Текст книги "Бытовая химия"

– Так когда?

– Не помню наверняка. Я просто поняла, что меня тянет к тебе после нашей встречи. Это происходило постепенно. Я знала, что ты мне нравишься, когда попросила тебя прийти на шоу Бенни Баркера, но я не могу вспомнить момент, когда это вдруг случилось.

– А почему ты уверена, что тогда уже это знала?

– Ну, потому что это было очевидно. Не было никакой нужды в том, чтобы ты пришел на съемку. Что бы ты там делал? Суфлировал из-за сцены, если бы мне задавали не те вопросы? И я даже не могла позвонить тебе сама: поэтому я попросила Пола связаться с твоим агентом. Господи, словно я была школьницей и просила свою подружку назначить за меня свидание.

– Ха. А я-то думал, что ты просто сторонишься меня.

– Сторонюсь? Ты так подумал? Мне казалось, что все настолько очевидно и ты думаешь, что я в отчаянии. Мне было даже страшно встретиться с тобой лицом к лицу до передачи. Я пряталась за кулисами и вошла в зеленую гостиную в последнюю минуту, чтобы у меня был повод быстро улизнуть. Я представляла себе, что ты будешь стоять с бокалом вина и хитрой улыбкой… «Привет, Джордж, ты определенно позвала меня сюда, чтобы трахнуться, да ведь?» Я больше нервничала из-за тебя, чем из-за этого телевизионного интервью.

– По тебе не было заметно.

– Я же актриса, дружок.

– И что дальше?

– Что ты имеешь ввиду? А дальше мы приехали сюда и сотворили эти позорные деяния.

– Мы приехали сюда после того, как ты накинулась на меня в такси.

– Спасибо, Том. До чего же ты деликатный. Помогаешь мне сохранять чувство собственного достоинства. Отдельное спасибо.

– A когда я начал тебе нравиться? – Я насмешливо улыбнулся, и Джорджи улыбнулась в ответ. Мне казалось, будто мне снова шестнадцать. Знаете это ощущение – будто тебе шестнадцать лет, и ты сбегаешь с вечеринки с девочкой, и вы сидите в сумерках, куря сигареты и разговаривая о сексе? Вы говорите шепотом и сгораете от возбуждении. Хотя, как известно, мы с Джорджи уже вытерли всю комнату в необузданном животном экстазе, испробовав все непристойные и вульгарные сексуальные позы, которые только возможны, в то время как в шестнадцатилетнем возрасте вы лишь надеетесь, что ваш разговор приведет к легкой сексуальной прелюдии. И все-таки каким-то образом ощущение кокетливой интимности и игры с огнем сохранялось.

– Ну… – Джорджи сделала долгую затяжку и уставилась в потолок, задумавшись над моим вопросом. – Ты заинтриговал меня с первой встречи, но я не считала тебя сексуально привлекательным.

– Спасибо… Я тебя, кстати, тоже.

Джорджи рассмеялась.

– Все началось позже… – сказала она кокетливо и снова взяла мою руку, на этот раз облизывая мой палец, водя губами вниз-вверх.

– Так когда?

– Не помню наверняка. Я просто поняла, что меня тянет к тебе после нашей встречи. Это происходило постепенно. Я знала, что ты мне нравишься, когда попросила тебя прийти на шоу Бенни Баркера, но я не могу вспомнить момент, когда это вдруг случилось.

– А почему ты уверена, что тогда уже это знала?

– Ну, потому что это было очевидно. Не было никакой нужды в том, чтобы ты пришел на съемку. Что бы ты там делал? Суфлировал из-за сцены, если бы мне задавали не те вопросы? И я даже не могла позвонить тебе сама: поэтому я попросила Пола связаться с твоим агентом. Господи, словно я была школьницей и просила свою подружку назначить за меня свидание.

– Ха. А я-то думал, что ты просто сторонишься меня.

– Сторонюсь? Ты так подумал? Мне казалось, что все настолько очевидно и ты думаешь, что я в отчаянии. Мне было даже страшно встретиться с тобой лицом к лицу до передачи. Я пряталась за кулисами и вошла в зеленую гостиную в последнюю минуту, чтобы у меня был повод быстро улизнуть. Я представляла себе, что ты будешь стоять с бокалом вина и хитрой улыбкой… «Привет, Джордж, ты определенно позвала меня сюда, чтобы трахнуться, да ведь?» Я больше нервничала из-за тебя, чем из-за этого телевизионного интервью.

– По тебе не было заметно.

– Я же актриса, дружок.

– И что дальше?

– Что ты имеешь ввиду? А дальше мы приехали сюда и сотворили эти позорные деяния.

– Мы приехали сюда после того, как ты накинулась на меня в такси.

– Спасибо, Том. До чего же ты деликатный. Помогаешь мне сохранять чувство собственного достоинства. Отдельное спасибо.

– Я просто имел в виду: что произошло между шоу и поездкой в такси?

– О, во мне бурлил адреналин после интервью, что немного спасло мои нервы, наверное. А потом в такси я просто посмотрела на тебя и поняла. Я поняла, что ты тоже меня хочешь.

– Как ты это поняла?

– Ну, просто догадалась.

– Да, но почему? Я не помню, чтобы делал или говорил что-то, похожее на сигнал, который был послан мною без моего ведома. Я просто хотел бы знать, что это за сигнал, понимаешь, чтобы я случайно не послал его человеку, который проверяет наш газовый счетчик, или еще кому-нибудь.

– Я просто знала. Я не могу сказать, откуда именно. Может быть, сразу куча маленьких сигналов, или волшебство, или телепатия, или что-то другое… Я просто знала.

Мы разговаривали и разговаривали. Болтали больше времени, чем занимались сексом, и в каком-то смысле это было даже лучше секса.

Господи! О чем это я? Нет, куда уж лучше, секс был просто изумительным, черт возьми. Кажется, я начал нести чушь? Простите, опять во мне проснулся писатель.

Но наши разговоры были прекрасны. Так прекрасны, что я не хотел, чтобы они заканчивались. Но именно разговоры – правда – заставляли меня страдать от громадного чувства вины. Секс – это ведь… секс, правильно? Мощная природная первородная сила. Я не хочу сказать, что не мог не изменять Саре, что это было пне моего контроля, но в данной ситуации так оно и было… Можно ли назвать человека неуклюжим и то, что он поскользнулся и упал, верно? Но нельзя же обвинить его в том, что он упал: это всего лишь несмирное притяжение. Понимаете, что я имею ввиду? Хорошо. Так что секс с Джорджи можно простить, правильно? Но разговор и то, как мне приятно было его нести, – вот настоящее предательство по отношению к Саре. Причем предательство в квадрате, ведь сколько раз она сокрушалась по поводу того, что я ни разу не говорил с нею долго и всерьез. После того как мы обменивались тремя-четырьмя предложениями, содержащими исключительно полезную информацию, она замечала, что я нащупываю глазами пульт от телевизора. Не то чтобы я никогда не разговаривал с Сарой, вы понимаете, и я определенно не хочу сказать, что не получал удовольствия от наших с ней разговоров. Просто, ну… Сара и я были вместе уже столько лет. Мне и не надо было спрашивать, что она думает о том о сем, я знал ответ заранее или мог догадаться. И у меня исчезла потребность постоянно говорить о том, что люблю ее. Мы уже прошли эту стадию, и наши отношения были глубже. Сара могла спать спокойно, в полной уверенности, что я люблю ее. Она знала это наверняка, так что мне не требовалось постоянно, день за днем повторять слова любви. Такова настоящая любовь, на мой взгляд. Сара и я были вместе, душой и телом: если я не нашел времени поговорить с ней сегодня, я мог перенести разговор на завтра, нет никакой срочности, верно? И все-таки невозможно было не думать, как Сара отнеслась бы к нашим с Джорджи разговорам и к моей радости. Мои разговоры с Джорджи были очень плохим поступком, но то, что я считал их столь опьяняющими, являлось прямым доказательством моего неуважения к Саре и выглядело словно пощечина. Просто ужасно.

Джорджи и я болтали до четырех утра.

Хотя, чего уж тут скрывать, все было не так драматично, потому что мы не только разговаривали, но еще и любили друг друга, что отняло какую-то часть времени.

Наконец я сказал:

– Мне пора.

Мы только что докурили последнюю сигарету. Джорджи скомкала пустую пачку и бросила на стол. В этом не было цинизма – якобы я оставался до последнего, чтобы выкурить все ее сигареты. Просто выкуривание последней сигареты – всегда переломный момент, знак того, что вечер окончен. Джорджи отправилась накинуть халат, и я оделся (слава богу, ее не было в комнате, и она не видела меня в процессе, я жутко стеснялся). Потом шаг за шагом мы дошли до двери. Обнявшись, словно мечтательные подростки. Я открыл дверь и вышел в коридор.

– Ну… – вымолвил я.

– Ну… – согласилась Джордж.

Я почувствовал, как что-то сдавило мне горло. Не знаю, есть ли слово для подобной эмоции или смеси чувств. Хотя, если бы я был вынужден назвать это ощущение, я бы выбрал слово «испуг».

– Ну… – повторил я. – И что теперь?

– А как ты хочешь, чтобы было теперь?

Я отвел взгляд и посмотрел вдоль коридора. Никуда, просто в пространство.

– Я люблю свою девушку… – начал я. Бывают моменты, когда срочно требуется, чтобы кто-то заехал тебе лопатой по лицу. – Но… мысль о том, что я больше не увижу тебя, просто невыносима.

Джорджи молчала. Я решил, что она оскорблена до глубины души и у нее просто нет слов после моего банального заявления.

– Я… – я начал еще раз, совершенно не представляя, как мне продолжить свою мысль, и я – это не шутка – просто повесил голову.

Я почувствовал, как рука Джорджи коснулась моего подбородка. Она подняла мое лицо, я поднял глаза и обнаружил ее губы в ожидании моих. Она целовала меня так безупречно, что, когда закончила, меня уже не было. Я растворился, от меня осталась лишь оболочка.

– У меня завтра автограф-сессия, – сказала она. – В два часа дня. Я буду в магазине «Уотерстоун» на Принц-стрит.

– Хорошо.

V

Ну что же. Буду с вами откровенен… Я чувствую, что погорячился. Словно вы пошутили над кем-то, ожидая, как всем будет смешно, но все пошло наперекосяк, и окружающие расстроились. Конечно, я должен за них отвечать, я ведь Бог, верно? Так что ответственность неизбежна. Но смею заверить, что намерения мои исключительно благородны. Вы должны поверить мне на слово, и я спешу вам сказать, что и в малой доле не желал, чтобы история так далеко зашла.

Впрочем, я не имею в виду Тома, Сару или Джордж, я знал, что с ними так будет, именно поэтому я и показываю вам примерную ситуацию, чтобы вы могли увидеть, ради чего я бью себя кулаками в грудь. И я не имею в виду кого угодно. Потому что, как я уже говорил, Том, Сара и Джордж: и есть «кто угодно». Мне важно удостовериться, что вы понимаете меня. Например, то, что Джорджи известная актриса, не так уж важно, да? Я знаю, что вы, люди, так странно устроены, что вам по силам оценить сложные вещи и увидеть значимые детали, но мне вовсе не хочется думать, что вы недостаточно сложны. Если бы та кошмарная девка Фиона этого захотела, Том мог быоказаться в гостинице с ней. И потом бы он думал, что между ними есть некая особая связь, что оба они англичане и живут в Шотландии, или что оба работают в издательском бизнесе, или еще что-нибудь. Но это не так. Помните: нужно менять декорации. Помните, кто бы то ни был: Сара, или Джорджи, или Том, или кто угодно, или вы сами, – все одно и то же, понимаете?!

Видите ли, когда я творил вселенную, я находился в процессе работы и делал шаг за шагом. У меня не было никакого плана вроде «Вселенная № 101», по которому я все лепил, понимаете, о чем я? Ясное дело, я мог бы поаккуратнее обойтись кое с чем, и я первым готов это признать. Не считайте, что я не готов первым поднять руку и сказать «теа culpa»,[3]3
  Моя вина (лат.).


[Закрыть] если что-то сделал не так. И я, по крайней мере, стараюсь отрегулировать все, что вышло боком, понимаете, именно поэтому я сейчас тут, да ведь? Нужно разобраться с ситуацией, в которую мы попали: мы не можем вернуться и переписать книгу, но я, по меньшей мере, могу зачитать вам ряд правил, чтобы вы понимали, в чем дело. Я признаю, что должен был сделать это намного раньше, один ноль в вашу пользу, но вы же знаете, как иногда откладываешь работу.

Ладно, довольно самокритики, давайте вернемся к делу.

Помните, что я говорил вам о китах? Как я просто выдумал их и решил создать? Иногда меня слегка заносит в сторону, я вхожу в роль и продолжаю, мечтая, выдавать идеи. Типа: «Да-да, это круто! Красота – и вот еще было бы неплохо…» и просто не могу остановиться. Можно сказать, что я просто полон идей, но предпочитаю думать, что «попал в точку». Я не хочу, чтобы вы подумали, что я выкинул вас в мир всех скопом. Я и впрямь продумывал это дело, все перспективы и все, так сказать, возможности. Как я уже объяснял в случае с китами, я не знаю, как я творю все это, я просто, понимаете, хочу, чтобы были барсуки, и вот они тут как тут – эти барсуки. Что меня вполне устраивает, кстати. Если я задумал создать растение, я не хочу сначала размышлять про деление клеток или изобретать биологическую систему давления, у кого есть на это время, верно? Но, как я уже говорил, меня очень интересуют все эти ваши ученые, которые возятся с микроскопами и всякими прибамбасами и изучают, как я все это сделал. Мне это жутко нравится. Могу предположить, и мне кажется, что я прав, их поиски помогают вам понять, что вообще происходит, если вы взглянете на все с их точки зрения. Так что именно таким образом я вам все и объясню, договорились? Чтобы вы услышали мои слова на понятном вам языке, если вы понимаете, что я имею в виду. И еще чтобы вы могли все это проверить и убедиться, что я говорю правду. Видите, какой я добросовестный?

Начнем с начала. Я думал, что большинство из вас едва ли доживут до сорока лет. Примем это как факт. На большее я и не рассчитывал, и я думаю, что сделал максимум для того, чтобы это было именно так, а не иначе. Катастрофы, эпидемии, дикие звери, холод и голод, много всяких страстей, мешающих выжить. Так что не думаю, что ваши обвинения в невнимательности будут иметь основания, правильно? И все это давало свой результат: откуда я мог знать, что вы начнете придумывать всякие препараты, удлиняющие жизнь? Предупреждения о наводнениях, антибиотики и механизация труда. Вы думаете, разумно обвинять меня в том, что я не предусмотрел, что какой-то проклятый мудрец изобретет аппарат для производства искусственных волокон, а? Так что начнем с того, что любые проблемы в вашей жизни после сорока – не моя робота, ясно? Срок годности истек. Все, что вы делаете со своей жизнью после тридцати девяти, – вы делаете на свой страх и риск, это понятно?

И вот я добрался до этих делишек с сексом, это было приятно решать, и я думаю, тут вы со мной согласитесь. Но тогда я еще не знал, как внедрить ее в реальность. До четырнадцати лет вы заняты тем, что стараетесь поумнеть (ладно, еще одна ошибка, проехали, движемся далее все равно), потом у вас есть немного времени, чтобы опериться, и потом в вашу жизнь приходит секс, пока вы сражаетесь еще лет этак десять. Я посчитал необходимым, чтобы вы занимались сексом. Я волновался, что вы можете погубить потомство, если не будете достаточно уделять ему времени, так что я многое вложил в то, чтобы вы его полюбили. Ну да, я определенно перестарался. Каждый может умничать, анализируя прошлое, верно? Сначала я сделал так, чтобы вы хотели этого, причем сильно. Как? С помощью гонадальных стероидов, как выяснилось. Как я уже говорил, я просто разговариваю с вами на вашем языке, если бы мне пришло в голову давать названия всем этим штуковинам, я бы никогда не придумал нечто вроде «гонадальных стероидов», вот так ужас, верно? В общем, у вас есть эти гонадальные стероиды: эстроген и тестостерон, они разжигают вас, и вы жаждете секса. И вы его находите.

Теперь мне нужно слегка облагородить процесс… или лучше показать вам, что может произойти, если я этого не сделаю: очереди на почте двигались бы еще медленнее, если вы понимаете, о чем я. Что же я делаю, чтобы вас привлекал некто определенный, нежели все подряд (я еще вернусь к этому, так что не забудьте, ладно?). Тут я включил мозги, разрешите похвастаться. Я втянул в дело немного мозговой химии, то, что вы называете психологией, ну самые основы, но сделал это очень гладко, чтобы и комар носа не подточил. Например, я сделал так, что вас привлекают лица, похожие на ваше собственное. Например, если вы мужчина, вам нравится собственная рожа, только в более мягком варианте, то же самое касается и женщин: вас привлекают мужские черты лица, похожие на те, что вы видите в зеркало. (А вы этого даже не знали, да ведь? Вы думаете, что я все это выдумываю на ходу. Но это не так, спросите людей из университета Святого Эндрю в Шотландии, если вы подозреваете, что я все это выдумываю: они вам за это морду разукрасят.) «Будет лучше, – подумал я, – если вам будут нравиться лица, походящие на ваше собственное лицо, нежели на мордочку вашей собаки». И попробуйте мне сказать, что и тут я не прав. По большей части введенные мною правила очень просты. Вы с ними незнакомы, но они по шаблону. Симметрия: вы предпочитаете физически соразмерных людей. Запах: женщины предпочитают запах мужчин, чья иммунная система отличается от их собственной. Да, и еще они определенно реагируют на мужские феромоны. Я немного увлекся женскими реакциями на запах, скажем прямо. И все закончилось тем, что женщины оказались в тысячи раз чувствительнее ко многим запахам. В этом не было необходимости, это точно. Просто снова попал в точку. И теперь каждый раз наблюдаю, как вы сходите с ума по запахам, выстреливая моноаминами.

Помните о моноаминах, да? Помните, я упоминал их тогда, чтобы вы не искали особый подтекст, задумываясь, почему у Тома встал член во время интервью с Джордж. Без сомнений, вы уже начали продвигаться в этом направлении. Так давайте я вам кое-что дополнительно поясню.

Моноамины – группа химических веществ – нейротрансмиттеров, которые… ну, в общем, они и есть сексуальное влечение, грубо говоря. Что происходит, когда вы чувствуете физическое притяжения? Нет уж, избавьте меня от ваших фантазий типа «я словно ощущаю покалывание» или «такое чувство, словно крохотные зайчики порхают у меня в животе, и мой разум замирает». Сравнения тут ни к чему. Они только создают сложности, к тому же я спрашиваю, что происходит, а не то, как вы это растолковываете. Влечение неподвластно, ему нет никакого дела до ваших моральных установок или жизненных принципов, и оно уж точно не дело рук купидона, проказы крохотных розовых амурчиков или волшебство. Все дело в моноаминах. Вашей головой управляют серотонин, артеренол (я и вы называем его адреналином) и допамин. Ваш мозг группируется на средней островковой доле большого мозга, передней коре головного мозга, ядре центральной нервной системы и скорлупе мозга, в этот момент отключаются постцентральная извилина, мозжечковаяминдалина и – по бокам – височные отделы коры головного мозга. Что значит вся эта заумь? Значит, что вы по уши вляпались, в общем-то. Я тут не шутки шучу, вы превращаетесь в животное и по клиническим симптомам практически гавкаете, в таком состоянии вам уж точно нельзя садиться за руль. Моноамины – беспощадные, аморальные штурмовики на службе у физического влечения. Эти парни точно уж раненых не берут: один допамин готов обменять все ваше сознание на нежную улыбку, и вместе они составляют атомный коктейль, он-то и приводит к тому, что вы скачете в гостиничном номере верхом на звезде из мыльной оперы.

Но, и эта мысль недалека от истины, все это коту под хвост, если, когда вы наконец-то добиваетесь секса, он оказывается столь же приятным занятием, сколь и пожевывание носка тракториста. Итак, стадия номер три: нейропептиды. Речь идет об окситоцине и адиуретине, скажем так. Во время секса окситоцин поступает в центры удовольствия вашего мозга, и вы думаете: «Ничего себе! Надо это дело как-нибудь повторить». Но, и тут я поступил очень мудро, окситоцин также подталкивает вас хранить верность. Я долго трудился над этим апектом. Было неясно, верен ли мой расчет. Сначала я проверил идею верности на мышах-полевках, чтобы узнать, возможно ли это в принципе. Я, конечно, не знал, что использую окситоцин, но это был именно он, я испытал на верность мышей-полевок Среднего Запада и решил не впутывать северозападных полевок. Должен вам сказать, что с мышами-полевками все сработало прекрасно, и с теми, и с другими. Но с вами, как выяснилось, дело обстоит чуть иначе, вам нравится страдание. Так что я сделал так, чтобы окситоцин преследовал вас, когда вы занимались сексом, а также превратил его выделение в «классический условный рефлекс», как говорят люди в белых халатах. Это значит, что окситоцин выделяется во время секса, и если вы долго занимаетесь сексом с одним партнером, то чуть-чуть гормона выделяется, когда вы просто видите партнера. Том думает, что чувствует себя виноватым перед Сарой, но вы увидите, что будет, когда он снова увидит ее и получит свою порцию окситоцина, его как молотком ударит.

Так что, и это очевидно, вполне подходящий план, думаю, вы согласитесь. Вам не нужно беспокоиться О продолжении рода, потому что я за вас уже все сделал, и вам вообще не надо думать об этом.

Но потом ситуация деформировалась.

Кто же знал, что вы собираетесь жить не в хижинах, а перемещаться в города по восемь миллионов жителей, верно? Я думал, вы будете вполне счастливы, если дотянете до четвертого десятка, а потом скончаетесь от гриппа или будете съедены волком, так что зачем мне было беспокоиться о том, чтобы верность жила долго? Действие моноаминов держится – в лучшем случае – тридцать месяцев. После этого ваше тело становится терпимым к нейротрансмиттерам и, увы, страсть проходит. Это конец беготни по паркам в грозу и безудержного смеха, вместе вы исключительно из-за постоянного действия окситоцина. И как долго это продержится, по-вашему, когда вы столкнетесь с новыми дозами допамина и серотонина? И я даже не думал, что важно исправить такую проблемку, что женщины – неважно, из какой они страны или к какой культуре принадлежат, – проходят примерно четырехгодичный цикл, который начинается с совместной жизни с мужчиной и заканчивается мыслями о том, что стоит найти кого-нибудь еще. Периодическая моногамия казалась мне вполне подходящей: ведь всегда был шанс того, что за эти четыре-пять лет она или ее партнер может стать жертвой аппендицита или кого-то из них унесет снежная лавина… ну а если этого даже и не произойдет, я не рассчитывал, что в пределах часа езды будут толочься еще четыре миллиона самцов, готовых составить ей компанию, верно? И почему бы не дать мужчинам лишнюю порцию тестостерона и не посмотреть правде в глаза? Ведь лучше любить и терять, правильно?

И вот тут начинается самое позорное для меня. Потому что я не думал, что неверность станет такой большой проблемой. Мне и в голову не приходило, что большинство людей будут изменять или даже иметь возможность изменять: вы просто заставляете меня сгорать от стыда, понимаете? Я не принял этого во внимание, и все вышло очень-очень плохо. Я никогда не думал о таком коловороте… Я даже не вложил в измену мысль, как вложил ее в снежные хлопья, вот что я хочу сказать. Все функционирует на базовом уровне и зависит от грубой химии и психологии (а психология, конечно же, не что иное, как химия в действии). Поэтому все интрижки похожи друг на друга. Совершают ли акт измены два человека, что закручивают гайки на заводе, или живущий в Эдинбурге английский писатель, столкнувшийся с актрисой из лучшей мыльной оперы с самыми высокими рейтингами по всей Великобритании… все всегда одинаково. Меняются тривиальные детали и декорации, но каждый раз людииспытывают одно и то же. Я знаю, что вы это, наверное, тоже уже заметили, и именно поэтому отчасти и решил, что должен с вами поделиться. Пришить, что это так и есть, хотя вы и так это знаете, просто, чтобы вам было легче дышать.

Я сделал гадость. Но многие другие вещи я все-таки сотворил верно, например бананы. Со сладкими плодами явыпутался. Так, чувствую вашу враждебность, хорошо, все в порядке: я же признал свою вину. И если мы все не сойдемся на этом, мы не сможем двинуться дальше.

Понимаете, думаю, мы вполне бы могли чуть продвинуться. Правда, я не собираюсь поднимать этот вопрос сейчас. Сейчас мне кажется, вам требуется обдумать вышесказанное наедине с самими собою, и что бы никто не мешал.

Поговорим позже, ладно?