Текст книги "Эх, Россия. Pulp Fiction"

Свалка

Свалка простиралась на километры. Унылая холмистая равнина, проржавевщие бульдозеры, когда-то сгребавшие и перемещавшие мусор. Остовы самосвалов, застывшие транспортёры и провалившиеся крыши Управления. Дождь шёл не переставая. Правда менялась его ритмика. То моросяка, то очень сильный, бьющий крупными каплями по бумаге, пищевым отходам, обломкам мебели и совсем уж непонятным предметам, могущими быть остатками, как погибшей иноземной цивилизации, так и превращёнными в нечто ранее нужными в быту предметами. По натоптанной тропе между отходами медленно двигалась фигура. Длинные волосы, тощие, свисающие и мешающие идти груди, чуть кривоватые ноги. Абсолютно голая, с железным штырём от от спинки металлической кровати, грязная и жалкая, женщина шла медленно, осторожно ставя босые ноги на поверхность, изобилующую битым стеклом и различной формы металлическими предметами. Сколько ей было лет, не взялся бы теперь определять, пожалуй, никто. Внезапно рука её сделала резкое движение. Металлическая палка резко пришла в движение. Удар в сторону поверхности, второй, и вот на окровавленном конце уже пищала огромная крыса. Быстро поднеся ко рту, женщина перекусила ей горло и стала жадно пить кровь, a затем, с помощью подобранного здесь же острого осколка железа, сняла с неё шкурку, а самоё тушку крысы убрала в висевшее за спиной подобие сумки, из полиэтиленовой, галонного размера, бутылки для молока с проволочной длинной ручкой. Дождь стал порывистым. Шквалы с ветром налетали, то усиливаясь, то почти прекращаясь. Женщина, явно, никуда не спешила. Но и стоять на месте тоже не собиралась. Куда пролегал её путь? В том месте, где когда-то располагалось нечто вроде сторожки, а теперь чуть возвышались над землей остатки былого строения, её, как оказалось, ждали. Чуть выше среднего роста, совсем не старый мужчина справлял малую нужду, и его струя охотно сливалась с такими же струями дождя, делая как бы соучастником этого потопа. Подошедшая женщина, широко расставив ноги, проделала тоже самое. Мужчина смотрел на неё с интересом. Другое, там, – сказал он, пальцем показывая на заросшее волосами пространство между её ног. Пахнет, хорошо! Женщина удивлённо посмотрела туда же. Всегда так, – сказала она. Затем пальцем потрогала мужское начало. И у тебя другое! Да! Давай есть, – и с этими словами достала добытую по дороге крысу. Хорошо! – обрадовался мужчина. Очень быстро с крысой было покончено. Вот! – и с этими словами мужчина добыл с земли у себя за спиной стеклянную банку, на сохранившейся этикетке которой были видны изображённые в цвете огромные красные яблоки. Я, тебе, есть! И, хотя и с трудом, но сумел зубами открыть жестяную крышку. Яблоки вопреки рисунку были зелёные, но всё равно съелись быстро. И тут женщина сказала: А он не велел нам это кушать! Консервы! Смерть! Кто? Спросил мужчина? Не знаю я! Но не велел! Ой, смотри! И он показал на свой уд, значительно увеличивший в размере. Змей! – со значением сказала женщина. Сейчас в схрон какой, поползёт. Ой! Он в меня влез, спасите, спасите, хорошо-то как! И женщина обхватив мужчину руками и ногами, забилась ровно и мощно в такт его конвульсивным порывам. Что это было? Последние люди на этой Земле, или Адам и Ева? Вот это – на ваше усмотрение!

Телевизионная дискуссия

Дискуссия шла оживлённо. В целом, направление у всех было одно и тоже, поддержка восставших на Донбассе и Луганщине. Естественно, что проблема была неоднозначной, мнения различались, но фактом являлось то, все были на стороне этих бывших провинций Украины. И только некто Борис, с чисто русской фамилией и лицом местечкового равина, оппонировал собравшимся, правда, не ставя себя в позицию защитника режима вновь избранного президента, но явно намекая, он где-то там, за гранью осуждения, а, может и ещё дальше! Уже одно его заявление о том, что он представляет около пятнадцати процентов населения России, несогласных с оценками, даваемыми здесь, вызвало у зала напряженное оживление. Внешне было очень похоже на то, что его сторонников сюда пригласить и позабыли. В сумме то, что он говорил, сводилось к следующему. Россия виновата в том, что народ Донецка и Луганска поднялся против законной власти. Надо было не брать оружие, а всё обдумав и посоветовавшись с ним и его единомышленниками, договариваться. Крым России не нужен, достался ей незаконно и его придётся вернуть. Россия сама сделала всё, что бы обрушить на себя санкции, так как вела политику, резко отличающуюся от общепринятой! Помогать ополченцам не нужно, опасно и вредно. Добровольцам следует немедленно прекратить участие в агрессии против миролюбивой Украины. Короче, всё сводилось к очередному «Всё пропало, шеф!» Причём, представитель этаких оппозиционных взглядов не только не поддавался усилиям остальных дискутёров привести его речи к общему знаменателю, но, при всяком удобном случае, прерывал оппонентов, и продолжал гнуть свою линию в голос. Агрессия зашкаливала. Явно виделось, убедить его словами не представляется возможным! В полемическом пылу Борис воскликнул: Да пусть меня расстреляют, но я вот этих вот своих взглядов буду придерживаться до конца! И произошло следующее. Внезапно из-за бархатных кулис вышел человек, одетый в форму старшего оперуполномоченного Московского Уголовного розыска образца 1941 года и при холщовой кобуре, для револьвера системы Наган. Всем тихо сидеть, бояться, руки держать на виду. Зал оцеплен. Которые стоят, слушать сюда! Кругом, пять шагов и опять кругом, марш! А вы гражданин, он указал на Бориса, останьтесь! Что за шутки, – завопил в голос Борис, – Тут вам не тридцать седьмой год, концерты разыгрывать! Это точно, – последовало в ответ. Год сейчас сорок первый, 15 октября, и только что вышел Указ товарища Сталина о переводе Москвы на осадное положение. Со всеми вытекающими последствиями. Воров, грабителей, убийц, мародёров и провокаторов имею полномочия расстреливать на месте. Речи ваши вражеские работают на врагов Родины, следовательно, под Указ подпадаете. Он у вас на лбу написан! Вы, народ, – он рукой указал на остальных участников дискуссии, – будете понятыми. Жаль, тут стенки нормальной нет. Но ничего, не впервой, управлюсь. И достал воронёный револьвер из кобуры. Не дёргайся, сука, тихо, – услышал Борис. Умри как мужик. Имел храбрость на весь наш народ, страну и власть своё буровить, умей и отвечать! Гнида! Слышь, профессор. Опер указал на одного из бывших ораторов. Бери у меня бумагу и пиши чётко. Так: Именем Советской власти и руководствуясь строго военной необходимость, я, старший уполномоченный Мура, капитан Сиротин, во исполнение Указа Совета Труда и Обороны и лично товарища Сталина приговорил. Оставь пропуск. Мне его фамилие вовсе без надобности. Потом, надо быть, впишешь. Так. Приговорил к высшей мере социальной защиты – расстрелу. Приговор окончательный и обжалованью не подлежит. Приводится в исполнение немедленно. Капитан Сиротин подошёл к осуждённому, до сих пор так и не поверившему в жуткую реальность происходящего, резко и точно ударил его ногой под колени, а когда тот упал, выстрелил два раза ему в голову. Зал в ужасе замер. Внезапно погас свет. А через минуту, когда он зажёгся вновь, капитана милиции Сиротина в зале не было, на полу в подтёках крови лежал убитый. Я лично, так думаю, что временные континуумы просто перехлестнуло, а длинный язык, да в тяжёлое для страны время, самый короткий путь к пуле.

А вы говорите, говорите!

Раба Божия. Раб Божий

Ну, здравствуй, раба Божия. Вижу, добралась. Присаживайся вон на лавочку. У нас тут очередей нет, чай, не земное какое присутствие! Меня Петром кличут, старший я тута буду. Ибо сказал Иисус, что на мне, как на камне, построит Царствие своё небесное. И было по слову его! Да ты и сама, похоже, догадалась, куда пришла. На вот, водицы испей! Хороша! Из колодца местного. И студёна и силы нам придаёт, потому святой источник этот забил по слову Вседержителя, и как раз для таких вот как ты, сирот горемычных! Да и косынку с головы сыми, чай не в церкви! Пускай тебя ветерочком обдует. Он тут у нас ласковый, так и норовит голову кому остудить, или волосы после дороги тяжкой высушить!

Дела твои мне известные. Прожила на земле сорок лет и ещё тридцать три года! До старости, меркой вашей ежели мерить, глубокой! Сына воспитала, хоть и одна была. Учителем в школе работает, то всё заслуга твоя! Не пьёт почти и курить не начал. Мужика твоего в сорок третьем забрали в армию, так и не увиделись больше! Ни похоронки, ни писем, ничего! Пропал муж твой без вести! Только это не для меня! Говоришь, знать желаешь, где муж твой убиенный лежит? Дела тогда тяжёлые были. Русские немцам Сталинград устроили, а те, в ответ, Харьков! Убитых десятки тысяч! Так их сгребли вражины, да песком в окопах бывших и присыпали. Вот и нет похоронки на супружника твоего, некому писать-то было. Все там рядом лежат! Только у нас дело это поправимое. Жизнь загробная вечна. Все тут у нас мечты осуществятся. Захочешь, так и мужика своего увидишь опять. Да не реви ты коровой! Не надо! Дела это обычные, Божьи и человеческие. Коли прилепились две половинки друг к другу, так не нам их отрывать! Говоришь, мужу девятнадцать, а ты старуха старая? Ну-ка, глянь на себя в нашу криниченьку как в зеркало! Извини ты меня, старого, не подготовив брякнул! А ты сразу и в оморок шибаешься! Увидала себя девкой той поры, да обомлела. А вон твой Николай идёт, давай, шагай, поздоровайся. Заждались уже поди! На кровати в терапии Городской клинической больницы №23 имени «Медсантруд» лежало почти невесомое тело скончавшейся старушки!

В подбашенном отделении орудийного поста эсминца полста шестого проекта было душно. Стрельб пока не было, и орудийный расчёт куковал на боевых постах. Шёл 1964 год, город Североморск, база в Полярном, Роста под Мурманском, да дикие Лиинахамари и прочие «губы» были местами заходов эсминца. Входящий в состав кораблей первой линии дивизии противолочной обороны, корабель этот мотался то к Новой земле, то к Йоканге, а то и к Медвежьему. Рутина засасывала. Правда, при частых выходах в море жизнь становилась намного свободней. Койки застилались мореманами «по-чёрному», то есть одеялами сверху простыней. Спать, отстояв вахту вовсе не возбранялось. И если бы не учения по-живучести, борьбе с ядерными взрывами и последующая обработка корабля, было бы всем совсем хорошо. А на стоянках у Кильдина Могильного, или у полуострова Рыбачий и рыбка ловилась просто отменно. На голый тройник с леской да блесной прыгали пикша и треска, жирная селёдка и ещё чёрти что, чему и названия мы не знали. Честно вам скажу, лучше свежепойманной и поджаренной селёдки, и рыбы нет! Во рту тает! Особенно после гниловатых сухарей и пюре из сушёной картошки! Запах у этого блюда с тушонкой был умопомрачительный. А есть стряпово было никак нельзя. Как плохая водка, жор этот удерживался только в организме хохлов с Западной Украины. Я ничего не хочу этим сказать, сам из семьи хоть и московской, но абсолютно нищей, гольная безотцовщина при маме, не желавшей на «эту власть» работать, однако столь голодным никогда не был. А тут вдруг роскошная жареная рыба с обалденным вкусом! И это во времена сучьего Никитки, доведшего страну до ручки!

А вот сейчас все ждали стрельб. Да будет вам известно, пушка в башне работала автоматически, по наводке с дальномера. Задача наша была чисто техническая, контроль, снаряды, то, да сё! При малом волнении – спи до отвала, при океанском накате, килевой, или сильной бортовой успевай добегать до обреза. Три четверти из нас качку не переносили! Запашок же будет тоже соответственной! А вот и «колокола громкого боя»! Боевая тревога, корабль к артиллерийским стрельбам изготовить! Когда там начнуться стрельбы, так то дело командиров, а мы всё изготовили и ждём. Надо вам сказать, что снаряды находятся не в башне, а в подбашенном отделении, которые друг от друга отделяет люк. Во время стрельбы комендоры и в башне и в подбашенном. Но орудие движется по команде и вместе с башней. Внутри душно, сыро, запахи те ещё. Когда стрелять начнём, то командиру БЧ-2 известно. Вот тут Иванко Фельпель, здоровенный хлопец с Западной Украины, с криком, что вернётся сразу же, как заберёт чого-то, ринулся в люк, ведущий из подбашенного. Артиллерийский ревун совпал с этим его движением, башня провернулась. Короткий крик, и к нашим ногам упала нижняя половина тела. Чего парень сорвался с места, какой чёрт понёс его на гибель, так и не выяснила приезжавшая на корабль Государственная комиссия и прокуратура. Царство тебе Божие матрос флота российского, ибо видел я у тебя на груди, пусть католический, но крестик! Спаси, Господи, душу преставленного тогда Раба Божьего и дай ему по вере его!

Савелий Петрович

Сколько ни тряси, последняя капля всегда в штанах, – подумал Савелий Петрович, покидая туалет. Эта феерическая мудрость застилала воображение. Откровенно говоря, мудрость могла быть как бы вовсе не при делах! В голове происходили таинственные процессы, вызывавшие шатание стен, и, мерзкое прогибание пола под ногами. Пару раз даже пришлось останавливаться, держась за близкую стенку коридора. Объяснение имелось простое, тяжёлое похмелье, как следствие вчерашнего неумеренного потребления спиртного. А вот сейчас приходил час искупления грехов былого! Господи! – вырвалось у страдальца, за что наказуешь мя? Молоточки боли били в виски, а в темечко, похоже, долбил тот самый сумасшедший дятел, который у автора Заходера «уселся на подушку, и ну, долбить в макушку»!

Слава Богу, – подумалось Савелию Петровичу, что не явился с похмелья «большевик, что залез на броневик»! Который носил большую кепку и не произносил букву Р! Всё, – уяснил Савелий, а я сошёл с ума, «какая досада!» Пол стремительно ушёл из-под его ног, голова ощутила жутко твёрдое покрытие, а мозги удобно растеклись, как Бояновские белки, по древу! Пришёл наш Петрович в себя быстро, оттого что ощутил холод в области шеи, и мурашки в ногах! Глаза его с трудом, но, открылись.

Перед ним в трюмо большого формата предстала совершенно дикая картина. На малом стеклянном столике, погружённая шеей в хрустальную ладью с фиолетовой жидкостью, стояла голова. Волосы у неё чисто обриты, брови отсутствовали, сиреневого цвета веки лишены ресниц! Губы рта этого ужаса жёстко прихвачены четырьмя хирургическими зажимами Пэана, а в нос уходили идущие сзади по затылку, гибкие и пропущенные выше ушей, тонкие красные трубки! Самое мерзкое в этом зрелище было то, что несчастный узнал в диком зеркальном отражении собственную голову! Сознание его помутилось, глаза закрылись, мозг, не справившийся с нахлынувшими ощущениями ужаса, угасал!

Сознание оставило останки Савелия Петровича! «Всё смешалось в доме Облонских!» «Смешались в кучу кони, люди…!» «Смеясь, человечество расстаётся с ужасами прошлого!» «Есть ли жизнь на Марсе…!» Щёлкающий звук хлыста прервал этот почти Маодзедуновский цитатник! Надо было ему бежать вперёд и подкладывать под очередной каменный блок пирамиды бревно. Сотни рабов тащили тяжеленный камень. Каменоломни были далеко, но готовые блоки сперва сплавляли по Нилу, а затем доставляли к месту строительства. Простейшие механизмы, да неограниченные людские ресурсы шли в дело. Как попал в число героических строителей пирамид Савелий Петрович, было ему совершенно неведомо! Жили под тростниковыми навесами, для еды была каша из полбы, да просяное пиво. Водой обычной не баловали, а где её возьмёшь для сотен тысяч работяг посередине пустыни? Портится зело быстро, да и лучше пивом кувшины огромные залить! Оно от солнца только крепче станет! Подложив бревно, прибежав назад и впрягшись в сплетённую из тростника тягу, Савва подложил подобранные им накануне высохшие листья пальмы под лямку, что бы не так сильно натирать плечо, и потянулся вперёд. Солнце уже было достаточно высоко, а работать на нём с половины дня и часов до пяти никак и решительно невозможно. Египтяне умели считать и просчитывать, а смерти от ожогов и солнечных ударов были им не нужны! Перерыв, – объявил тот, кто исполнял обязанности местного прораба, тут все кинулись искать тени от солнца в тени пирамиды! Пошёл в тень и наш герой, укрыв голову своим фартуком. Кстати, это была его единственная одежда! Внезапно под его ногами зашуршал песок, и Савелий провалился в прохладные недра. А над ним была вода! Зелёная, солоноватая и прохладная! Хорошо-то как, в первые секунды подумалось мужику, а затем перестало хватать воздуха. Судорожно забив руками и ногами, извиваясь всем телом для придания скорости, Савелий устремился вверх. Ах, вот и оно, столь искомое воздушное пространство! Оглянувшись вокруг, Петрович увидел белый песок недалёкого берега и поплыл туда. И вот уже он вольготно лежит на тёплом камне, как нарочно оставленном у самой воды! Ушла тревога за себя и своё будущее, всё вокруг говорило: Спи спокойно, дорогой товарищ! «Мы сами, родимый, закроем орлиные очи твои»! Говорят, что Владимир наш Ильич, который Ленин, при этих словах скромно, но всегда, смахивал набегавшую слезу и оммакивал накрахмаленым платком повлажневшие глаза! Лежалось хорошо! Даже задремалось! А проснулся же Савелий Петрович от резкого, как ему показалось, хлопка плети надсмотрщика. Открывать глаза и уходить из чудесного сна вовсе не хотелось, но бич, сделанный из кожи гиппопотама, был слишком серьёзным аргументом. А вот дальше пошло вовсе невиданное. «Дывись, хлопцы, який арап», – точно явилось полной неожиданностью! Грицко, погладь селюка плетью, будь ласка»! От неожиданности полной Савва даже вскочил на ноги! На прибрежном песке, сдерживая гарцующих коней, стояли два здоровенных мужика, одетых явно не по сезону! Сапоги, да заправленные в них синего цвета широкие шаровары, серые свитки, одетые на сермяжные рубахи, как и бараньи кожуха, украшали пришельцев! Завершали костюм смушковые папахи с алым верхом и красной же кистью, свисавшей на левое плечо. Кривые, похожие на ятаганы сабли, да пара пик, вот и всё оружие кавалеристов, на вид которым было лет по сорок! «Здоровеньки булы, шановнии добродии», – прокричал тут Савелий Петрович, чем явно привёл в смущение аборигенов! А скажи-ка нам, откуда ж ты, пан, на нашем протоукрском языке размовлять цикаво так выучился? На козака ты никак не похож, смотришься кроликом еврейского разлива! Мы тут недавно яблочко по тарелочке катали, даже в 21 век забрели. Так там один такой вот был, но, в стране дикой, к нам отношения вовсе не имеющей! О, телефон звонит! Да, я! Соседу тут нашему плохо! Конечно, с ним посижу прямо до вашего приезда! Всё, жду! Савелий Петрович! Эко вас, сироту, угораздило! Головой в трюмо! Поскользнулись что ли? Вот ускочив, так ускочив!

Оттепель!

Многие слова затираются жизнью до дыр, теряют привлекательность и сходят на нет! Но, очень часто бывает и обратное. Старое русское слово вызывается, практически, из небытия, получает новый смысл и выходит в мир, где его ждёт масса интересного. Я не знаю, с чьей лёгкой руки окрестили начало шестидесятых годов в некую «Оттепель», а маленькую кучку ставших известными гораздо позднее людей назвали «Шестидесятниками!» Мол, все они вылупились из хрущёвской вышиванки, как ранее многие из «Шинели» Гоголя! Я жил тогда в Москве, которая в отличие от нынешной напоминала нам совсем маленький провинциальный городок. После десяти вечера жизнь замирала. Общественный транспорт ещё работал, поскольку надо было доставлять к заводам и фабрикам ночную смену, но вот очень многие магазины закрывались в девять, а «Гастрономы» в одиннадцать. Спиртное продавалось до закрытия внутри самих магазинов. Ограничений не было! Утром молочные и зеленные лавки, многие булочные и магазины «Мясо» открывались в семь часов! Ассортимент был прекрасный. Но всё это было до, так называемой, оттепели! Пока страна продолжала сталинскую политику работы со всем крестьянством, частный сектор, а также колхозы, совхозы и пром. кооперация, легко наполняли магазины и рынки. Кстати, если вы думаете, что при Сталине не было частной собственности, то вы просто жутко ошибаетесь. Золотодобыча, рыбная ловля, промышленные артели, артели инвалидов, приусадебное хозяйство, да и многое другое, не были в руках государства, работали на себя, платили налоги и на жизнь не жаловались. Вспомните Высоцкого и его «Я на Вачу ехал плача, возвращаюсь хохоча!» Про работу артели старателей. Там герою под расчёт дали четыре тысячи рублей, моя кооперативная квартира стоила две семьсот, а в год 1965 я получил около полутора тысяч! В 1956 году, видя что дела в Союзе идут под откос в связи с Хрущёвскими реформами, началось это самое разоблачение жуткого «Культа Сталина». Да, при Сталине было Главное управление лагерей, работа в «шарашках», неправедный суд и репрессии, но сидели по решению суда, политических было гораздо меньше чем уголовников, да и старт по освобождению заключённых дал тогда неправедно убитый Лаврентий Берия. Уже вскоре после мартовских, 1953 года, похорон вождя он, будучи заместителем Председателя Правительства СССР, инициировал амнистию для политзаключённых, которую сразу, с порога отвергли Суслов и Хрущёв, предпочтя выпустить на волю уголовников! А политические долго ждали решений специально созданных партийных комиссий по каждому делу! Когда в 1953 году по приказу Хрущёва были убиты Берия, Деканозов, Кобуловы, Меркулов, а позднее и Абакумов, то-есть, вся верхушка чекистов, НКВД и ГРУ, убиты без всякого суда, тайно, в застенках, без обвинений, то вся полнота власти перешла к Хрущёву и Суслову, чем они и воспользовались, подведя под это базу борьбы с проявления культа личности. Их сегодняшние последователи охотно взяли на вооружение тот же прогнивший жупел сталинизма, используя вуаль из слов, но не меняя сущности! Кстати, Берия не был вдохновителем и организатором 1937 года, массовых репрессий и ужасов Гулага. Он в это время руководил компартией Грузии, жил в Тбилиси, и на Союзные дела влиять не мог! Именно в это время Грузия была преобразована. Знаменитое грузинское чаеводство и цитрусоводство появилось стараниями Лаврентия Павловича Берии! Всё, и Зестафонигэс, марганцевые рудники, добыча редких металлов в Грузии – заслуга Первого Секретаря! А в Москву Берию перевёл Сталин и назначил работать заместителем Ежова только в июне 1938 года. Генеральным секретарём НКВД Берия был назначен в ноябре 1938 года. Именно тогда, при нём были освобождены сотни тысяч осуждённых по статьям политического характера. В частности, на свободу вышли тысячи бывших военнослужащих, и в их числе будущий маршал Рокосовский! Берия пересажал наиболее одиозных руководителей карательных органов, запретил применении физической силы при допросах, отменил и множество инструкций, разрешающих применение пыток при допросах! Кстати, процессы по военачальникам типа пресловутого Блюхера, полностью утратившего доверие и морально разложившегося, проходили в военных судах, проводились военной прокуратурой, к которым Берия отношения не имел! И влиять на их решения не мог! И где тут кровавый палач, скажите мне люди? Только либералам и борцам за права человека это всё пресловутые к женскому органу дверцы! Будет палачом. Я сказал, – и всё тут!

Пятидесятые годы оттепелью не называют. Всё потихоньку катилось к чёртовой матери, но, мы тогда провели Московский фестиваль молодёжи, послушали Ван Клиберна, и быстро укрепили властную вертикаль. Теперь все легли под партию большевиков, а по тем кто сомневался в таком раскладе, били как по предателям. С продуктами становилось хуже. Уже появились очереди за колбасой, но, пока без иногородних! И, слава КПСС, пришла, наконец, Оттепель! Поскольку одновременно возникли тут и некие шестидесятники, значит года были шестидесятые. Что же такое оттаяло в эту счастливую пору?

Я сейчас буду работать с некоторыми пострадавшими в то время, так вот, если это не был всплеск антисемитизма, то держите меня четверо! Синявский, Даниэль, Манфред, Буковский, Файбищенко, Калюжный, ет цетера, ет цетера! Запрет евреям поступать в центровые Вузы и Университет. Запрет на работу в ГРУ и КГБ. Очищение рядов от сионистких прихвостней. Засилье хохлов в центральном аппарате и на местах. Запрет на создание Российской коммунистической партии. Гонение на для них никчемного Пастернака и прочих. Да много чего оттаяло, типа «подснежников». Мы вот так в УГРО трупы называли, вытаявшие из под снега! А теперь по порядку. Синявский с Даниэлем глупо поверили словам Хрущёва, создали книгу «Говорит Москва», где, с их точки зрения, весьма честно, указали на все родимые пятна социализма! Заграница им как всегда помогла. Книгу эту легко отпечатали с очень даже хорошей полиграфией. Обложка, репродукторы на столбах, а с них капает кровь! В Союзе её не было, но «Голос Америки» чтение практиковал, чем очень помог Пятому Главному Управлению КГБ. Сели болезные легко и прочно. Оттеплились! А тут ещё вражины вылезли. Манфред, Буковский и иже с ними. Стали появляться кружки среди молодёжи по изучению ленинского наследия. Появились даже сторонники репрессированных Зиновьева, Каменева, Бухарина и прочих вражин. Не, не оттепель в это время началась, а посевная. Стали сажать! Кого в зону, а многих в психушку. Шизофрения она, брат, не сифилис, её глазами не определишь. А здоровых нет, есть только недообследованные! Отцы наших сегодняшних либералов, тогда обследованиями и занимались. Зона – она срок имеет, а спецбольница – до выздоровления! А тут ещё обнаружилось, в СССР есть миллионеры долларовые! Парочку КГБ отловило, валюты пачки, драгоценности грудами! Гречкосей Хрущёв перенести такое не мог! Жаба душила! Дали пойманным Калюжному и Файбищенко судьи сколько могли по закону. Лет по семь. И что? А то! Оттепель же, покойники нужны для оттаивания, «подснежники»! Приняли новую статью УК, дали обратный ход и присудили двух зека, чей приговор вступил в законную силу, к расстрелу! Простенько и со вкусом. И чего правозащитники про это молчат? Я не знаю. Дело тёмное! Дальше – больше. Никогда при Сталине не было, что бы рабочий класс под пулемёты. Что бы целый город под расстрел пустили! Новочеркаск, 1962 год. В стране уже жрать нечего. Я сам в это время на флоте, аж, Северном служил, подтверждаю. Даже хлеба не было. Сухари гнилые. Вот тогда рабочие, Сталиным забалованные и верившие в гегемонию пролетариата, объявили забастовку и пришли к огромному зданию Горкома партии и Областного Совета. А там их встретили войска и расстреляли эту мирную демонстрацию. (см. М. Буканов «Новочеркаск. 1962 г.») Жертв были десятки, морги полны, многие из убитых пропали без вести. С десяток человек расстреляли про приговору суда. Многие из тех рабочих сразу получили срока. Оттепель? Она, блин, самая! Зато не культ Сталина! Последний раз пулемёты применили против мирной демонстрации в Питере в восемнадцатом году по приказу тов. Ленина. И тогда, как и теперь, на забастовку вышли просто голодные рабочие! Ладно, некогда теперь разным там Федотовым с Алексеевой в тонкости вникать, надо успеть бандюг от гнева народного спасать. Жаль вот Савченко услали, а то, бывало, они с неё все пылинки сдували! Именно в оттепель мир мог испариться после взаимных ядерных взрывов! Карибский кризис 1962 года, возможный обмен термоядерными ударами, полная дурость Хрущёва, недалёкость Кеннеди! Тоже в оттепель! Господин Голохвостов уже давно бы заявил: Позвольте! Ведь это же очень и очень! Да! Но, нет! А мы всё твердим про размягчение не мозгов, а нравов! В шестидесятые страна покатилась в пропасть, и именно там основы развала Союза!

Росла организованная преступность. Экономика страны становилась теневой. Приписки, подтасовки, махинации на всех уровнях. Всевластие верхушки КПСС, при полном неумении предвосхищать хотя бы события! Народ пил по-чёрному. Поэты и композиторы объявлялись прислужниками США. Вкус Первого секретаря стал критерием оценки творчества. «Вот это уж точно жопа», – оценка картины не понравившейся ублюдку! Для крестьян паспорта, но, налоги с каждого куста и деревца, отрезание приусадебных участков по окна, за всю живность во дворе надо тоже заплатить налог. Массовая вырубка плодовых кустов и деревьев, избавление от живности во дворах! Оттепель! Основной массе населения городов всё было до фонаря. Богема спивалась, имея специальные места, куда доступ обывателям был воспрещён! Фронда была дозволена, но не поощрялась!«Вражеские» идейки жестоко пресекались. За анекдоты не сажали! Поскольку всю страну не посадишь! Но, мы были молоды, верили в лучшее, жили, любили, выпивали, ходили в походы и пели песни. На Первого Секретаря все мы чихали с присвистом! С его уходом ничего не изменилось, да и не горевал никто! И опять пришли хохлы, пытались навести порядок Брежнев с Горбачёвым, и пролетели. А как закончилась «Оттепель» надо спросить «Шестидесятников». Типа Чубайсов с Алексеевой! Они всегда всё знают, дурилки картонные!