Текст книги "Клинок Тишалла"

– Может быть. Ты со мной уже сколько знаком? Еще ожидаешь от меня вежливости?

– Вежливости? Едва ли. Быть может, минуты раздумья, капли заботы о тех остатках достоинства, которые мне дозволено…

– Заткнись! – оборвал его Хари.

– Я могу лишь надеяться, что ты принес мне добрые вести. Например, что твой ВРИЧ поразил эльфов и ты явился отпраздновать это событие вместе со мною.

«Пошел ты в жопу! – мелькнуло в голове у Хари. – Хочешь выслушать меня стоя – стой и слушай».

– Почти так, – проговорил он. – Вспышка ВРИЧ наблюдалась среди эльфов. И знаешь что? Актер, о котором я спрашивал, который сталкивался с больными, – он сейчас в Анхане.

Тан’элКот судорожно выдохнул. Глаза его распахнулись. Он попытался нашарить спинку кресла, чтобы опуститься в него, но промахнулся и едва не упал, точно пьяный.

– Я тебе говорил, сядь, – напомнил Хари. Он перевел взгляд на студентов. – Последний шанс. Брысь!

Те снова глянули на Тан’элКота, но тот отмахнулся, прикрыв глаза рукой, и студенты, торопливо собрав пожитки, молча убежали.

– Кейн… – пробормотал Тан’элКот слабым голосом. – Умоляю, скажи, что это лишь жестокая шутка.

– Ага, как же! – буркнул Хари. – Я славлюсь блистательным чувством юмора. Соберись. Работы до хрена.

7

Клавиатура Тан’элКота неловко ложилась под пальцы Хари, словно сами клавиши сопротивлялись его прикосновениям. Вместо сенсорной панели Тан’элКоту приходилось пользоваться чем-то вроде старинной пишущей машинки, конструкцией из рычагов и пружин, уходившей сквозь отверстие посреди титанического письменного стола к нише под полом, где находилась собственно электроника, защищенная от соприкосновения с Надземно-нормальным полем Кунсткамеры.

Смотреть Хари приходилось в наискось поставленное зеркало в вычурной бронзовой раме, где отражался экран, установленный в той же нише под ногами.

Тан’элКот распростерся на полу у ног Хари, протянув могучую длань к приемнику и легонько поглаживая указательным пальцем кубик с записью – тот кубик, в котором хранилась запись представления Хансена перед Дж’Таном.

Непривычное ощущение мешало Хари до такой степени, что он лишь с третьей попытки набрал код первоочередного доступа к терминалу Клирлейка, а рупор, доносивший его голос до микрофона, искажал звуки до такой степени, что ему несколько раз пришлось повторять цитату, прежде чем программа признала его. Наконец в зеркале отразилась физиономия Клирлейка.

– Привет, Джед, – натянуто улыбнулся Хари. – Готов?

– К твоей сенсации? Я провел анализ тех кадров, что успел получить, и по виду тел могу предположить…

– Молчи, – перебил он. – На открытом канале об этом не стоит. Просто скажи, если готов принять файл.

– Всегда готов, Хари. – Клирлейк улыбнулся в ответ. – Только странно, отчего ты тянул.

– Ладно. Слушай, это очень важно. То, что я тебе пришлю, просматривай, отключившись от Сети. Есть троян безопасности, настроенный на пару сочетаний в записи, – у меня есть антивирус, но он быстро стирается. Оставь для трансляции.

– Трояны госбезопасности, антивирусы… это так серьезно?

– Серьезней не бывает, Джед.

– Ты уверен, что я захочу это транслировать?

Хари кивнул:

– Думаю, спецвыпуск. В прайм-тайм. Полагаю, что лицензии на отрывки этой записи потянут на восьмизначные суммы. В два счета.

– Тогда качай, Хари. У тебя легкая рука.

Хари наклонился, чтобы глянуть на Тан’элКота.

– Готов? – шепотом спросил он.

В ответе Тан’элКота слышались гулкие обертоны телепатического общения.

– Готов.

«Получится», – убеждал себя Хари. Пальцы его подрагивали: не от волнения – какое, к чертям, волнение? От радости.

Может, радость невеликая, но первая за не упомнишь уже сколько месяцев.

