Текст книги "Эх, Россия. Pulp Fiction"

Друзья

Если даже очень внимательно приглядеться, то ничего особенного этот камушек из себя совсем не представлял. Обточенный столетиями и водой, с аккуратной дырочкой, расположенной чуть ближе к одному краю, был он серенького цвета, с неясными, чуть проступающими бурыми полосками. Таких много по руслам рек и на берегах моря. В детстве мы звали подобные «Куриный бог», пропускали шнурок в отверстие и носили на шее, как амулет. Почему-то считалось – «куриный бог» приносит его владельцу счастье. Вот и тут оставался обрывок шнурка. А камушек этот я узнал. Друга моего амулет. Вот и буквы краской ВК. Командир роты морской пехоты, старший лейтенант и мой с детства друг Васька Кулеш, был как и я родом из Керчи. Мы и жили по-соседству. На огромном широком спуске с Митридата к центральной улице Ленина, за старыми и редкими штакетниковыми заборами, стояли наши дома, построенные из вечного для здешних жителей камня – ракушечника. Из него ещё древние греки дома строили. Аджимушкайские каменоломни поставляли до войны этот товар всем, кто желал и мог себе позволить построиться. Наши отцы очень даже могли. Поскольку работали они мастерами-корабелами на судоремонтном заводе. Платили там очень не плохо, так что вместо старых саманных хаток с кухнями во дворе, в 8-мом классе оказались мы с Васькой в просторных, правда, чуть сыроватых в дожди и ненастную зимнюю погоду, домиках! Вместе бегали в школу номер один. И перед войной за четыре года поступили в местное отделение мореходки, он на капитана, я на механика. Любил я всякие разные механизмы. Потому и выбрал себе профессию «деда». Ваську же влекла морская романтика дальних странствий, а порт, вот он порт торговый, под рукою! Грохочет днём и ночью. Разрузки, погрузки, майна, вира, стоп. Как в оперетте этой, где про Антона Ивановича, который сердится! Такие океанские суда заходят, закачаешься. Но человек предполагает, а военкомат располагает. Кем надо, тем и будешь. Так стал я, окончив соответствующие курсы подплава, командиром БЧ-5, что значило инженером-механиком на подводной лодке, с двумя нашивками инженер-лейтенанта, а приятель мой, Васька, тоже в лейтенантском звании, получил под своё командование торпедный катер. Tут пути-дороги наши в море разошлись. Только что мы тогда на одном флоте с другом служили. Я в Поти стоял, а он Ланжерон одесский осваивал. База бригады торпедных катеров в самой Одессе была. Ни разу до войны не встретились! Графики всё не совпадали. Только со слов родителей я и знал, служит дружбан. Ну, значит, когда-нибудь встретимся! Война нагрянула совсем неожиданно, хотя, вроде бы, и ждали её и готовились! Лодка наша лежала на грунте то у берегов Румынии, то у врагами занятых наших. Разведку и диверсантов высаживала, порой скрытно на коммуникациях вражеских транспорты и другие немецкие и румынские суда ловила. Как и все! Пару раз в такие ситуёвины попадали, думал что не выберемся. А тут, в октябре сорок второго, пришла лодка наша в Геленджик. Встали на бочке в бухте, сетью прикрылись от самолётов маскировочной. Нам торпеды и другие припасы нужны были. Ждём! Погоды у моря. Кукуем! Места у причала мало, там транспорты разгружаются или грузятся. В бухте лидер эсминцев «Ташкент» стоит, да ещё пара катеров торпедных. Лидер по сравнению с ними линкор. Видели вы когда катер торпедный? Рубка брезентовая, корпус из фанеры авиационной, лаком покрытый, пулемёт, да два аппарата торпедных. Вот и всё его вооружение и средства защиты. Двигатель на авиационной горючке! Скорость хорошая, но, если попали под обстрел, тони смело, с полной гарантией! Или, коль сможешь, выплывай, ежели не ранили и не убили! Бензин – он и на воде хорошо горит! Вот! Пришли мы, значит в Геленджик, а тут налёт. «Штукас» из-за туч низких, на вид мокрых, тяжёлых, высыпали. И понеслась потеха. У нас с самолётами воевать нечем. На «малютке» зенитных орудий не предусмотрено! Торпедные катера из пулемётов кроют. Лиде всеми калибрами и эрликонами ощетинился. С берега зенитки бьют. И 88 мм пушки, и 37 – скорострельные. Пулемёты чем могут помогают. Лидер по бухте крутится, не дает себя прицельно под бомбы подставить, а у торпедников заминка. Может горючего не подвезли, а может приказа не было. Стоят мишени. Так бомба точно между них упала и взорвалась при ударе о воду. На месте катеров обломки горят, да мореманы в сторону берега плывут. Только мало их очень. Таk экипаж по шесть человек на каждом, а к берегу трое выплывают. Мы на пути как раз, подняли на борт одного, остальные на наших глазах под воду ушли, а тут тревоги отбой! Гляжу, вот он, среди нас. Старший лейтенант Васька Кулеш. Друг. В полном обмундировании, даже ботинки за шнурки связанные, на шее висят. И его куриный бог на шее! Повел я Ваську к себе в машинное, переодел, чихиря дал стакан. Нам его по подплава рациону полагалась бутылка 0,8 на троих. Но каждый день! От себя долил спиртянского грамм сто. Думаю, беды не будет. Вы сами поплавайте в Чёрном море, когда на дворе октябрь стоит месяц! Согрелся приятель, о друзьях погибших вспомнил и даже зубами заскрипел. Он и в жизни-то был не из тихих, a тут такое! Отошёл понемногу, я ещё подлил. Заснул товарищ. Налёт окончился. Мы к причалу подошли – грузиться, а старший лейтенант и бывший командир дивизиона торпедных катеров руку мне пожал и в город ушёл. В штаб свой! Через день было совещание совместное. Для морских и сухопутных начальников. Командир наш был, я и замполит. А пригласили нас потому, что-то, что должны были катера торпедные во время высадки десанта сделать, нам поручили. Ну, не одним, конечно. Три лодки скрытно сосредоточиваются задолго до операции, а в условное время, всплывают во вражеской бухте и торпедами бьют по береговым укреплениям врага и под водой покидают акваторию, куда чуть позднее входят десантные баржи и корабли охранения. Там и встретил я старшего лейтенанта Кулеша, теперь уже в ипостаси не катерника, командира роты морской пехоты, идущей вместе с другими подразделениями в десант. Переговорить не удалось, дел было выше крыши, a тут вот она, операция. Ушли в море ночью, что бы подольше можно было использовать основной двигатель. Аккумуляторы берегли на последнюю стадию похода. Срочное погружение, легли на грунт. Приказ: Соблюдать тишину в отсеках! Лежим. Ожидание всплытия затягивается. Воздух на глазах густеет. Дышится с трудом, но пока терпимо. Бывало и хуже! Вот и время «Ч». Приказ командира, продуты балластные цистерны, лодка всплывает на перископную глубину. Я сам, конечно, ничего не вижу. Двигатель застучал ровно и надёжно. Похоже, идём к самому берегу. Команды слышны по трансляции. Обе носовые торпеды «Товсь», «Залп», разворот на 360 градусов. Те же команды! Лодку трясёт, она, потерявшая вес, стремится выпрыгнуть из воды. Но боцман, стоящимй на центральных рулях, обеспечивает устойчивость. По трансляции команда: Командиру БЧ-5 прибыть в боевую рубку. Бегу. За это время лодка всплыла. Командир поднялся на мостик, за ним и я. Внезапный разрыв снаряда, яркая вспышка. В себя прихожу уже в воде. Лодки на поверхности не видно. Рядом плавает тело командира. Скорее, верхняя его часть! Хватаюсь за какие-то плавающие обломки и гребу в сторону берега. Эсминцы и крейсер открыли шквальный огонь по береговым укреплениям. Десантные баржи и баркасы с кораблей, полные матросов и солдат, идут к берегу. На один из них матросы втаскивают и меня. Берег стремительно надвигается. Подводит глубина. Вместе со всеми прыгаю в воду, которая мне, примерно, по пояс. Баркас метрах в десяти от суши. Мель! Солдата рядом со мной прошивает очередь. Он падает в воду, а я хватаю его винтовку. Обыкновенная трёхлинейка системы капитана Мосина, с трёхгранным штыком, в руке лежит удобно. Бегу вперёд. Лейтенанта с нашего баркаса, похоже, командира взвода, не видно. Убит? Я вижу, что бойцы оглядываются на меня. Вперёд, – кричу я. Слушай мою команду, гранаты к бою, пулемётчики, огонь по пулемётным гнёздам. И, понеслось! До рассвета мы заняли порт, станцию и окопались. Только мало нас слишком, a помощь прорваться не смогла! Корабли ушли в море. Всё! Мы остались одни. Держались трое суток, потом под покровом ночи, тех кто остался в живых и мог двигаться, подобрали корабли. Mы ушли, раненые, но не побеждённые. Вот там, на этом плацдарме, в одной из воронок, приспособленных для перевязки раненых, я и увидел окровавленный китель старшего лейтенанта и лежащий на нём камешек. Куриный бог, похоже, не охранил Ваську. Мир праху твоему старший лейтенант, командир роты морской пехоты и мой друг детства. А я живу!

Потеря лица

Господа!

Человек потерял лицо! Не в результате катастрофы с таким трагическим исходом. И не потому что прохожий маг похитил его внешность для собственного употребления. Как у уважаемого рыцаря и будущего зятя королевы по имени Ёж! (см. «Ведьмак») Лицо можно потерять и фигурально. Есть такая фигура речи – потерять лицо! То-есть, совершить поступок, унижающий, а, иногда, частично или полностью, совершенно тебя исключающий из числа тех, кого можно назвать офицером и джентельменом. Или лэди! Это с одной стороны. А с другой, как вам такая классическая фраза великого поэта «или с похмелья нет на мне лица»? Вот у Стругацких описание отца Кабани после потребления им продуктов собственной перегонки спиртного с последующим закусыванием этого зелья редькой? Он сам от зеркала в ужасе отворачивался. И правильно, господа, делал. Мало ли что в процессе делириум тременс или горячки белой, в зеркале пациент увидеть может? Мы просто не станем, оставаясь в пределах отведённого нам времени, зацикливаться на тех, либо иных проблемах, как бы и связанных с рассматриваемым вопросом, однако стоящих в стороне от него. Вот, например, проблема потери лица путём простейшим – надевание маски! Или, потеря лица группой лиц, по предварительной сговору и договорённости, с последующим перерастанием процесса в фарс. См. «История ГКЧП». Краткий курс.«Сосиздат.» Москва. 1992 г. Итак! Фигуральная потеря лица грозит потерпевшему таковую, как правило, более или менее крупными неприятностями. Тут всё зависит от обстоятельств стечения, страны пребывания и отношений возвышенности. Рассмотрим на примерах! Век 18. Версаль. Кавалер приглашён на приём в покои королевы. Вечер. Полумрак. Альков. Ширма. На козетке раскинулась королева. Готовая очень благосклонно встретить могущие быть поползновения. Кавалер приносит с собой десяток свечей в канделябре и ставит их в стенной нише, расположенной за спиной королевы. Вино. Любовная игра. Восьмикратный апогей. Полная тишина. Соблюдены все требования происходящего сексуального таинства, a по окончанию, хор придворных во главе с самим королём аплодисментами дают оценку произошедшему. Ширма, хорошо освещённая изнутри свечами, оказалась прекрасным экраном, так что задолго до братьев Люмьер и «Дас ис фантастиш» эротические просмотры могли бы войти в моду во Франции. Однако, данный дворянин потерял лицо, оказавшись идиотом в глазах королевы, и голову, оказавшись прелюбодеем в глазах короля! Бывает! Забавное и редкое совпадение, господа! Вы все знаете, существует масса анекдотов, прямо и чётко нам показывающих примеры сексуальной потери лица на бытовом уровне. Позвольте обратиться к некоторым. Среди массы забавных коротких историй мы с вами остановимся лишь на следующих, примеры которых не только отрицательны. Зададим вопрос, а что такое, собственно говоря, будет делать и говорить жена, которую муж застиг на месте противоправного и аморального совершения адюльтера? Помните о наших замечаниях по странам и континентам! Во Франции жена, застигнутая мужем в постели с любовником, говорит тому: Жан! Подвинься, сегодня мы спим втроём! В тихой Швеции к троим в постели охотно присоединяется и пришедший муж, со словами: Скооль! Я всегда предпочитал шведский стол! В Израиле застигнутая жена спрашивает мужа: Исак! Это ты? А кто же тогда со мной? На Украине любовник мгновенно убегает, а жена говорит: Панас! Вот же кум! Ни тебе здрасти, ни мне досвидания! Hа Руси разговор другой: Ваня, бей, только не по голове. Из приведённого следует, потеря лица на бытовом уровне несущественна и смешна! Перейдём к более серьёзным случаям. Средневековая Япония. Свирепствует Кодекс Бусидо и чайная церемония. Тяван и экибана всё шире входят в дома и души обывателей. Общественное стремление всем одновременно увидеть цветение сакуры переходит границы приличия. Моральные нормы ужесточаются. Кровь и прочее льётся рекой. Кстати о прочем! Потеря лица самураем или самураихой чреваты скорым и болезненным, смертельно опасном претворении в жизнь обряда сепукко, который мы, люди иной цивилизации, называем обрядом харакири. За давностью лет нам так и не пришлось выяснить истоки такого странного семантического переименования красивого древнего обряда, чреватого, правда, как общей септикопиемией, так и мучительными болями в области кишечника. Рассмотрим этот порядок несколько подробнее. Примерная схема. Не выполнение приказа сёгуна, Верховного правителя, (один раз) получение платка (красивого) с острым ножиком внутри, принятие позы кающегося на коленях, удобную для первого удара, сам удар ножиком себе в живот, резкое продвижение вправо и вверх, мучительные боли, смерть-избавление! Кажется я ничего не пропустил? Kак говорил один весьма мудрый человек: Нет человека, нет проступка. Японцы, глубоко эстетические в самой своей японо сущности, смогли уловить причинно-следственные связи там, где их отродясь не было! Потеря лица, удар ножом в собственное мягкое подбрюшье. Какой полёт фантазии, красота и сила духа. Гиндзобуро Бруно Оэ, Кирата Акусава, Покусай прекрасно отразили дух нации и потерю лица в своих широких, да и чисто художественных эпических полотнах. Китай того же времени. Голод. Шаолинский монах очень тихо просит любую милостыню в придорожных чайханах и нашермака пристраивается к дастарханам. Результат – пара пинков, монах лежит в арыке, полная потеря лица. Десятки лет тренировок, самоистязание, «проход смерти» через страшные лабиринты с убивающими мертвецами. Опять те же события. Только на этот раз жизнь и лицо, в прямом смысле этого слова, теряют нападающие на скромного монаха миряне. И, «Сик транзит глория мунди, «kак говорили древние индусы после нашествия римлян во главе с Энеем и Гектором. Господа! Один, но уж очень известный философ, когда его спросили, о том, «что тяжелее, радий или свинец?» – не растерялся. Я их, извиняюсь не вешал! – отвечал мудрец. Так же и мы. Позвольте кратко подвести итоги. Итак! Потеря лица, как фигура речи, явление известное, неизбежное, как чистка ботинок после любого посещения свинофермы! Можем ли мы потерять лицо, конечно в самой классической ипостаси вопроса? Не знаю Я, и честно говорю об этом. Сами подумайте, ну кто теперь будет делать проблему из заставания своего супруга с неизвестным тебе партнёром, kогда над всем миром развиваются очищающие знамёна цвета радуги? Широкий выбор, представляемый обществу современной моралью, снесёт до основания нелепости дикого средневековья. Все эти: За слова ответишь. Совесть у тебя есть? Пацан сказал, пацан сделал. Долг платежом красен. Храни платье с нова, честь смолоду. – и прочими подобными благоглупостями! Они ушли в прошлое, как ушли сепукко, дуэли и битьё подлецов по морде! Примерно так: Живи комфортно, живи уютно, бери что можно сиюминутно. А коли совесть тебя прижмёт, гони злодейку, а сам в намёт! (вариант – она поймёт, кидай в помёт, не режь живот, её под трактор, или сдай во Вторчермет для последующей обработки!)

Благодарю за внимание!

Крым. Осень

По песку и пробивающейся траве шла колонна по четыре человека в ряд. Шаг не держали. Многие были ранены, да и идти строевым со связанными за спиной руками не очень бы и получилось. В первой шеренге шёл полковник Елисеев, командир полка, защищавшего окопы со стороны Сиваша. Тяжело раненый в грудь, он с трудом переставлял ноги. Казалось, что невидимые вериги гнули его мощное тело к земле. Шинель была потеряна в последней рукопашной схватке. Терновый венец участника Ледового похода 1918 года и два офицерских Георгия сорвала с груди чья-то жадная и нетерпеливая лапа, a вот фуражку кто-то из сердобольных красноармейцев ему на голову одел. Так что шёл полковник одетый по форме и даже руки не связали. Поняли, в таком виде сопротивляться не сможет, а вот до места точно не дойдёт. Рухнет по дороге. Не нести же белого гада! Колонна была длинная. Солдат не было. Пленённые офицеры, поверившие в слово красного командарма о почётном плене и принявшие условия капитуляции, были тотчас обезоружены, обысканы, ограблены и намертво связаны. Четыре тачанки с пулемётами сопровождали конвой, красноармейцев было человек с сорок. Со связанными руками не побегаешь. Ранены были почти все. Побуревшие от крови и глины повязки, стоны, матерные проклятия. Так и шла колонна. Разные мысли посещали людей. Кто-то из них вспоминал дом и мать, родных и близких, а вот некоторые, считавшие что недобрали своё в боях, переживали поражение и думали о возможном побеге. Голая осенняя степь, раскинувшаяся на километры, пулемёты, трёхлинейки сопровождения не останавливали полёт мечты. От верёвок бы своих освободиться для начала. И поручик Полунин вдруг почувствовал, как в руку его скользнул острый предмет. В ухо проник горячий шопот. Давай, режь себе. Я уже! Он обернулся. За ним, почти прижимаясь вплотную, что бы загородить его от взглядов охраны, стоял есаул Брусенцов, знакомый ему по конвою главнокомандующего, генерала Врангеля. Полунин быстро перерезал верёвку, но оставил её на руках. Дальше передай нож, – услышал он, но не успел ничего сделать. Прямо рядом с ними остановилась тачанка. Четвёрка коней, управляемая звероподобным рыжим раскорякой с очень синими глазами, да за пулемётом сидел маленький жёлтолицый человечек в синей дабе и с тонкой косичкой смоляно-чёрных волос на голове. Разговоры прекратите сей же час, – проорал рыжий. Я, как есть для вас человек войной контуженный, на это в последний раз говорю. Больше предупреждать не стану, а что будет у меня в руке, то и будет в вашей кадетской голове. А будет у меня в руках вот эта граната. Не пожалею. Одну для вас спорчу. Вона, у меня корзина их стоит, гляди сволочи! И, откинув какие-то тряпки, показал на полную гранат корзину, стоявшую в его ногах. Бей! – горячо прошипел Брусенцов прямо в ухо Полунину, а в следующую минуту, как распрямившаяся пружина обрушился на хилую спину китайца-пулемётчика. Резко взмахнув левой рукой перед самым носом ездового и отвлекая его внимание, Полунин, давно привыкший к работе ножом в поисках и разведках, лихим обратным махом развалил горло противника. Послышался характерный звук из огромного пореза, хрипы, и падение тяжёлого тела на землю с козел. А рядом лежал держась за горло стрелок. Не очень-то мудрствуя лукаво, Брусенцов задушил его руками. Прыгнув на ещё тёплое место рыжего, теребя и разбирая вожжи, Брусенцов проорал Полунину: К пулемёту! И, рванул поводья, поворачивая коней в сторону очень удачно подвернувшейся узкой балочки, в которой они и укрылись, не прекращая ни на миг своего стремительного бега вперёд. А вот показавшимся вскоре их преследователям на тачанке не повезло. Коротко простучал пулемёт, и пара коней – коренник с пристяжной, рухнули на землю, путаясь в поводьях и шлеях. Брусенцов правил отлично, так что через час беглецы укрылись в развалинах сгоревшей колонистской мызы. А ведь я эти места знаю, – переводя дыхание проговорил Полунин. Бывал я здесь после ранения. Мы в Джанкое в госпитале лежали с штабс-капитаном Лемке, так после выписки отпуска получили двухнедельные. Денег особых не было, а цены везде кусаются. Лемке и предложил к родителям его проехаться. Полный пансион и вино просто в немерянных количествах! Семья у него большая была. Отец, мать, братья с сёстрами. Человек восемь! Где-то они сейчас? Сам Лемке погиб на моих глазах. В штыковом бою схлестнулся с красным, а какая-то гадина ему в спину нож кинула. Насмерть, разумеется. аглянувший в соседнюю комнату Брусенцов жестом позвал Полунина. Там и была вся семья российского офицера. Тронутые тлением трупы лежали один на другом. Так как стреляли, так и падали. Мать, видно, пыталась закрыть детей, но только первой из всех пала под пулями. Из наганов стреляли, гады. Гильз нету. Потом их шомполами выбивали. Вон они, в углу лежат! Офицеры накрыли трупы валявшимися здесь же одеялами и вышли из ставшего братской могилой помещения. Резкий трупный запах, казалось, преследовал их везде. Пойдём в сад, что ли, – с трудов выговорил Полунин. Куда ж теперь? В саду было прохладно. Свежий ветерок с моря приносил резкие запахи соли и ещё чего-то. Припахивало гарью и смертью. Надо бы одежонку хоть какую поискать, – сказал Полунин. Без документов и в форме нашей далеко не уйдёшь. Поищи в тачанке, а я насчёт еды посмотрю. Раньше здесь такие погреба были. Может, не всё красные съели и выжрали! Минут через пятнадцать беглецы встретились в саду. Брусенцов принёс с собой ворох одежды, четверть самогона, корзину гранат и мешок рыбы. Нашлись и два нагана, германский штык-нож, и, даже, украшенная анненским темляком офицерская шашка! А в мызе найти что-либо вовсе не удалось! Переоделись. Маскировка мало что давала. Два мужчины строевого возраста вызывали явное подозрение и так и просились на проверку документов. С зело очень быстрой последующей переправкой задержанных в штаб Духонина. Что на диалекте красных всегда обозначало расстрел и попадание к расстрелянному в 1917 году руководителю Ставки верховного главнокомандования, генералу Духонину! Но по сто грамм и перекус – было тем, без чего силы бы быстро кончились. Запив водой из железной бочки, стоявшей под сломанным теперь водостоком крыши, переоделись, поделили в найденные в доме заплечные мешки рыбу, гранаты и подобранные в саду падалицы яблок. Самогон тоже нашёл свое место. Наганы за пояс, а нож Полунин взял себе. Шашку, как ни было жаль, конечно пришлось оставить. А затем выпрягли из тачанки двух коней, подседлали одеялами и наспех приспособленной тачаночной сбруей, а пулемёт с патронами аккуратно запрятали на чердаке полуразрушенного дома. Оставалось хлестнуть по крупу оставшуюся в тачанке лошадь, и все следы их пребывания были уничтожена. Пора в путь! Тачанка под уклон уносилась в синюю даль, свежий ветер трепал гриву оставшегося в одиночестве коня. Там же была и шашка, которую в самый последний миг сунул под козлы Брусенцов. Полунин вспомнил, что всего в нескольких километрах, в сухих плавнях, Лемке хранил свой рыбачий баркас, имевший парус, вёсла и мотор. Туда друзья по несчастью и решили пробираться, a там, по воде, либо в сторону Грузии, либо в Турцию, либо в Болгарию. Куда удача, или кривая вывезет! Вечерело. Стук копыт звучал приглушенно. В быстро наступающей тьме всё меньше и меньше было шансов попасть на конные патрули красных. Да и зелёные тоже не жаловали пропадающее и гибнущее российское воинство. Охотились на отдельных представителей белого движения и местные мусульманские отряды крымских татар. Помощи кроме как от самих себя, ждать было неоткуда! Ночь провели в плавнях, a к утру нашли причал, запасы горючего и баркас! Видно ждали ротмистра домой, готовились отходить всей большой семьёй в море, предпочитая погибнуть там, чем остаться с большевиками. Да вот, человек предполагает, а Бог располагает! Был запас еды, одежда и даже два охотничьих карабина с очень хорошим запасом патронов! Bладельцы всего этого валялись без погребения на развалинах собственного дома! Решили бензин поберечь, идти под парусом. Погода вполне это дозволяла. Но пришлось переждать. Баржа-сухогруз под красным флагом прошла в небольшом от места, где они прятались, отдалении. Bот море чисто, в путь! Парус поставлен, Полунин был на шкотах, а Брусенцов за рулём. Ветер дул в бейдевинд, баркас шёл ходко, обжегши с непривычки руку о верёвочные фалы, Полунин перегнулся через борт, что бы ополоснуть руку в воде и обмер. Гляди, – только и вымолвил он. Вода была прозрачная, внизу, на глубине метров трёх, сквозь толщу воды просвечивали золотые офицерские погоны. Они стояли рядом с друг другом. Волосы вились под струями придонного течения, и маленькие юркие рыбки казалось целовали утопленных в глаза и лицо, склёвывая то, что смогли!