Текст книги "Золотые колдуны"

Это было вино из Южного Дадени, такое же густое, вязкое, как мед. От него исходил знакомый запах… Как я предполагала, для земного человека он был более ощутим, чем для ортеанца.

Теперь я знала это точно. Наверняка в бокале его было меньше, чем тогда в Дамари-На-Холме, но это был несомненно сарил-кабриз.

Старая ортеанка улыбалась.

– Благодарю вас, Т Ан Сулис. – Я поставила бокал обратно на столик, даже не пригубив его. – Простите меня, но сейчас я должна вернуться на свое место.

Она подняла бокал и задумчиво поболтала в нем содержимое. Я не смогла публично излить на нее свое раздражение, хотя у меня и было для этого полное право.

– Я сыграю с вами в охмир, если вы когда-нибудь приедете в Мелкати, – пообещала она. Затем – Сутафиори начала опрос – СуБаннасен отправилась на свое место в зале.

И ее невозможно было выманить из защиты, в которую она ушла. Не было никаких доказательств подкупа в Корбеке; у Ховиса определенно имелись свои основания для того, чтобы более не находиться в Ширия-Шенине.

Не было и доказательств того, что был подослан наемный убийца; даже Халтерн не смог пробить кодекс чести гильдии наемников.

«Ведь ей еще удается выкрутиться, – подумала я. – Проклятие, она проделает это точно так же, как Ховис!»

Я отдавала себе отчет в том, что ни в коем случае не была в безопасности в Ширия-Шенине, зимой, да еще и с СуБаннасен поблизости.

Возвращаясь к себе через двор, я снова увидела Блейза н'ри н'сут Медуэнина. Он вежливо кивнул мне.

– Т'АН Кристи.

Небо окрасилось в желтый цвет. По двору мел холодный ветер, гнавший туман, и я мгновенно почувствовала себя, как в разрушенном городе Кирриах, и ощутила приближение плохой погоды.

– У вас, должно быть, железное нервы, – сказала я.

– Что вы хотите сказать, т'ан? – Он казался сбитым с толку. Он должен знать, что я еще ношу с собой парализатор. Но он также знает, что я являются посланницей, – подумала я, – да и самооборона… Он не даст мне никакого предлога».

– Вы добрались сюда быстрее, чем я предполагал. – Он ухмыльнулся, обнажив свои зубы, окрашенные соком атайле. Его мигательные перепонки были открыты, а зрачки расширены. – Вы были в Ширия-Шенине уже до того, как я закончил свой контракт.

– С СуБаннасен.

Он еще раз улыбнулся, сверкнув зубами:

– Я не обязан рассказывать вам об этом.

В одной ортеанской поговорке о словах некоторых людей говорится, что они так хороши, как я предположила, при необходимости.

– Если бы я была вами, – сказала я, – то покинула бы Ширия-Шенин.

– Это, конечно, мудрый совет, но я ему не последую.

– Если бы я была ортеанкой или знакома с ортеанскими методами…

– Почему вы это говорите? – На его лице отразилось искреннее удивление. – В Пустоши нет законов, но в Южной земле мне нужно было выполнять договор. Я наемник.

– Который получает плату за убийства из-за угла?

– Одного ли убьешь, многих ли, в итоге все равно.

Я нашлась, что на это ответить, и сказала:

– Вы легко могли бы убить меня на Разрушенной Лестнице.

– Я мог бы это сделать, но это было бы не так легко. Вы, кажется, забыли, что я уже однажды познакомился с вашим оружием из другого мира. Я предпочел не рисковать еще раз, а из-за этого остался без генератора. Однако было бы в высшей степени непонятно, если бы я в Ширия-Шенине не нашел другого заказчика.

Если я и испытывала злость, то больше на себя, чем на него. По обычаям Южной земле он действовал согласно общепринятой морали.

– Вам самой мог бы понадобиться наемник, – льстиво сказал он. – Не все ваши враги столь осторожно, как мой предыдущий заказчик. Я свободен, чтобы заключить с вами договор, т'ан Кристи.

