Текст книги "Расплата за ложь"

Глава 5

К тому времени, когда Бирюков закончил разговор с Мерцаловой, труп Шелковниковой в сопровождении судмедэксперта уже отправили в морг, а следователь Лимакин после осмотра места происшествия, пристроившись у прилавка, заканчивал писать протокол. Эксперт-криминалист Тимохина подсказывала ему отдельные уточнения. Мерцалова, обхватив ладонями локти, остановилась возле них и сосредоточенно стала слушать. Оказавшийся вроде как не у дел оперуполномоченный угрозыска Голубев подошел к Бирюкову. Не сговариваясь, они вышли из магазина. Обычно оживленная улица на этот раз была малолюдной.

– С чего начнем, Игнатьич? – нетерпеливо спросил Голубев. – Что красивая хозяйка «Марианны» говорит?

Бирюков сжато пересказал содержание разговора с Мерцаловой.

– А начинать, Слава, надо с подсобницы Насти Весниной, – Антон взглядом указал на противоположную сторону улицы. – Живет она вон в том домике, рядом с зелеными воротами со звездочкой.

– По соседству с моим знакомым! – удивился Голубев. – В доме за теми воротами проживает семидесятисемилетний ветеран войны и труда Пимен Карпович Купчик. Разговорчивый до обалдения выпивоха.

– Как познакомился с ним?

– В прошлом году старикан по пьяной лавочке измял своей супружнице бока, с участковым Кухниным врукопашную схлестнулся. Пришлось мне разбираться. Затребовал я у Карпыча объяснение, почему систематически напивается. Он мигом накорябал: «Напиваюсь пьяным потому, что жинка систематически не дает закусывать, заявляя: “Кто не работает, тот не ест”».

– Он, случайно, не шепелявит?

– Зубы у Карпыча со свистом, особенно, когда выпьет.

– А телефон в доме есть?

– Есть.

– По-моему, этот старик мне и звонил, – Бирюков подробно рассказал Голубеву содержание анонимного звонка.

– Это я выясню у Карпыча, – заявил Голубев. – Старикан меня уважает за то, что не посадил его в прошлом году на скамью подсудимых.

– Особенно постарайся выяснить насчет налетчика в милицейской форме. Может, форма та была военной. Кстати, почему участковый до сих пор здесь не появился?

– Посыльный гонец, запыхавшись, доложил, что Кухнина нет дома. Жена сказала, будто часа за полтора до грозы уехал на «муравье» – это мотороллер у него такой, с грузовой коробкой – косить траву для кроликов и еще не вернулся.

– Чего это он в рабочее время кроликами занимается?

– Семья, Игнатьич, у Кухнина большая. Четырех пацанов настрогал, один другого меньше. Жена, понятно, с таким выводком, сидит дома. Зарплата участкового – сам знаешь. Вот Анатолий и завел штук двадцать кроликов. А кроли жрут круглые сутки. Вообще-то по службе Кухнин не на последнем месте. Многие из наших участковых вообще в фермеров превратились. Коров, поросят, кур завели, – Слава огорченно махнул рукой. – Эх, Игнатьич, даже говорить неохота. Пойду знакомиться с Настей, авось что-нибудь расскажет…

Перейдя асфальтированную улицу, Голубев прошел по утоптанной гравийной дорожке через узкую калиточку и поднялся на невысокое чистое крыльцо. Дверь дома была на крючке. Пришлось настойчиво стучать, прежде чем за дверью раздался настороженный девичий голос:

– Кто там?..

– Почтальон Печкин, – шутливо ответил Голубев.

– Без шуток, кто?..

– Уголовный розыск.

– Чо случилось?

– Распространять государственную тайну через дверь нам запрещено.

– Серьезно спрашиваю…

– А я серьезно отвечаю. Открывайте, Настенька, честное слово, не обижу.

После продолжительной паузы щелкнул крючок. Дверь приоткрылась. У порога стояла пухленькая смуглянка, как показалось Славе, с испуганными черными глазами и феноменально могучим для ее небольшого роста бюстом. В белой с отложным воротом мужской сорочке, доходившей почти до колен, плотно обтянутых фиолетовыми лосинами, она походила на рано повзрослевшую школьницу.

– Если не ошибаюсь, Настя Веснина?.. – спросил Слава.

– Ну. А чо такое?..

– Душевный разговор есть. Войти можно?

