Текст книги "Эх, Россия. Pulp Fiction"

Детский сад

(арабески)

Ты бы, Иван, хоть бы морду помыл! Залил зенки-то, буркалы свои, значит, и лупетками мне нагло подмигиваешь. Нет на тебя ни дна, ни покрышки. Ну, с каких-таких резонов нахреначился? Гуляй рванина от рубля и выше? Да кто тебе рупь тот дал? Откуда такой адиёт нашёлся? Говори, чего в этот раз из дома спроворил? У нас и так из имущества и обстановки одеяло на полу, подушка одна, да два стакана гранёных. Был ещё стул венский, так я его о башку твою наглую обломала. Совсем. А боле и пропить нечего. А это чего? Гля! Сумка с едой полная. И бухло и хавчик! На какой помойке нашёл, шелешпёр прямоходящий? У соседа на балконе обнаружил? Молодец! А как на балкон попал? Мимо шёл, а остекление балконное на ремонт сняли. Что, балкон тот на первом этаже? Не балкон, а лоджия? И чего? Стёкла соседка в рамах балконных меняла, и тебя позвали снаружи подать? Подал? И чего? Влез внутрь, споткнулся и, что бы не упасть, за сумку ухватился. Деловой! Прямо уркаган. На ходу подмётки режет. Дальше что? Соседка услыхала, как её муж домой воротился, и тебя с того балкона на улицу вышибла? А ты сумку не отпустил? Не все мозги ещё пропил, хватка есть! Наливай! Дети в детском саду играли в дочки-матери.

***

Короче, я тебя, в натуре на счётчик ставлю. А будешь крутизну свою показывать, мы тебе с братвой роги поотшибём! Ты мне по жизни задолжал. Помнишь, я за тебя перед Алёхой Кривым зубом, блин, цикал и чуть не кровью подписался? Значит, вот те две тачки мои. И «мерин» и «бумер»! А ты как сам будешь? Кого колышит чужое горе? Перебьёшься на отрыжке! И кончай глазом в сторону Алки косить? Я твой глаз на анализ возьму и скажу, что так и було? Секёшь, босота? Не по Сеньке шапка! Я и сам знаю, что ты Жека! Пословица это. С поговоркой. Сельдерей ты надкушенный. Чую, кроме букваря ни одной книги не читал. Хоть бы и «Курочку-Рябу!» А на такие машины, рвань ты гольная, претендуешь. Тьфу! Еле выговорил. Ещё короче, Склихасовский! Начиная с завтрешнего дня все все деньги, что тебе перепадают, мне передаёшь. Дотла! Чего ты есть будешь, то твоё дело. Ты меня в решение своих проблем не впутывай! Пойми, ты есть лох, а этих гадов давить и доить надо. Или лечить и грузить! Так что не горюй, не виляй и не отлынивай. Всё вроде.

В старшей группе детского сада играли в «Бригаду!»

***

Здорово, Маш. Как дела? Ещё не родила? Здоровее видала! А ты как? Да так как-то! Неопределённо. Ты фильм «Чужая» смотрела? Классный. Там была одна девчонка крутая. Всех делала. На раз брала! Говорит, попутаню малость в Париже пока хахаль ейный свои дела бандитские там же решать будет. И что? Да он ей путанить запретил, а она, на словах, вроде, согласилась, но решила что всё равно там будет. А ещё Гиря был, Сопля и Малыш. Пацаны – отпад. Все насмерть умерли, потому Чужой, девке той, поперёк её дороги встали. Или не все? Кто-то остался вроде. Да, не помню я. Там понакручено с кило всего. Вот парится в тюрьме Бабай и перекрикивается с хахалем девчонки этой. На киче, где. В Караганде, у тебя на бороде! Ты дуру то не включай. Я тебе с понтом дела объясняю. Говорит, что была у него любовь. Сумасшедшее чувство! Маш, ты где и чего? Какой Бабай, какая тюрьма? Они все тогда путанили в Париже по бандитским делам! С Гирей и Соплёй! Запутала ты меня. Сегодня придём домой после сада, я опять просмотрю. Так что кочумай, старая. Покедова! Всё, как на довоенной рекламе сберегательных касс: Возрастает сумма вклада. Скоро купим всё, что надо!

