Текст книги "Расплата за ложь"

Глава 10

Допрос Риты Календиной, проведенный следователем Лимакиным, информации почти не добавил. Судя по пасмурному миловидному лицу с навернувшимися на карих глазах слезами, Рита сильно переживала случившееся. Плотно сжав обтянутые джинсами колени, она безостановочно комкала в руках носовой платок и чуть не на каждый вопрос следователя отвечала со вздохом. Каких-либо предположений по ограблению магазина у нее не было. По ее словам, весь предыдущий день она провела в Новосибирске с больной мамой. Перестирала ворох накопившегося белья, прибрала в квартире и лишь в конце дня на полчаса отлучилась в булочную за хлебом. Другие продукты привезла с собой и основательно загрузила холодильник. Приехала из Новосибирска сегодня утром и узнала о случившемся от Насти Весниной. Придя в магазин, первым делом отдала Жанне ключ от сейфа и рассказала, как все получилось позавчерашним вечером. Ни малейшего сомнения в том, что преступники воспользовались или другим ключом, или отмычкой, у Риты не было. Когда Рита закрывала сейф, ни Майя, ни Настя не видели. О том, что в сейфе хранятся документы, а не деньги, Шелковникова и Календина знали. Настя же Веснина к сейфу никогда не проявляла интереса. К работе подсобницы она относится добросовестно и без разрешения не берет даже жевательную резинку, которую обожает не меньше, чем шоколадки.

О красной «вольво» Рита вспомнила лишь после того, как Лимакин показал ей фотографию, сделанную с видеозаписи. Оказывается, неизвестный парень предложил Рите прокатиться с ним и на природе попить баночного пива. Рита конечно же отказалась. На том и кончился короткий разговор. Артура Валентиновича Заливалова она не знала и об автомобильной катастрофе на Ордынском шоссе ничего не слышала. Парню, предлагавшему прокатиться, было лет около тридцати. Широкоплечий, симпатичный, можно даже сказать, красивый. В сером импортном костюме. Русые волосы волнистые, стрижка «Молодежная». Усики черные.

– На того красавчика не похож, которого на прошлой неделе Паша Таловский выставил из магазина? – спросил Лимакин.

– Это какого? – будто не поняла Рита.

– С которым Жанна «чудила». Помните ее ответ: «Ой, было, девки, было, я славно с ним чудила»?..

Календина вдохнула:

– Это ведь Жанна в шутку сказала.

– Но парень тот не шутя в магазин заходил. Что ему надо было?

– Не знаю. Попросил пригласить хозяйку, но вместо Жанны из подсобки вышел Паша. О чем они говорили, не слышала. Но парень очень быстро смотал удочки.

– Как он внешне выглядел?

– Вы знаете… – опустив глаза, Рита помяла в руках платочек. – Чем-то эти парни похожи, хотя уверенно сказать, что это один и тот же человек, не могу. Просто я не приглядывалась. Мало ли бывает мимолетных флиртов.

– При опознании сможете его узнать?

– Вряд ли… Вообще-то на зрительную память я не жалуюсь. Может быть, и узнаю.

Задав еще несколько вопросов и получив на них неопределенные ответы, следователь попросил Календину рассказать, как отмечали в магазине день ее рождения. Рита спокойно пересказала почти то же самое, что участковый Кухнин рассказал Славе Голубеву. Когда она дошла, что называется, «до шапочного разбора», Лимакин стал уточнять подробности.

– Какую сумму и какими купюрами Жанна выдала Таловскому? – спросил он.

Календина чуть подумала:

– Две пачки в банковских упаковках тысячными. Значит, двести тысяч.

– Таловский их пересчитывал?

– Нет, Паша сразу положил деньги в карман, и они с Кухниным пошли из магазина. В это время зазвонил телефон. Такие частые звонки, как обычно междугородная связь по автомату вызывает. Жанна ответила, сказала, чтобы ей перезвонили на квартирный телефон и, положив трубку, сразу пошла к себе, наверх.

– Прямо из подсобки пошла?

– Да, если магазин открыт, она всегда через подсобку ходит. Основным ходом, со двора, пользуется, когда нас в магазине нет. Иными словами, когда магазин закрыт.

– Как Жанна разговаривала со звонившим, на «вы» или на «ты»?

