Текст книги "Бытовая химия"

– Бедная ты тварюжка.

– Я знаю. Просто жуть.

Эми покачала головой.

– Нет. Это… А что с Сарой? Ты думаешь, вы помиритесь?

– Сначала был в этом уверен, но теперь… Шансы вернуться понемногу свелись к нулю. Зачем ей это?

– Сожалею.

– Неважно.

– Тебе должно быть хреново, да? – Эми потянулась ко мне через стол и, положив свою руку на мою, легонько ее сжала. Забавно: мы целовали друг друга в щеки годами, но наши руки соприкоснулись впервые. Я был безмерно благодарен за поддержку. Я перевернул свою и сжал ее руку в ответ: слишком сильно, как мне показалось. Будучи в отчаянии, я нуждался в ком-то, за кого можно было уцепиться. Эми улыбнулась.

– Ну ладно… – сказала она, вздохнув. – И это пройдет. Ты переживешь. В конце концов: ты все равно трахался с Джорджиной Най, этого у тебя никто не отнимет.

Дом сражался со мной. Диван говорил: «Здесь вы сидели вместе с Сарой», шкаф ворчал: «Вынь отсюда свою одежду, теперь я только для Сары», а гриль хмыкал: «Больше не будешь тут делать тосты с сыром, тварь».

Я пришел забрать еще кое-какие вещи, и это было непереносимо. Если вдаваться в подробности, я ощущал сжимающую боль в животе, было ужасно наяву ходить по комнате столь родной, нашей, которая теперь, казалось, намеренно отвергала меня. Каждая вещь казалась утратой. Никуда не деться от сознания факта, что я побежден. Да, мне причиталась кругленькая сумма за «Историю роста», но мне не по карману жить в гостинице все время, даже если это гостиница среднего класса. При всем при том, в номере не хватило бы места для всех моих вещей. Мне нужно будет найти комнату или квартиру. Сделать это было равносильно приговору, что я и Сара уже больше не будем вместе. Дело в том, что я хотел спустить все на тормозах, прошло всего меньше недели, может быть, Сара смягчится? Но она ультимативно заявила мне, что все вещи, не вынесенные отсюда после пятницы, будут сожжены и уничтожены. И я не мог ей не верить после всего, что она мне сказала тоном, не терпящим возражений. Я признал ее правоту, потому что теперь она вообще со мной не разговаривала. И уж ничего не оставалось, как верить из-за ее сообщения на автоответчике.

Сара отыскала заброшенный телефон с автоответчиком на чердаке. Когда мы разом приобрели мобильные телефоны, он нам больше не требовался, и мы отправили его туда вместе с другими электронными приборами, отжившими свой век. Оставили лишь домашний телефон для выхода в Интернет и чтобы общаться с другими, не платя за мобильную связь. Я подошел к автоответчику и нажал кнопку «сигнал»… просто чтобы послушать голос Сары. После жужжания и щелчка донеслось потрескивание: «Привет, это Сара. Я сейчас не могу подойти к телефону, но если вы хотите оставить сообщение, то можете сделать это после сигнала. Только если это Том, тогда прошу повесить трубку и пойти далеко и надолго». Сообщение, хоть и говорило прямо о ее чувствах, еще ничего не доказывало. Вполне разумным объяснением того, что она снова установила автоответчик, явилось то, что она желала знать, кто звонит, прежде чем подходить к телефону. Чтобы она могла не брать трубку, если это я. Но не это дало мне понять, что наступил конец. Больнее всего было то, что она сама отыскала этот автоответчик и сама установила его. Раньше бы Сара и подходить к нему не стала, она не могла запрограммировать таймер на видеомагнитофоне или разобраться в программах микроволновки. Сара и техника были несовместимы. Был бы я тут, она бы настояла на том, чтобы я установил эту чертову штуковину. Иных вариантов не существовало: либо я устанавливаю ее сам, либо Сара выходит на улицу и бьет по ней лопатой. Но теперь вот оно как… Найден, прикреплен и установлен безупречным образом. Автоответчик означал, что Сара приняла внутреннее решение, что меня тут больше нет, и реальным поступком объявила, что мир от этого не рухнет. Знаете, как некоторые мужчины считают, что если их жены пользуются вибратором, то они им не нужны? Так это мизер по сравнению с тем, каково мне было из-за этого автоответчика. Господи, и это вы называете стрессом: в кино электроприборы не показывают вам, что вас можно в два счета заменить, пока у них не появляется человеческая чувствительность и искусственный интеллект. Меня же поставил на место этот хренов автоответчик.

Я собрал два чемодана вещей и вызвал такси, чтобы отправиться обратно в гостиницу. В ожидании его я написал Саре записку о том, как сильно ее люблю и надеюсь, что мы сможем прийти к согласию, и оставил на столе. Закрыв глаза, я представил себе, причем предельно отчетливо, слыша шелест ее куртки, как, возвратившись домой с работы, она находит мою записку на столе и, не глядя, комкает и выкидывает ее в мусорное ведро.

Пол потянулся через стол и пожал мне руку с непередаваемым энтузиазмом. Сукин сын. Со стороны можно было подумать, словно он подготовил встречу и сиял от удовольствия, завидев меня. Эми сказала, что он наотрез отказывался, пока она не намекнула ему о том, что я могу написать книгу о произошедшем. «Он не стал бы со мной встречаться, если бы его яйцам ничего не угрожало, – сказала мне Эми, ехидно посмеиваясь. – Но как только я намекнула об утечке сведений о Най, так он просто загорелся мыслью о встрече». Вот мы и оказались тут спустя несколько дней. Пол преследовал одну цель: взять под контроль последствия произошедшего, которые были неизбежны. Его улыбочки и доброжелательные жесты были ленточками, украшающими кусок собачьего дерьма. Джорджи, напротив, даже не поднялась, когда Эми и я вошли, и не взглянула на меня, когда я сел за стол. Она просто уставилась в сторону, в пространство и с отсутствующим видом вертела в руках прядь волос, выбившуюся из-под шляпы.

Мы сознательно приехали в пригородный ресторанчик довольно рано. Предполагаю, что владельцы надеялись, что еще несколько посетителей могут подъехать на обед, но сейчас мы были тут одни.

– Рад тебя снова видеть, приятель, – сказал Пол. – Эми? – Он поднял бутылку вина и вопросительно на нее взглянул. Эми кивнула, и он наполнил ее бокал. – Том?

– Нет, спасибо, – ответил я.

Пол откинулся на стуле и хлопнул в ладоши.

– Ну, отличненько. Так…

Эми зажгла сигарету.

– Пол, – сказала она, – мы хотели встретиться, чтобы выяснить несколько вопросов. – Конечно, для этой встречи не было ни единого повода. Поэтому Эми была намерена нести околесицу некое время, чтобы все выглядело прилично. – Я уверена, ты догадался, о чем идет речь, – добавила она многозначительно.

– Без понятия, дорогая. Мы уже подписали все документы и решили все вопросы, разве не так?

– Совершенно верно, совершенно верно… но есть и другие вопросы. Личного порядка.

Я безотрывно смотрел на Джорджи, надеясь, что она, естественно, посмотрит на меня, услышав эти слова. Но она отвернулась куда-то в сторону.

– О, думаю, что не стоит об этом распространяться, если ты понимаешь, о чем я, – ответил Пол. – Личное – это личное, разве нет? И это уж совсем непорядочно, если ты начинаешь трепаться о своих личных делах направо и налево… все оказываются в дурацкой ситуации.

– Все это очень хорошо, Пол. Но я думаю, что внести ясность, исключительно между теми сторонами, которых это касается, хм… не помешало бы. Скажем, для дальнейшего налаживания отношений. Взгляд Пола застыл на Эми. Похоже, агент призадумался. Он почесывал себя под мышкой. Эми смотрела ему в глаза, не моргая.

– Я уверен, что моя клиентка никогда не причиняла никому страданий, – наконец вымолвил Пол.

– Ты можешь так говорить, но моему клиенту приходиться страдать, оказавшись в безвыходной ситуации и не получив объяснений, почему так произошло, – ответила Эми.

– Возможно, моя клиентка была немного, ммм…

– Холодна?

– Я собирался сказать «некоммуникабельна». Но поймите мою клиентку, это защитная реакция.

– А как, по-твоему, чувствует себя мой клиент? Находясь в точно таком же положении, испытывая такие же страхи, но потеряв всякие представления, что происходит.

Я подумал, что Эми притягивает наш случай за уши. Нельзя было сказать, что я был «в точно таком же положении», что и Джорджи, и потому, что это не есть истина, и потому, что я не мог претендовать на характеристику «точно такие же страхи». Но Эми определенно вошла в раж и говорила страстно, так что мне было все равно. Жаль, что ее выступления затянут встречу. Надеюсь, у меня останется время, чтобы заставить Джорджи посмотреть мне в глаза. Я хотел только одного – секунды искреннего контакта.

Пол уставился в пол.

– Моя клиентка просит прощения, если твой клиент расценил это неверным образом.

– А как еще мог мой клиент расценить это, мать твою? – Эми повторно наполнила свой бокал вином. – А? Мой клиент не привык так себя вести, он не из таких, ты же знаешь это. Человек рискнул, открылся, потому что он думал, что это того стоит и события могут получить какое-то развитие… а потом вдруг узнает, что все на этом и заканчивается и он остается полным идиотом.

Должен признаться, что если бы я разговаривал с Полом, то не был бы так решителен и использовал бы явно другие формулировки для описания своих чувств.

– Твой клиент никогда не выглядел идиотом, – тихо сопротивлялся Пол.

– Ну., зато чувствовал себя идиотом, это уж точно!

– Эми… – сказал я, но она не прекратила.

– Самым большим идиотом в Эдинбурге, мать твою!

– Ябы не… – начал я, но, как выяснилось, Эми меня не слушала.

– Все смеялись над его глупостью и наивностью: «Ха-ха, вот так придурок».

– Никто не смеялся, никто даже ничего не знал, – возразил Пол. – А твой клиент подумал о том, что, возможно, моя клиентка отдалилась, испугавшись, что именно она была так наивна, что открылась?

Джорджи перестала демонстративно смотреть в сторону. Вместо это она уставилась на Пола. Джорджи даже положила руку ему на плечо, но Пол никоим образом не отреагировал и продолжал разговаривать с Эми.

– Моя клиентка должна быть осторожна, у моей клиентки есть ее клиенты, о которых она должна думать, – сказал он.

Разговор постепенно превращался в полнейший абсурд.

– А у моего клиента их нет? – ответила Эми, изобразив горькое удивление.

– О, ну же, дорогая, вряд ли это тот же уровень, верно?

– Верно, то есть мой клиент – дерьмо? Ты это хочешь сказать? У меня ничего не стоящий неважный клиент? А я сама слишком маленькая для больших игр?

– Не впадай в истерику: я этого вовсе не говорил. Но посмотри на ситуацию трезво. Если ты успокоишься и посмотришь…

– Да мне надоело быть спокойной! Надоела спокойная бизнес-Эми. От нее не будет никаких проблем, она же смотрит на все так реалистично и она такая, мать твою, спокойная! – Эми прикусила губу и начала неуклюже выковыривать сигарету из пачки.

– Эми, я никогда…

– В том-то и дело, что ты никогда ничего. В этом-то и вся проблема.

– Ой-ой-ой! – сказал я, постукивая рукой по столу. – Подождите-ка минутку… – Не глядя на Пола, потому что я смотрел только на Эми, я ткнул в него пальцем. – Вы что с ним, то самое?

Эми не ответила, только яростно теребила зажигалку, что не принесло никаких плодов, она чиркнула, выдавив несколько искр, но пламени не было.

– Не могу в это поверить! – сказал я. – Вы с ним были вместе! Господи боже. Вы этим занимались, и ты мне ничего не сказала.

– И что? – сказала Эми довольно раздраженно. – Она ткнула пальцем в сторону Джордж. – Ты мне тоже не говорил, что вставил ей.

– Это совсем другое дело.

– Почему это?

– Потому что ты, черт возьми, мой агент, ты должна мне сообщать, с кем ты спишь.

– Глупости, ничего я не должна.

– Должна, если ты спишь с врагом.

– Пол? – спросила Джордж, в одном ее слове были все возможные вопросы.

– Да… – ответил ей Пол мрачно, – у нас был флирт.

– Почему ты мне не сказал? – спросила она, пораженная.

– Господи! – Он жестко кивнул в мою сторону. – Ты же мне не сказала, что он тебе вставил!

– Я бы попросила вас прекратить повторять, что мне вставили, пожалуйста? – настойчиво сказала Джордж.

– Как ты могла? – пытал я Эми. – Он же тварь. – Боковым зрением я видел, как Пол дернулся, как только слова слетели с моих губ. Я повернулся к нему. – Так Эми мне сама говорила, она называла тебя «тварью»: она всегда так говорила.

– Я не говорила, что он «тварь»… – промямлила Эми.

– Говорила, мать твою!

– Ну, даже если и говорила… знаешь… не всегда слова совпадают с чувствами.

Джордж дергала Пола за рукав.

– Когда все это случилось, Пол? Ответь мне! И сколько времени… В смысле, когда все это закончилось?

– Закончилось? – сказал Пол, прихрюкнув. – Спроси ее.

– Эми? – спросила Джордж.

Эми посмотрела в сторону и пожала плечами с наигранной беспечностью.

– Спроси у него.

Я устало присвистнул, глянув по очереди на Эми и Пола.

– Послушайте, вы тут вдвоем сами разберитесь, ладно? – Я посмотрел на Джорджи, поймал ее взгляд и указал движением головы на дверь. – Мы оставим вас на пару минут. Решите свои проблемы…

– Нет у меня никаких проблем, – встряла Эми с приклеенной улыбкой на лице.

– Ну… – сказал Пол.

– Вы оба… – заявил я строго, – …разберитесь со своими чувствами. Вы должны быть агентами, так, боже мой, и ведите себя как агенты. – Я встал и еще раз взглянул на Джорджи. Она замялась, но вскоре тоже встала и вышла следом за мной из ресторана.

На улице я расхаживал из стороны в сторону, поглядывая через стекло на Эми и Пола. Пол что-то говорил, касаясь руки Эми. Она не отвечала, но и не убирала ее.

Джордж демонстративно стояла поодаль от меня и смотрела на горизонт со скрещенными на груди руками. Она чуть покачивалась на носках взад и вперед с одной ноги на другую, словно пыталась согреться. Я знал, что моя придумка (или, честно говоря, моя надежда-мечта) не сбылась: Пол не запрещал ей со мной видеться. Ее тело недвусмысленно говорило и не собиралось скрывать, что она хотела бы находиться там, где нет меня.

Я зажег сигарету.

– Хочешь? – сказал, предлагая ей пачку.

Джорджи отрицательно покачала головой.

Я дотронулся до булыжника носком ботинка, подвигал его туда-сюда и пнул в лужу у края дороги. Он споткнулся о неровный поребрик и, промазав, упал где-то слева.

– Черт, – раздраженно прошипел я тихо сам себе.

Городскому совету не помешало бы позаботиться о городских поребриках.

Я еще раз затянулся сигаретой и посмотрел на Джорджи.

– Я бы не предал историю гласности, ты же знаешь, – начал я.

Джордж быстро взглянула на меня.

– Я знаю, – подтвердила она и снова отвела глаза. – Пол напуган до смерти… но я никогда не думала, что ты это сделаешь. Это был бы тогда не ты.

– Ты меня любишь?

– Нет.

Джорджи могла бы хотя бы сделать вид. Разве не так? Знаете, хотя бы на секунду, что бы она потеряла?

– Ты совсем меня не любила? – Ну, мне кажется, просто необходимо было узнать. Пусть я услышу в ответ: «Да… недолгое время» или «Нет, вообще-то», и тогда можно будет погрузиться в отчаяние, муки и жалость к самому себе. В любом случае, будет что взять с собой.

Джорджи тяжело вздохнула. Она втянула внутрь воздух, держала его некоторое время запертым в легких и рывком выпустила. Она быстро взглянула на меня.

– Я думаю, что любила свое представление о тебе.

– Понятно… понятно… – кивнул я. – Так и… что это, мать твою, значит?

– Я любила то, что у тебя есть; то, кем ты был. Устроенный, в безопасности и комфорте, без амбиций… Сара, стабильные отношения и тихая спокойная работа. Мне нравилось, что твоей девушке никогда не нужно было волноваться о том, какова она для тебя и правдивы ли ваши отношения. Правда ли ты ее любишь или просто…

– Свое представление о ней?

– Туше.

Я выкинул сигарету на землю и злобно растоптал ее, разрывая на части, размазывая ее содержимое по асфальту. Тогда мне казалось, что так и нужно было сделать, просто необходимо. Проблема в том, что я не докурил ее. Вообще-то сделал всего лишь несколько затяжек. Господи, скурил ее всего наполовину. Какая потеря! И жажда курить осталась. Я зажег еще одну. Вот дерьмо.

– Я не сознавала этого, понимаешь? – продолжала объяснять Джорджи. – Я не понимала, что меня к тебе влечет, до последнего времени.

– Когда я все это потерял?

– Думаю, да.

– Ну… понимаю… тебя привлекала моя жизнь, а не то, кем я был… – я кивнул в знак того, что понимаю, – так ты слегка больная на голову, да?

– Мой психолог говорит, что у меня проблемы с самооценкой и чувством безопасности.

– А, ну тогда другое дело.

Джорджи немного разозлилась и впервые посмотрела на меня нормально.

– А ты можешь честно признаться, что я тебя привлекала не потому, что я – знаменитая Джорджина Най, хотя бы отчасти? Несмотря на все твои разглагольствования о знаменитостях, разве тебя не волновала мысль о том, что ты занимаешься сексом с кем-то, кого показывают по телевизору?

Я хотел сказать: «Нет, это никогда не имело никакого значения», как я говорил Саре. Но я не стал. Меня поразило то, что я теперь не был в этом уверен. Могу ли я наверняка сказать, что это вообще никогда ничего не значило? Что эта мысль ни разу не проносилась у меня в голове, вызывая легкое возбуждение? А если это было так, если меня привлекало в Джорджи не то, кто она, а то, какой жизнью она живет, тогда, выходит, я был таким же психом, как и она? Довольно новые фундаментальные сведения о моей персоне.

Лучше всего не думать об этом.

Я пожал плечами.

– Ну, – сказала Джордж с ощущением триумфа, – вот видишь.

Ха! Вот я ее и поймал, потому что на самом-то деле я ничего не подтверждал.

Джордж покосилась в окно на Пола и Эми. Она сидели, прижавшись друг к другу, и разговаривали.

– Мне кажется, им нужно больше, чем пара минут, – сказала она. – Я собираюсь поймать такси. Скажи Полу, что я сама доберусь обратно, ладно?

– Конечно.

– Знаешь, – добавила Джорджи, поворачиваясь, и взгляд ее был извиняющимся. – Я никогда не хотела…

– О, не надо, – улыбнулся я, – пусть, по крайней мере, хоть одно клише останется невысказанным.

Джордж улыбнулась мне в ответ.

– Ну… выше голову, Том. Я надеюсь, что у тебя все получится.

– Да! А я надеюсь, что ты… ну… что ты будешь и дальше так же знаменита и невероятно богата. Думаю, что эта заваруха на деле показала, что для тебя и вправду важно, и тебя отныне больше не привлекут химера бездумной анонимности и обладатели крохотных денежных сумм.

Джорджи улыбнулась и в шутку ущипнула меня за грудь. Я улыбнулся ей в ответ, даже несмотря на то, что она вообще-то задела ручку, что лежала у меня в кармане, ткнув ею прямо в сосок, и мне было очень больно. Потом она потянулась вперед, поцеловала меня в щеку, развернулась и пошла по улице. Я наблюдал, как Джорджи удаляется, думая, обернется она или нет? Подарит ли один краткий взгляд, может быть, «последний взгляд»? Но она этого не сделала. Она просто продолжала идти, пока не завернула за угол, передо мной лежала пустая дорога.

«Нужно было сообразить, чем все закончится, еще в тот первый раз, когда Джорджи упомянула своего психолога», – сказал я сам себе.

Думаю, из этого можно было бы сделать довольно эффектный финал. Я легко мог себе вообразить: горько-сладкий, конечно, но определенно симпатичный конец главы. Том, немного грустный, но зато более мудрый, был готов к новой жизни.

В реальности я чувствовал себя куском дерьма.

Или я так думал. Когда говорят: «Я самый счастливый человек на свете!», вполне возможно, что так оно и есть. Но тот, кто заявляет: «Я самый несчастный человек на свете!», скорее всего, очень сильно ошибается. Я думал, что чувствовал себя куском дерьма в тот день, но на самом деле я едва ли вошел в первую фазу дерьма.

Последовавшие дни и недели были заполнены – причем до краев – отсутствием Сары. Я сидел в своем гостиничном номере и хотел заплакать. Я, конечно, и плакал тоже, но самым худшим было постоянное желание плакать. Я чувствовал, что переполнен предсмертным отчаянием, необходимо было выплеснуть его каким-либо образом: плакать, кричать, биться о стену, все, что угодно, только бы избавиться от давящей глыбы внутри. Я сидел со сжатыми зубами и сжатыми кулаками. Я умолял воздух в надежде, что появится божество и мы заключим сделку. Я молил, чтобы физический ужас этого столбняка и жуткого отчаяния любой ценой вырезали у меня изнутри.

Мне хотелось забыться. Мое сознание превратилось в открытую рану, оно пытало и мучило меня, пока сон не приносил немного покоя. Но и сон не был ко мне особо добр. Я лежал пластом весь день и спал урывками ночью. При этом я беспробудно пил и большую часть времени проводил, плавая в сюрреалистическом океане между сном и явью, иногда чуть ниже поверхности, иногда чуть выше, но все время не зная наверняка, в каком из измерений я нахожусь.

Честно говоря, мне казалось, что я сошел с ума. Я определенно делал вещи, говорящие о сумасшествии. Я не мылся, не брился, не менял одежду, не спал сутками или не трезвел в течение трех дней и потом брел к магазину Сары, когда она уходила с работы… в надежде, что, увидев меня в таком состоянии, она, возможно, смилостивится и возьмет меня домой. Серьезно, именно так я и думал: «Том! Ты воняешь! О, как я по тебе скучала!» Я трезвонил ей постоянно, просто чтобы услышать ее голос на автоответчике. Когда подходило время оставить сообщение, я не клал трубку, а просто молчал. Я как последний лунатик думал, что, может быть, ну может быть, однажды она будет сидеть там и слушать тишину, зная, что это я, и, почувствовав мою боль, возьмет трубку и предложит мне попробовать еще раз начать все сначала. Вот как я думал. Я был не молчаливым телефонным маньяком, я просто был отчаявшимся мужчиной, тянущим руку и уверяющим ее, что я все еще люблю ее и жду. Я ходил в те места, где, по моим догадкам, мог встретить ее. Я не имею в виду к нашему… к ее дому в прямом смысле. Я имею в виду, что представлял, где Сара может находиться в это время, например, в пабе, который ей нравился, или в магазине, или еще где-нибудь, и шел к тому месту. Фантазии идиота состояли в том, что мы с ней столкнемся случайно и я буду так же удивлен, как и она: «Ну, рад, тебя снова видеть», и потом… ну, не знаю, но все должно было завершиться тем, что она пригласит меня домой и все будет так, как раньше. Вот как я фантазировал, в полном безумии веруя, что встреча может так или иначе привести к примирению. В воскресенье я по полдня бесконечно нарезал круги вокруг барбекю на «Инглз-Грин-роуд». И спустя четыре часа, что неудивительно, по меньшей мере один охранник начинал ходить за мной по пятам. Что хуже всего, я начал люто ненавидеть парочки. Я видел, как они идут по улице, обнявшись, и меня переполняла ненависть к ним оттого, что они вместе и счастливы, оттого, как небрежно и беззаботно невнимательны они к той головокружительной удаче, соединившей их.

Я был бесполезным существом. Совершенно лишним на этой планете во всех смыслах. Возможно, у всех в голове есть стереотип: писатель, изнывающий от тоски с бутылкой бурбона под рукой; он непрерывно стучит по клавиатуре, чтобы поспеть за потоком изливающихся из него слов. На самом деле депрессия не огонь для творчества, скорее, она напоминает душащее одеяло. Я даже усилием воли не мог заставить себя включить свой ноутбук, не говоря уже о том, чтобы написать пару корявых предложений. Моей энергии и желания хватало только на то, чтобы сидеть и чувствовать себя слабым, разбитым и потерянным. И если я не приносил никакой пользы самому себе, то мешал жить и другим. Я приходил в офис к Хью и рыдал ему в жилетку. Хаотичные жалостливые монологи с повторами и жалкими неловкими паузами. Хью пытался помочь. Он норовил заставить меня двигаться вперед, переключиться на другие вещи и вообще взять себя в руки. Хью, желающий меня развеселить: это сама по себе была ситуация с разгромным счетом. Каким жалким куском дерьма вы должны быть, чтобы сам Хью вас успокаивал? Словно вас уговаривал не бросаться в бездну самоубийца.

По иронии судьбы, сравнимой только с ударом гаечным ключом по губам, я своевременно узнал милую новость, что Эми и Пол поженились. Эми пыталась скрыть это от моих глаз изо всех сил, но я знал, что это так. Она была просто неприлично счастлива. Как мог кто-либо, кто-либо во всем мире, наслаждаться совершенно бездумным и даже вульгарным счастьем, когда со мной происходило такое? От этого мне становилось горько, и я злился на самовлюбленность человечества, но поступок Эми, тем более что счастлива она была с агентом Джордж, можно было считать практически предательством. От ненависти к ней меня спасало лишь то, что я знал, что это не ее вина. Не Эми сражалась против меня, против меня была вся вселенная. Судьба превратилась в садистку-хулиганку, и я был ее главной мишенью: я стал жертвой вселенской злонамеренной агрессии.

Наконец я осознал, что Сара была единственной подходящей мне женщиной на планете и всегда останется единственной, это озарение снизошло в агонии на первой стадии моего отчаяния. Вооруженный новым знанием, изменившим мою картину мира, я писал ей длинные письма, где объяснял свое открытие. Первое письмо заканчивалось словами: «…невыносимо, что я понял это только сейчас. Я знаю, что слишком поздно и ты не примешь меня обратно, но мне было необходимо сказать тебе об этом. Не волнуйся, я не жду от тебя ответа».

Когда по прошествии пяти дней в ящике не было толстого конверта с намеком на то, что, учитывая новые обстоятельства, она возьмет меня к себе, я написал новое письмо. Оно начиналось с извинений за повторное вторжение, но в предыдущем письме я забыл упомянуть некоторые важные детали и подумал, что их нужно описать для законченности картины. Я также научным образом пытался расположить ее к себе, скромно намекая на то, что она холодна, безразлична и безжалостна к испытываемой мной боли. Я не получил ответа и на это письмо тоже. Поэтому я, естественно, написал еще несколько писем. Однако, написанные мной после двух первых, новые письма были выдержаны в более твердом ритме и более выверенном формате. Начинаясь с самоунижения и извинений по поводу того, что было сказано в прошлом письме, заканчивались тем, что повторяли то же самое, что было сказано в прошлом письме.

Когда же я понял, что мне нужно наконец предпринять, чтобы Сара простила меня? Я уже порядком думал над этим, что ей пора поверить в произошедшие во мне перемены. Когда же мне стало очевидно, какой знак может убедить ее в этом? Думаю, что понимание это нарастало постепенно в течение многих дней и ночей. Со временем я осознал, что должен сделать это не только для Сары. Я понял, что это было важно и для меня тоже. Я был дерьмовником. Бездумным напыщенным куском дерьма, и мне необходимо было измениться. Не только потому, что у меня появился шанс снова быть с Сарой, но и потому, что мне просто жизненно важно было измениться. Нужно было порвать со Старым Томом, должен был родиться Новый Том и взять дело в свои руки. После того как я принял это решение, все остальное показалось мелочью. Теперь у меня появились связанные воедино цель и надежда: я почувствовал себя значительно лучше, чем в последние недели.

Хотя, честно сказать, я по-прежнему чувствовал себя куском дерьма, но уже другим кусочком.

* * *

Я выбрал день по собственному разумению. Когда я понял, что созрел или, по крайней мере, знаю, что нужно делать, то решил, что планируемое событие произойдет в субботу через две недели. Учитывая, что дата была выбрана с бухты-барахты и ничего нельзя было перенести, например, из-за дождя, мне по-настоящему повезло: день был просто великолепен. Сухой, безоблачный, солнечный день. Такой день кажется при всем этом еще и чистым: даже на большом расстоянии все видно словно через прозрачное стекло. В такой день выходишь на улицу и внезапно – даже если у тебя нет такой привычки – делаешь глубокий очищающий вдох и стоишь, улыбаясь, руки в боки.

Наученный горьким опытом, я подстригся заранее, решив не дожидаться рокового дня. Все остальное я тоже подготовил заблаговременно. Единственное, что могло подвести, – это лимузин с шофером, он должен был подрулить во второй половине дня, но мне ничего не оставалось, кроме как положиться на то, что машина окажется в нужное время в нужном месте, что шофер не заболеет или что-нибудь в этом роде. И сделать иначе было никак нельзя. Мне не по карману было покупать лимузин и оплачивать зарплату шофера для того, чтобы использовать их один-единственный раз. Нанять их на несколько часов и то оказалось до содрогания дорого. В любом случае, лимузин, даже если бы он и сломался, определенно лучше кареты и лошадей. Первым делом я подумал о лошадях и карете, конечно, но быстро пришел к выводу, что это было довольно глупо. Начнем с того, что в лимузине хотя бы был DVD-плеер.

Остался неразрешенным еще один существенный вопрос, но и это было вне моего контроля. Я забронировал путешествие и уже купил билеты (в Венецию – куда же еще? Я слышал, что там воняет, но все равно, знаете, Венеция – это Венеция, не правда, ли?). Однако я не позвонил Саре на работу, чтобы ей втайне организовали отпуск. Я хочу сказать, что мог бы это сделать, но я не верил, что они сохранят это в тайне. Главное в том, что я делал, – суперсекретность. Да, стоило это целое состояние, хотя я ни в коей мере не сожалею об этом, но все же я бы хотел, чтобы вы помнили: стоило это целое состояние. Тут и роскошь, и баловство, и веселье, но главное – неожиданность. Я никоим образом не был готов рисковать элементом неожиданности из-за того, что кто-нибудь по какой-то причине вдруг решил бы в шутливой манере обо всем рассказать Саре и, похихикивая, вскользь упомянуть о том, что завтра ей стоит принести на работу защипку для носа, если вдруг она отправится туда, где воняет. Мы уладим вопрос с ее отпуском. Сары не будет пару недель, и им просто придется с этим смириться. Им бы пришлось это сделать, если бы она вдруг слегла с дизентерией, верно? Разница, в общем-то, небольшая.

Я купил костюм. Даже и не думайте догадаться, во сколько он мне обошелся: поверьте, что правда страшнее, чем вы можете себе представить. У меня не было выбора, потому что, взяв костюм напрокат, я бы не смог его вернуть. Я надеялся исключительно на то, что в предстоящие годы буду свидетелем на несчетном количестве свадеб, а учитывая цену костюма, я рассчитывал подружиться с большим количеством людей лишь для того, чтобы подстрекать их к этому важному шагу в их жизни, если потребуется. Изначально я подумывал, что нужен еще и букет цветов. Однако, поразмыслив над этим более основательно, пришел к выводу, что Сара не очень-то любит цветы. Я ни разу в жизни не видел, чтобы она сама приносила домой букеты, а в одной-единственной вазе, что была в доме, хранились шариковые ручки. Мне показалось бесполезным дарить ей цветы. Дарить цветы нужно тем, кто их любит, а Саре нужно подарить то, что нравится именно ей. Я подумал и наконец вспомнил, что однажды она упоминала, что любит сливочную помадку. Так что вместо цветов я купил ей пакет с помадкой.