Текст книги "Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского)"

Выяснив каноническую правоспособность еп. Андрея, старообрядцы прямо предложили уфимским «староцерковникам» создать комиссию по выработке принципов единения (поначалу на территории Башкирии) «при соблюдении с обеих сторон чинопоследований, предания и обрядов апостольской Церкви». Комиссия из сорока человек была создана, но не успела подготовить необходимые материалы вовремя и продолжила свою работу уже после съезда.

Незадолго до этого среди белокриницкого старообрядчества прошла широкая дискуссия о роли мирян в церковных делах, в которой активно участвовали Агафонов и Бриллиантов, в свое время – члены архиепископского Совета. Результаты дискуссии убеждают, что идеи еп. Андрея и его действия по обустройству церковной жизни встретили бы поддержку в древлеправославной Церкви. Московские старообрядцы с удовлетворением констатируют, что идеи доклада еп. Аввакума на уфимском съезде нисколько не расходятся «с жизнью апостольской Церкви» и «пожеланиями … нашей св. Церкви», стремящейся к восстановлению «именно этого древнего уклада жизни церковной».

Закончить разрешение проблемы на съезде не успели, и работа в этом направлении продолжалась, но уже в «Декларации» было твердо заявлено: «Мы приглашаем старообрядцев к взаимному единению, чтобы общей молитвой и любовью исправить нашу церковную жизнь»[394]394
  Цит. по: История моего старообрядчества. Тетрадь вторая. Алма-Ата, 28 февраля 1933 года (авторская рукопись). С. 16.


[Закрыть]. В дальнейшем старообрядцы тесно сотрудничали со сторонниками «Декларации». И.И. Шароватов[395]395
  Шароватов Иван Иванович, родился в 1895 в д. Гусиха на Иргизе, священник, был арестован в Городце и приговорен к пяти годам ИТЛ.


[Закрыть] стал священноиноком с именем Гермоген и работал под духовным руководством еп. Андрея, уверенного в том, что старообрядцы за Гермогеном пойдут (письмо еп. Андрея от 2 сентября 1928 года). А в письме от 24 августа того же года владыка сообщает, что Б.В. Подвицкий[396]396
  Подвицкий Борис Владимирович (1881–1938). До революции – известный деятель партии эсеров, журналист. Из смоленских потомственных дворян. Окончил Московскую земледельческую школу. В конце 1904 г. вступил в Петербургский боевой отряд Партии социалистов-революционеров, участвовал в подготовке покушений на генерала Д.Ф. Трепова, великого князя Владимира Александровича, министра юстиции Н.В. Муравьева, министра внутренних дел А.Г. Булыгина и его заместителя П.Н. Дурново (упоминается в «Воспоминаниях террориста» Б.В. Савинкова). Неоднократно арестовывался. После революции был избран в Учредительное собрание, на IV съезде ПСР (декабрь 1917 г.) вошел в бюро ЦК ПСР. В 1918 г. активно работал в составе депутатов Учредительного собрания в Уфе и на Урале. Впервые был арестован ВЧК в 1919 г., до конца жизни подвергался систематическим репрессиям (см.: Кипров И., Илькевич Н. Дело Бориса Владимировича Подвицкого, или Смоленская террористическая группа Объединенного бюро ПСР, 1937–1938 гг. // Край Смоленский. 1994. № 7/8; Кипров И.А. Политический террор в провинции: штрихи к портретам видных террористов накануне и в период революции 1905–1907 гг. (На материалах Смоленской губернии) // Индивидуальный политический террор в России XIX – начало XX в. Материалы конференции. М., 1996).
  К 1928 г. – дьякон в городе Сатка, 26 мая 1932 г. приговорен Особым совещанием при Коллегии ОГПУ к высылке в Казахстан (Актюбинск) сроком на три года. 26 января 1938 г. арестован в должности бухгалтера детдома в Гжатске, 9 июня расстрелян. Та к или иначе, основания подозревать вл. Андрея в связях с эсерами действительно существовали.
  Ср.: «В Сатке ГПУ арестована группа епископа Руфима, занимавшаяся контр-революционной деятельностью и изготовлением всяких «божественных чудес». Арестованы: епископ – бывший кучер князя Ухтомского, «новоиспеченный архимандрит» – бывший портной Александр Агапитов [«Агапитов Александр Павлович, 1883 г.р. Место рождения: Вологодская обл.; русский; образование: начальное; б/п; Священник. Арест: 07.09.1936. Осужд. . Обв. по ст. 58–10, 58–11. Приговор: к лишению свободы на 5 лет. Реаб. 25.05.1989] и дьякон Подвицкий – бывший эсер и пресечена контр-революционная работа группы в златоустовском соборе…» (Арестована группа церковников за контр-революционую работу // Пролетарская мысль (Златоуст). 1928. № 286 (11 декабря). С. 3); «Главный вдохновитель саткинского контрреволюционного дела это епископ Руфин, его помощник Подвицкий, архимандрит Агапитов и приближница Руфина, монахиня Маринина [«Маринина Анна Ивановна, 1894 г.р. Место рождения: г. Сатки; Домохозяйка; место проживания: г. Сатки. Осужд. 29.03.1929… по ст. 58 п. 10 УК РСФСР за контрреволюционную пропаганду и агитацию. Приговор: лишение права проживания в гг. Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону, на Урале сроком на 3 года»]. Краткая характеристика этих деятелей такова: Руфин на пост епископа попал из конюхов от епископа Андрея князя Ухтомского после того, как последний был арестован и отправлен в ссылку в Кзыл-Орду в Средней Азии. Вновь испеченный епископ Руфин, почти безграмотный, вначале застенчивый, на протяжении целого года «трусил» объявить себя епископом и только через повелительный напор своего хозяина – ссыльного епископа Андрея, с которым Руфин держал связь, решился через год объявить себя епископом. Не теряя связи с ссыльным отцом Андреем, епископ Руфин, под руководством его постепенно начинает входить в права. Для большей плодотворности в работе Руфин приблизил вокруг себя трех, особенно близких лиц, в числе которых одним из главных помощников был эсер, агроном Подвицкий, старый приятель епископа Андрея, который рекомендовал его помощником Руфину. Подвицкий вначале работал дьяконом и через некоторый промежуток времени сразу же оказался лучшим другом и помощником Руфина и чуть ли не кандидатом в епископы. Получив в задание теоретически обосновать андреевское течение, Подвицкий взялся за внушение монашкам о том, как нужно вести контрреволюционную работу среди населения. Вторым, также близким помощником епископа Руфина был бывший портной. В 1925 году – монах, а в 1927 г. – архимандрит Агапитов. Этот почти беспятиминутный епископ был вдохновителем творения чудес. Для того, чтобы привлечь внимание народа, особенно крестьянства, нужно было творить чудеса и через монашек призывать темный крестьянский народ к шествию на поклонение к вновь испеченным святым угодникам. Это нужно было сделать для того, чтобы зашибить деньгу, завоевать темные масс[ы] и в дальнейшем продолжать вести агитацию против советской власти». (В. Под прикрытием «божественных чудес» развивалась контр-революция. // Пролетарская мысль (Златоуст). 1928. № 289 (14 декабря). С. 3); «В саткинской церкви всей работой руководил штаб, члены которого точно распределили между собою обязанности: епископ Руфин играл руководящую роль в антисоветской работе, посвящая в монахи и творя чудеса. У него, как у всякого «приличного» руководителя, был зам. – архимандрит Ага-питов. Монашка Маринина, женщина со средним образованием, вела агитацию среди женщин и детей, вербуя первых в монашки и обучая вторых закону божию… В штабе был свой «теоретик», автор контрреволюционных тезисов, планов, воззваний – монах Подвицкий. Церковники устраивали собрания, где ставились инструктивные доклады для так называемых тайных священников. На этих собраниях Под-вицкий проповедовал о «насилии коммунистов над верой», о необходимости активного участия церкви в политике. После этих собраний церковный механизм начинал вертеться. Они распространяли слухи о «скорой войне», основываясь на святом писании объявляли, что за горой Афоном стоят большие войска, которые свергнут сов. власть, «этого красного петуха» … Как можно допускать, чтобы были группы по обучению детей закону божию (в Сатке)? Как можно было допускать, чтобы церковники привлекали лакомствами детей в церкви (Сатка), а эти действия кое-где практикуются и сейчас?» (Захаров П. Махровая контрреволюция в «божественных домах» // Пролетарская мысль (Златоуст). 1929. №218 (24 сентября). С. 4).


