Текст книги "Таинственные превращения"

Глава XVIII. Возвращение

Местное кладбище располагалось примерно в полумиле от деревни и поместья Люверси. Мадам де Праз выразила желание остановиться. Жильберта согласилась, сожалея, что не она первая это предложила. Жан Морейль припарковал автомобиль к обочине и проводил дам в склеп, где возле отца и матери Гюи Лаваля покоились останки исследователя, доставленные за государственный счет из Центральной Африки, и тело его жены Жанны. После краткой молитвы мадам де Праз по-хозяйски поправила криво висевшее распятие и стала ждать, когда племянница подаст знак к отъезду, но та не торопилась. Жан Морейль, взволнованный первым посещением могил Лавалей, слегка побледнел и думал о том, как радовались бы, встречая дочь с ее избранником, родители невесты, будь они живы. К сожалению, они скончались, и мать Жильберты унесла тайну своей смерти на тот свет.

Морейль заметно нервничал, Жильберта тоже. Она все еще до конца не верила, что вот-вот снова очутится в поместье, где, таясь за каждым углом и деревом, ее поджидает многоликий призрак страха. Покинув склеп, девушка сказала, что хочет пройтись до усадьбы пешком. Мадам де Праз, слегка усмехнувшись, кивнула, полагая, что племянница пытается оттянуть момент, когда ей придется войти в ворота имения.

Произошло то, что предсказал бы любой психолог: Жильберта не испытала в Люверси того ужаса, которого она и Жан так боялись. Прошло пять лет, с тех пор как случилась трагедия: за это время девочка-подросток превратилась в молодую девушку. Она выросла и теперь иначе воспринимала свои впечатления. Дом и парк показались ей другими. Все выглядело каким-то мелковатым, даже немного жалким. Здание потеряло внушительность и мрачную величавость, которую сохранила память Жильберты. Пропорции между ней и Люверси значительно изменились. Она вернулась сюда с детскими воспоминаниями и теперь изумлялась своему странному, но спасительному разочарованию. Она была смущена и немного подавлена тем, что вместо зловещего гиганта, на которого боялась даже взглянуть, нашла слабенького сгорбленного старичка. Где прежние клумбы? Где слуги? Эртбуа она видела впервые в жизни.

В особняк она вошла, как в кукольный домик, а ведь когда-то дом и парк казались ей целым миром. Новые ощущения были настолько сильными, что страх отступил на второй план. Страху было пять лет от роду, и он тоже съежился до небольших размеров, сделался пропорциональным своим причинам. Рептилия-убийца перестала быть чудовищем, которое рисовалось Жильберте в виде множества притаившихся повсюду угроз. Здесь, в Люверси, змея была от девушки так же далеко, как в Париже, а может, еще дальше. Мадемуазель Лаваль испытала неловкость от того, что столько лет сгущала краски, раздувала свои негативные эмоции и сама же страдала от этого.

Когда миновало первое грустное изумление, подобное тому, какое испытывают при виде красивого платья, которое вам когда-то в юности шло, а теперь не в пору и выцвело, Жильберта вдруг развеселилась, схватила Жана под руку и повлекла за собой, чтобы показать ему забытый мир своего детства.

Мадам де Праз с сыном обрадовались позитивному настрою родственницы, которого, признаться, не ожидали. Однако на душе у Морейля было неспокойно. Он не мог объяснить свое состояние, но чувствовал, что тревога – лишь одна из его компонентов; к ней как минимум примешивалось некое внутреннее оцепенение.

– Вы не в духе, – огорчилась Жильберта.

– Наоборот, – попробовал он возразить.

Она тотчас вгляделась в его лицо и заметила сжатые губы, ироническую улыбку и сумрачный взгляд.

– Пожалуйста, дорогой, не грустите, – попросила она и, подхваченная радостным вихрем, попыталась заразить своим весельем жениха.

Осмотр начали с нижнего этажа особняка, пройдя по всем комнатам. В курительной и столовой висело много интересных картин, понравившихся Морейлю, а в бильярдной молодые люди долго стояли перед висевшим возле консоли полотном. Жан снял его и тщательно разглядел в лупу, которую всегда носил с собой.

