Текст книги "Островитяне"

Глава 19
Длинная прогулка
У друзей не должно быть тайн друг от друга

К дому Мейсона мы пошли пешком, по тропинке вдоль лагуны. Лоуви тискала в пальцах свой медальончик-черепаху и кусала нижнюю губу.

– Думаешь, что ему сказать? – спросил я, только чтобы прервать молчание.

Лоуви, не глядя на меня, пожала плечами.

Треск.

Мы замерли, услышав, что рядом сломалась ветка. Огляделись. У самой тропинки, слева, в густом кустарнике, семейство оленей жевало листья и веточки.

– Так близко, даже потрогать хочется, – прошептал я.

– Не забывай, диких животных трогать нельзя, – прошептала в ответ Лоуви.

Я закатил глаза.

– Да ну тебя. Я уже не первый день тут на…

В кустах опять что-то мелькнуло, и мы примолкли. Олени сорвались с места. Из леса к тропинке приближалось что-то еще. Звук был такой, будто по земле что-то волокли. Какую-то тяжесть.

Лоуви просунула руку мне под локоть, сжала мою ладонь. Я прижался к ней в надежде, что она не услышит, как сердце мое пытается выскочить из груди.

– Что там? – прошептала Лоуви.

– Может, выдра?

– Может. Тетя говорила, она видела на острове целых двух.

Мы смотрели, не двигаясь и даже не дыша, а ветки, кусты и камыш все шуршали.

– Похоже, очень крупная выдра, – заметил я и потянул Лоуви назад. Мы сделали несколько шагов – медленно, осторожно.

Кусты раздвинулись, и оттуда почти беззвучно высунулась огромная кожистая буро-черная морда. Длинная пасть как бы улыбалась, но улыбка казалась перевернутой. Вперед торчали два больших и острых верхних зуба.

Лоуви резко втянула воздух.

Еще шаг вперед – и массивная голова показалась полностью.

– Большой Ал! – Имя сорвалось у меня с губ со смесью изумления и страха.

Аллигатор неспешно вытянул наружу все свое четырехметровое тело – он будто бы понимал, что считается королем острова.

– Какой огромный! – прошептала Лоуви, и голос ее дрогнул от страха.

Аллигатор замер, давая нам как следует рассмотреть его в профиль. Мне он показался длиной с грузовик.

– Бежим, – прошептал я и потянул Лоуви за рукав.

– Бежать нельзя, – дрогнувшим голосом ответила она.

Ал сдвинулся с места. Мы опять замерли. Он смотрел в другую сторону, как будто нас тут не было вовсе. А потом в один прыжок пересек дорожку – он направлялся к пруду.

Лоуви проговорила тихо:

– Отступаем назад. Медленно, спокойно.

Мне ее подсказки не требовалось. Мы начали пятиться, высоко поднимая ноги, чтобы не шуметь, и при этом не сводили глаз с Большого Ала. Он уже добрался до пруда и беззвучно соскальзывал в темную воду. Мне стало жалко плескавшихся в пруду птиц, но крикнуть я не осмелился. Вместо этого мы развернулись и бросились наутек.

– Ноги, не подведите! – крикнул я, смеясь от облегчения; мы неслись по дороге.

Смеяться мы не перестали, даже когда добежали до дома Мейсона. Хотелось поскорее рассказать ему про Большого Ала. Мейсон очень любил аллигаторов. На стене его спальни даже висел плакат с аллигаторами.

Мы подбежали к двери, открыла нам тетя Сисси.

– Ну и сюрприз! – сказала она. Она успела снять красные шорты и белую блузку, на ней были коричневые брюки и белая водолазка. – Заходите скорее, а то весь кондиционированный воздух выпустите!

– Ты здесь зачем, тетя Сисси? – удивилась Лоуви.

Тетя Сисси провела нас в просторную прихожую.

– Я теперь официально помогаю маме Мейсона, ведь до рождения ребенка осталось совсем немного. – Она закрыла за нами дверь. – Вы, полагаю, к Мейсону.

