Текст книги "Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник)"

Михаил Лапиков
Ведро с болтами

– Где ваш склад ядерного оружия? – монотонно бубнил себе под нос Иван Пономаренко. – Тансиный хэкмуги чочжансонын одичжи?

Штаб ВКС месяц назад решил увеличить квоту снабжения всем, кто уверенно владеет языками вероятного противника хотя бы в объеме военного разговорника, и теперь жизнь простого советского инженера Витьки Ломакина превратилась в ад. Он-то языки эти в гробу видал. Ну, кроме английского, на котором публиковали большинство международных научных журналов. А тут, как ни зайдешь в комнату общежития, лежит Иван с планшетом в обнимку на застеленной мятым одеялом койке и бубнит свои боевые мантры.

– Тедапхэ, анимен Иван-эге мельленхэсо норыль ссабориль гоя! – это мяуканье Витька понял уже без перевода. Любые разговорники Воениздата, едва дело шло к расстрелу, поминали только Ивана.

В коридорах общежития на Титане-Орбитальном эту фразу можно было услышать на любом языке, от вьетнамского до суахили.

– О, Витька! – Иван отложил планшет и сел. – Да ты вернулся уже! Чего так быстро? У вас же программа на трое суток была?

– Угу, – буркнул Витька. – Именно что была, Прогрессом ее по Миру. Чая плеснешь?

– Запросто, – Иван ткнул в сенсорную панель раздатчика.

По какой-то лишь ему одному ведомой причине молодой десантник регулярно жертвовал спецпайком в пользу соседа. Формально инженерам чай не запрещался, но квоту снабжения расходовал чуть ли не быстрее водки.

– Так все-таки? – переспросил десантник. – Опять ваша птичка не летает?

– Летает, чтоб ее, – Витька двумя руками ухватил чашку с драгоценным напитком и сделал первый, микроскопический, глоток. – Только плохо и недалеко. Подача топлива накрылась. Хорошо, что за штурвалом Судников оказался. Этот и табуретку посадит, если к ней крылья приделать.

– И что теперь? – спросил Иван.

– А что всегда, – усмехнулся Витька. – Можно подумать, в первый раз «Черпак» накрывается. Цел – и ладно. Подгонят к резервному грузовой пузырь, зацепят и воздухом к основной базе дотащат за сутки. А там начнем работать.

– Когда вы уже хоть раз подниметесь? – задумчиво произнес Иван.

– Тебе честно? – усмехнулся Витька.

– Ну? – Иван подался вперед.

– А Марс его знает, – сказал инженер. – Лепихин чуть было не опоросился, когда понял, что мы опять сроки угробили, как тот Фобос в атмосфере.

Планшет Ивана приглушенно хрюкнул.

– Чего там? – спросил Витька.

– Братья Савченко на чай напрашиваются, – ответил десантник. – Наверное, знают уже.

– Ну, зови, – вздохнул инженер. – Лучше один раз им рассказать, чем потом каждому в общаге по сто раз пересказывать.

– Угораздило же тебя с работой, – сочувственно произнес Иван.

– Меня – ладно, – Витька усмехнулся. – А вот Лепихину Раков сейчас за всё шомпол вставит. И за первый вылет к юбилею, и за повышенные обязательства перед народом и партией, и особенно – за сокращение предполетного контроля под его личную ответственность. Что характерно, даже без смазки.

– Этот может, – ухмыльнулся десантник и хлопнул рукой по сенсору.

В дверь уже стучали братья Савченко – минчанин Антон и киевлянин Андрей, оба дежурные операторы с контроля транспортной катапульты.

Ничего общего, кроме фамилии, профессии, а также всепоглощающего стремления быть в курсе всего, что происходит на Титане-Сборочном, у «братьев» не было. Только про это на станции забыли настолько прочно, что напомни кому – примут за розыгрыш.

– Ну что, Витька! – еще с порога спросил Андрей. – Слышал последнюю хохму? Раков лепихинскому отделу прилюдно увеличил квоту на расход смазки. Говорит, очень скоро она вам понадобится!

– Ха-ха, – согласился Витька, – очень смешно. А про самого Лепихина он там не говорил ничего?

– А про Лепихина он сейчас тому же Лепихину с глазу на глаз объясняет, – хохотнул Антон. – Без свидетелей. Кулуарно, так сказать.

– Вот уж, наверное, битва титанов, – улыбнулся Витька.

И ошибся.

Битвой титанов на штабном ярусе Титана-Орбитального даже не пахло. В просторном кабинете полковника царили тишина и тягостное спокойствие. Полковник Раков говорил с главным конструктором проекта «Черпак» тихо и без лишних эмоций. Сил на спектакль «отношения начальника с дураком» у Ракова уже не осталось.

– Да ты садись, – предложил он Лепихину. – Что, думаешь, я тебя песочить сейчас буду? Как бы не так.

Таким Лепихин Ракова еще не видел, и это его пугало. Молчаливое присутствие в углу штабного кабинета особиста базы, майора Тарасова, пугало конструктора еще больше.

– Смотри, – полковник вывел над своим необъятным столом голограмму окрестностей Сатурна. – Я тебе сейчас такое покажу, за что мне генштаб двадцать пять лет строгого расстрела без разговоров даст.

– Это если с адвокатом повезет, – чуть заметно усмехнулся из своего угла особист.

– Вот это – наши силы в системе, – полковник что-то переключил, и карта раскрасилась множественными красными засечками ударных группировок на ретроградных орбитах. Отдельными значками выделялись Титан – база проекта, и Мимас – главная база ВКС СССР.

– Вот это, – по карте рассыпались яркие синие метки в заметно меньшем количестве, – наш, хм, наиболее вероятный противник. Ну, сам понимаешь, кто.

– Понимаю, – согласился Лепихин.

– Силы глобальной энергетической компании в системе, в общем-то, не секрет, – полковник совершил несколько загадочных манипуляций с панелью настроек. – А вот их возможные союзники – еще какой.

Лепихин с нарастающим изумлением следил, как на карте появляются всё новые и новые оранжевые метки. Очень скоро их стало куда больше синих – и почти столько же, сколько и красных.

– А теперь они делают вот так, – полковник что-то переключил, и часть оранжевых меток поменяла цвет на синий. – И мы в жопе.

Лепихин понял, что вместе с этими новыми силами группировка синих раза в полтора больше советской.

– Ты в курсе, что эта их Ен Хи Мин от лица своей республики с полного одобрения сената отказалась подтверждать договор о поддержании нейтралитета, если контракты на поставки гелия-3 в следующем году не будут увеличены втрое? – ядовито спросил полковник. – Готовы на любой другой обмен, даже по сниженным ценам, но только пока мы поставляем им топливо. Которого у нас попросту нет. И, если твой проклятый «Черпак» не взлетит, не будет. Потому что достать это проклятое топливо откуда-то еще, кроме атмосферы Сатурна, мы не можем. Осознал?

– Осознал, – глухо подтвердил конструктор.

– Переведу с дипломатического, на всякий случай, – безжалостно добавил полковник. – Глобальная энергетическая компания уже держит президента республики за ее маленькую корейскую жопку. Прочей независимой шушере глобалисты о необходимости содержать не меньше двух ударных кораблей говорили прямым текстом еще на стадии переговоров о поставке энергоносителей.

Ничего, кроме своей монополии, синие не потерпят. На Луне у них уже получилось. Топливную войну, если ты в своем уютном кабинете об этом забыл, мы с треском просрали. Советской промышленной зоны в границах последнего договора хватит лет на десять максимум. Из-за чего мы тут на последних остатках ресурсов и сидим. Хотя бы это понятно?

Конструктор молчал. Над столом неторопливо крутились голографические изображения ударных группировок, лун и космических станций. Особист в углу кабинета смотрел в какие-то свои документы.

– Уясни, Лепихин, – устало сказал полковник. – Единственный человек в системе, который действительно в силах что-то поменять, – лично ты. Не я. Не армия. Не Тараскины крашеные евреи, что сейчас корчат из себя урожденных корейцев на базах противника. Даже не генеральный секретарь, чтоб его.

При упоминании своих агентов Тарасов слегка вскинулся, но тут же вернулся обратно к документам. Эта его реакция напугала конструктора больше всего.

– Увидят независимые фракции, что монополии ГЭК есть хоть какая-то альтернатива, без раздумий присоединятся к нам, – закончил полковник. – А если нет, будут друг с другом грызться за право нам в спину первыми нож всадить.

– Я всё понимаю, Олег Игоревич, – сказал конструктор. – Но топливный контур, он земной сборки, понимаете? Двигательную систему целиком сюда привезли, уже проверенную, только подключи! Я понятия не имею, что могло отказать. В остальном космоплан готов к вылету. Полностью готов, понимаете?

– Только не летает, – негромко сказал особист. – И компрессорный узел в бортовую систему до сих пор не подключен, я уж молчу про блок первичной обработки. А так всё замечательно.

Лепихин распахнул было рот для гневной отповеди, но тут же устало выдохнул.

– Сдается мне, Женя, – сказал ему Раков, – ты уже оправданиями занялся. Давай лучше вместо этого ты подумаешь, как в ближайшие трое суток всё же запустить проект хотя бы в урезанном объеме.

– Трое суток? – переспросил конструктор. – Да там один демонтаж неделю займет!

– Это же просто бак! – удивился полковник. – Чего там демонтировать?

– Аэродинамический кожух и тепловую защиту, – огрызнулся конструктор. – А потом сам бак снимать и осматривать. Атмосферный же аппарат. Его только на основную сборочную площадку теперь грузовым дирижаблем сутки тянуть!

– У меня, в космосе, и вручную чинили, – задумчиво сказал полковник. – Ходовой ремонт, делов на час максимум. Одного салабона в легком пустотном костюме хватало.

– Полковник, – вздохнул конструктор. – Я понимаю, что ваши люди на поверхность меньше чем в трехметровом десантном мобкостюме не спускаются. Работа у них такая, дуры эти шагающие по взлетной полосе в самый неудобный момент гонять. Рядом с ними что угодно мини-бикини покажется. Но когда вы последний раз видели своими глазами обычный рабочий скафандр для Титана?

Ответить Раков не успел. Картинка над столом раскрасилась множеством ярких меток. Тонко и пронзительно заверещал тревожный сигнал.

– Расхождение параметров орбит превысило допустимое значение, – возле стола полковника возникла голографическая девушка в модном деловом костюме с логотипом «Известий». – На основе доступных мне сведений отдан автоматический приказ о повышении боевой готовности.

– Война? – зачарованно произнес конструктор.

– Война, – подтвердил Раков. – Наташа, конверт номер два, под мою ответственность. Донести личному составу. Поехали!

Через плотные шумоизолирующие переборки начальственного кабинета донесся отдаленный звук сирен боевой тревоги. Вокруг аватары штабного искина одна за другой появлялись тактические схемы и сообщения о готовности.

– А мне что делать? – спросил конструктор.

– Работать, – отрезал Раков. – Сутки я тебе гарантирую. Двое – может быть. Трое – как получится. Ты у меня запустишь этот космоплан, даже если это будет последнее, что мы тут сделаем!

Сигнал поставил Титан-Орбитальный на уши. Раков и раньше устраивал внезапные учебные тревоги. Квота снабжения после них перераспределялась достаточно заметно, чтобы военный и гражданский персонал действительно успевал вовремя.

Неудивительно, что братья Савченко на своих местах оказались минуты за три, хотя бежать на контрольный пост им пришлось через добрую треть станции.

Контроль грузовой катапульты обычно занимался вопросами снабжения Титана-Орбитального контейнерами с Титана-Сборочного, но радарное и сенсорное оборудование вполне позволяло вести цели не хуже чисто военного поста на другом конце исполинского цилиндра станции. По боевому расписанию контрольный пост дублировал военный и брал на себя часть информационного сопровождения ударных группировок.

– Война! – торопливо написал в рассылку Антон, пока Андрей запускал военные программы. – Шесть часов до выхода на огневой контакт!

– Знаем, – отбил ему Пономаренко. Иван сидел в кабине своего мобкостюма и ждал очереди на погрузку. Их всех сбрасывали на поверхность, к цехам Титана-Сборочного и резервным космодромам – на случай высадки противника. – Витька, чего там у вас?

– Я бы ответил, но мама учила, что эти слова можно писать лишь на заборе, – Витька торчал в набитом под завязку конференц-зале и старательно делал вид, что слушает Лепихина. – Нас отправляют на Титан-Резервный, ковырять «Черпак».

– Штурмовать решили? – поинтересовался Иван.

– Почти, – ответил Витька. – Или запустим, или взорвем.

Антон хотел было спросить, будет ли видно этот взрыв из космоса, но так и не успел. С боевого поста сбросили первую серию рабочих приказов, и внимание оператора целиком заняли корабли противника.

Военно-космические силы глобальной энергетической компании насчитывали тридцать шесть модульных аппаратов-носителей и несколько сотен пристыкованных к ним автономных ударных единиц.

В начале боевых действий они вышли на боевые орбиты разделенными на три ударные группировки. Две из них взяли курс на Титан, а третья отправилась к Мимасу – задержать и связать боем основную часть советского ударного флота в кольцах Сатурна.

Это означало, что она гарантированно будет уничтожена, но Роберт Малберри, командующий силами глобальной энергетической компании, знал, что делал. Третья ударная группа синих отправилась к советской военной базе не в одиночку.

– Что творит, подлец, – Раков смотрел, как независимые станции кольца одна за другой поднимают свои корабли-носители в бой.

Мало где к войскам глобалистов присоединилось больше одного-двух кораблей, но флот синих всё равно грозил ко времени прибытия к Мимасу разбухнуть чуть ли не втрое.

– Мы всё еще можем использовать спутники-убийцы, – предложил майор Тарасов. – Первое гарантированное поражение враждебной цели – через двадцать шесть минут.

– Это какой такой враждебной цели, Тарас? – удивился полковник. – Жестянки О’Нила с неграми, где мы чай покупаем?

– Это вряд ли, – усмехнулся особист. – Нам после этого при любом раскладе конец. Наемные балаболы глобалистов нас такими помоями обольют, вовек не отмоемся. И будут правы!

– Тогда я что-то не понял, – удивился Раков.

– Независимые группировки, – пояснил особист. – Всё, что не успело присоединиться к ударному флоту. От этого я тебя прикрою, не сомневайся. Наташа, дай прогноз на перехват, но только без этой твоей цифровой эквилибристики, хорошо?

– Благоприятный прогноз на поражение от четверти до трети ударной группировки противника, – за время работы с военными штабной искин Титана-Орбитального успела наслушаться всякого, и такие просьбы давно уже не ставили честную машину в тупик. – Наши потери составят около шестидесяти процентов ударных групп на орбитах невозвращения сроком от суток и более.

– Годится, – отрезал Раков. – Всё равно в лучшем для нас раскладе будет полторы калеки на выходе, что у нас, что у них. Размен в нашу пользу. Работайте. О выполнении доложите.

Штаб обороны Титана пришел в движение. Раков посмотрел на офицеров за командными пультами, довольно улыбнулся и неторопливо опустился в кресло.

До прибытия основной части ударного флота противника в его зону ответственности оставалось еще шесть часов. Целая вечность.

На поверхности спутника это утверждение подвергли бы сомнению. Для техников шесть часов – даже не рабочий день. А глава проекта «Черпак» торопился уместить неделю работы в немногие оставшиеся у него часы.

Его рабочие ощутили это на себе первыми.

– Товарищи, – сказал Лепихин. – Мы должны ликвидировать неполадки проекта. Немедленно и любой ценой. Самое позднее через сутки космоплан должен летать своим ходом.

Тесный конференц-зал резервного космодрома наполнился приглушенным гулом.

– Поэтому, – чтобы заглушить подчиненных, Лепихин повысил голос, – я принял решение!

Гул стих.

– Первичный осмотр и, если получится, наладку дефектного устройства будем производить вручную, как ходовой ремонт на кораблях глубокого космоса, – после этого сообщения Лепихина тишина стала просто гробовой. – Доброволец в легком пустотном костюме проникнет в топливный бак через демонтированную заправочную горловину и проведет осмотр и доступный ремонт изнутри.

Зал буквально взорвался гомоном.

– Товарищи! – рявкнул Лепихин. – Тихо! Я не закончил. У вас есть пять часов на то, чтобы наш доброволец сумел пережить работы. А теперь: дайте мне решение поставленной задачи!

«Временами я думаю, – заканчивал тем временем сообщение в электронный дневник Витька Ломакин, – что или мое начальство спятило, или… хотя никаких «или». Где-то здесь мысль у меня и заканчивается».

Напряженные часы ожидания персоналу Титана-Орбитального скрашивали монотонные отчеты с пунктов слежения об итогах столкновения перехватчиков с кораблями противника.

Обычная советская группировка автономных спутников не сильно превышала бортовую загрузку кораблей-носителей противника. Даже максимальный расход боеприпасов – на пределе выносливости бортовых систем охлаждения – не позволял добиться решительного преимущества.

Безвозвратно уничтожить получилось всего два носителя. Один потерял радиаторы, не смог катапультировать реактор и за считаные минуты превратился в пузырящийся ком расплавленного металла. Второй получил такие структурные повреждения, что развалился на множество кусков. Признаков жизни обломки уже не подавали.

Впрочем, задача полного уничтожения и не ставилась. Достаточно того, что поврежденные носители даже после уничтожения советских перехватчиков могли только уйти на орбиту возвращения. Порой даже без возможности подобрать автономные модули.

Основная часть советских кораблей-носителей с Мимаса к тому времени уже перешла на боевую орбиту и полным ходом шла на перехват флота глобалистов. Генерал-полковник ВКС СССР Давыдов, главнокомандующий советскими космическими войсками Сатурна, поставил на ликвидацию ядра флота противника.

Штабу Ракова осталось только использовать наличные средства – менять скорость прибытия спутниковых группировок и надеяться, что их основная масса окажется возле Титана-Орбитального примерно в то же время, что и первая волна ударного флота противника.

Этот план в целом сработал. Но, когда с носителей глобалистов один за другим начали отстыковываться ударные модули, штаб обороны Титана в полной мере осознал, какое преимущество техника нового поколения дает врагу на самом деле.

Яркие метки кораблей-носителей потерялись за облаком автономных ударных модулей. Затем они запустили ракеты, и облако целей увеличилось в несколько раз. Ответные скопления противоракет, ударных спутников и немногочисленных мобильных лазерных платформ советских космических войск на этом фоне смотрелись куда менее убедительно.

Два боевых построения сближались мучительно долгие минуты, а затем отметки на экране начали стремительно гаснуть.

В штабе Ракова могли только бессильно материться, пока бесстрастный компьютер подсчитывал уничтоженные противокорабельные ракеты и рои прикрытия. Системы управления огнем и активные генераторы помех давали глобалистам возможность не только успешно ликвидировать советские ракеты, но и преодолевать защитные облака противоракет с непозволительно большой эффективностью.

Окажись флот Давыдова у Титана вовремя, численное превосходство ликвидировало бы это преимущество. Но тот плотно завяз в противодействии союзникам глобалистов у Мимаса и в буквальном смысле этого слова боролся за выживание.

К счастью, оборона Титана полагалась не только на ракеты.

– Есть огневой контакт, – буднично прокомментировал пост управления огнем, едва первые отметки целей перешли невидимую линию дистанции эффективного поражения лазерным оружием.

Станция вздрогнула. Из выхлопных отверстий систем охлаждения ударили фонтаны кипящего азота.

Лазер советского производства мог проделать дырку в несколько сантиметров диаметром и десятки сантиметров глубиной даже в щитах Уиппла на кораблях-носителях глобалистов, чего уж говорить о предельно облегченных корпусах ударных модулей.

К этому достоинству прилагалась непомерная цена лазерной батареи, долгое время подготовки новой серии микросекундных импульсов, а также самый главный недостаток – огромное количество избыточного тепла после каждого залпа.

Будь система чуть менее эффективна, лазер так и остался бы забавной игрушкой для физической лаборатории, а на борту вместо него ставили бы дополнительную ракетную батарею – как это делали глобалисты. Но у Титана-Орбитального с отводом тепла проблем не было. Непосредственно под станцией охладитель можно было черпать едва ли не ведрами.

После каждого залпа лазерных батарей в космос устремлялись тонны перегретого азота. Пораженные цели выглядели куда менее эффектно – ослепительные брызги в точке попадания, и всё.

Тем не менее для автономных ударных модулей это значило гарантированное уничтожение. Воевать с набором оплавленных дырок в корпусе и внутреннем оборудовании техника глобалистов не умела даже при всем ее техническом совершенстве.

Но численное превосходство и скорость уравновешивали даже это. Расчет главнокомандующего синих, Роберта Малберри, оказался убийственно точен. Советская оборона захлебнулась уже на первой волне ударного флота.

Раскаленные до тускло-вишневого свечения панели жидкометаллических радиаторов немногих советских автономных модулей с лазерами на борту можно было увидеть даже невооруженным взглядом: если бы, конечно, сыскался кто-то, достаточно безумный, чтобы выйти на внешнюю поверхность Титана-Орбитального лишь затем, чтобы полюбоваться космическим боем.

Всей мощи пока еще боеспособного советского флота обороны Титана хватало только на то, чтобы сохранять безопасность станции – огромной и крайне уязвимой цели.

Ничего большего противнику и не требовалось. К Титану прорвалась главная часть флота, ради которой всё и затевалось.

Десант глобалистов.

Автономные ударные модули несли топливо, оружие, прицельные системы, двигатели, крохотный ядерный реактор – и массу иных тяжелых и безусловно востребованных компонентов.

Десантникам это всё просто не требовалось. Их вообще изначально делали как поезд в один конец для капсул, под завязку набитых роботами-убийцами. Замена двигателей мягкой посадки атмосферным тормозом позволила смонтировать на борту каждого из модулей еще несколько таких капсул.

Вышибные заряды разорвали десантные модули на два с половиной десятка независимых капсул. Ответить на это советская оборона уже не смогла.

Лазеры Титана-Орбитального продолжали исправно выплевывать облака кипящего охладителя из выхлопных отверстий. Каждый новый залп выводил из строя несколько десантных капсул, но поразить все космическая оборона просто не успела. Скорость капсул перед началом торможения не оставила такой возможности.

Атмосфера Титана украсилась тормозными следами. Азотные облака вскипели, проткнутые раскаленными болидами десантных капсул. На станции могли только бессильно следить, как стремительно уменьшается количество целей с приемлемой вероятностью поражения.

Через прицелы зенитных комплексов на поверхности атака воспринималась иначе.

– Четыре ствола, – пробормотал Иван Пономаренко, глядя на метки в прицельной системе, – и всё небо в попугаях.

Позиции зенитчиков окутались клубами раскаленного пара. Хищные туши ракет устремились навстречу целям. Перед самой посадкой скорость десантной капсулы не превышала скорости обычного земного вертолета. Советские зенитчики собрали обильную жатву с медленных и неповоротливых целей. Но тех всё еще было слишком много. И они приближались.

Зенитных ракет средней дальности в одноразовых пусковых контейнерах мобкостюму Ивана хватило меньше чем на полминуты боя. Затем первая волна десанта нанесла свой удар.

Вокруг капониров поднялись облака разрывов. Одна за другой замолкали огневые точки. Вытянутые силуэты беспилотников пронеслись над базой, и каждый разгружал свои боеприпасы с убийственной точностью.

Встречный огонь мобильной пехоты и заглубленных универсальных огневых сооружений позволил сбить часть ракет, но лишь часть. Вновь, как и в лунную кампанию, советская ПВО не смогла обеспечить нужную плотность огня.

Наземные войска советского Титана понесли первые боевые потери. Да, врагу самоубийственная воздушная атака стоила большей части авиации, но десантным капсулам хватило этого времени, чтобы совершить мягкую посадку и выгрузить наземные ударные модули.

Внебрачные дети мирных «роверов» и «следопытов» от военно-промышленного комплекса глобалистов открыли защитные шторки прицельной оптики, хищно повели стволами, съехали на мерзлую поверхность Титана и направились к советской базе.

Вторая волна десанта как раз подсветила им достаточно целей, чтобы те могли вести огонь из укрытий, но при этом уверенно поражать защитников базы управляемыми снарядами.

– Четным отделениям – подавить наземные силы противника, – разнеслось по сети вещания.

Иван выругался и двинул свою боевую машину вперед. За спиной мобильного костюма взвыли мощные турбины. Здесь они позволяли даже летать. Впрочем, посреди затопившего позиции шквала снарядов движение на высоте больше метра над поверхностью означало почти мгновенную гибель.

Первого «ровера» Иван заметил почти случайно. Уходя из-под огня, он перемахнул через невысокий завал булыжников и почти упал на приземистую гусеничную тележку с трубой пускача на горбу. Клацнул зажим бронекостюма, за кормой артиллерийского модуля упала граната, и десантник бросил свою машину прочь.

Широкие гусеницы скрежетнули по мерзлому грунту, но времени развернуться к новой цели у робота уже не осталось. Бронекостюм Ивана лишь вздрогнул от мощного толчка в спину под яркую вспышку бескислородного топлива артиллерийских снарядов.

В эфире стоял привычный гвалт из мата, отрывистых приказов и нечленораздельных выкриков. Метки на тактической карте одна за другой меняли цвет и гасли. Над головой с ревом пронеслись ракетные снаряды. Яркое скопление засечек на месте ударной группы противника мигнуло и погасло. Через несколько секунд то же самое произошло и со второй.

Сотни поражающих элементов советских ракет обратили в промерзший насквозь металлолом почти три четверти сил противника за один залп. Но уцелевшая техника глобалистов продолжала бой с непреклонной целеустремленностью.

Удар в бок заставил мобкостюм Ивана вздрогнуть. Град малокалиберных гиперскоростных снарядов будто огромной циркуляркой срезал навесное оборудование и оружие с правого бока мобильного костюма. Полыхнула коротким замыканием и встала пробитая ракетой заспинная турбина. Сломанные лопатки разлетелись не хуже шрапнели. Защитный кожух превратился в лохмотья рваного металла.

Вторая турбина, прежде чем отключиться, развернула МКАД на месте, и теперь Иван видел засечки трех «роверов» перед собой – два универсала с уже пустыми, какое счастье, что пустыми, трубами ракетных установок, и одно хищное жало гиперскоростной пушки на гусеничном шасси.

Похожий на суставчатую железную лапу манипулятор скорострельного орудия торопливо заменял снарядный короб.

– А вот это уже вряд ли, – десантник захватил неподвижную цель в прицел и вдавил гашетку.

По корпусу костюма лупили автоматические гранатометы универсалов, но многослойная броня и активная защита пока что держались. Ответные выстрелы Ивана разнесли платформу с пушкой на куски.

А затем чьи-то снаряды накрыли оба других «ровера», и всё закончилось. Грохот разрывов и рев двигателей стихли. Только шипел и булькал кипящий метан в лужах вокруг подбитой техники.

