Текст книги "Эх, Россия. Pulp Fiction"

Мишука Алтухов

Сверху сыпалась мерзкая мелкая водная пыль, которая в свете уличного жёлтого фонаря казалась надоедливой мошкой, окружающей человека явно не с гуманитарными мыслями. Вечерело, но сказать точно сколько сейчас было времени Мишуке Алтухову не представлялось возможным. После работы, они с ребятами зашли в винный, где взяв на троих пять бутылок «Зубровки», две воды «Буратино» на закусь, пришли в сквер, плавно переходящий в Кузьминский лес. Данное удобное месторасположение гарантировало наличие отсутствия как милиции, так и навязчивых сонмов старушек, одни из которых требовали прекратить распитие спиртных напитков в местах скопления их самих и детей, а другие чуть-ли не выхватывали из рук ещё не остывшую пустую бутылку! И тот и другой элемент навязчивого сервиса мешал приятному времяпрепровождению, особенно в той, заключительной его части, имеющей общепринятое название «по****ить»! То что они всё выпили, кроме одной бутылки лимонада с кукольным именем, помнилось точно. Курили. Пришли к выводу, что надо бы пивком отполировать, и отправились к ближайшей «стекляшке» с пивом, однако, не дошли. Бес ли их крутил, сами ли они с ориентиров сбились, только вышли они часа через полтора к пехотному училищу «Верховного Совета» и там окончательно потерялись или разошлись кто-куда! Как Мишука очутился на лавочке, расположенной рядом со старым деревянным флигелем, сам бы он не открыл под страшными пытками. Как и тот советский разведчик, пойманный немцами, который в камере, после ужасных пыток так ничего и не выдал, бил сам себя по морде и орал: Не пьянствовать надо было, а пароли, шифры и явки учить! Вышедший из тени человек, очень странно одетый в старомодную чёрную шинель, форменный картуз с чёрным околышем и кокардой, прошёл совсем впритирку с Мишукой и даже слегка наступил на его ногу. И тут же прозвучало: Тысяча извинений. Копчёных! Мишуке, которого и так мутило и выворачивало, оставалось только спросить: Каких там копчёных? Это фамилие моя такая. Копчёных. Иван Перфильевич! – прозвучало в ответ. Легче парню не стало, но хоть ясность какая-то появилась. Где я, – спросил он. Метро ещё ходит? – На чугунке нашей последний паровик прошёл с часа два назад. Теперь только утром будет. А что такое метро? Поезд новый пустили? Али это ещё что? Теперь за всякими новостями и не успеваешь! То мина какая то Уайтхольда, то братья Райт на ероплане летают. Прогресс. Я вот инженер, а отстаю. Могу мельницу спроектировать водяную, усадьбу построить. А ероплан не берусь. Увольте! Не для нас, Копчёных, это! Алтухин постепенно погружался в то состояние, когда уже всё окружающее становилось абсолютно безразличным. Кепку он где-то потерял, нейлоновая куртка и джинсы, как и туфли совершенно уже промокли. Молодой человек, – услышал он. Если вам будет благоугодно, то в дом мой пройдите. Чего тут под дождём утра дожидаться? А мы чайку соорудим, по маленькой можно. У меня бессоница, так доктора рекомендовали прогуливаться. Вот я вас и встретил. А так у нас тут никого в это время даже с собаками не найти! Пойдёмте, пойдёмте! Мишука подумал и согласился. Бродить по ночному Кузьминскому лесу его вовсе не прельщало, взять у него и с него нечего, так что терять? Поднявшись по лестнице флигеля на второй этаж, парень вошёл вместе с хозяином в большую уютную комнату, освещённую висящей над столом керосиновой лампой с синим абажуром. Стол большого размера, шесть стульев, платяной старинный шкаф, украшенный резными фигурами троллей, да, за ширмой широкая кровать с ватным стёганым одеялом и горой подушек. Удобства у нас во дворе, проговорил хозяин, а рукомойник в сенях. Так что пользуйтесь. И полотенце там. Сейчас самоварчик вздуем. Он у меня медальный, на ведро воды. Я его шишками еловыми заправляю. И горят хорошо и для запаха замечательно. Вы свои ботиночки сымите, да и платье ваше. Я за печкой развешу, к утру и высохнет. Вот вам, сударь, халатик мой. Не обессудьте. У меня гости редко бывают! Из самой Туретчины привёз, ещё в Балканскую войну. Я там прапорщиком по морскому департаменту служил. Даже ранение имею и крест Георгия, четвёртой степени! За участие в боях на перевале Шипка. Только не спрашивайте, как морского офицера на те горы занесло. Каких только чудасий в жизни не бывает! Всё это время, пока гость переодевался, хозяин раздувал самовар, доставал из буфета и ставил на стол графинчики, тарелочки и вазочки. Достал пару лафитников, тонкие чашки с драконами и водрузил на самовар приличного размера чайник для заварки. Прошу к столу, – указал хозяин гостю, и они уселись. Текущая нить разговора постепенно привлекла внимание Мишуки. Что-то было не так. Одежда, обстановка, речи хозяина. Да вот и большой цветной календарь, висевший на стене. «Молодой император Николай Второй, Помазанник божий, царствуй державный, царствуй над нами.» И тут же дата – 1894год! Редкая вещь, – проговорил Алтухов. Да, очень. Вот, храню, – отозвался Копчёных. Только сами листики меняю. Удобно! Сейчас всё больше несолидные картинки в печатне помещают. Кордебалет там какой. Кошки, собачки, розочки. А тут сразу видно – Держава! Смутное подозрение посетило Мишуку. Папаша, – тихо проговорил он, – а год сейчас какой? Устали вы видно сильно, сударь, – послышалось в ответ. Год у нас юбилейный. 1900. Какой же ещё может быть? О, да у вас жар, батенька! Вот, выпейте моего зверобоя. Сам настаивал. Или вот на смородине. Тоже очень хороша. Есть калгановая. И чай, только непременно чай. Варенье берите вишнёвое, клубничное или малиновое. Оно, пользительно! А потом мы вас в койку. Горчицу в носки из собачьей шерсти. И, как рукой! Мишука взял предложенный ему лафитник, наполненный всклень, махнул не глядя и закусил булочкой с чёрной икрой, подсунутой под руку гостю хозяином. Воцарилась полная тишина. Решив молчать и слушать, парень приступил к чаю, оказавшемуся чрезвычайно вкусным, и тут в дверь постучали. Войдите! На пороге стоял молодой человек лет тридцати с большими залысинами на тёмно-русой лобастой голове, среднего роста, коренастый, с острыми, буравящими карими глазами. Бородка и усы. Одет незнакомец был в белую рубаху с засученными рукавами, строгую, сероватую жилетку и брюки тёмного цвета. Вот на ногах, правда, были растоптанные домашние шлёпанцы. Иван Перфильевич, – проговорил гость, – слышу, не спите вы, дай думаю, зайду. Может чашкой чая с чем там поделитесь. Я сегодня засиделся, писал, так что и поужинать забыл. Да и Надя, что-то не приехала. Садитесь, садитесь, – Владимир Ильич, ответствовал хозяин. Как это чая не налить? Совсем, знаете ли по-чухонски будет. Мы не немцы какие. Чай пьём, гость зашёл, так за стол садись! Позвольте вам представить, жилец мой, юрист Ульянов Владимир Ильич. А… Тут он призадумался, но его выручил Мишука. Мишка Алтухов. А по батюшке? Ну, Юрьевич! Прошу любить и жаловать. К столу, к столу Владимир Ильич. У Алтухова всё окончательно перевернулось в голове. Год. Предметы. Свет. А тут ещё и Ульянов Владимир Ильич! Машинально налив и выпив два подряд лафитника с водочными настойками, закусив куском подвернувшейся под руку какой-то, правда, очень вкусной рыбы, Мишука медленно пришёл в себя. Кстати, его активность на водочном фронте нисколько не удивила или огорошила хозяина, только и сказавшего: Зело, борзо. Молодец! Но, и гость нисколько не отстал. Выпил первую, занюхал куском черного хлеба, и тут же принял вторую, сопровождая эту процедуру словами о том, что большой перерыв между первой и второй губит прекрасно пошедшую первую! Затем намазал маслом и икрой свой кусок хлеба и принял третью. Было видно, что и эта оказалась не чужой и не отторгается. Совсем. В ход пошли бутерброды с копчёной рыбой и варёной колбасой.

Когда все трое перешли к чаю, то сам Копчёных в разговорах уже не участвовал. Возраст и водка сделали своё доброе дело. Старик клевал носом, а вскоре сказал что пойдёт баиньки. И вышел из комнаты. Владимир Ильич с интересом смотрел на Мишуку. Вы рабочий, товарищ, – послышался вопрос, а вот ответ был неожиданным. Не знаю я точно! Числюсь младшим товароведом. Склад для хранения готовой продукции треста «Охотпушнина». Но работаю на кране, на погрузчиках и на электрокарах. Да и таскать много с места на место и в транспорт приходится. Так кто я? Но, – не рабочий. Это точно. Зарплата слишком маленькая. За такую зарплату ни один работяга долбиться не станет. И я бы не стал, да удобно. Я в вечернем учусь, на третьем курсе уже. Тонкие химические технологии. Ребёнку место в садике сразу дали. И, жена моя там же работает. А учиться в самом Плехановском. На настоящего товароведа! Окончит – всё окупится. Огрузимся! Как товароведы и химики! Я буду шкурки обрабатывать, она клеймить и цену ставить. Вот тогда-то мы пролетариат и догоним! Владимир Ильич слушал всё это широко открыв глаза. И рот! Товарищ! – начал он, – Вы слышали, что экономическое и политическое учение Маркса всесильно, потому что оно верно? Вы о ренегате Каутском слышали? А как же, – послышалось в ответ. На всех курсах читают нам эту херню – политграмоту. Срамота! Кому это надо? Сначала диалектический материализм, потом исторический материализм, параллельно политическая экономия как буржуазная, так и социалистическая, потом и сам научный коммунизм, да ещё и атеизм как отдельная дисциплина. С ума сойти можно от всей этой бредятины! Я всё же инженер-химик буду, а не лаборант на кафедре научного коммунизма. Оно мне надо, эти все дела знать, сами посудите? Но, товарищ, пусть вы и не совсем пролетарий, а студент, мрачное иго царизма продолжает иметь своё влияние на судьбы миллионов пролетариев и крестьян. Рабочие лишаются последнего, а крестьяне вынуждены работать за гроши батраками. На помещиков и капиталистов! Помните Шарля де Костера? Разве пепел Клааса не бьётся в ваше гордое сердце? Мишука налил себе и визави ещё по одной и предложил: Давайте выпьем за вашего, скажем так, пролетария и крестьянина. Пусть у них всё будет, а им за это ничего не будет. Ни ВЧК, ни войн, ни голода. Ни товарища председателя Троцкого! Пусть так процветают. Безвозмездно! И они дружно выпили. Да, – сказал Владимир Ильич. Мне тут послышалось, жена ваша учиться в институте имени Плеханова. Я не ослышался? Нисколько, – Владимир Ильич. А мой институт расположен рядом с педагогическим, названным вашим именем. Есть и супруги вашей имени институт. В Москве, как в Греции, всё есть. И, именно в это время, раздался откуда-то сверху голос: Наш сеанс совмещения пространства и времени завершён. Вы лично участвовали в передаче «Всё могут технари на нашем Первом!»

А сейчас, после короткой рекламы, мы начинаем очередную передачу «Штанга ныряет со звёздами! Не переключайте канал!

Зимнее происшествие

Тишина зимнего леса завораживала. Огромные ели и сосны, щедро укрытые снеговыми шапками по ветвям, застыли в гордом и одиноком молчании. Ничто не нарушало сонный покой и некому было бы сказать заснувшим: Не спи, замёрзнешь! Попрятались от мороза зайцы и белки, умолкли птицы, волки предпочитали переждать, отсиживаясь в снежных норах. Зима! Тишина! И вдруг взорвалась, как бы, осыпались хрустальными колокольчиками снежная сумеречность и покой. Поэт бы сказал на это: «Слышу звон бубенцов издалёка, это тройки знакомый разбег.» И был бы совсем не прав! Ибо, это была не тройка, а, сделавшая на современность поправку, действительность. Правда, с бубенцами! По лесу, взметая вихри снежной пыли лихо мчались аэросани. На месте водителя этого аэрочуда гордо восседал умелый и бывалый снеговик Пашута, одетый в красный шёлковый шарф на шее и старую соломенную, с дырками в трёх местах, шляпу—канотье, размеры которой были для него явно чуть великоваты, так что, отвлекаясь от вождения самобеглой коляски, снеговик постоянно вынужден был поправлять, лезущий ему на антрацитовые глаза головной убор! Такое злостное нарушение правил вождения не осталось безнаказанным, и на повороте, между двумя могучими елями, лыжи механизма повернули в одну сторону, сам снеговик вылетел в другую, а аэросани застряли в глубоком сугробе. И стали! Чего Пашута видеть никак не мог. При ударе о наст он рассыпался на свои составляющие. Где сейчас голова, а где ещё два снежных кома, так называемое, туловище и псевдоноги, никогда не смог бы определить и самый крупный в мире специалист по анатомии снеговиков! Прощай, Пашута, жди весны и растай с миром!, – всё что могли бы сказать его сторонники, если бы они были здесь, или, хотя бы, существовали вообще. Но, что делать нам? Я ведь не успел поведать миру о причинах появления в зимнем лесу земновоздушного аппарата, да ещё с водителем такого класса. Утром этого дня, ничто не предвещало грядущую трагедию. В гости к Деду Морозу заехал его старый друг и сотрапезник Санта Клаус. До Рождества Христова и Нового года времени было вполне достаточно. Можно было посидеть в тишине и покое, не отказать себе в маленьких радостях! А что надо двум старикам? Покоя душевного, да возможности выпить, поболтать о прошлом, молодость вспомнить, дела, так сказать: «Давно минувших дней, преданья старины глубокой!» С утра пить не принято, так Дед Мороз взял, да пригласил Санту Клауса прогуляться окрест, в леса зимние, на природу русскую посмотреть, поучаствовать в красивом процессе, украшения зимнего царства серебром! Отчего нет? Но, перед тем как пойти из дому, сунулся старый в холодильник, а там шаром покати. Ни выпивки, ни закуски! А ещё позавчера всё было, и в избыточном количестве! Он к старухе Зиме, что у него в ключницах была. Подступил, синий весь от злости: Заморожу, – кричит. – В лёд закатаю. Засереблю, до полного о****инения! Перед Европами и Америками меня страмить? Гляди! На что ключница ему спокойно указала. Ты, старый, не сепети! Сам виноват. Кроме меня прислуги в доме нет, а ты вот чужих норовишь со стороны пригласить. Подряжал троллей и гоблинов для работ на ледоставе и полное налаживание ледяных дорог в места отдалённые? Для завоза зимним путём припасов, водки и продовольствия? Подряжал! Разрешил перед домой отправкой у тебя в клуне отсидеться и обмыть окончание работ, с тобой отпраздновать? Разрешил! Какие претензии? Ты после третьей спать ушёл, а они всю ночь отмечали! Откуда же запасам взяться? Эти норвежские нечистики как воду в себя спиртное льют и в два горла еду пропихивают. Вот и все наши запасы ушли. Хорошо хоть, что не у нас передрались они, а полетели продолжать банкет к Снежной королеве. Вот там, спьяну видно, они зеркало какое-то грохнули. Буянили! Скандал был страшный. Но, это потом. А сначала у нас всё выжрали и выпили! Ты решай чего, а то и Морозко с бабой своей Снегурочкой в гости нагрянуть могут. Да и нам как? Пить есть надо, али что? Вот и Санту твою клаусовую угощать совсем нечем. Давай, мозгуй! А то впросак мы попали, в самую его середину, но чуть ближе, сам знаешь к чему! Вот тогда-то и призвал старый снеговика Пашуту, жившего неподалёку и сдававшему в аренду себя и свои аэросани. За наличный расчёт и в кредит. Так всё было исполнено по воле пославшего. Дары моря и леса, даже кондитерская псевдопродукция шоколадной фабрики «Рошен» (если тролли какие заглянут снова, может потравяться?) «Полным полна коробочка, плеч не режет ремешок!» Всего! И спиртного очень приличный запас. От «Полар рум» из Германии, до Баланофф водки в затейливо под лёд замаскированной бутылке. И мороженого, мороженного, мороженного. Самого разного! От тортов до эскимо на палочке! А в подарок внучке Снегурочке духи «Северное сияние», «Медведь на льдине» и конфеты «Мишка на Севере». Всё по уму и душе. Кто ж мог знать-то? Заставь дурака Богу молиться, он, в прямом смысле этого слова, лоб расшибёт. Как наш Пашута! Право, озорник этакий. А к месту происшествия потихоньку подтягивались лесные обыватели. Первой прилетела пёстрая сорока и принялась издавать тревожные рулады. Её поддержал красногрудый дятел, рассыпавший по лесу строгую барабанную дробь. Мелочь лесная, вроде зайцев и белок повылезала. Глухарь и тот не поленился из сугроба вылезти и прилететь. Скука же в лесу дикая, а тут, то ли преступление, то ли какое происшествие, вот обыватели и полезли смотреть. Волк подвалил походкой пеликана. Ша! – говорит, – ханурики. Стоять, не двигаться, радоваться. Я сам уже пообедал, а впрок заготавливать, не имею такой глупой привычки! Я доступно излагаю? На вашем уровне? Доктора нам рекомендуют всегда свежую пищу потреблять, и когтями в зубах смачно поковырялся, a затем продолжил речь: После сытного обеда, по закону, вроде, Архимеда, или Ахмеда? Треба… И, почёсывая в затылке, задумался на секунду, после чего продолжил, – Треба зрелищ, поскольку мяса уже не надо. Или всё наоборот? Я не помню. В одном мультфильме снимался, так там тип один, доктор гонорис кауза, Печкин его звали, чего-то такое говорил, или сказал! Уф! Вот правильно гутарят, умным речам и шапка-ушанка и тюбетейка рады! Это я о чём? Я ещё когда на Украине псу одному помогал, по сценарию, что я одичал совсем что ли, что бы в натуре псам помогать? Да! Так вот! Забыл! А чего тут произошло? Вижу! Аэросани накрылись медным тазом дорожного приключения. А ездун где? Ну, ездец который был? И следа не осталось. Только морковка, два уголька, шляпа и шарф. Круто! А сани целы. Стоят себе. А ну, я попробую. Я в одном мультике чего только не водил. От просто гоночной машины до асфальтового катка, и от ролс-ройса до упаковщика курей и капусты! Так, раз, взяли! Выволакиваем тачку на колею, скорость, ключ зажигания, газ. О, заработала! А вот и навигатор осветился. К дому Деда Мороза путь? Ну, бывайте! Кто куда, я к деду. Ура! И аэросани исчезли в тучах взметённого винтом снега!

Ночь на Ивана Купалу

Однажды, во время оно, на старом заброшенном кладбище, Кащей Бессмертный вышел в полночь из полуразрушенного склепа, уселся на могильные камни погреться под лучами неяркого света Луны, и, сразу душевно успокоившись, тихо и мирно улыбаясь беззубым ртом, задремал. Вот и сны ему снились очень добрые, хорошие. Красота вокруг, лепота, а герой наш, молодым ещё Кащеюшкой, идёт среди гор Карпатских и речных долин родной Киевщины, да и Подольщины с Волынщиной! Восхищается возделанными тучными полями пшеницы вокруг городища Триполье. Сердце его ровно играет величавую музыку! Гопак! Переложение для бандуры с цимбалами и дудкой! Сегодня рано утром сам Гетьман, вартовый атаман, великий и грозный повелитель укров, Лал Бахадур Шастри Днипровский назвал его лучшим воином, первым среди всех поединщиков – багатуров современности. Богата и велика держава укров. Сильны её воины. Умеют и охранить труд мирных селян и наказать зарвавшихся противников. Только вот где они, те кто мог бы покушаться на людей, говорящих на укрском диалекте санскрита? От моря и до моря, от просторов седого Урала и до Испанских Пиринеев тянутся владения могущественной державы. Прячутся в лесах злые руссы. Бессильна их злоба. Гордо реет над Отчизной родной жовто-блакитный стяг, от одного вида которого разбегаются в разные стороны проклятые ляхи и чехи, то выползающие с Карпатских своих гор, то из извилистых подземелий Стракониц! Нет, не помогут им в войне с украми такие умелые поединщики чехов как легендарные Летадла с Водитлой, а ляхам мощный воитель Лях-Ляхович Подляхскер. Он сам, Кащей, отменный воин и сильномогучий бахадур, порвёт всех на священный знак летнего солнцеворота! Как говорится: Хинди укры пхай пхай! – так принято восклицать при дворе повелителя. Именно в этот момент нечто тяжёлое, мокрое и противное упало на старое, худое, морщинистое лицо Кащея. Запахло резко и совсем не духами. Оказалось, что он, и сам не заметив как, уснул, да так крепко, что выкатился на дорожку, ведущую через кладбище. Тут-то и перешагнула его оборвавшая привязь корова, спешившая домой, к позабывшим про неё хозяевам! И, о злыдня, не преминувшая опорожниться именно сейчас и здесь! Ей то что? Пошла себе дальше, скотина истинно неразумная! А Кощей наш был вынужден распустить свои нетопыриные крылья и тяжело взлететь в высоту. Знали бы вы, как ему этого не хотелось. В отличие от желания киношного водяного! Редкий Кащей долетит до середины Днепра, и этот не был исключением. Устал, может, или завод кончился, но, по кривой дуге, ляпнулся с высоты наш пилот в глубокие и мутные воды. С трудом выбрался из придонного ила, прошёл по дну по направлению к берегу и ахнул. Именно в этом месте могучую реку перегораживала плотина Днепровской гэс. Cтояла она перед ним как скала невиданной высоты и крутизны. B далёком тумане виделся берег и жёлтые огоньки каких-то строений. Идти туда Кащею предстояло немерено. Взлететь же он никак не мог. Отмокли крылья, отяжелели, а где ты их под светом луны высушишь? Долгой была дорога до берега. Где вплавь, а где и в припрыжку, но выбрался старый на песчаную отмель, yпал на мокрый песок и зашёлся хрипом и кашлем. Оно конешно, смерти для него нет, а вот от болезней разных и он не застрахован, берёт старость и природа своё! Хорошо хоть огонёк, что поблизости был, славным костерком оказался. Подошёл Кощей, встал и учтиво так поздоровался. Разрешите, – говорит, – обогреться и обсушиться? Садись с нами, – слышит в ответ, – у нас без церемоний. На, хлебни хлебного. Сразу и согреешься. Кто-то флягу глиняную ему сунул, а он и сам отказываться не думает. Отхлебнул из горла раз, отхлебнул два. Хорошо пошла! Зело! Водка настоящая, изо ржи произведённая, ох, хороша, по зябрам пробирает! А ему бы и чего угодно. Если смерти нет вовсе, так тебе отрава любая не страшна. Хотя бы и алкогольная! Ништяк! Пригляделся старый, вокруг, лица всё известные, герои лет незапамятных. Давние знакомцы eщё по-юности. Сидят вокруг костра этого: Солнца славянский бог Дадж, бог грома и молнии Перун, дождей и урожая бог Стрибог, войны бог Сварог, да скотий и кузнецов бог Велес! Это в наше время и с Днепрогэсом рядом! Начал было изумляться Кащей, а тут как серпом по препуциям. Сам-то я каким образом по земле шляюсь? Давно ведь в небытие ушел, а тут вона, гляди-ка, летаю, тону, по дну путешествую, вот и старых знакомцев встречаю! Которых быть не может, потому что их быть не может никогда! Как сказал один отставной военный у Чехова. Правда, по другому совсем поводу! Присел Кащей: – 3дорово говорит, браты! Как вы тут, или где? То-есть, теперь вы откуда, куда и надолго ли? Извините, заговариваюсь от радости. Вот, вроде, никогда не дружили, а всё своих, со времён стародавних знакомых, встретить приятно. И опять в своей руке флягу ощутив, припал к ней надолго! Но постепенно успокоился, подсел поближе к костру, и полилась беседа. Тон всему задавал, конечно, Дадж-бог. Слушай, – начал пояснять древний символ славянского отношения к небу и особому первенству в нём Солнца. – Мы, древние боги, по сущности своей, бессмертны. Пока стоят наши статуи и капища, приносятся жертвы и совершаются молитвы, живём и благоденствуем. Но ничто не вечно под луною, на смену одним богам приходят другие. Однако, как и всё в природе, ничто не исчезает бесследно и не создаётся из ничего! Новые верования включают часть нашего естества, а мы уходим на третий и четвёртый план, о нас забывают, но, внезапно, приходит опять наш черёд. Может чуть в иной ипостаси, под другим именем, мы возрождаемся на радость или страх людям. И процветаем! Сегодня, в день летнего солнцестояния, в ночь на Ивана Купалу, кстати, одного из нас, все мы тут встречаемся и поздравляем друг друга с этим великим славянским праздником. Ты-то, Кащеюшка, всё по склепам отлёживаешься, спишь себе сотни лет напропалую, а люди тебя поминать начали. Так что гляди, оживёшь и народу послужишь. Только с народом вот беда. Три части славян ноне. Русичи в державе могучей, ляхи и чехи в союзе мощном, а между ними Украйна птицей вьётся, рушником заслоняясь. То ли цену себе набивает, то ли стесняется чего! И с верой проблема! На Руси все славяне христиане православные. В Ляхии и Чехии католики. А на Украине и те, и другие, и третьи. Из смеси первых двух религий! Так народу много, и все друг на друга крамолу куют! Восток и Запад друг друга не жалуют, а центр болтается аки собачий хвостик от радости. Вот такие дела наши славянские дуже скорбные! Мы, как боги и ипостаси тех или иных природы характеристик, людей характеров, или политеса государственного, для Запада ничто! В России великой все востребованы, весь пантеон! Не для молитвенных нам возношений, на то христианские символы есть, а на жизнь влияния, и в разных совсем областях возможного применения. Вот гляди, – вступил в разговор Сварог. Десантники России в кино показаны, геройствуют, а студия, что про них фильм снимала, носит имя моё. Сварог! Мелочь, а приятно. Книги разные появляются, где все мы представлены. И популярные, и художественные, и научные! То Велесову кузню поминают, то в школе, при Ярославне плаче, про Стрибога говорят. Вот и оживаем мы понемногу. А уж про тебя сколько всего в кино отснято. Ты и девок воруешь, и в статуи золотые их обращаешь, короче, беспредельничаешь! Просто, фу-ты ну-ты ухарь какой! На ходу подмётки режешь. Кащей слабо улыбнулся: Я такой, я могу, – сказал он. Да вот руки ни до чего не доходят, да и коровы какие-то отвязанные стали. А они при чём тут? – сразу переспросил Велес. Животное нужное, полезное. Да и в моём ведении. Просто так, к слову пришлось, – отвечал Кащей, продолжая потреблять из фляги. Ты не останавливайся, – встрял Стрибог, – добра у нас этого навалом. Дуй до горы, понужай! А помнишь как когда-то парнями в царя горы играли? Во время было! А как ты за девками подглядывал в бане, а они тебя поймали, да крапивой? То по едалу, то по сидалу! От всего горячего девичьего сердца! А… Но, в это время к костру из синей темноты ночи вышла живописная фигура, одетая в черную шляпу с большими полями, алую, цвета пламени, рубаху, плисовый жилет, армейские брюки-галифе, заправленные в яловые сапоги. Чёрная борода и усы, огромный кривой нос, смоляные с сединой волосы. Просто артист театра «Ромен» на репетиции. Здорово, люди добрые, – изрекла фигура. А что, погреться у вашего костра можно? Я тут мимо проходил, дай думаю помогу от всего сердца своего чистого, тем кто Ивана Купалу встречает и цветок папоротника заветный ищет. Я-то сам нашёл уже. Отдам недорого, но в хорошие руки! За деньги! Велес гостеприимно указал на траву рядом с собой и предложил: Садись, на вот тебе! И протянул гостю гранёный стакан. – Дёрни аршин за ромалов и чавелов! Что, своя своих непознаша? Нашёл людей, чёрт цыганский старый. Всё бродишь по свету Широ Баро? Kоней воруешь, девок портишь? В кузне давно был? Помнишь, как на пару коней ковали? Вона, приятель твой старый. И он указал на Кащея. Жив, курилка! Поиздержался малость, жизнью трачен, а жив! Сидит! Я помню, как вы из Индийских стран к нам сюда пришли, оба здесь и остались. Только Кащей по украм всё отирался, гонорился, пытался нас, славян, гонять, a ты, с кибитками своими и обычаями, на землю не осел, бродил как проклятый Богом и людьми за дела его Агасфер! Ба! – произнёс густым басом пришедший. Послушайте вы меня, люди! Весь Пантеон здесь. Вот так встреча! И быстро опрокинул куда-то в бороду поднесённое зелье! Хорошо! Спел бы я вам други, гитары нет. Ночь идёт себе, мы пьём. Давайте истории по кругу рассказывать. Могу и с себя начать. Вот только добавлю маленько. Так вот! Праздник был большой при дворе государя-императора Чандрагупты. Соревновались колесничие в скорости и меткости стрельбы из лука. Пешие бойцы показывали свою удаль в рукопашном бою и метании копий. Боевые слоны охраняли ристалище. Народу, народу! Украшенные балдахинами трибуны, мягкие сиденья для придворных, cотни слуг, потчующих весь цвет императорской короны, родню, придворных дам и мужей прохладительными напитками и сластями. Bот приближался главный момент. Большой заезд всадников-одиночек на необъезженных, получаемых по жребию жеребцах. Ездоки должны были укротить коней, подчинить их своей воле и преодолеть круг вдоль арены, с ловушками, горящим огнём и ямами с водой. Ах! Что это были за кони! Никогда не знавшие человека, серые в яблоках, вороные, белые с черными чёлками на лбу, соловые, отливающие цветом подсохшей рисовой соломы, да буланые в крапинку и глазами с поволокой! Победителю полагался великий приз – дочь императора и место наследника престола. Не было у отца империи детей мужского пола, вот он и решил таким путём избрать себе наследника. Нас было пятеро, и я увидел как всех моих соперников постигла страшная участь. Кони сбрасывали седоков и забивали копытами, рвали зубами, ломали кости падая на лежащего на земле человека. Я участвовал в соревнованиях наравне со всеми, ибо мой придворный титул, Охранителя королевских конюшен, по-значимости, был вторым в империи! И я любил коней так, как может любить женщину человек. Для этого заезда я сменил обычное дхоти и сандалии на алую рубаху и широкие шаровары, сапоги из мягкой кожи, да взял с собой ременную плеть, не раз помогавшую мне в работе. Чёрного смоляного цвета с белым пятном на крутом лбу, таков был выпавший мне по жребию конь. Огромный зверь, призванный повелевать табунами, свирепый и не знающий жалости! Шум прекратился. Все затаили дыхание. Заиграли карнаи, загремели литавры и тулумбасы! И вот из укреплённого укрытия на арену вылетел конь, предназначенный для меня. Как воитель он бил землю копытами, взвизгивал, грозно ржал, вставал на дыбы, рвался в битву. Его глаза налились кровь, из ноздрей, казалось, валил огненный дым! А я спокойно вышел на арену и начал обходить зверя посолонь, приветствуя, как боец бойца. Солнце мешало коню видеть, но с чутьём у него всё было нормально. Так что он бросился на меня, встал на дыбы и резко опустил передние копыта вниз. Так кулачный борец резко опускает ладони на плечи врага, подставляя колено под его подбородок. Но, пока что не я оказался раздавлен. Пустота встретила эти манёвры животного. Я же уже сидел на неосёдланном зверюге и шенкелями сдавливал его бока, a через мгновение я сумел изловчиться, и жёсткая уздечка, сплетённая из конского волоса, раздирала рот коня. Что с ним стало! Взвившись на дыбы зверь с размаху упал вниз и принялся кататься по земле. А я покинул его крутые бока, дождался пока его пасть не оказалась рядом со мной и с силой обрушил кулак на его темя. Я и тогда был не слаб. Конь опешил, вскочил на ноги и попытался отпрыгнуть в сторону. Но, я уже сидел на нём и силами бёдер так сдавил его бока, что он не выдержал и вновь упал на землю. Не зря же все мальчишки моего племени с самого раннего детства каждый день стояли по колено в ледяной воде горной речки, сжимая между ног камень, вес которого год от года увеличивался постоянно. Попытки продолжались несколько раз. Конь, почувствовав необходимость полного смирения, наконец-то, подчинился моей воле, и я смог просто проехать на нём несколько шагов перед императорским троном. Трибуны рукоплескали, впереди был круг, который надо было преодолеть. Но, что это? От трона ко мне приближался человек, которого не любил я, и который ненавидел меня. Это был сам Чоутхарти, верховный полководец и первый мудрец, любимый советник императора Чандрагупты. Только его преклонный возраст мог не позволить ему занять место мужа дочери императора. Слезай с коня, – приказал он. Приказ императора, результаты соревнования отменяются. Ты одолел коня не умением, а колдовством и обманом. Я раскрыл глаза императорy на всю твою невиданную волшбу и коварство. Следуй за мной в подземную тюрьму. И помни! Лет через несколько, когда я соберу все необходимые материалы, будет суд. Тебе нечего бояться. Если ты невиновен, судьи тебя оправдают. Таков приказ. И радостно мерзко захихикал. Кровь прилила к моим глазам, всё вокруг стало багровым. Подняв жеребца на дыбы, я висящей у меня на запястье плёткой поблагодарил гонца за благую новость. Видно я не рассчитал сил. Голова придворного распалась на две половины. Я увидел как от императорской трибуны ко мне мчатся всадники личной охраны императора, дал жеребцу шенкеля, и мы исчезли в ближайших зарослях. Прискакав к себе в племя, я приказал всем собирать лёгкие вещи, грузить их в кибитки, взять все запасы еды. Мы бежали на Запад, и вот мы здесь. Рассказчик замолчал, тяжело вздохнул и с благодарностью принял флягу, переданную ему со словами: Давай, давай! Рассказ хорош! Но тут вмешался Кащей. А резрешите и мне, братья-товарищи, вспомнить то время, когда я был сыном вождя одного из племён, что жили по берегам реки Ганг. Был я молод, и только это извиняло мои, иногда, не совсем праведные действия. Не знаю, удачной, или неудачной можно назвать минуту, когда решился я на почти открытое святотатство. Высоко в горах был замок волшебницы Делии, владелицы грёз и иллюзий. Уйдя от мира, не вступая ни в какие связи с окрестными вождями, Делия искала себе забаву в познании высших наслаждений и давно уже перешла грани добра и зла. Но что ей, могущественной повелительнице стихии чародейства, магии и волхования, было до пусть и богатых, но людей? Её охраняемый иблисами волшебный дворец, сад с чудесными плодами и фруктами, водопады и фонтаны. О! Сколько легенд ходило об этом, a я просто взял и решил, пойду и увижу всё сам. Был я удал, не знал страха, прекрасен обликом и могуч. Пять подряд колец пробивал я стреляя из лука, а были они на локоть одно от другого. Клинок, моей сабли, сделанный из того же железа, что и священная колонна Ашоки, рубил чужие клинки пополам.