– Сказала: «Перезвони».

– Вам что-то говорила?

– Ничего особенного. «Девчонки, наводите порядок и закрывайте магазин». Вот, буквально так. Майя с Настей стали убирать посуду, а я замкнула кассовый аппарат, смотрю – в сейфе ключ торчит. Повернула его на два оборота, как всегда, и положила в свою сумочку. Хотела дома Майе отдать, чтобы она потом передала Жанне. Но когда домой пришли, сразу стала собираться в дорогу, к маме, и как-то само собой из головы все вылетело. Может, потому, что после застолья мы были немножко навеселе…

– А дневную выручку куда дели?

– Выручку пятьсот с половиной тысяч я сдала инкассатору еще до того, как за стол сели.

– О том, что Мерцалова надумала купить новую машину, лично вы знали?

– Никто из наших девочек об этом не знал. Паша Таловский недавно хвастался, дескать, Жанна скоро новую тачку себе купит, а я у нее «форда» заберу. Вот тогда, мол, девки, покатаемся. Мы посмеялись над ним. У Паши замыслы всегда опережают возможности.

– По-моему, Мерцалова ему хорошо платит, – сказал Лимакин.

– Это правда, – Календина вздохнула. – Но тратит Паша деньги еще лучше. В командировках обедает только в ресторанах. Раскатывает на такси. Если останавливается в гостинице, то непременно в номер-люксе. Курит только «Мальборо» или «Кэмэл». Тысячерублевых банок пива может за один присест опустошить десятка полтора. Да и с девочками любит поразвлечься. Однажды приезжает из Новосибирска опухший, глаза красные, помятый, как из-под автобуса, и по секрету хвастает нам с Майей: «Во, девки, вчера отколол номер! За одни сутки “лимон” устосал. Такая ярая брюнетка попалась, аж вспомнить жутко».

– Да, при таком размахе на «форд» трудно скопить «лимоны», – сказал следователь и с намеком спросил: – На стороне Таловский не подрабатывает?

– Имеете в виду рэкет? – уточнила Рита.

– Рэкет и грабеж – близнецы-братья, – уклончиво ответил Лимакин.

– Если говорить о нападении на наш магазин, то Паша здесь сбоку припека. Может, по своей природной безалаберности навел рэкетиров, но сознательно он на такое никогда не пойдет. Таловский будто под гипнозом обожает Мерцалову и предан ей пуще верной собаки.

О связях Таловского в Новосибирске Рита ничего не знала, хотя, как показалось Лимакину, она просто не захотела на эту тему говорить.

Самые значимые сведения с помощью Тимохиной в этот день раздобыл Слава Голубев. Допрос Весниной он начал, как и прошлый раз, в полушутливой манере. Глядя на взлохмаченные кудряшки безмятежно жующей резинку Насти, Слава с улыбочкой сказал:

– У тебя оригинальная прическа. Как называется?

– «Я упала с сеновала», – с претензией на остроту ответила Настя.

Слава сделал разочарованное лицо:

– А я считал, что-то новенькое. Говорят, теперь в моде «Взрыв на макаронной фабрике». Не видала такую?

– Увижу – сделаю.

– Обязательно сделай. По-моему, тебе подойдет. Ну, дождалась вчера Пашку-керю?

Веснина вместо ответа выдула из жвачки розовый пузырь. Голубев осуждающе покачал головой:

– Настенька, мы ведь не в детском садике. Сотрудник уголовного розыска беседует с тобой, как с очень важной свидетельницей, а ты воздушные шарики надуваешь. Разве можно так себя вести?

Настя обидчиво отвернулась:

– А чего вы мне Пашку клеите…

– Не серчай, ласточка. Я читал твою записку на Пашином окне. Отчего тебе было страшно в прошлую ночь?

– Ни фига себе вопросик!.. Ритка уехала, Майю убили, я осталась в доме одна. Думаете, ночью не страшно?

– Ты разве видела Майю убитой?

Настя перестала жевать:

– Нет, не видела.

– Чего ж тогда говоришь? Может, ее не до конца убили.

– А как?

– Наполовину. Возьмет да выживет. И все нам расскажет, как ее хотели убить.

Настя, задумавшись, скривила пухлые губки:

– Ну уж фигушки. В морге не выживают.

– Откуда тебе известно, что Майя в морге?

– Жанна сегодня утром Пашке говорила, а я слышала.

– Ты уже вышла на работу?

– Хотела выйти, но Жанна сказала, пока не разберется, что произошло, магазин не откроет.

– А что Паша Жанне говорил?

– Сказал, разыщет рэкетиров, и те, орелики, вернут все, что из сейфа утащили.

– Что именно они утащили?

На круглом Настином лице появилось нечто вроде удивления:

– Что, что… Деньги, наверное.

– И много денег там было?

– Я, по-вашему, их считала, да?..

– Рита, вернувшись из Новосибирска, что-нибудь тебе рассказывала?

– Чо интересного она может рассказать?.. Это я ей рассказала, какой разбой у нас тут случился. Ритка от испуга чуть не трахнулась…

– С кем? – мигом ввинтил Слава.

– Не «с кем», а в обморок. Думаете, только в постели трахаются? Ритка, оказывается, трусливее меня.

– Ты разве трусливая?

Настя усмехнулась:

– Словами могу любого отбрить, а мертвых боюсь.

В кабинет неожиданно вошла криминалист Тимохина. Извинившись, она положила перед Голубевым дактилоскопическую карту с отпечатками пальцев Весниной. Тихо сказала:

– Это с дверной ручки подсобного помещения.

Голубев удивленно глянул на насторожившуюся Веснину, затем порассматривал так и этак отпечатки и, словно не веря своим глазам, спросил Тимохину:

– Лена, это не ошибка?

– Нет, Слава, – Тимохина указала на дактилокарту. – Обрати внимание, папиллярные линии располагаются по дуговому узору. Такой узор встречается очень редко. Идентичность отпечатков на дверной ручке с образцами пальцев полная.

Голубев встретился с настороженным взглядом Весниной:

– Ох, Настенька, и загадала же ты нам загадку!

– Чо такое? – растерянно спросила Веснина.

– Оказывается, ты, ласточка, пряталась в подсобке, когда после налетчиков мы с понятыми вошли в магазин.

– Ну уж и придумали глупость! – возмутилась Настя.

– Не лезь в пузырь, – спокойно сказал Слава. – Против заключения дактилоскопической экспертизы не попрешь. Зачем ты тайком ушмыгнула из магазина?

Веснина ошарашенно заморгала:

– Не разыгрывайте…

– Мы не на одесской юморине, чтобы веселить публику. Если хочешь облегчить свою судьбу, рассказывай все откровенно. Почему ты оказалась в подсобном помещении, когда налетчики душили Шелковникову?

– Может, это раньше я входную дверь подсобки открывала, – неуверенно проговорила Настя.

– Если раньше, то почему после тебя на дверной ручке других отпечатков нет?.. – Голубев указал на Тимохину. – Мы вот с экспертом отлично слышали, что при нашем появлении в магазине дверь подсобного помещения открылась и тут же захлопнулась на замок. Сразу сняли с дверной ручки отпечатки пальцев, они оказались твоими. Значит, после тебя никто эту дверь не открывал и не закрывал. Улавливаешь логику?..

Веснина долго смотрела на Голубева немигающим взглядом, потом вдруг закрыла лицо ладонями и разрыдалась, будто уличенный во лжи ребенок. Слава налил из графина стакан воды, подавая его Весниной, успокаивающе сказал:

– Не надо плакать, Настенька. Ну чего разревелась, как маленькая? Ведь не ты же задушила Майю…

– Ко-ко-конечно, не я, – отстраняя рукой стакан, еле выдавила сквозь слезы Настя.

– Вот видишь! Рассказывай, ласточка, все начистоту. В ограблении магазина тебя никто не обвиняет. Нам от тебя нужна только правда. Если боишься грабителей, поверь, что защитим от них. Мы теперь не с голыми руками ходим… – Слава из внутреннего кармана пиджака достал макаровский пистолет, с которым в последнее время почти не расставался. – Погляди, какая у меня пушка. Пусть только рэкетиры рыпнутся! Я сразу им – пиф-паф! Руки вверх!..

Мало-помалу Веснина стала успокаиваться. Прежде всего она вытолкнула языком изо рта на ладонь жвачку и, приподнявшись со стула, бросила ее в мусорную корзину возле стола. Всхлипывая, достала из карманчика кофты крохотный платочек и сосредоточенно принялась вытирать бегущие по щекам слезы. Из сбивчивого, перемежающегося всхлипами рассказа Голубев понял, что пришла Настя в магазин за шоколадками. Хватилась перед обедом, а в доме – ни одного «сникерса» или «марса». Остававшиеся в запасе две шоколадки съела за утренним чаем.

– Настенька, давай все по порядочку, – сказал Слава. – Когда ты пришла в магазин?

– Ну, я на часы не глядела, – Веснина промокнула платочком покрасневшие от слез глаза. – Наверно, минут на десять раньше того, как старик Купчик постучался за «Амареттой». Хотела взять шоколадки и сразу уйти, но заговорилась с Майей. А тут гроза навернулась, аж потемнело кругом. Решила перекусить в магазине. Только хотела включить электрочайник – в дверь опять застучали. Из подсобки говорю Майе: «Пошли их всех на фиг, не открывай». А Майя – мне: «Это Толя Кухнин с парнями». И вроде бы пошла к двери. Что и как там произошло, не видела. Только услышала Майин крик: «Ой, не надо, не надо!» У меня сердце в пятки ушло. Думаю, ни фига себе, участковый милиционер каким делом занялся! За коробки с макаронами спряталась. В подсобке.

– И ничегошеньки не видела?

– Честное благородное, ничего.

– А слышала кроме крика Шелковниковой что?

– Дверка сейфа лязгнула. Потом, кажется, магазинная дверь хлопнула.

– Сколько времени ты в подсобке просидела?

– Не знаю. Пока гроза громыхала. От Майи – ни звука. Когда гром утихать стал, вылезла из укрытия. На цыпочках подошла к двери, ведущей в торговый зал, и чуть не обмерла – Майя, связанная, за прилавком лежит. Подойти к ней смелости не хватило. Думаю, надо позвонить в милицию, а тут опять слышу, как будто к магазину автомашина подъехала. Куда деваться?.. Снова за коробки спряталась. В магазин вроде бы люди зашли, заговорили. И тут только вспомнила, что через заднюю дверь можно тайком из подсобки выскользнуть…

– Почему же сразу мне об этом не рассказала? – с упреком спросил Голубев.

– Ага, попробуй расскажи… – Настя вновь заплакала. – Я и в магазине была, и ничего не видела. Кто в такое поверил бы?

– Но теперь ведь рассказываешь.

– Теперь деваться некуда. Хотите верьте, хотите нет.

– Настенька, а как у тебя со слухом? – внезапно задал вопрос Слава.

– Нормально, не глухая, – глядя в пол, ответила Веснина.

– А я вот в этом сомневаюсь.

– Почему?

– Потому, что в подсобке отлично слышно, а ты уловила лишь, как дверка сейфа лязгнула. Может, налетчики глухонемыми были?

– Скажете тоже, глухонемыми… Они между собой немного переговаривались.

– От фонаря придумала?

– Что уж я, круглая дура, придумывать… – обиделась Настя. – Тот, что орудовал у сейфа, сказал: «Здесь здоровенный тюк упакован». А из зала другой голос: «По объему двадцать “лимонов” будет?» Тот в ответ: «По объему, пожалуй, больше. Вспороть?» Из зала: «Бери без шума и линяем». Вот, честно, весь их разговор.

– Голоса знакомые?

– Кажется, нет.

– Настенька, ласточка, ну вспомни хорошенько, – умоляюще попросил Голубев. – Может, раньше ты где-то их слышала…

Веснина провела мокрым платочком по щекам:

– Из зала говорил вроде бы таким же голосом, как тот парень, которого Паша Таловский на прошлой неделе выгнал из магазина.

– Это, который просил тебя пригласить Жанну? – уточнил Слава.

– Ну.

– А голос Кухнина не слышала?

– Нет.

– Сколько человек разговаривали в магазине?

– Двое.

– Куда же Кухнин девался?

– Не знаю.

– Но ты уверена, что участковый был с налетчиками?

– Ни в чем я не уверена. Это Майя мне так сказала. Сама я ни участкового, ни других не видела.

– Ошибиться Майя не могла?

– Не знаю. Перед грозой потемнело, будто поздним вечером. Может быть, она через окно не разглядела толком, кто там: Кухнин или не Кухнин.

– Чем же налетчики открыли сейф?

– Наверно, ключом. Они очень быстро, прямо в одну минуту, все дело обстряпали.

Слава посмотрел Весниной в глаза:

– А что ты хотела простить Паше Таловскому?

– Ничего.

– Зачем же на окне написала: «Приходи, я все прощу»?

Настя отвела взгляд:

– Обматерил Пашка меня. Взялся обучать на грузовике ездить. Я по неопытности в сторону зарулила, чуть на столб не наехала. Ну, Таловский и раскрыл хайло… Понятно, от хамства я тоже взорвалась…

– Не научилась рулить?

– Не-а. Только заводить да глушить мотор умею.

Тяжело вздохнув, Голубев стал записывать показания Весниной. Когда он задавал уточняющие вопросы, Настя сразу настораживалась, начинала сомневаться, но быстро брала себя в руки, и голос ее становился уверенным. Подписывая протокол, она в который уже раз всхлипнула и робко спросила:

– Меня не посадят?

– Настенька, свидетелей сажают только за ложные показания, – ответил Слава.

– Но я же вам, честное благородное, ничего не соврала.

– Значит, ласточка, тебе нечего бояться. Не расстраивайся и живи спокойненько.

Глава 11

Едва Бирюков, Лимакин и Голубев обменялись только что полученной информацией, секретарь-машинистка доложила, что из Новосибирска приехал отец Майи Шелковниковой. Бирюков тут же принял его.

Примерно пятидесятилетний Степан Олегович Шелковников был среднего роста. Худощавый, со впалыми щеками. Редкие русые волосы на висках заметно тронула седина. Лицо бледное, с печатью безысходного горя в уставших синих глазах. Одет скромно, по случаю траура, во все черное. О случившемся ему сообщила по телефону Мерцалова, с которой Шелковниковы очень хорошо знакомы около пяти лет.

– Как вы с ней познакомились? – спросил Бирюков.

– Через Майю, когда она работала проводницей в «Сибиряке», – Степан Олегович глухо кашлянул в кулак. – Жанна Александровна относилась к Майе, как к родной младшей сестренке. И нам с матерью проявляла всяческое внимание. Если бы не она, мы до сих пор ютились бы втроем в однокомнатной малогабаритной квартирке. А с помощью Жанны Александровны в прошлом году нам удалось через горисполком получить трехкомнатную хорошую квартиру в том же доме и даже в том же подъезде, только этажом ниже, где она сама живет. Я по специальности строитель-монтажник. Почти полгода проработал на восстановлении Чернобыльской АЭС, когда там беда случилась. Нахватался радиации больше, чем надо. Был поставлен на учет по улучшению жилищных условий, но пока Жанна Александровна не вмешалась, со мной ни один чиновник в горисполкоме разговаривать не хотел.

– У Мерцаловой собственная квартира в Новосибирске?

– Трехкомнатная, как у нас. В доме по улице Мичурина, сразу за Оперным театром.

– Часто она там бывает?

– Почти каждую неделю проведывает, но ночует редко. На минутку забежит и тут же умчится по своим делам.

– Майя единственная ваша дочь?

– Да, она была единственной нашей опорой и надеждой. В школе училась хорошо. Правда, в институт поступать не захотела. Устроилась проводницей на железной дороге. Хотелось ей по стране поездить, другие города посмотреть. Стала неплохо зарабатывать. Почти все деньги отдавала в семейный бюджет. Наших-то с матерью заработков хватало от получки до получки. С помощью Майи мы и обстановку нормальную в квартире завели, и одежонкой запаслись. Ну а когда Майя стала работать у Жанны Александровны, тут уж, несмотря на нынешнее безумное время, семья наша, можно сказать, полностью из нужды вырвалась.

– Сомнительных знакомств у Майи не было?

– Нет, с парнями она вообще не дружила. Школьные подруги раньше часто к ней забегали, пока сюда, в райцентр, не уехала. Они тоже почти все по коммерческим структурам устроились. Вначале нам с женой это не нравилось. Старались их убедить, мол, вернется прежняя власть, прихлопнет ваши торговые лавочки и останетесь без высшего образования на бобах. Они беззлобно над нами подтрунивали, называли осколками социализма. Дескать, привыкли жить под колпаком шарлатанской идеологии. Чуть какие трудности свалятся, сразу подтягиваете пояса и ждете с открытыми ртами милостыньку от государства, вместо того, чтобы засучить рукава и зарабатывать себе на хороший кусок хлеба с маслом.

– Среди этих подруг Риты Календиной не было? – снова спросил Бирюков.

Шелковников опять кашлянул в кулак:

– В одном классе они учились. Кстати, это Майя посоветовала Жанне Александровне взять Риту к себе на работу. Хорошая девушка. Решительная, боевая. Однажды я стал их с Майей запугивать, словно в воду глядел, мол, пришибут вас рэкетиры. Майя насторожилась, а Рита как ни в чем ни бывало: «Степан Олегович, охрана от рэкета – не наша проблема. Мы продавцы и дух наш молод. А с рэкетирами справятся те, кто за это деньги получает». Одним словом, оптимистка. Только вот на деле Ритин оптимизм оказался дутым…

– Родителей ее не знаете?

– Отца у нее нет. Мать сердечница, постоянно недомогает. Работала техничкой на железнодорожном вокзале. Рита уговорила ее уволиться и теперь полностью обеспечивает.

– До Мерцаловой Рита чем занималась?

– Кажется, была замужем за каким-то состоятельным бизнесменом. Но фамилия у нее девичья. Вероятно, в загсе не регистрировались. Теперь ведь молодые сходятся и расходятся, как в море корабли.

– А Майя замуж не собиралась?

– И слышать об этом не хотела. У нее первостепенная цель была – прочно укрепиться в жизни.

– Домой часто приезжала?

– Два, иногда три раза в месяц. Продуктами нас снабжала, планы на будущее строила.

– Ни на что не жаловалась?

– В смысле здоровья, после простуды ей полипы досаждали. Это наследственное от матери. И зрение в детстве подпортила. Читала очень много. Я советовал выписать очки, но Майя стеснялась их носить. Буду, мол, в очках, как старуха. А на жизненные условия от Майи никогда никаких жалоб не слышал. Она как-то легко, без закомплексованности, воспринимала окружающее. С людьми умела ладить, даже с теми, которые ей не нравились.

– Много таких было?

– В последнее время нет. А когда работала проводницей, после каждой поездки возмущалась грубостью и наглым рвачеством начальника поезда. Но в конфликт с ним не вступала. У Майи был на редкость миролюбивый характер. В этом отношении Жанна Александровна восхищалась ею. Теперь сильно переживает. Первый раз вижу ее такой расстроенной. Не преувеличиваю, буквально со слезами на глазах клянет себя за то, что не смогла уберечь Майю. Обещает полностью оплатить похороны, нас с матерью не оставить в беде, ну и все такое…

– Предположений насчет налетчиков не высказывала?

– Нет, говорит, что пока ничего не знает, но с помощью прокуратуры надеется во всем разобраться, – Шелковников натужно откашлялся. – Я ведь почему к вам зашел без приглашения: может, хоть что-то расскажете? Поверьте, трудно терять единственного ребенка…

Бирюков опустил глаза:

– К сожалению, Степан Олегович, пока и нам очень мало об этой трагедии известно. Преступление сложное, судя по всему, заранее подготовленное. Разобраться в нем будет нелегко, но разберемся.

– Какое страшное время… – Шелковников болезненно поморщился. – Люди будто с ума посходили. Даже не верится, что совсем недавно жили мы спокойно, в мире и согласии. Не было ни жестоких убийств, ни жутких катастроф. Что случилось со страной? Как понять, что происходит с обезумевшим народом?..

– Все у нас, Степан Олегович, было, – невесело проговорил Бирюков. – И жестокие убийства, и жуткие катастрофы были, но о них не трезвонили во все колокола, как теперь. Слишком долго жили мы по принципу шито-крыто. А понять сейчас очень важно то, что старая жизнь кончилась и наступает новая. Причем не лучшая или худшая, а – другая, в которой кому-то будет порой лучше, кому-то временами хуже.

– Полностью с вами согласен. Однако на душе все равно тяжело… – Шелковников помолчал. – Нам не будут чинить препятствий в похоронах Майи?

– Разумеется.

– Мы хотим в церкви совершить обряд отпевания.

– Ради бога. Делайте все, что считаете нужным.

– Когда ее можно забрать из морга?

– В любое время.

Извинившись за отнятое время, Шелковников тяжело поднялся со стула, попрощался и вышел. В прокурорском кабинете наступила затяжная молчаливая пауза. Внезапно зазвонил телефон. Бирюков ответил. Нахмуренно выслушав звонившего, коротко сказал:

– Вези их немедленно ко мне. – И, положив трубку, посмотрел на Лимакина с Голубевым. – Участковый Кухнин нашел связку документов, похищенных из «Марианны».

– Где?! – удивленно выпалил Голубев.

– Говорит, в придорожном кювете новосибирской трассы, примерно в километре от райцентра. Где он обычно кроликам траву косит.

– Антон Игнатьич! – Слава хлопнул ладонью по коленке. – Этот «кроликовод» меня начинает беспокоить не на шутку…

– Придержи эмоции. Сейчас Кухнин явится сюда. Посмотрим, что он привезет, и послушаем, что расскажет.

– Да он может наговорить семь бочек арестантов!

– А мы из них выберем одного, – вроде бы шуткой ответил Бирюков. – Только ты при разговоре с ним наперед прокурора не лезь в пекло…

Участковый не заставил долго ждать себя. Одетый в поношенный рабочий комбинезон, он с вместительным промокшим рюкзаком в руке торопливо словно ввалился в прокурорский кабинет. Нерешительно остановившись у порога, опустил рюкзак на пол и, не поздоровавшись, смущенно проговорил:

– Собрал все до единой бумажки, – после этого достал из кармана вчетверо сложенный листок и, подойдя к столу, протянул его Бирюкову. – Вот, Антон Игнатьевич, составленный с понятыми протокол обнаружения.

Бирюков внимательно прочитал заполненный размашистым неровным почерком стандартный бланк. Посмотрев на Кухнина, сказал:

– Показывай, что там насобирал.

Участковый нервно развязал рюкзак и вытряхнул из него бесформенную груду мокрых листков, выпирающих из коричневой оберточной бумаги с разорванной шпагатной обвязкой. Все с интересом принялись рассматривать неожиданную находку. Это были товарные фактуры, накладные, платежные поручения, приходно-расходные кассовые ордера, ведомости по зарплате и другие финансовые документы магазина «Марианна».

Следователь Лимакин глянул на Кухнина:

– Из реки, что ли, их вытащил?

– В кювете, наполовину заполненном вчерашним ливнем, этот тюк валялся.

– Сам увидал или кто-то подсказал? – спросил Бирюков.

Участковый смущенно опустил глаза:

– Поехал на «муравье» веников на зиму заготовить для бани. Тарахчу по кромке трассы потихоньку. Вижу, в кювете бумажный тюк лежит и возле него листки какие-то плавают. Остановился, достал один листок – это фирменный бланк «Марианны». Сразу в голову стукнуло, что вчерашние грабители вместо денег по ошибке макулатуру у Жанны хапнули. Остановил два грузовика, едущих по трассе в райцентр, и привлек шоферов в качестве понятых.

– Вчера, когда после грозы с травой возвращался, этот «тюк» не видел?

– Вчера ведь я ехал домой, по противоположной стороне трассы. А сегодня из райцентра тарахтел. Тут-то он мне на глаза и попался. Наверно, рэкетиры, когда улепетывали с дела, уже в машине разобрались, что туфту урвали, и выкинули.

– Мерцаловой об этом сказал?

– Да вы что, Антон Игнатьевич! – словно удивился Кухнин. – С помощью шоферов собрал бумажки в кузов «муравья», дома затолкал их в рюкзак и, как был в робе, после телефонного звонка на своем драндулете сразу – к вам, – будто спохватившись, торопливо добавил: – Перед этим, правда, еще с шоферами дома протокол заполнил.

– Ну а в «Марианну» сегодня утром заглядывал?

– «Марианна» теперь на замке… – Кухнин нерешительно замялся. – Пашу Таловского видел.

– О чем говорили?

– Об ограблении, о чем больше… ЧП для моего участка неслыханное. И так тошно, а… – Кухнин покосился на Голубева. – Вячеслав Дмитриевич говорит, что с налетчиками был милицейский, на меня похожий. Конечно, я не ангел, но в таком гадком деле, ей-богу, не грешен. Если бы связался с «мокрухой», разве привез бы вам эти документы?..

– Вот что, Анатолий, – сказал Бирюков, – ты перед нами не оправдывайся и в голову себе не вбивай, кто там на тебя похож или не похож. Следствие покажет, кто есть кто. От тебя сейчас требуется одно: сбор оперативной информации. Собственно, ты не первый год участковым, и не мне тебя учить.

– Ну а зачем меня подозревать? – вроде бы со злобой буркнул Кухнин.

– Подозрение еще не обвинение. Или на воре шапка горит?..

– Да вы что, Антон Игнатьевич! Просто обидно.

– Не красна девица, чтобы обижаться.

– Но я во что бы то ни стало докажу свою невиновность!

– Это будем доказывать мы. Тебе же следует заниматься своим делом. Не капризничай.

Кухнин разом сник:

– Можно быть свободным?

– Иди работай.

Едва участковый вышел из кабинета, Голубев сразу обратился к Бирюкову:

– Заметил, Игнатьич, как он глаза прячет? Да еще и нервничает. Ни с того ни с сего в бутылку полез! Нет, чтобы ты не говорил, а совесть у Кухнина нечиста. Что-то немыслимо тонкое и точное Анатолий спланировал.

Бирюков чуть подумал:

– Слава, есть мудрый принцип «бритвы Оккама», отсекающий лишнее. Смысл его прост: не ищи более сложного объяснения там, где есть более простое. Вот ты пытаешься объяснить поведение участкового немыслимо тонким и точным планом, а по-моему, его «нервозность» вызвана простым разгильдяйством. Вчера в рабочее время он траву кроликам косил, сегодня поехал веники на зиму заготавливать. Ситуация щекотливая. И не признаться в этом нельзя – будет неубедительно, и признаться стыдно. Второй день подряд личными делами занимается, а на участке – ограбление с убийством…

– Но ведь Майя сказала Насте Весниной: «Это Толя Кухнин с парнями»…

– Во-первых, так тебе сказала Настя, а что ей на самом деле говорила Шелковникова, неизвестно. Во-вторых, Майю могла подвести «подпорченное» зрение. В предгрозовых сумерках она могла сориентироваться на Кухнина по милицейской форме.

– Значит, ты полностью Кухнину доверяешь?

– Я всегда придерживаюсь золотого правила: доверяй, но проверяй.

– А вообще, что думаешь в связи с последней информацией? Как, например, расцениваешь поведение Мерцаловой? Почему она упорно не хочет назвать продавца автомобилей, с которым договаривалась насчет «ситроен-ксантии»?

– Жанна Александровна или что-то умалчивает, или желаемое выдает за действительное. Опасаюсь, как бы Жанночка еще больше дровишек нам не наломала.

В разговор вмешался следователь:

– Тебе, Антон Игнатьевич, не показалось, что Жанна очень самоуверенна?

– Показалось, – ответил Бирюков. – Это наводит на мысль, что ей далеко не все известно. Понимаешь, чем меньше человек знает, тем он категоричнее. И главное, тогда он ищет, кто виноват, а исходит из того, что он-то уж, конечно, прав…

– Но ведь Мерцалова – неглупая женщина.

– Очень неглупая. И страшно энергичная.

– Не ведет ли она двойную игру?

– Играть ей сейчас вроде бы не с кем и не к чему. Скорее напрашивается предположение, что Жанна благодаря своей природной интуиции «переиграла» замысел преступников. Предчувствуя недоброе, вместо миллионов загрузила в сейф связку документов.

– Но откуда у налетчиков ключ от сейфа? – спросил Голубев.

Бирюков посмотрел на него:

– Если бы у нас был ответ на твой вопрос, мы очень быстро бы раскрыли это преступление.

– Я почти уверен, что Рита Календина, находясь в Новосибирске, передала ключик напрокат.

– И преступники, оказавшись с носом, вернули его Рите с благодарностью?.. Свежо предание, но верится с трудом.

– Может, она вообще незамкнутым сейф оставила…

– Как теперь это узнать?