Текст книги "И в сумерках придёт рассвет. Роман-фэнтези"

– Это Налана разболтала? – спросил он, ненадолго одарив принцессу светом зелёных глаз.

– Земля слухами полнится… – ответила девушка уклончиво.

– Больше кому?! Может, ты и права, Эрсель! – сказал Далейн. – Только… я думаю, мне нужна именно ты! Быть может, ты подумаешь над моим предложением??? Я дам тебе время.

Мара Джалина покачала головой:

– Скажи мне, атаман Далейн, если бы твоя Элладина была жива, пусть даже далеко отсюда, недоступная для тебя, пусть у вас был бы один шанс из тысячи тысяч встретиться когда-нибудь много-много лет спустя… Всего один, но был бы! Смог бы ты полюбить другую девушку?!

Далейн поглядел ей в глаза и ничего не ответил.

– Прости! – сказал он, поднимаясь. – Если всё-таки передумаешь, я всегда к твоим услугам! Прощай!

И атаман ушёл, оставив Мару с горечью вины на сердце.

Утром следующего дня Мара и Налана занимались стиркой. Киралейн ещё спал в доме, а женщины плескались в корыте у крыльца. Мимо сновали туда-сюда пешие и конные разбойники, но занятые своим делом дамы не глядели на них. Почувствовав чьё-то пристальное внимание, Мара Джалина оторвалась от мокрого белья и, подняв голову, вздрогнула под взглядом черных, как уголь, глаз. Остановившийся напротив всадник оказался Гриером. С ним было ещё два наездника. Гриер поклонился и сказал с гаденькой улыбкой:

– Утро доброе, красотки! Не скучно тебе здесь, милая? А то – приходи к нам! Я найду способ тебя развеселить! Со мной не заскучаешь!

Мара ничего не ответила. Налана, обернувшись, одарила черноволосого атамана презрительным взглядом, выражавшим всё её отвращение к нему.

– Брат Гриер! – долетел до них голос Далейна. Их предводитель шёл навстречу гостям с распростёртыми объятиями. – Ты когда научишься понимать разницу между своим и чужим??? Ну что тебе опять надо от Эрсель?!

Гриер легко соскочил с лошади, отвечая:

– Я просто поприветствовал старую знакомую! Выразил своё почтение, так сказать!

Они пожали руки друг другу и обнялись крепко.

– Рад видеть тебя! – сказал Далейн.

– Я тоже! И поверь, мне нынче не до бабских юбок! – разбойник кивнул в сторону Мары.

– Что-то случилось? – сразу насторожился Далейн.

– Ещё нет. Но беда, аккурат, не за горами! Шаннарцы собирают стаю. У границы моих владений появляются их небольшие вооружённые отряды. И они стекаются в такую кучу, что, ежели со дня на день ринутся на наши территории, как пить дать, они нас затопчут!

– Шаннарцы никогда не признавали границ и воровских законов! – подтвердил обеспокоенный Далейн. – Они уже нападали?

– Да, на двух моих ребят! Одного убили сразу. Второй ещё сопротивляется, но он – не жилец! – ответил Гриер.

– Наши дозорные тоже ночью столкнулись с двумя шаннарцами, но разделались с лазутчиками раньше, чем их стрелы успели сорваться с луков. Я не заострил на этом должного внимания! Такое случается… Шаннарцы часто заходят в чужие владения.

– Говорю тебе, зараза поползла… Шаннарская зараза! Давить их надо, тварей!

– Нельзя допустить, чтобы их банда вошла в наши леса! – согласился Далейн. – Если хоть один из них прорвётся и узнает, где наши с тобой логова, над всеми нависнет опасность! И спать спокойно уже не удастся!

– За что люблю тебя, брат, так за то, что всё схватываешь налету! – улыбнулся Гриер. – Стало быть, ты поможешь, Далейн? Одному мне не совладать с этими дикарями!

Было странно слышать слова «дикарь» от представителя столь варварского лесного народа, и внимательно вслушивающаяся в разговор принцесса слегка усмехнулась.

– Пойдём в мой дом! Обсудим наши дела! – предложил Далейн с широким приглашающим жестом.

– Налдин, позаботься о лошадях! – распорядился атаман. – Налана, брось свою стирку и принеси для гостей какое-нибудь угощение!

– А отчего же эта старая курица? – шутливо возмутился Гриер, оглядываясь через плечо. – Может, за нами поухаживает красотка Эрсель?

– У Эрсель другие заботы! – оборвал его Далейн. – Напомнить тебе, чем закончился наш поединок, брат?! Это – моя женщина! И не смей на неё зариться!

– О!!! Твоя женщина! Прости – я забыл… – хмыкнул Гриер без тени раскаяния.

И атаманы в сопровождении двух пришлых разбойников скрылись в доме Далейна.

Налана проводила их хмурым взглядом, вытерла руки о подол и тихо сказала Маре:

– Может, мне подсыпать в их угощение крысиного яду???

Мара рассмеялась, но в сердце её была тревога.

Вечером, когда Мара уже уложила спать Киралейна, а Налана куда-то запропастилась, раздался стук в дверь. Мара пошла открыть, но она распахнулась раньше, и в дом вошёл Далейн. Лицо его было хмуро, в руках он сжимал кинжал в искусных ножнах, изукрашенных серебряной вязью. Он приблизился вплотную к Маре и протянул ей оружие.

– Завтра на рассвете мы уезжаем на битву с шаннарцами, – сказал атаман, глядя в пол и избегая встречаться с девушкой взглядом. – Здесь останутся лишь женщины, несколько наших ребят и те двое, что явились с Гриером.… Возьми это! Когда я буду далеко, они могут забыть о своём долге перед вожаком и о неукоснительном подчинении не писанным воровским законам. Будь осторожна, Эрсель! Не выходи за пределы логова – шаннарцы могут прорвать нашу оборону и бродить в окрестностях! И даже здесь постарайся всё время находиться подле Наланы! Меня может не быть дней пять… – он тяжело вздохнул, – я опасаюсь покидать тебя на столь долгий срок!!!

– Тогда возьми с собой! Я умею обращаться с луком! – предложила Мара. В душе ещё нестерпимо пылало какое-то необъяснимое чувство – смесь тревоги и страха. Она не хотела отпускать его на эту битву, не хотела отпускать от себя! Тяжкое предчувствие какой-то беды разрасталось в сердце принцессы.

– Нет!!! – ответил Далейн слишком резко и слишком поспешно. Глаза его обожгли Эрсель зелёным огнём.

И с минуту они молчали.

– Спокойной ночи! – сказал затем атаман, направляясь к выходу.

– Постой! – воскликнула Мара испуганно ему в спину. – Не уезжай! Молю тебя – останься! Не езди на эту битву, дай людей Гриеру, а сам не покидай логова!

Девушка чувствовала, что должна остановить разбойника, во что бы то ни стало, и речь её была горяча, но Далейн по-своему понял этот её порыв. Он метнулся к ней, и принцесса инстинктивно отпрянула, вжалась в стену. Далейн нежно коснулся рукой её лица, склонился над губами.… Но Мара Джалина отвернула лицо, подставляя щеку. Жаркие губы его с почти благоговейным трепетом коснулись её кожи. И…

Тяжело вздохнув, он отстранился и тихо прошептал Маре в ухо:

– Когда я вернусь из похода, я увезу тебя в Ласну. Это стало просто невыносимо!!!! Видеть тебя и не сметь обнять, коснуться, поцеловать! Невыносимо чувствовать, как ты вздрагиваешь от каждого моего прикосновения! Не могу так больше! Я увезу тебя! И ты будешь свободна от меня! Навсегда! Прощай, Эрсель!

И Далейн быстро покинул хижину, растворившись в ночной мгле.

Мара Джалина стояла на пороге со слезами на глазах. Ей хотелось броситься вдогонку разбойнику и остановить любой ценой, но она понимала, что у неё нет права дарить ему напрасные надежды. И она осталась. Отступила назад, захлопнув дверь. На столе догорала свеча. И её маленький огонёк казался таким уютным, тёплым – этакий спасительный островок света. Но Мара знала, что вскоре он угаснет навсегда, и придёт ночная тьма…

Прошло два дня. В логово иногда приезжали гонцы, привозя тревожные вести о схватке на границе. Пока победа не склонялась на чью-либо сторону. Шаннарцы и ратники двух атаманов были равносильными противниками. Мара Джалина, помня наказ, старалась поменьше выходить из дома и реже показываться на глаза оставшихся в селении разбойников, особенно чужаков Гриера. При её появлении они начинали шептаться между собой и похихикивать, должно быть, обсуждая её достоинства, и рука девушки каждый раз непроизвольно сжимала клинок Далейна.

Мара готовила обед, Киралейн играл, сидя у окна, когда в хижину вошла Налана.

– Эрсель, гонец прибыл! – сказала она.

Принцесса вскочила с места.

– Что там??? – тревожно воскликнула она. И тут же села обратно, увидев покрасневшие затуманенные слезами глаза женщины. Та села напортив, вздохнула тяжело.

– Мы победили. Но… Далейн мёртв.

Мара Джалина судорожно всхлипнула. Слёзы текли рекой.

– Как же так?! Как же так?! – вопрошала она без конца, рыдая. – Я знала, он не должен был ехать! Это я, я виновата!!! Я должна была остановить его! Это всё Я, Я, Я!!!

– Ты-то здесь причём? Успокойся! – прикрикнула на неё Налана.

– Я сею смерть вокруг себя! Она следует за мной! Я приношу горе и несчастья всем, кто добр ко мне! Это моя вина! – донеслось сквозь рыдания.

– Перестань молоть чушь! – оборвала её женщина сурово. – Чтоб ты знала, смерть была здесь и до тебя! Здесь живут разбойники, а не дети – она здесь частое явление! Так что не льсти себе, вряд ли ты заслужила особое внимание Повелительницы Мёртвых! Далейн был очень хорошим воином, но и он не был бессмертным или заговорённым. Пришёл его час. Каждый мог сложить голову в этом бою! Смерть не различает богатых и бедных, юных и старых, атаманов и простых разбойников, плохих или хороших людей! Случилось так, что Повелительница Мёртвых выбрала Далейна. И это уже не изменить! Так что хватит реветь понапрасну! – Налана замолчала, оборвав гневную речь.

– Но как ты можешь быть такой жестокой! – воскликнула Мара сквозь слёзы. – Налана, неужто у тебя сердце из камня?!

– Я не жестока! – возразила женщина. – Думаешь, мне сейчас не больно??? Сердце моё разрывается от утраты! Я знала Далейна двенадцать лет, ты – один месяц! Кому из нас тяжелее, Эрсель?! Но жизнь научила меня быть сильной и думать о будущем! И тебе следует делать то же самое! Далейн мёртв, а ты пока жива, и твой сын тоже! И я не хочу, чтобы вы отправились вслед за нашим атаманом! – добавила Налана.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Мара Джалина, с трудом сдерживая слёзы.

– А то, что Далейн мёртв! Некому больше защищать тебя! Гриер был ему братом. По воровским законам теперь наша шайка должна подчиниться новому атаману и вся добыча, награбленная Далейном, теперь принадлежит ему. И, прости, что я тебе об этом напоминаю, – молвила разбойница, – но ты здесь тоже лишь добыча! Гриер об этом не забудет, уж поверь мне! Как не забудет и того, что ты стала причиной его проигрыша, его позора, а он никогда не прощает унижений, и всегда получает всё, что хочет! Потому я говорю тебе – не жди своей страшной участи, беги отсюда прежде, чем вернутся остальные! Иначе я не позавидую тебе и твоему сыну!

Страшные известия о гибели её защитника и о судьбе, которая теперь ожидала её, повергли Мару Джалину в оцепенение и полную растерянность. Она схватила на руки Киралейна, прижала к себе, потом сорвалась с места, заметалась по комнате, как затравленный собаками зверь. Налана оставалась спокойна. Она заговорила вновь:

– Не пугайся! У тебя ещё есть время. Немного, но есть. Твоя лошадь в конюшне. Никто так и не сумел укротить её. Эльфийские кони быстрее наших. Никто не догонит тебя. Я объясню, как добраться до Ласны, дам тебе немного денег на первое время, и Гриер уже никогда не отыщет тебя.

– О, Налана! – Мара с благодарностью обняла женщину.

– Ну, будет, будет! – та отстранилась, смущенно улыбнувшись. – Собирай Киралейна и себя! Я принесу денег, чего-нибудь съестного, и приведу твою лошадку. Меня она послушает! Я не отдам тебя этому подлецу!

Налана ушла, а Мара принялась поспешно одевать Киралейна потеплее. Осень принесла первые холода и промозглую сырость дождей. Затем она взяла свой шерстяной плащ.

– Куда это ты?! – услышала Мара голос за спиной и, развернувшись, увидела одного из дружков Гриера. – Не спеши так! – медленно приближаясь, молвил он. – Нашему атаману наверняка захочется попрощаться с тобой прежде, чем ты нас покинешь! А пока его нет, я думаю, мы с тобой найдём способ скоротать время! И ты, понятно, будешь умной девочкой, и он не прознает ни о чём!

Он набросился на Мару, и та забилась в его стальных руках, как беспомощная птица в силке. Однако, даже несмотря на его превосходство, принцесса не сдалась. Она вонзила ногти в его щеку. Разбойник взвыл и ударил её наотмашь по лицу. Мара упала на лежанку, в глазах потемнело, а голова загудела как колокол. Она почувствовала что-то твёрдое, кольнувшее в рёбра, и надежда на спасение осветила её душу. Лиходей схватил её за волосы, рывком перевернул на спину и нагнулся над казавшейся беспомощной жертвой, но в это время вырванный из ножен клинок Далейна пронзил его бок! И, оттолкнув скорчившегося от боли напавшего прихвостня Гриера, девушка бросилась в угол комнаты. Там висел лук и колчан (теперь Налана уже не прятала от пленницы оружия). Мара натянула тетиву.

Рана, нанесённая женской рукой, оказалась не очень серьёзной. Разбойник, пошатываясь, выпрямился, отбросил прочь окровавленный кинжал.

– Ну, дрянь, за это ты поплатишься! – прошипел злодей, зажимая рукой рану. – А ну брось эту штуку! Не то тебя по кускам будут собирать, прежде чем похоронить! Гриер, думаю, меня извинит, если я с тебя живьём шкуру спущу, он поймёт! Иди сюда, дрянь!

Он вынул клинок из ножен и шагнул вперёд. Мара подняла лук выше.

– Убирайся отсюда! – прохрипела принцесса, едва разлепив разбитые губы. Голос её дрожал. – Убирайся!

– Ладно, ладно! – успокаивающе сказал разбойник, осознав, что с ней шутки плохи. – Пусть атаман сам с тобой разбирается!

Мара вжалась в угол у двери, целясь в него, застывшего в противоположном углу комнаты, а между ними на скамье у стола плакал Киралейн, чувствуя, что происходит нечто плохое.

– Я уйду… – промолвил «гриерец», медленно двигаясь к выходу, под прицелом жала её стрелы.

Внезапно он сорвался с места и молнией бросился к ребёнку с возгласом:

– Только прежде сверну шею твоему крысёнышу!

В тот же миг он рухнул замертво, ибо выпущенная Марой стрела настигла его, пронзив сердце. Мара Джалина опустила лук и, прижавшись спиной к стене, сдавленно всхлипнула. В дверях стояла изумлённая увиденным Налана. Войдя, она ободряюще обняла девушку и тихо сказала:

– Теперь тебе точно надо бежать! Бери Киралейна! Я помогу его привязать. Твоя лошадь уже ждёт тебя.

Женщины укрепили мальчика на груди матери, и он снова повис как рюкзачок, поглядывая по сторонам и всё ещё всхлипывая.

– А как же ты? – Эрсель заглянула в тёмные глаза Наланы.

– Он не посмеет меня тронуть! Я всё равно, что мать для всех бродяг этой беспутной стаи! Если он хочет быть их атаманом, он не посмеет тронуть старую Налану! Я не боюсь Гриера! Езжай, моя девочка!

Потом они обнялись со слезами и распрощались. Мара Джалина вскочила на нетерпеливо переступавшую с ноги на ногу Майрану. И эльфийская кобылица, почуяв свободу, унеслась прочь.

Майрана скакала без устали, легко выбирая дорогу сама. Мара видела, что она несётся к Ласне, если только девушка правильно запомнила напутствие Наланы. Западная лошадка вполне могла знать эти земли, или она подобно эльфам обладала особым природным чутьем. Вскоре Майрана отыскала какую-то еле различимую тропу и добавила скорость.

Впереди на дороге возникли двое рослых мужчин, в тёмных шкурах и с тёмными лицами. Подъехав ближе, Мара увидела, что лица их расписаны цветными узорами. В руках чужаки сжимали по топору и явно намеревались остановить несущуюся на них лошадь. На скаку Эрсель выхватила лук из-за спины и дикари не смогли избежать двух её метких стрел. Проезжая мимо их тел, Мара тихо сказала Киралейну:

– Вот твоя мать и стала убийцей, сынок! Стоило только начать, и вот уже не одну жизнь я оборвала!

Золотистая кобыла фыркнула и поскакала ещё быстрее.

– Давай, давай, Майрана! – шептала Мара Джалина, подгоняя эльфийскую лошадку. – Скачи, что есть сил! Теперь лишь от тебя зависит спастись нам или погибнуть!

И лишь когда лес стал редеть, и Мара с облегчением увидела мощные крепостные стены Ласны, лошадь слегка сбавила шаг, чувствуя, что опасность миновала.

Мара без труда обосновалась в Ласне. Она нашла себе жильё и работу. Стала помогать местной портнихе. Чтобы не оставлять Киралейна одного, брала работу на дом, или сына в мастерскую. Майрану она отпустила обратно в Дриман, как и обещала Джастину. Тем более что той не терпелось умчаться прочь из города.

В Ласне Мара прожила около месяца. Город был огромен (больше Галиорта!), но во многом напоминал Золотой Город. Здесь собирался весь «цвет» Западных земель, вся знать, все богачи. И Маре было не по душе, как зажиточные горожане обращались с теми, кто беднее. Порой, обслуживая какую-нибудь капризную и наглую купеческую дочку, ей хотелось крикнуть ей в лицо:

– Да как ты смеешь так обращаться к законной королеве Лейндейла, наследнице Дома Ринай! – но Мара молчала, терпеливо снося оскорбления.

Наконец, она решила, что с неё хватит, и следует держаться подальше от больших городов. Собрав вещи, Мара вновь отправилась в путешествие, дальше, на север. Так она постепенно кочевала из городка в городок, из поселения в поселение, стараясь нигде не задерживаться дольше, чем на полгода. Заклятие Элькит продолжало действовать, и память о ней стиралась так же быстро, как её следы, смываемые дождями. Годы полетели, как листья с осеннего дерева. Судьба была благосклонна к бывшей принцессе. Нельзя сказать, что она была очень счастлива, но беды и напасти на время оставили Мару. И она зажила тихо и мирно, любуясь, как стремительно растёт её сын, в котором всё ярче проявлялся волшебный эльфийский свет.

– Чтоб они провалились! Почему они не нападают?! Чего ждут?! – воскликнул Гермисей раздражённо, оглядывая бессчетные войска Каран Гелана, обложившие Остенград.

Это длилось уже неделю. Осаждавшие не предпринимали никаких действий по захвату крепости, кроме того, что в первый день к воротам подъехал посол и предложил сдаться без боя, пообещав за это пощадить жителей и короля. Ещё одним условием была выдача принцессы Вильсении. Получив отказ, посланец удалился, и всё стихло.

С тех пор стражники Остенграда ежедневно лицезрели полчища врага у стен родного города, и это вселяло в души людей всё большее отчаяние.

– Ты сам знаешь ответ на вопрос, или тебе всё-таки объяснить??? – отозвался Калахай. Ветер, гулявший на стене, ворошил темные волосы братьев. – Они ждут! Они понимают, что взять неприступную крепость Остенград непросто и предпочитают иную тактику. Ждут, когда мы тут начнём умирать от голода и жажды и добровольно откроем им ворота, измотанные этим противостоянием.

– Скорее они сами подохнут у наших стен! – вскричал Гермисей, и глаза его сияли ледяным блеском. – Остенград никогда не сдастся!

– Они превосходят нас силой! Люди очень подавлены… – возразил младший сын короля. – Кстати, что там отец?

Гермисей поморщился досадливо и махнул рукой.

– А!.. Ходит туда-сюда по залу и бормочет, как умалишённый, что это ему кара Творца за то, что он выгнал Мару! Может, ты с ним поговоришь??? Народу надо видеть своего короля! Остенград должен знать, что у него есть защитник! А то, что мы с тобой тут носимся целыми днями, как белки, и пытаемся организовать оборону города – это не в счёт! Мы в их глазах ещё мальчишки, пока отец стоит у власти!

– Кажется, в моих словах уже нет нужды! – оборвал его Калахай, глазами призывая обернуться.

Облаченный в полное воинское снаряжение, король Дарген Дри Ринай шествовал по крепостной стене, отвечая лишь лёгким кивком гордой головы на радостное ликование его подданных. Он направлялся к сыновьям. Братья приветствовали его почтительным поклоном. Но взгляд короля был прикован к чёрным войскам Каран Гелана. Они покрывали землю сплошным ковром, как муравьи.

– У-у! Вороньё! – процедил сквозь зубы Дарген Ринай вместо приветствия.

– Чего это они оживились? – спросил король, и братья вновь вернулись к созерцанию противника. В лагере Каран Гелана и вправду началось какое-то движение. Гермисей напряг по-птичьи зоркие глаза.

– Они приветствуют какого-то всадника, – рассмотрел принц.

– Должно быть, Катарас пожаловал! – с ненавистью сказал Дарген.

– Так вот чего они ждали! – понял Калахай.

– Что у нас с воинами? Сколько способных сражаться? Сколько оружия? – оживился король.

Гермисей быстро выложил всё, что знал. А знал он немало – все эти дни готовился к обороне он, и его брат.

– Плохо. Очень мало, – рассудил Дарген Дри, окинув тёмным взглядом полчища врага, которым конца края было не видно. – Я чую, они вскоре нападут – не сегодня, так завтра! Нам понадобится каждый остенградец, который способен делать хоть что-то! И женщины, и подростки, а не только воины! Будут пожары. Им не взять крепость приступом, и они будут вытравлять нас огненными стрелами и камнями из катапульт. И будут раненые, много раненых. Так что нам нужны все, кто может помочь! Тушить огонь, рубить верёвки штурмующих стены, помогать изувеченным! Увести в безопасное место нужно только совсем дряхлых стариков, маленьких детей и тяжелобольных. Ты этим займись, Калахай! Отведи их через Тайный Ход в Ущелье эльфов!

– Древнее Ущелье?! – изумился Калахай. – Ты хочешь уходить в горы, отец? Но почему я этим должен заниматься?! От меня здесь больше пользы!

– Потому что ты в детстве облазил все туннели и пещеры в горах и хорошо знаешь дорогу! Ну, чего ты смотришь так? Неужели ты до сих пор думал, что я не знал о твоих вылазках?! Это теперь единственное безопасное место! Когда-то в нём укрывались от наших доблестных предков войска наших врагов – эльфов, теперь же это место станет убежищем для нас! Туда же необходимо увезти запас провизии, – продолжал король. – Остенград будет стоять до последнего! Но не исключено, что эту битву злу мы проиграем! Тогда нужно будет затаиться в горах. Там Катарасу не найти нас вовеки! Да и незачем будет… – король вздохнул печально. – Важно, чтобы мы с вами чаще были на людях, чтобы не возникало паники! Впрочем, мои горцы – отважный народ! Уговори их, Калахай, объясни, что здесь небезопасно, и уведи! Из всех нас, ты единственный, кто обладает даром убеждать, а не приказывать! Но старайся, чтобы об этом не болтали! Пусть остенградцы думают, что стены их города неприступны! А ты, Гермисей, займись тем, о чём я говорил прежде! Собери тех, кто может помочь воинам отражать атаку! И торопитесь, сыны мои! Катарас уже здесь, а значит, Каран Гелан не станет ждать!

С утра Калахай бегал по городу, но ему некогда было думать об усталости. Тысячи испуганных выжидающих глаз смотрели на младшего сына короля – всех нужно было утешить и успокоить, и объяснить, куда и зачем он уводит их детей или стариков. К обеду повозки были собраны, туда погружены вещи и сами беженцы, и они тронулись в путь. Тайный Ход начинался в скале, служившей восточной стеной города. К счастью, дороги, проложенные некогда эльфами в горной твердыне, были достаточно широки даже для обозов. Дорога в древнее пристанище горных Элдинэ заняла много времени. Приходилось устанавливать зажженные факелы, чтобы никто не сбился с пути. Наконец, они выбрались на поверхность и, пройдя ещё немного, обнаружили Ущелье, в стенах которого видны были тёмные пятна пещер, как норки стрижей на крутом берегу реки. Обосновались на одном из нижних ярусов, практически нетронутом временем. Разместив своих подопечных и подготовив место для возможного пополнения их рядов, Калахай поспешил вернуться в осаждённый город.

Атака началась на рассвете следующего дня. Вместе с первыми лучами солнца, сквозь густой туман, сползающий с вершины горы, проступили чёрные силуэты воинов Катараса. Они хлынули к замку, как морская волна, и разбились об неприступный утёс обороны Остенграда. Горцы на стенах не дремали: на головы нападавших лился поток стрел, булыжников и кипящей смолы. Но чёрным воинам не было конца. Они шли по трупам собственных собратьев, карабкались по каменистым выступам крепости как пауки. Потом, как и предсказывал Дарген Дри, полетел шквал огня и камней, содрогнувших древние башни. Половине защитников Остенграда пришлось заниматься тушением пожара. А слуги Катараса, не сбавляя натиска, уже лезли на стены. Немало стрел с чёрным оперением настигло и остенградцев. Появились первые раненые, и Калахай поспешно распоряжался об их погрузке на телеги, а затем он отправлял их в тайный Горный Ход.

Поручив свою работу Одрину и Галерасу, младший сын короля поспешил наверх, чтобы принять участие в бою. Страшная картина смешения трупов, крови, огня и дыма открылась ему с крепостной стены. Меткая рука принца не знала промаха. Неподалёку король рубил верёвочные лестницы идущих на штурм. Внезапно синяя молния пронзила утренний воздух. Она расколола мир напополам, но ударила не с неба, а со стороны войск неприятеля по замку Остенграда. Сокрушительный удар заставил покачнуться древний бастион так, что Калахай упал на колени, не устояв на ногах. Когда же принц поднялся, то зрелище, представшее его глазам, повергло его в ужас.

Ворот больше не существовало. Они разлетелись в щепки, будто были не из древнего дуба и окованные железом, а слепленные из соломы. В образовавшуюся брешь хлынула лавина чёрных захватчиков, но их встретила несокрушимая стена воинов Востока. Но как бы отчаянно не сражались отважные горцы, враги слишком превосходили их числом. На место одного убитого вставало два новых. Всем было уже ясно, что Остенград обречён…

Король схватил за плечо младшего сына.

– Где Гермисей? – спросил он, и Калахай указал рукой на брата, который мелькал в передовых рядах тех, кто защищал превратившиеся в развалины ворота. Меч Гермисея взлетал и обрушивался на врагов, как молния. И это вселяло в сердца сражавшихся с ним бок о бок простых солдат слабую искру надежды.

– Я иду к нему! – на ходу бросил Дарген Дри. – Уводи всех! Сначала женщин и раненых, потом всех, кто сможет уйти… Мы сдержим натиск на воротах. Быстрее, Калахай! Скоро они ворвутся в город!

И Калахай полетел быстрее сокола. Весть о распоряжении короля отступать в горы быстро разнеслась по городу. Раненых, а их было уже около сотни, увозили в повозках. Женщины и подростки шли пешком, вернее текли рекой к тоннелю, уводящему в Ущелье. Вместе с Одрином младший из братьев старался уследить за всеми своими подопечными. Поток беженцев стал меньше. Практически все уже вошли в подземелье.

Поручив Одрину следить за входом, Калахай вернулся к воротам. Ряды защитников потеряли немало витязей. Трупы чёрных захватчиков громоздились как баррикада. Всюду была кровь. Калахай выхватил меч, врубаясь в толпу нападавших. Он искал глазами родных.

– Господин! Господин Калахай! – услышал принц и, обернувшись, увидел Джайнахо. Тот пытался пробиться к сыну короля и при этом вытаскивал из толпы раненого. Прикончив трёх чёрных воинов, Калахай прорвался к Джайнахо и с ужасом увидел, что тот выносит из боя его раненого брата. Из груди Гермисея торчала стрела, он почти не дышал. У Калахая ноги подкосились. Вместе с Джайнахо они вынесли старшего принца на открытое место, туда, где стоял последний обоз с ранеными. Гермисей был мертвенно-бледен и не слышал зова брата.

– Где мой отец? – воскликнул Калахай, и на глазах его выступили слёзы. Но он знал, что мужчина не должен плакать.

– Он там! Ещё сражается, но он ранен, ему пора отступать! – ответил Джайнахо, переводя дух после боя. – Уезжайте, принц! Здесь остаются только смертники. Никто уже не уйдёт отсюда! Спешите, мой господин!

– Нет, Джайнахо, ты уезжай и увози раненых! Увози моего брата! Я иду за отцом!

– Нет, господин! ВЫ уезжайте! – возразил Джайнахо. Может быть, он впервые за всю жизнь осмелился перечить своему принцу. – Я же сказал – здесь остаются только смертники! Вы хотите оставить Остенград без правителей в столь страшный час?!

– Гермисей выживет!!! Не смей сомневаться в этом! И я вернусь! Вместе с отцом! А теперь поспеши, Джайнахо! Это ПРИКАЗ! – глаза Калахая лихорадочно блестели. Он привык быть младшим. Теперь же на его плечи ложилась ответственность, которой он не ожидал. Но у него не осталось права на страх или промедление. Калахай поднял меч и вновь устремился в бой.

Джайнахо пришлось подчиниться, и он уехал прочь к спасительному туннелю.

Сеча была страшная. Кто-то задел Калахая мечом, рассек доспех и нанёс неглубокую рану, но парень даже не заметил этого. Взгляд его был прикован к отцу, который всё больше оседал под натиском врага. Увидев, как упал король под ударом меча, Калахай вскричал от гнева и боли так, словно это ему нанесли сокрушительный удар. Он рванулся вперёд как смертельный вихрь, и враги расступались перед юным принцем, в ярости своей казавшимся тем самым чёрным орлом, который издревле считался защитой и символом Остенграда. Многочисленные раны кровоточили на теле короля, и также кровоточило скорбью сердце юного Калахая.

– Пойдем, отец! – прошептал принц, поднимая короля. Тот еле-еле передвигал ноги. Последние из оставшихся в живых воинов Даргена Ринай прикрыли их спины.

– Оставь меня, уходи, Калахай! – прохрипел Дарген Дри.

Но младший сын короля ничего не ответил, а, стиснув зубы, вытащил-таки израненного правителя Остенграда из пыла схватки. На том месте, где стоял обоз с ранеными, осталась привязанная лошадь (видно, Джайнахо позаботился!). Отстегнув часть доспехов короля, перемазавшись его кровью, Калахай взвалил отца на спину лошади, вскочил сам, и, усадив израненного Даргена поудобнее, направился в сторону Тайного Хода. Он оглянулся на обречённых погибнуть воинов, которые падали один за другим под неведающими пощады мечами врагов. И чёрные орды хлынули в город…

Калахай пришпорил лошадь, уходя от преследования. Он нёсся во весь опор, и тёмный вход в пещеру уже предстал пред ним, когда вдогонку ему полетела синяя молния. Лошадь испуганно метнулась в сторону от взорвавшейся справа земли, понесла ещё быстрее. Оглянувшись назад, Калахай заметил на дороге старуху в чёрном балахоне. Она протянула руки вслед ускользающему принцу, словно моля о чём-то, но из ладони её вырвалось, извиваясь как змея, льдисто-синее пламя. В этот миг он въехал во тьму тоннеля. Грохот оглушил принца. Стены пещеры содрогнулись, посыпались камни, лошадь шарахнулась из стороны в сторону и всё же успела проскочить камнепад.

Калахай придержал перепуганное животное, и обернулся. Вход в подземелье был полностью погребен под обвалом. «Это к лучшему! – подумал молодой принц. – Теперь Катарасу не добраться до эльфийского Ущелья!»

И принц поехал медленнее, чтобы не трясти раненного короля, придерживая его рукой. Липкая кромешная тьма обступала его, ибо факелы, установленные у входа, погасли во время камнепада, и лишь далеко впереди маячил зыбкий свет. Одинокий цокот копыт его лошади разносился по коридорам подземелья…

– Ты не ранен? – прошептал Дарген Дри, приходя в себя.