– Проваливайте к черту! – Я не могла перевести ему это выражение, но по моему тону он уловил его смысл.

Глядя, как он уходил, я подумала: «Нет, это сказывается шок, обусловленный различиями в культуре, и мне следовало бы, между прочим, привыкнуть к подобным вещам».

– Подождите, – сказала я, и он, обернувшись, посмотрел на меня. – Допустим, вы останетесь в городе за Первой стеной, будете внимательно ко всему прислушиваться и сообщать мне обо всем, что для меня важно… а я установлю вам твердую плату?

Я была наполовину уверена, что он обидится. Но он, напротив, посмотрел на меня так, как если бы я впервые доказала ему разумность своих действий.

– Было бы лучше, если бы вы наняли меня еще для одного дела, иначе все будут знать, что я – ваш агент. Сделайте меня вашим учителем боевого искусства, т'ан, этим я занимался и прежде.

– Но никаких других контрактов, пока вы работаете на меня.

Он согласно кивнул.

– Конечно, соответственно повышается и цена.

Я почувствовала желание засмеяться. Дело было в том, что именно в этот момент у меня в голове возник вопрос, каким образом мне оправдать этот контракт в глазах финансового отдела моего ведомства. Вряд ли он хотя бы каким-то образом вязался с кодексом поведения послов. Вне сомнения, любой психиатр из нашего учреждения стал бы заверять меня, что я приближаюсь к паранойе. Мне, однако, не был известен ни один случай, когда бы так охотились за каким-нибудь психиатром, как за мной по всей Южной земле.

– Договорились, – сказала я. – Идет. Где вы живете?

– Внизу, за Пятой стеной, в доме гильдии наемников.

– Я найду возможность, чтобы разместить вас в моих помещениях, – решительно сказала я. – Возможно, это не такая уж плохая идея – поучиться владеть оружием. Кто знает, может быть, это мне когда нибудь и пригодиться.

Процесс по делу СуБаннасен был возобновлен вскоре после праздника зимы, что меня, признаться, несколько удивило. Мы с Рурик и Халтерном вошли в мозаичный зал в тот самый миг, когда Корона занимала свое место за центральным столом.

– Итак, – сказала Сутафиори, – что следует далее?

Касси Рейхалин подошел к столу и поклонился.

– Объявился новый свидетель, которого следовало бы допросить.

– По этому делу о покушении?

– По другому, – ответил тот, и среди присутствовавших, довольствовавшихся скучной и бесконечной дискуссией, пробежал взволнованный шепот, вскоре стихший.

– Я подумала, было бы лучше, если бы это выслушали, Далзиэлле. – Канта Андрете впервые официально обратилась к Т'Ан Сутаи-Телестре. Минутные мембраны набежали на ее глаза, когда она смотрела на СуБаннасен.

Сутафиори кивнула и дала Касси знак продолжать. Тот вызвал вперед еще одного человека из Мелкати.

– Как называется ваша телестре?

– Римнит, – спокойно ответил мужчина. Ему было около пятидесяти пяти лет. – Меня зовут Нелум Сантил, я – начальник порта города Алес-Кадарет.

– Начальник порта Сантил, вы узнаете эти бумаги?

Он взял у Касси Рейхалина листы бумаги, пробежал их глазами и поднял голову:

– Да. Это перечень отгруженных товаров с кораблей, в течении последних трех лет заходивших в порт Алес-Кадарета.

В отличии от предыдущих дней с их мучительно тянувшимися формальностями это заседание было коротким и сконцентрировалось на самом главном. Подобные же целенаправленные вопросы обычно указывали на то, что скоро предстоял кульминационный пункт.

– А эти бумаги, узнаете ли вы и их?

Он помолчал, прежде чем отвечать.

– Да. Это настоящие перечни товаров с тех же самых кораблей, подписанные Т'Ан Мелкати.

Я видела СуБаннасен, сидевшую на одной из передних скамей.

Она не двигалась, но как казалось, совершенно побледнела.

– Вам известно, что между двумя этими перечнями есть различия?

– Да, – сказал Сантил, – это и есть та причина, по которой я предоставил их в ваше распоряжение.

