Текст книги "Дар Степаниды"

– Мам, ну не одевай мне платочек, я же не девочка, – говорил белокурый мальчик.

– Сынок, ну солнышко же припекает. Вот будет у тебя солнечный удар, – пугала ребенка мать, пытаясь на ходу одеть на него детскую косынку.

– Мам, ну не одевай, я же мальчик! – у ребенка дрожали губы и подбородок, и он еле сдерживался, чтобы не заплакать.

– Мам, ну не одевайте вы на мальчика платочек, ведь у него такие прекрасные кудряшки, и он такой красивый мальчик… – подражая голосу мальчика, чуть виновато сказал Евгений.

***

Прошло три месяца. Можно было определенно сказать, что Евгений полюбил Надежду с первого взгляда. Ей тогда уже исполнилось двадцать шесть, а он был моложе ее на два года. Евгений ухаживал за Надеждой, как настоящий джентльмен: покупал цветы, дарил сладости, а затем, когда был допущен в дом, вернее, в девятиметровую комнату, стал приносить продукты. Евгений практически не отходил от Надежды. Встречал ее с работы, подружился с Антошкой, научил его играть в футбол, ходил гулять в парк и катался с ними на каруселях. И каждый день, проведенный с этой чудесной девушкой и ее сыном, казался ему праздником.

Евгений решил сделать Наде предложение руки и сердца, и сделать это красиво. Он заранее забронировал столик в ресторане и им отвели отдельный, маленький, на несколько человек банкетный зал. Надежда вошла и обомлела. Замерла от восторга. Стол был украшен цветами, и ненавязчиво играла нежная музыка Морриконе.

Евгения можно было бы назвать настоящим красавцем, если бы не очень крупный нос. Но мужчину он не портил. Его смуглое лицо просто светилось от счастья. Темно-синий пиджак, одетый поверх светло-голубой сорочки, подчеркивал его атлетически сложенную фигуру. Он был намного выше Вильки. На столике меж ними трепетала свеча, и Надежда видела, как у него в радужке отражается ее пламя. Его глаза казались влажными, и ей показалось, что он сейчас заплачет. Как же он хорош собой… Она смотрела на Евгения, а вторая ее половинка думала совсем о другом: «Как же я привыкла к одиночеству, и совсем оно меня не напрягает. Хочу ли я замуж?»

– Наденька, будь моей женой! – красиво, как в кино, встал Евгений на одно колено и протянул ей кольцо в красной бархатной коробочке.

Надежда достала колечко, поднесла его к губам, словно хотела поцеловать, и отвернулась, чтобы скрыть внезапно выступивший на щеках густой румянец.

Евгений невольно залюбовался ею. Задыхаясь от счастья, он начал целовать ее в теплые щеки, губы, глаза. Он прижимал ее к себе и все глубже погружался в аромат ее кожи, в ее опьяняющий запах волос. В этот момент в ней впервые после Вильки что-то шевельнулось и отозвалось на безмолвный страстный призыв, который непрерывно шел от него с первой их встречи.

От этого неожиданного чувства она оторопела, но потом вдруг резко встала, одернула платье, извинилась, и вышла из зала, оставив растерянного Евгения одного. Ей захотелось остудиться, умыть лицо, постоять и подумать.

В большом зале гостей было много. Отмечали юбилей солидному крупному мужчине. Он уже прилично выпил, и его жена бросала на него тревожные взгляды. Поздравления уже были сказаны, подарки юбиляру подарены, а тамада приглашал гостей поразмяться и потанцевать. Нарядные дети бегали стайкой по залу и играли в догонялки.

Пробираясь сквозь многочисленных гостей к туалетной комнате, Надежды задержала взгляд на молодом фотографе. Он почему-то в разгар веселья уже складывал свое имущество в кофр, и при этом у него сильно тряслись руки. На шее молодого человека, как у нее самой в момент сильного волнения, проступили красные пятна. Фотограф вызвал в ней какое-то тревожное чувство, беспокойство. Засмотревшись ему вслед, она не заметила бежавших на нее детей. Две маленькие принцессы, убегая от мальчишек постарше, врезались в ее колени. Она присела и с улыбкой обняла их.

– О, Боже! Только не это! Только не сейчас! – подумала она и упала на пол. А где—то очень-очень далеко кто-то кричал и звал на помощь.

