Текст книги "Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник)"

Володя сжимал в потных ладонях желтый прямоугольник казенной почты. Сквозь грубую целлюлозу внутри конверта прощупывалась небольшая твердая горошина.

– Там же вы найдете капсулу со специальным препаратом, – продолжал Андрей Петрович. – Препарат необходимо употребить перед выходом в открытый космос. Он снизит температуру вашего тела, замедлит сердцебиение и уменьшит потребление организмом кислорода. Есть вопросы?

Капитан Околышев выждал положенное и, не дождавшись вопросов, закончил:

– Товарищи бойцы! Вы и только вы в состоянии успешно выполнить операцию «Коготь», проникнуть на орбитальную станцию и ввести код отмены осадного протокола. Ваша уникальная память, ваша несгибаемая воля, ваша необоримая вера в победу делают эту беспрецедентную операцию возможной. Помните – мы будем вторгаться на территорию дружеского китайского народа. Мы будем стрелять в таких же коммунистов, бойцов рабоче-крестьянской армии. Но иного выхода у нас нет, товарищи. Такой приказ отдала нам партия и правительство. И пусть в наших руках будет оружие Демократии Атлантис, а на наших телах форма их морских пехотинцев, помните – в груди каждого из вас бьется сердце настоящего коммуниста, верного сына своей социалистической Родины! Помните, товарищи, генеральный секретарь, партия и весь советский народ надеются на нас и верят в нашу победу! Наше дело правое! Победа будет за нами!

Вокруг зааплодировали. Вова оторвал край конверта и вынул картонный прямоугольник. На нем была отпечатана цифра «шесть».

– Что, ссыкотно? – хлопнул по плечу щуплого бойца под номером «шесть» двухметровый лейтенант из группы тактической поддержки.

– Я плохо плаваю, – оторвался тот от иллюминатора, за которым проплывали розовые облака, а под ними, докуда хватало взгляда, раскинулось море Маринера.

– А тут и не пригодится, – хохотнул великан-десантник. Кивнул Андрею: – Я покурить, товарищ капитан, – и двинулся по килевому проходу в сторону ближайшей моторной гондолы.

Андрей с удовольствием сменял бы любого из своих хлипких подопечных на пару тренированных смершевцев. Нехорошее предчувствие ныло занозой с самого утра. До струнного лифта в недрах «Великой Императрицы Милосердия» еще нужно было прорываться. Но вердикт центра информатики и вычислительной техники был однозначен: оптимальное количество участников операции «Коготь» – шестеро. Шестеро пацанят с феноменальной памятью, способной сохранить код дезактивации осадного протокола целиком. Шестеро бойцов весом до семидесяти трех килограммов, способных втиснуться в ремонтные скафандры китайских струнных лифтеров.

– Мало, – поморщился Андрей. – И десантников для зачистки маловато. Китайцы могли усилить охрану после высадки арийцев.

Тридцать восемь спецназовцев и шестеро салаг – вот и весь боевой резерв, сколько смог вместить американский дирижабль-разведчик класса ZRS. Надежная, но неповоротливая машина времен первой колонизации, будучи заправленной водородом, и сама по себе превратилась в оружие, но Андрею и этого было недостаточно, чтобы заткнуть сомневающийся внутренний голос.

– Всем приготовиться, – раздалось жестью по внутренней связи, – выходим на исходную высоту.

Где-то у носа дирижабля, в гондоле главного управления, офицер-авиатор повернул рычаг слива балласта и дернул за ручку регулятора высоты.

Подопечные Андрея засуетились. Проверили еще раз оружие и ранцы, подтянули лямки парашютов. Уселись вдоль дюралевой переборки и, словно ожидая новогоднего чуда, уставились на светящийся красным сигнальный плафон.

Загорелся зеленый.

Андрей открыл люк и сквозь свист и гул заорал:

– Первый пошел!