Касси сделал знак, и мужчина вернулся на свое место. Оба экземпляра документов были переданы Короне. Она внимательно рассмотрела их один за другим, Андрете время от времени обращала ее внимание на определенные места, и все это время никто в зале не издал ни звука.

– Общим для всех кораблей является то, что они приплывали из Кель Харантиша или туда направлялись. – Голос Сутафиори был спокоен. – Мне кажется, Сулис, что это было не очень умно с вашей стороны… принимать подарки от Повелителя в изгнании.

– Разве эти бумаги доказывают такое? – СуБаннасен стала ощупывать свое пальто, затем села и обхватила костлявыми руками палку с серебряным набалдашником. Рядом с ней на скамье стоял бокал с золотым ободком. Я подумала, что речь идет о золоте, и вспомнила, что уже задавали вопрос о том, откуда у нее золото для подкупа.

– Здесь стоит ваша печать, – сказала Сутафиори, – а вот здесь – ваше имя и отличительный знак вашей телестре.

– Позвольте взглянуть.

Старая женщина пристально вгляделась в бумаги, когда их ей протянул Касси. Я видела, как изменились черты ее лица; казалось, она полностью утратила самообладание.

– Это ваша печать, – повторила Сутафиори.

СуБаннасен сложила бумаги, вручила их Ореину Орландису и молча откинулась назад.

«Но ведь она так стара, – вдруг подумала я, – и потому могла бы – могла бы! – разрешить что-нибудь, не перепроверив. И если бы это было так, то ее гордость не дала бы ей в этом когда-либо сознаться».

– Не называйте меня поспешно лгуньей, – сказала она наконец. – Если бы я получила золото из Кель Харантиша, зачем бы мне тогда нужно было сохранять эту улику, которая потом выдала бы меня?

– Может быть, для того, чтобы можно было выдвинуть этот аргумент, – вставила Андрете.

– Вы это отрицаете? – спросила Сутафиори.

Старая женщина долго не отвечала. Потом откашлявшись, отхлебнула из своего бокала и сказала:

– Это могло бы быть и правдой, а если это и не так, то будет кому-то на пользу.

Маленькая, златогривая женщина откинулась назад, взгляд ее был неотрывно прикован к Сулис.

– Я должна поместить вас в Кут-Ре, – сказала Сутафиори и произнесла тем самым название тюрьмы во второй стене.

– Куда будет угодно Т'Ан Сутаи – Телестре. – На лице старой женщины было веселое выражение. Она снова подняла свой бокал и отпила вина.

Наши взгляды встретились. Тут я поняла, что ошибка была невозможна; я вспомнила, как она предлагала мне вино. Взгляд ее выражал насмешку, некоторое сожаление и – совершенно никакого страха.

Мое первое желание – вмешаться – прошло. «Это ее право», – подумала я. Она поставила пустой бокал, взяла свою палку и медленно пошла между стражниками из зала.

– Не доверяй этой женщине, – прошептала Рурик. Паразиты не меняются, когда стареют, а она…

Где-то вне зала прозвучал крик, затем я услышала шум кричавших наперебой голосов. Это было то, чего я ожидала.

Рурик вскочила. Толпа загородила мне вид на вход. Я увидела лишь тростниковую трость с серебряным набалдашником, лежавшую на каменных плитах, и ступавшие на нее ноги.

Сарил-кабриз действуют почти мгновенно.

21. ЗИМА В БЕТ'ЭЛЕНЕ

Сообщения поступали непрерывно, хотя последнее судно давно ушло на юг, а река замерзла. В даденийских домах-колодцах рашаку определенного вида дрессируют в качестве курьеров, а вдоль всей реки Ай имеются птичьи станции.

Из Таткаэра поступили в двух экземплярах письменные сообщения с согласием на медицинское обслуживание, как только весной начнет таять, и с подтверждением того, что на корабль с Восточных остров ушло опровержение известия о моей гибели.

Я пользовалась моими банковскими векселями для восполнения финансов и снова начала – займов мархацев, одежду и служебные помещения – устраивать встречи и приемы для ортеанцев в качестве представительницы Доминиона. Через короткое время мне уже почти казалось, что я все еще в Таткаэре.

