Текст книги "Эх, Россия. Pulp Fiction"

говорили, не знал ярл. Да и не очень вслушивался. Всё его существование было направлено на морские походы летом, торговлю добытым и полученным рабами с его земель зимой. Пышные пирушки и попойки, охота, гостьба у соседей, приём их. Никогда он не думал о том, что может попасть в плен. Погибнуть, быть раненым – да! В бою это один из возможных путей. Однако, лежать вот так, связанным и беспомощным, среди своей погибшей дружины? Надо освобождать руки и дать свой последний бой! Эй, ты, – обратился ярл к бывшему черпальщику. Скажи рабам этим, что я стою много, за меня богатый выкуп дадут. Золотом! Обогатитесь! Эрик, – услышал он в ответ. Местные люди совсем не знают, что такое деньги. И золото им не нужно. Есть его нельзя, а украшения свои они из ракушек и речного жемчуга делают. Лежи тихо! Мы тут посоветуемся. Может, и сам живой останешься. Лежавшие вокруг него товарищи по драккару несли на себе ясные признаки отравления. Это, значит, пока мы по берегу бегали, корабль искали, кто-то в еду и питьё отраву положил. Я не ел и не пил ничего, и живой. А остальные все погибли. К такому неутешительному для себя выводу пришёл ярл. Скоро на месте стоянки остались лежать голые тела викингов. Всё оружие, одежда и припасы были погружены на его же корабль. Низкорослые люди стащили драккар в открытую воду. Эрик, лишённый своего вооружения и доспехов, раздетый до портов и нательной рубахи, тяжело передвигаясь из-за связанных рук и ног, дошёл до берега, где ему помогли подняться на борт. Тяжёлая цепь бывшего раба была одета на шею. Конец её окутал его тело и ноги. И в таком виде верёвками, сделанными из сухожилий оленей, ярл Эрик Свирепый был прикреплён к подножию мачты. Бывший раб поговорил с местными, и пятеро из них остались на корабле. Остальные сели в странные, сделанные из шкур лодки, и вышли в море. По команде нового кормчего парус был опущен, cам он встал у руля, и драккар легко пошёл в открытое море, набирая скорость и оставляя позади лодки местных жителей. Ближе к вечеру берег слева по борту плавно перешёл в устье большой реки. Туда-то и вошёл корабль. А выше по течению лежало большое стойбище. Оно и было конечной целью перехода. Драккар врезался в песчаный берег, затем его вытолкали почти весь на песок. Трап соединил палубу с окружающей ныне его землёй. И только сейчас бывший черпальщик позволил себе немного расслабиться. Около года провёл он на цепи, доедая объедки после трапез викингов. Мёрз, голодал, но не терял надежды. Верил, что Бог его выведет. Ждал удачного момента и приближал его. Около года назад на ватагу поморских охотников, шедших для промысла на Грумант в районе, обычно свободном для мореплавания, напали два драккара. Силы были не равны! Поморы всё же приняли бой, но полегли почти все. А он, Никита Седов, был оглушён, взят в полон и после доставки в родовую усадьбу Эрика Свирепого, подлечен и направлен в подпалубное пространство. Сила там требовалась недюжинная, долго не жили черпальщики, так что оказавшему сопротивление руссу было там самое место! А ещё двух его ватажников продал ярл кому-то из соседей. Вот их то выручить и собирался ватажный атаман. Пути тут было два. Либо доставить Эрика в родной Новогород, а уж там менять. Либо дождаться здесь, когда придут его выручать, а уж там и тогда, договариваться! И оба плана были нереальны. Первый потому что викинг не шкурка песца. На себе не понесёшь. Сам не пойдёт, а идти очень и очень далеко. И второе. Местные жители вовсе даже не собирались прощать морским разбойникам коварное нападение. А тут, под рукой, вожак нападавших! И что ты им скажешь? Правы они! А второе в силу первого сразу отпадало. Нет викинга, и торга нет. Совет племени собирался в самом торжественном месте. Огороженная площадка с десятком устрашающих деревянных фигур, лыковый шалаш верховного шамана, вытоптанная поляна. Тут собрались все мужчины племени. Никита говорил на языке лопарей-самоедов, проживавших на землях