– Входите, если надо, – вроде с неохотой ответила Настя и, прихрамывая на правую ногу с забинтованным большим пальцем, провела Славу в комнату-кухню.

Первое, что бросилось Славе в глаза, был прикнопленный к стене большущий цветной лист календаря с обнаженной японкой, мягко говоря, в не совсем приличной позе. В простенке между окон с горшочками цветущей герани – такого же размера рекламный плакат АвтоВАЗа, изображающий утомленную бездельем блондинку, вальяжно прислонившуюся к роскошной «Ладе». Все остальное в комнате было привычным. Кирпичная печь-плита, обеденный стол, старый буфет с посудой, небольшой диванчик с лежавшей на нем книгой «Анжелика и король» в яркой целлофанированной обложке.

Голубев без приглашения уселся на стул:

– Как живется, Настенька?

– Плохо, – Веснина дернула ногой с забинтованным пальцем. – Вчера по-дурацки вот раскровянила.

– Не печалься, детка, до свадьбы заживет.

– Я особо и не печалюсь, – с натянутой усмешкой ответила Настя. – Лежу на диванчике да «Анжелику» почитываю.

– Во где житуха была, да?! – с наигранной завистью воскликнул Слава, хотя сам не читал про Анжелику ни единой строчки.

– А чо бы им не жить… Бездельничали, наряды меняли да сексом занимались. Не то, что мы, придурки, кувыркаемся.

– Насчет секса, Настенька, у нас теперь тоже есть не дураки. И картинок на эту тему хватает, – Голубев глянул на календарь. – Вон как японочка соблазнительно подставляется…

Веснина осторожно присела на диван:

– Вы насчет этого пришли со мной договариваться?

– Нет, лапушка, не на этот счет я пришел, – Слава посерьезнел. – В обеденный перерыв в «Марианне» сейф зачистили и Майю Шелковникову на тот свет отправили.

– С ума сошли?! – ужаснулась Веснина и уставилась на Голубева широко раскрытыми испуганными глазами под тонкими дужками выщипанных бровей.

– Лично у меня с головой все в порядке, а у налетчиков, видимо, не все дома.

– Ну а зачем мне это сказали? Я в магазине не обедала, ничего не видела. Чо я вам, свидетельница, что ли?..

– Может, раньше что-то подозрительное видели…

– Абсолютно ничего. И вообще… торговля и сейф – не мое дело. Я только товары из подсобки к прилавку подношу да в магазине прибираю.

– Ключ от сейфа между делом не прибрали? – быстро спросил Слава.

Испуг на лице Весниной сменился возмущением:

– Вы что, идиоткой меня считаете?!

Голубев улыбнулся:

– Нет, Настенька, не считаю, но я могу и ошибаться.

Веснина не уловила иронии:

– Ничо себе ошибочка! Так, чего доброго, заодно с грабителями вы и меня под уголовную статью подведете…

Почти полчаса пришлось Славе крутиться вокруг да около, пока Настя пришла в себя и нехотя разговорилась. Собственно, конкретного в этом разговоре почти ничего не было. Веснина, по ее словам, любопытством не страдает и в чужие дела никогда нос не сует. Подозрительные типы, по мнению Насти, ни разу в «Марианну» не заглядывали, а если когда и приезжали «деловые мужики», так Жанна сразу уводила их к себе на второй этаж в квартиру, и о чем они там «калякали», даже продавщицы не знали, не говоря уже о подсобнице. Внешности «деловых мужиков» Настя не запомнила.

– Настенька, лапушка, ну хоть одного вспомните, – умоляющим тоном попросил Голубев.

Веснина поджала пухлые губки:

– Ну, честное-благородное, не помню. Так себе, замухрышки, а не мужики. Я таких не люблю, поэтому даже не разглядывала их.

– А каких ты любишь?

– Высоких, здоровых, чтоб на руках меня могли носить.

– Как Паша Таловский?

Веснина вроде бы насторожилась, но тут же скривила губы в усмешке:

– Пашу мне и даром не надо.

– Почему?

– У него одна забота: кого бы подмять под себя. Бычара колхозный, а не мужик.

– Зато силы – на сто пудов.

– Это правда. Если б рэкетиры при Паше сунулись в магазин, Таловский вышвырнул бы их, как слепых котят.

– Было такое, когда вышвыривал?

– Не было. «Крутые» от одного Пашиного взгляда выметаются из магазина.

– Серьезно?

– Куда уж серьезней. На прошлой неделе какой-то широкоплечий красавчик с усиками попросил меня Жанну пригласить. Она из подсобки втихаря глянула на него и шепотком Паше: «Угони». Паша танком вырулил в торговый зал – красавчика и след простыл.

– На машине подкатывал? – мигом ухватился Слава.

– Само собой, не пешим прихилял.

– Какая машина?

– Красная.

– А модель?..

– Как мой сосед обычно говорит, «дразнилка из-за бугра», то есть заграничная, конечно, но какая, сказать не могу. Я в машинах не разбираюсь.

– Сосед – это Пимен Карпович Купчик?

– Кто ж еще.

– Номер той «дразнилки» не помнишь?

– У меня привычки нет цифры запоминать.

– А что за «красавчик» был, не поинтересовалась у Жанны?

– Ритка с Майкой интересовались. Жанна вместо ответа шутливо пропела: «Ой, было, девки, было, я славно с ним чудила, поверила ему», – потом погрозила пальцем: «Но все же вы, девчонки, не верьте никому».

– Больше тот «чудила» не появлялся в «Марианне»?

– Не видела, не знаю. – Веснина, опустив глаза, уставилась на забинтованный палец. – Неужели правда, что Майки Шелковниковой нет в живых?..

– Правда, Настенька, к сожалению, правда.

– Не пойму, как же она сплоховала?.. Жанна постоянно наказывала: «Если, не дай бог, нагрянут рэкетиры, когда Паши нет, не сопротивляйтесь, девки. Отдавайте выручку без слов. Деньги мы заработаем, а жизнь дается только раз»… – Настя, нахохлившись, помолчала. – Кошмар! Не ушиби я вчера ногу, сегодня наверняка бы вместе с Шелковниковой трупом была. Судьба, что ли, меня уберегла?..

– Конечно, судьба, – согласился Голубев. – Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

– Не ворожите… – кукольное круглое личико Весниной побледнело. – Разве я виновата, что не погибла?

– Пословица такая, – успокоил Слава и сразу спросил: – А сотрудники милиции часто в «Марианне» бывают?

– Из ментов один участковый Толик Кухнин у нас постоянно пасется. То жвачку для своих грызунов выпросит, то шоколадку или пригоршню конфет.

– С кем он больше всего контачит?

– Со всеми одинаково. Даже со мной заигрывает, а я там пятое колесо в телеге.

– Не обижает?

– Как сказать… Для понта иногда построжится, мол, покупатели жалуются, что обсчитываете. Девчонки прикинутся овечками, глазки ему построят, Кухнин и расплывется от уха до уха. Жанна над ним подтрунивает: «Толик, зачем ты нищету плодишь? Ради чего столько гавриков наковал?» А он, жеребец, ржет: «Жанночка, мне очень нравится кузнечная работа. Это мое хобби. Хочешь, я и тебе сынулю задарма откую?» Жанна в ответ: «Для меня кузнецы – не тот уровень. Предпочитаю иметь дело с интеллигентами».

– Много у нее этих, «интеллигентов»?

– Не знаю. Может, в Новосибирске и есть, а тут Жанна строго себя ведет. И нам постоянно наказывает, чтобы не увлекались. Мол, пойдут о вас разговорчики, а это может отразиться на престиже «Марианны». Для нее престиж магазина – превыше всего.

– Значит, монахинями живете?

Веснина кокетливо повела глазами:

– Вам прямо все до ниточки надо рассказать и показать? Нормально живем, как вся нынешняя молодежь живет.

– Почему замуж не выходите?

– За кого сейчас выходить? Кругом одни алкаши.

– Ну, Настенька, ты не права. Есть у нас и «крутые» мальчики, умеющие пить в меру.

– Тунеядцы. Работать не хотят, а «бабки» обожают. С таким свяжись – передачки в зону таскать надоест. На фиг такое счастье.

– А тебе какое надо?

– Такое, какое имею. Живу свободной птицей, никому ничего не должна и мне никто ничо не должен.

– Выходит, ты счастливая?

– Вполне.

– Разбогатеть, как Жанна Мерцалова, не хочешь?

Веснина крутнула головой:

– Не-а, не хочу.

– Почему?