– Неужели эта мазня имеет какую-то ценность? – удивленно спросила мадам де Праз. – Я нашла ее в сарае и, когда мы уезжали из Люверси, повесила здесь вместо Лейсоньера, которого взяла с собой в Нёйи-сюр-Сен.

– Это бесценное произведение, – заметил Жан Морейль. – «Этюд натурщицы» Эдуарда Мане. Вы владеете сокровищем, о котором и не подозревали, – восхитился он, повесил полотно в претенциозной золоченой раме на место и залюбовался им с наслаждением, на мгновение согнавшим с его лица мрачные тучи.

Осмотр продолжился: курительная, гостиная, столовая, бильярдная и комната мадам Лаваль имели выход в галерею, окна которой выходили на парадный двор. Жених и невеста отправились в галерею, вымощенную мрамором, а оттуда – в спальню погибшей женщины, куда Жильберта ступила с боязливым почтением. К ней вдруг вернулся страх, заставлявший ее бросать вокруг быстрые взгляды и держаться посередине помещения вдали от кровати и зачехленных стульев, напоминавших темные тайники.

– Идите сюда! – позвала она Жана. – Это комната мамы.

– Да? – беззвучно спросил Жан Морейль.

Он замер на пороге, чтобы сначала осмотреть спальню на расстоянии. Мадам де Праз в это время открыла в углу галереи дверь в будуар, и Морейль повернулся, чтобы заглянуть туда. Жильберта прошла через будуар в свою прежнюю комнату, показавшуюся ей совсем маленькой.

– Как только я здесь жила? – удивилась она. – Тут так тесно!

– Если ты решишь задержаться в поместье, можешь устроиться в комнате матери, – посоветовала тетка, но Жильберта промолчала.

– Какая перемена! – улыбнулся Жан Морейль.

– Я сама поражена, – призналась девушка. – Еще утром я бы в такое не поверила. Вот я и излечилась от своих страхов.

– Излечились? Не спешите.

– Перестаньте, Жан, не будьте мрачным авгуром! Идемте! Продолжим осмотр дома.

Они обошли два верхних этажа, заглянули в оранжерею и в сопровождении Эртбуа спустились по лесистому склону в парк. Неожиданно Жильберте вздумалось посадить в нескольких шагах от каменной скамьи, на которой она когда-то мечтала о суженом, деревце в честь своей помолвки и первого визита Жана Морейля в Люверси. Огромный платан скрывал в своей тени несколько побегов, выросших из его семян. Пересадить один из них не составляло труда. Выбрали самый сильный, гибкий, как хлыст, с четырьмя листочками. Требовалась лопата, чтобы вырыть ямку для молодых корней.

– Подождите, я сейчас принесу. Я помню, где лежат инструменты! – воскликнул Лионель и ринулся к дому.

– В павильоне возле давильни, граф. Там и лопаты и кирки, – крикнул вслед Эртбуа.

– Знаю!

– У графа отличная память, – подольстил мадам де Праз хитрый управляющий.

– Когда-то мы играли с кузеном в садовников, – сообщила Жильберта. – Ах, какие розы! – изумилась она.

Благоухающие кусты роз украшали клумбы с тех времен, когда была жива обожавшая их мадам Лаваль. Один куст высился прямо посреди лужайки. Жильберта долго любовалась им издалека, а затем, привлеченная неизъяснимой прелестью цветов, побежала по траве и, пока Лионель, орудуя лопатой, готовился к пересадке молодого платана, принялась составлять букет. Мадам де Праз помогала ей, а Жан Морейль топтался возле Лионеля, которому Эртбуа робко давал советы.

Внезапно, прерывая смех женщин, увлеченных приятным занятием, раздался крик Жильберты. Морейль вздрогнул и выпрямился, уставившись в одну точку. Он увидел, что его невеста упала на траву, а взволнованная графиня склонилась над племянницей. Жан и Лионель бросились туда, за ними – Эртбуа. Морейль, дрожащий и бледный, как мертвец, опустился на колени возле распростертой девушки.

– Что с ней? – испуганно спросил граф.

– Палец уколола, – с облегчением вздохнул Жан, взглянув на руку невесты. – Все нормально, ничего серьезного.

– А я думал, змея, – некстати заметил Лионель. – О шипы, наверное?

– Ясное дело.

Он тронул Жильберту за плечо, но она не отреагировала, будто заснула. Лицо ее сделалось таким бескровным, что Морейль встревожился, вскочил, метнулся к густому кустарнику и исчез за ним.

– Куда он? – поразилась графиня.

– Понятия не имею, маман.

Морейль вскоре показался из зарослей с кувшином холодной воды. Намочив в ней носовой платок, Жан приложил его к вискам и лбу девушки. Жильберта вздохнула и открыла глаза.

– Наконец-то! – обрадовался жених, целуя невесту в лоб, в то время как граф де Праз и его мать недоуменно переглядывались и каждый думал об одном и том же: «Откуда месье Морейль, который, по его словам, никогда не был в Люверси, знает, что родник расположен за кустами в глубине грота?»

Жильберта с трудом приподняла тяжелые веки. Жизнь снова заиграла на ее порозовевших щеках, но на глаза выступили слезы:

– Неужели я умру? Меня ужалила змея?

– Нет, – заверил Жан Морейль. – Вас ужалили шипы роз.

Она приподнялась, села на траве и осмотрела большой палец левой руки, где рдела малюсенькая капелька крови.

– Успокойтесь, дорогая.

– Боже, какая я дурочка! – смутилась она. – Ведь точь-в-точь, как мама, в то же самое место. Вот почему я так испугалась! – через силу улыбнулась девушка.

Морейль поднялся и моментально заметил, что мадам де Праз и Лионель смотрят на него с нескрываемым подозрением. Он слегка покраснел, стараясь разгадать причину столь странного внимания. В ту же секунду сумрачная тень легла на его лицо.

– Я понял, – пробормотал он. – Вас удивляет, откуда я знаю про этот родник.

– Вы о чем? – встрепенулась Жильберта.

– Так, ничего особенного, – ответил Жан и погрузился в себя.

– Ну вот, – тихо засмеялась Жильберта, – вы опять витаете в облаках.

На этом экскурсия по парку закончилась. Платан врыли в землю, розы собрали в красивый букет, и все четверо вернулись в дом напиться чаю в бильярдной. Мадам де Праз и Лионель, разговаривая с Жаном Морейлем, делали вид, будто в его поведении нет ничего особенного. Он тоже держался спокойно, хотя в его жестах ощущалась тревога.

– Я очень устала, – пожаловалась Жильберта.

– Давайте останемся здесь ночевать, чтобы ты хорошенько отдохнула, – предложила тетка, все еще надеясь, что племянница согласится подольше задержаться в Люверси.

Жан Морейль, однако, воспротивился, заявив:

– Жильберта, вы сами убедились, что ваша психика не окрепла. Не форсируйте события, главное – осторожность и постепенность. Вы непременно освободитесь от наваждения, но не сразу. Предлагаю пока вернуться в Париж, а там посмотрим. Я уверен: в итоге вы привыкнете к Люверси и будете регулярно наведываться сюда.

– Да уж, – саркастически заметил Лионель. – Люверси вас здорово беспокоит, дорогой Морейль.

Месье Жан почувствовал в этих словах что-то недоброе, опустил глаза, нахмурился и замолчал.

– Что ж, тогда начнем собираться, – оживилась мадам де Праз. – Если не ночуем, то нам пора ехать.

Все быстро поднялись, чтобы пойти к машинам. Перед тем как покинуть бильярдную, Жан подошел к картине Мане. Страсть коллекционера на минуту взяла верх над его необъяснимой нервозностью.

– Это истинное чудо! – прошептал он.

– А я и не догадывалась, – призналась мадам де Праз, натягивая перчатки, – что у нас тут такой шедевр.

Лионель и Жильберта ушли вперед по галерее. Морейль, с опаской взглянув на графиню, поспешил вслед за невестой и ее кузеном.

Глава XIX. Внушение

– Алло! Да, это Нёйи-сюр-Сен. Да, я – графиня де Праз. С кем имею честь? Из почтового отделения деревни Люверси? Конечно, соединяйте. Слушаю. Алло! Плохо слышно. Кто это? Что случилось? Какое несчастье? Говорите громче, помехи на линии. Не кричите, спокойнее. Что? Вор? Сегодня ночью ограбил особняк Лавалей? А вы – свидетель? Ах, это ты, Эртбуа, извини, сразу не признала. Возьми себя в руки, прекрати панику и излагай по порядку.

– Госпожа графиня, это произошло в нижнем этаже, в бильярдной.

– В котором часу?

– Вскоре после полуночи. Услышав подозрительные звуки, я вбежал с фонарем, но злоумышленник успел скрыться. Я осмотрелся – его нигде нет.

– Наверное, залез под бильярдный стол и затаился там. Ты туда заглядывал? Нет? Неудивительно, у тебя ведь ревматизм. Ладно, не обижайся, я не об этом. Короче говоря, вор убежал, и ты его не видел, так? Не стони, Эртбуа, сейчас не до истерик.

– Я не виноват, госпожа! Что теперь делать?

– Тебя никто ни в чем не обвиняет. Что конкретно похитил вор? Ты осматривал помещение с фонарем?

– Ага, мерзавец не успел ограбить, я его спугнул. Все, вроде, на местах.

– Зачем же ты звонишь в такую рань? До полудня не терпит?

– Он украл картинку возле консоли. Вытащил ее – там осталась лишь пустая рамка. Зияет на стене и сразу бросается в глаза. Эта картинка дорогая?

– Да, довольно ценная. Какой-то знаменитый художник-импрессионист; кажется, Мане. Что поделаешь? Обращусь в полицию. Не огорчайся, Эртбуа, бывает и хуже. Больше ничего не украли? Ты уверен? Нет, рамка дешевая, не золотая. Почему не взял? А зачем она ему нужна? Без нее полотно легче унести, например, сунув за пазуху. Нет, барышня, мы еще не закончили. Не разъединяйте, пожалуйста. Да, это Нёйи-сюр-Сен. Эртбуа! Алло!

Связь, к сожалению, прервалась, но не успела мадам де Праз набрать номер коммутатора, как в ее кабинете раздался резкий звонок. «Наверное, опять управляющий, – подумала графиня. – Старый филин! Не уберег картину! Надо гнать этого олуха к черту!»

– Да, графиня де Праз у аппарата. Господин Жан Морейль? Доброе утро. Вот так неожиданность! Нет, вы меня нисколько не потревожили. Сейчас двадцать минут девятого, а я встаю почти на час раньше. У вас ко мне срочное дело? Что?! Не может быть! «Этюд натурщицы» Мане лежит у вас на ночном столике? Вы проснулись и нашли картину у себя? Я не понимаю. Да что вы, бог с вами?! Ни я, ни Жильберта, ни мой сын не посылали вам ее. И потом, как бы курьер проник ночью в ваш дом, чтобы передать подарок? Впрочем, мне только что звонил управляющий нашим поместьем в Люверси. Около полуночи кто-то проник в дом и украл полотно Мане. Нет, больше, вроде бы, ничего. Не успел, наверное: Эртбуа застал его на месте преступления, но вору удалось скрыться с картиной, которую он вытащил из рамы. О, умоляю, не извиняйтесь! Вы, не теряя ни минуты, поспешили позвонить мне, хотя могли этого не делать, так что я от души благодарю вас. Конечно, история прямо-таки невероятная. Ну что вы, не беспокойтесь! Самое главное, что картина нашлась. Кто? Почему? Весьма любопытно. Нет, совершенно не представляю себе, а вы? Вернуть? Это не столь спешно. Вы всегда успеете ее передать. Если вы так настаиваете, я приму у вас шедевр импрессионизма сегодня, причем с большим удовольствием. Редкое испытание для вашей проницательности, ведь вы – человек ключей и ламп. А почему у вас такой грустный голос? Я вас обидела? Нет? Отлично. Договорились, до скорого свидания.

Повесив на рычаг блестящую черную трубку с серебряным ушком, графиня, ликуя в душе, еще несколько секунд гладила телефонный аппарат, который ей так верно служил. Сидя у громоздкого стола в стиле ампир, мадам Элизабет уставилась в одну точку, но как будто ничего не видела. Ее вывел из оцепенения раздосадованный Лионель, который вошел в кабинет с «пневматичкой» в руке.

– Какая неприятность! – сказал он. – Мне опять придется дежурить перед особняком Морейля. Посмотрите, маман, что пишет Обри.

Мадам де Праз схватила записку: «Господин граф! Фредди нынче ночью не явился в заведение. Я не знаю, покидал он дом или нет. Мне неловко вас беспокоить, но вам придется наблюдать за ним, пока я сижу и жду его в кабачке. С нижайшим почтением, Турнон».

Вместо ответа мадам де Праз устремила на сына загадочный взгляд, а ее блеклое лицо озарилось легким румянцем, выражающим полное удовлетворение.

– В чем дело? – нахмурился Лионель.

– Не сердись, дорогой. Если я не ошибаюсь, мы близки к цели.

– Почему?

– В эту ночь Фредди действительно не был в баре – он совершил небольшое путешествие в Люверси с целью украсть картину Мане. Рано утром он, к своему удивлению, обнаружил ее у себя на ночном столике, когда проснулся в образе Жана Морейля.

– Не может быть! «Этюд натурщицы», которым он вчера любовался?

– Он самый. Похоже, наши переживания заканчиваются.

– Не совсем.

– Не спорь, Лионель. Жан Морейль, он же Фредди-Уж, – самый настоящий вор. Отныне это непреложный факт, но что гораздо важнее…

– Что?

– Факир, выступающий в кабачке, временами «одалживает» память у Жана, ведь украденная картина понравилась Морейлю. Почему Фредди забрался в наш дом? Потому что вчера Морейль не только узнал о находящемся у нас в бильярдной шедевре Мане, но и разобрался в топографии местности и способах проникновения в усадьбу.

– Этими способами, – возразил Лионель, – Фредди мог владеть и раньше и просто-напросто припомнить их. По-моему, он бывал в Люверси, иначе не обнаружил бы родник за кустами.

– Ты прав; случай с родником доказывает, что Жан Морейль тоже иногда владеет памятью Фредди-Ужа. Ведь этюд Мане в день смерти тети Жанны, то есть когда Фредди, по твоей версии, прятался в поместье, не висел на стене, а валялся в куче хлама в сарае. Я уверена: Морейль вчера увидел картину впервые, и в ту минуту он являлся образованным джентльменом месье Жаном, а не апашем Фредди, стащившим полотно.

– Что же из этого?

– То, что Морейль сейчас приедет к нам. Он пожелал лично вернуть произведение, которое неизвестно каким образом очутилось у него в доме. Теперь надо действовать, приготовить…

– Не продолжайте, все понятно, – прервал мать Лионель.

– Здесь, – понизила голос мадам де Праз, – будет удобнее… из-за Жильберты…

У парадной двери позвонили. Лионель осторожно выглянул во двор через штору.

– Он! – воскликнул граф, сделал в сторону матери решительный жест и поспешил в вестибюль навстречу гостю, которого швейцар провожал в гостиную.

– Здравствуйте, дорогой друг. Так любезно с вашей стороны, что вы сами побеспокоились! Маман рассказала мне эту сказочную историю. Уму непостижимо! Сюда, пожалуйста, в гостиной будет не очень удобно.

Он ввел Морейля в кабинет мадам де Праз, которая с волнением ожидала последующих событий, прислонившись к сейфу. Жан Морейль, одетый со строгим изяществом и импозантный как никогда, поцеловал руку хозяйки.

– Вот Мане, – сказал он. – Вручаю его вам лично, графиня.