Темнота. Почему так темно? Нет, вот же свет… Но как же выбраться отсюда? Я в яме?

Надя карабкалась наверх по отвесной земляной круче, цепляясь за мелкие кустики и острые камни, раздирая в кровь пальцы и ломая ногти, испытывая при этом сильную боль. Она наконец-то выбралась на поверхность. Дул сильный ветер, разметая песок в разные стороны и закручиваясь в большую спираль, он превращался в черную воронку. Надя прищурила глаза, защищая их от песка и пыли, и постаралась отойти от котлована как можно дальше. Она убрала волосы, хлеставшие по лицу, и стала всматриваться в прямоугольники, заносимые песком, стоявшие в два ряда на земле.

«Надо идти!» – Надежда, преодолевая страх, покрутила бабушкино кольцо на пальце, – О, Господи, да это же гробы! Как их много. Надо заглянуть в них, но как же страшно…. «Надо, надо заглянуть, иначе я ничего не узнаю», – уговаривала она себя, закрыв от страха глаза.

Надя подошла к гробам на непослушных ватных ногах и открыла глаза:

– Ой, да это же гости с юбилея. А в маленьких гробиках – девочки-принцессы, которые налетели на меня.

Они лежали, как фарфоровые куклы, в светлых, воздушных платьицах. Бездушный ветер трепал их распущенные длинные волосы и засыпал их песком.

Она пересчитала гробы. Двенадцать! Но что же случилось? Что случилось? Фотограф! Он странно вел себя, думая, что его никто не видит. Затем поспешно ушел. Все связано с фотографом!

Белая, как полотно, она почувствовала судорожное сердцебиение и подкатывающую к горлу тошноту. Сильный резкий запах помог ей прийти в себя. Надежда вынырнула из песчаной бури и очнулась на диванчике малого зала. Над ней склонились официантка, сующая ей в лицо ватку с нашатырем, и испуганный бледный Евгений со стаканом воды.

– Спасибо, все хорошо! Мне уже лучше! Вы идите! – виновато сказала официантке Надежда. Она полностью пришла в себя, салфеткой вытерла кровь из носа и с виноватинкой в голосе сказала Евгению:

– Женя, не знаю, поверишь ли ты мне, но многие люди, танцующие сейчас в большом зале, в ближайшее время умрут.

Евгений еще больше побледнел, но ответил:

– Я верю тебе. Что мне делать?

– Хотела бы я знать, что делать! Что делать? Сейчас все примут меня за сумасшедшую хулиганку… Ладно. Не привыкать. Так! Пожалуйста, позвони в милицию и разыщи следователя Корнева. Если он еще там работает. Пусть приедет как можно быстрее. А если его нет, просто вызывай милицию. Кстати, ты не видел здесь фотографа?

***

Пока Евгений искал Корнева, Надежда вышла в зал, выключила музыку и, отобрав у безголосой полураздетой певицы микрофон, громко сказала: «Никто, слышите, никто из вас больше не прикоснется к еде на столах. Есть информация, что она отравлена»

Евгений встретил Корнева и тот, едва увидев Надежду, вспомнил ее и уточнил: «Сенина? Церковь и помойка?»

– Угу, – кивнула Надежда.

– Так что с ними? Вы переполошили гостей. Некоторых довели до сердечного приступа, праздник людям испортили, а, между прочим, это главврач железнодорожной больницы. И если никто до завтра не умрет, то не сносить нам головы!

– Я не могу ничего сказать… Но, если бы я вас не вызвала, я бы себе этого не простила.

Уже через пятнадцать минут машины скорой помощи одна за одной увозили гостей из кафе. Все такси были подключены к эвакуации посетителей и работников заведения…

***

На следующее утро в больнице скончалось восемь человек. В программе «Время» диктор бодрым голосом сообщил телезрителям: «По сообщениям очевидцев, после посещения ресторана «Алмаз» в медицинских учреждениях оказались более 33 человек с одинаковыми симптомами. По предварительной информации, причиной отравления стала курица из салата «Цезарь». Сотрудники Роспотребнадзора провели проверку в ресторане, в ходе которой они забраковали 65 ккилограмм сырьевой и готовой продукции. А также было выявлено, что сотрудники ресторана работали без медицинских книжек и с просроченными медосмотрами. Вопрос о временном закрытии заведения будет решаться в ближайшее время. Дело возбуждено по статье «Нарушение санитарно-эпидемиологических правил, повлекшее по неосторожности массовое заболевание или отравление людей».