Медленно спускаясь под бледно-розовым куполом, Андрей провожал взглядом выкрашенную в защитный цвет сигару дирижабля. Она, будто несомая ленивой воздушной рекой, плыла над терраформирующей рощей к виднеющимся у горизонта верхушкам холмов. В предзакатном воздухе дирижабль казался мифической облачной рыбой.

– Всем надеть пылезащитные маски! – приказал Андрей собравшейся вокруг него шестерке. Ветер с моря усилился. Поднятые им песчинки уже царапали кожу. – Объявляю радиомолчание, – вполголоса сказал он и опустил забрало каски.

Когда они бежали мимо искрящихся сиреневым рукотворных «деревьев», в армированных базальтовым волокном стволах которых расщеплялась собранная «кронами» дождевая вода, за холмами ухнуло и взорвалось.

В ту же секунду небо перечеркнули полосы ксенонового света и сразу выхватили из бурого марева дирижабль. Извергая очереди крупнокалиберных пулеметов, он больше не казался рыбой. Он походил на грозовую тучу. На колесницу бога войны, мечущего огненные стрелы во врагов, втоптанных в пыль его мощью. Взвыли сирены. Воздух наполнился стрекотней и свистом. Снова что-то взорвалось. Еще и еще. Тренированный слух Андрея выделил из наступившей какофонии сухие плевки атлантисовских штурмовых винтовок.

Его охватила лихорадка боя. Во рту пересохло. Сердце колотилось в висках. В адреналиновом порыве они взобрались на вершину холма и увидели плато, полное дыма, криков и мелькающих в пыльном воздухе силуэтов. Над всем этим грохотал выстрелами и метал свинцовые молнии дирижабль.

Внезапно яркая искра отделилась от земли и ударила в небесного исполина. Показалось, тот справился с ударом, но тут что-то внутри него вспыхнуло, словно кто-то раскурил гигантскую сигару, и занялось. Горящий дирижабль накренился носом к земле и рухнул, заполняя пространство огнем, хаосом, смертью.

Борясь с порывами ветра, Андрей с бойцами чуть не кубарем скатились к подножию холмов. Они забирали левее, оставляя стрекочущий и чадящий котел боя позади. Бежали со всех ног, не оборачиваясь. Не оглядываясь. Всё быстрее и быстрее. Пока враг не опомнился. Туда, где находится вход в тоннель, ведущий в чрево «Великой Императрицы Милосердия».

Уже на подходе их окатил лучом ксенона свет фонаря.

Десантники из СМЕРШа должны были встретить их чуть дальше, у самого входа.

Под сердцем Андрея нехорошо кольнуло прежде, чем он смог разглядеть нашивки.

Сержант «Тянь-Шаньских тигров» прижал приклад автомата к плечу и нажал спуск.

Мир рассыпался на часто меняющиеся слайды.

«Первый» споткнулся, налетев на пулю, и рухнул лицом в песок. «Второй» опрокинулся навзничь.

«В боях с арийским фашизмом на Северном направлении пропал без вести ваш сын… ваш муж… ваш брат… Все принятые нами меры розыска ни к чему не привели…»

Андрей надавил на спуск и, не целясь, от пояса, повел стволом наискось и вверх. Очередь расколотила лицо сержанту «Тянь-Шаньских тигров». Вынырнувшие из оцепенения бойцы начали метать гранаты. Дружно плюхнулись наземь, по-лягушачьи растопырив ноги, и стали отстреливаться от невидимых за пыльной пеленой врагов.

Андрей зарычал. Встряхнул за шиворот одного, другого, третьего. Поставил на ноги и погнал дальше.

Тоннель в резервную шахту был задраен.

Термит. Две гранаты внутрь. Очередь.

И они вошли.

– Мам… – нарушил радиомолчание «третий».

Крутанулся волчком и повалился на бок.

«С момента боев прошло 50 дней. Надежд на розыск вашего сына… брата… мужа… больше нет».

