Текст книги "Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник)"

– Иди, паря, учись, – глухо пробормотал старик. – Грызи базальт. Вам еще долго…

Что долго – он не договорил. Кирилл встал и ушел. Он широко шагал по каменной пустоши, спиной чувствуя взгляд стэлмена, а в голове толклись мелкие и назойливые, как мошкара, мысли. Он думал о том, зачем старик рассказал ему эту историю. Стэлмены никогда ничего не делают просто так. Стало быть, повесть о героической гибели капитана Льва Дыменко содержала в себе что-то еще, какой-то второй, скрытый до поры смысл.

Прикидывая и так, и эдак, Кирилл понял в итоге только одно – искины искинами, новые системы новыми системами, но сражения выигрывают всё же люди.

Альберт Гумеров
В гостях у сказки

– Дед! Де-е-ед! Расскажи сказку! – похожий на рыжего котенка Олаф завел старую песню.

Они выпрашивали у деда Миши разные истории каждый вечер. Каждый вечер кто-нибудь из его сорванцов подбегал и начинал канючить. Каждый вечер Михаил ухмылялся в бороду, переключал тумблер, и тогда динамики по всему «Хламу» принимались тихо покашливать и посмеиваться, проползая по всем коридорам, протискиваясь сквозь перегородки, броню, обшивку, обыкновенный мусор…

Старика слушали если не все, то большая часть «Хлама». Это стало не просто развлечением, а своего рода традицией, данью уважения старому вояке. Михаил Валентинович Бородин был одним из старейших жителей «Хлама» и, безусловно, самым уважаемым. Никто не помнил, как он здесь появился и почему решил пустить корни на этом островке безобидных отщепенцев, слишком наивных, слишком пассивных, слишком асоциальных, чтобы вписываться в рамки современного общества.

«Хлам» образовался на месте останков пиратского флота, разгромленного между Землей и Марсом и с тех пор вяло дрейфующего в открытом космосе. Вначале из него попытались сделать пугало для курсантов – что-то вроде космического «Летучего голландца». Потом в этот сектор принялись отправлять различный космический мусор. Приблизительно в то же время появились первые постоянные жильцы, окрестившие свой новый дом неброским и точным названием «Хлам». Жильцы были непритязательны и миролюбивы, одни решили отстать от жизни и просто уйти от цивилизации, другим было что скрывать и от кого скрываться, третьи оказались на «Хламе» случайно и решили остаться, четвертые… да мало ли по какой причине они здесь?

Корабли пристыковывались и намертво приваривались друг к другу, внутренние перегородки разбирались и пускались на что-нибудь более полезное, «Хлам» грибком разрастался по бесхозному сектору, люди знакомились, сближались, роднились… Кто-то возделывал поля – целые корабли были отданы под «сельскохозяйственные угодья», – кто-то изобретал, кто-то писал мемуары… На «Хламе» царили запахи машинного масла, горелой проводки, истолченного грибка и выкуренной марихуаны. Но самое главное было в том, что «Хлам» пах свободой…

Они выпрыгнули, когда новичкам подпространство как раз начало действовать на нервы. Доктор ухмыльнулся, вспоминая свой первый рейд и глядя, как два «цыпленка» на спор с двадцати метров кидаются ножами по тараканам. Первые дни они честно пытались готовиться к предстоящей операции, обыгрывали различные варианты развития событий, до остервенения проверяли функциональное состояние оружия и брони, тренировались в спортзале… Потом на «цыплят» напала тоска, обычное состояние для первого боевого вылета. Единственный способ избежать этой стадии – продолжать муштровать молодежь до состояния отупения, но эту мысль Доктор отбросил: не его это дело, да и пусть детки развлекаются. Следующим этапом путешествия в подпространстве для новичков будет близкая к истерии нервотрепка, день ото дня нарастающая с осознанием того, что для кого-то из них первая миссия станет последней. Все понимали, что потерь избежать не получится – никогда не получается, – и почти со стопроцентной уверенностью можно утверждать, что это будет кто-то из «цыплят», потому что у кого-нибудь из молодежи обязательно сдадут нервы…

Поэтому Доктор, проходя мимо резвящихся с тараканами салаг, даже не подумал о том, чтобы их отчитать. Естественно, вместо него это сделал…

– Вы знаете, что полагается за порчу государственного имущества, придурки?!! – взревел за спиной Доктора лейтенант Филоненко.