Надя сидела за массивным, полированным, длинным столом в кабинете начальника милиции. Рядом сидел Корнев в форме с погонами капитана и внимательно смотрел на Надежду.

– Не знаю, ну я не знаю… Чертовщина какая-то! – нерешительно промолвил подполковник, теребя в руках канцелярскую скрепку. Восемь человек умерло. А ты сказала – двенадцать?

Подполковник встал и подошел к окну.

– Будет двенадцать! – робко ответила Надежда и виновато опустила голову, – трубку возьмите! Это из больницы! – воскликнула она.

Корнев и начальник милиции переглянулись. Через тридцать секунд зазвонил телефон, и начальник вздрогнув, резко снял трубку. Поговорив с кем-то, он осторожно повесил трубку и посмотрел на Надежду.

– Десять! Дааа… Думаю, что на этом и закончится…

– Нет… – тихо возразила Надежда.

– Но ведь сколько спасли… Пал Дмитрич, – подал голос Корнев.

Опять зазвонил телефон. Подполковник снял трубку, выслушал голос на том конце провода и громко рявкнул:

– Ищите! Не мог он бесследно пропасть! Ищите этих чертовых фотографов! И того, и другого.

Рука его непроизвольно потянулась к сердцу, и он еле слышно сказал:

– Да, Надежда Сенина… Кто же ты такая?

Подполковник молча сел, уставился усталыми глазами на телефон и резко дернулся в сторону девушки:

– А вот скажи мне, где живет душа? Какая она? Как выглядит?

– Не знаю, Павел Дмитриевич. Меня саму это все так пугает. Я так хочу быть простым человеком и не видеть этих страшных видений. Еще не известно, захочет ли теперь мой жених взять меня замуж или побоится? Кому нужна чокнутая жена?

– У вас, Надежда, бесценный дар – помогать людям… Так помогайте же, – сказал Корнев и пристально посмотрел девушке в глаза, – давайте начнем с фоторобота лжефотографа…

***

1985г.

Людмила и Надежда уютно разместились за столом Людочкиной кухни. Надя принесла с собой бутылочку красного сухого вина, а Людмила вытащила все вкусности из холодильника, приготовленные тетей Ниной.

– Как редко видимся… Как редко, – качала головой Люда и стругала крупными ломтями копченую колбасу.

Наконец – то открыли бутылку и сели.

– Ну, давай обмоем твой дипломчик! Ой, какой красивый! Красненький! Это чего это? С красным дипломом закончила?!

– Ну да! Так уж вышло! Да ты не завидуй, я же заочно закончила, а это не так серьезно, как очно!

– Ой, да какая разница! Диплом об окончании института! – с гордостью за подругу сказала Людмила и торжественно разлила вино по красивым фужерам. Эффектно взмахнув рукавами японского кимоно, она предложила поднять бокалы.

– Ну, теперь в школу пойдешь работать? – спросила она, закусывая голландским сыром.

– Нет, пока Антошка маленький, буду работать в детском саду, а дальше – видно будет! У меня, между прочим, еще новость есть! Мы с Женькой собираемся пожениться.

– Что, серьезно? Ты же говорила, что не любишь его?

– Ну не люблю, конечно, так, как Вильку…

Надя помолчала, теребя край клеенки в подсолнухах, и тихо сказала:

– Знаешь, Людка, я вижу Вильку каждую ночь во сне, в таких запретных изощренных сновидениях, что просыпаюсь каждый раз с чувством стыда и страха за свои измены. А потом мне так стыдно глядеть на Женьку…

– Ну, может, тебе пока еще не стоит выходить замуж?

– Моему ребенку нужен отец. А Женя так хорошо к нему относится… Я, Людка, семью хочу! Настоящую! Родители, дети, бабушки, дедушки… И все за одним столом. Дни рожденья и выходные с сырниками. Взаимопонимание и любовь!

– Ну, ты дура чокнутая! Да ты через неделю уже взвоешь от свекрухи! Вот, у меня уже две свекрови было! И все-ну чистые ведьмы!

– Нет, у него семья хорошая, интеллигентная: мама-медсестра, папа-военный. У Женьки еще два брата есть!

– Мама родная! Давай-ка еще по одной! Да ты ж не пьешь! Ну ладно, за тебя! А жить где будете?

– У меня. Потом денег заработаем, комнату обменяем на большую или на квартиру. Думаем, что свадьбу отметим у Жени дома. Скромно.

– А нас-то пригласишь, я надеюсь?

– Приглашу. Тебя, Наташку и Маринку. Больше никого не могу, сама понимаешь…

Людмила запьянела.

– Надька, а погадай мне! Ну-у-у, пожалуйста!

Надя достала карты, перетасовала их и протянула подруге вытащить три карты из колоды. Разложила их в три ряда и стала тихим шепотом толковать выпавшие комбинации. Надежда внимательно посмотрела на Люду, резко перемешала карты на столе и взяла Люду за руки. Долго сидела, пока не появилась из носа струйка крови.

– Люда, вот что я тебе скажу. И попрошу тебя прислушаться ко мне! Этот парень, с которым ты сейчас встречаешься… он очень плохой человек. Если сейчас не уйдешь от него – погибнешь… Затащит он тебя в омут. Он ведь не только тебе порошки приносит? Скажи!

– А-а-а! Вот оно что! Это тебя моя мать подослала! Точно! Мать! – поняла все для себя Людочка и выпила еще бокал.

– Нет. Никакая не мать, – возразила Надя.

– Так откуда же ты про него знаешь?

– Я, Люда, про близких мне людей многое знаю.

– Врешь, врешь, врешь ты все! Завидуешь мне всю жизнь! – заистерила Люда и убежала в комнату. Надя вымыла лицо под краном, подошла к подруге, рыдающей в подушку, обняла и успокоила ее:

– Все хорошо! Все будет хорошо! А гадать мы больше не будем: будущее – закрыто, прошлое – забыто, а настоящее – даровано!

– А это правду про тебя говорят, что ты вперед за минуту знаешь, кто звонит по телефону, – всхлипывая, стала расспрашивать Людочка.

– Ну да! Есть такое. А кто говорит – то?

– Надька, что я тебе сейчас покажу!

Людочка выпорхнула из-под модного, клетчатого, в английском стиле пледа в соседнюю комнату и вернулась с газетой.

– Вот, смотри, – тыкала она пальцем в объявления на последней странице, – читай! Нет, лучше я!

Людмила плюхнулась на диван и стала выразительно читать:

– «Я экстрасенс. С помощью карт просмотрю Вашу ситуацию и постараюсь помочь найти правильное решение. Вместе с Вами попробуем справиться с любой ситуацией в отношениях с любимым человеком. Делаю расклады на картах классического Таро, рунах»

– Вот еще: «Экстрасенс, нумеролог, таролог и ясновидящая. У Вас сложная ситуация в жизни и Вы не знаете, какое принять решение? Или чувствуете, что кто-то Вам завидует? А может, Вам просто интересно, что ждёт Вас в ближайшем будущем? Я отвечу на все Ваши вопросы, используя богатейшие знания, переданные из поколения в поколение!»

Люда отложила газету и с вызовом посмотрела на Надежду:

– Ты представляешь, сколько денег можно срубить! Ты, этакая ведунья, а я твоя помощница! На мне будет черное в блестках платье и диадема в волосах, а у тебя…

– Все, все, все! Успокойся, милая! – остановила ее Надя, – Я никогда и ни за что не буду брать денег с людей. И вообще, как только я пытаюсь узнать чью-то судьбу, я сразу слышу бурчание бабушки Степаниды: «Судьба не любит, когда ей задают вопросы».

Людочка расстроилась, что не сошьет теперь мать ей платье с блестками, как в новом журнале, и вновь завела свою старую песню:

– Да, Надька… Вот ты жила с алкоголиками, никто тебе не помогал, работала и посудомойкой, и санитаркой, и нянькой. Образование получила. А я? Ни учебы, ни работы…

– Людка… ну не начинай!

– Ни мужа, ни семьи… Мать болеет. Не станет ее, что делать? Ну, вот почему тебе все, а мне —ни-че-го?

– Ну, милая, развезло ж тебя! Ты у нас и умница, и красавица! И все у тебя еще впереди! Надо только видеть перед собою цель!

– Це-е-ель? А-а-а! Тогда я все по-ня-лаа! Че ж ты мне раньше-то этого не говорила? Це-е-ель!

***

Евгений каждый день встречал ее с работы и терпеливо ждал ответа на вопрос: «Ты выйдешь за меня замуж?» Историю в ресторане старались не вспоминать. И про этот страшный случай Евгений никому не рассказывал. То, что у Нади есть пятилетний сын, его не смущало, а Надежда видела, как мальчик тянется к нему и, наконец, дала свое согласие. Жизнь текла своим чередом.

Свадьбу отмечали в квартире Жениных родителей, а жить молодые решили в Надиной комнатке. Все приглашенные гости были со стороны жениха. А со стороны невесты скромно сидели три ее подруги: Марина, Наташа и Людмила.

– Какая ты красавица, Надька! И пара у вас замечательная! Ой, как он смотрит на тебя… Ты в золотистом платье, а он -в бежевом костюме! И нисколько не выглядит моложе тебя… Антошку с кем оставила? – тараторила возбужденная от трех выпитых фужеров вина Людочка.

– С соседкой. Девчонки, я так благодарна вам за это платье! Что бы я без вас делала?

– Даже не верится… Надька теперь у нас – Стрельцова! Стрельцова Надежда Геннадьевна! – обняла подругу Марина.

Гости вновь закричали: «Горько! Горько!» Молодые встали, и в этот момент в окно влетел камень величиной с кулак. Стекло разбилось вдребезги. Гости вскочили со своих мест, заволновались. А за окном стояла пьяная Зинаида и с надрывом кричала:

– Надька, стерва! Родную мать на свадьбу не пригласила. Это где ж это видано, люди добрые. Родную-то мать на свадьбу не позвать…

Гости затихли, и кое-кто стал с осуждением поглядывать на Надежду. Невеста закрыла лицо руками, а Зинаида стала развлекать соседей, выглядывающих из окон дома. Охрипшим голосом она выкрикивала похабные частушки и даже пыталась отплясывать на мокрой после дождя траве:

«Не женитеся, ребята,

Не валяйте дурака.

Я женился, взял без титек,

А теперь – без молока»

– Господи, как стыдно! Как стыдно – то, Господи!

Мудрая свекровь решила, что мать невесты лучше пригласить в дом, и отправила за новоявленной сватьей своего мужа. Надежда, сгорая от стыда, выбежала из комнаты. За нею ушел и Евгений.

***

1995год

Надежде исполнилось тридцать семь, когда они с Евгением смогли купить кооперативную двухкомнатную квартиру. Зинаида так и жила в однокомнатной квартире «шведской семьей» с Геннадием и Бонифацием, иногда исчезая на одну – две недели неведомо куда. Надежда приходила к ним нечасто, если приходила, то приносила продукты и прибиралась в квартире. Мать презрительно смотрела на нее, но помощь дочери принимала как должное.

В этот день, еще на работе, у Надежды появилось не проходящее чувство тревоги. От предчувствия чего-то плохого она не находила себе места. Надя перебрала в уме всех своих близких, подумала о каждом и решила пойти к матери. Она долго звонила и стучала в дверь ногами. Соседи, высыпавшие на лестничную площадку, учуяли запах газа и вызвали газовщиков. Взломали дверь. Геннадий и Юрий заснули за столом вечным сном, со счастливой улыбкой на лице. На кухне кипящий чайник залил газовую плиту, а пьяные друзья этого не заметили. Зинаиды в квартире не было. Надежде пришлось хоронить двоих – и отца, и Бонифация. Зинаида вернулась домой через две недели. Съездила на кладбище и поминала обоих своих мужей несколько дней.

***

В один из вечеров Надежда возвращалась с работы. У подъезда дома, на лавочке, сидели, греясь на теплом летнем солнышке, пожилые соседки. Увидев Надежду, кумушки замолчали.

– Здравствуйте, – поздоровалась с ними Надежда.

– Здрасти, здрасти! – зашамкали полубеззубыми ртами старухи.

Не останавливаясь, Надежда вошла в подъезд. На втором этаже ее догнала одна из сидевших на скамейке старушек.

– Наденька, прости, а ты мать свою давно видела?

– Давно. Месяца три назад. Дома, как не приду, ее все нет. Соседи говорят– не видели.

– Я-то твою мать и тебя давно знаю. Ты девочка добрая, никогда бы свою мать не бросила. Зина… она… как бы тебе сказать… Я вчера к дочке в Ленинград ездила. И видела Зинаиду!

– Где, Евдокия Андреевна? Где вы ее видели?

– В метро!

– Куда она могла ехать?

– Она не ехала… Она… милостыню просила…

– Милостыню? Не-ет… этого не может быть! Денег я ей не давала, пропьет, а еду постоянно носила. Да и пенсия у нее есть. Боже мой! Какой позор! Стыд-то какой… Но зачем? Чего ей не хватало?

– Надя…. Это еще не все, – виновато проговорила старушка, будто сама что-то натворила.

– Что? Что еще? Она больна?

– Она… свою квартиру продала.

– Как продала?

– Да вот так и продала… Чуркам каким-то… молодым.

***

Подземный переход больше напоминал Надежде старое бомбоубежище и находился не в самом лучшем состоянии. Зимой, по словам бомжей, он покрывался толстым слоем льда и превращался в каток, а летом становился «холстом» для вандалов всех мастей. Уже год на входе в переход болтался массивный железный плафон, готовый в любой момент сорваться и упасть на голову случайного прохожего.

Надежда почти весь день провела в подземном переходе. Она подходила к продавцам, попрошайкам, музыкантам. Показывала фотографию матери. Все качали головой и ничего дельного не могли сказать. Но когда Надежда уже собиралась уйти, мужчина непонятного возраста, продающий корзинки, попросил Надю еще раз показать ему фото. Он долго смотрел на карточку и неуверенно сказал:

– Можа и узнал, а можа… и не она это… Эта, на карточке, красивая… Как артистка! А петь твоя может?

– Петь? Может. Еще как может! Ее Зина зовут, а еще могут Софийкой называть…

– Эта… про ту, что я думаю, приходит утром и стоит до обеда. Щас ты ее не застанешь.

– А зачем стоит – то?

– Знамо, зачем. Милостыню просит. Поет иногда, пляшет. Люди смеются… Денежки кидают. А тебе она кто, дочка?

– Мать она мне, дяденька, мать.

– Мать?! Пути Господни неисповедимы, – перекрестился мужик, – а ты бы у меня хоть корзинку купила!

***

Надежда, крепко прижав к себе сумочку и ивовую корзинку, спалана скамейке в зале ожидания Московского вокзала. Мимо нее несколько раз прошел недовольный милиционер. На пятом заходе он все же подошел к прилично одетой, сладко спавшей гражданочке и потряс ее за плечо:

– Гражданочка! Эй, гражданочка!

– Ой! Здравствуйте! Уже утро? Извините, заснула немного.

– Здесь вам не гостиница! Едете куда? Где Ваши вещи?

– Вещи? Извините! Мне только до утра посидеть. Я на электричку опоздала.

– Документы есть? Вроде приличная, не из этих… Ладно, сиди!

– Есть. Паспорт. Спасибо! Я правда… не из этих…, – пролепетала милиционеру Надежда и, засыпая, подумала: «Интересно, а кто такие – эти?»

***

В подземке уже вовсю кипела жизнь. Предприимчивый люд расставлял самодельные прилавки, ящики. Натягивал веревки и развешивал дешевый некачественный китайский товар. Ожидая появления матери, Надежда совсем уж было замерзла, но вчерашний мужик, которому Надежда вернула назад купленную корзинку, напоил ее горячим чаем из термоса. Через некоторое время в переход шумно спустились три плохо одетые женщины. Одна из них держала младенца и громко, заливисто смеялась. Надежда узнала бы этот смех из тысячи.

– Мама!

Зинаида оглянулась по сторонам, вжала голову в плечи и сделала вид, что не узнала дочку. Но деваться было некуда, а Надежда неумолимо наступала на нее.

– Мама!?

– Ой, глядите, кто пришел! Ну-у! Че пришла? Денег надо? Так нету денег! А ты работай! Работай, как я! На холоде, да еще и с ребенком! Аха-ха!

– С ребенком? Откуда у тебя ребенок?

– Да родила!

Ее товарки громко и противно заржали.

– Когда же ты родила? – ничего не понимала Надя.

– Да сегодня! Утром сегодня и родила. Иди, посмотри на свою сестренку.

Ничего не понимающая Надежда подошла ближе, открыла уголок одеяльца и увидела… полено с нарисованной смешной мордочкой. Товарки пуще прежнего заржали и стали показывать на Надю пальцами.