– Так точно.

– К сожалению, его нет дома. Зашел на минутку и снова убежал. Погодите-ка. Я спрошу у его мамы, куда он собирался.

– Как ты думаешь, где он? – спросила Лоуви, когда ее тетя вышла.

– Без понятия. Скоро ужин. А Мейсон обычно поесть не забывает. – Я поглядел через плечо, а потом спросил: – Так твоя тетя теперь работает у миссис Симмонс?

– Вроде того. Заходит проверить, как она там, ведь ей уже скоро рожать. – Лоуви подняла глаза, потому что вернулась ее тетя, помахала нам.

– Миссис Симмонс спрашивает, может ли она с вами поговорить. У вас есть минутка?

Чтобы попасть в гостиную, нужно было подняться еще по одной лестнице – зато отсюда поверх деревьев открывался отличный вид на океан. Хани мне когда-то сказала, что таких видов, как из дома Симмонсов, больше нет на всем острове. Да уж, она была совершенно права.

Комната была большая, солнечная, в ярких веселых цветах – под стать одежде миссис Симмонс. Она лежала на диване, на голове – разноцветный шарф. С прошлой нашей встречи живот у нее вырос. Она как будто спрятала под рубашку баскетбольный мяч.

– Привет, ребятки, – поздоровалась миссис Симмонс, когда мы вошли. Улыбка у нее была яркая, как солнышко.

– Здравствуйте, миссис Симмонс. Как вы себя чувствуете? – спросил я вежливо.

– Очень здоровой! – ответила она и слегка погладила круглый живот. – Вы к Мейсону? Я рада, что вы зашли. Подойдите поближе, пожалуйста. Хочу задать вам один вопрос, но так, чтобы Мейсон не слышал.

Она указала нам на два стула.

Мы с Лоуви опасливо переглянулись. У меня сердце ушло в пятки – сейчас нам попадет за то, что мы плохо относимся к Мейсону. Тем не менее мы оба сели. Лоуви распрямила спину и сложила руки на коленях, ей явно было не по себе. Тетя встала с ней рядом.

Миссис Симмонс снова улыбнулась – я видел, что она пытается нас успокоить.

– С праздником вас, – сказала она. – Мейсон мне рассказал, что парад был просто отличный. Я смотрела в окно, но почти ничего не видела. Зато слышала! – Она весело рассмеялась. А потом стала разглядывать свои руки – мы же сидели тихо-тихо. – А еще Мейсон мне рассказал, что случилось у протоки. – Она подняла на нас глаза. – Он вам признался, что не умеет плавать.

Я сморщился и кивнул. Ну вот, начинается.

– Он открыл вам очень важную тайну, – добавила миссис Симмонс.

– Мы не хотели его обижать! – выпалила Лоуви. – Мы просто не знали.

– Он не обиделся, – поправила ее миссис Симмонс. – Скорее… смутился. Он знал, что вы оба любите плавать. И не хотел, чтобы вы узнали правду.

– Мне очень стыдно за те слова, которые я ему сказал, – прибавил я.

– Это я знаю, Джейк, – ласково произнесла миссис Симмонс. – Тайну, к сожалению, не всегда просто сохранить. Бывают хорошие тайны – подарки, сюрпризы. Бывают так себе. Нехорошо, если кто-то из взрослых велит тебе хранить тайну, а ты считаешь, что это неправильно, или переживаешь. Лучше довериться своему чутью и все рассказать родителям. – Она помолчала, глядя в окно. Потом снова повернулась к нам, улыбнулась своей славной улыбкой. – А некоторые тайны – это попытки скрыть то, чего мы стыдимся. Вы раньше не знали, почему Мейсон не хотел идти с вами купаться. У него была тайна, потом он решил с вами ею поделиться. Я рада, что он это сделал. У друзей не должно быть тайн друг от друга.

– Я очень рад, что он мне все рассказал, – подтвердил я.

– Конечно. Так вот, раз уж мы все делимся тайнами, поделюсь и своей, – продолжала миссис Симмонс. – Я тоже не умею плавать.

