Текст книги "Эх, Россия. Pulp Fiction"

Утренник

Зима была уж очень холодная. Заяц решил подкрепиться вкусненьким, шасть во фруктовый сад и давай яблоньку молодую снизу обгрызать. Ест, да нахваливает: Вот вкуснотища! И создал же кто-то такое чудо природы. Летом яблочки на ней сладкие, зимой кора полезная, прямо хоть стражу к ней приставляй, что бы другие не ели. Заботится природа о нашем брате – зайце. В эту пору есть нечего, а тут, на тебе, целый сад фруктовый. Только успевай, грызи! Так кору и распускает на верёвочки. Для лучшего усвоения. Тут яблоня ему и говорит, слышь, длинноухий, остановись. Я ж без коры-то дуба скоро дам, окочурюсь в смысле. Какие тогда тебе яблочки будут? Только заяц умный был, почти как чукча. Это ты врёшь, однако, говорит. Яблоки у тебя на ветках растут, а я у самой земли грызу. Ты иди и сама посмотри, померяй. Где одно, а где другое? Но и яблоня не успокаивается. Куда, – говорит, – я идти должна? Хоть ты и пенёк, да понимать должен, я же дерево. Так что ходить никак не могу. Вот тебя не удивляет, что я с тобой разговариваю? И правильно! Я генететически модифицирована. Так и кретины-учёные пока ещё не дошли до такой стадии идиотизма, что бы деревья ходить учить! Чего же тогда было бы? Ты за яблоком, я бежать, да ещё и корень тебе на ходу подставлю. Врубаешься в секу, чумизол мохнатый? Я тебе сейчас по-понятием всё объясню, покумекаем по-свойски! Вот ты кто? Заяц? Нет! Задрот недопереваренный. Чувырла братская мохноногая. А я к тебе запросто. Словно с равным толкую. Цени. Заяц немного на время опешил, но есть не перестал. Так сквозь кору яблони недопережёванную и говорит: И где ты, продукт пищевой, блатовать научилась? Смотри, тля, пасть я тебе порвать не могу, моргалы не выколю, чего нет, того нет, но обнажу тебя и голой отнюдь не в Африку пущу. На среднерусской равнине на морозе оставлю. Не буровь чего ни попадя, обоссу и заморожу! Так было, есть и будет с врагами народа нашего. И даже в позу встал. Только тут тень какая-то на него упала. Глянул, а бежать поздно. На хвосте его могучая волчья лапа стоит, над ним волчара огромный возвышается. И ужас каким басом жутким говорит: Частное охранное агентство: Люпус ест. Прибыл в сад согласно договору. Милая дамочка, кто тут попирает оговоренныё в нашем договоре права и свободы фруктовых? Я как только, так сразу. Имею разрешение на съедание по лицензии, как грызунов, так и копытных. В рабочем порядке. И к зайцу: С кем имею честь? Грызун, копытный? Документы об это место. И лапищей на снег перед собой указывает. Ежели копытный, удостоверение на право ношения рогов! Побыстрее. Теряем время. Обеденное. Я как чуствовал. Волчиха говорит, возьми, Серый, бутерброды, а я ей, так, на бегу перекушу. И точно. Так! На бегу! Заяц отчётливо затрясся. У меня документов никаких нету, – промолвил бедняга. А есть меня нельзя. И рогов у меня нету. А куда же ты их дел? – поинтересовался волк. Сменял с Рудольфом на сладкую шоколадку. Симулирует сумасшествие, – проговорил представитель ЧОПа. Слышь, чучело, какой тут может быть Рудольф, если я здесь? Это кто? Олень, – отвечал заяц. Деда старого возит. По миру, ну и там далее. Сантой Клаусом называется. Олень – это хорошо, – проговорил волк. Тебя мне мало будет, а с оленем в самый раз. И Санту твоего пристроим. Чего так ходить? Будет почту таскать. В самые отдалённые районы. На снегоходе. И тут фигура волка скрылась в тени подошедшего к ним человека. Чукча, однако, – представился тот. Охранное агентство Абрамович и чукча. Все предъявили тута мне лицензии. Ты, указал на яблоню, и документы, подтверждающие право на земельный кадастр. Ты, к зайцу, справку о месте и стоимости приобретённых тобой мехов. В иенах. Ты, волку, покажь нам жилетку, гармонь, охотничий билет и справку с места жительства. Я чукча. Намёков и подкупов не понимаю. Моего совладельца здесь нет. Kак говорят вологодские ребята «Шаг влево, шаг вправо, прыжок, считаются побегом, огонь конвоем, мной значить, открывается без предупреждения. Но, для начала. Прошу представителей пограничной охраны и местного населения выйти из укрытия. Из-за деревьев выходят Дед Мороз и Снегурочка. У деда АКМ. У девушки посох. Дед Мороз своим автоматом прикасается к яблоне и говорит: Всё хорошо, что хорошо кончается. Какое счастье. Заяц принял ёлку за яблоню. Нам и искать не надо так долго прятавшееся от нас новогоднее дерево. Вот оно! Снегурочка посохом касается дерева. Ёлочка, зажгись. Зажигается транспарант: Если ёлки истреблять вдруг решит честной народ, станут все употреблять покупной лишь кислород. А природный – он лучшей, знают чукчи с малышей! Берегите зелёные насаждения!» Снегурочка исполняет дивертисмент в стиле борьбы нанайских девочек с нанайскими мальчиками, вокруг все остальные водят весёлый хоровод! Занавес.

Засада

А неплохо кого-нибудь отодрать, – подумал гвоздодёр! И, действительно, отодрал! Между прочим, каламбурчик! Мысли в голову лезли всякие, так как делать было нечего, кроме того что сидеть, по-возможности меньше двигаясь и не издавая звуков. Говорить тоже было нельзя. И курить, есть и пить. А вот чего хотелось страстно, так это чихать! Знаете, так вот в голос, с наслаждением и очень громко. Я тёр себе под носом пальцем, давил на верхнюю губу, и пока удавалось сдерживаться. Дело был на чердаке огромного серого дома на Пироговке. Там ещё внизу был магазин «Гастроном» и на площади перед ним какой-то странный памятник. В памяти остался огромный шар. А вот чего к нему прилагалось, там, голуби мира, играющие детишки или футболисты, теперь как отрезало. Был я один. Напарник осторожненько свалил вниз. Пора было нам определиться, с едой и с питьём чего-нибудь срочно решить. Сколько тут сидеть, не мог знать никто. Устроившись за колонной на старом ящике, я следил как за входом с крыши, так и за уходящей в глубину перспективой чердака. Особенно мне было жаль моего чудесного, недавно пошитого серо-голубого костюма. Если вы не знаете, то я вам скажу. Все опера МУРа ходили на работе только в костюмах и сорочках с галстуками. В любую жару и холод. Естественно, зимой одевая сверху пальто. Пистолет в оперативной кобуре всегда был слева на брючном ремне. А второе оружие, авторучка, в нагрудном кармане. Наручников с собой не было. Никогда никаких дубинок. Они, якобы, где-то имелись, но разрешать их применение никто и нигде не собирался. Два автомата имелись в оружейке, но их тоже никто и никогда не выдавал и не брал. Шёл 1971 год. Лето. Жара была просто сумасшедшая. Горело чего-то постоянно. Не так как в году следущем с пожарами торфяников, но тоже дышать особливо в Москве было нечем. Я учился и работал. Перешёл на пятый курс. Жена должна была вот-вот родить. Дел выше крыши, а я сижу и ничего не делаю, именно это от меня в данный момент и требуется. Вчера ночью наш автопатруль, проезжая по Пироговке, обнаружил огромный цветной телевизор, мирно стоящий посередине улицы. Рядом никого не было. Телевизор загрузили в «Москвичок» и доставили в отделение. А утром мне пришло сообщение о краже имущества в подвальном помещении того, что теперь бы назвали кратко офисом одной из организаций. Пишушие машинки в чехлах, фотоаппараты, спортивные кубки, вещи сотрудников, деньги из сломанного железного ящика. Он так и стоял сиротливо в углу на своём постаменте, стыдливо отворачивая на сторону свороченную дверцу. Всё перевёрнуто, побито. Зачем? Чиновников не любят? За что? Именно их сильно достали? Впряглись в работу, то, да сё, информация. Какие-то приезжие подростки основались на чердаке того самого серого дома. А результат – засада!

Серая тень заслонила проход чердака. Шли двое. И несли чего-то. Сюда, Маш, – услышал я мужской голос. Я тут место лёжки нам оборудовал. К свету из чердачного окна вышла парочка. Он и она. Лет по двадцать на вид. Во, гляди сюда, – продолжал мужчина. Сколько терпеть можно? Твоя мать никогда видно не уедет. Не понимает что ли ни хрена? Свадьбу сыграли уже два дня как, а комната одна. Устроилась старая, стоит как наши под Москвой. Поживу, поживу! Нам три дня после Загса дали отпускных. И два уже прошло. Как и две ночи. Завтра на работу, ты ж как была девкой, так и остаёшься. А мне каково? Ребёнка хотели, так от духа Святого он что ли будет? Так что давай здесь. Вот у меня Шампанское есть, простыни взял, даже фужер и шоколадку! И ребята прямо приступили к своим делам. А мне-то чего было делать? Я, видя их занятость, аккуратно отошёл к другой стороне чердака и спустился вниз. Мешать молодожёнам мне вовсе не хотелось. Правда, им могли помешать преступники, но мы с вернувшимся напарником перекрыли подходы к крыше. Попасли так часа с два-три, да и ушли. Опять на чердак. Где к вечеру и повязали троих приехавших из Казахстана детишек лет по семнадцати, a вскоре изъяли и добычу. Подростки были уже по разу судимые, сказали, мол, Москву решили посмотреть, да башли кончились. Пришлось добывать. А офис погромили потому, что туалет был закрыт на ключ, а кому-то приспичило. Так потом и пошло. Ломать, так ломать! Вот такая засада у меня получилась жарким летом 1972 года!

Гвидон… исторические хроники

Гвидон умирал в конвульсиях. И кто бы мог подумать, что его папочка, пресловутый царь Салтан, обратит внимание на какого-то жалкого комара, севшего на его руку, и хлобыстнёт со всей дури? А теперь, практически размазанный по коже и небрежно сброшенный на дубовый пол, Гвидон жалел о том, что прекрасная царевна Лебедь, могла бы предусмотреть такой вариант. Всё ж, и звезда во лбу горит не у всякой, и в птичку обращаться дано не каждому! Только зря переживал волшебный герой. Всё уже было учтено, взмерено и отвешано. Лёгкое дуновение ветерка, останки поднялись в воздух и нежные зефиры с эолами доставили пострадавшего к возлюбленной. Несколько пассов, скороговорка заклинаний, и вот наш Гвидон на ногах! Срочно сменив запачканный кафтан и шаровары на новое одеяние, Гвидон уселся в тронном зале и задумался. Повторять разведывательные полёты царевич вовсе не собирался. Ищи дураков! Ему не понравился сам процесс размазывания. Переживать ещё раз не хотелось. Идея пришла в голову быстро и идея хорошая. Действовать через агентов влияния! Кто у нас, во времена старозаветные, развитием радиотехники не отмеченные, является активным переносчиком сплетен, слухов и истинной информации? Правильно! Прирученные и прикормленные купцы. А что бы их заинтересовать, надо создать нечто запоминающееся. Чего у других нет. Папочка тогда сам прибежит. А я-таки выясню, каким образом попали мы с мамой в дубовую бочку, что стало поводом её смерти. Я и сам вот выжил с трудом. Слава Богу моя красотка подвернулась, да и братцы её с дядькой морским Черномором при деле. Город стерегут, да и если купцы на ласковый призыв моих крепостных пушек о причаливании, ответят отказом, куда денутся? В море женины братики беглый корабель переймут и попросят ещё раз! Тоже зело ласково! С милым раскачиванием с борта на