Хари вдавил последнюю клавишу.

По мере того как загружался файл, Тан’элКот стягивал в Сеть тот слабенький ток Силы, что давало ему Надземно-нормальное поле Кунсткамеры. Нервная система живого существа представляет собой естественный интерфейс между Силой и материальным миром. Тан’элКот мог передавать эту Силу одним прикосновением отсюда – туда. Возможности его были невелики – в условиях земной физики все его могущество не стоило ломаного гроша, – но скачок напряжения в пару микровольт в одном месте может выжечь молекулярную цепь или рассыпать строку программного кода. Ему даже необязательно было понимать, на что он воздействует – на аппаратное обеспечение или на программу, не важно! Сам Тан’элКот высказывался следующим образом: «Предмет определяется эффектом. Моя сила становится иглой, которая проколет любую руку, протянутую к вколоченному в этот кубик сновидению».

Пять секунд пакетной передачи – и все было кончено.

– Получил, – сообщил Клирлейк. – Чисто.

– Ладно. Конец связи, Джед, – до сна мне еще далеко, и все такое, знаешь…

– Выписать на тебя стрингерский процент? Если ты прав касательно восьмизначных чисел, кусок выйдет изрядный.

– Отложи, – решил Хари. – Если меня уволят, деньги пригодятся.

– Ладно. Пока.

– Угу.

Хари нажал «отбой» и сложил зеркало. Поднявшись с пола, Тан’элКот потянулся так, что мясисто захрустели плечи.

– Получилось.

– Ты уверен?

– Я Тан’элКот. – Это было сказано без малейшей улыбки.

Хари перевел дух. «Пока неплохо».

Фактически он улучшил замысел Хансена, захватившего Росси. Тот пытался достучаться до кучки первоочередников, в надежде отыскать среди них сентиментальных праздножителей, которые бы вмешались. Это потому, что он не понимал первоочередников. А Хари понимал. Он построил на этом понимании всю свою карьеру.

Первоочередники Росси могли пережить все, что было сейчас записано на кубике, и посчитать это частью сценария. О сценарии им не надо было заботиться – сиди себе да поглядывай, как Дж’Тан и прочие Актеры НМП выкрутятся из очередной передряги. Хари выпустил запись в Сеть, вырвал из контекста.

Теперь это была не часть сценария, а сама история.

Вместо того чтобы наблюдать, как выкручивается герой, каждый праздножитель сам станет героем собственного маленького приключения: им задана проблема, они понимают, что в силах ее разрешить, и сами делают выбор, вмешаться или нет. «Неплохо, – мелькнуло в голове у Хари. – Для начала».

Тан’элКот похрустел внушительными кулаками.

– Итак, я исполнил твою просьбу. Пора двигаться дальше. Есть только один путь, и мы оба знаем какой: ты должен немедля вернуть меня в Анхану.

Хари помотал головой:

– Никогда в жизни.

Тан’элКот едва не плюнул на ковер.

– Ты тратишь силы и мысли на то, чтобы убеждать. Это бесплодный в конечном итоге подход. Инфантильный. Вы зависите от своих праздножителей, как от суррогатных родителей. Они принимают решения за вас, и это станет источником вашей погибели.

Улыбка застыла у Хари на лице.

– Мы пользуемся теми инструментами, что есть под рукой.

– Ха! Бесполезными орудиями ничего толкового не сработаешь. Призови меня, Кейн, и я помогу твоему делу.

– Ты уже помог.

– Разумеется. И я продолжу следовать твоим указаниям до последней запятой – до того момента включительно, когда ты осознаешь бесполезность своих планов. У тебя остался единственный выход – отправить меня домой.

Хари вздохнул:

– Не бывать такому.

– Кейн, надо. Единственная надежда моего мира – прямое вмешательство. Разоблачить преступление – мастерский удар, но войны одним наступлением не выиграть. Мой народ – весь мой мир! – согбен над плахой. Ты должен позволить мне его вызволить!

– Ага, – горько усмехнулся Хари. – Спасти мир, блин.

– Почему ты сопротивляешься неизбежному?

«Главный вопрос моей жизни», – подумал Хари, но вслух сказал:

– Потому что не могу тебе доверять.