– Вы бы посмотрели, как Жанна каждый божий день урабатывается. Самые дубовые Иванушки-дурачки так не ломают горб. «Лимонов», конечно, у Жанны хоть отбавляй, да какой от них толк. У нее же личная жизнь – не жизнь, а чумная тусовка до соленого пота.

– Без труда, Настенька, не вытащишь и рыбку из пруда. Миллионы заработать – тем более.

– Ну и пусть зарабатывают те, кому это нравится. На фиг мне много денег, от них одна боль.

– Надо ломать голову, куда истратить?..

– При теперешних ценах можно за час расфуговать сколько угодно.

– Тогда в чем же боль?

– В шляпе, а шляпа на папе – и так далее… – с усмешкой ответила Настя.

Чем дольше Голубев разговаривал с Весниной, тем больше убеждался, что она из той категории молодых людей, которые предпочитают деньги получать, но не зарабатывать. Умом Настя явно не блистала и старательно пыталась скрыть это под маской почти детского равнодушия. Порою, словно бездарная актриса, Веснина даже переигрывала, и тогда ее напускной инфантилизм походил на откровенную глупость. Кукольное личико Насти почти не отражало эмоций. Всего несколько раз оно становилось испуганным, когда разговор касался смерти Майи Шелковниковой. Но и при этом, как показалось Голубеву, пугало Настю не то, что погибла Майя, а что она сама лишь по чистой случайности избежала страшной участи.

О своих сожительницах по дому Веснина рассказывать не захотела. На просьбу Голубева охарактеризовать их в моральном плане ответила лаконично: «Нормальные девки, без закидонов. Живем одной семьей. Чем занимались в Новосибирске и с кем дружили? Фиг их знает. Я не любопытная».

Завершая разговор, Слава на всякий случай заглянул в «девичью спальню». В небольшой чистой комнате стояли три кровати с аккуратно прибранными постелями. Возле них на полу – маленькие пушистые коврики. На двух, составленных рядом тумбочках, красовались японский телевизор и видеомагнитофон. На стенах – календари-плакаты с обнаженными до пояса культуристами. Одну из стен полностью загораживал импортный платяной шкаф. На его ручке висела гитара.

На этом Голубев и попрощался с Настей. Едва он вышел на крыльцо, за дверью тотчас звякнул крючок.

Глава 6

Приземистый и пухлый, словно колобок, ветеран Купчик сидел за обеденным столом с ополовиненной бутылкой «Амаретто» и, поглаживая лысую, как бильярдный шар голову, блаженно смотрел в окно. Увидев приближающегося к дому Голубева, он будто спружинивший мячик вскочил с табуретки, быстро спрятал бутылку за оконную штору и, вытянувшись по стойке смирно, уставился посоловелыми глазами на дверь. Не успел Слава перешагнуть порог, старик невероятно громким для небольшой фигуры голосом рявкнул:

– Здрав-желаю, ваш-бродие!

– Привет, Пимен Карпыч, – улыбнулся Слава. – Не стареют душой ветераны?

– Никак нет, Вячеслав Дмитрич! Живем, хлеб жуем, да заграничное вино попиваем, – прошепелявил Купчик.

– Водку – бросил?

– С прошлого года, как ты помирил меня с жинкой прекратил употреблять эту гадость. Дуреешь от нее балда-балдой, и язву желудка, врачи говорят, можно нажить запросто, – Купчик широким жестом показал на стол. – Милости прошу к моему шалашу хлебать лапшу. Давно, сыщик, ты у меня не гостевал. По такому важному случаю можно отказаться от чая и чекалдыкнуть по рюмашке. Имею в заначке такой черемуховый ликерчик – пальцы оближешь! Хочешь, угощу?..

– Спасибо, Карпыч, – усаживаясь на табуретку возле окна, сказал Голубев. – Пришел я по серьезному делу.

– Хорошее вино делу не помеха. Телевизор глядишь?

– Иногда.

– Гляди почаще. Там, бывает, и умное говорят. Вот на днях изречение старинного мудреца Авиценны передавали в том смысле, что вино – друг трезвому и враг – пьяному. Мы с тобой в данный момент не окосевшие. Давай подружимся с «Амареттой»!..

– Чтобы окосеть?

– Не, установим жесткий регламент. У меня в запасе всего полбутылки. Это на двоих – слону дробина.

Из прошлого общения с Купчиком Слава знал, что остановить словоохотливого старика можно только неожиданностью, поэтому решил сразу, как говорится, взять быка за рога.

– Карпыч, ты сегодня трезвый прокурору звонил? – сделав ударение на слове «трезвый», спросил он.

Купчик захлопал белесыми ресницами:

– Не понял, Дмитрич… Прокурор мне не брат и не сват. Насчет чего стал бы я ему звонить?

– Насчет ограбления «Марианны», – Слава через окно показал на магазин. – У тебя тут все как на ладони видно.

– Ну надо же! – старик всплеснул пухлыми руками. – А я, старый хрен, гляжу в окошко и не могу понять: чего возле Жанкиного заведения прокурорско-милиционерская свадьба затабунилась?.. Оказывается, грабанули «Марианну». Ай-яй-яй! И кто ж такую пакость Жанке отмочил?..

Голубев нахмурился:

– Не виляй, Карпыч. Говори откровенно: кто перед началом грозы подкатывал к «Марианне» на красной «дразнилке из-за бугра»?

Глаза старика потускнели. Он суетливо поправил стоявшую около стола табуретку, сел, сосредоточенно поерзал. Глядя в сторону, вздохнул:

– Не хочу я на старости лет попадать в свидетели. Это ж потом по судам затаскают, и от рэкетиров можно по загривку схлопотать.

– А говорил, в полковой разведке воевал, – подзадорил Слава. – Разведчик, называется…

– Насчет разведки не врал. Трусам орденов не давали. У меня же их – целых шесть штук, – старик решительно хлопнул ладонью по столу. – Эх, мать моя, женщина! Была не была – слушай! Я со второго захода насмелился сделать прокурору заявление. Первый раз, когда он ответил, испугался. Думаю, вдруг подслушают мой голос ухорезы. Тогда – хана мне!..

– Карпыч, давай по делу, – поторопил Голубев.

Купчик царапнул лысину:

– Поганое дело крутанулось так быстро, будто в телевизорном кине. Если по порядку излагать, такая, значит, картина получается… Часов возле одиннадцати почтальонка принесла нам с жинкой пенсии. Теперь я, знаешь, сколько за фронтовые ранения получаю? Аж целых сто пятьдесят тыщ! За год больше миллиона набегает. Да жинке по тридцать тыщ каждый месяц отваливают. Короче говоря, денег у нас с бабкой невпроворот. По такому раскладу завел я привычку употреблять только благородные вина. А в Жанкином магазине этого добра – глаза разбегаются. Много всякой разности я у нее перепробовал, пока не наткнулся на «Амаретту». К слову, сама Жанка мне порекомендовала, дескать, отведай-ка, Пимен Карпович, итальянского ликера. Взял я штоф, попробовал да с той поры и пристрастился…

– Карпыч, не уклоняйся далеко, – попросил Голубев.

– Издалека начинаю, чтобы ты не задавал лишних вопросов, – старик кашлянул в кулак. – Ну с пенсии, выходит, сам Бог велел сбегать за штофиком. Пока я, значит, после почтальонки чесался да наряжался, время-то уже двенадцать пропикало. А в этот час «Марианна» аккурат на обед закрывается. Не утерпел все ж таки, побежал. Торкнулся в дверь – на крючке. К окну подсунулся – Майя Шелковникова за прилавком выручку считает. Постучал по стеклу, пятитысячную бумажку показываю и пальцем на винные бутылки: дескать, будь ласкова, подай штофик моего возлюбленного ликера. Майя отложила деньги, с улыбочкой выдала мне бутылек и сразу опять закрылась. А тучи уже так густо на небе заклубились – вот-вот гроза обрушится. Однако успел-таки добежать до дому. Сел за этот вот стол, чтобы пробку свернуть со штофа, вижу: к магазину красный автомобиль на большой скорости подлетел. Из него выпуливаются два стриженых парнюги в черных кожанках и – к дверям. А третий, в милиционерской форме, в окошко вроде постучал. Думаю, не одному мне выпить приспичило, и гадаю: откроет им Майя или не откроет?.. Открыла! Стриженые мигом – в магазин, а милиционер – в машину, за руль. По-моему, и минуты не прошло, как парни уже из магазина выскочили. Но не с бутылкой, как я предполагал, а с большущим тюком. Только-только в машину втиснулись – гроза трах-тарарах! Аж стекла в окнах задрожали. И ливень ливанул. Машина фьюить! И след ее простыл…

– В какую сторону поехала?