борт. Шутка! Надо жену попросить о создании каких-нибудь чудес. Пусть слава разносится. Вот, к примеру, поющая и танцующая белка заведётся. И что бы орехи золотые грызла, а ядра, которые, естественно, из изумруда будут, в мою казну идут. А из скорлупы пускай золотую монету льют, да через купцов с моим портретом на аверсе, и надписью «Целковый» на реверсе по всему свету пускают. Так же за деньги людям показывать три раза в день атракцион: Выход из самого моря синего нашего спецназа во главе со старым перцем! Что бы с повязками были на доспехах. Что-то вроде «НЕВИ СИЛС»! Или «Морской спецназ ГРУ.» Солидно, и каким то образом дисциплинирует. Да и появление бабы моей, эдакой Царевны Лебедя, чем не атракцион? Ходит, пляшет, говорит, а во рту, тьфу, во лбу, звезда горит! Громким голосом слоган, словно в море ураган: Город новый у Гвидона, создан не во время оно, мир и счастье на земле, чарка с водкой на столе, угощение для всех, ждёт гостей здоровый смех! Типа того! Надо будет сказать придворному нашему поэту. Пусть подправит, не трогая смысла, и вперёд. Не зря же я тут классику перечитал. Из одного малого такого образования на Италийском полуострове и из страны дальней, Чином именуемой! Одно «Государь» называется. Некоего Макиавелюшки сочинение. А другое воин писал. Про войну и разведку. Мне его называли, да я подзабыл. А, вот оно. Тут я, на полях газетных «Дейли Гвидон, записал. Лао Цзы! Во! Голова! Ну и сука этот италианец был. Но, всё по-делу! У нас хотя и пушки всякие имеются, но интернета пока нет. Так что будем средневековыми методами пользоваться. А у второго, чайниста, возьму я главу о разведчиках. Тех, кого он называет разведчиками жизни, в отличие от разведчиков смерти, назад не возвращающихся. А эти возвращаются. Только я не сам буду в разведке, мне это Макиавелли никак не советует, а пошлю кого. Купцов купленных! Пускай Салтану княжество моё нахваливают, создают фон для конструктивных переговоров и прибытия! А уж я потом и с сучьей бабой Бабарихой разберусь, с мамиными сёстрами, пьяными гонцами и ближним боярством. Никому мало не покажется. Да и папочка получит на орехи с изумрудными ядрами! Мне отмщение, и аз воздам! По Евангелию нашему миролюбивому! Кровью умоетесь! Христопродавцы! Кто на только родившую мать с дитём грудным руку поднял, обрек их на медленную и мучительную смерть среди вод бурного моря, никакого снисхождения не заслуживают. А султанат к рукам приберу. Или там царство славного Салтана! Благо я есть не мышонка, не зверюшка и боярам не игрушка, а истинный их по праву рождения повелитель. На что им спецназ Черномора и укажет. Во благовременье! Будем ждать прибытия заинтересованных лиц, и без войны произведём операцию эту принуждения к миру. Вот так. Слышь, жена, распорядись! Чего там у нас в печи, всё на стол мечи. Мы, то-есть, покойники бывшие, как и ожившие, есть хотим со страшной силой! Но, поскольку не зомби я, мне брейны всякие разные без надобности. Простая русская кухня. Икорки, там, паюсной, али провесной, зернистой тоже можно, пироги с вязигой, балычок под «Посольскую Гвидоновку», да уха налимья. А затем каши от пуза гурьевской, да в здоровый сон. И не без тебя. Я жену обижать не намерен. Только звезду сыми. Прошлый раз всего меня поколола. Да и сама присоединяйся. Чай мы семья! За твоё здоровье! Будем! Понеслась душа в Рай!

Под Москвой

Обычная солдатская дилемма. Заповедь «Не убий» и каждодневные убийства. И кто виновен? Это – второй вопрос. Те, кто вам отдаёт приказ, сами не убивают. Исполнители же не повинны в смертном грехе, так как волю не свою имели. Вот такая философия. Но, если вы думаете, что солдаты и правда рассуждают о такой хреновине, вы странный человек. Вот сухие портянки, целые сапоги, телогреечка под шинель, шапка на размера два больше, для тепла – реальные ценности. Как и табак, сто грамм, если получится – больше, да трофейная зажигалка. А ежели в «сидоре» тушёнки банка и полбуханки чёрного, вообще праздник. Лежал среди других сугробов, среди кустиков уже ближнего Подмосковья холмик снежный. Неразличимый и неотделимый от таких же соседних. Да только вот этот мыслил, а мыслю, следовательно существую, ни мороз, ни вражеские пули отменить не могли! Опустив тонкую прозрачную белую маску из марли на свои чёрные глаза, выдававшие его на снегу как белька, малого детёныша тюленя, советский солдат нёс охранение в передовом дозоре. Наблюдать и думать о своём, но не отвлекаясь! А что ещё делать, если мороз под тридцать, и даже через ватные штаны и меховую безрукавку да телогрейку, постепенно пробирает, стремясь добраться до сердца и превратить живого человека в часть общего окружающего пространства, безжизненного и ледяного. Дивизия генерала Панфилова занимала оборону в районе разъезда Дубосеково. Тут проходила дорога на столицу. Враг рвался к Москве через выстраиваемую линию войск Красной армии, но всё чаще и чаще, то там, а то и здесь, продвижение замедлялось. Полноводная река нацистской армии уже разбивалась на потоки, ручьи, застревала мёртвыми ледяными озёрами, оставляла немерянное количество трупов замёрзших, убитых и раненых. Дивизия формировалась в Казахстане, и в ней были представители всех народов, проживающих там. В том числе и казахи из столицы и её окрестностей. Отец яблок. Так Алма-ата в переводе звучит по-русски. И это чистая правда. Яблоки там росли отменные! Славились далеко за пределами города и страны. Аннас Сартай-улу, что звучало на русском, как Аннас-сын жёлтого жеребёнка, тихонько вздохнул. Вспомнились вечера, когда они с дедом сидели у костра старенькой юрты, варили баранину с приправами из трав и риса, а потом, обжигаясь, ели. Слюна непроизвольно набежала в рот. Есть хотелось, да двигаться было нельзя. Где-то здесь работал снайпер немцев. Бил точно, только по командирам и пулемётчикам. Вот Аннас лежал и наблюдал. Дела его в родном ему Казахстане точно отражали грозовые годы перед наступившей войной. Дед был мулла, читал Коран и молитвы на арабском, и, не смотря на запрещение его деятельности священнослужителя, помогал как рождавшимся, так и умёршим, разрешал склоки и тяжбы, освящал браки, даже проводил разводы, короче никаким образом деятельность свою не прекратил! Его куда-то там вызывали, грозно беседы проводили о вреде религии, мракобесии, тут же сразу упрекали в полном непонимании момента, а затем, по милости аллаха несомненно, отпускали в старенькую рваную юрту, так сказать, при полном пиковом интересе власть предержащих. И это тогда, когда и за гораздо меньшее можно было легко огрести по-полной! Вот так! Аннас конечно знал истинную причину этого всепрощения. Отец его ещё в 1916 году был в числе ближайших сподвижников казаха Имангельды Иманова, поднявшего народ на восстание против правительства России. Казахов, не брали на фронт, да широко привлекали всюду на дорожные и прочие тыловые работы! Вот только кормить, одевать и обувать напрочь забывали! А после революции организовал отец конный полк кзыласкеров, служил красным, до самого конца 1925 года гонял по горам и степям курбаши и казачьих атаманов, пока не срубили его смертно в жестокой сабельной схватке! Но свой орден «Красного знамени» получить наш герой Гражданской войны успел. И на могиле его был, пусть небольшой, но памятник, да и в школах юным пионерам-казахам рассказывали о героических деяниях славного сына казахского народа! Вот деда и не трогали, только профилактику проводили! Сам Аннас, родившийся в 1923 году, хотел после школы пойти учиться на лётчика. Не получилось! Пока то, да сё, война началась, eго на снайперские курсы определили. А там, по-эшелонам, да на фронт. Младший сержант Сартай-улу! Два зелёных треугольника лежат на петлицах! Винтовка снайперская, финка в валенке, да граната запазухой. Давно уже решил Аннас для себя, что живым его не возьмут. И машинально добавил: Бисмилла. На арабском. Так будет угодно Аллаху. Видно общение с дедом не прошло парню даром! Но что это? На одной из сосен, там где своими вершинами они перекрывали окрестные ели, слегка посыпался снежок. Бинокля у парня не было, но его глаза, легко различавшие в степи, что именно нёс орел высоко в небе, сумели и тут всё правильно разглядеть. Там, на помосте из двух окрашенных в бело-зелёные полосы досок, чуть прикрепив себя ремнём к верхушке, лежал человек. Почти слившийся с зимней природой, чутко-настороженный, а главное, смотрящий прямо на него. Времени сейчас ни на что уже не оставалось. Аннас быстро схватил винтовку и почти не целясь выстрелил в снайпера. В ответ полыхнула огнём верхушка дерева. Так они и умерли. Один вися вниз головой на самой вершине огромной сосны, а другой с маленькой аккуратной дырочкой между закрытыми белой маской чёрными глазами!

Почему?

«Как на Дерибасовской, угол Ришельевской…» Кто не знает этой жуткой криминальной истории о налётчиках, отобравших у старушки-бабушки самое святое? Одесса – город своеобразной речи и отличного от всей страны юмора. Город, команды КВН которого выступали по всему миру. Всеми нами любимые поэты и писатели делали свои первые шаги в удивительном городе акаций, статуй и моря. Это Ахматова и Уточкин, Дуров, Олеша и Аверченко, Катаев, Петров, Багрицкий, Бабель. Ни места, ни памяти не хватит перечислять всех. А и люди здесь жили какие! Один Куприн со звонким «Гамбринус» заставлял влюбиться в Одессу. Сильные мужественные люди. Листригоны! Такие как Костя с его с шаландами, полными кефали и влюблённой рыбачкой. Kто мог бы из нас устоять и е ответить на вопрос: «А где вы были с половины одиннадцатого? «Просто в одном городе столько юмористов и юмора не может быть. Статистически! Но всё под Луной умирает. Спорить по этому поводу со стариком Эклезиастом просто не стоит. Проспорите и в своё время умрёте. И про то, что будет завтра никто нам на земле не расскажет. Говорят же, хочешь рассмешить Бога, сообщи ему о всех своих планах на завтра! Был и тут прав печальный мудрец! Но, также как путь корабля в море, змеи по скале, птицы в небе были загадками для царя Соломона, а путь мужчины к сердцу женщины он не понимал, есть вещи умом для нас не постижимые. Они приходят незаметно, однако, становятся явью, а мы ещё долго живём в плену оптической иллюзии. Одесса российской империи действительно была жемчужиной у моря. Вся она настолько отличалась от других городов, пусть даже соседних, что о ней слагались легенды, песни и анекдоты. Взрывчатая смесь живших рядом евреев, украинцев, русских, бессарабов, цыган, греков, болгар, немцев и ещё двух десятков народов, включая потомков древних ассирийцев-айсоргов с гортанным, звонким и неповторимым языком! Это именно они держали всю чистку обуви в городе Одесса со своим известным нам всем «Чистим-блистим»! Порт, огромное количество людей живущих морем. Лёня Утёсов! Это и рыбаки и моряки и контрабандисты. Немыслимое сочетание еды и спиртного. Город с таким составом населения имел такой генофонд, что просто извергал из своей среды гениев во всех областях. Хоть музыкантов, хоть карточных шулеров. Славились знаменитые одесские врачи из глазной больницы Филатова, шпана, рыбаки, биндюжники, портовые грузчики, вино, кофейные и кондитерские, уркаганы вроде мифического Бени Крика, артисты цирка, городничий и сама погода и природа. Фундуклей и, где-то, дондуклей! Я вам не скажу чего это такое, не знаю, но очень одесское должно быть! А потом пришла революция, и сразу началось. Помните Бабеля? Зачем нужен при коммунизме бандит Ефраим Грач? K стенке! Часть интеллигенции уходит с белыми. Молодые евреи, люди образоваанные и умеющие хорошо считать, пополняют чиновничий аппарат молодой республики советов. На освободившееся место в городе и его окрестностях перебираются люмпены и жители других губерний. Состав сильно меняется, традиции пока живут. Традиция! Одесская писательская интеллигенция, как и музыканты, предпочитают столицы. Легче жить, публиковаться, да и сама жизнь другая. Но, состав населения пока держится. Tут грозная Великая война! Пришли румыны и немцы, истребили основную массу не успевших эвакуироваться евреев. Погибло много народа. И, конечно, интеллигенция и носители культуры в первую очередь. Так и должно было быть. Природа! В силу своей полной и окончательной неприспособленности к реальной жизни такие люди гибнут всегда и везде первыми. Война наконец окончилась. Часть бывшего населения вернулась из эвакуации, а на место погибших опять пришли люди с чуждой культурой. Но, генофонд города пока жив! Не так как ранее, но выдающиеся люди появляются. Балагурит Привоз, да и поколение стариков поддерживает интерес к необычности Одессы, a затем евреи уезжают в Израиль, греки и болгары к себе на родину. Все кто может легально покинуть Союз, себя не стесняют. Одесситами владеет охота к перемене мест! Сваливают капитаны КВН, доктора и капитаны дальнего плавания. Если нельзя за рубеж, то хотя бы в Москву или Питер. А на их место опять иногородние cо своим менталитетом, мышлением и речью. Бабах! Тарарах! Бум! Союзу кирдык. И двадцать три года украиньска мова, нет трансляций на русском, в школах обучение на украинском, с утра до ночи пропаганда Украины. За столько лет дети обычно вырастают и даже женятся. Особенно на югах! А если убеждать в чём-то с утра до ночи, поверят. Другого то нет! Вот и не стало Одессы, жемчужины у моря! Так, слабое звено в цепи русскоговорящих городов! Потому вот потомки Петлюры, Бандеры и Шухевича и обрушились смаху на Одессу. В Славянске, Горловке, Макеевке и других мелких поселениях оккупантов ждал вооружённый отпор и гранатомёты, в Одессе сытые буржуа под флагами Украины демонстрировали свои верноподданические инстинкты. На такой крупный город и не нашлось смелого народа? Что такое несколько тысяч окукупантов для огромного города? Поневоле воскликнешь «Что, сынку, помогли тебе вражьи ляхи»? Я скорблю вместе со всеми о погибших и первая мысль в голове, идти с оружием, помогать! А вторая, кому? На весь город несколько сот с георгиевскими лентами. Вас сожгли, детей погубили, травят газом как тараканов, и никто не стреляет в убийц? Да где ты, Одесса? Руками голыми рвать, душить гадов! А вы боитесь даже на похороны придти. Если сто тысяч выйдет на улицу, вся бандера разбежится! К такой-то матери! Патронов на всех не хватит. Вешать за ноги на воротах ублюдков! Вот только мне верится в это слабо. Ушла Одесса в историю! Котовского бы вернуть туда на время! Или, на худой конец, Мишку Япончика!