– Всё? – не поверил Иван.

– Всё, – подтвердил кто-то на канале. – Всё! Отбили!

– Первые номера, снабжение и ремонт, отдых личного состава два часа, – раскатилось по сети оповещения. – Вторые номера, охрана периметра. Группу ремонтников на четвертую батарею.

Иван устало вздохнул и направил свой мобкостюм к ангару. Пока его автопилот вел машину, он подключился к планшету и отправил короткое сообщение: «Витька, мы справились. Как там у вас?»

Витька Ломакин по этому поводу ответить хотел многое. Но благоразумно держал лишние слова при себе. Уж в чем-чем, а в том, что Витьке страшно хотелось на кого-то наорать, Пономаренко виноват не был.

– И вот нахрена я на это согласился? – думал он, пока двое техников помогали ему побыстрее забраться в легкий пустотный костюм.

Инженеры проекта обычно ходили в полужестких криоскафандрах с многослойной защитой. Что-то иное означало крайне быструю и дискомфортную смерть от холода.

Поэтому Витьке пришлось занимать костюм у монтажников с Титана-Орбитального. К тому же его требовалось не только на скорую руку утеплить, но и подогнать к новому хозяину, а Витька такие до этого попросту ни разу не видел, не то чтобы носить.

Теснота в кессоне импровизированного переходника над горловиной топливного бака самого «Черпака» лишь добавляла нервозности участникам ремонтной команды.

Постоянное информационное присутствие высокого начальства раздражало Витьку еще больше. Начальство платило ему взаимностью.

– Как его зовут хотя бы? – поинтересовалась голограмма Ракова, пока Витька прогонял финальные проверки систем костюма.

– Виктор Ломакин, – услужливо подсказал Лепихин.

– Вот же, – сказал в пустоту Раков. – Подсунули работничков. Сам Лепихин, инженер у него Ломакин… у вас там никакого Криворучко, случаем, нет в сборочном цеху? Ну, для полного комплекта?

– Света Криворучко, – раздражение Витьки нашло себе лазейку. – Ответственная за контроль работ на шестом участке.

Главный конструктор побагровел.

– Разговорчики, Ломакин! – рявкнул он. – Давайте по делу! Осмотр под запись идет!

– Есть осмотр под запись, – после удачной шпильки начальству Ломакину слегка полегчало.

Витька покосился на панель наружного термометра, вздохнул и решительно ухватился за ручку шлюзовой камеры.

И словно в прорубь шагнул.

Кто-то из команды поддержки за его спиной лишь крякнул, глядя, как обтянутая легким пустотным комбинезоном человеческая фигура протиснулась в горловину топливного бака.

– Докладывает инженер Ломакин, – Витька перевел дух, включил фонарик и теперь обалдело смотрел на топливный бак изнутри. – При визуальном осмотре дефектного устройства на фильтре внутреннего топливозаборника найдены следующие посторонние объекты…

– Какие там еще посторонние? – не выдержал Лепихин. – Земная сборка! Ломакин, ты чего такое говоришь?

– Стеклотара типа «бутылка водочная», – в легком пустотном костюме ухватить бутылку получилось без особых проблем, но пальцы тут же заломило от холода. – Три штуки.

Витька отнес бутылки к горловине и торопливо сунул в чьи-то подставленные руки.

– Стеклотара типа «бутылка пивная», частично разбитая, – полковнику Ракову телеприсутствие позволяло рассматривать эволюции окраски лица главного конструктора проекта «Черпак» Евгения Лепихина в малейших деталях. – Неопределимое количество, примерно половина ящика.

Собирать хлам внутри топливного бака оказалось весьма неприятным занятием. У Витьки онемели ноги, болели замерзшие пальцы, и он до ужаса боялся порезаться. Новые пальцы он как-то раз уже отращивал, и ощущения от знакомства с регенерационной медициной у Витьки остались крайне тягостные.