Андрей лупил «трехами» почти наугад. В тени, мечущиеся в дымном «фойе». Поверх всполохов автоматных розочек успевших залечь до взрывов китайцев.

Закрутились красные мигалки, заверещала сирена. Женский голос, перекрывая шум боя, запустил отсчет:

– До полной стерилизации осталось двадцать минут.

«Пятый» вдруг бросил винтовку, встал в полный рост и, мыча что-то нечленораздельное, бросился наружу. Китайский свинец толкнул его в спину. «Пятый» упал и скрючился. Андрей прицелился и выстрелил. Сначала в голову китайцу, потом «пятому».

«Выяснилось только то, что в боях он вел себя как истинный герой нашей Родины…»

«Четвертого» пришлось оставить в лифте, ведущем на нижний ярус базы. Он где-то в суматохе боя потерял пылезащитную маску. В мерцающем свете аварийного освещения кровавые пузыри на его губах казались ртутными шариками.

«Легкое», – подумал Андрей. Для уверенности он нащупал пулевое отверстие в бронежилете «четвертого». Потом дал ему в холодеющие руки связку гранат и отправил лифт наверх.

«Командование надеется, что вы мужественно перенесете постигшее вас горе…»

Когда над головой грохнуло, Андрей сам наложил термитную пасту. Кусок двери, ведущей к пусковому блоку, влетел в помещение, а следом за ним – три гранаты.

Больше гранат не было. Андрей сменил обойму, нырнул в дымящийся проем и успел понять, что поторопился.

Чудом уцелевший после гранатной атаки китайский автоматчик выскочил из укрытия и кучно нашпиговал тело Андрея свинцом. Хваленый атлантисовский жилет не выдержал напора.

– До полной стерилизации осталось пять минут, – напомнила из динамиков слащавая китаянка. – Пять минут.

Лопоухий боец за номером «шесть» был словно в ступоре. Пялился на иероглифы и мелко моргал. Губы его дрожали.

Андрей сдавленно зарычал.

– Иди же! – беззвучно заорал он, тыча слипшимися от крови пальцами в сторону шлюза.

Боец шмыгнул носом. Всхлипнул. Козырнул Андрею и выполнил приказ.

Когда дверь, шипя пневматикой, закрылась за последним участником операции «Коготь», Андрей уронил голову на грудь. Немеющие пальцы сжали кольцо детонатора. Разрушительная мощь в тротиловом эквиваленте рвалась из металлического цилиндра.

– Вот и всё. Я больше ничего не могу. Ничего.

Силы покидали Андрея. Его веки медленно закрывались.

– Рано! – Андрей закусил губу и встрепенулся. – Рано, капитан Околышев, – приказал он себе. – Сначала струнный лифт должен покинуть базу. А потом мы с тобой сделаем так, чтобы его уже никто не смог остановить, – Андрей подмигнул ядерному цилиндру.

Он вдруг представил, как «шестой» боец, единственный, кого он довел до сердца «Великой Императрицы Милосердия», втискивается в китайский скафандр. Задраивает люк. Верно нажимает горящие на сенсорном экране иероглифы. Как плавно начинает скользить вдоль невидимой глазу углеродной струны лифт, всё выше и выше по нацеленному в небо жерлу шахты, а боец за номером «шесть»…

– Как же его звали? – напрягся Андрей. – Кажется, Вовой. Да, точно. Его звали Владимиром.

– До полной стерилизации осталось две минуты, – напомнила китаянка. На этот раз в ее голосе Андрею почудилась тихая грусть. – Две…

Капитан Околышев набрал полную грудь воздуха и повернул кольцо.

Лифт рванул вверх. Сердце ухнуло, ударилось о желудок. Тот застонал. Дыхание перехватило. Володя выбрал на сенсорной панели последний иероглиф из третьего столбика, что рисовал кровью на стене комиссар Околышев, и опустился в кресло у вычислительной машины.