Лёха

Лёха решил бросить пить, тем более, что сделать это было проще простого. У него наличными было рублей пять, а кредитных карточек он как-то приобрести не озаботился. Может оттого, что не верил банкам, а может ещё по какой причине. Жил наш паренёк в славном городе Москве, но, так сказать, в основном. А сейчас неведомым образом очутился в городе Серпухове, а это, кто знает, от Москвы километров сто, или около того. Слава Богу стояло тёплое лето. Лёха был в своих старых, донельзя застираных джинсах, рубашке с драконами и сандалях. Из имущества ещё при нём была расчёска со сломанным зубом и грязный носовой платок. Вчерашнее вспоминалось смутно. Сначала был пивной бар, куда он принёс чекушку водки. Не переплачивать же за товар! Деньги были и деньги немалые, a куда делись они, то вещь неведомая. Поскольку познакомился с какой-то девчонкой, та сразу предложила на дачу к ней поехать. Выпили на дорогу, потом в электричке. И всё. Как отрезало. Что там далее, куда ехал, где попутчицу потерял? Пусто в голове до звона. Только мысль одна слабо так перекатывается, типа, вот так лохов и лечат! Надо было домой выбираться. А как? Пошёл тогда Лёха в местную полицию, рассказал про свой случай. Там выслушали, обещали помочь в поисках наглых преступников и похищенного, да так и выпроводили. Идёт себе парень, солнцем палимый, по деду Некрасову повторяет нечто сакральное, то ли, ну и мудак же я, то ли, поймаю, ноги выверну, легче не становится. Сейчас бы если не пива, так хоть анальгина таблетку. И поспать в тени. А очень скоро есть захочется. Последний парад наступает! Кирдык, значит! А тут навстречу мужик странный идёт. Чудной из себя такой, в халате полосатом, чалме и на ногах туфли с загнутыми носами. Чистый старик Хоттабыч! Перебирает руками чётки и повторяет печально: Вай ме! Вай ме! А надо вам люди сказать, что наш Лёха не всегда москвичом был. Родился паренёк в далёком городе Душанбе, так что два языка у него родными были. Дари, или новоперсидский, ну, и русский конечно! Уехали тогда его родители из проклятого русскими места, сбежали, всё бросив. Благо по профессии оба были геологи, а для них и в России работы было достаточно. Сначала пожили в общаге, потом прикупили однушку – папа в Сибири на прииске работу вахтовую отыскал. Платили там прилично, так на ноги и встали. Кстати, Лёха, тоже геологоразведочный оканчивал. Только с практики прилетел, в тайге на приисках три месяцуа отишачив. Откуда и деньги пропавшие были! Салам, – говорит Лёха, и шпарит дальше на языке встречного человека. Мол, чем могу помочь? В смысле, случилось чего? Тот сперва несколько опешил, а потом от радости чуть на одной ноге не заскакал. Тебя, – говорит, – мне аллах послал. Я тут к кому ни обрачусь, как от прокажённого шарахаются. А когда я сказал: Аллах акбар!, – вообще все разбежались. Пойдём в чайхану какую-нибудь, я тебе про дела мои бедственные расскажу. Тут Лёха и объяснил, что у него с деньгами напряжёнка и свою наличность продемонстрировал. Пять рублей одной монетой! Взял старый денежку, посмотрел, пощупал и вернул. Нет, – говорит у тебя боле такой проблемы. И тут с парня чуть джинсы не сорвало. В каждом кармане килограмм по пять пятаков, a банк рядом. Обменял быстренько Лёха мелочь на купюры. А то что странно всё это в голову не пришло. И сказки с детства любил, и персонаж уж очень подходящий был, да и голова всё ещё одурманенная. Зашли они в садик какой-то, а там армянин и с люля и с кебабами. Тут водка холодная, пиво «Золотая бочка» ледяное. Парадайс! Дед спросил не из винограда ли напиток? А узнав, что никоим образом, лихо махнул гранёный стакан и поел от души. Шашлыки были очень даже ничего, овощи свежие; потом чай зелёный пили из пиалушек, цветами синими украшенных. Лёха сам водки не пил, помнил про вчерашнее. Боялся, на дрожжи сегодняшнее наложится, oднако, поел от души и чаепитию предавался с наслаждением. Тут и поговорили. Деду он представился. Лёха, мол! Собственной персоной. А тот сказал своё имя тоже. Длинное и трудно произносимое. А потом и покороче. Зови меня, – говорит, – Бобо Назар. Сам я из рода весьма древнего. И особую роль в священный месяц Новруз играю. Потом подумал и добавил. Оставим это в стороне. Выслушай, о ты, Лёха, мою мрачную и печальную историю. Сколько мне лет, я, естественно не знаю. Подобные нам не происходят от матерей и отцов. Аллах, в неизречимой милости своей, создавая всё сущее, создал ифритов и иблисов, небожителей и обитателей адского дна. Гюли и пери, гурии и строгие дьяволы ада! Всё в силах творца небесного. Нам ли судить об этом? Так был создан и я, существо сугубо волшебное, но ограниченное в возможностях, ввиду строго доброго нрава и нежелания встревать в дела неправедные. Характер у меня мирный, детей люблю и дурачков. Вот им и покровительствую!

А тут такая история произошла. Есть у нас джин один, существо зловредное, мелкопакостное и даже слегка богохульное. Сижу я в чайхане небесной, никого не трогаю, чай пью. С сахаром! Вкуснота! А тут обмылок этот возник из ниоткуда и меня под руку как толкнёт. Чай-то горячий и пролился соседу моему на шаровары. Кипяток! Kак на зло, соседствовал мне ангел Ада по имени Мунир. Грозный донельзя и решительный. Профессия у него такая. Он грешников, кто по тонкому мосту смерти идёт и неправеден, по башке своей палицей лупит до полного их в Ад попадания. Ты прикинь, сколько тех грешников, а Мунир один. Ему думать некогда, да и незачем. Грешник, получи по-башке, лети и радуйся. Рефлексы отточенные. Так и тут. Я опомниться не успел, а меня согласно его словам «Пропади ты пропадом в неведомом», куда-то к гюлевой маме занесло. К вам, значит! Слава Аллаху, хоть один нормальный мне встретился. Помоги мне, Лёха, а я тебя отблагодарю. Удачу пошлю во всех твоих начинаниях, счастливую семейную жизнь, да ребятишек славных. Это всё по моей части, так и не сумлевайся! Я, – говорит старик, – в современной географии плохо ориентируюсь, с вашими средствами передвижения тоже не знаком. Надо мне попасть на Крышу Мира. Желательно, в Горный Бадахшан. А там я и сам соориентируюсь. Отсюда ведёт туда дорога, Великий шёлковый путь вами, людьми, называется. Если на верблюде, то года за два доберёмся. Пошли в ближайший караван-сарай договариваться. Насчёт с оплатой проблем ты не думай. Вот, на, гляди! И достал из-за пазухи мешочек приличного объёма с звоном при потряхивании. Чистые золотые дирхемы. Мне их сам Кей-Кобад подарил, когда я его в шахматы обставил. Душевный был кей, но с недостатком малым. Всё в мире хотел под себя подгрести. А тут явилась разрушительница всех собраний, ну, смерть будет по-вашему, да и с собой его. Ничего-то, болезный, взять не сумел. То-то переживал перед смертью! Ух, как! Убери, – сказал Лёха, заметив что у армянина закрутились усы и уши при звуках золотого звона. Подозвав хозяина, он спросил: А что, любезный, мой дед приехал издалека, с Аравийского дальнего полуострова, да переодеться не успел, так что не найдётся ли у тебя чего подходящего? Не даром! За соответствующее вознаграждение, разумеется! Таким образом богатый парчовый халат с чалмою и туфлями, шаровары и вышитая шелками рубашка, стали достоянием владелца шалмана, а сам Бобо-Назар превратился в скромно одетого подмосковного пенсионера. Как все. Парусиновые брюки и спортивные туфли, рубашка с отложным воротничком, шляпа-канотье. Тут и трость была к месту. Армянин не стал брать деньги за обед, даже, доплатил немного. К вечеру Лёха с гостем добрались до Москвы и достигли места проживания. Не сказать, что Бобо-Назар очень уж удивлялся. За свою долгую, если можно так сказать, жизнь, навидался старец всякого. А вот удивляться разучился. Но ванна с горячей и холодной водой ему очень понравилась и плескался он в ней долго. А Лёха, пока суд, да дело, сбегал за пельменями, колбасой и зеленью, kупил пива и водки, да накрыл стол. Там-то всё и оговорили. Был в доме паспорт недавно умершего Лёхиного деда. Вот по нему и заказали авиабилет до Душанбе. В аэропорту к старику одинокому никто особо придираться не стал, так что горячо попрощавшись, улетел неожиданный знакомец в сторону своего Горного Бадахшана, опять посулив Лёхе всех благ. А Лёха, решив подышать свежим воздухом, вышел на улицу и присел на лавочку. Там он и умер. Только было это в густых зарослях бурьяна на станции Москва-Товарная. Сочетание водки и клофелина сделали своё дело, всё остальное было предсмертной игрой воображения отравленного и погибающего мозга!

Пафнутьич

Старый Пафнутьич любил посидеть на солнышке и побухтить. Вот ранее, – разглагольствовал он, – погоды другие были. Не чета нонешним. Скажем, зимою мороз. Плюнешь, так пока до земли оно долетит, льдышка. Птицы на лету так и валятся. Ружья никакого не надо. Замерзают! Пойдёшь ты во чисто поле, наберёшь на обед синиц там разных, фазанов. Сытёхонек! Но, правда, и топили батареи по-страшному. Сейчас чего, нагреют чуть-чуть, и будя. А в наше-то время, в наше-то время! Жуть! Плюнешь на батарею, шипит стервь. Во как! Я раз присел сдуру на такую, погреться хотел, так аж зашкворчало. Яишница уже начала жарится. Ещё бы немного, и екзитус слетались. Так наш фершал в селе говорил. Мол, отлетались! Хотя тут непонятка. Энто место не крылья. Куда ему летать. Наука! Оно, и, не в пример навозной-то куче, разгребёшь, и розаны тут! Тёмная вежчь! У нас вон Васька Кудлатый раз на улицу пописать вышел среди ночи. Учёный человек. Счетовод. В хате оправиться не моги. Мозги такие. Наука не позволяет. Так вышел, говорю, по малой нужде и за струю свою примёрз. С трудом спасли. Ломами его откалывали. Даже кликуха ейная чисто изменилась. Стал он из Кудлатого – Дядя Пис! Как в далёком городе Брусели. Там такой же стоял, только маленький. Да и откуда большому в глуши такой взяться? Морозы не те! Или вот рыба. Ну, чего сейчас с речки нашей приносят? Пескари, да окуньки. Плотва гольная! Нет что бы шелешпёра-то поймать. Мы рыбу эту мешками брали. И скажи, пойми. Уж больно хорошо на динамит клевала! Вкус у него рыбный или чего, не скажу. Я, вообще, о чём не знаю, о том не говорю. А тут вот сам рыбачил. С войны мин этих, снарядов в полях уйма пооставалась. И мы, пацаны, дело это для себя приспособили. Сначала просто в потеху. Бросишь в костёр мину и ждёшь, чего будет? А чего будет, окромя взрыву? Тут смысл наш главный был в любопытстве. Зарядил стервь в огонь, наберись терпения и жди. Проня Чугунок так и не дождался. Нет, взрыва и нет! Подбежал, палкой снаряд перевернул, а оно возьми, и жахни. Только брызги от Чугунка полетели. Ложкой потом его с деревьев соскребали, хоронить тогда нечего вовсе было. Так, на сосне той, с которой больше всего мясных ошмётков собрали, крест вырезали оченно огромный и всё. Ку-ку, Проня! А для рыбалки по-умному взрывчатку добывали. Соображали! Варили в таком чане большом снаряд, тол расплавится, так сольёшь его формочку. И после к палке длинной привяжешь, бикфордов шнур подожжёшь. Только не забыть в воду бросить! Это главное. Раз Колян Гунявый прикурить сначала решил. Пока свернул самокрутку, то, да сё! А у фитиля терпение возьми и кончись. Так бабахнуло, мало Коляну не показалось! Повезло мужику. Сосед его, Вася Михрютик-Потный, спьяну, вместо того, что бы бежать, али в воду сигать, палку схватил в момент взрыва этого самого. Мудрого деятеля, прямо к херовой маме на воздуся, а Коляну только жопу ободрало. Но зато так, что ни присесть, ни прилечь на спину. До болятки! А какая рыба была! Сома из омута мы подняли. О том не умолчу. Пудов пятнадцать и лет, небось, под тыщу. Всем селом две недели ели. Вкус у него, правда, специфический был. Между портянкой солдатской и подошвой, но зато много. Hам, пацанам послевоенным, хоть бы чего в утробу положить. Есть-то всё время хотелось! Тут в наших окрестностях заводик был. По производсту желатина. Ну, это хрень такая. Добавишь его в мясной развар, и у тебя холодец получится. А делают продукту сию из самого гавна. Костей стухших вовсе, черепов коровиных и лошадиных, гадости разной. Так мы и это поворовывали, да суп кондей варили. Особенно, ежели притырить где с поля капустки с морковкой и картошечки. Как евреи себе говорят, самый цымус. Им виднее! Мудрый народ, зря словами не бросаются. Сказал, как отрезал. Не дам! Нет у меня тебе трёшки до получки. Сам не пью. Дети мои не пьют и тебе не советую. Нет бы, иуде, остановиться на «не дам»! Я у тебя совета спрашивал? Я трояк просил, так мне надо в рожу плевать и на национальные особенности указывать? А потом сиди в милиции и оправдывайся! Не так меня поняли! Я только хотел правоту свою до этой личности донести. А что правота на конце кулака, так с меня спрос маленький. Я её туда не размещал! Всё равно засудили. Дали трояк за хулиганство. Было это уже при Хруще. Я и дома, в совхозе, въёбывал, как проклятый. B зоне для меня не надо было условия хорошие создавать. Мне там и так всё очень нравилось. В домашних условиях встанешь ты в пять, скотинку покормишь, да на работу. А доярки там с четырёх. И им до десяти вечера аж четыре раза подоить надо. А я бидоны приготовь, молоко вывези, лошадку обиходь, да по мелочам. В одиннадцатом часе домой, на жену слазаишь и дрыхнешь без задних ног. Tам опять пять утра! И так каждый день, без выходных. Коровы, они ни хера в выходных не понимают. Дои её и быка дай вовремя. Суки несознательные! А в зоне, а в зоне! Подьём в шесть. Завтрак! Работа не бей лежачего. В тёплом цехе вазочки для мороженного мастрячить. Не успел размяться – обед, a там и ужин. Кино кажут. Артисты приезжают. По воскресеньям – выходной. И на хрена я в совхозе столько лет сдуру огинался? Набил бы морду всем, кому хотелось, и на курорт здешний! С такими мыслями уходить не хотел. Выгнали, гады! Жуткое дело. Кому наказание, а кому отдых от тягостей несусветных и заработок. Нам ещё и денежку платили. Чуть ли не больше, чем в совхозе. Малина! О! Вот, моя, Зоя бредёт. Сейчас огребу по полной! Она меня за дрожжами послала. Внуки приезжают, пироги хочет стряпать. Исчезаю. Чур, меня не выдавать!

Зелёный

Шёл Степа по улице и думу горькую думал. И за что ему Господь такое наказание послал? Вчера приходит парень с работы, только домой, а в дверь звонок. Стёпа и из туфель вылезти не успел, и только нацелился шлёпы домашние достать, на тебе. Звенят! Открыл дверь, а там зелёный человечек стоит и нечто округлое, на тарелку похожее, держит. И голосом булькающим, правда на очень таком чистом русском, говорит: Спаси меня, о благородный инопланетянин! Я, – говорит, – прибыл к вам методом научного тыка. Так что, где я и как выбираться буду, понятия не имею. К тебе попал совсем случайно. Больно уж эманация добра превалирует в отражениях постенных экраноколоидов! В чисто вербальном смысле! И что ты будешь делать в такой вот ситуации, особенно, ежели ты со спиртным состоишь в очень даже близких отношениях? Как ты отделишь плевела сомнений от семян светлого бытия? То-бишь, выдумку поражённого болезнью сознания, от истинного события? Но, это ты такой слабак! А может и я немного. Стёпа наш знал, что надо делать. Дружбан опытный однажды по-пьяни открыл тайну сию, что велика есть! Если к тебе видение придёт, то один глаз закрой, а вторым гляди. Но только пальцем глаз придави несильно. Если в натуре вещь видишь, то раздвоится она. А разным галюникам эксперименты твои до-фонаря. Так и останутся без изменений. Проверил Стёпа зелёного и убедился, существует, сволота. Наяву. Заходи, говорит, ноги вытри только. А то натащишь мусора мне космического. Шутит, значит! Тот ничего, зашёл. В прихожей штуковину круглую свою в угол поставил. Спросил нет ли немного спламия приторкнутого, хочу, мол, смазать, а, узнав что нетути, не сильно и расстроился. Ничего, – говорит, дело житейское. Сам сделаю, ежели ты мне немного кермлю поможешь достать. Стёпа сказал, дело к вечеру, а утро этого периода дня мудренее. Собрал пожрать быстренько на стол и гостя пригласил. Давай, браток космический, перекусим, чем Бог послал. А на столе кроме чёрного хлеба, горчицы и банки неоткрытой хрена и нет ничего. А, неправ я. Луковица большая, цвета фиолетового, на тарелке ещё сиротливо возлежала. Гость тоже чего-то из прихожей принёс. Видно, в «тарелке» своей запас имел. И говорит, вот еда наша обычная. Вам она не вредна, я анализ провёл, только не очень будет привычна на вкус. Если на ваш язык перевести, то будет, оно примерно, настой хлои цветовой на волновых структурах цитропармезана. В сетечковом измерении.

А Стёпа уже бутылек достал. Ему дед из деревни самогона привёз. Бутылки литровые и надпись на них такая имеется «Сам себе трест!» 70*. Понюхал содержимое зелёненький, обрадовался и говорит: То что надо! На этой штуке тарелки наши первоначальный разгон осуществляют. Это потом мы уже пистикоэпидурально несёмся, а попервам вот на этом. Как ты догадался, как нужду мою определил? Не иначе, ты выдающийся представитель своей расы и мысль грядущую на года и столетия запросто опережаешь. А Степа ему в ответку сообщил, мол, мы, русские. на этой штуке без всякой аппаратуры улетаем. Любых вершин могём достичь, но, к сожалению, не на долго, да и голова потом побаливает. Дивился этому зелёненький. Каких вершин мнемотехника на Земле достигла. Стёпа луковицу слегка очистил, порезал, хрен открыл, а черняшку просто наломал. Как-то не так сиротливо выглядит. Эстет оказался! А сотрапезник его с комода взял тарель глубокую, налил воды, да зелье своё туда и вылил. Через минуту масса застыла. Стёпа про это по телевизору видал. Коллоидный раствор называется. И вещь оно дикая. Не газ, не вода и не твёрдое состояние. Так! Интеллигент с глухого похмелья! А на запах пахло это блюдо чем-то средним между щенком мокрым и валенком старым. Подумал Стёпа и предложил гостю его яства отведать. Мол, обычный наш закусочный стол. Разносолы. Парень наш честным был, так что предупредил. Ёды всё острые, рубай понемногу. Лучше, если ты с хлебом и с луком. После выпивки. Налил по лафитнику, но гость вежливо отказался. Я, говорит, космическое горючее пить себе позволить не могу. Вещь редкая, на самое дорогое в нашем мире меряется. Камень лунная пыль в сумрачный полдень. Это я тебе поэтическое название того самого дорогого элемента перевёл, a как по вашему самоназвание будет, не могу сказать. Аналогов в языке нету. Давай, пробуй наш рацион. Только тут уж Стёпа отказался. Я, говорит, так уж, как-то. Не голоден! Да ты сам вот кушай, кушай! И на стол указывает. Пришелец взял луковицы дольку, на хлеб положил, сверху хрен и горчицу. Так, спрашивает? Так! И в рот. Разжевал и ничего. Больно еда у вас пресная, сказал. Тут соли надо! И уже большой себе подобный бутерброд смастрячил. Стёпа на горючее налегал. Ну и нарезался. Утром проснулся, зелёного нет, тарелки его нет, и самогона всего нет. В голове жуть какая творится. Во рту пересохло всё до состояния наждака. На столе ни хрена, ни горчицы, ни хлеба с луком и одна только мысль в голове перекатывается, а был вчера зелёненький до пьянки, але уже после потребления появился? Плюнул на это дело Стёпа и пошёл себе пиво пить. Потому как вовсе никакого другого средства в состояние себя рабочее привести не знал. Дошёл до пивной палатки, а из очереди зелёненький ему: Давай, Стёп! Я тут тебе с утра место занял! Похмелимся!