Когда лейтенант был «в голосе», при виде него дети начинали плакать, женщины старались уйти куда-нибудь подальше, а мужчины принимались нервно курить. На самом деле, Филоненко не был человеком, отравляющим жизнь всему живому на корабле. Он просто очень любил разыграть из себя «плохого парня» перед любой новой аудиторией, а более благодарных зрителей, чем «цыплята», просто не существовало в природе. При этом все – от самого несчастного салаги до офицерского состава – уважали Филоненко как человека и ценили как профессионала. У «цыплят» лейтенант вызывал прямо-таки священный ужас.

«Придурки» вытянулись по струнке, а Филоненко подошел вплотную к ближайшему и вперил в бедолагу свирепый взгляд – тот, казалось, даже дышать перестал.

– Я. Спросил, – принялся чеканить лейтенант. – Знаете ли вы, рядовой, что…

– Да ладно тебе, Тиран, оставь их в покое, – Доктор решил, что страху Филоненко нагнал на ребят и так порядочно. – Нам всем еще спины друг другу прикрывать…

– Знаю, – тон лейтенанта мгновенно изменился на миролюбивый – таким образом Филоненко давал понять всем собравшимся, что это не более чем спектакль.

«Цыплята» отреагировали глупыми улыбками.

– Зачем это тебе надо, Тиран?

Разговор был своего рода ритуалом: каждую кампанию Доктор задавал этот вопрос, из раза в раз неизменно получая один и тот же ответ.

– Мне просто это нравится, Док, – в такие минуты Филоненко больше всего напоминал радостно улыбавшегося крокодила. – Такова уж моя сущность, ничего не поделаешь.

Как правило, ветераны обращались друг к другу исключительно по прозвищам – настоящие имена и фамилии указывались лишь в рапортах да на «летучках».

Таких, как Доктор и Тиран, на корабле было не больше трети – опытных бойцов старались по возможности беречь и никогда не использовали в качестве пушечного мяса. Ветераны собственную ценность осознавали, но оберегать молодняк считали своей прямой обязанностью.

– Опять будем убивать вооруженных ножами и топорами детей, – последние несколько дней эта мысль грызла Доктора раковой опухолью, ни на минуту не давая расслабиться из-за того, что еще не совершил, но обязательно сделает, просто потому, что выбора как такового у него нет.

Они в очередной раз летели в один из захолустных районов Марса, посмевший заявить о своей независимости. Летели, чтобы подавить бунт, то есть безжалостно истребить всех, кто причастен к набегам на советские торговые суда и караваны, постоянно курсировавшие между Землей и Красной планетой. Да, Советский Союз уже давно и безоговорочно доминирует как на матушке-Земле, так и в Солнечной системе в целом; да, об открытом соперничестве с социалистической сверхдержавой никто в здравом уме даже не помышляет, но время от времени уверенные в собственной безнаказанности деструктивные элементы считали себя вправе грабить мирных граждан на дальних уголках Союза. И тогда серьезные люди в просторных кабинетах Кремля недовольно качали головами, связывались с другими серьезными людьми в других просторных кабинетах, звучали отрывистые команды, и темные небеса разрывали боевые транспортники. Разрывали, чтобы ни у кого ни на Земле, ни на Луне, ни даже на самых удаленных границах СССР не возникло мысли нарушать покой мирных советских граждан. Избыток свободы стал для бандитов непозволительной роскошью.

«Хлам» принял их радушно, чем несказанно удивил, – Доктор привык, что всегда и везде чужаков воспринимают если не агрессивно, то уж точно с опаской и настороженностью…

Они пристыковались к окраине дрейфующего города. Надоедливого внимания со стороны аборигенов не было – несколько жителей «Хлама» просто вышли поприветствовать новоприбывших.

– Дети со мной, – на всякий случай грозно оповестил всех собравшихся Доктор. За его спиной около двадцати ребят, боязливо сгрудившись вокруг мальчишек постарше, пытались казаться как можно незаметнее. – Хоть волос с головы упадет – пощады не ждите.

На самом деле открытых враждебных действий со стороны местных он боялся не сильно – вряд ли кто-нибудь в здравом уме осмелится напасть на десантника в полном обмундировании. Слова и внушительный вид – в доспехах он выглядел не только эффектно, но и весьма устрашающе – были направлены на то, чтобы на корню отбить у жителей «Хлама» желание строить козни в дальнейшем.

– За детишек не бойся, – старик в цветастой вязаной шапочке и с лицом, напоминавшим чернослив, лидером не был – он даже не стал выходить вперед из небольшой группки встречавших. Он просто выразил волю всех собравшихся, нисколько не сомневаясь, впрочем, что его слова полностью отражают мысли остальных. – Мы их почище твоего беречь будем. Да и сам расслабься, – старик заулыбался, отчего лицо его спряталось в складки и морщины, – если небесные рыбаки захотели, чтобы ты пустил здесь корни, значит, тут тебе и место.

Старик представился Черным Бобом, и первое время после прибытия Доктор, в основном, проводил в его компании. Капсулу намертво приварили к тому месту, где они пристыковались к городу отверженных, а оборудование по традиции растащили по всему «Хламу» – коммунизм чистой воды, если посмотреть трезво. Думая так, Бородин каждый раз не мог согнать с лица улыбку. Даже в СССР – самой развитой из всех стран – коммунизм всё еще оставался недостижимой мечтой, целью, к которой стремились поколения советских граждан.

Вечера Михаил проводил в компании стариков. Они курили марихуану и местный табак, пили крепкий черный чай, играли в нарды, шахматы и карты. И рассказывали покрытые пылью времен легенды своих народов: о Богомоле, о Царе крокодилов, о шутнике Локи, о мудрости и одноглазом Одине, о смерти и Бароне Субботе, о джиннах, хитрости и ракшасах, о детстве и юности, о старости и о том, что бывает после смерти… Комсомольцу слышать подобные разговоры было нельзя – на Земле, Луне и Марсе сознательные элементы давно уже сообщили бы об этом кому следует, и Мишку ждал бы как минимум строгий выговор, а как максимум – комсомольский билет на стол и позор до конца жизни.

Бородин вынул из кармана пластиковую карточку с фотографией и данными – в конце двадцать второго века это могло бы уже стать пережитком прошлого, если бы не было символом принадлежности к самой мощной организации Солнечной системы. Повертев билет в руках и улыбнувшись бесполезности этого кусочка пластика здесь, на «Хламе», Михаил вернул его в карман и, разлив горячий чай местного производства по крохотным стаканчикам, вернулся к рассказам Черного Боба.

Да, вначале всё внутри него протестовало против этой глупости – в Солнечной системе давно уже победил материализм, – но игнорировать встречи со стариками Бородин не мог. Его словно магнитом тянуло в крохотную комнатку, к сморщенным и улыбающимся лицам, к добродушным шуткам и легендам вымирающих или умерших народов…

Самому себе Михаил объяснял этот интерес обыкновенным любопытством и тем, что он практически был лишен детства – нежный возраст Бородина прошел в лагерях, кампусах и муштре, ведь идеальных солдат СССР пестовал с самых ранних лет. Потом Доктор решил, что его увлечение есть не что иное, как эскапизм, ведь до попадания на «Хлам» всё в жизни Михаила было четко, ясно и понятно, а теперь он лишился всего – боевых товарищей, веры в себя, смысла жизни… Реальность окружавшего его мира дала трещину и разваливалась на куски, а он ничего не мог с этим поделать.

А что он получил взамен? Осколки древних легенд и истории, выдуманные кучкой выживших из ума мешков с костями. Да уж, равноценный обмен, ничего не скажешь!

Мятежники были вооружены кое-как. Подобно большинству отщепенцев в Солнечной системе. Глядя на сосредоточенные лица «цыплят», Доктор уже представлял, кого после операции будет «ломать» особенно сильно. Одно дело – стрелять по роботам на тренировке и ботам в виртуальной реальности, и совсем другое – по живым людям, чьим-то братьям, отцам, матерям. Да, кто-то будет действовать на автомате, как машина, полностью отключившись от происходящего; кто-то будет искренне переживать оттого, что лишил жизни разумное существо, еще недавно ходившее, дышавшее, любившее; кто-то поймает кураж… и вполне может быть, что станет жертвой собственной самоуверенности. Сам Михаил во время любой операции наблюдал за собой как бы со стороны – это не он сейчас скосил двух сопляков, возомнивших себя супергероями, это не он только что четким и выверенным движением проломил череп верзиле, напавшему на «цыпленка» со спины, это не он… это кто-то другой – жестокий, хладнокровный, умный и безжалостный. Идеальный солдат Советской Армии.

Хмыкнув, он кончиками пальцев прикоснулся к нарисованным на броне красным звездам. Ради них он готов и убить, и умереть. Для кого-то это всего лишь рисунок на броне, но Бородин был идеалистом, для него эти звезды олицетворяли Родину, и тут уже не было важным, где именно эта Родина: рядом с березками под Казанью, в пустыне Средней Азии, на обратной стороне Луны или под красноватой пылью Марса. Для кого-то Родина – это Земля, крохотная, затерянная среди звезд песчинка, для кого-то – великая страна, для кого-то – это город, где он прожил всю сознательную жизнь, для кого-то – семья… Бородин был идеалистом. Ради этих звезд он убивал и умирал.

Понимая, что находится на самой грани, что вот-вот слетит с катушек, Михаил до одури «прокачивался» в спортзале, тренировками и упражнениями заполняя всё свободное время, которого у него было в избытке, ведь на «Хламе» целыми днями можно было вообще ничего не делать. Пару-тройку раз в неделю Бородин шел на поводу у собственного любопытства и приходил-таки на посиделки к старикам. Тогда он с жадностью ловил рассказанные скрипучими голосами мифы о том, как Барон Суббота, вселившись в одного неплохого парня, превратил того в мошенника, элегантно и безнаказанно умыкнувшего у Соединенных Штатов Америки сотни миллионов долларов, и диктатора, запугавшего собственный народ настолько, что население и не помышляло ни о каком сопротивлении.

Барона Самеди Бородин не жаловал – ему не нравилась показушная театральность выряженного во фрак скелета, дух которого мог завладеть любым человеком, кого угодно превратив в «карманного Гитлера»… Гораздо большую симпатию вызывал проказник Локи, которому в наказание за злодеяния разгневанные коллеги по божественному цеху зашили рот. Африканские притчи о породивших Вселенную животных и насекомых Михаила занимали мало, хотя и в них при должном усердии можно было найти зерно разумного.

Они подавили мятеж менее чем за сутки. Сейчас разбрелись по колонии звеньями по два-три человека, зачищая территорию…

– Док, живо ко мне, я на втором подземном уровне, – голос лейтенанта заставил Михаила удивиться. Почувствовав напряжение напарника, Филоненко постарался успокоить товарища: – Не волнуйся, ничего опасного. Я тут наткнулся на весьма интересный сюрприз.

Сюрприз и впрямь был более чем необычным…

Пил Михаил по-черному. Осознав, что всё потеряно безвозвратно, он понял тщетность своих усилий зацепиться за осколки реальности с помощью тренировок. Зачем держать себя в форме, если твои умения не нужны ровным счетом никому? Даже тебе самому они больше не нужны. И зачем тебе жить, такому никчемному и ненужному? Да, было время, когда страна доверяла тебе дорогостоящее оборудование, а идущие за тобой «цыплята», ни капли не сомневаясь, вверяли тебе свои жизни. И ты никогда не обманывал. Ни страну, ни «цыплят». А теперь он не нужен. Никому. Так зачем напрягаться, если жизнь стала всего лишь отсрочкой смерти?

Со стороны казалось, что Бородин задался целью выпить все запасы алкоголя на «Хламе». Ему было решительно наплевать на окружавший его мир, на звезды, на Родину, на самого себя. День за днем он проводил, опустошая одну бутыль за другой, пока старикам не надоело следить за этим вялотекущим самоуничтожением. Как сказал Черный Боб, небесные рыбаки против. Остальные согласились и с Бобом, и с рыбаками.

Первые попытки вразумить Михаила, естественно, никакого действия не возымели – Доктор соглашался со всеми доводами Черного Боба и компании, но твердо продолжал гнуть свою линию. Бородин был уверен, что очень скоро старикам надоест и они оставят бесплодные попытки вернуть Михаила к жизни, но упорные деды приходили к Доктору каждый день, и постепенно он начал с ними соглашаться уже не автоматически, а даже вникая в то, что они говорили.

В конце концов Черный Боб пришел к Бородину, устало посмотрел в глаза и просто сказал:

– Подумай о детях. Они ведь каждое твое слово ловят. Давай, сынок, возвращайся. Ты нам нужен.

Дети на «Хламе» были если не фантастической редкостью, то настоящим сокровищем, поэтому к их воспитанию подошли серьезно – Доктор и еще пятеро стариков организовали школу, где худо-бедно давали сорванцам минимум образования. В свободное от школы время Доктор ковырялся в саду, под который отдали один из проржавевших на нет космических грузовиков-дальнобойщиков.

Когда Доктор был не Михаилом Валентиновичем, а просто Мишкой – веселым мальчуганом и гордостью семьи, – вечерами бабушка садилась у его кроватки и бралась за очередной рассказ. Выдуманные истории разбавлялись воспоминаниями о собственной молодости, а приключения Никиты Кожемяки и Алеши Поповича перемежались красочными описаниями побед Красной Армии на Марсе и Луне, опасностей при колонизации планет Солнечной системы и невзгод первых поселенцев.

Как-то вечером, от нечего делать, Доктор сел за компьютер и записал одну из бабушкиных историй. Потом еще одну. И еще… Затем настал черед его собственных приключений. Для Бородина это превратилось в своеобразный ритуал, этакий фотоальбом с вставками из мифов и легенд. Когда запас историй иссяк, Михаил решил придумать что-нибудь сам. Стер запись сразу же по прочтении, потому что рассказ ему категорически не понравился. Потом Доктор вывел для себя формулу: он забивал в память компьютера различные «запчасти» и осколки истории, после чего планомерно и методично «причесывал» эти обрывки, собирая мозаику воедино, доводил до ума и всю оставшуюся неделю любовался созданным полотном очередного рассказа.

В конце концов Михаил решился.

Однажды Бородин принес на эти посиделки микрофон, вместе с Черным Бобом они подключились к системе общекорабельной связи и…

– Сейчас дядя Миша расскажет вам сказку на ночь.

Повстанцы спрятали своих детей в катакомбах под городом, снабдив их консервами, водой и прочими припасами примерно на месяц. Сейчас дети вжимались в угол, затравленно глядя на двух взрослых в доспехах и с бластерами. А взрослые пытались решить, что же делать с этой находкой. С одной стороны, приказ гласил, что город должен быть ПОЛНОСТЬЮ очищен от бандитов, включая стариков, женщин и детей, и если они с лейтенантом доложат о спрятанных в катакомбах детишках, то вердикт будет однозначен. С другой стороны, какими бы идеальными солдатами они ни были, Доктор с Тираном по-прежнему оставались людьми…

– Так, – Филоненко все-таки решился. – Ты сейчас берешь детей и сажаешь их в капсулу. Она рассчитана на один прыжок в подпространстве. Выбирай любую точку. Я вырезаю записи этого разговора, докладываю, что ты попал в ловушку в катакомбах, тебя включают в список потерь… Ситуация ясна?

– Так точно, лейтенант, – отчеканил Доктор.

Он посмотрел в глаза напарнику, кивнул…

– Чего расселись?! – гаркнул Тиран на ребятишек. – Бегом за этим чудовищем. Слушаться его, если жизнь дорога!

Можно сказать, что, оказавшись на «Хламе», Доктор нашел себя. Он вел тихую и спокойную жизнь, никто не интересовался, кем он был, чем занимался… А затем потихоньку стали уходить те, кто встретил его и детей, кто помнил, как он появился на этой дрейфующей куче мусора, кто рассказывал ему истории и легенды.

Дети выросли, «дядя Миша» как-то незаметно стал «дедушкой Мишей», и каждый вечер кто-нибудь из его сорванцов подбегал и начинал канючить. Каждый вечер Михаил ухмылялся в бороду, переключал тумблер, и тогда динамики по всему «Хламу» принимались тихо покашливать, посмеиваться, проползая по всем коридорам, протискиваясь сквозь перегородки, броню, обшивку, обыкновенный мусор…

Старика слушали если не все, то большая часть «Хлама». Это стало не просто развлечением, а своего рода традицией, данью уважения старому вояке. Михаил Валентинович Бородин был одним из старейших жителей «Хлама» и, безусловно, самым уважаемым. Никто не помнил, как он здесь появился и почему решил пустить корни на этом островке безобидных отщепенцев.

– … но если в любой переделке стараться не выжить и победить, а просто оставаться человеком, выжить можно везде, – закончил Михаил свою очередную сказку.

Старик улыбался. Он был счастлив.