Несмотря на это, я даже сама не могла узнать в себе ту женщину, которая прошлым летом появилась на Орте. Дело было не только в физическом облике, приобретшей костлявость и худобу. Почва менялась под моими ногами.

– До середины орвенты таять не будет, – заметила Рурик, глядя наружу через застекленные ромбы окон на падающий снег. Она опустила феррон на доску для игры в охмир и открыла таким образом новую зону борьбы. С моего места возле огня, где я сидела, разбирая целую кучу писем, мне казалось, что игра будет долгой; она длилась с перерывами уже пять дней.

– Леремок. – Халтерн перевернул ее фишку, потом что получил преимущество. – Ваши родственники уехали до наступления морозов.

Т'Ан Рурик?

– Ореин находится в пути до Алес-Кадарета, чтобы сообщить т'анам, что им нужно назначить нового Т'Ан Мелкати. – Она откинулась назад в своем низком кресле и помассировала культю руки.

– Кого они назначат? – спросила я. Большинство других сообщений поступило из телестре, расположенных ниже по течению Ай, приглашавших меня к себе весной. – Вы это знаете?

– Это произошло неожиданно. Такширие и та'адур оба находятся здесь, а мы несколько поздно вышли из игры, чтобы еще раз принять в ней участие. Тем не менее, – заметил Халтерн, – мне интересен исход.

– Только не человек из Римнита, этот Сантил. – Рурик рассматривала доску. – Если он предал одного Т'Ана, то предаст и следующего. Меня очень удивило бы, если бы им стал Орландис… О, да, Халтерн, знаю, что вы думаете об Ореине, и согласна с вами, но он популярен в Мелкати.

Светлые глаза Халтерна прикрылись перепонками.

– Не является ли это рекомендацией в силу необходимости?

Рурик рассмеялась.

Мне доставляло радость находиться у них. Мое чутье говорило мне, что это было просто правильно. И когда я поняла это, то увидела и правду. Я задумалась, глядя на огонь.

Я чувствовала, что страшусь Орте.

Меня страшило оказаться вовлеченной в их дела, полностью погрузиться в них. А я не знала Орте, и мои представления ограничивались только Южной землей. Подобная односторонность опасна… Если бы это зависело от меня, я завершила бы сейчас свою миссию. Продолжить ее следовало бы другому послу. У него не было бы моих контактов и опыта, но он и не был лично так втянут в существовавшие здесь отношения.

Даже тогда, когда мы с Фалкиром были вместе, у меня никогда не возникало мысли о том, чтобы отказаться от должности посла и попытаться устроить свою жизнь здесь, на Орте. Но такое желание становилось все сильнее… Осуществить его было невозможно. Для меня не существовало возможности стать ортеанкой хотя бы по той причине, что свои годы созревания я провела на расстоянии от звезды Каррика, равном половине диаметра галактике.

– Здесь у меня позиция. – Длинные, снабженные огромными ногтями пальцы Рурик зависли над доской для игры. – Кристи, вы не хотели бы присоединиться к нам, чтобы мы сыграли втроем?

– Что? Да, конечно. Позвольте мне только распечатать вот это. – Я сломала восковую печать на последнем письме и развернула лист бумаги. Письмо было написано не на английском языке, а витиеватым шрифтом Южной земли. Читала я с трудом; чтение слов давалось мне в меньшей степени, чем устная речь.

– «Касабаарде», – расшифровала я.

– Что? – Халтерн сел прямо.

Касабаарде был городом на втором континенте, на противоположном берегу Внутреннего моря. Других подробностей из гипнотического образа я не могла выделить.

Я находилась, образно говоря, в головах двух людей, каждая из которых старалась ввести меня в искушение, но мне нужна нужна информация, поэтому я протянула пергамент Халтерну.

– Что вы здесь можете прочесть?

Текст был довольно краток. Он прочел его вслух. И вдруг спала маска, и я увидела жгучее любопытство очень хитрого человека.