Бывший Император напрягся:

– Ты сомневаешься, что я спас бы своих Детей?

– Твоих Детей, как же! – отозвался Хари. – А как насчет эльфов? Черт, Тан’элКот, ты за кого меня держишь? Думал, я забуду, почему твою политику поддерживали Монастыри? Ты не считал нужным держать в тайне свою политику в отношении нечеловеческих рас. Когда ты надел бы ярмо на дворян своим Актири-токаром, следующим шагом был бы персональный геноцид. Подозреваю, что мой дружок-Перворожденный был бы не слишком рад твоему возвращению.

– И все же я единственная его надежда.

– Будь ты по сию пору Императором, я считал бы тебя подозреваемым номер один.

Тан’элКот подступил к Хари вплотную, возвышаясь над ним, точно башня, зловещая и неприступная.

– Чтобы отвратить несчастье, требуется божественное вмешательство. Я тот бог, что тебе нужен.

– Нет.

– Да. Боги моего мира, скованные Пактом Пиричанта, не смеют вмешиваться, а если и могли бы, то ни один бог моего мира ничего не понимает в вирусологии, не говоря уже об особенностях ВРИЧ: сознание их суть лишь сумма разумов их паствы. Единственная надежда моего мира – это действия бога, у которого есть как понимание ВРИЧ, так и сила, чтобы справиться с чумой.

– Ага, – ответил Хари. – Само собой. Но это не ты.

– Тогда, – саркастически пророкотал Тан’элКот, – какого бога ты собрался припахать?

– Ты с ней знаком, – ответил Хари. – Через пять минут она будет здесь.

На выразительном лице Тан’элКота появилось сначала понимание, затем омерзение.

– Она недостойна такой задачи.

– Только не начинай, – процедил Хари сквозь зубы. – Ты знаешь, что это не так.

– Она недостойна тебя, Кейн.

– Хватит.

– Она слаба. Напыщенна. Отстранена от реальности божественного. Я никогда не понимал, как ты терпишь ее очевидные недостатки.

– Не настолько слаба, – парировал Хари, заводясь, – чтобы не надрать тебе задницу…

– Возможно, но настолько слаба, что не стала этого делать. Даже для того, чтобы спасти тебе жизнь… Кейн.

Хари опустил глаза и, сдерживая гнев, отвернулся.

– Ты не вернешься, – промолвил он наконец. – Никогда не вернешься. Учитывая все, что известно тебе о Студии, об Актерах, что известно тебе о Земле, ты сможешь обрести на родине огромное могущество! Я тебя не выпущу.

– Ты встанешь против меня на сторону Студии? Против моего мира? Кейн, как ты думаешь, чьих это рук дело? С кем ты сражаешься?

– Есть сражения… а есть сражения, – уклонился от ответа Хари. – Отправить тебя назад под мою ответственность? Да меня пристрелят как бешеную собаку. Совет управляющих взорвал бы Студию, чтобы не допустить тебя в Надземный мир. Черт, они бы город стерли с лица земли!

– Даже если ваш Совет управляющих – болото, как ты говоришь, – примет столь поспешное решение, разве один город – высокая цена за жизнь целого мира?

– Да? – переспросил Хари невыразительно. – Даже если это твой город?

На скулах Тан’элКота заходили желваки.

– Я готов рискнуть.

– А я нет. Как только история попадет в Сеть, Студию засыплют протестами. А Совет управляющих, весь в белом, обернется и скажет: «Благодаря быстрым и решительным действиям Председателя Хари Майклсона и могуществу великой Паллас Рил ситуация уже взята под контроль». Они мне еще спасибо скажут, ты понимаешь? Когда Шанна вернется, Уэс Тернер лично нацепит ей медаль.

Тан’элКот отступил на шаг и, набрав полную грудь воздуха, выпрямился во весь рост. Облик его странным образом переменился, как будто вместе с воздухом он впитывал новую реальность, преобразующую рубашку-поло и джинсы в костюм, а усталое, стареющее лицо – в маску.

– Ты блистательный тактик, – промолвил он неторопливо и отстраненно, по-лекторски четко, будто читал доклад невидимым слушателям, – возможно, блистательнейший из всех, кого я знал. Но тактика выигрывает битвы. Можно победить в каждом бою, но проиграть войну. Вспомни в самый черный миг своей жизни, что я предлагал тебе шанс. И ты отказался.

Хари прищурился:

– Знаешь, я бы не стал пререкаться, но это прозвучало как угроза.

Тан’элКот взглянул поверх его макушки. Глаза его были прикрыты, будто он устал от привычной боли.

– Твоя… – он поискал подходящее слово, – супруга прибыла.

8

Для того, кто раньше был богом, минуты после отбытия Кейна и его ручной богиньки тянулись днями. Они просмотрели скованное в кубике сновидение, составили план и ушли спасать мир. А он все сидел – один, в мертвенной тиши и зловещих сумерках.

Тишина окутывала его, стискивая сердце, просачиваясь сквозь кожные поры, – тишина настолько глубокая, что в ней гуляло эхо. Тишина становилась плодородной почвой, из которой прорастали сквозь раскинувшиеся мысли ростки возможностей, вырастая в могучий фрактальный лес мировых линий, расцветая и умирая, чтобы породить все новые варианты будущего. Словно садовник, он стремился направить этот рост без жестокости и жалости; как садовник, пытался использовать природу к своей пользе.

«Вот так» находится ветвь, когда единственное движение пальца способно направить все дерево к желанной цели, и «вот так» – еще одно место, где скользнувший по коре вздох окрасит сны новой ветви, и наконец – «вот так».

Древо вероятного будущего приобрело обличье его мечты.

Он смотрел на нее – лживое божество, самозваную аватару Чамбарайи – и видел, как она впитывает запечатленный сон, и затаенная жажда реки вспыхивает в глазах. Он прочел в ее мыслях мучительное стремление оставить этот стерильный ад из стали и бетона, прочел, что она нуждается лишь в оправдании.

«Я могу отправить тебя туда прямо сейчас, – сказал ей Кейн так медленно, как будто ему было больно произносить эти слова. – Во фримоде, как при обычной смене, аудитории не будет, так что разрешения от комиссии по рабочему графику не потребуется. Сколько времени это займет?»

«Четыре дня, – ответила она. – Быть может, пять. Даже богу трудно создавать новые формы жизни. Быстрее я не смогу убедиться, что мое лекарство не окажется хуже болезни. Четыре-пять дней в Надземном мире – и у меня будет безопасный антивирус».

Этими словами она обрекла себя. Жить ей оставалось трое суток.

Действовать нужно было немедля. Ждать, покуда богиня выиграет свою битву, – значит проиграть войну. Против ВРИЧ ее сил будет довольно. Но истинная угроза его народу исходила не от заразы, а от тех, кто напустил ее. Одолеть их у богини не было ни шанса. Думая, что война окончена, она вернется на Землю… и погибнет.

Чтобы спасти свой народ, Ма’элКот должен вернуться.

Те, кто жил в нем, шумно требовали внимания, и бывший бог отворил ворота своего рассудка, пропуская их по одному. Он возвышался над призраками, точно великан, окидывая мертвецов холодным взором.

Первым среди них, как всегда, шел гаснущий затертый огарок злосчастного слабака, которым был когда-то великан Ханто из Птрейи, по прозвищу Серп.

Ханто, горбатый одышливый чернокнижник, был близорук, хрупок и труслив, как и положено одинокому дитяти писца-подмастерья. Ханто умолял об осторожности, шарахаясь от воображаемых унижений, ожидающих в случае поражения. «Я больше, чем ты, – ответил ему великан. – Я Тан’элКот. Поражения не будет».

Рядом с Ханто стоял куда более недавний обитатель Тан’элкотова рассудка: Ламорак – Карл Шанкс, чьи воспоминания семь лет тому назад навеки были вплавлены чарами в мозг Тан’элКота. Ламорак, которого запугивали старшие братья, которого избил и едва не изнасиловал Берн в имперском Донжоне, кто лежал беспомощный под ножами мастера Аркадейла в Театре Истины, – таился в самых темных уголках его мозга, призывая опустить руки.

Ламорак ненавидел Кейна и боялся. Самым ярким его воспоминанием был полдень на арене, когда Кейн прижал его шею к всеразрушительному клинку Косаля и швырнул голову убитого на колени Ма’элКоту. Паллас Рил вызывала в нем похоть, смешанную с яростью: глубочайшим его желанием было затрахать ее до смерти, и все же дух Ламорака оставался скован цепями отчаяния и бессилия. Ламорак неустанно нашептывал, что все суета, все случай, что жизнь – лишь несчастье, подверженное капризам мироздания; а раз все бесполезно, то не лучше ли выжить в безопасном месте, как сейчас, чем решаться на страдания в бесплодной борьбе. Ламораку он ответил: «Жизнь хаотична, если ты ей позволяешь. Я превыше, чем был ты».

За спиной Ламорака толпились призраки бессчетных иных, кого за долгие годы принял в себя Ма’элКот: безликие, почти бесформенные тени, судьбы слишком убогие, чтобы сохранить отчетливость в этом пародийном посмертии. Голоса их сливались в гул прибоя, умоляя помнить их, любить их, позаботиться об их детях. «Не бойтесь, – сказал он толпе, – ибо я с вами».

Собравшись с силами, он загнал их всех за врата и запер врата за ними. Осталась лишь одна тень.

Ма’элКот.

Титанический в мощи своей, величественный в доспехах из глянцевого обсидиана. Длинная борода его топорщилась, волосы ниспадали на плечи, глаза сияли, как черные алмазы. «Я гряду, – сказал он Ма’элКоту. – Ты будешь жить».

И молчаливый бог в темнице рассудка поднял в благословении десницу.

Тан’элКот вынырнул из глубин сознания в реальный мир. Пальцы его набрали на клавиатуре код вызова. Щелчки прозвучали гулким, мерным ритмом: как барабанная дробь перед казнью.

Зеркало осветилось. Веселенькая мультяшная стенографистка сообщила ласковым голосом, что готова записать его обращение к Совету управляющих «Приключений без границ».

– К вам обращается Император в изгнании Тан’элКот, – проговорил он медленно и отчетливо. – Передайте вашему Совету управляющих, что в обмен на некоторые поблажки я готов разрешить проблему с Майклсоном.

Он нажал на «отбой» и вздохнул.

«Скоро, – прошептал он таящемуся внутри богу. – Уже скоро».

9

Хари стоял в техничке. За бронестеклянной панелью лежала на лазерных весах тускло-серая керамическая облатка – саркофаг фримода, где покоилась Шанна. Он старался не думать о том, какой восторг переполняет ее сейчас.

В последние годы камеры фримода были переполнены. Прежде ими пользовались лишь дважды в год, когда отправляли выпускников очередного курса Консерватории в Надземный мир на двухлетнюю практику; Студия Сан-Франциско была самой старой на Земле и единственной, где имелись камеры частотного Трансфера. В Надземном мире таких установок имелось двадцать пять, не считая станции в Терновом ущелье, – все разбросаны по отдаленным местам и замаскированы под храмы особенно мерзкого бога-паука.

В Надземном мире установкам не требовалось сложного оборудования; только маленький трансферный насос, чтобы создать зем-нормальное поле для компьютеров и аппаратуры связи, и чудовищно хитроумные механические весы. Частотный Трансфер – это, по сути, обмен массой-энергией между вселенными и потому требует исключительной точности в измерении переносимой массы. Чем ближе соотношение принимаемой и отправляемой массы к единице, тем меньше энергии нужно затратить. Даже воздух в гробу взвешивался до молекулы.

Фримод был основной причиной того, что Студия Сан-Франциско держалась на плаву при новом Председателе. Когда была основана компания «Надземный мир» и началась полномасштабная разработка его минеральных ресурсов, Студия Сан-Франциско оказалась единственной, где уже имелось необходимое оборудование.

В другом конце технички за таким же бронестеклянным окном, только побольше, виднелись причалы: огромный зал, набитый запечатанными контейнерами, помеченными ярлычками на западном наречии – что и куда отправлять. По другую сторону зала громоздились титанические, с грузовик размером, бочки с отходами: когда не приходилось отправлять на ту сторону оборудование, вес прибывающей руды балансировали, возвращая в Надземный мир отвалы после ее переработки. На причалах всегда было шумно: под рокот могучих турбин постоянно прибывали и отбывали грузовики.

Но Хари было не до них. Он видел только серый саркофаг Шанны и слышал лишь голос техника, вполголоса диктующего поправки своему товарищу в другой вселенной.

«С Кейном лучше не вздорить, – мелькнула исполненная бессильной горечи мыслишка. – Если он взаправду разозлится, то побежит жаловаться жене».

Он резко мотнул головой. «Хорош ныть! – приказал он себе. – Времени у меня нет всем лично заниматься. Не будь жопой». И все же – как мог он стоять здесь, смотреть, как уходит Шанна, и не завидовать ей?

Она обещала присмотреть за Крисом. Хари знал, что Хансену пришлось круто; доброе слово богини придется ему кстати. Найти беглеца Шанне труда не составит; соединившись с Чамбарайей, она могла ощутить любое живое существо, испившее когда-либо речных вод. По ее словам, запись достаточно подробна, чтобы Хансена можно было отыскать среди сотен тысяч жителей Анханы. В любом случае его надо будет найти; если он несет в себе инфекцию, от него проще всего будет получить образец вируса.

Хари все еще чувствовал вкус ее губ. Короткий поцелуй на прощание. Больше он не выдержал бы.

На несколько минут словно вернулись прежние времена – как будто он в самом деле мог что-то сделать. За то короткое время, что они вместе шли из Кунсткамеры, планируя, предвкушая, им овладела иллюзия, будто они снова вместе. Как были много лет назад, так недолго.

До свадьбы.

«Будь осторожна, – сказал он ей, пытаясь – всего лишь, пытаясь – шутить. – Если ты на сей раз попадешь в беду, я уже не смогу примчаться на помощь».

Шанна даже не улыбнулась.

«Присматривай за Тан’элКотом, – только и ответила она. – Не позволяй себе забыть, кто он такой».

«Пусть лучше он не забывает, кто я такой», – ответил Хари.

Прозвучало красиво. Но и только.

Саркофаг замерцал по краям, совмещаясь с почти идентичным в Надземном мире. Первый гроб истаивал до прозрачности, а второй становился все плотнее. За какую-то секунду саркофаг Шанны стал призраком, а новый – наполовину заполненный водой – отвердел, прибыв на место. Шанна ушла.

А где-то в другой вселенной явилась богиня по имени Паллас Рил.

Хари поблагодарил техника и вышел. За дверью, близ лифта, ведущего в общедоступные зоны Студии, с электронным терпением поджидал Ровер. Хари скривился, потом вздохнул, пожал плечами и опустился в инвалидную коляску. Заезжая в лифт, он набрал на своем наладоннике код вызова Эбби. Ответил Брэдли, и Хари попросил позвать к экрану Фейт.

Улыбка дочери заполнила экранчик до краев.

– Пап, привет. Мама теперь в реке, – отчиталась Фейт.

– Я знаю, милая, – ответил Хари. – Я как раз был с ней. Слушай…

– Она очень волнуется, – перебила его дочь, нахмурив золотые бровки. Улыбка ее поблекла. В глазах нарастало знакомое стеклянно жуткое отчуждение. Когда Паллас Рил бродила по землям Надземного мира, она забирала с собой половину души дочери.

Хари кивнул.

– Она там занята очень серьезным делом.

– Она за тебя волнуется, – серьезно заявила Фейт.

– Послушай, – проговорил Хари, – раз ты сегодня все равно не в школе, я подумал взять отгул и все же отвезти тебя на Фэнкон. Даже, может, отпуск на пару дней… Хочешь поехать?

– Правда? Честно-честно?

– Правда. Честно-честно. Ты как? Не переоделась еще?

– Не. А… Мама радуется, что я на кон поеду.

– Еще бы! Я тоже. Только вот что, милая: когда мама уходила, мы очень торопились и очень волновались, так что я забыл ей сказать кое-что. Ты передашь?

– Ага.

– Скажи, что я ее люблю.

– Мм… Она тебя тоже любит, – отозвалась Фейт с простодушной безмятежной прямотой. – Только я не говорю ей на самом деле. Она просто знает.

– Я хотел быть уверен, – пробормотал Хари. – Хотел быть уверен, что она знает.