Вдруг по металлическому телу струнного лифта словно пробежала рябь. Машину слегка качнуло.

Где-то внизу капитан Околышев повернул кольцо детонатора. Его война закончилась.

Володя приник к иллюминатору, но не увидел взрыва. Только гигантский красный шар, покрытый наростами горных хребтов, на фоне черного бархата космической пустоты. Бирюзовой кляксой лежало на кирпичной поверхности море Маринера. Струнный лифт преодолел верхние слои атмосферы и вышел на заданную орбиту.

Торопливыми пальцами Вова ввел новый курс лифту, который, оставшись без струны, превратился в маленький корабль.

– А я теперь его капитан, – громко сказал Вова просыпающемуся страху. – Капитан Петрушин, – повторил он, и страх на мгновение притих, замешкался.

Воспользовавшись заминкой, Володя положил под язык горошину с лекарством и взвел таймер. Пилюля ментолово холодила. Пересохший рот наполнился слюной.

Вова вскочил и принялся натягивать китайский скафандр. От волнения он слишком сильно крутанул колесико подачи кислорода. Ноздри обожгло запахом озона. Пока он возился с регулировкой, пока снаряжал обойму плазменного резака, затягивал потуже лямки спейс-джампера, время пролетело быстро. Таймер заверещал. Володя прицелился соплом в бортовую вычислительную машину и дважды нажал на спусковой крючок.

Корабль умер. Внутри стало темно. Ноги Володи оторвало от пола, и он замолотил руками, пытаясь выровнять ставшее невесомым тело. Приноровившись, Вова подплыл к люку. Резанул плазмой по петлям и замку. Словно пробка из нагретой бутылки с газировкой, дверь вылетела наружу. Вслед за ней выбросило и Вову.

Володя кричал. Он не кричал так никогда в жизни. Скорее всего, так кричат младенцы, вырвавшиеся из чрева матери. Бесконечная черная пустота навалилась на него. Стремительным калейдоскопом вращались вокруг сияющие бусины звезд. Он закрыл глаза, сжал зубы. Под зубами хрустнула оболочка капсулы. Рот наполнился кислым, словно Вова разжевал пригоршню сорванного с грядки щавеля. Он сглотнул и судорожно, прерывисто задышал. Стало немного легче.

Вова уже решил было открыть глаза, когда что-то стукнуло его по пяткам так, что согнулись колени. Он развернулся винтом, выстрелил из резака и тут же нервно хихикнул. Перед ним висела арийская боевая машина.

«Электромагнитный диск конструкции доктора Шума. Модель «Врилл-14”», – всплыла из памяти картинка атласа, который заставляли зубрить в учебке.

Выкрашенный синим венерианским камуфляжем диск больше напоминал теперь бублик. Точный выстрел «Ленинца» разом выжег в штурмовике и двигатель, и кабину. Володя уцепился в раскуроченный борт и огляделся.

Пространство, казавшееся сначала пустым, было на самом деле наполнено вещами. Слева сиротливым цилиндром медленно вращался вокруг оси брошенный своим капитаном струнный лифт. Сверху и снизу чернели остовы арийских штурмовых истребителей вперемежку с оторванными орудиями, частями обшивки и обломками корпуса. А справа, вдалеке, приколоченной к наднебесной тьме подковой висела громада орбитальной станции «Ленинец». Рога «подковы» были подсвечены лучами выглядывающего из-за Марса Солнца. Станция казалась безжизненной. Только на сгибе, там, где находилась рубка управления, время от времени мигал бледно-желтый огонек.

Володя припомнил, куда тыкала лазерная указка товарища батальонного комиссара, прицелился и, словно пловец от борта шлюпки, оттолкнулся от остова арийского истребителя.

Ни время, ни расстояние не имели больше значения. В открытом космосе эти понятия смазались для Володи. С той минуты, как он начал считать, Вова уже семнадцать раз нажимал на кнопку спейс-джампера, когда вытянутая вперед рука с магнитной скобой коснулась обшивки станции.

Пока он приноравливался к джамперу, его снесло чуть левее, чем нужно. Теперь Володя плыл над выщербленным космическим мусором корпусом, обходя башни орудий и наросты антенн. Медленно, но верно он приближался к тому месту, где находился шлюз бокса хранения кислородных колоколов. Зорко всматривался – много ли осталось пути? Не видать ли той грани «подковы», перевалив за которую он будет на месте?

Обогнув очередное орудие, Вова увидел впереди странную антенну, не похожую на остальные. Володя сморгнул. Потом еще раз, но это не помогло – видение не исчезло. То, что он принял поначалу за Y-образную антенну, было человеком. Человек висел перпендикулярно поверхности станции, прилепившись к ней такой же, как у него, Володи, скобой.

– Наши! – обрадовался Вова и помахал рукой.

Человек не двигался.

Володя снял с пояса резак и медленно поплыл к незнакомцу.

Это был арийский пилот. Мертвый арийский пилот, который умер плохой смертью. Вова заглянул за стекло шлема, заляпанного рвотой. Черная вена вздулась поперек лба покойника. Глаза его словно выдавили из глазниц. Пилот уставился на любопытного Вову запекшимися впадинами. Вову замутило.

Он отшатнулся. Вдавил кнопку спейс-джампера. Тот понимающе завибрировал и понес Вову прочь, всё дальше и дальше от мертвого арийского пилота, умершего нехорошей смертью. К заветной цели – блоку хранения кислородных колоколов.

То разгоняясь импульсом, то притормаживая скобой, Володя двигался из темноты к освещенной солнечным светом части станции, и на душе его было покойно и светло. Он мысленно повторял, раз за разом, что нужно сделать тельфером и буром, резаком и вручную, и был уверен – справится.

Джампер последний раз подтолкнул Володю вперед и затих. Вова вытянул руку, целя скобой в такое близкое ребро «подковы», вытянулся во весь рост и даже махнул по-лягушачьи ногами. Магнит клацнул об обшивку.

Володя подтянулся, зажмурился, пережидая, пока настроятся светофильтры, и открыл глаза.

Шлюза не было. Не было бокса для хранения кислородных колоколов. Не было их самих. Не существовало больше магнитного тельфера, инвентарных шкафов и хранящихся в них шарошек диаметром шестьсот миллиметров. Вместо всего этого была лишь огромная, покрытая копотью оспина. Воронка, оставшаяся после взрыва от меткого арийского выстрела.

Неприятный шершавый ком подкатил к горлу. В носу защипало. Вове вдруг стало мучительно стыдно перед ребятами, которые, конечно же, справились бы с задачей куда лучше него, стыдно перед товарищем батальонным комиссаром.

– Что ж ты, боец? – сверлил он Вову въедливым прищуром. – Ты же так хотел стать кем-то особенным. И вот на тебе. Что ж ты так, а?

– Товарищ командир, – начал было оправдываться Вова, но вдруг вспомнил, что и капитана Околышева больше нет.

Нет никого. Только Вова Петрушин и мертвый арийский пилот за спиной.

Володя развернулся и, стараясь как можно аккуратнее использовать скобу, двинул обратной дорогой.

Спейс-джампер мертвого арийца был пуст. Покойник железной хваткой вцепился в скобу, и Вове пришлось потихоньку отрезать ему большой палец. Теперь было две скобы, но таблетка от страха перестала работать. Страх проснулся и уже грыз Вову изнутри.

«Правая рука. Подтянуться. Вытянуть левую. Сжать кулак. Прилепить скобу. Ослабить жим правой. Отлепить скобу. Подтянуться. Левая рука».

Стало трудно дышать. Пот градом тек по лицу, струился по бокам. Сердце колотило под ребра. Страх пытался вывернуть желудок наизнанку.

– Подтянуться. Вытянуть правую руку, – повторял Вова, карабкаясь в темноте по телу «подковы» туда, где маяком мигал свет в рубке управления.

Володя уже не чувствовал тела. Оно могло подвести Володю и выпустить скобу. Оно стало деревянным.

– Железным, – говорил Володя страху. – Я стал механическим бойцом. Уходи! – приказывал он, но страх не подчинялся. А Володя повторял дальше: – Сжать кулак. Прилепить скобу. Ослабить жим правой. Отлепить скобу. Подтянуться.

Механический боец карабкался к изгибу «подковы».

– Ту-тук, – громыхало внутри него механическое сердце.

– Ту-тук, – повторяли магнитные скобы, лязгая об обшивку станции.

Володя из последних сил подтянулся и вогнал скобу прямо под стекло иллюминатора. Иллюминатор был большой и сегментный, размером во всю рубку управления. Он заменял ей потолок и часть стены, чтобы капитану «Ленинца» хорошо было видно планету, которую Родина призвала его защищать.

В моргающем свете аварийного электричества Вова разглядел лицо капитана. Тот сидел пристегнутым в кресле перед главной вычислительной машиной, задрав голову. Даже отсюда, снаружи, Володе было видно, что лицо у него такое же, как и у арийского пилота. Того, что отдал Вове свою скобу. Того, который хотел сдаться советской армии и спасти свою жизнь, но попал под луч непонятного арийского оружия и умер нехорошей смертью. Капитан сидел в кресле, закинув голову и уронив руку. Под ней на полу лежал ворох бумаг.

– Я пришел уже, – прошептал Вова. Слезы душили его и не давали кричать. – Я сейчас.

Володя распалил резак и стал прожигать металлические полосы, что держали мозаику сегментного иллюминатора. Сделаны они были с выдумкой и красиво, так что в центре получалась советская пятиконечная звезда. Невидимая рука помогала Вове и выдавливала изнутри треугольники стекол. Она тоже хотела, чтобы Володя поскорее справился со своим делом. Как можно раньше. Прежде, чем закончится воздух в скафандре китайского лифтера.

Подождав, пока из проделанного отверстия вылетит последний клочок бумаги, Володя нырнул внутрь и грохнулся об пол. Он встал на карачки, подполз к креслу. Поднялся и обессиленно рухнул прямо на колени капитану. Резиновыми пальцами тронул кнопки вычислительной машины. Ее экран ожил.

– Введите код доступа, – вспыхнул он.

Володя не знал кода. Он помнил только цифры, которым научил его товарищ батальонный комиссар. Научил давно, казалось, в другой уже жизни.

Вова набрал первые восемь. Потом следующие. Потом еще.

Перед ним снова возник комиссар Околышев и укоризненно покачал головой.

– Я не ошибся, товарищ капитан, – прошептал Вова.

– Код доступа введен, – подтвердила главная вычислительная машина орбитальной станции «Ленинец».

Володя откинулся в кресле и заколотил в машину остальные цифры. Теперь они все были в ней. Все девятьсот шестьдесят.

Володя сидел перед огромным стеклянным окном, в центре которого была вырезана пятиконечная звезда. За окном медленно вращалась кумачовая планета. Ее поверхность шевелилась от миллионов трепещущих на ветру флагов, что держали миллионы людей. Они разом вышли на улицы и площади, чтобы поприветствовать Вову. Поздравить его с победой. Они пели песни и кричали «ура!».

А где-то внизу, под Вовиными ногами, мерцала сиреневым червоточина межпространственного перехода. Величественно выплывали из нее дредноуты краснознаменного флота, ряды и шеренги советских истребителей, сухогрузы с бойцами, припасами, оружием и патронами. На мостиках стояли их отважные капитаны и держали под козырек, приветствуя Вову.

Ему не нужно было смотреть туда. Он просто знал.