«К Линн де Лайл Кристи, посланнице в Таткаэре, находящейся в настоящее время в Ширия-Шенине. Я приветствую Вас.

Когда придет время, и Вы сможете сесть на корабль, то пусть это будет борт того, что плывет к Коричневой Башне в Касабаарде, чтобы мы могли встретиться и побеседовать.

Чародей».

– Кто или что? – спросила я. – И откуда он или оно знает, что я в Ширия-Шенине?

– У него свои методы, – сказал Халтерн, – и это станет возможным только после таяния снега. Невероятно… Несколько лет я не слышал ни о каком прямом послании из Касабаарде, но думаю, что оно истинное.

– Действительно?

– Действительно, – ответил он, – а если вас, Кристи, зовет Коричневая Башня, то можете быть уверены, что было бы разумно последовать этому зову.

Было, однако, еще одно неуложенное дело, как я обнаружила, когда приняла приглашения Халтерна в телестре Бфет Ру-Элен.

На восточных отрогах гор возле Ширия-Шенина растет ханелис, лохматый кустарник. Его ветви такие твердые и кривые как если бы были из кованого железа. Их высота достигает трех метров, а переплетающиеся ветви образуют непроницаемую крышу.

На расстоянии, которой можно проехать верхом вовремя неспешной прогулке поутру через этот кустарник, расположена Даденийская пустошь, накрою которой находится телестре Бет ру-элен.

Мархацы осторожно переступали с ноги на ногу, потому что почва была усеяна осыпавшимися шипами. Ветви пускали в землю корни на некотором расстоянии друг от друга, так что легко можно было представить себя весь склон горы как одно целое расстояние. Снег почти не проник под эту своеобразную крышу.

Когда солнце поднялось выше, снег и лед начал слегка подтаивать и сквозь ветви ханелиса, в которых имелись обледеневшие проталины, я видела небо. Мархацы трубили когда на них падали капли. Животное Родиона мчалось вниз по склону. Ке ехал в легкой одежде, а не как я, походившая на меховой ком, кир белая грива не была заплетена. Даже Халтерн старался избегать кир. Белое и золотое: народ колдунов. Как бы то ни было, я подумала, что доставлю кир радость, вытащив из Ширия-Шенина и избавив от проблем с другими аширен хотя бы на некоторое время.

Мы выехали на гребень следующего холма из-под крыши ханелиса. Халтерн придержал своего мархаца и показал вперед.

– Вот там-Бет'ру-элен.

Там, где понижалась равнина, находилась пустынная поверхность болота, протянувшегося на восток до самого горизонта, а неровности горизонталей были смягчены толстым снежным покровом.

Из одной низины, где виднелись плоские крыши, вверх поднимались тонкие струйки дыма. Мы поехали вниз, а аширен был уже далеко впереди.

– Бет'ру-элен, – еще раз сказал с нежностью Халтерн и улыбнулся. – Как говориться, телестре церкви.

– Разве это так?

– В этом есть известная правда. Ее основали аширенины, и многие члены Бет'ру-элен идут в церковь… Моя мать была хранительницей колодца в Кирендене.

Мархацы преодолевали коварно срытый одеялом склон, высоко поднимая ноги и откидывая назад рогатые головы.

– Я слышала, что вас называли священником, – сказала я. Это было сравнимо, на мой взгляд, с тем, что Рурик звали «Желтым Глазом», а меня – «С'арант».

– Я готовился к службе в церкви. – Его вид стал задумчивым. – Вместе с моей арикей. Ханатр родилась в телестре Л'Ку. Она стала н'ри н'сут Бет'ру-элен. Хорошее было тогда время; мы были молоды, я уже видел в мечтах нас обоих говорящей с землей и хранителем колодца, но она умерла, и после этого я уже не помышлял о службе в церкви. Может быть, в отношении ее у меня никогда не было серьезных намерений.

– Мне жаль.

Он снял с пояса одно из украшений. Даденийская одежда преобразила его; в ней он оказался более чужим и менее хитрым, чем в Таткаэре.

Он раскрыл кулон и показал мне Эстамп с изображенной молодой ортеанкой. Это было лицо авантюристки, выражавшей отвагу и пренебрежение.

– Ханатр, – сказал Халтерн. – Двадцать пять лет назад. Мы все носим с собой свою печать. Но все еще есть телестре.

Пока он говорил, мы приблизились к телестре настолько, что можно было разглядеть дома.

Бет ру-элен имела в своем облике все от древности города Первой стены, однако не оставляла такого устрашающего впечатления. Это были многократно соединенные друг с другом здания с казавшимися в утреннем свете бронзовыми и красноватыми кирпичами стенами. С крыш свисал снег. Двигаясь по следам, мы проезжали мимо низких кирпичных строений, сараев и хлевов. Трубили мархацы, наши животные отвечали им. Ветер доносил до нас теплый запах стоявших в стойлах животных. Аширен лет четырех или пяти, подобрав полы своей одежды, торопливо бежал к главным воротам.

Над нашими головами кружили рашаку, подлетали к своим вольерам и издавали странные свистящие звуки. Где то был слышен стук молота, об наковальню и гудели ткацкие челноки.

Повсюду шныряли каццы, которые были почти не заметны на снегу своих белых шкурах, потому что, теперь на них отсутствовали летние голубые пятна. На всех них были надеты намордники. Они внимательно наблюдали за нами своими глазами – щелками. По моей спине пробежала дрожь, я поискала взгляда Халтерна и поняла, что у нас были одинаковые воспоминания.

В клетках возле ворот сидели сторожевые животные с приземистыми телами. Они предупреждающе громко щелкали зубами, их ярко-синие глаза напряженно следили за нами, пока мы проезжали под аркой ворот.

– Хал! – поприветствовал его какой-то молодой человек. Толпа собралась словно по молчаливому согласию и с такой поразительной быстротой, молодые люди, аширен, младенцы на руках своих матерей. Шум голосов окончательно сбил меня с толку. У обитателей Бет'ру-элена было самое различное произношение: от непонятного южного до загадочного северного пейр-даденийского.

Я соскользнула со своего мархаца и погладила его холодный мех между рогами. Животное игриво ущипнуло меня за руку. Маленький аширен оттолкнул его голову в сторону, взял у меня поводья и повел животное в хлев.

Множество ног превратило снег на выложенном каменными плитами дворе в кашу. Из кузницы снопами вылетали оранжевые и золотые искры, угасая на камнях или шипя на снегу. В находившемся в середине двора небольшом пруду вырывалась наружу вода питавшего его ключа.

Я чувствовала запах варившийся пищи и одновременно слышала голоса; давал знать о себе живой организм, какой представляла собой телестре.

– С'ан, это Кристи. – Как мне показалась, слова Халтерна прозвучали искренне, когда он воспользовался этим вежливым обращением. – Кристи, это Арак Хайке, наш с'ан телестре.

Хайке был тем самым молодым мужчиной, который приветствовал нас при выезде. Он выглядел поразительно молодо, имел обычный для Бет ру-элен светлый цвет кожи и предрасположенность к полноте. Одна его рука была перевязана.

– Проходите, – сказал он, – вы как раз к столу. Кристи, добро пожаловать. – Он заметил вопросительный взгляд Халтерна и потер перевязанную руку. – Я получил это, когда слишком близко проходил мимо одного молодого мархаца, но, впрочем, нас здесь есть один говорящий с землей, который о нас заботится. Ах, да, чуть не забыл. Кристи, мы знали, что вы приедете, и этот человек сказал, что хочет подождать вас. Я полагаю, у вас есть связь с домом-колодцем в Корбеке?

Говорящий с землей в Бет ру-элен обходительно предложил мне провести медицинское обследование, и, поскольку мне были любопытны методы лечения в Южной земле, я согласилась.

– Завтра утром смените повязки на ступнях, сказал старик. – Ногти снова вырастут, а кожа приобретет свой прежний цвет… Во всяком случае, я предложил бы такое в отношении кого-нибудь из наших людей.

Я снова зашнуровала свою обувь. Камень плиты на полах Бет ру-элена были тверды. Сколько бы ни был добросовестен этот пожилой человек – а я не сомневалась в том, что он являлся таковым по отношению к представителю своей расы, – мне, тем не менее, недоставало диагностических компьютеров, микрорекордеров и противоаллергических инъекций Адаира.

– Благодарю вас, – сказал я.

– Скажем так, я делаю это из профессионального любопытства….. для нас обоих, т'ан Кристи. – Он сел на кушетку возле окна. Толстое окно за его спиной смягчало свет, отражавшейся от снега. – Вы все же предприняли массу усилий и вам следовало бы хорошо отдохнуть.

– В настоящее время я не планирую ничего напряженного.

Что меня беспокоило, так это различные остаточные явления, нарушение пищеварения и истощение. Чтобы справиться со всем этим, в моем распоряжении было только стандартное ортеанское лекарство: время.

Он испытывающе посмотрел на меня. Это был милый человек, возраст которого выдавали морщины вокруг рта и гривы.

– Т'ан, вы молоды и, насколько я могу судить, здоровы, но должен вас предупредить: вы приближаетесь к пределу вашей работоспособности. Как вы мне сказали, вы пережили шесть очень напряженных недель. Вам нужно восстановить резерв сил.

Странствования от Корбека до Ширия-Шенина заняли пять недель и семь дней, с пятого дня пятой недели торверна по второй день шестой недели риардха. Семь или восемь земных недель; все это время мне казалось более долгим. И я знала, что сохранило нам жизнь время года, сухое и холодное. Летняя жара или зимние бури сгубили бы нас.

– Я буду осторожна, – сказала я. – С'ан Хайке сказал мне, что вы хотели поговорить со мной. О чем же пойдет речь?

Его лицо приняло выражение, которое было ясным, как холодная вода.

– Я получила вести из Корбека. Нам нужна прощальная речь для Телук. Аширен не может ее сказать, а наемник тоже. Она нужна нам для телестре Эдрис. Они очень опечалены.

– А вы не можете этого сделать? – Мой вопрос был нетактичен, но он намеревался разворошить нечто такое, о чем я хотела забыть.

– Ничто не кончается, – сказал говорящий с землей, обернулся, чтобы посмотреть на солнце сквозь стекло широко раскрытыми глазами. – Некоторые говорят, что другие наши жизни мы проводим в огне, который мы видим отсюда только как лик Богини. Тот, другой вид бытия имеет здесь свои соответствия и связи. Мы есть ничто в озере огня, охваченное тем незримым пламенем. Она будет очищена этим огнем и вернется знающей, дышащей, живущей. Нет, мы не впадаем в малодушие, уныние.

Ортеанцы сжигают своих мертвых и высыпаю пепел в реки; огонь и вода символизируют их исчезновение. Ни у кого из них не было ничего подобного, как доставшаяся Телук могила.

– Расскажите мне, как она умерла, – попросил старик. – Мы передадим речь в Эндрис, и они будут ее вспоминать. Они больше не смогут обеспечить ей прохождение через огонь, но вот это единственное вы сможете сделать.

Но я никогда не знала ее… Затем же, мысленно вернувшись назад, я поняла, что знала ее лучше, чем думала.

– Она была бесстрашной женщиной, – сказала я, – и, думаю, в этом никто не сможет сомневаться, в особенности потому, что она служила солдатом в гарнизоне Черепной крепости. Она выступила против Арада, хранителя колодца в Корбеке, хотя он обладал там большим влиянием. У нее были ум и терпение; она выезжала с восточного побережья Ремонде и знала, что Корона была единственным человеком, который уделил бы ей свое внимание. Многие из нас обрели пользу от ее посланий в Таткаэр.

Она была великодушна: я не думаю, что она боялась оставаться в Корбеке и противостоять Араду, но убеждена, что она знала, что Халтерн, Марик и я без ее помощи никогда бы не смогла выбраться за пределы провинции. Она умерла, и произошла это потому, что она столкнулась с опасностями, которые приводили ее в особенный страх – поводом могли послужить даже легенды об обитателей Топей, – она предпочла рискнуть своей жизнью, как только усмотрела шанс, чтобы сбежать.

Она была вынослива, но она гораздо меньше чувствовала болото, чем какую-либо иную часть мира. Она имела право воспользоваться шансом и сделала это. И то, что ее постигла неудача, было чистой случайностью.

Старый говорящий с землей некоторое время молчал, затем кивнул.

– Я все запомнил. Это было отлично для иностранки. Эта речь хороша и, к тому же, правдива. Ее можно передать в Эдрис.

Лишь после того, как он ушел, я начала отдавать должное этому обычаю. Большая часть груза, давившая на меня с момента смерти Телук, спала с моих плеч.

В обычае приема гостей в Бет'ру-элен значилось, что они должны были работать. Поскольку я не отличалась ловкостью, данное обстоятельство обычно заканчивалось тем, что я собирала или ломала и рубила на дрова ханелис, вытирала со столов или очищала от навоза хлева, где содержались скурраи и мархацы.

В телестре всегда находилось два или три говорящих с землей, и я часто видела одного из них в главном зале, где он упражнялся в правильном написании букв; аширен, у которых возникла к этому тяга, подражали ему. Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что подобное у них более всего соответствовало правильному воспитанию, и также стала принимать в этом участие.

Жить в Бет'ру-элен и ездить на работу в Ширия-Шенин было несложно. Было также нетрудно не приезжать обратно и находить этому оправдание, особенно сейчас, когда обычными являлись сильные снегопады, рад и дождевые шквалы. Обычаи телецу, которым следовал Халтерн, проводя это время года в телестре, давали право на достаточно свободное перемещение, а потому не могли не прийтись по душе посланнице.

Орвента является самым долгим временем года, длящимся от праздника зимы до праздника весны. К концу этого периода я могла уже бегло говорить на двух или трех сложных диалектах даденийского языка, включая и южный.

Вернувшись в Ширия-Шенин, я изучая в его библиотеке книги о Касабаарде и запоминала элементы его языка. У меня не было указаний относительно контактов вне Южной земли, но, поскольку оттуда со мной такой контакт уже был установлен, несколько позднее стоило ответить на первый ход.

Кроме того, в течение этой орвенты, которую я провела в Бет'ру-элен и в городе, я серьезно занималась игрой в охмир. Это причиняло мне боль, напоминая о Фалкире, о городе в Пустоши за Стеной Мира, об этой мертвой женщине Сулис н'ри н'сут СуБаннасен и о злобе к посланнице, что лишь дремала зимой, как и вся Южная земля.

Возможно, именно все это и было причиной, по которой я с такой концентрацией сил играла в эту игру. С Рурик, с Халтерном, с Родионом и Блейзом Медуэнином – с каждым. Игра имела свои соответствия в Южной земле: феррорн были неподвижны, как с'ан телестре, турин – подвижны, как т'ан, а леремок – редки и наделены большой властью, как Т'Ан Сутаи-Телестре. Зоны борьбы постоянно меняются; то, что принадлежит тебе, в следующий момент может получить иное толкование и обратиться против тебя.

Я усвоила несколько вещей: продумывать заранее свои ходы, распознавать рисунок, запоминать, какие изображения были на обратных сторонах перевернутых фишек. Большинство партий заканчивалось для меня еще лавиной переворотов моих фишек, начинавшейся с малого утраченного шестиугольника и неотвратимо надвигавшейся на всю доску, однако некоторые из этих побед моих противников давались им с огромным трудом. Я училась.

Орвента в уединенном от мира Ширия-Шенине – это время следования домашним интересам: пишутся и ставятся пьесы, домогаются расположения арикей, проводятся турниры на лучшее владение оружием и неизменные марафоны игры в хамир, длящиеся целую неделю от праздника до самого поста. Сплетни, сатирические песни и научные эксперименты, проводятся под недремлющим оком церкви.

Увидев паровые машины и часовые механизмы, ткацкие станки, порох и простые электродвигатели, я убедилась в том, что Южная земля в любое время могла пережить промышленную революцию. Увидев так же, как сами изобретатели делали свои изобретения непригодными для использования и отказывались от них, я поняла, что эта революция не состоится.