– Мама! Что за цирк? Зачем ты здесь? Ты чего позоришься?

– Че? А чего мне стыдиться? Я себе на хлебушек зарабатываю.

Зинаида села на услужливо подставленный ей бомжом ящик. Достала табличку с корявой надписью «Памагите внучке на аперацию!»

– Как же тебе не стыдно? Ты же людей обманываешь! – пыталась образумить ее дочь.

– Дааа? Люде-ей? А где те люди, которые меня обманули и обокрали?

– Мама, поехали домой!

– Домой? А в какой дом – то? Нет у меня больше дома. Ни-че-го нет! Продала я квартиру-то свою. А ты, поди, денег хочешь? А нет ничего! Все забрали… Суки! Все забрали! Заставляют здесь сидеть целый день, крохоборы паршивые! Ублюдки поганые. Нарядили, как старуху… А знаешь, а поехали-ка, Надька, домой! – приняла решение Зинаида.

В это время, напевая, поигрывая бицепсами, по лестнице спускался молодой здоровенный амбал, и, услышав последние слова Зинаиды, направился к ней.

– Это куда это ты, паршивое чмо, лыжи навострила, – ухватил ее за старую дырявую кофту качок.

– Что-о-о? Старое чмо? От чмырины слышу! А не пошел бы ты! Плевать я на вас хотела! Домой еду, – вырывалась из его цепких рук Зина.

– Ты мне денег должна, тварь! Пока не отработаешь, никуда не поедешь!

– А какое вы право имеете обзывать мою мать? А ну-ка, уберите от нее руки, – подбежала к нему Надежда.

– Это кто еще тут на меня тяфкает? Люлей, блин, захотела?

– Да я сама сейчас тебе наподдам! Мама, беги, беги давай!

Надежда стала со всей силы колошматить амбала сумкой. Зинины товарки, боясь наказания, оттаскивали Надежду от здоровяка. Тот со всего маху ударил Надю по лицу, и она пролетела по грязному полу до наваленной груды деревянных ящиков. Зинаида вырвалась, налетела на парня, как фурия, и дико заорала:

– Что-о-о?! Моего Ленина бить?!

Мать со всей силы опустила на голову амбала ребенка-полено, и бугай со стоном опустился на грязный заплеванный пол. Зинаида бросила «ребенка», схватила дочь за руку и потянула за собой.

***

Зинаида с видом бомжа и Надежда в испачканной одежде, с огромным бордовым подтеком на лице, в разорванной кофточке, сидели напротив друг друга в вагоне электрички. Они ехали домой. Пассажиров было много, но рядом с ними никто не садился. Сначала, когда прошло возбуждение от бегства, они молчали и старательно не смотрели друг на друга. Надя рассматривала пейзаж за окном, а мать чистила свои обломанные, с черными каемками ногти. Первой заговорила мать:

– Он меня любил.

– Кто?

– После того, как Генка с Юриком отравились газом, мне и жизнь -то стала не мила. А Джаваншир… кстати, в переводе – молодой, сильный лев! Он такой красивый! Жениться обещал.

– Боже, ты неисправима!

– Сказал: «Домик купим на берегу моря»

– Ага! Дура ты, мамка!

– Ну, не такая уж и дура! Видела дочку мою новорожденную? Правда, красотка?

Мать и дочь засмеялись. Пассажиры брезгливо, с осуждением посмотрели в их сторону, а мать и дочь засмеялись еще громче.

***

1997 год

Надежда, закрыв дверь за врачом скорой помощи, зашла в детскую комнату, где теперь жила ее мать. Зинаида лежала на постели с видом умирающей Марии-Магдалины. Руки ее были сложены на груди, как у покойника, глаза прикрыты.

– По – большому она ходит один раз в день… Сердце болит… Пить надо меньше! Да ты еще всех нас переживешь! – выговаривала Надежда матери.

Зинаида резко села на кровати, обхватила голову руками и стала раскачиваться.

– Ну и к чему ты эти концерты устраиваешь? Живешь, как у Христа за пазухой. В тепле, в чистоте. Сыта, одета. Что тебе еще нужно? – допытывалась Надежда, хотя все ответы ей были понятны. Мать была в клетке. А ей нужна свобода и деньги.

– Я хочу быть хозяйкой, – громко заявила мать, стягивая с себя ночную рубашку.

– Хозяйкой?! Какой хозяйкой? Готовить ты не умеешь. В магазин тебя ни зачем послать нельзя, покупаешь одно гнилье…

– И никакое не гнилье! А уценку. Экономить надо, дура!

– В своей комнате ты не прибираешься, – продолжала перечислять дочь все материны грехи, – одежду твою стираю я. За внуками ты не приглядываешь. Впрочем, ты даже не знаешь, сколько им лет.

– Я хочу быть хо-зяй-кой!

– А-а-а! Я поняла! Ты хочешь быть хозяйкой, чтобы деньги у тебя были? Чтобы ты могла пить вволюшку и алкашей сюда водить? Да? Не-ет! Так дело не пойдет! Не будешь отдавать мне пенсию, я тебя кормить не буду! Понятно? Во! Вот где у меня все это сидит, – показала Надежда рукой у горла и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Зинаида встала с кровати, погрозила Надьке вслед кулаком и грязно выругалась.

***

В эту ночь Надежда и Евгений молча лежали на диване. Они вновь поругались из-за матери. Рядом, на раздвинутых креслах мирно посапывали двенадцатилетняя дочка Сашенька и семнадцатилетний сын Антон. Евгений шепотом стал выговаривать Надежде свои претензии.

– Надоело! Я ненавижу ее! Мы вчетвером ютимся в одной комнате. А она, барыня, живет в отдельной комнате, как королевна!

– Женя, когда ты на мне женился, ты знал, какое у меня приданое, – взывала к его совести Надя.

– Но тогда она с нами не жила! Меня домой ноги не несут! Понимаешь? Надя, очнись! У нее алкогольная зависимость! Она сегодня опять пьяная пришла! В парке, говорит, гуляла. Откуда у нее деньги?

– Не может быть. Разговаривала она абсолютно нормально.

– Ага! Заглядывает тебе выразительно в глаза, как совершенно трезвая. У этих алкашей, когда нужда, они абсолютно разумными становятся, здраво так рассуждают и вполне логично к результату выворачивают, не придерешься! Ну, я больше так не могу! Надя! Зачем ты тратишь свою жизнь на того, кто тебя не любит?

– Женя! Она моя мать! Куда я ее дену? Снимать ей жилье? У нас на это денег нет.

– Есть тут у меня один план. В общем так, смотри….

***

За столиком, в цивильном кафе, сидели Евгений и принаряженная Зинаида. Теща уминала уже второе мороженое и пила дорогущий кофе, а зять нервно похлопывал себя газетой по коленке и поглядывал на вход.

– Постарайтесь ему понравиться, – попросил ее Евгений.

– Обижаешь, зятек, – поджала губы Зинаида.

В кафе вошел семидесятилетний, благообразного вида старичок и оглянулся по сторонам. Евгений помахал ему свернутой газетой и крикнул:

– Степан Николаевич!

Степан Николаевич подошел к столику, поздоровался с Евгением за руку и галантно поцеловал руку Зинаиде.

– Степан Николаевич! В объявлении службы знакомств сказано, что вам нужна спутница жизни, – открыв газету, начал Евгений.

– Да, да! Именно спутница жизни. От 30 до 40 лет, – уточнил старичок.

– Ну а я как раз подхожу Вам по всем параметрам, – воскликнула Зинаида и одарила возможного жениха очаровательной улыбкой.

– Я молода, красива, со мной не соскучишься… Я пою, танцую и… Я очень хорошая хозяйка. И зовут меня Зинаида! Но очень близкие мне люди зовут меня София! А у Вас, Степан Николаевич, своя квартира? – взяла переговоры в свои руки Зинаида.

– Да, в старом фонде, конечно, но своя. И я живу… за городом.

– Степан Николаевич! Прописка нам не нужна, поэтому поводу вы не переживайте, – уточнил Евгений, чтобы, не дай Бог, старичок не подумал, что кто-то покушается на его квадратные метры.

– Ну, я думаю, стоит попробовать нам с Зинаидой пожить вместе.

– Попробуйте, конечно, но мы против гражданского брака. Мы очень любим свою мать и совсем не хотим, чтобы ее репутация пострадала… – возмутился зять.

– Да. Именно. Жить без брака – это же моветон! – отвернулась оскорбленная Зинаида.

– В приданое за матерью мы даем ковер, трельяж, постельное белье. Занавески, посуду и все, что нужно…. Да еще шубу…