[Закрыть], характеризуемый как бывший сотрудник дореволюционного журнала «Старообрядческая мысль», решил идти в монахи, «и именно в Уфу, потому что только здесь «намечается подлинная церковная работа».

* * *

На уфимском съезде было принято решение об отношении к григорианскому ВВЦС: поскольку данная попытка организовать верховную церковную власть не увенчалась общепризнанным успехом, следует просить григорианских епископов «принять все меры к тому, чтобы в деле церковного строительства перешли на путь подлинной апостольской жизни, в согласии с предложенной нашим Съездом Декларацией, а до тех пор… сохранять выжидательное положение».

15–18 ноября 1927 года в Москве состоялся съезд сторонников ВВЦС, на котором присутствовали уфимские делегаты – еп. Усть-Катавский Антоний (Миловидов) и инокиня Саломия (в миру Александра Ивановна Зелинская, в свое время редактор «Заволжского летописца»[397]397
  Родилась в 1872 г., 23 марта 1929 г. арестована как «монахиня» и приговорена к ссылке сроком на три года, в 1930 г. жила в Чимкенте.


[Закрыть]). В числе прочих своих решений этот съезд объявил, что необходимость в автокефалистском движении отпала. Однако уфимские делегаты, в соответствии с рекомендациями своего съезда, заняли выжидательную позицию, твердо заявив, однако, о праве на существование автономной Церкви на территории Уфимской епархии. В опубликованных протоколах этого съезда выступлений еп. Антония не зафиксировано (возможно, их и не было); м. Саломия выступила дважды, отметив, что уфимская автокефалия организована с благословения еп. Андрея и согласно пожеланиям верующих епархии, а цель присутствия уфимцев на съезде по сути сугубо ознакомительная[398]398
  2-й Московский съезд староцерковников, признающих Высший временный церковный совет, бывший в Москве в Донском монастыре 15–18 ноября 1927 года. М., 1928. С. 9.


[Закрыть].

В протоколе от 18 ноября, когда делегаты григорианского съезда высказывали свою признательность Советской власти за ее «добрую волю, самоотверженность и уменье в исцелении народных страданий и бедствий» и т.д., м. Саломия ограничилась чисто церковными аспектами: «Мы должны быть признательны Гражданской Власти за два величайших благодеяния: 1) отделение Церкви от Государства и 2) предоставление нам возможности выработать идеальную церковную конституцию»[399]399
  Там же. С. 13.


[Закрыть].

В дальнейшем никаких контактов с ВВЦС, похоже, уже не было. Но в марте 1928 года еп. Андрей получил письмо за подписью управляющего делами ВВЦС еп. Бориса (Рукина), где ему предлагалось присоединиться к ВВЦС, предварительно покаявшись в «Асхабадской ошибке». 11 апреля в своем «Ответе 12 епископам» владыка Андрей написал, что никакой ошибки по отношению к старообрядчеству он за собой не знает, равно как и не признает полномочий ни ВВЦС, ни сергиевского Синода, ни обновленческого: «Все эти цезаропапистические центры я признаю одинаково антиканоническими и одинаково для Церкви вредными»[400]400
  История моего старообрядчества. Тетрадь вторая. С. 12.


[Закрыть]. На этом контакты с григорианами завершились.

Уфимские власти не могли допустить активизации сторонников «Декларации» – любая общественная жизнь, опиравшаяся на «чуждую идеологию», подлежала пресечению. Тем более что в Уфе существовали и сторонники еп. Иоанна – последователя терпимого в Москве митр. Сергия. И вот 21 апреля 1928 года жительница Уфы записывает в своем дневнике:

«Владыка Андрей уже давно не в Уфе, его сослали в Туркестан. Многих сослали, еще иных арестовали. Я не хожу в церковь…»[401]401
  Малецкая Л.П. Дневник за 1926–1928 гг. (рукопись).


[Закрыть] Вероятно, аресты происходили именно в апреле, так как в марте все еще заметны следы деятельности тех, кого затем удалят с территории Башкирской республики.

По отрывочным данным – из сохранившихся дневников и писем, газет, архивных документов – можно проследить их дальнейшие судьбы.

Еп. Старо-Уфимский Аввакум (Боровков), главный вдохновитель съезда 1927 года и временно управляющий Уфимской епархией, в 1928 году будет арестован и приговорен к трем годам ссылки, которую отбывал сперва в Челябинске, затем в Ульяновске, не переставая поддерживать связи со своими прихожанами. В 1930 году его вновь арестуют, и на свободу еп. Аввакум более не выйдет; 15 октября 1937 года его расстреляют[402]402
  Зимина Н.П. Жизнеописание священномученика Симона. С. 396.


[Закрыть].

Еп. Бирский Вениамин (Троицкий), заменивший еп. Аввакума после его ареста, прослужит в Уфе до марта 1930 года, когда арестуют и отправят в лагеря и его; выпущенный оттуда по тяжелой болезни, поселится в ссылке в городе Мелекесс и будет расстрелян 16 апреля 1938 года в Куйбышеве[403]403
  Зимина Н.П. Викарии Уфимской епархии 1920-х годов: священномученик еп. Вениамин (Троицкий; 1901–1937); Зимина Н.П. Жизнеописание священномученика Симона. С. 401–402.


[Закрыть].

Еп. Стерлитамакский Марк (Боголюбов) был сослан на Дальний Восток. Из цикла статей, помещенных в «Красной Башкирии» под заголовком «Союз креста и преступления. О “подвигах” церковников в Стерлитамаке», видно, что в Башкирии он оставил после себя хорошо организованную церковно-приходскую жизнь и целую систему благотворительности и взаимопомощи, вплоть до поддержки узников «исправительных домов». Ярким проявлением принципов, которым следовали сторонники еп. Андрея, стали события вокруг попытки закрыть в Стерлитамаке православный храм: на его защиту выступило большинство горожан и, что стало неожиданностью для властей, в комиссию для ходатайства перед центральной властью вошли лидер местных старообрядцев Парамонов и два мусульманских муллы. Возмущенные газетчики призвали православных отказаться от помощи представителей «чуждых культов», виня во всем владыку Марка: «“Гражданин” с осанистой бородой, сиречь епископ Марк, перекочевавший во Владивосток, не оставляет своим попечением и Стерлитамак. Под руководством этого толстого и начитанного церковника, не лишенного ума и хитрости, подвизаются продавцы религии оптом и в розницу». С 1929 года владыка Марк был епископом Владивостокским, в 1930–1933 годах окормлял Читинскую и Забайкальскую епархию. Кафедры эти занимал, похоже, в соответствии с местами своего вынужденного пребывания, в 1934 году был арестован и 24 марта 1935 года приговорен к расстрелу.

Еп. Усть-Катавский Антоний (Миловидов) занимал кафедру еп. Троицкого (викария Челябинской епархии); 25 апреля 1926 года «уклонился» к старообрядцам-беглопоповцам, в 1927 году принес покаяние и, как ставленник архиереев «старого поставления», принят в сущем сане и вновь назначен епископом Троицким (позднее окормлял епархии Бугульминскую, Красноярскую и Енисейскую, Ачинскую, Омскую, Омскую и Челябинскую[404]404
  Боже В.С. Материалы к истории церковно-религиозной жизни Челябинска. 1917–1937 гг. // Челябинск неизвестный: Краевед. сб. Вып. 2. Челябинск, 1998.


[Закрыть]; отмечают его особенную любовь к монашествующим, «омчане вспоминают о нем как о кротком и благоговейном пастыре». В 1927 году был арестован в Уфе, отбывал ссылку сперва в Челябинской области, затем в Бугульме, Енисейске, Омске. В октябре 1936 года его арестуют в Омске по обвинению в шпионаже в пользу Японии и 4 октября 1937 года расстреляют[405]405
  История иерархии Русской православной церкви. С. 600.


[Закрыть].

Изданная спустя два года брошюра уверяет, будто владыка Антоний, будучи в Омске, организовал одновременно в Миасском районе Челябинской области и в Каргопольском районе Курганской области «две контрреволюционные группы духовенства», «посылал директивы, написанные тайнописью… организация имела свой пароль. Эта контрреволюционная банда именовала себя «партией угнетенных христиан», сокращенно «ПУХ». Как и в других подобных случаях, в эту организацию были вовлечены попы, уже ранее судившиеся за контрреволюционную деятельность, а также кулаки. Вот выдержка из письма, полученного одним из членов банды от своего преподобного шефа епископа-бандита Антония: “О. Филимон! Будучи у меня, Вы обещали послужить на пользу патриаршей церкви… Всех вовлеченных в организацию необходимо воспитывать в духе ненависти к советской власти и подготовлять их к выступлению с оружием в руках в случае войны для того, чтобы обеспечить успех нашим освободителям, о которых я говорил с Вами лично…”»[406]406
  Дягилев Д. Церковники и сектанты на службе контрреволюции. Челябинск, 1939. С. 10–11.


[Закрыть]

В той же брошюре еп. Саткинский Руфин (Брехов) назван японским шпионом и создателем Уфимской контрреволюционной организации, один из членов которой поведал суду: «Мы ставили своей задачей вооруженное свержение Советской власти и установление в России фашизма; создание контрреволюционных повстанческих групп из числа враждебно настроенных к Советской власти кулаков, бывших белогвардейцев и активных церковников; проведение разрушительной деятельности на предприятиях промышленности и транспорта, а также в колхозах и совхозах, путем вредительства и прямого уничтожения государственного имущества»[407]407
  Там же. С. 13. Ср.: «Враги рабочего класса все методы используют для борьбы с советской властью. Подчас они так тонко расставляют свои сети, что на первый взгляд темному, некультурному человеку – трудно найти истину. К таким ярым врагам советской власти, но умело и тонко прикрывающимся маской благочестия, относится отец Руфин. Вот, что сообщает нам рабкор из Сатки. О. Руфин считался одним из благочестивых и пристойных служителей саткинского прихода. Авторитет среди прихода он завоевал своим смирением, кротостью и благочестием. Бывали случаи: потребуется повенчать рабочего или окрестить ребенка, сделать «душеотпущение», он в любое время к вашим услугам. Нет денег, а обряд совершить верующему нужно, отец Руфин учитывая материальное положение рабочего, брал самую минимальную плату, а иногда и бесплатно. Этим он показывал, что он до сребра не алчен. Службу он служил всегда против других церквей продолжительней и завершал ее разжигательной проповедью, что, конечно, нравилось верующим. Хотя чувствовалась боль в пояснице от преклонения, но зато выходили из церкви бодрыми, так выражались верующие ветлужского прихода. В быту отец Руфин вел себя очень пристойно, чуть ли не монашеский образ жизни и питал[с]я, как говорят, «акридами и диким медом». Одеяние носил ветхое. Словом этот отец духовный совсем непоходил на обыкновенных выхоленных и жирных попов. Дружбу вел всегда только с богобоязненными сестрами – монашенками которые сгруппировались в п[о] следнее время вокруг него в большом количестве. Но под маской носителя религиозного культа о. Руфина скрывалась темная фигура лицемера. Он приютил у себя под крылышком церковного сана, белогвардейского полковника, которого постарался посвятить в сан диакона. И только теперь стало ясно, что отец Руфин церковь превратил в штаб контрреволюционной работы, прикрывая его своим «благочестием» (Око. Темная фигура лицемера (Сатка) // Пролетарская мысль (Златоуст). 1928. № 295 (21 декабря). С. 5).


[Закрыть]. Владыка Руфин арестовывался в Сатке в 1930 году, вновь был арестован и расстрелян в 1937 году[408]408
  Васильева И.Л., Зимина Н.П. Дело антисоветского фашистского центра церковников // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института: Материалы 1998 г. М., 1998. С. 216–217.


[Закрыть].

Требовалось время – причем время крутое, – чтобы читатель мог поверить подобной «информации». К 1939 году такая пора настала: ведь поверили советские люди, будто все партийные и советские руководители Башкирии расстреляны за то, что хотели оторвать автономную республику от СССР и передать ее Турции.

Но в 1928 году массы к подобному подготовлены еще не были. Поэтому к большинству последователей еп. Андрея тогда применялся декрет ВЦИК от 10 августа 1922 года об административной высылке, позволявший внесудебным порядком ссылать на срок до трех лет лиц, «пребывание коих в данной местности… представляется по их деятельности, прошлому, связи с преступной средой с точки зрения охраны революционного порядка опасным».

Однако еп. Нижнегородского Питирима (Ладыгина) и его ближайших сотрудников решили вывести на открытый судебный процесс.

В течение 1928 года газеты Башкирии были полны «разоблачительных» материалов, в партийной, профсоюзной и комсомольской среде проводились дискуссии о налаживании атеистической пропаганды, безрелигиозное воспитание в средней и высшей школе сочти теперь недостаточным – настало время воспитания открыто противорелигиозного. Уже после арестов и высылок весны 1928 года в «Красной Башкирии» появился призыв нового образца:

Нужно дать поповщине по рукам… Кое-что очевидно устарело и в наших взглядах на религию. Мы не можем больше удовлетворяться отведенными рамками свободы для религии. Эти рамки нужно сузить, и сузить очень чувствительно… Этим вопросом партия должна будет заняться в ближайшее время[409]409
  Каулин А. В лагере поповщины. О работе религиозных организаций // КБ. 1928. 15 мая. С. 2.


[Закрыть].

9 декабря 1928 года были арестованы еп. Питирим, трое из поставленных им священников и четыре монахини. Власти не знали, что еще 21 апреля 1927 года он принял схиму с именем Петр (после чего никогда не служил в полном архиерейском облачении, надевая лишь малый омофор), и продолжали именовать его Питиримом. Через день газета призвала к «отпору классовому врагу»: «наступлению церковников противопоставим дружное выступление пролетарской общественности»[410]410
  Отпор классовому врагу. Наступлению церковников противопоставим дружное выступление пролетарской общественности // КБ. 1928. 11 декабря.


[Закрыть].

Однако лишь через четыре месяца «пролетарской общественности» сумели предъявить разоблачения деятельности еп. Питирима и его паствы: их обвиняли в антисоветской деятельности, хранении св. мощей и в молитвах над больными. Цикл из трех статей заканчивался обещанием: «В ближайшее время он и его помощники – священники Лисенко Иван, Панченковы Михаил и Кузьма и монахини Михайлова, Смольникова, Пашко и Сальникова – предстанут перед пролетарским судом»[411]411
  Абрамович Ал. Чудеса епископа Питирима // КБ. 1929. 15 – 17 марта.


[Закрыть].

Пока процесс готовился, в той же газете появилась новая рубрика «В поход на поповщину», одной из первых победных реляций в ней стало сообщение о ликвидации в октябре 1928 года женской коммуны «Святые Кустики», в которой монахини выращивали зерно и картошку[412]412
  В поход на поповщину // КБ. 1929. 13 апреля (в наши дни восстановлен уже как мужской Успенский Свято-Георгиевский монастырь).


[Закрыть].

Судебный процесс открылся 20 апреля 1929 года в здании Башглавсуда под председательством главного из судей автономной республики – председателя Башглавсуда Трясоногова. Отчет о нем печатался в семи номерах газеты. Лейтмотив звучал так:

«Все дороги ведут в Рим», т.е. к сподвижнику и другу Колчака – к епископу Андрею, князю Ухтомскому, который находится сейчас там, где и полагается находиться помощнику Колчака[413]413
  Преосвященный из Нижнегородска // КБ. 1929. 25 апреля. С. 3.


[Закрыть].

Суть речей государственного и общественного обвинителей сводилась к тому, что еп. Питирим со сподвижниками изготовляли мощи, изгоняли бесов, «обманывали трудящихся» посредством распространения православной веры и вели антисоветскую пропаганду; еп. Питирим основал в селе Вознесенском Иглинской волости «трудовую коммуну», где монахини обновляли иконы, а деревню Кузнецовка поставленные им священники «сумели обработать так, что превратили чуть ли не в монастырь. Ходили там все в черном… комсомольскую ячейку сумели стереть с лица земли»[414]414
  С.Г. Дело епископа Питирима. Показания обвиняемых // КБ. 1929. 23 апреля. С. 3.


[Закрыть].

За это государственный обвинитель потребовал «изоляции всей этой своры от общества»[415]415
  С.Г. Дело епископа Питирима // КБ. 1929. 27 апреля. С. 4.


[Закрыть].

Обвинение ссылалось главным образом на показания местного почтальона. Но были приглашены и свидетели защиты, однако «номер, как говорится, не прошел. Эти свидетели за ложные показания были взяты под стражу и оправлены в исправдом» по 95 статье УК[416]416
  Преосвященный из Нижнегородска // КБ. 1929. 25 апреля. С. 3.


[Закрыть].

Подсудимые не каялись, а лишь отвергли обвинения в «волховании» и антисоветской агитации. После четырехдневного разбирательства в ночь на 24 апреля был оглашен приговор:

Лодыгин Потапий (епископ Питирим) приговорен к 2 годам лишения свободы с высылкой затем из пределов Башреспублики. Смольникова Марфа к той же мере. Панченко Михаил и Кузьма к заключению под стражу на 1 год 6 месяцев, Лисенко Иван – на один год. Сальникова, Пашко и Михайлова – на шесть месяцев[417]417
  Там же.


[Закрыть].

Дальнейшая судьба еп. Питирима и его сотрудников известна по отрывочным и иногда противоречивым данным. Освободившись из тюрьмы в 1933 году, схиархиепископ Петр некоторое время жил в городе Глазове, с января 1934 года пребывал на покое при своей кафедре в Уфе (по май 1936 года)[418]418
  Как он писал в ноябре 1935 г., «в январе 1934 года я выздоровел и возвратился в Уфу: теперь живу на покое при своей кафедре, в праздники служу раннюю [обедню], здесь наши верующие и правящий епископ Руфин митр. Сергия не признают, у нас автокефалия, до собора мы признаем и подчиняемся м. Петру Крутицкому» (Из жизни Церкви в середине 30-х годов: Письмо схиепископа Петра // Вестник русского студенческого христианского движения (Париж). 1977. №120. С. 249; Цит. по: Шкаровский М.В. Иосифлянство. С. 146).


[Закрыть]. Затем, фактически перейдя на нелегальное положение, ушел в затвор (насколько известно, в Калуге в 1938–1940 годах), затем находился в Белорецке, а в 1945 году был арестован в Уфе и приговорен к пяти годам ссылки в Среднюю Азию, где ушел в горы. В 1949–1951 годах скрывался в Белоруссии и на Кубани[419]419
  Осипова И.И. «Сквозь огнь мучений и воды слёз…». С. 265–266.


[Закрыть]. И хотя митр. Мануил (Лемешевский) сообщает в своем словаре следующее: «Скончался 1.10.1950 года. По рассказам игумена Мисаила, умер сидя в кресле с поднятыми руками и благословляющим перстом. Завещал хоронить его без гроба по Афонскому уставу. Епископ Питирим в схиме Петр был творцом Иисусовой молитвы, имел дар слёз и прозорливости. Спал три часа в сутки, а ложился в постель только во время болезни. Живя в затворе, соблюдал полный Афонский устав. Был высокого роста, фигура была прямая. Волосы на голове были белые и длинные», – на деле схиархиепископ Петр умер много позже, в удмуртском городе Глазове 2 июня 1957 года[420]420
  Там же. С. 266.


[Закрыть].

Группа уфимских «андреевцев» – последователей еп. Питирима – продолжала существовать, и главным ее вдохновителем был священник Михаил Панченко. В 1930 году он был вновь арестован (видимо, вместе с еп. Руфином), провел три года в лагере, еще три в ссылке, в 1937 году получил новые три года лагерей. Выйдя наконец на свободу, с 1940 года ходил между Уфой и Белорецком и исполнял требы. Это была, как выражался журнал «Антирелигиозник», «церковь в чемодане». В марте 1948 года он был арестован в Уфе по доносу в тот момент, когда крестил двоих младенцев, и приговорен к 25 годам. Еп. Питирим, вспоминая об о. Михаиле, писал: «Он нес крест за чистоту Церкви»[421]421
  Петр (Ладыгин), схиархиеп. Краткое описание биографии меня недостойного архиепископа Петра Ладыгина. Л. 122.


[Закрыть].

Отец Михаил служил таким образом в Уфе и близлежащих поселениях, пока позволяло здоровье (вплоть до начала 1970-х), но даже не заходил в храмы последователей Сергия (Страгородского). В 1930-х подобных «странствующих» или «бродячих» священников было довольно много[422]422
  См., напр.: Ансвесул В.К. Церковь и гражданская война на Урале. Свердловск, 1937. С. 27; Брат Захарий. Очерки Катакомбной Церкви // Православная Русь. 1948. № 3.


[Закрыть].

Таковыми оказались плоды активизации антирелигиозной борьбы в Башкирии. Местная власть замахнулась столь широко, что в Москве были несколько удивлены и предложили поумерить пыл. Представитель ВЦИК, прибывший в Уфу для обследования советской работы, предупредил на заседании Башкирского обкома партии: «Нельзя было закрывать православные церкви голосами татарских товарищей; были случаи, когда за закрытие русских церквей голосовало татарское население, а за закрытие мечетей – русское. БашЦИК о 19-ти церквах, получив непосредственное указание из Москвы и обкома партии, дает телеграммы немедленно обсудить вопрос о закрытии церквей, организовать комиссии, тщательно проверить, а сам в этом же постановлении закрывает 72 церкви без обсуждения»[423]423
  Агеев А. К вопросу о современном положении антирелигиозной работы в Башкирии // Антирелигиозник. 1932. №9. С. 39.


[Закрыть].

Но несмотря на подобные предостережения от «перегибов» урон православным был нанесен значительный. В первую очередь под удар попадали приходы сторонников еп. Андрея. И все-таки к 1932 году идеям владыки следовали прихожане 30 церквей, и еще два прихода (один из них – Крестовоздвиженский в Нижнегородке[424]424
  имина Н.П. Викарии Уфимской епархии 1920-х годов.


[Закрыть]) были под омофором Иова (Веселова)[425]425
  В исследовании по истории иосифлянства этот архиерей назван «Иовом (Гречишкиным)» со ссылкой на первое издание нашей работы (см.: Шкаровский М.В. Иосифлянство. С. 145, 157); между тем наши информаторы говорили именно о еп. Иове (Веселове), которого еп. Андрей нашел на Кавказе 17-летним юношей и 29 апреля 1925 г. поставил в епископы. На 1928 г. упомянут как правящий архиерей Уфимской епархии (История иерархии Русской православной церкви. С. 513). Но, видимо, на самом деле этот викарий носил фамилию Афанасьев: «В литературе часто называется епископ Иов (Гречиш-кин Иоанн Яковлевич), 1895 г. рождения, уроженец Ростовской губ., который якобы был арестован в 1923 г. в Уфе, приговорен к 3 годам ссылки в Среднюю Азию, где в декабре 1924 г. был самим владыкой Андреем рукоположен во епископа… Однако, как удалось установить, такой человек на территории Башкирии репрессиям не подвергался, его имя не встречается ни в материалах переписки религиозных организаций с государственными органами, ни в сохранившихся церковных документах. В то же время обнаружены многочисленные поддающиеся сопоставлению данные о другом епископе с именем Иов, который был тесно связан со схиепископом Петром (Ладыгиным) и являлся, очевидно, участником хиротонии Вениамина (Троицкого), – это епископ Иов (Афанасьев Яков Иванович), который родился в 1888 г. в с. Гречишкино Старобельского уезда Харьковской губ. в крестьянской семье, с молодости жил в различных монастырях Сухумской епархии; 20 января 1928 г. был по благословению высокопреосвященного Андрея рукоположен викарными епископами Нижегородским Питиримом (Ладыгиным) и Саткинским Руфином (Бреховым) в селе Четверто-Петровское [ЦГИА РБ. Ф. Р-168. Оп. 1. Д. 190. Л. 68–69]. По-видимому, тогда же (известно точно, что в январе 1928 г.) епископ Иов постриг епископа Питирима в схиму… [Архив УФСБ РФ по РБ. Д. ВФ-19202. Т. 3. Л. 413 об]. Епископ Иов служил в уфимской Крестовоздвиженской церкви как кафедральной; по документам 1929 г. он проходит с титулом «Уфимский». Епископ Иов был арестован 10 сентября 1930 г. и приговорен к лишению свободы сроком на 8 лет; в лагере он был вновь арестован, приговорен к расстрелу и 15 сентября 1937 г. расстрелян [Данные ГИЦ МВД РФ и ИЦ МВД РБ (исх. № 3/8/6–343 от 13.05.2004)]» (Зимина Н.П. Викарии Уфимской епархии 1920-х годов; Зимина Н.П. Жизнеописание священномученика Симона. С. 402).


[Закрыть] – ставленника владыки Андрея.

Более того, известен даже один андреевский приход, существовавший в 1929 году вдалеке от Башкирии, в Ленинграде; ему принадлежала часть церкви Алексея Человека Божия на Геслеровском проспекте (закрыта 10 декабря 1932 года и до неузнаваемости перестроена под завод[426]426
  Шкаровский М.В. Иосифлянство. С. 174.


[Закрыть]).

Как мы помним, 8 июля 1927 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило еп. Андрея к трем годам ссылки в Кзыл-Орду, в Казахстан. Но и здесь его посещают духовные дети, единомышленники, последователи. Отсюда он наставляет свою паству письмами, проповедями, теоретическими работами, ответами на вопросы. Все это переписывается многочисленными сторонниками владыки и распространяется в Башкирии. Впрочем, как владыка пишет в своем обращение к прокурору Казахстана от 30 октября 1928 года, в Кзыл-Орде, в храме, «местное духовенство публично в моем присутствии меня оскорбляло»[427]427
  Нежный А.И. С. 255 (ЦА ФСБ. Дело № Н4296. Обращение к прокурору КССР от 30 октября 1928 г.).


[Закрыть].

4 (17) октября 1928 года – в годовщину своей архиерейской хиротонии – владыка был арестован уполномоченным Секретного отдела полпредства ОГПУ по Казахстану Нелюбовым «за написание и распространение брошюр антисоветского содержания», в частности – письма служившему в Башкирии священнику Алексею Унгвицкому[428]428
  Унгвицкий Алексей Яковлевич (1874-?), на момент ареста 30 ноября 1929 г. служил в селе Калтыманово Иглинского района Башкирии; 18 января 1930 г. осужден по ст. 58–10 УК РСФСР, дальнейшая судьба неизвестна.


[Закрыть]. Вместе с владыкой арестовали жительницу Кзыл-Орды М.Д. Герасимову, переписывавшую его сочинения. При этом Евдокия Рудницкая, – хозяйка квартиры, на которой он жил, – ссылаясь на плохое здоровье владыки (порок сердца, болезнь почек), просила полпредство оставить владыку дома на поруки. В своем обращении к прокурору Казахстана еп. Андрей настаивал, что частное письмо о «безбожной сифилизации» не может быть сочтено агитацией, ссылался на соответствие действующего закона о религиозных общинах своим собственным воззрениям и т.д.:

…Я сам признаю коммунизм идеалом божественной жизни. Коммунизм я оправдываю идеологически историей христианства. Эта мысль заключается как основная в моих письмах о защите Христовой Церкви. Но обоснование коммунизма на безбожии – это для меня представляется самою яркою ошибкою, которая совершенно очевидна в нашей повседневной жизни, когда верующие совслужащие потихоньку от власти бегают в церковь, потихоньку крестят своих детей, потихоньку соввласть обкрадывают и всячески потихоньку ее обманывают. Это великая ложь нашего времени, не обличенная еще литературой.

…Все вышеизложенное дает мне твердую убежденность, что в отношении ко мне не будет допущена излишняя жестокость, и мое дело по обвинению меня по 58 статье будет пересмотрено, и я от этого обвинения буду освобожден.

30 октября 1928 года.

Пишу карандашом. Под арестом чернил не имею[429]429
  Нежный А.И. С. 254–255 (ЦА ФСБ. Дело № Н4296. Обращение к прокурору республики).


[Закрыть].

Особо нужно сказать об обширном, но опубликованном лишь частично документе, известном как «Исповедь». Она была написана еп. Андреем в ноябре 1928 года в камере Кзыл-Ордынской тюрьмы и формально адресована тому же Нелюбову – но, как резонно предположил А.И. Нежный, «не без тайной надежды, что она будет переправлена на самый верх, в Москву, на Лубянку, а может быть, в Кремль и положит конец охоте, с двадцатого года открытой на него Советской властью»[430]430
  Нежный А.И. С. 232. «Исповедь» хранится в составе дела № 42968 в ЦА ФСБ.


[Закрыть].

18 января 1929 года то же Особое совещание ОГПУ, выслушав «Дело №47866 по обвинению Ухтомского Александра Алексеевича (Андрея), Герасимовой Марии Дмитриевны по 58/10 ст.УК», постановило: «Ухтомского Александра Алексеевича (Андрея) заключить в места лишения свободы, подведомственные ОГПУ, сроком на 3 года, считая срок с 17.10. 1928 г. Герасимову Марию Дмитриевну приговорить к лишению свободы сроком на 6 месяцев, считая срок с момента вынесения настоящего постановления. Дело сдать в архив»[431]431
  Нежный А.И. С. 256.


[Закрыть].

Еп. Андрея отправляют в родные места, в Ярославль, где он все три года, до осени 1931 года, содержался в одиночной камере №23 Ярославского политизолятора – печально знаменитой тюрьмы Коровники.

* * *

Написанный в 1928 году, накануне ареста в Кзыл-Орде, и тоже послуживший одной из причин к нему памфлет «О радостях митрополита Сергия» известен лишь в излечениях. Видевший его оригинал А.И. Нежный описывает его так: «Имеет в начале начертанный рукой епископа крест, дарственную надпись: “Возлюбленной во Христе духовной дочери Иустинии на молитвенную память. Грешный епископ Андрей” и эпиграф: “Церковь есть общество чистых совестей, а где есть сознательная бессовестность и ложь, там нет Святой Церкви”»[432]432
  Нежный А.И. С. 279 (ЦА ФСБ. Дело № 42968. Лл. 44–58. Рукопись под названием «О радостях митрополита Сергия»).


[Закрыть]. Повод для памфлета дала некая брошюра под названием «Где правда?» (библиографически не идентифицирована) с доказательствами канонической законности первенствующего положения в Церкви митрополита Сергия (Страгородского). Как пишет еп. Андрей, «прочитав эту горячую защиту церковного беззакония, автор этих строк не счел себя вправе молчать и решил сказать фактическую правду о митрополите Сергии, которую перетолковать нельзя и которая красноречивей всех украшений доказывает великий вред для Церкви от митрополита Сергия и всех его единомышленников и последователей». Обыгрывая основной тезис Декларации митрополита Сергия («Ваши радости – наши радости»), еп. Андрей иронизирует:

Эти радости у митрополита Сергия начались давно, с 1905 г., с сентября месяца. Это были бурные дни, когда… честнейшие русские люди во главе с князем Трубецким говорили русскому императору, что жить по немецкой указке нельзя, что Россия теряет терпение от издевательства над ее здравым смыслом. В самый разгар этой борьбы за правду Сергей Трубецкой скончался. Вся честная Россия ахнула от боли. Пригласили на торжественную панихиду над гробом Трубецкого самую светлую личность, известную своей верою, чистотою и любовию, – тогдашнего ректора Санкт-Петербургской духовной академии еп. Сергия… Но он знал, что его радость не у этого гроба, и отказался от служения этой панихиды. И за это дождался своей первой крупной радости: Победоносцев через неделю… назначил его архиепископом Финляндским. Это ли не радость? Эта почетная синекура была куплена только верою, чистотою и любовью! Т.е. благовременным отказом от молитвы о нечестивом конституционалисте Сергее Трубецком[433]433
  Нежный А.И. С. 280–281.


[Закрыть].

Владыка напоминает о двойственной позиции Сергия, который, будучи с 1906 года членом Предсоборного совещания и одновременно – членом Синода, в первом своем качестве поддерживал проекты, вводившие в церковную жизнь приходскую самодеятельность, а во втором – их отвергал: «Такова его чистота и кротость»[434]434
  Там же. С. 281.


[Закрыть].

В 1911 году председательствовавший тогда в Синоде митрополит Антоний (Вадковский) решительное противостоял попыткам поставить во епископа распутинского протеже Варнаву (Накропина), однако стоило митрополиту заболеть, как замещавший его архиепископ Сергий дал добро, и Варнава стал архиереем: «…Хлыст играл святителями, а архиепископ Финляндский Сергий уже тогда радовался, что хлыст Распутин им доволен. В это время в Синоде рядом с Сергием сидел… остроумный епископ, который так характеризовал деятельность этого Синода: “Мы по распоряжению обер-прокурора готовы черного кабана в архиереи посвятить”»[435]435
  Там же.


[Закрыть].

Аресту патриарха Тихона в 1922 году «помогла и содействовала организация недостойнейших священников под названием “Живая церковь”. Они издевательски оболгали Патриарха, выкрали у него канцелярию и пригласили к себе в сотрудники заведомо бессовестных епископов: Антонина и Леонида … Москва не признавала этого ужасного подлога в замене патриаршего управления. Вся Россия не знала, как оценить совершившееся. А кто оценил? Кто все понял? О, всё тот же неизменный, приятный во всех отношениях, известный верою, любовию и чистотой митрополит Нижегородский Сергий! Он, он всё запутал, всех обманул и признал ВЦУ единственною каноническою властью в России. И только за ним, за его чистотою потянулись все мелкие сошки духовного звания. «Уж если многоученый Сергий признал каноничность ВЦУ, то чего же рассуждать!?» Так говорили русские простецы. И попали в страшную ловушку, которую устроил всем митрополит Сергий. Он, только он со своим авторитетом ректора Академии утвердил в русской Церкви этот позор “Живой церкви” и обновленчества, когда беззаконие стало признаваться в Церкви законом и когда иудино окаянство стало расцениваться как гражданская добродетель. …Признавши ВЦУ, Сергий признал все его распоряжения: о низложении Патриарха Тихона, о лишении его сана и монашества и признавал правильными все обвинения против Патриарха»[436]436
  Нежный А.И. С. 281–282.


[Закрыть].

А когда вышедший в 1923 году на свободу патриарх Тихон «всенародно и во всяком смирении» принял от митр. Сергия покаяние, мотивы его еп. Андрей комментирует так: «…Здоровый кулак нижегородского крючника был и без канонов достаточным аргументом в пользу признания со стороны митрополита Сергия прав оскорбленного Патриарха»[437]437
  Там же. С. 282.


[Закрыть].

В 1922 году еп. Андрей сидел в Бутырке в одной камере с неким инженером Тяжеловесовым, от которого услышал о таком признании митр. Сергия: «Мне надоело таскаться по тюрьмам! Теперь у меня главный догмат – не сидеть в тюрьме»[438]438
  Там же. С. 282.


[Закрыть].

С тех пор, свидетельствует еп. Андрей, патриарх Тихон окончательно лишил митрополита Сергия своего доверия, а когда в 1925 году почувствовал приближение смерти, то назвал в качестве своих преемников временных – до Собора – трех архиереев: «…Замечательно, что Патриарх Тихон, человек безукоризненно честный, оставил себе преемниками людей, несравненно менее ученых и несравненно менее заслуженных, чем митрополит Сергий, но решительно вычеркнул из числа своих заместителей именно этого многоученого Сергия, ибо вовсе ему не верил»[439]439
  Там же. С. 283.


[Закрыть].

«Петр по своей природной ограниченности оставил после себя около десяти заместителей, из которых первым стоит митр. Агафангел Ярославский (и самый достойнейший), и только изумительная ловкость рук позволила митр. Сергию фактически, почти захватным путем, утвердиться ныне заместителем митр. Петра и добиться первенства в своем собственном Синоде и стать во главе Русской Церкви»[440]440
  Мазырин А., иерей. Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х – 1930-х годах. С. 238–239 (ЦА ФСБ. Д. Р-40748. Л. 46).


[Закрыть].

Сергий стремится «опять влезть в барские хоромы». «И хорошо еще, что никто не послушал этого безумного веления мучителя злочестивого!»[441]441
  Нежный А.И. С. 283.


[Закрыть]

«А конец и венец всем его радостям – это его пресловутая Декларация… Эта Декларация не прошла без последствий! Пока митрополит Сергий радовался на свои хитрые планы… в сентябре–октябре 1927 года были закрыты монастыри в Сарове, Дивееве, в Понетаевке, а потом пять монастырей в Казани, в Оренбурге и т.д. и т.д. А сколько храмов обращены в клубы и уничтожены – трудно перечислить. Так дорого оплачиваются в жизни архиерейские радости.

…Какие же выводы мы можем сделать из всех радостей митрополита Сергия? Вот какие. Да, он бесспорно человек ученый и даже неглупый; и тем он опаснее.

Каноническое его пребывание у церковной власти вполне не может быть оправдано.

Нравственно как руководитель духовенства он тоже вполне неприемлем как человек вполне беспринципный.

И последний вывод, ответ на вопрос: где правда?

Этот последний вывод такой: правда там, где нет митрополита Сергия, где нет ничего подобного обновленческому предательству»[442]442
  Там же.


[Закрыть].

Чем же объяснялась подобная реакция владыки на два важнейших документа, изданных митр. Сергием и касавшихся острейших проблем взаимоотношений русского православия и советского государства?

16 (29) июля 1927 года митр. Сергий и «Временный при нем Патриарший Священный Синод» выпустили «Декларацию» «об отношении Православной Российской Церкви к существующей гражданской власти»[443]443
  Акты святейшего Тихона… С. 509–513.


[Закрыть]. Митр. Сергий, следуя политике покойного патриарха Тихона, заявил в ней о лояльности Церкви к советской власти и благодарил ее за обещанную легализацию не только церковного, но и «низшего церковного управления: епархиального, уездного и т.д.». Однако в «Декларации» были допущены и некоторые выражения, вызвавшие возмущение и отпор со стороны значительной части епископата, младшего духовенства и мирян: «Многие из них были настолько поражены… содержанием, что решили за лучшее не задерживать послания у себя и оправили его обратно автору. Почти 90% православных приходов поступили с декларацией по вышеуказанному примеру»[444]444
  Иоанн (Снычев), митр. Церковные расколы в русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия… С. 130.


[Закрыть].

Так, группа ярославских архипастырей во главе с митр. Агафангелом заявила митр. Сергию: «По Вашей программе начало духовное и Божественное в домостроительстве церковном всецело подчиняется началу мирскому и земному; во главу угла полагается не всемерное попечение об ограждении истинной веры и христианского благочестия, а никому и ничему не нужное угодничество «внешним», не оставляющее места для важного условия устроения внутренней церковной жизни по заветам Христа и Евангелия – свободы, дарованной Церкви Ее Небесным Основателем и присущей самой природе Ее – Церкви»[445]445
  Акты святейшего Тихона… С. 573.


[Закрыть].

Особо подчеркнем, что ни один из известных откликов на «Декларацию» митр. Сергия, отвергающих ее принципы, не имел антисоветской направленности, напротив – все заявляли о лояльности, призывая к мирному сосуществованию Церкви и государства и даже к их сотрудничеству во многих областях общественной жизни. Наиболее характерно ответное послание группы архиереев, находившихся в заключении на Соловецких островах (так называемая «Соловецкая декларация»):