– Вдоль улицы, как будто к новосибирской трассе.

– А насчет милиционера ты не спутал? Может, это военный был?

Купчик с упреком посмотрел на Голубева:

– Обижаешь, Дмитрич. По-твоему, я в полковой разведке баклуши бил. Уж чего-чего, а военную одежду от милиционерской всегда отличу.

– Ну и как тот милиционер выглядел?

– Фуражка, стало быть, с красным околышем. Рубаха стального цвета с поясом. Галстук черный. Вот погоны не рассмотрел, но по выправке, похоже, офицер.

– Комплекции какой?

– Высокий, в плечах крепкий, лицо темное. Мне даже подумалось, что это наш участковый Толян Кухнин.

– Сильно похож на него?

– Как две капли воды. Чуть позже, правда, сообразил: с каких щей участковый на заморской «дразнилке» покатит, если у него, кроме допотопного «муравья» с кузовом, никакой техники нет.

Голубев задумался:

– Карпыч, скажи откровенно: не по злопамятству на Кухнина бочку катишь?

– Да я разве качу? Приметы тебе подсказываю, – обиделся Купчик. – Тем более что на Толяна у меня зла не было и нет. Коль на то пошло, открою прошлогодний секрет. Мы ж с Кухниным тогда с перепоя в рукопашную схватку сцепились. Можно сказать, из-за пустяка каша заварилась. Понимаешь, Дмитрич, годов нам со старухой уже много, а весной огород надо копать, чтобы картошку посадить. При советской власти эту тяжелую работу мне школьные тимуровцы делали. Надену, бывало, ордена да – в школу. Один урок промолочу языком про военные подвиги, и после занятий весь класс с лопатами да вилами шагает строем за мной. Глазом не успею моргнуть – огород вскопан, картошка посажена. А теперь в школе дураков не стало, молодежь в бизнес ударилась. Поискал я в прошлом году наемных копальщиков – никто не хочет деньги зарабатывать. Разговорился с Толяном Кухниным. Он хвастанул, будто свой огород за один день вскопал. Прикинулся я валенком: «Врешь, участковый! Жила тонка, чтобы пять соток земли за такое время взрыхлить». Толян завелся: «Спорим, вскопаю!» – «На какой заклад будем биться?» – «На ящик водки!» – «Эх, мать моя, женщина! – говорю и показываю на свой огород. – Вон – земля, в стайке – вилы. Берись! Хочу хоть раз в жизни от пуза на даровщинку напиться». В том смысле так сказал, что победа в споре непременно будет моя. Ударили по рукам. На следующий день Кухнин приходит спозаранку и, как бульдозер, попер мою пашню ворочать. И ведь вскопал задолго до заката! А мне того и надо было. Прошлогодняя водка в цене еще не так кусалась, как нынешняя. Отвез я на своем «запорожце» Толяну полнехонький ящик. Он сунул в карманы пару бутылок и пошли, мол, Пимен Карпович, обмывать победу. Начали хорошо, да переборщили. Закуски нам показалось мало. Кричу жинке: «Тащи, едрена-мать, чего пожевать!» Она Толяну хороший кусок мяса подкинула, а мне фигушку под нос и большевистским лозунгом по ушам. Дескать, кто не работает, тот не ест. Тут меня и взорвало… – Купчик смешливо прищурился. – По телеку смотрел, как народные депутаты рвали друг друга за грудки на глазах у невозмутимого сникерса?..

– Наверное, хотел сказать «спикера»? – уточнил Слава.

– Поправку принимаю, оговорился, – с самым серьезным видом кивнул Купчик и продолжил: – Вот, аналогичную картину мы с бабкой затеяли перед сидевшим за столом участковым. А у него, оказывается, нервы послабее, чем у сни… спикера. Принялся Толян нас разнимать и, главным образом, на меня насел. Ну я, понятно, не лыком шитый. С военной поры такие приемчики знаю, что даже каратиста Пашу Таловского исподтишка могу на землю опрокинуть. Проще говоря, Кухнин загремел навзничь от моей подножки. После такого кульбита пришлось моей зачинщице-старухе нас с Толяном разнимать…

– В прошлом году ты об этом не рассказывал.

– Не хотел Кухнина подводить. В том смысле, что блюститель порядка сам наклюкался до такой стадии, когда появляется желание на бровях пройтись.

– Значит, между вами вражды нет?

– Какая вражда! Мы на следующий же день после твоей разборки мировую поллитровку распили. Да и после того Толян не один раз ко мне заглядывал насчет подлечиться. И я не отказываю, когда в заначке бутылек стоит. Но угощаю теперь по твердому регламенту. Одна-две рюмашки, и будя. Напугал меня тот боевой случай. Я ведь только на фронте с врагами дрался, а в мирной жизни – никогда. После войны я веселил народ. Без меня ни гулянка, ни свадьба на нашей улице не обходились. Знаешь, как лихо на гармонике наяриваю? Хочешь, прямо щас такую современную ламбаду сыграю, что ноги сами пойдут в пляс?..

– Плясать, Карпыч, будем после, когда с «Марианной» разберемся. Сейчас скажи, старый разведчик, не замечал ли ты в последнее время чего-то подозрительного возле «Марианны»?

Старик немного подумал:

– Кажись, ничего коварного тут не намечалось. С Жанной Мерцаловой чуть не каждый день вижусь. Она всегда с обворожительной улыбкой. Ох, завлекательная бабочка! Будь мне годов на пятьдесят меньше, я к ней подбил бы клинки.

– Она ж на голову выше тебя, – засмеялся Слава.

– В отношении между женским и мужским полами рост мужика не самая важная деталь, – Купчик хитро подмигнул. – В народе не зря говорят: большая фигура, да дура, а малое дерево всегда в сук растет.

– Ты опять спутал, Карпыч. После «фигуры» не о суковатом дереве говорится, а о том, что мал золотник, да дорог.

– На этот счет, Дмитрич, так тебе отвечу: у кого об чем голова болит, тот про то и говорит. Возьми участкового Кухнина, к примеру. У него постоянные разговоры, что денег мало получает. Мне же о «золотниках» совсем не интересно язык мозолить. Приятнее о женщинах потрепаться. Я в молодости шибко их обожал. Поэтому, извиняй, твою поправку не принимаю.

– В таком случае давай поговорим о продавщицах из «Марианны». Что о них можешь сказать?

– Все могу… Фартовые бабочки, везучие. Не пришибли рэкетиры Майю?

– Пришибли.

– Сильно?

– До смерти.

– Убили, что ли?.. Ай-яй-яй!.. – Купчик сокрушенно покачал головой. – На этот раз, выходит, крупно ей не повезло. А жалко. Хорошая была деваха, обходительная. Она, признаться, лично мне больше нравилась, чем Ритка Календина. Всегда в короткой юбочке, ножки – загляденье. А у Ритки с ногами, видать, неважнецки обстоит дело. Никогда в юбке ее не видел. Постоянно джинсы таскает или белые клеши. Как у старинных моряков, гачи по полметра шириной. Но зато у Календиной грудь соблазнительней, чем у Шелковниковой. Она будто специально ее выпячивает.

– По этой части Настя Веснина, пожалуй, всех переплюнула, – сказал Голубев.

– Тут ты прав. У Настёнки есть что мужику поокучивать. В мамку удалась. Верочка Веснина такой же, пухлой, была. Росточком от горшка два вершка, а титьки по пуду. К тому же, малость с приветом. Считать до конца жизни не научилась. Лишь в деньгах понимала, а так… один, два, три и дальше – много. Однажды прибегает ко мне, глазенки вытаращила и вроде по секрету сообщает: «Утром испекла пять пирожков. Пока морковку в огороде полола, на столе из пяти осталось только семь. Кто-то сожрал».

– По-моему, умом Настя тоже не очень далеко ушла от родительницы. Или ошибаюсь?

– Если и ошибаешься, то не слишком. Конечно, по сравнению с мамкой, Настёнка хотя и через пень-колоду, но школу одолела. Считать научилась. В других же вопросах бестолковая и по жизни ни к чему серьезному не стремится. Способностей – кот наплакал. Прошлый год Паша Таловский надумал обучить ее вождению грузовика. Так, не поверишь, она в первый же телеграфный столб бампером въехала. Во где шуму было. Паша как спустил матерную овчарку! А Настёнка – еще хлеще: «Ты, падло, меня не блядионь!» И пошла крыть Пашу в христа-бога-мать… Старухи, наблюдавшие тот собачий концерт, аж креститься стали. Таким вот экзаменом шоферское обучение Настенки закончилось. И дружба с Пашей увяла.

– До этого они дружили?

– Еще как! Настёнка ради Таловского из Новосибирска домой вернулась. Паша аккурат тогда «Марианну» строил. Хозяином хотел стать, а Настёнка в хозяйки к нему силком набивалась.

– Юморная была бы парочка, – Голубев улыбнулся. – Слон и Моська.

– Не улыбайся. Насчет слона юмора нет. Мышь копны не боится. Природа так распоряжается. Малые ростом тянутся к большим, а большие – к малым. Моя жинка тоже на меховую шапку выше меня и ничего. Жизнь прожили, детей вырастили, и внуки уже женихаются. Вот, если б у Настёнки с Пашей зародилось потомство не в рост, а вширь, тут бы юмор появился. Новая человеческая порода могла возникнуть, у которой толщина больше роста…

– Долго Настя в Новосибирске жила? – поворачивая разговор в нужное русло, спросил Слава.

– Кажись, года полтора или два. Где работала, не знаю, но деньжата вроде водились. Изредка, бывало, приедет, пошикует денек-другой с местными бездельниками и опять – на заработки.

– С парнями шиковала?

– Ясно дело, не с девками. Это она под надзором Жанны Мерцаловой, когда в «Марианну» устроилась, притихла, дисциплинированной стала. А до того, считай, на каждого, кто подмигнет, бросалась грудью, как Матросов на дзот.

– Кроме уборщицы, другой работы не нашла?

– Она и не искала. На умственную работу Настёнка не способна. Магазин же привлек ее тем, что Жанна хорошо платит. Оклад чуть меньше моей пенсии да каждый квартал такая же премия. Сама мне хвалилась.

– Не соврала?

– Не должна бы. У Настенки не только грудь, но и душа всегда нараспашку. Если и приврет, то самую малость. На большое вранье ума не хватает.

– Продавщицы тоже хорошо зарабатывают?

– Конечно! У Майи спрашивал. Сказала, деньги для них не проблема… – Купчик тяжело вздохнул. – Ай-яй-яй, жалко Шелковникову. Бывало, захожу в магазин, поздороваюсь. Она сразу: «Здравствуйте, Пимен Карпович, что брать будете?» А Ритка Календина встречает по-иному: «Привет. Опять “Амаретту”?»… Гордая характером. Хотя и улыбается, но себе на уме. И умом – не чета Настёнке, сообразительная. В отношениях с мужским полом – тоже на высоте, неподступная. Прошлую неделю внук из Новосибирска у меня гостевал. Ростом, как и я, не вышел, но по любопытству к женщинам в деда уродился. Увидал обольстительных соседок и засучил ногами. Особенно Ритка ему приглянулась. Уж он и в магазине к ней маслился, и вечерами гитарой дома завлекал, и на пляж ездил. Даже на телевизионное кино снял в одном купальничке, а дальше не получилось. Так и уехал не солоно хлебавши. Под тридцать лет парню, а жениться палкой не заставишь.

– Где работает?

– В офисе.

– В каком?

– Хрен его знает. Спросил: «Ты где, Игорь, работаешь?» – «В офисе», – ответил.

– Офис – это контора по-нашему. Организация как называется?

Купчик пожал плечами:

– Мне подумалось, что это и есть название организации. Ну, в общем, если я правильно понял внука, работает он киноимператором. Или опять не так?..

– Кинооператором.

– Вот-вот! Хвастался, будто каждый вечер на банкетах да свадьбах кино снимает по заказу празднующих. Деньги зашибает бешеные. К слову сказать, меня заснял за гармошкой с песнями, за столом с бутылкой, во дворе, в огороде. Полпленки потратил, а другую половину – на Ритку. Кассету мне подарил. Я у соседок через телевизорную приставку полный час ее смотрел. Забавно, как артист, выступаю. Ритке тоже понравилось. Продай, мол, и точка! Сначала три тысячи предлагала, потом – пять. Не продал. Это для меня память до конца жизни.

Голубев заинтересовался «кином» и попросил старика одолжить видеопленку хотя бы на денек, чтобы посмотреть дома. Купчик принес кассету. Со словами «только гляди, не замыль» вручил ее Славе, чуть помялся и сказал: