Текст книги "Дар Степаниды"

– Дома посмотрю! – тетя Вера важно кивнула Надюхе и внимательно посмотрела на нее. Прямо сказать, оценивающе посмотрела, покачала головой и сказала:

– Ну тыж подишь! Ладно, пошли отсюда!

Через неделю тетя Вера принесла Наде большой дорогущий торт «Прага» и под удивленным взглядом Геннадия плюхнула его на стол.

– С Ленинграда привезла, -пояснила дворничиха. – Спасибо тебе, Надька! Я эту его заначку три года искала. Знала, что она есть, а вот где? Федор денежки-то от невестки прятал…

Тетя Вера пододвинула к себе стул, присела и, потянувшись к девочке, шепотом поинтересовалась:

– Надьк, а как хоть он выглядел?

– Выглядел? Ну как… Хорошо. Белая рубашка, черный костюм. Ааааа! Еще у него были на ногах белые смешные тапки, сшитые из ткани.

– Точно! Костюм черный, свадебный, а ботинки не влезли, опухли ноги-то, ну а покупать – денег не было. Вот Нюрка и сшила ему энти чешки.

И тут до дворничихи Веры дошло, что никто, кроме нее и Нюрки, живущей в Киришах, не знал про эти тапки. Значит, и вправду сам Федор деньги отдал, а не честная девочка, которая просто нашла захорон да и отдала владелице.

– Ну, ты, Надька, и даешь!

Вскоре у тети Веры появился новый мебельный гарнитур, диван, телевизор, пальто, сапожки и много чего по мелочи. Внуки тоже были одеты во все новое. Не купила ничего она только невестке. К тому же, жестко объявила ей ультиматум: или нерадивая невестка устраивается на работу, или кормить ее тут никто не собирается!

***

– Нет, я над ними угораю…. Ну что за дуры деревенские! До тебя, говорит, листоноша пришел. Ну, почтальон значит, по-нашему. Распишись, говорит, туточки и тамочки! – громко хохотала Людочка, рассказывая про своих тетушек, приехавших к тете Нине с Украины погостить.

– Давай говорят мы тебя помацкаем и потемаем! Не поняла? Поцелуем и обнимем значит! А ты, подруга, еще не оценила мои новые туфли! Этот лак нипочем не треснет, хоть по воде ходи, хоть по морозу. А как тебе эти позолоченные пряжечки, – с удовольствием показывала Людочка новые туфельки, уже позабыв про своих смешных тетушек.

Людочка хоть и была легкомысленной и беззаботной, как мотылек, но с Надей они дополняли друг друга. И девушки, ставшие хорошими подругами, много времени проводили вместе.

Людочка любила танцы, но ходить туда ей было не с кем. Вот и уговаривала она Надю, активно, энергично и с напором:

– Надь, ну пойдем, а-а? Ну пойдем! Ну что ты как старая дева? Ну я не понимаю, как можно не хотеть ходить на танцы?!

– Люд, отстань. Не до танцев мне в глазах, – отбивалась Надя.

– Тебе почти семнадцать, а ты боишься идти на танцы. Может, тебе одеть нечего? Возьми что-нибудь мое!

Навстречу подругам, тяжело подволакивая правую ногу, вышла из подъезда дворничиха тетя Вера. Увидев девчонок, она свела свои густые брови и, сделав грозное лицо, накинулась на Людмилу:

– Людка! Опять в подъезде с парнями стояла? Семечек налузгали, а я убирай! Чтобы сегодня же все было прибрато!

– Да приберу я, теть Вер… Щас приду и уберу, – пообещала девушка, точно зная, что ничего она убирать не будет.

Затем дворничиха хитро посмотрела на Надю и язвительно спросила:

– Надька, а что у вас в квартире за мужик живет?

Надя замялась и покраснела. Она давно ждала вопросов от соседей, но этот прозвучал слишком неожиданно:

– Это… Это квартирант наш, мамкин э-э-э… троюродный брат!

– А-а-а! Ну разве что троюродный….

Видимо, ответ тетю Веру удовлетворил, и она, что-то бурча себе под нос, пошла дальше.

– Слушай, правда, как вы там все живете? Непонятно… – заинтересовалась подружка.

– Людка, ты мне еще… соль на рану!

– Все, все! Молчу! Нет, Надька, ты мне скажи… Почему ты на танцы ходить не хочешь? Ты что, ждешь принца на белом коне? Да, а что-то я давно Вильку твоего не видела?

– Сама не вижу. С какими – то парнями связался… Не натворил бы что… А на танцы я пойду, когда в институт поступлю.

– Обалдеть! Точно чокнутая!!!

– Ладно, я домой. Уроков полно. Да и мать дома!

Надька вошла в квартиру. От табачного дыма сразу закружилась голова. Непременно надо что-то съесть, иначе и в обморок упасть недолго. Открыв балкон, она глотнула свежего воздуха. На кухне, доедая жареную картошку со сковороды, пьяненькие Геннадий и Бонифаций, оживленно вели познавательную беседу на тему международной политики. Надя прислушалась и расхохоталась. Они несли полнейший бред, слушая их, можно было и спятить. Затем разговор плавно перешел на старт космического корабля «Союз 14».

– А Попович то не дурак! – констатировал Юрий.

– Не-е-е! Не, не, не! Он совсем не дурак, этот Попович! Дурака в экипаж не возьмут! – проявил живейший интерес к космонавтике Геннадий.

– Так, Геннадий, и мы с тобой вроде не дураки! Ах-ха-ха! Мы ж интеллигентные люди… Да, Геннадий Владимирович?

Надя вошла на кухню, повела носом и строго спросила:

– Что, пьете?

– Не, не, не! – замахали руками мужчины, – мы тут новости обсуждаем!

– Ну, смотрите у меня… – погрозила Надя пальцем, наложила в тарелку макарон и квашеной капусты и вышла из кухни.

Геннадий прислушался к удаляющим шагам дочери и шепотом сказал:

– Уфффф! Ну, давай, Юрий, как там тебя… батькович! Давай выпьем с тобой по-человечески!

Геннадий еще тот конспиратор – разлил бормотуху из маленького заварного чайника по чашкам, выпил, занюхал хлебом и откусил от луковицы. Чуть подумав, встал, достал из буфета два граненых стакана, поставил их на стол и продолжил разговор:

– Вот, Юрий! Смотри внимательно. Перед тобой два стакана! Какая в них разница?

– Да никакой…

А вот и есть! Стакан с ободком называется «булганинским», а без ободка – «маленковским»! – гордо ответил Геннадий и откинулся на спинку стула.

– 200грамм! Один хрен!

– Ан нет! В маленковском до краев -200, а в булганинском – 250!

– Ты ж подумай…, – искренне удивился Юрий.

Надюха в своей комнате нашла мать, лежащую на полуторной тахте. Зинаида читала «Джейн Эйр» и понемногу отпивала из красивого бокала плодово-ягодное вино «Агдам». Рядом стояла початая бутылка дешевой водки. Надя села рядом.

– Мама, ты что, бормотуху с водкой мешаешь? Я же говорила – нельзя тебе пить, сдохнешь!

– Ну и сдохну! Тебе-то что? – Зинаида отложила книгу и вопросительно посмотрела на дочь, – чего пришла? Дай спокойно отдохнуть.

– Когда уже этот Юрка твой отсюда уйдет? Почему он здесь? Мне соседей стыдно! – выпалила Надька.

– А я плевать хотела на твоих соседей! У меня своя жизнь! И вообще, Юрий – мой гражданский муж!

– Он тебе сожитель! А сожитель и муж – это разные вещи! И как тебе не стыдно спать с ним в одной комнате, рядом с Генкой!?

– Много ты понимать стала, вонючка поганая! Ишь, раскомандовалась тут. И чтоб сегодня мне все деньги пересчитала и забаулила! Мать с работы пришла. Устала я! И не забудь ведомость составить.

– Мне уроки надо делать. В школе много задают… А утром – на работу…

– Сначала – деньги, а потом – уроки! Подумаешь, вечерняя школа… C твоей – то памятью можно и не напрягаться. А работа – поломойка в детском саду! Ты что, не можешь себе что-то поприличнее найти? Людей стыдно!

***

Уже давно наступила ночь, и все жильцы этой квартиры: Зинаида, Геннадий и Юрий – крепко спали. Только Надька, ловко щелкая костяшками деревянных огромных счет, пересчитывала дневную выручку матери. Пересчитав, разложила деньги по кучкам, забаулила монетные столбики в газетную бумагу и составила ведомость. Стрелки будильника показывали три часа двадцать минут. Надюха зевнула, посмотрела на стопку учебников, достала тетрадь по химии, полистала ее и закрыла.

– Спать, спать, спать…, – прошептала Надя и, как была – в халате – бухнулась в постель.

***

В один из дней Людочка попросила Надю сходить с ней в женскую консультацию. Зачем, она не говорила, а Надя и не расспрашивала.

Заняв очередь, они уселись на модные, но неудобные, холодные, металлические кресла и приготовились ждать. Недалеко от девушек сидела миловидная девушка. Она была явно чем-то расстроена. Рядом с ней находилась женщина в преклонном возрасте, скорее всего, мать. Что-то в лице девушки показалось Надежде знакомым. Кого же оно ей напоминало? Девушка вытирала платком слезы, а женщина держала ее руку в своей руке и что-то нашептывала ей на ухо. Надежда услышала слова: «бесплодна» и «прими как данность». Девушка отдернула руку и громко сказала: «Да хватит уже!» Сидевшие в очереди люди повернулись к ним. Девушка застыдилась и низко опустила голову. Вскоре подошла ее очередь, и они с матерью скрылись за дверью кабинета.

– Кто это? – полюбопытствовала Людочка, – ты ее знаешь?

– Вряд ли, – пожала плечами Надя, – но кого-то она мне напоминает…

Подошла Людочкина очередь. Она прошла в кабинет, а Надежда решила выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Она села на лавочку, откуда просматривался вход в поликлинику, и достала из сумочки книгу. Не прочитав и одной главы, Надежда подняла голову и увидела, что странная девушка и пожилая женщина вышли из поликлиники. Наде все же не давала покоя эта девушка. Она стала пристально разглядывать незнакомку, пытаясь понять, где же она ее видела. Было в ней что-то знакомое. В повороте головы, в голосе, походке… Ах, да неужели?

– Марина!

Девушка вздрогнула и повернулась. И точно-она!

– Надька!? – узнала девушка свою подругу детства.

Они бросились друг к другу в объятия. Потом долго смотрели друг на друга. Женщина окинула Надю холодным ледяным взглядом и резко бросила:

– Пойдем, Марина, нам пора!

– А вы идите, я скоро приду! —отбрила ее девушка.

– Марин, это же не твоя мама? – спросила Надюха.

– Это не мама, это свекровь, – пояснила Марина.

– А как же Игоряша? Надо ужин готовить! – пыталась вразумить невестку свекровь.

– А пусть сам себе и приготовит, не маленький! Или вы ему сготовьте!

– Я??? Да я ведь на пару котлетки делать не умею, а от жареных у Игоречка изжога.

– Вы извините, мы немного поговорим, ведь сто лет не виделись, и Мариша придет, – пыталась сгладить ситуацию Надя.

Маринина свекровь сделала вид, что не понимает, о чем толкует эта наглая девица и, уходя, сквозь зубы прошептала:

– Господи, о чем нам с вами говорить….

Как только женщина скрылась за углом городской поликлиники, Марина, никого не стесняясь, заревела. Надя довела ее до скамейки и, поглаживая плечи своей подруги, шептала, как маленькому ребенку:

– Чи-чи-чи-чи-чи-чи! Почему ты плачешь? Что случилось? – участливо спросила Надя, но вдруг голова у нее закружилась, в глазах потемнело, и она вырубилась на несколько минут.

– Надя, Надя, что с тобой? – почти кричала Марина и сильно трясла Надю рукой за плечо.

– Все в порядке. У меня так бывает….

Надя сделала паузу и внимательно посмотрела на Марину… Искала в ней знакомые черты. У Марины красивое круглое лицо. Небольшой, немного выпуклый лоб. Кожа светлая, чистая, а на щеках – румянец. Брови темные, ровным полукругом. Когда Марина смеется – она морщит нос, и это забавно смотрится. Даааа, как в детстве…

– Мне неспокойно за тебя, Марина. То, что я сейчас увидела, мне совсем не нравится. Я расскажу сейчас тебе, что тебя гложет… Ты, Марина, вполне репродуктивна. Тебя просто убедили, что ты бесплодна. Твой муж не может иметь детей, но слышать этого не желает. И вместо того, чтобы признать бесплодие, он вымещает на тебе свою злость. А ты плачешь и терпишь. Тебе надо расстаться с ним и начать все с чистого листа. А где твоя мама?

– Мама умерла два года назад, а отчим почти сразу женился. Вот я и вернулась. Отец мой эту квартиру мне оставил.

– О-о-о-о, так значит квартира твоя? А где учишься?

– Учусь на заочном, на бухгалтера.

– Ты извини, конечно, но ты почему так рано замуж вышла, ведь ты меня только на два года старше?

– Дааа! Так уж вышло! Надя, а ты, оказывается, обладаешь паранормальными способностями?

– Ну, это громко сказано… А вообще, я стараюсь никому об этом не рассказывать. Меня в школе и так психичкой обзывали.

– Слушай, расскажи, как это было?

– Да как было? Страшно! Когда первый раз ко мне пришла тетка– призрак… Сказать, что я испугалась – ничего не сказать… Потом еще неделю боялась засыпать, а если и забывалась сном, то просыпалась от кошмаров и собственного крика.

– И чего эта тетка, ну, приведение?

– Призрак-то… Я тебе в другой раз расскажу. А ты лучше подумай, как тебе от своих родственников избавиться… А я тебе во всем помогу!

***

Надя решила, что сегодня надо обязательно увидеть Вильку. Они и вправду давно не виделись. А она так устает на работе… А потом еще занятия в вечерней школе… Так что домой приходила чуть живая.

Она долго звонила в квартиру, и уже было собралась уходить, как услышала шаркающие шаги. Дверь открыл Вилькин отец– дядя Коля. Видно, что только проснулся. Наверно, со смены. Когда-то дядя Коля был весьма хорош собой: густые волосы, брови вразлет, лицо с высокими скулами. Все это куда-то ушло от непомерных возлияний. Он стоял перед Надькой, не стесняясь – небритый, всклокоченный, в черных семейных трусах и давно не стираной майке. К тому же от него за версту несло перегаром.

– А, это ты!? —разочарованно прохрипел дядя Коля.

– Здрасти! А Вилька дома?

– Здрасти– мордасти! Ага, дома… Откуда? Как придет со школы, портфель бросит и гулять! Чует мое сердце, что связался он с дурной компанией. Спиртным от него попахивает….

***

Не успела Надька отойти от дома, как увидела Вильку в окружении друзей намного старше себя. Вилька, завидев подружку, не смог скрыть счастливой улыбки и пошел ей навстречу. Парни похабно заржали и стали выкрикивать разные непристойности. Вилька оглянулся и со злобой посмотрел на корешей. Глаза его заблестели стальным цветом:

– Еще раз – и в глаз! Дуйте отсюда! – прищурившись, резко выпалил Вилька. И парни поняли, что с ним шутки плохи, ичто он пойдет на все ради этой девчонки. Помявшись, они развернулись и ушли. А кому охота связываться с жестокими крутым на разборки Вилькой.

– Привет, Вилька, ты куда пропал?

– Я пропал? Очумела? Это ты пропала…

Он смотрел в ее лучистые глаза и не мог наглядеться. Он знал, что никогда не сможет ей сказать «люблю», ему легче было молчать, ведь они же – друзья. Ничего не делать и лишь смотреть. Смотреть, как она говорит, двигается… За минуту на ее милом личике сменилось столько выражений, что он не успевал их разгадать.

– Что у тебя с лыжной секцией? – строго спросила Надюха.

– С секцией? Да нормально у меня с секцией… Да ну ее на фиг, эту секцию. Слушай, говорят – я подаю надежды в футболе… Правда, недавно мне мячом в лоб так фигакнули, что три дня шум в ушах стоял, а в глазах – жирные такие мухи летали, – взахлеб рассказывал Вилька.

– Вильямин, тебя устраивает судьба твоего отца? – еще строже спросила подруга. – Ты хочешь вести такую жизнь, как эти твои новые друзья? Мы с тобой как договаривались? Ты заканчиваешь десятый класс, а затем поступаешь в институт Лесгафта. Там есть военная кафедра, и ты сможешь миновать армию. А ты что творишь? На какой факультет ты поступишь?

– Ладно. Я все понял. Подожди, я сбегану домой за спортивкой. Проводишь на тренировку?

– Конечно, провожу и даже подожду. Я и учебник с собой взяла…

Счастливый Вилька мигом побежал домой за сумкой.

***

У вечерней школы было очень оживленно. Сильно накрашенные девушки и патлатые парни в широченных брюках клеш курили за кустами и изъяснялись между собой совсем не на языке Пушкина и Лермонтова. Людмила в новом платье, сшитом тетей Ниной, встречала подругу у вечерней школы. Она рассматривала всех входящих и выходящих парней. Кому-то улыбнулась, кому-то построила глазки, но не нашла для себя достойного кавалера.

– Ну, наконец-то дождалась, – недовольно протянула подружка и подхватила Надю под руку.

– Извини, контрольная была по физике.

Дойдя до дома, девушки остановились у своего подъезда.

– Ну, что, спорим!? – подмигнула подруге Людочка.

– Ну чего спорить, я все равно выиграю!

– А вдруг… Если проиграешь, идешь со мной на танцы!

– А если проиграешь ты, то покупаешь мне две шоколадки. Сладкого хочу – не могу, – поставила свои условия Надька, – итак! Оба дома… и этот с ними. Все лежат по койкам, пьяны на 9 баллов. Выпито три бутылки.

– Три бутылки чего? – Не унималась Люда.

– Водки… Три бутылки…

Подруги поднялись в квартиру Зинаиды. Геннадий храпел на своем диване. Зинаида и Юрий в обнимку спали на тахте. На кухне, в углу, валялись три пустых бутылки из-под водки.

– Ну, ты, Надька, даешь! Как это у тебя получается?

– Не знаю… Между нами существует какая-то невидимая, прочная, энергетическая связь. В общем, я не ученый, не знаю!!!

– А-а! А ты можешь увидеть, где моя мамка деньги прячет?

– Не-е! Я только на своих пьянчуг настроена…

– Ладно, пошла я. Если пожрать захочешь-приходи. Ну, покеда!

– Покедова, жду шоколадки!

Людмила ушла, а Надя стала проверять на кухне кастрюли. Пусто. Зато нашла целую бутылку плодово-ягодного вина. От шума очнулась пьяная Зинаида.

– Ой, ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Ленин, мля, заявился! Ни в магазин сходить, ни прибраться, ни матери помочь! Жрать только домой ходишь! – завела мать одну и ту же песню.

Надя, взяв бутылку, поспешила к балкону. Зинаида резво вскочила с тахты и преградила ей путь. Мертвой хваткой вцепилась она в дочь и стала оттаскивать ее от балкона.

– Зараза, зараза, каждая пустая бутылка семнадцать копеек стоит! А ты повадилась бутылки бить!

Надя вырвалась, подбежала к открытому балкону, выкинула бутылку, и та звонко разбилась о многострадальный камень. Разъяренная Зинаида ударила дочь по лицу. Та же со всей силы толкнула ее на диван – прямо на проснувшегося, ничего не понимающего Бонифация.

– Дрянь, мразь! Зря я тебя в интернат не сдала! Никакая ты мне не дочь! Ты мне больше не дочь!

– Да я никогда ею и не была. Какая ты мать? Ты всегда была занята только собой! Своей жизнью, своими мужиками… ненавижу! Ненавижу тебя! Отца споила. Меня в могилу сводишь! Господи, за что? За что?

– Да сдохни! Сдохни! Сдохни! Мы хоть с Генкой без тебя отдохнем!

От женских криков проснулся Геннадий.

– Ну, это… Вы тут это… Ленина обижать нельзя! Не позволю-ю!

Бонифаций под шумок юркнул на кухню – отсидеться. Геннадий заплакал и поковылял за ним, приговаривая:

– Никому не позволю-ю! Вот сердце-то как разболелось… Щас бы его успокоить, есть у нас там еще чего, Юр?

***

1978 год

«А сейчас ещё есть время окунуться в спокойную и меланхоличную обстановку осеннего парка. Только наступающей осенью природа в парке созвучна настроению людей. Находясь в этом дивном окружении, хочется мечтать, думать, размышлять, строить планы и наслаждаться томительным предчувствием чего-то нового. Создаётся впечатление, что именно осень приносит перемены – в мыслях, чувствах, жизни. Недаром именно это время года вдохновляло великих поэтов, писателей, художников и музыкантов на создание легендарных произведений. Как приятно провести вечерок в этом сказочном уединении, уйдя от подружек далеко вперед», – сочиняла вслух Надюха текст заданного в институте на дом сочинения об осени. Надежда задумалась: «Ага, побудешь тут в уединении…»

Ее уже догнали и перегнали длинноногие подруги-акселератки. В самом красивом месте парка, забравшись с ногами на деревянную резную скамейку, они уже открывали портвейн «Золотая осень» и дружно, безбожно перевирая мелодию, пели песню, скорее – кричали песню Владимира Кузьмина «Две звезды»:

– «Две звезды, две светлых повести,

В своей любви, как в невесомости,

Два голоса среди молчания,

В небесном храме звёзд венчание…»

– Девки! У меня от вашего пения кровь стынет в жилах! Лучше не пойте! – замахала на них руками Надя.

– А мы хочем! Хочем петь! – закричала Людочка, тем самым привлекая внимание проходящих мимо молодых парней.

Девчонки очень любили петь. Пели взахлеб Макаревича, Высоцкого, Софию Ротару, Леонтьева и, конечно, – Пугачеву. У каждой из них был заведен песенник. Этакая девичья тетрадка с текстами песен и стихов про любовь, изукрашенная вырезанными картинками из журналов «Работница» и «Крестьянка».

– Людка, чего это ты бормотуху купила? Получше, чем «Золотая осень», ничего не могла найти? – скептически заявила Наташка, рассматривая бутылку вина.

– Да я, чтобы побольше было! К тому же – осенью надо пить только осеннее вино!

– Мы те что, алкоголики? Стакан взяла?

– В газировке стырила, – словно фокусник, достала Людка стакан из кармана.

– Помыла? Не дай Бог туберкулез словим. Надька, будешь? Не будешь… Чего я спрашиваю?

Подруги налили вина в один стакан и бодренько выпили, передавая украденный стакан друг другу, как трубку мира. Закусывали плавленым сырком «Дружба», а занюхивали – своим рукавом.

– Надьк, спой куплет. Ну, все время забываю… Жутко сложная вещь! Я вот когда с тобой пою, я не фальшивлю! – попросила Людмила.

– Не-е! Дрянь эта «Золотая осень». Я портвейн «Три семерки» больше уважаю! Людка, сырок дай, закусить! – выхватила Марина сырок у подруги, – а ты, Надька, вечно всех подобьешь выпить, а потом понюхаешь пробочку и в кусты… А остальные, то есть мы, будут отдуваться – до последней рюмки, до последней капли, – в точку подметила Марина.

– Девчонки, ну мне же нельзя! Наследственность… Сами знаете.

– Какая на хрен наследственность? Можно подумать, у нас в семьях родители все такие идеальные…

– Нет, девочки, я никогда не буду пить. Мои предки уже выпили и за меня, и за моих детей, и на много лет вперед.

Подруги вздохнули, достали сигареты, закурили, а Надя запела:

– «В небе полночном, в небе весеннем

Падали две звезды,

Падали звёзды с лёгким свеченьем

В утренние сады.

Этот счастливый праздник паденья

Головы им вскружил,

Только вернуться снова на небо

Не было больше сил.

Две звезды, две светлых повести, – затянули подруги, —

В своей любви, как в невесомости,

Два голоса среди молчания,

В небесном храме звёзд венчание»

– Вот почему так получается? У Надьки родители ханурики, а она сама – не пьет, не курит, учится на заочном, работает, в художку ходит, в хоре поет, книги читает. А у нас родители нормальные, а мы… – развела философию Наташа.

В данный момент она благополучно сидела на шее своих состоятельных родителей и «тщательно выбирала свой жизненный путь».

– Ага! Ты еще забыла сказать, что Надька – еще ни с кем… Ну, это… Вы поняли? Она у нас все принца на белом коне ждет! – вставила Люда.

– Ну и жду! Да нет… Не жду, конечно. Я, девчонки, по любви хочу! И чтобы все красиво….

– Ах-ха-ха! Мы это уже слышали! Зоя ты наша Космодемьянская! Умри, но не давай поцелуя без любви! – с некоторой завистью и злостью сказала Людмила. – Такой парень за ней вьется! А она принца…

– Ты про Вильку? Нда! Парень что надо! – поддержала Марина.

– Да я сама, пожалуй, им займусь! Надька у нас еще не доросла до взрослой жизни. А уж он-то слюни пускает…, – добавила Людмила.

– Девочки, психологи говорят, что наши проблемы тянутся из детских травм. А моя мать искорежила во мне все женское. Все эти ее многочисленные мужья, любовные стоны, скрип кровати – уничтожили во мне сексуальность. Убили во мне женщину, – объяснила свое поведение Надька и чуть отодвинулась от дымящих сигарет подруг.

– Ой, психолог ты наш дорогой! Да ты просто белая ворона! И вообще, врешь ты все! – сделала заключение Людка.

– Как это вру? – серьезно повернулась к подруге Надя. – Как я могу врать, если я давала клятву юных пионеров Советского Союза?

Своим молодым безудержным хохотом девчонки распугали всех ворон в парке.

– Хорэ, Людка! Надька – это наша совесть! Надька – это наше всё! – не дала Надюху в обиду Наталья и предложила всем налить по стаканчику. – А давайте-ка за Надьку и дерябнем! Две звезды, две светлых повести, в своей любви-и-и-и-и…

– Ой, я не зна-а-аю… А давайте! В своей любви-и-и… Девчонки, а пусть Надька нам погадает, – предложила Людочка.

– Нет, что вы, у меня и карт нет.

– Как же нет, в сумочке твоей, в правом карманчике, под молнией.

Девушки удивленно взглянули на нее, и Наташа, нахмурив брови, спросила:

– А ты чего это, Людка, у Надьки по сумкам лазаешь?

– Глупости, почему сразу лазаю? – возмутилась Люда. – Что мне, нельзя у подруги расческу или помаду из сумки достать?

– Надь, а правда, может, погадаешь? – дружно насели девчонки.

Не выдержав напора подруг, Надька достала колоду.

– Сними и вытащи три карты, – протянула она колоду Наташе. Та послушно выбрала карты. Надя перетасовала колоду и выложила еще несколько карт рубашкой кверху.

– Вот здесь вся твоя судьба. Переверни их!

Надя взглянула на выбранные карты и увидела тяжелую болезнь и скорую смерть близкого человека, скорее всего, отца Наташи. Но как она может сказать это подруге? Чем это обернется? Она грубо перемешала карты и резко сказала:

– Нет, я никогда не гадаю, хотя могла бы. Но прошлое-лучше не помнить. Будущее-лучше не знать.

***

1979 год

Вилька успешно поступил в институт имени Лесгафта в Ленинграде, но, проучившись два года, был отчислен. Ударил по лицу тренера за то, что тот вымогал у студентов деньги за хорошие оценки, и тут же пулей вылетел из учебного заведения. Вильку сразу загребли в армию и отправили в Алма-Ату. Он очень скучал по Наде и писал ей длинные романтические письма. Сочинил даже несколько стихотворений.

Этим сентябрьским утром к Надюше прибежала сердобольная Вилькина соседка и сообщила о смерти Вилькиного отца. Он умер тихо, сидя за кухонным столом. Уже полгода, как он жил совсем один, и совсем опустился. Надя быстро собрала все нужные документы и телеграфировала в Алма-Ату. Начальство сработало оперативно, и уже на следующий день Вилька прилетел в Ленинград. Еще два с половиной часа на электричке, и он дома. Он торопился на похороны отца, но больше всего хотел увидеть свою подругу.

– Он очень изменился, – заметила про себя Надя, – загорел, стал еще выше. Его сильные мышцы и мощные плечи обтягивала белая футболка. Да он красавец! И почему я раньше этого не замечала?

Они долго стояли, обнявшись, и он впитывал в себя ее родной запах. Чистый запах лаванды и цитрусовых.

– Отпусти меня и давай заниматься делами, – смущенно пробормотала Надя.

– Хорошо, но сначала я тебя поцелую, – и он, не дожидаясь ее согласия, нежно и долго поцеловал ее.

«Вот он, мой принц! Ну почему я не узнала его раньше? Боже, как же много я потеряла», – подумала Надюша.

Потом, когда все приготовления для похорон были сделаны, документы и разрешения получены, они без сил рухнули на диван.

Она спала, обняв его так крепко, словно хотела удержать навсегда. Потом забылась глубоким сном, и он чувствовал на своей груди ее легкое ровное дыхание. Вилька уснул не сразу. Все лежал и думал: «Как же я люблю ее. Как же сильно я люблю ее». Обняв рукой белоснежные, с синими, маленькими, трогательными венками плечи подружки, он чувствовал дремотное тепло ее кожи, а когда поворачивал голову, видел ее безмятежно-преданное, чистое, как сама невинность, лицо.

Дом пробуждался. Шумела вода в кранах, хлопали двери, снизу доносился чей-то кашель. Надюша проснулась и соскочила с постели. Ей было стыдно за свою застиранную маечку и за то, что они спали в одной кровати, тогда как отец Вильки лежал в морге.

– Вилька, просыпайся, – разбудила парня уже одетая Надя, – у нас еще дел полно!

Сонный Вилька соскочил с кровати, и Надюха покраснела, увидев его в обтягивающих трикотажных трусах. Он все понял, смутился и побежал в туалет.

К восьми часам, собрались Надины подружки и быстро навели порядок в квартире. Намыли полы и посуду, начистили овощи. Надя взяла на себя готовку. Вилька за это время обежал своих друзей и нашел тех, кто смог бы помочь ему выкопать могилу для отца.

Когда он вернулся домой, девчонки притихли и потеряли дар речи.

– Вилька? Ты так подрос! – неожиданно брякнула Людочка, открыв от изумления рот.

– Да, армия пошла тебе на пользу, – добавила Наташа, не сводя глаз с красивого парня.

***

К десяти вечера все было готово к завтрашним похоронам и поминкам. Надюша вышла из ванной, он потянулся к ней, и она положила руки ему на плечи. Сквозь тонкую ткань ночной рубашки Вилька ощутил ее влажную кожу. Он прижался к ее губам, а затем легко подхватил ее и опустил на диван.

– Мне страшно, – прошептала она.

– Не бойся, я всегда буду рядом, буду любить тебя. Своим присутствием, своей заботой и прикосновениями.

И Надюша полностью доверилась ему. Она легко и безболезненно рассталась со своей девственностью. Удивилась, что крови почти не было и уже вся, без остатка, отдалась своему принцу. Своему единственному принцу – Вильке.

Ночью Вилька проснулся, почувствовав Надин взгляд. Она смотрела на него пристально и долго, как будто любила его всегда и не могла наглядеться.

Он как бы находился в пограничной атмосфере между сном и явью. В месте, когда на грани засыпания возникает нечто волшебное, нереальное.

– Сегодня отличная ночь. Ночь, чтобы летать! – беззвучно прошептала она и протянула ему руку. Он без колебаний взял ее и, забравшись на перила балкона, они шагнули в пустоту. Влюбленные летели над спящим и пустынным городом, иногда продираясь сквозь косматый туман. После дождя блестели асфальтированные дорожки, желтым светом мерцали одинокие уличные светильники, но все же было очень темно. Тусклые мерцающие фонари казались окутанными какой-то легкой серебристой субстанцией. Звуков вообще не было слышно.

Недавно построенные, безликие, кирпичные дома выстроились в ряд, как спичечные коробки. Пролетев над проспектом, они оказались в полосе темноты. Под ними появился Дворец культуры, фасад его тонул в тумане. Серая пелена скрывала барельефы, каменную резьбу и массивные статуи. Освещенные двумя яркими фонарями показались дымящие трубы алюминиевого завода. Над рекой громоздился добротный автомобильный мост, связывающий две части города. Влюбленные то взмывали высоко вверх, паря и кувыркаясь в мягких облаках, то опускались до самой земли. У Вильки захватывало дух! Он стал дышать глубже и крепче держать Надюшу за руку.

– Я не вижу нашей тени, – закричал он.

– И не увидишь! Нас вообще никто не видит!

Вдоль реки, куда ни глянь, появлялись неброские деревянные домики, местами утопающие в садах.

На линии горизонта засветилась тонкая яркая полоска света. Она постепенно расширялась, освещая небо розовато-алым светом.

– Боже, как красиво! – Вилька впервые видел рассвет таким необыкновенно-волшебным.

Утром он удивлялся чудесному сну. Его чувства к Надюше взяли верх, и он вновь сжал ее в своих объятиях, мельком подумав, почему ее волосы такие влажные…

***

Похоронили дядю Колю достойно, честь по чести. На следующий год Вилька обещал поставить отцу памятник. На поминки пришли соседи, несколько бывших коллег по работе на заводе и новые его друзья-собутыльники. Говорили речи, хвалили как хорошего работника, человека с золотыми руками, доброго, вежливого соседа. Но Надька не могла ему простить невнимания к сыну, Вилькину заброшенность и запущенность. Вилька уловил ее настроение и, подняв стопку, произнес: