент!..

– Бридь Терри надо бы принять. Она однажды ходила в кино в Ярком городе…

– Вот честное слово, и я там был вместе со своим малым – в тот раз, когда мы покупали жеребчика…

– Погодите минуту. Я писатель…

– Ты не можешь быть принят. Если тебя примут, мы все кладбище на уши поставим. Ты оскорблял Кольма Килле.

– …Незачем это читать. Я не буду слушать ваш “Закат солнца”. Оныст! Не стану. И без толку на меня давить – не стану слушать. У меня очень либеральное сознание, но все же определенные приличия соблюдать обязательно… Я женщина… И я не стану. Оныст! Вас не примут. Ваша работа – джойсовщина… Вы меня не переубедите. Я не буду слушать “Закат солнца”. У вас, должно быть, крайне низкий интеллект, раз вы пишете такие вещи… Вот вы работаете над “Грёзой динозавра”… Нет, я не собираюсь этого слушать. “Грёза динозавра”! Настоящий джойсовский мужлан[142]142
  «Этот О Кайнь-то. Мужлан, каких поискать еще. Джойсовский похабник» – такое определение себя и своего творчества Мартин О Кайнь подслушал в дублинском автобусе. Далее это определение растиражировали ирландские газеты, напр.: The Maturation of O Cadhain studies. Irish Literary Supplement, осень 1988 года.


[Закрыть]. Вы действительно низшая форма жизни… Вас нельзя принимать, пока не заучите “Шестьдесят одну проповедь” до единого слова…

– Я предлагаю принять Француза. Это самый настоящий гэл. Учит наш язык, из сил выбиваясь…

– Он уже пишет исследование о зубных согласных у носителей полугинейского диалекта. Считает, их челюсти уже достаточно сточились, чтобы можно было провести научно обоснованное исследование издаваемых ими звуков…

– Институт[143]143
  Институт – вероятно, здесь подразумевается Дублинский институт углубленных исследований (осн. 1940). Состоит из трех школ: теоретической физики, космической физики и изучения гэльского языка и культуры.


[Закрыть] полагает, что он разучил чрезмерное количество ирландских слов, которые не были мертвы в описываемый период, и, поскольку имеется подозрение, что некоторые из этих слов – revival Irish[144]144
  Revival Irish – здесь: возрожденный, то есть искусственно восстановленный ирландский язык.


[Закрыть], ему необходимо развыучить обратно каждый слог, прежде чем он будет считаться достаточно квалифицированным для продолжения исследований.

– Он также намерен собрать и сохранить весь утерянный фольклор – с тем чтобы будущие поколения гэлоупокойников имели представление о том, какой была жизнь в Гэльскокладбищенской Республике в прежние времена. Он говорит, что таких народных сказителей, как Колли, можно найти не ближе, чем в России, и что подобных ему не будет уже никогда[145]145
  «Потому что подобных нам не будет уже никогда» – одна из знаковых фраз автобиографического романа Томаса О’Крихиня (1856–1937) «Островитянин» (1929) о жизни деревни ирландских рыбаков на отдаленном острове Большой Бласкет. Воспринимается как метафора прощания с уходящей ирландской культурой. Предмет множества подражаний, пародий и шуток.


[Закрыть]. Он считает, что легко можно было бы открыть Фольклорный Музей Кладбища и что не составит особого труда получить под это грант…

– Эй, а разве этот жирдяй не дрался против Гитлера?..

– Принять его!..

– Большое вам всем спасибо, mes amis! Merci beacoup…

– А Гитлер против Ротари…

– Эй, раз так, идите вы к черту со своим Ротари!..

– …Человек, который выпил сорок две пинты! Тебя, конечно, не примут ни сюда, ни в Анонимные алкоголики, ни в аббатство Маунт Меллори[146]146
  Аббатство Маунт Меллори – цистерцианское аббатство в графстве Уотерфорд.


[Закрыть]. Никуда не примут, кроме как в Ограниченные алкоголики…

– Все так и есть. Я выпил дважды по двадцать пинт да еще две!..

– А Нора Шонинь могла тайком выпить дважды по столько…

– Попридержи язык, отродье.

– И конечно, нельзя принимать никого из рода Одноухих. А если примете, вас самих зарежут…

– …Но как вас брать в Ротари, если вы не знаете таблицы умножения?..

– Но я же знаю. Вот послушайте. Одиножды двенадцать – двенадцать. Дважды двенадцать…

– …Как можно брать человека, который уморил себя, отправившись посмотреть на Конканнана? Это была очень некультурная смерть…

– Пусть примут продавца книг. Он распространил тысячи книг…

– И страхового агента. Он разгадывал кроссворды…

– И Штифана Златоуста. Он блистал на похоронах…

– …А отчего бы тебя не принять? Разве не твой сын женат на блеке! Блеки – люди культурные…

– Уж покультурней, чем тальянцы, из которых твой сын взял себе жену…

– Надо принять Катрину Падинь, у нее дома есть раундтайбл…

– А еще у Норы Шонинь сундук… Она хорошо знает Мануса Законника…

– А дочь ее сына собирается стать школьной учительницей…

– Дочь Кольма Старшего надо принять. Она была в Легионе. И она оказывает людям духовную помощь…

– Ее-то легко узнать, со всей ее болтовней! Все никак рот не захлопнет, с тех пор как причалила в нашей гавани…

– Ты оскорбляешь…

– Ну, раз такое дело, правильно было бы принять Почтмейстершу. Она отвечала за сбор данных и исследования в Легионе Девы Марии, и не может быть, чтобы она была некультурной после того, сколько всего прочла…

– И Кити. Ее сын был младшим капралом в Легионе, а сама она работала в Кредитной компании…

– И Придорожника. Его жена выхлопотала ему катафалк под задницу, чтобы его бедные кишки не растрясло…

– Клянусь душой, как говорится…

– Все из дома Придорожника были в Легионе…

– А его сын дружит с Сестрой Священника…

– Все из дома Придорожника воровали мой торф…

– И мою кияночку…

– Вы оскорбляете веру. Вы прожженные еретики…

– …И тебя примут. Старший Мясник был на твоих похоронах, разве нет?..

– Томас Внутрях был бы хорош для Ротари. Он друг культуры.

– И Бриан Старший. Он был в Дублине…

– И Нель Шонинь. Она часто встречается с членами Ротари. Вот лорд Коктон…

– Дайте мне сказать. Дайте сказать…

– Так. Шонинь Лиам. Он прочтет первую лекцию для Ротари. “Мое сердце”…

– Потом Кити: “Займы и ссуды”…

– Доти: “Дивные Луга Восточного Голуэя”…

– Мартин Ряба: “Пролежни”…

– Теперь Старый Учитель: “Билли Почтальон”…

– Вон тот малый, там: “Верный способ подвернуть лодыжку”…

– Катрина Падинь: “Привлекательность Бриана Старшего”…

– Ох! Бриан, косолапый зудила!

– Теперь Том Рыжик…

– Ничего я не скажу. Честное слово, ничего.

– …Ты прочтешь нам лекцию о пророчествах Баледонахи…

– А ты – о завшивленных пригорках твоей родной деревни…

– …Оныст, Доти. Не случалось и дня, когда я не приобщалась бы к культуре. Тот, кто сказал тебе, что я взялась за это лишь сейчас, тот, честное слово, пристрастен. Когда я была еще юной девушкой в Ярком городе, едва придя из монастыря и доев свой обед, я сразу же выбегала обратно и мчалась на поиски культуры. Именно тогда я встретила моряка…

– Но ты никогда не говорила мне, Норуся, что посещала монастырскую школу…

– Де гряс, Доти. Я то и дело тебе говорила, просто ты об этом забыла. Видишь ли, я завершала свое образование в Ярком городе и жила у своей родственницы, вдовы по фамилии Мак Кориш…

– Ты врешь и не краснеешь, Норушка Грязные Ноги! Не была она тебе ни родственницей, ни полуродственницей. А жила ты у нее горничной в услужении. Удивительно, как она вообще позволила тебе войти с твоим стадом блох к ней в дом. Но в ту же минуту, как только она узнала, что ты валандаешься с моряками, она отстегала тебя крапивой по заднице и вышвырнула восвояси, в твое Паршивое Поле, где уток доят, где лужи, блохи и грязные ноги. И какой толк говорить, что она ходила в школу в Ярком городе…

– Не подавай виду, что ты вообще ее слышишь…

– Май гуднис ми[147]147
  Май гуднис ми – да Боже мой! (искаж. англ.).


[Закрыть], Доти. Этой хрычовке вообще слова не давали. Лежит здесь без креста и без надписи, как письмо без адреса на почте…

– Скажи за это спасибо своему дураку братцу, Норушка…

– Твой-то сын дома не может себе позволить выплатить страховку, которую ты оформила на Томаса Внутряха. И как только Томас об этом узнал, он ушел от тебя и поселился у Нель…

– О! О!..

– Не знаю там, “о” или не “о”, но это правда. Твой сын Патрик сдал всю свою землю Нель, и вся скотина, какая пасется на его полях все это время, – скотина арендатора…

– О! О! О!..

– И если он проживет хоть немного дольше, ему придется продать всю землю подчистую. Какое горе для женщины мужчина, не способный о ней позаботиться. Я отдала ему свою дочь, потому что не хотела стать преградой для истинной любви. Только по этой причине он получил ее в жены. Я всегда была романтической натурой, но в романтике дело или нет, если бы я знала, что творю, и точно знала бы, куда она идет…

– …А это что такое?.. Ты покойница… Новый труп. Не хочу иметь с тобой ничего общего в одной могиле. Для каждого тела его могила – его крепость. Здесь все уважают право частной собственности…

– …Проваливай отсюда! Клянусь дубом этого гроба, ты не ляжешь на меня сверху. Я собираюсь податься в Ротари…

– …Покоя мне, а не общества. Я собираюсь податься в Ротари…

– …Ты меня поранил. У меня и так пролежни…

– …У меня слабое сердце…

– …Выметайся из моей могилы. Ничего я тебе не скажу. И у могил есть уши… Неужели ты думаешь, что можешь так просто узнать обо всех нас. Над нами кресты стоят. Даже если и так, твою могилу выкопали слишком близко к моей. Выпивка! Отправляйся отсюда к Катрине Падинь. Пошел к Катрине!..

– Она всегда рада каждому новому покойнику. Она щедра на сплетни…

– На нее сбрасывают каждого, кто не может найти себе места на кладбище. Ты, должно быть, ступил на Землю блужданий. Тебе, верно, надо к ней. Кроме того, над ней нет креста…

– А еще ее не примут в Ротари…

– Том Рыжик! Том Рыжик!.. Муред! Кити! Бридь Терри! Мартин Ряба! Шонинь Лиам! Том Рыжик! Том Рыжик заговорил и отвечает! Я сейчас лопну!

Интерлюдия номер восемь
Грязь обожженная

1

Я Труба Кладбищенская. Пусть услышат голос мой! Он должен быть услышан…

Вспаханная красная почва неприветлива своей ледяной подкладкой. Ядро земли обжигает терпким вкусом кислоты. Ибо сие есть долина слёз…

Весна примеряет новое платье на земной поверхности. Робкие стебельки запоздалых злаков и слабая зеленая улыбка, проступающая всюду над обнаженной землей – нити обметки этого платья. Лучи солнечного света, словно изысканное золото, блистающее на эполетах облаков, – его тесьма. Его пуговицы – кустики примулы в приветливых объятиях живых изгородей, в изгибе каждой ограды и в тени каждого утеса. Ее подкладка – любовная трель жаворонка, изливающаяся на пахаря со свода небес сквозь легкую дымку апреля, когда заросли кустарника обращаются нежной арфой брачной песни дроздов. Шаловливая резвость юнца, получившего награду за ягненка, что нашел он на скалистом нагорье, и радостный напев лодочника, скользящего в своем челноке на приветливых гребнях волн, – они, словно нить утка́, становятся стежками надежды, что притачивает скоротечную для глаз и сердца красоту к вечной славе этой бренной накидки земли, моря и неба…

Но вот уж портной протягивает сквозь ушко иглы поблекшую радугу на горизонте. Ножницы бурь срезают пуговицы прочь. Одежды иссечены умело режущим серпом. Золотая кайма истрепана в полях, где злаки теряют головы…

Колдовской вихрь сеет опустошение в амбарах, выметая и унося с собой каждое зернышко, каждый клочок и каждый стебелек, что остались от прошлого урожая…

Слышен трепет в песне коровницы, когда она возвращается домой с летнего пастбища. Ей известно, что совсем скоро стада погонят доить на старое место, поближе к дому… Ибо весна и лето истекают. Белка уносит их про запас к себе в дупло среди деревьев. Они улетают прочь на крыльях ласточек вместе с солнечным светом…

Я Труба Кладбищенская. Пусть услышат голос мой! Он должен быть услышан…

2

 
– …“Оро, о Майре, бровки да пряжечки,
Оро, красотка ячменных снопов…”
 

– Что же это?.. Бертла Черноног, честное слово, да еще сам себе поет. Добро пожаловать, Бертла!..

 
– “Оро, о Майре, бровки да пряжечки…”
 

– Клянусь душой, какой же ты хороший да веселый, мой дружок Черноног…

– Потыраны Господни[148]148
  В присказке Бертлы имеются в виду кровавые раны и пот Иисуса Христа.


[Закрыть], это еще кто?..

– Катрина. Катрина Падинь…

– Потыраны Господни, вот так история, Катрина. Значит, опять соседями будем…

– Не в ту могилу они тебя положили, Бертла…

– Потыраны, Катрина, какое дело человеку, куда его кидают, будто мешок с костями. “Оро, о Майре…”

– Похоже, смерть тебя не сильно изменила, Бертла. А по какой причине ты умер?

– Потыраны, Катрина, сама же знаешь, что и добрый конь не может скакать вечно, как говорит Бриан Старший…

– Вот хвастливый горлопан!

– Да не по какой причине. Просто лег – и дух вон. Потыраны, а разве ж это не причина! “Оро…”

– И как они там, наверху, процветают, Бертла?

– Потыраны, Катрина, да все так же. Ты что, не видала сама – один умер, другой родился, а третий между ними, ни то ни сё. Так оно и есть, так оно и должно быть. Жизнь, она ведь как орудие: зарядили да выстрелили, как говорит Бриан Старший…

– Да уж, он-то тот еще пушкарь…

– Он и не показывался, Катрина, с тех пор как взглянул на Тома Рыжика, когда того соборовали. Уж очень он горевал по Тому…

– Хорошо они друг другу подходили. Этот – рыжий брюзга, тот – злобный зудила…

– Я слышал, как он давал напутствие Тому в комнате: “Потыраны, – сказал он. – Если ты соберешься в путешествие Туда, Том Рыжик, и если тебе случится встретить эту самую во время твоих скитаний, смотри, не говори ей ничего: если только она не изменилась напрочь, ей одни сплетни подавай…”

– А кто такая “эта самая”, Бертла?

– Потыраны Господни, Катрина. С моей стороны было бы и неправильно, и невежливо отвечать на такой вопрос…

– Ой, ой, Бертла, ради Бога, не строй из себя Тома Рыжика. Он ведь все время такой, с тех самых пор, как сошел сюда, в грязь кладбищенскую…

– Потыраны, уж коли быть сваре, то ее не миновать. Это ж ты самая и есть. Кто же еще, Катрина?

– Я самая, Бертла? Это мне одни сплетни подавай? Он же врет и не краснеет. Этого болтуна его хайло вечно доводило до беды. И так оно и будет, пока смерть не пришпилит ему язык булавкой…

– Я бы сказал, что теперь-то этого ждать уже недолго, Катрина.

– Добро пожаловать к дьяволу…

– Потыраны, Катрина, разве ты не знаешь, что он уже почти покойник – у него сил не хватило даже пойти на похороны Джека Мужика!..

– Божечки! Обобожечки мои! Похороны Джека Мужика! Похороны Джека Мужика! Джек! Джек! Скажи, что ты соврал, Черноножкин сын…

– Потыраны Господни, так ведь он здесь уже три недели!..

– О горе горькое! Джек Мужик здесь уже столько времени, а ни Муред, ни кто другой мне этого не сказал! О! Все это место переметнулось на сторону Норушки Грязные Ноги, Бертла. Знаешь, что она сейчас удумала?.. Ротари!..

– Потыраны Господни, Ротари, ты гляди! “Оро, о Майре, бровки да пряжечки…”

– Джек Мужик! Джек Мужик! Джек Мужик уже здесь! Не мудрено догадаться, недолгая жизнь была суждена бедняге. “Книга Иоанна”…

– Потыраны, “Книга Иоанна”, Катрина!..

– Ну конечно, “Книга святого Иоанна”, которую эта зараза выманила у священника, что же еще… Джек Мужик! Джек Мужик! Джек Мужик на кладбище уже три недели, а я и не ведаю. И эти лешие ничего человеку не скажут, особенно после тех проклятых выборов. Шонинь Лиам, болван, Бридь Терри, паразитка, и это бревно Том Рыжик – все побывали в моей могиле. Джек Му…

– Потыраны, Катрина, не все ли равно человеку – если он, конечно, не совсем выжил из ума – кого с ним положат в одну могилу. “Оро, о Майре…”

– Наверняка Нель красовалась изо всех сил как могла в день похорон! Ломалась и выделывалась, и ни капли жалости к бедняге, которого уже обрядили. Она его похоронила в Могиле За Фунт, конечно?..

– В могиле рядом с Джуан Лавочницей…

– Эта лахудра Джуан Лавочница. У бедного Джека плохое соседство. Эта язва своим острым языком будет его изводить. Ну что стоило Нель, засранке, положить его в другую могилу?..

– Потыраны Господни, Катрина, да разве она не нашла сухую могилу рядом с Джуан Лавочницей и Пядаром Трактирщиком? Разве не наняла для него катафалк? Разве не было на похоронах и того, и этого – так, что каждый мог упиться до упаду. Четверо или пятеро священников пели, а сам граф стоял на галерее вместе с лордом Коктоном и тем, другим охотником, который туда приехал… Потыраны, что ж еще она могла сделать?..

– Она всегда слишком хлопочет о лордах да священниках. Но бьюсь об заклад, что она и слезинки не проронила над беднягой. Конечно же, ни она, ни дочь Бриана Старшего палец о палец не ударили, чтоб как следует проводить покойника из дому…

– Потыраны Господни, Катрина! И сама она, и дочь Бриана Старшего оплакали его от всей души. И все говорили, что не слышали лучших рыданий даже от Бидь Сорхи…

– Бидь Сорха! Я думала, эта пьянчужка прикована к постели…

– Потыраны, да она тоже. Знаешь, как сказал Бриан Старший про нее, про Кать Меньшую и про Билли Почтальона: “На этих троих священник потратил столько елея, что нам и капли не останется, когда придет наш черед”…

– Уж точно, на этого косолапого лешего уйдет прорва елея! А Бидь Сорха приходила к Нель?..

– Потыраны Господни, Нель послала автомобиль за ней и за Кать Меньшой! Но Кать пришла своими ногами…

– Учуяла покойника, не иначе…

– “Потыраны, – сказала она, обряжая Джека. – Даже если мне завтра придется ковылять на костылях, я не смогу не пойти, раз уж меня особо пригласили”.

– Бидь Сорха, захребетница! Кать Меньшая, язва! К Нель-то они явились, а к порядочным людям даже не двинутся. Не завидую я Джеку Мужику, что его обряжала эта сучка кудлатая. Джек Мужик! Джек…

– Недалек тот день, когда Бидь Сорху саму пора будет оплакивать. Потыраны Господни, она ведь упала по дороге домой с похорон Джека, и пришлось опять слать мотор к ее дому…

– Напилась! Это с ней частенько случалось…

– Поплохело ей. Она и не встает с тех пор. “Оро, о Майре, бровки да пряжечки…”

– Нель-то сама сюда не собирается?

– Говорит, что ей нездоровится. Только вот, потыраны Господни, какая история: когда она пришла повидать меня, думаю, я никогда еще не видел ее такой свежей…

– Аж светится вся, что ей удалось спровадить Джека. Джек! Джек…

– Потыраны, Катрина, ну разве ей не легче подогнать мотор себе под задницу, да и поехать в любое место, куда нужно…

– Мотор лорда Коктона. Ни капельки стыда у нее не осталось. Все только и знает, что шляться! Джек Мужик…

– Потыраны, да ей не надо, Катрина. У нее есть собственный автомобиль!

– Собственный автомобиль?

– Единственное, о чем я жалею, – что я покинул тот мир до того, как успел в том автомобиле прокатиться. Они с Пядаром обещали отвезти меня в любое место в стране, куда только пожелаю. Да только, потыраны, лежу я здесь бездыханный!..

– Божечки! Да быть не может, сын Черноножки, что это ее собственный мотор!..

– Ее собственный и ее сына Пядара. Потыраны, Катрина, ты что же, не слыхала, что она купила мотор Пядару?..

– Ой, да не может такого быть! Быть не может, Бертла Черноног…

– Потыраны Господни, Катрина, купила. Он не может выполнять тяжелую работу – из-за ноги. Хотя в походке у него особой хромоты и не заметишь. Он очень хорошо зарабатывает на этом моторе – тем, что развозит людей по разным местам, когда им нужно…

– Вот ведь шуму-то теперь каждый раз, как она проезжает мимо нашего дома. Какое счастье, Бертла, что меня нет в живых…

– Потыраны, а еще каждый раз, когда она едет подальше от дома, на ней такая шляпа!..

– Ой, Бертла! Бертла Черноног! Шляпа…

– Шляпа такая модная, как у супруги графа…

– Ни в жизнь не поверю, Бертла, разве что она вытрясла какие-то деньги из Баб…

– Потыраны, Катрина, ну конечно, так и есть, уже четыре месяца как! Две тысячи фунтов!

– Две тысячи фунтов! Две тысячи фунтов, Бертла Черноног!

– Две тысячи фунтов, Катрина! Потыраны, вот так она и купила мотор, а еще подумывает шикарное окно вставить в церкви…

– Ей есть за что благодарить священника. Но я готова поклясться на Писании, Бертла, что Баб не выпустит денег из когтей, покуда не скончается!..

– Потыраны Господни, так она уже давно преставилась! Нель получила тысячу до того, как Баб скончалась, и еще тысячу после. Ей осталось получить еще несколько сотен, и она собирается положить их в банк для того парнишки, что хочет стать священником…

– Божечки! Так того, достанется что моему Патрику, хватит только ладонь прикрыть…

– Кое-кто говорит, что он получит много, но, конечно, не столько, сколько Нель. Потыраны Господни, он же такой покладистый, что разбираться не полезет.

– Это его Нель с толку сбила.

– “Оро, о Майре, бровки да пряжечки…”

– О Боже, Боже Всемогущий! Завещание Баб. Бедного Джека выбросили, как обгоревшую спичку, а сын его остался в живых – благодаря “Книге Иоанна”. Новая дорога до самого дома у нее. Внук пошел на священника учиться у нее. Дом с шиферной крышей строят ей, заразе. Мотор. Земля Томаса Внутряха. Джек…

– Потыраны Господни, Катрина, земля Томаса Внутряха ничья.

– А разве он не живет в доме у Нель?..

– Потыраны, больше не живет. Он теперь живет у вас, в доме Патрика, и скотина Патрика пасется на его земле. Ему не понравились богачи, с которыми водится Нель. “Дьявол побери твою душу, они и вполовину не такие щедрые, как хотят казаться, – говорит он Патрику. – Я там и глаз не сомкнул. Моторы на дворе рычат с ночи до утра, все стучит и громыхает с утра до ночи. Всё пыжатся строить дома, крытые шифером, а погляди на меня: в моей лачуге, куда кровать ни передвигай, все равно капля попадет или в глаз, или в рот…”

– Ну, про крытые-то шифером дома он ни словом не соврал…

– Баб оставила ему две сотни фунтов по завещанию, и с тех пор, потыраны Господни, он, конечно, морды от кружки не отрывает. А дом Нель для него от паба далековат.

– Вот же дубина стоеросовая, этот Томас Внутрях!..

– Дубина, верно. Истинная правда, Катрина. Потыраны Господни, я и сам говорил ему, что он дубина. Как же еще назвать того, кто оставил дом Нель из-за того, что его не пускали в автомобиль…

– Но, Бертла, разве такого босяка, как он, могут пустить в автомобиль?..

– Потыраны, вот же какая история, Катрина! Едва у Нель появился мотор, Томас из него почти не вылезал. Разъезжал по всей округе со своей дурацкой ухмылкой на лице. Каждый раз то в Яркий город, то в Приозерье, то к гавани у Западного мыса – и сам он, и Бриан Старший…

– Вот зудила паршивый…

– Потыраны, Пядар Нель даже не мог сесть в автомобиль без того, чтобы эти двое не наступали ему на пятки. Он старался заработать пару пенсов, и ему было не по нутру, что эти два старых ворона свили там себе гнездо. Говорят, будто от этого у Бриана Старшего и стало хуже со здоровьем – что ему запретили ездить в автомобиле. По крайней мере с этого времени он начал сидеть дома…

– Да покарает его гнев Царя Страстной Пятницы[149]149
  Царь Страстной Пятницы – здесь: Иисус Христос.


[Закрыть], не самое ли ему время! Отменно же смотрелся нескладеха Бриан в автомобиле!

– Потыраны, Катрина, уж не так отменно, как Томас Внутрях. Сын Придорожника как-то нанял Пядара Нель отвезти его вместе с Сестрой Священника на танцы в Яркий город. А Томас Внутрях как раз вернулся от Пядара Трактирщика. И что ты, потыраны, думаешь? Взял и уселся в мотор! “Я тоже поеду на танцы, – говорит. – Дьявол побери твою душу, женщины там отменные!”…

– Старый кривляка…

– А к тому же он нещадно курил табак и взял, потыраны, да и харкнул огромным плевком! Никто особо ничего не рассказывал, Катрина, но я слыхал, что после этого Сестре Священника пришлось переодеть брюки, прежде чем ехать на танцы…

– Так ей и надо, нахалке бессовестной, чтоб не совала нос в автомобиль этой гадины Нель…

– Пядар Нель велел Томасу, чтоб тот шел домой. “Никуда я не пойду, дьявол побери твою душу”, – сказал тот.

– Дай ему Бог здоровья и долгой жизни!..

– Дочь Бриана Старшего сказала, чтобы он выходил. “Как же, выйду я, дьявол побери твою душу! Я на танцы поеду”…

– И правильно сделал, что не подчинился дочери Бриана…

– Потыраны Господни, вот сын Придорожника и ухватил его за задницу, да и вышвырнул кувырком на дорогу. И еще две саламандры[150]150
  Здесь: удар ногой, обутой в модные ботинки немецкой фирмы «Саламандра» (осн. 1885).


[Закрыть] с ноги ему отвесил! Потыраны, как же он несся к дому твоего Патрика, да с тех пор там и затаился…

– Теперь Нель узнает. Он оставит Патрику свою полосу земли…

– Потыраны, Катрина, никто не знает, кому Томас Внутрях оставит свою полосу земли. Когда они вместе ездили в моторе, Бриан Старший пытался намекать ему насчет своей дочери, но без всякого толку!..

– Так им обоим и надо, и Бриану, зудиле, и Нель, гадине! А ты ничего не слышал насчет креста, Бертла?..

– Кресты. Потыраны, ни о чем, кроме них, в округе и не говорят. Крест Шониня Лиама. Крест Бридь Терри, крест Тома Рыжика, крест Джека Мужика, который еще не готов… Потыраны Господни, Катрина, не все ли равно под луной, стоит над человеком крест или нет! “Оро, о Майре…”

– Вот не будешь ты так говорить, Бертла, как проведешь здесь побольше времени да послушаешь Нору Шонинь. Можно подумать, она прямо графская мать. Но все-таки ты не слышал, не собирается ли Патрик вскорости ставить мне крест?

– Он вместе с Нель частенько ездит в автомобиле по делам, после того как похоронили Джека Мужика. Насчет крестов, насчет завещания…

– Ох, не пойдут ему на пользу поездки вместе с этой скользкой дрянью…

– Потыраны, Катрина, да разве он не процветает, благослови его Господь Бог и Дева Мария! Ведь никогда еще на его земле не было столько скота. В последнее время он продал две партии свиней. Здоровенных, жирных свиней, с боками горячими, как булка из пекарни. Потыраны, да разве не у него двое детей ходят в колледж!..

– Двое?..

– Да, двое. Так и есть. Старшая девочка и еще один, за ней следом…

– Помогай им Бог!..

– А еще один, говорят, пойдет осенью. Потыраны, разве не так сказал Бриан Старший!.. “Оро, о Майре, бровки…”

– А что сказал Бриан-зудила?..

– “Оро, о Майре, бровки да пряжечки…”

– Так что же он сказал, Бертла?..

– Потыраны, это я оговорился просто, Катрина! “Оро…”

– Ничего страшного, Бертла, ничего страшного. Если что, я ему сумею ответить. Награди тебя Бог, Бертла, расскажи мне. Мне от этого только польза будет…

– Потыраны Господни, не будет тебе от этого ни пользы, Катрина, ни радости. “Оро, о Майре…”

– Будет мне польза, Бертла, поверь, – для местных обитателей всякая новость в радость. Люди на этом кладбище и не скажут-то ничего, хоть бы даже это вернуло их к жизни. Вот смотри. Джек Мужик на кладбище уже три недели. Джек Мужик! Джек…

– “Оро, о Майре…”

– Расскажи мне! Миленький, славный мой Бертла Черноножка, только живее, а то эти, наверху, догадаются, что положили тебя не в ту могилу…

– Потыраны Господни, Катрина, какое человеку дело, куда его кидают, будто мешок с костями…

– Ох, расскажи мне, Бертла, что сказал паршивец Бриан…

– Потыраны, уж коли быть сваре, то ее не миновать, Катрина. “У Патрика все идет как по маслу, – сказал он, – с тех пор как он зарыл свою чертовку мать в яму. Давным-давно надо было ему накрыть ее горшком, подложить туда раскаленных углей, и пускай бы она там задохлась, как кошка в дыму…”

– Тебя от меня унесли, Бертла Черноног! Джек Мужик! Джек Мужик! Джек Мужик!..