Великого Новгорода. Пришлось рассказывать свою историю. Его с трудом, но понимали. Именно это и позволило ему, когда, сумев освободиться от цепи, замки которой давненько подпиливал украденным в первые дни и лихо припрятанным точильным бруском, он убил своего стража. И именно тогда он, заметив бесшумно окружившие корабль обтянутые шкурами байдарки, переговорил с прибывшими мстителями. А потом помог расправиться с остальными. По его совету драккар стащили на воду, и он отвёл его далеко в сторону, за выступающий мыс, где с помощью местных опять вытащил на берег. А когда викинги на берегу искали пропавший корабль, пришельцы отравили ядом их еду и питьё. Hичего необычного здесь не было! С коварным врагом надо было воевать всем, чем придётся. Местная мораль это вполне допускала! Чем аукнётся, тем и откликнется! Вскоре решение было принято. Вытащенный на берег драккар весело пылал. Его густо просмолённые борта были хорошей пищей огню. А ярл Эрик Свирепый прекратил своё существование ещё не скоро. В битве с викингами погибло очень много мужчин племени. И стал работать гордый потомок Одина над увеличением народонаселения. А что бы не пришло ему в голову совершить побег, или самоубийство, то сам главный шаман этого племени, предварительно напоив бывшего ярла настойкой на мухоморах и бледных поганках, перерезал ему пяточные сухожилия, пока он спал. Жить вполне можно, но не побегаешь и не повоюешь! Не было у местных жителей совсем рабов, а вот сейчас пришлось завести одного. Чисто, для хозяйственных нужд! Вскоре отдохнувший, набравший свою прежнюю силу и вес поморский атаман вышел в далёкий путь. Его сопровождал проводник, знавший дорогу до того места, где начинались земли иного племени. А там и до Новгорода славного добраться можно. Запасы еды, подаренные меха и часть оружия везли вьючные олени. Далека дорога, но осилит её идущий. А там, кто знает. Наберёт ватагу атаман, да и вернётся сюда, в лесное раздолье. Море морем, но и на суше новгородцам охотиться не раз доводилось. Так что, не привыкать стать!

И где она правда жизни?

Когда то, давным давно, в Союзе судили двух писателей. Синявского и Даниэля. Чего они там с гадом Хрущёвым не поделили, не скажу. Со слов одних, люди это были открытые и честные. Несли всегда разумное, доброе, да и на вечное замахнулись. Чего на уме, то и на языке. Ну, оттепель же стоит хрущёвская. Мели. Емеля! Твоя неделя! Вот и создали прозаики книжицу, со скромным наименованием «Говорит Москва». За бугром гадским её встретили на «Ура». Вона, говорят, когда и где падение Сталина и Берии коммуне отрыгнулось! Всплыла правда-то! Как цветок в проруби! А внутри страны такого дикого энтузазизма не было, совсем даже наоборот. Ваще! О происках скрытых вражин заговорили! Которые были и властью обласканы и потребляют всего прочего досыта, но гадят стране на голову, в силу такой вот их гадской сущности. И те и другие на книгу бедную ссылаются. Первоисточник! А нам-то, обывателям, содержание её неизвестно. Темна вода во облацех! Сурово! Правда, народ советский не очень себе заморачивается. Пьёт недавно выпущенную водку со звонкой такой кликухой «Коленвал», продукты по магазинам вовсю скупает, ширпотреб всякий-разный, хорошеет, плодится и размножается. Один журнальчик юмористический прокололся даже, карикатуру выпустил на двух негодяев, в которой использовал истинную обложку книги. Как за бугром у них было. Увидели мы! А на ней изображены такие репродукторы на столбах, которые в войну были, с них кровь течёт. Ужасти-то какие! Пресса нагнетает, упирая на то, что в книге этой опорочено всё светлое и для народа святое. Голоса злые заграничные по ночам тёмным вещают, требуют: «Bставайте люди русские, на страшный бой, на смертный бой.» За правду, справедливость и демократию. А из-за чего шум, гам и драка, всё равно мы без понятия. Ну, не читали, что с тёмных возьмёшь? Как говорят, с неграмошных! Прошло время, писателям срока сунули, книгу за рубежами издали, и опять наступила тишина. Хотя, можно бы и по Пушкину Александру Сергеевичу. Типа: Повешенные повешены, но участь тех кто в каторгу захромал, ужасна! Ань, нет. Все себе молчат. За бугром погрели руки и забыли, a внутри страны и шума то, кроме волны говённой искусственной, не было. C тех пор понеслось. Пастернак херню какую-то слабую написал, которую и читать, продираясь сквозь мутный смысл, трудно. Стихи, правда, в конце великолепные. Ими бы автор ограничился, ни ему, ни другим никаких заморочек бы не было. А так, cобирайся, осуждай, да ещё из-под угла некто Галич подвякивает про то, что всё у него схвачено, поимённо вспомним всех, вот только наше времячко придёт! И – за рубеж! Поэт Галич был от Бога! Ей-пра! Силища! И писал бы себе от русских корней отталкиваясь, давя и не давая в себе всплывать местечковому такому «Геволт!» Не смог, и как поэт быстро кончился. Высоцкий сгорел в сорок три, разрываясь и себя с кровью наружу выплёскивая. Жена в Париже, денег за рубежом заработать может выше крыши. Народ любит, партократия ненавидит. Но про страну свою, народ русский никогда слова плохого не сказал! И в прошлое не плевал! Ныне классик! А вот унзере либер гроссише Гроссман Василий. Чего он там написал, какие-такие великие эпические произведения? Да одна «Звезда» еврея Казакевича заткнёт за пояс все его тысячи страниц. Хотя до войны писал и публиковался Казакевич, в основном, на идише! А Некрасова» В окопах Сталинграда?» Симонова и Стаднюка, кровью преданность стране доказавших, лично воевавших и дело туго это знавших, книжищи? Целое «Поколение лейтенантов» в прозе и поэзии? Они что, в другой стране жили? Или со зрением проблемы имели? Нет! Но они различали Россию и народ российский, и власть, в то время правящую. Oдно с другим не путали! Иногда власть и народ едины. Ну, нельзя по другому. Никак! Война, к примеру, если идёт смертная. Но, чаще всего, есть власти последователи и есть недовольные. Повод ли это для союза с Забугорьем и причинении вреда своей стране и своему народу? Ответ давайте сами! Как говорил товарищ Сталин: Хоть лежи в грязи, хоть кожаного грызи, а страну свою не продавай. А я добавлю, дороже себе выйдет!

Перекрёстки

В мелкой деревушке Багдади, расположенной под тоже по современным меркам, не крупным городом Кутаиси, страны именумой Российская империя, в конце 19 века родился на свет мальчик, которого назвали Ладо. Что по-русски означало – пацана зовут Владимир. Папа был служащим Закавказской железной дороги, а мама, как ей и положено, сидела дома. Они, конечно, не бедствовали. В семье все члены и нет были Гудиашвили, как папа и мама, так и бабушка со своим дедушкой. Так что он тоже носил эту малоизвестную в то время, но прославленную этим мальцом фамилию. Не совсем сразу, конечно, а по мере произрастания и развития своего высоко художественного дарования. Да, талант был, и талант этот был художественным. Рисовать наш паренёк начал рано, но зато занимался этим до самой старости. За это время рухнула Российская империя, меньшевистская Грузинская республика, прочно стала на ноги Советская власть, а он всё себе рисовал картины и рисовал. Правда, с довольно известными отклонениями от своего художественного убеждения и внутреннего голоса. Совершенно разительную картину в смысле обрисовки событий, а не положения отдельных моментов фантазии или действительности на холст кистями, да ещё и мазками, составляют такие полотна, как «Бишкен и Бека Опизари», живописующие ювелиров средневековой Грузии, или некий «Сон Серафиты», изображающей героиню во время глубокого сна, в гробу, с гривой волос, стремительно растущих и заполоняющих всю Картли. А! Да! Тут надо сделать лирическо-эпической отступление. Патриоты Грузии, чего-то там борзо зело камлающие про её священные границы и территориальную целостность, как то очень быстро позабыли историю своей страны. В средние века делилась она, страна Грузия, которой тогда и в помине не было, на три царства: Картли, Кахети и Имерети, ну ещё на феодальные владения, никому не подчинявшиеся, и вольных сванов, пшавов и хевсуров, вообще всех в известное место прямо посылавших. K моменту вхождения в могучую Российскую империю, заключая Георгиевский трактат, Грузия представляла из себя жалкий огрызок, выплюнутый персами и турками и пропущенный через пищеварительный тракт верблюда. В соответствующем виде! «Платон мне друг, но Истина дороже!» Цитата! Не надо обид! Это всего лишь метафора! Миша Грузинский и не такое себе позволял и позволяет! Так, бишь, о чём это я? А, вспомнил! Ладо Гудиашвили войдя в лета и остепенясь, легко понял. Талант надо не только развивать, но и хранить. Желательно, вместе с головой! А поскольку в молодые годы он несколько лет жил в городе Париже, где чуть позднее можно было легко встретить меньшевиков из правительства канувшей в Лету буржуазной Грузии, Жорданию, например, или там Чхеидзе, (а где я слышал недавно эту звучную русскую фамилию?), осознал, надо всё же подпустить немного, но Коминтерна топота. А то вот некий поэт Тициан Табидзе заблуждался, стихи писал хорошие всякие, иногда и правильные, но сгинул, как чурчхела во рту ребёнка. И извергнут был в соответствующем виде. Так что наш Ладо прекратил писать всякую ахинею, возвеличивая средневековую прелесть и мощь Грузии, а перешёл на другое, пересмотрев свои взгляды. Венцом творения этого творческого периода было воспевание трудовых успехов пролетариата в Зестафонигэс и на марганцевых рудниках, если я не ошибаюсь, в Тквартчели, a также яркое изображение лучших людей страны, в понимании cоциалистического реализма и соответствующего отбора! Всё вот это вместе взятое, позволили народному художнику Грузии прожить славную жизнь, остепеняться, получать награды и премии, выставлятся. Короче, жизнь удалась! Да и смерть!

А вот несколько иной пример, также архилюбопытный и поучительный. В той же славной деревушке Багдади, в семье лесного объездчика польского происхождения, родился, что интересно, тоже мальчик. Семья эта прозывалась Маяковскими, я перечислять всех не буду. Поверьте на слово, ну все были Маяковскими. Семья, не смотря на это, тоже не бедствовала. Пришло время, и ещё один пацан начал посещать гимназию, где учился и пресловутый Ладо! Только вот устремления этого мальчика были направлены на покорение поэтического Олимпа! Что там между ними было в «юные годы чудесные» я не скажу. Не знаю! Но не премину заметить. Эта деревушка была просто-таки оранжереей талантов! (украдено мною у Булгакова). Но ведь, факт! Из такого числа, два, как минимум, гения. Однако! Впечатляет. Темой моего разговора, отнюдь, тоже слово любимое, вовсе не является умаление польской нации. Смотрите. Наряду с двумя, а то и тремя самозванцами эпохи русской вселенской смуты, Маяковский! Да и Ванду Василевскую с маршалом Рокоссовским в мешок не спрячешь! Так что, хоть поляков нам благодарить не за что, но и заслуги их в развитии России есть. Не будет же Ржечь посполита отрекаться от кроткого нравом поляка Дзержинского, знатока языков палача Менжинского и прочих Шахраев. Извините, тут я ошибку допустил. Хотел с маленькой буквы, а вышло вот так. Свалю на неквалифицированную машинистку! Итак, некто Маяковский. Поэт от Бога, любитель кофт жёлтого цвета и автомобилей американских марок. Не побрезговавший однажды и вчуже ему иностранным пистолетом, для решения личных проблем в запутавшейся жизни. Кредо его – слова: Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю атакующий класс! Лучшие, по не моему мнению, произведения: поэма «Хорошо!» и поэма «Владимир Ильич Ленин». Вообще-то как чудесно, сидя на завалинке, самому пописать стихи, а также послушать по радио «Я земной шар чуть не весь обошёл. И жизнь хороша, и жить хорошо. А в нашей буче, боевой кипучей, и того лучше!» Тут что ни слово, то перл, образ наслаивается на образ и образиной погоняет. «Хорошо» – лучше и не напишешь. Поэт, нашедший в низведённой до нуля стране средства, позволяющие легко совершать кругосветные путешествия, лично убедившийся, что с деньгами везде хорошо, смело утверждает, в российской буче ему и того лучше! Как-то не видится тут автор, могущий утверждать что не всё так оптимистично, как ему кажется. И, тем не менее, в тридцать семь лет «лёгший виском на дуло». Какое-то тут противоречие влезает, или закрадывается. Не может «всё хорошо», привести к самоубийству. А-то слова старого пересмеха вспоминаются из песни про сало, которое свисало. «И так мне было хорошо, что стало плохо!» Такие там актёры были. Я тащился просто. И чего прекрасные талантливые люди зарывают в землю талант и выкапывают томагавк войны? Не пойму! Да и Евангелие осуждает! А уж в поэме про Владимира Ильича автор отрывается по-полной. Чего стоит одна гноссеология! Это я для придания научности. Так положено. Потерпите, люди! Я уже недавно цитировал эту фразу: «Призрак коммунизма по Европе рыскал, уходил и вновь маячил в отдалении. По всему по этому, в глуши Симбирска, родился обыкновенный мальчик Ленин» Конец цитаты. Чего здесь больше, поэтического наива, или полемического задора, стремления все до одной из своих книг сделать партийными, не скажу. Но, таки, перл! Вы только подумайте. По Европе рыщет образное выражение, призрак некоего Коммунизма, а в русском Симбирске рождаются мальчики. Смелое, данное очень большим и талантливым поэтом гиперболизированное устремление мыслы вверх и дыбом. Где-то, я бы даже сказал, пучком! Про семейные дела в поэме говорится немного, но существенно. Юный Ленин, когда за террористическую деятельность и отсутствие раскаяния был повешен старший брат, маме своей сказал, как поклялся: Мы пойдём, но мы пойдём путём иным! И пошли, и пришли, так что нонче историю государства российского мы все рассматриваем с разных ракурсов и к консенсус никак не придём. Как говорится, сходил, так сходил. А автор поэмы, отговаривающий после смерти Есенина от самоубийства, сам пошёл по пути последнего и канул в никуда, где «пустота, летите в звезды врезываясь. Ни тебе аванса, ни пивной – трезвость! «Но и это не конец нашего повествования о престранных и ужасных судьбах отдельных личностей, от которых зависел ход истории. Итак, Симбирск —заштатный город, тем не менее, являющийся губернским. Почти конец сумбурного 19 века. Год 1870-тый. Апрель. В особняке действительного статского советника Ульянова, так называемое, прибавление в семействе. Рождается мальчик и его нарекают Владимиром, что и определяет судьбу младенца. Среди Владимиров Великих, Красных солнышек и Владимиров Путиных появляется Владимир Ильич Ульянов, чья дальнейшая судьба подтвердит правильность пословицы или поговорки: Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт! Владей миром, так можно перевести с русского название, данное при рождении гиганту мысли и отцу отнюдь не русской демократии, а махрового пролетарского культа, называемого ласково и нежно диктатура пролетариата! Но, это будет не сейчас, и не сразу! Про детство маленького Владимира мне лично известны три истории. «Он тоже бегал в валенках по горке ледяной», подаренную ему игрушечную лошадку, спрятавшись в комнате за дверью моментально и пытливо раскурочил, да ещё то, что тренируясь во властных навыках командовал младшей сестре «Шагом марш под диван! Выходи из под дивана!» Вот, пожалуй, и всё. Да! Ещё я не раз видел некий памятник. Ребёнок стоит, опираясь на большую стопку книг. Символический образ. Сразу видно, до чего может довести неумеренное и бесконтрольное чтениe ребёнка! И, как это не странно, этот Володя тоже пошёл в гимназию, правда не в селе Багдади, это уже был бы перебор, а здесь же, в городе Симбирске. Ну, так вышло! Я не могу отвечать за это событие. Я предпочёл бы, что бы Ленин родился в каком-нибудь Лионе, а учился уму унд разуму в Сорбонне, русский язык вообще бы не знал, и Россию никогда не посещал. Мечты, мечты! Sweet dreams! Увы! В гимназии Володя судя по литературным источникам преуспевал по все предметам, (какой многогранный человек, какая будущая глыбища) но, придя домой, любил поразить семью словами, типа: Из греческого пять, из латинского пять. Я сам при этом не присутствовал, однако, верю литературным источникам. Папа паренька работал на тяжёлой ниве народного просвещения в масштабе всей губернии и, естественно, курировал гимназию, где учился бойкий ребёнок. Будучи мордвином по национальности и штатским генералом по сути, папа передал Володе природное упрямство коренных обывателей Поволжья и стремление стать набольшим, крайне присущее тем, кто выбрал для себя продвижение по карьерной лестнице. А если учитывать корни по матери, то легко объяснить и грассирующий акцент, и страсть к образованию, и скрупулёзное внедрение во всё плановости и учёта, а также бережливость, порой переходящую в скупость! Рос и этот ребёнок. Государство, как могло, влияло на выработку взглядов и характера дитя. Повесив старшего брата Владимира, Александра, государство заполучило в лице членов этой семейки кубло революционеров, крайне негативного типа. Революционерствовали все яро и ярко, вплоть до примкнувшего зятя, некоего Елизарова. Результаты были для государства Российского, увы и ах, крайне-крайне неутешительными. Боровшиеся с ветром, получили бурю, и, снявши голову, плакали по волосам! (это я красиво завернул!) Hезаметно для окружающих, Ульянов превратился в некоего Ленина, а тот стал жупелом всего прогрессивного человечества. Да, да! Я не боюсь этого слова с мистическим оттенком! Mы, россияне современные, имеем сейчас продолжающее жить бессмертное учение и жупел в печени от его последствий! Но, и это не совсем конец истории совпадений и странного наполнения гимназий в веке девятнадцатом. Дальше – больше, как точно определила одна девица, которая методом научного тыка исследовала карман собеседника. Вспомним, однако, что маленький Володя учился, и учился не в бурсе, или реальном училище, даже не в четырёхклассном городском и не в прогимназии, а в гимназии классического типа. Учились там восемь лет, и давалось ученикам прекрасное по тем временам образование. Kак вы думаете, кто направлял весь учебный процесс, вёл педагогический коллектив и учащихся к овладению Олимпом знаний? Никогда не догадаетесь! Да, я сам скажу, не бейте меня пожалуйста! Директором гимназии, давшей будущему вождю всемирного пролетариата всё необходимое в смысле изощрения интеллекта, был некто Керенский, отец первого русского премьер-министра российской, свергнувшей царизм, демократической республики! Не слабо? Это вам не поэт с художником, пусть даже очень известные в узких кругах! Два премьер-министра России сидели в одно время в одной гимназии, посещали молитвы, сходы и туалет, может дружили, или друг друга не любили, но в одном и том же месте и в одно и тоже время. Эта вот оранжерея, пожалуй, поинтереснее будет! Таких фруктов вырастила! Так что когда в суровом и мокром октябре года семнадцатого, переодевшись в женское платье и на машине американского посольства, некто Керенский линял в срочном порядке из Зимнего, то я лично не могу исключить такого момента. Снял, бродяга, трубочку, да позвонил однокашнику. Мол, Володя, я своё отпановал, ты мне всё же кент по воле, давай, принимай бразды. Только мне не мешай! Я на пароходе мотаю в США, где и умру в далёкие семидесятые. Извини, если что не так. Ты уж сам всё доделывать будешь. И слинял в прекрасное далёко! Которое вовсе не стало к нему жестоко. Поскольку, может камушков наковырял из короны Российской империи, а может себя продавал, в известном смысле конечно. Таки – до седин и веков мафусаиловых дотянул, a преемник его дуба дал. И тяжело отошёл в сонм вечно живых, сохраняя как земную оболочку, так и духовное влияние. Вот такие истории происходили, а, может, и сейчас происходят на просторах родного края. О чём нам не преминет сообщить рупор чисто демократический «Эхо Москвы!» (Прошу извинить. В последнем предложении про «Эхо» какой-то минет появился. Сообщаю легко и сразу. Я этого не говорил. Оно само выламывается из текста.) Автор.