– Ненадолго, – с улыбкой уточнила она. – Он принадлежит Жильберте, следовательно, скоро станет вашим.

Молодой человек учтиво поклонился, но мысли его умчались куда-то далеко и носились по таинственным неведомым траекториям.

– Что вы об этом думаете? – спросил он, полуобернувшись к Лионелю. – Я, сколько ни ломал голову, ничего не понял.

– Я тоже…

– Позвольте: тот шутник, который устроил этот фокус, определенно знал, что вчера в Люверси я рассматривал картину Мане и восхищался ею.

– Кого вы имеете в виду? – удивилась графиня. – В бильярдной были мы четверо, больше ни души. Или вы полагаете, за нами кто-то шпионил?

– Следствие установит, – спокойно произнес Лионель. – Об инциденте надо заявить в полицию, причем безотлагательно. Фокус это или нет, но факт кражи налицо.

– Согласна, – кивнула графиня.

– Ваше право, – рассеянно ответил молодой человек, все еще находясь в плену своих дум, – однако не лучше ли скрыть это происшествие от Жильберты? Оно, несомненно, произведет на нее гнетущее впечатление и даст ей новый повод страшиться поездок в Люверси.

Мадам де Праз, еще утром решившая обойтись без вмешательства полиции, сделала вид, что одобряет предложение Морейля.

– Ладно, увидим, – проворчал Лионель. – Над этим мы поразмыслим, но вам, месье Жан, не помешало бы обезопасить себя от подобных неприятностей. Видите ли, – сказал граф, обращаясь к Морейлю, – моя мать – необыкновенная женщина. Таких людей, как она, очень трудно ограбить. Неслыханная дерзость!

Мадам де Праз, довольная словами Лионеля, не прерывала его, наблюдая, что будет дальше.

– Вот в этом сейфе, – сухо продолжал граф, – мама хранит ценных бумаг больше, чем на миллион. Это бумаги на предъявителя. Она даже не записывает в блокнот номера и не обращается в страховую контору, чтобы защититься от грабежей.

– В самом деле? – спросил Жан Морейль.

– Миллион франков в бумагах на предъявителя! – похлопывая рукой по стенке сейфа, повторил Лионель. – Разве это не безрассудство? Что такое этот несгораемый шкаф  для сколько-нибудь опытного грабителя? Все равно как грецкий орех. Преступник взломает сейф за полчаса или меньше. А кабинет мамы как будто нарочно устроен так, чтобы не помешать вору. В этом крыле здания вообще никто не живет, стены толстые и глухие. Словом, обстановка идеальна для злоумышленника. Меня бросает в дрожь, когда я об этом думаю. Между прочим, пробраться в наш дом ничего не стоит. Вот взгляните. Да-да, пойдемте, и сами убедитесь. Понимаете, нужно, чтобы маман непременно приняла меры, помогите мне убедить ее. Идемте! – распахнул он дверь из кабинета в вестибюль. – Эту дверь никогда не закрывают на ключ. По-моему, он вообще потерян. Что касается стеклянной двери подъезда, это и вовсе смешно. Да, ее каждую ночь запирают, а ключ уносят с собой, однако достаточно прибегнуть к несложному трюку… Я владею им, потому что, когда учился в школе, мне не дозволяли поздно выходить из дому, но надо же было обойти столь суровый закон, не так ли?

Жан Морейль и мадам де Праз вышли в вестибюль, остановились на площадке и пронаблюдали, как Лионель снаружи ловким приемом надавил на стеклянную дверь. Слишком короткий «язычок» замка выскочил из паза – и дверь открылась.

– Вот и весь фокус! Будьте свидетелем. Попробуйте сами. Да-да, не стесняйтесь, пусть маман убедится, как это легко.

Жан Морейль подчинился капризу графа и повторил его маневр.

– Чтобы попасть во двор, – продолжал свою странную лекцию де Праз, – надо проделать всего одно гимнастическое упражнение. Какой вор не сумеет перелезть через забор, к тому же низкий? Улица пустынна, привратник – престарелый засоня. Да, именно так, я знаю это лучше, чем все остальные. Он ни разу не пресек мою детскую шалость. Он и сейчас о ней не догадывается. Одним словом, если мадам де Праз не переменит образ жизни, то в одно не слишком прекрасное утро найдет сейф взломанным и пустым. Ценные бумаги похитит любой более-менее сноровистый мошенник.