Я посмотрел на нее с удивлением. До того я не знал ни одного человека – ни взрослого, ни ребенка, – который не умел бы плавать. А теперь знал целых двух.

– У нас в семье плаванье не считалось важной вещью, – пояснила миссис Симмонс. – Мама с папой тоже не умели плавать. Я выросла тут неподалеку, у воды. Очень любила океан, реки, ручьи. Могла весь день смотреть в окно – а сердце так и пело. – Она посмотрела на яркую поверхность океана, искрившегося под синим небом. – Южная Каролина – мой родной штат. Когда я росла, вокруг всегда было много воды. Но плавать? – Она покачала головой. – Если честно, я боюсь воды. В бассейн не захожу, даже в самую мелкую часть. – Миссис Симмонс осторожно поменяла позу. – Когда Мейсону было четыре года, я решила научить его плавать. Преодолела свой страх, записала его в секцию в местном бассейне. Ему очень нравилось. Я им очень гордилась. Он научился выдувать пузыри и отлично работал ногами. – Она улыбнулась. – Вы же знаете, что он очень сильный.

– Да, – подтвердил я.

– Все шло прекрасно. Он прыгал в воду и сам переплывал целый бассейн. И я решила, что он плавает лучше, чем оно было на самом деле. – Она провела ладонью по скруглению живота. – Вот я и расслабилась.

Голос ее стал совсем тихим, я наклонился вперед, чтобы расслышать.

– Все произошло так быстро. В тот день в бассейне было очень много народу. Я сидела у бортика, разговаривала с подругой. Мейсон сидел рядом на полотенце и играл с игрушкой. Рядом со мной. А в следующую секунду, когда я оглянулась, его уже не было. Я чуть с ума не сошла. Вскочила, стала его звать. Никогда мне не было так страшно.

Она умолкла, снова погладила живот, коротко вздохнула.

Тетя Сисси подошла поближе.

– Все в порядке?

– Так, потянуло слегка, – ответила миссис Симмонс. Еще раз коротко вдохнула, выдохнула. Стала рассказывать дальше: – Прошла всего-то минута, но мне она показалась вечностью. И тут я его увидела – в бассейне. Под водой. Он бился. – Она покачала головой. – А я даже не могла прыгнуть в воду и спасти собственного ребенка.

– И что было дальше? – спросила Лоуви – она сидела на самом краешке стула.

– Нам очень повезло, – ответила миссис Симмонс. – Мои крики услышала спасательница, тут же прыгнула в воду, схватила его. Вытащила на поверхность, и я никогда не забуду, с каким шумом мой сыночек втянул воздух, широко раскрыв рот, как рыба. Я завернула его в полотенце и так прижала к себе, что едва не придавила. Мы успели в самый последний момент. Он не наглотался воды. Но… – Миссис Симмонс повела плечами. – Еще минута – и все могло кончиться совсем иначе. После этой истории я стала сильнее прежнего бояться воды. В тот день мы ушли из бассейна и уже не возвращались. Мейсон перестал ходить на занятия. Он никогда больше не посещал бассейна. Никогда не плавал. Никогда не говорил, что не хочет, но и обратного не говорил тоже. А я его не заставляла.

– Вы и на пляж не ходите? – изумленно спросила Лоуви. Она, видимо, не могла себе представить, как можно жить без океана.

– Ходим, конечно. Ездим в отпуск на острова. Но там есть и другие занятия, кроме плаванья. Мы играем на берегу, а еще занимаемся теннисом, гольфом. В городе без плаванья вполне можно пережить. Мейсон любит другие виды спорта. – Она помолчала. – Но этим летом все изменилось. – Она снова посмотрела за окно. – Я, наверное, должна была сообразить, чем это кончится, ведь мы будем жить на острове. – Она негромко рассмеялась.

– А как вы думаете, он теперь хочет научиться плавать? – спросил я.

– Думаю, что да. Тем более что у него такие друзья. Куда они, туда и он.

– Можно брать частные уроки в «Хейлер-Хаусе», – сказала Лоуви. – Я там и научилась плавать.

А тетя Сисси добавила:

– Это такой небольшой клуб у нас тут на острове. Там отличный бассейн. И я знаю просто замечательного инструктора.

Миссис Симмонс улыбнулась.

– Прекрасная мысль. Мне будет спокойнее, если Мейсон научится плавать. – Она еще раз посмотрела на нас с Лоуви. – Я знала, что вы придумаете какой-нибудь выход. Может, вы с ним и поговорите?

– А где он? – спросил я.

Миссис Симмонс улыбнулась.

– Мне он говорил про какое-то дежурство.

Тетя Сисси приготовила бутерброды, дала нам с собой воды и печенья, а еще напомнила, что, если мы проголодаемся, у протоки сегодня бесплатно раздают хот-доги.

– Я позвоню Хани и все ей расскажу. Удачи вам, детки!

Когда мы с Лоуви добрались до беседки, там было пусто. Мы ускорили шаг и двинулись к берегу, к черепашьему гнезду. Поверхность океана блестела под солнцем, я все время щурился под козырьком кепки. Вдоль кромки прибоя прошла какая-то женщина с собакой на поводке. Дело близилось к вечеру, купальщики сложили полотенца и отправились домой жарить барбекю и смотреть фейерверк.

Мейсон сидел на песке у самого гнезда. Он согнул колени, обхватил их руками и смотрел в океан. Рюкзак лежал рядом. Я подумал о том, как грустно и одиноко он выглядит, и мне самому стало грустно.

– Мейсон, привет! – окликнул я его.

Он резко развернулся, явно удивившись.

– Вы чего, народ?

– Тебя искали, – пояснила Лоуви.

Мы подошли, сбросили рюкзаки на песок.

– Случилось тут чего? – спросил я.

– Нет, – ответил он.

Я расстелил рядом с Мейсоном свое полотенце. Лоуви тоже. Мы сели с ним рядом у гнезда, скрестили ноги. Здорово было снова сидеть втроем, плечом к плечу.

– Прости, чувак, – извинился я.

– И меня прости, – добавила Лоуви.

– Да ладно, – буркнул Мейсон.

– Нет, не ладно, – возразил я. – Я тебя буквально заставил признаться, что ты не умеешь плавать. Это было нехорошо, но… я рад, что ты мне сказал.

– Нам, – поправила меня Лоуви.

– Да. Нам. Мы же одна команда. Рассветный патруль. – Я провел пальцами по песку. – А ты думал, мы что скажем?

Мейсон набрал в горсть песка и стал смотреть, как он высыпается между пальцев.

– Я думал, вы будете смеяться. – Он посмотрел на меня укоряющим взглядом. – И ты действительно смеялся.

Я резко дернул головой.

– Нет, не смеялся.

Мейсон блеснул глазами.

– Ты сказал, что вообще не понимаешь, как можно не уметь плавать, – выпалил он.

– Да, было, – смущенно признался я. Ведь и верно гадость. – Прости. Я не то имел в виду.

– Да мне без разницы. – Он уставился на носки своих кроссовок.

– А я рада, что мы теперь знаем, – сказала Лоуви. – Потому что многое стало понятно. Почему ты отказывался плавать на каяке и купаться в океане.

– Я просто не хотел, чтобы вы меня сочли… ну, чудиком. Казалось, проще вам вообще ничего не говорить.

– Ну, не знаю, – негромко сказала Лоуви. – Иногда тайны очень трудно хранить внутри.

Я посмотрел на нее и понял, что она говорит про своего папу.

– Мне, видимо, просто было очень стыдно, – сознался Мейсон. – В смысле, ну, мне же почти двенадцать лет.

– Нам всем за что-то стыдно, – сказала Лоуви. – И мы боимся, что другие про это узнают. Будут смеяться.

– Угу, – протянул Мейсон.

Лоуви набрала побольше воздуха в грудь, посмотрела на Мейсона.

– Я знаю, каково это… – Она помолчала, покрутила в руке медальончик-черепаху. – Когда тебе стыдно.

Мейсон озадаченно нахмурился.

– Ты о чем?

Лоуви поерзала, посмотрела на свои резиновые тапки, облепленные песком.

– У меня есть тайна. Но я не хочу, чтобы у нас были тайны друг от друга.

Мейсон молча сидел и слушал.

– Мой папа… – Она помолчала. – Он на самом деле не мой папа, а мой настоящий папа… – Лоуви опять помолчала, закусила губу. – Сидит в тюрьме.

У Мейсона раскрылся рот.

– Правда? А давно?

– Очень давно. Я еще в детский садик ходила.

– Тяжело, – тихо прокомментировал Мейсон.

– Ага. В школе все знают. Я для них «та самая». У которой плохой папа. Я слышу, как обо мне судачат за спиной.

– А почему ты нам раньше не говорила? – спросил Мейсон.

– Почему ты нам не говорил, что не умеешь плавать?

– А, да. Понятно, – кивнул Мейсон.

– Твоя мама рассказала, что с тобой случилось в детстве, – выпалил я. – Как ты едва не утонул.

Он широко раскрыл глаза.

– Правда? Когда?

– Мы тебя дома искали, там она нам и рассказала, – пояснила Лоуви. – Как ты, наверное, испугался.

Мейсон кивнул.

– Я тот день до сих пор помню, – сказал он. – На мне были зеленые плавки, мои любимые. Все в лягушках. – Он откинулся назад, оперся на локти. – Так странно было под водой – смотришь наверх, а цвета все смазанные. Я толкался ногами, тянулся руками, но ничего не помогало – было не всплыть. В груди давило. А потом – раз! – и эта спасательница меня вытащила. Помню мамино лицо. Она кричала, плакала. – Он тряхнул головой. – Это оказалось страшнее всего.

– Ты почти утонул… – вырвалось у меня.

– Да, – сказал Мейсон и шумно выдохнул. – Мне потом долго снились кошмары.

– Но теперь-то ты не боишься? – уточнил я.

– Не боюсь, – тут же перебил меня Мейсон. Потом пожал плечами. – Хотя не знаю.

– Можно же научиться плавать. Прямо здесь, на острове. В «Хейлер-Хаусе», – предложила Лоуви.

Мейсон перевел взгляд со своих кроссовок на ее лицо.

– Правда?

– Правда, – подтвердила она, взбудораженная, как рыбак, у которого клюнуло. – Там занятия проводят.

– Они небось для мелких. Я не хочу заниматься в компании каких-то там четырехлеток.

Лоуви тут же ответила:

– Там обычно почти никого нет. В смысле, мы же тут единственные дети. Это наш остров – помнишь? Кто будет смотреть? Твоя мама хотела бы, чтобы ты научился плавать. Ей будет спокойнее – ведь ты живешь там, где много воды.

– Правда? – спросил Мейсон.

Лоуви произнесла убежденно:

– Ты и сам не заметишь, как научишься. Ты же такой сильный.

Мейсон на это улыбнулся.

– Давай так: ты будешь учиться плавать, – сказал я ему. – А я на следующей неделе пойду учиться водить катер.

– А я? Чему я буду учиться? – спросила Лоуви, которая хотела быть как все.

– Не знаю. А ты чему бы хотела поучиться?

Лоуви пожала плечами.

– Ну, может, рисованию. Я очень стараюсь в тетрадке. – Она помолчала. – Да, пойду в кружок рисования, – решила она без промедления, как и всегда.

– Так, мы тут все невольно собрались в школу, – подвел я итог.

– А вот тут ты не прав! – возразил Мейсон, закатывая глаза. – Мы все прикольно собрались в школу!

Я фыркнул от смеха – здорово, что он заранее решил, что ему понравится плавать.

– Я только за, – сказал я. – Обещай, что научишься плавать, а я обещаю, что получу права на вождение катера. Здорово ведь будет, да?

Лоуви пересела на корточки, очень взволнованная.

– А в конце лета мы все вместе поедем кататься на моем катере!

Я протянул Мейсону правую руку для пожатия.

– Ну как, идет?

Он неуверенно посмотрел на мою руку.

Я вытянул ее чуть подальше.

– Ладно тебе, чувак! О чем тут думать? Ты же знаешь, что тебе самому хочется. По глазам вижу. И… у меня уже рука устала.

– Угу, – сказал Мейсон и пожал мне руку.

Лоуви обхватила нас обоих за шею – круг замкнулся.

Мы так и сидели там, пока небо не потемнело, – ждали, когда в Айл-оф-Палмз начнут запускать фейерверки. Мы съели бутерброды, подправили флажки и вертушки, забили норки крабов-призраков наносом, рассказали кучу историй и успели поискать красивые ракушки – только после этого в небе вспыхнули первые букеты огней. Неожиданно. Мы все вскочили, закричали «Ура!».

А потом без всякой причины, просто от радости, мы понеслись по пляжу друг за другом, раскинув руки, точно пеликаны – крылья. Мы мчались вдоль кромки прибоя, поднимая в воздух тучи брызг, а они вспыхивали самыми разными красками, потому что фейерверк отражался в воде. Я чувствовал, как ветер бьет в волосы, как капли летят в лицо.

Я бежал первым и направлялся к пляжу, а над головами у нас все расцветали фейерверки. Потом вдруг раздалась барабанная дробь, и мы пустились в бешеную пляску. Над головой полыхали зигзаги света, заполняя все небо.

Мы кружились, мы орали во все горло. Больше на пляже никого. Можно было чудить, как захочется. Прыгать, петь, танцевать, смеяться в полный голос – так, как не посмеешься дома, в школе, да и вообще нигде, кроме этого пляжа.

Нашего пляжа.

Глава 20
Счастливый день
Не показывай страха

На следующую ночь мы возобновили операцию «Койот». Я забрал Лоуви из дома, и мы поехали к гнезду, чтобы встретиться там с Мейсоном. Пересекли деревянный мостик рядом с беседкой. Казалось, что в болоте внизу не меньше тысячи лягушек. Нам их было не видно, но кваканье и попискиванье заглушали все остальные звуки.

– Стой! А это что? – Лоуви указала на край тропы.

Я нажал на тормоз, нагнулся вперед, сощурился.

– Какое-то мертвое животное.

Мы соскочили с электромобиля и пошли с фонариком посмотреть.

– Мертвый кролик. – Я осторожно подтолкнул безжизненное тельце кончиком кроссовки.

– Вернее, то, что от него осталось, – уточнила Лоуви.

Мы аккуратно переступали через куски мяса, клочки шерсти и капли крови рядом с трупиком.

– Койот, – прошептала Лоуви.

Тут вдруг включилась рация – мы так и подскочили.

– Народ. Давайте сюда. Народ! – звал Мейсон, голос у него был испуганный. – Вы где? Давайте сюда. Прием!

Я подбежал, схватил рацию из держалки в машине, нажал кнопку.

– Мейсон! Слышим тебя. Прием.

– Мне кажется, тут койот, – прошептал он. – Я слышал лай и даже вой. Он близко. Вы где там? Прием.

– Мы рядом. Будем минуты через две. Прием.

– Понял. Сторожу его в конце подмостков. Прием.

Мы с Лоуви запрыгнули в тележку. Я надавил на газ, мы помчались. Пронеслись по помосту, резко затормозили у беседки – из-под шин летели гравий и куски ракушек. Спрыгнули и помчались на берег, к Мейсону.

Тут вдруг на весь океан прозвучал его вопль:

– На помощь!

Лоуви закричала:

– Мы здесь, Мейсон!

Мы еще прибавили ходу – ноги вязли в песке. По песку плясал свет от налобного фонаря Лоуви. Я увидел Мейсона – стоит неподвижно, раскинул руки.

– Мейсон! Что… что такое? Что случилось? – окликнула его Лоуви.

– Койот! – Мейсон указал вперед дрожащей рукой. – Вон там! Смотрит на меня! Я не могу пошевелиться.

Лоуви резко затормозила в паре метров у него за спиной. Я врезался в нее.

– Вижу! – произнесла она громким шепотом.

– Где? – спросил я. Я пыхтел и лихорадочно оглядывался в поисках… сам не знал чего.

Лоуви указала на темный кустарник дальше на дюнах. Я прищурился, наклонился вперед и вроде бы тоже увидел. За высокой травой вырисовывался силуэт койота. В тусклом свете видно было плохо, но я разглядел, что он тощий и лохматый. Кровь отхлынула у меня от лица, и все волоски на теле встали дыбом.

– Что будем делать? – спросила Лоуви.

Мейсон, не поворачивая головы, произнес громким шепотом:

– Отступаем.

– Ладно. Заходи нам за спины. Очень медленно, – скомандовал я тихо. – Главное, его не напугать.

– А может, лучше орать и визжать? – предложила Лоуви.

– У нас же ничего нет с собой! На счет «три» делаем шаг назад. А потом закричим и вместе побежим к беседке. Ясно?

Мейсон кивнул. Я почувствовал, как Лоуви крепко сжала мне локоть.

Мейсон сделал шаг назад.

Животное сделало шаг вперед.

Мейсон сделал еще шаг.

Животное тоже сделало шаг. Потом еще и еще – пока Мейсон не остановился.

– Не выйдет! – крикнул Мейсон. – Он хочет меня съесть!

Сердце у меня так и бухало от страха. Все наши планы вдруг показались ужасно глупыми. Это же настоящая опасность. Что делать?

И тут я вспомнил одну историю: мы с папой гуляли по парку, и к нам подбежала какая-то облезлая собака. Она нагнула голову и угрожающе зарычала. Я хотел убежать, но папа велел не поворачиваться к ней спиной. «Не показывай страха», – сказал он. А потом замахал руками и громко, в полный голос, заревел. Собака убежала.

Я набрал полную грудь воздуха и вскинул руки. Замахал ими, зарычал, как настоящий монстр. А потом крикнул друзьям:

– Бегите! Бегом, в беседку!

Мейсон повернулся и помчался по пляжу. Лоуви бежала с ним рядом.

Когда они сорвались с места, койот насторожил уши. А потом потрусил ко мне. В руке у меня по-прежнему был фонарик. Когда животное приблизилось, я шагнул к нему с очередным громким рыком, швырнул в него фонариком. Промахнулся. Койот остановился, принюхиваясь.

Я повернулся и бросился наутек, сжав кулаки, отчаянно работая руками. Ноги зарывались в песок. Бежал я быстро.

Но и койот тоже. Он гнался за мной по пятам.

Мейсон с Лоуви уже вскочили в беседку, гремели кастрюлями, трясли банкой с монетами – шум стоял жуткий.

– Быстрее! – крикнул Мейсон.

– Давай, Джейк! – поддержала его Лоуви.

Я мчался так, что казалось: грудная клетка сейчас лопнет. Мейсон стоял у двери и держал ее открытой. Освещал фонариком мне дорогу. Я влетел внутрь, захлопнул дверь. Мы стояли, глядели друг на друга, выпучив глаза, и старались отдышаться. По лицам струился пот.

И тут – бабах! Койот встал на задние лапы и ударил передними в решетку. Мейсон с Лоуви с криком бросились в дальний конец беседки. Я развернулся и зарычал, стараясь, чтобы вышло очень свирепо. Посветил койоту фонариком прямо в глаза.

– Гр-р-р-р-р! – рыкнул я хриплым и злобным голосом.

А койот… почему-то не стал рычать мне в ответ. Или скалить зубы. Он не царапал решетку когтями. Он вообще не выглядел злым или страшным. Он лизал решетку и поскуливал.

Я, ничего не понимая, замолчал, подошел поближе, всмотрелся в темноту. И тут же заметил одну вещь.

– Джейк, иди сюда! – испуганно крикнула Лоуви. И снова затрясла жестянкой с монетами.

Мейсон подбежал ко мне – он целился в койота из водяного пистолета.

– Джейк, в сторону! – И он хотел уже было пустить струю воды с уксусом.

– Эй, погоди! – Я положил руку на пистолет. – Гляди! У него ошейник!

Мейсон слегка опустил пистолет, в глазах у него читалось сомнение. Он явно был готов отскочить в сторону.

– Что-что у него?

– Ошейник! Разве у койотов бывают ошейники?

– Может, ему биологи надели, – предположила Лоуви из угла. – Они так отслеживают диких животных.

Животное заскулило, а потом уселось перед дверью. В тишине было слышно его громкое дыхание.

Я посветил фонариком в его сторону. В ярком свете стало видно черно-белую круглую мордочку. Мокрый черный нос. Висячие уши.

Лоуви неуверенно подошла поближе.

– Ребята, – сказал я, не скрывая изумления, – это не койот.

Лоуви подалась вперед и воскликнула:

– Это собака!

– Я ни под каким видом не пущу эту собаку в дом. Она грязнущая! А кроме того, наверняка вшивая и блохастая! – возмущалась Хани.

– Но мы не можем его бросить. Ну пожалуйста… – взмолился я. – Ему некуда деваться.

– И он страшно голодный, – добавила Лоуви. – Мы отдали ему всю свою еду, но он такой худой!

Мы стояли у лестницы в «Птичье Гнездо». Привязали к ошейнику веревку. Выглядел песик действительно не лучшим образом. Размером с маленького лабрадора, довольно симпатичный. Рыжеватый, с карими глазами, шерсть грязная, свалявшаяся, жесткая. Похож на Бенджи из фильма, только покрупнее. И воняло от него как от потных носков.

– Мы его не можем выпустить, – сказал я. – Это жестоко. Вдруг его съест койот? А кроме того, боюсь, он и сам никуда не уйдет. Утром проснемся – а он тут как тут.

– Ну ладно. Пусть сидит на веранде. И только до утра. Но ты и думать забудь, что тебе позволят его оставить. Я позвоню Пожарнику Рэнду – пусть завтра приедет и отвезет его в приют.

Песик прижался к моей ноге. Я погладил его по голове.

Хотя был уже поздний вечер, новость быстро разнеслась по маленькому острову. Приехала соседка, привезла собачий шампунь, поводок, мешок сухого корма. Хани добавила хот-догов и гамбургеров, оставшихся после праздника. Уперла руки в бока и смотрела, как песик уминает угощение.

Ей понравилось, что он дочиста вылизал миску.

– Бедняга. Чуть не умер с голоду, а шкура вся в этих противных колючках колючещетинника. Джейк, сходи принеси мне щипчики из ящика стола.

Песик не тявкал и не кусался, пока Хани выковыривала из его шкуры колючки. Просто стоял смирно. Ну я и сам знал, как от этих колючек больно.

– Очень эти штуки противные, – бормотала Хани, ножницами выстригая их из шерсти. – Мы их называем местью каролинского попугая.

– Чем-чем?

– Каролинский попугай – это такой расфуфыренный попугай, уроженец Америки. Их здесь когда-то были целые стаи. И они очень любили эти колючки… вот эти круглые штуковины. А они такие гнусные – так больно колются. Ай! – Хани вытащила колючку из пальца. – Так вот, мы, люди, полностью уничтожили этих птиц – в частности, потому, что они портили фермерам урожаи. – Она продолжала вытаскивать колючки из шкуры. – Каролинских попугаев больше нет. Вымерли. – Хани покачала головой. – Зато нам остались эти дьявольские семена. Ага, похоже, это последнее.

Она встала, потрепала песика по голове. Он благодарно заскулил и положил лапу ей на колено.

Хани против воли улыбнулась.

– Должна признать, нрав у него добродушный. Больно же было! Но хоть спать сегодня будет спокойно. А завтра нужно его вымыть. – Она поднесла руку к лицу. – Ну от него и воняет!