Графиня, уяснившая слабое место этого внушения, поспешила сыну на выручку.

– Ты во многом прав, дорогой, – вкрадчиво заметила она, – но пусть месье Жан не подумает, что в сейфе хранится наследство Жильберты. Это мое собственное состояние, – солгала она. – Вот почему я до сих пор не поторопилась пристроить его в банк. К чужому имуществу я отношусь куда более ответственно.

Жан Морейль поднял руку, давая понять, что его не обязательно посвящать в финансовые дела семейства.

– Я и вправду, – не унималась мадам де Праз, – никогда не боялась воров, но событие этой ночи заставило меня призадуматься. Лионель, на завтра у меня назначена встреча с банкиром. Давай-ка отвезем ему все бумаги.

– Наконец-то вы ко мне прислушались! – черкнул он что-то в записной книжке и добавил: – Завтра утром сдадим бумаги банкиру и этого миллиона здесь не будет. Какое счастье! У меня сегодня удачный день. Спасибо вору в Люверси, который повлиял на ваше пусть и запоздалое решение, маман.

– А вот и Жильберта! – оживилась графиня. – Она спускается по лестнице. Позовем нашу красавицу?

– Но ничего не расскажем про Мане? – уточнил Лионель.

– Уверяю вас, так будет лучше, – уже спокойнее, не выказывая никакого волнения, заметил месье Жан.

Мадам де Праз мигом убрала картину в ящик письменного стола. Раздался стук в дверь, на пороге появилась Жильберта в костюме для занятий спортом.

– Как! Вы здесь, Жан? – обрадовалась она. – Я не видела, как вы пересекали двор. Сердце, мое сердце, разве ты глухо? Здравствуйте, тетя Элизабет. Здравствуй, Лионель. Я собираюсь прогуляться. Пойдемте со мной, Жан. А что это вы сидите в кабинете? Дела? Понятно. Это не моя сфера. Так мы идем, Жан?

– Да, – с готовностью ответил Морейль.

– Браво! Я горжусь тобой, мой мальчик! – восторженно воскликнула графиня, когда молодые люди вышли из дома. – Как искусно ты разыграл эту комедию! Но ты не все учел, дорогой. Ведь если ценные бумаги принадлежат Жильберте, какой интерес Морейлю их красть?

– Извините, маман, но мне попросту не хватило времени обдумать столь хитроумную комбинацию во всех тонкостях. А что у вас вообще в сейфе? Я ведь ни разу не поинтересовался.

– Именные бумаги Жильберты Лаваль.

– Не беспокойтесь, маман, – засмеялся граф. – Он не доведет дело до конца. Мы его остановим, и Морейль не узнает, что его обманули.

– Отлично! – торжествовала графиня. – Как только он сунется в сейф, мы накроем грабителя.

– Только бы наш план не провалился, а то придется прибегнуть к моей догадке и раскрыть трагедию в Люверси.

– Скоро увидим, до ночи недалеко, – рассудила мадам де Праз. – Ты довольно ясно дал понять, что завтра утром сейф опустеет, а ценности перекочуют к банкиру.

Лионель нервно зашагал взад-вперед по кабинету, мимоходом похлопывая по стенкам сейфа, содержимым которого надеялся овладеть в недалеком будущем.

– Чудесно! Гениально! – твердил граф де Праз, задыхаясь от возбуждения. – Но мне надо срочно повидаться с Обри. План нужно обдумать во всех подробностях, как атаку в траншеях, а времени – в обрез.

– Жильберту я беру на себя.

– Маман, вы бесподобны. Как мне повезло! Однако вы пока ничего не говорите кузине. Момент не настал. Если все сложится, действовать придется стремительно, уверенно и быстро – вот залог победы. Справимся?

– Справимся! – подтвердила мадам де Праз.