Текст книги "Двойные игры адвоката"

В затруднительном положении находился и сам Аркадий Серебровский. Он бесился, негодовал, упрекал старого адвоката в том, что тот не может найти к клиентке подход, но в душе понимал, что и сам немного преуспел в этом. Он бегал в эту чертову клинику для психов, принося с собой цветы, конфеты, тратя часы драгоценного времени на разговоры с женой, которая раздражала его все больше. Она смотрела на него преданными, как у собаки, глазами и говорила о своей любви, а стоило ему, потеряв терпение, сказать ей что-нибудь обидное, она, еще хуже, замыкалась в себе. Временами Аркадию хотелось схватить ее за шиворот и хорошенько тряхнуть. Если бы это еще помогло решить проблему! Катя стояла на своем: ей нужно время, и она спасет их брак. Он, в свою очередь, пересмотрел свое первоначальное предложение и готов был пожертвовать четырехкомнатной квартирой, плюс – ежемесячное содержание, если она согласится. Это пробивало брешь в его бюджете. Но на что не пойдешь ради любви и свободы! Однако такая жертвенность только лишний раз убеждала Катю в том, что она на верном пути и стоит ей немного потерпеть, как супруг капитулирует, признав поражение.

В назначенный срок она вышла из больницы и вернулась домой. Судя по тому, что на мебели в их общей квартире лежал толстый слой пыли, Аркадий дома не жил. У Кати глухо заныло сердце, когда она переступила порог ванной комнаты, откуда ее несколько недель назад забрали. Скомканные полотенца на полу, разорванная на полосы простыня, засохшие пятна крови, следы множества людей – все это хранило память о мрачных событиях того рокового дня. Екатерина даже порадовалась, что Аркадий в ее отсутствие не наведывался сюда. Вряд ли у человека со здоровой психикой возникнет охота вернуться в этот дом, жить в нем, принимать ванну там, где в кровавой пене корчилось обнаженное тело жены.

Она была еще слаба, но все-таки твердо решила побороть физическое нездоровье и привести квартиру в порядок, подготовиться к визиту мужа. Серебровская была уверена, что он придет. Не сегодня, так через неделю. Несколько дней подряд она только и делала, что мыла, скребла, выносила мусор. Результаты оказались впечатляющими. Преобразилась не только квартира. Преобразилась Катя. Физический труд явно пошел ей на пользу. В ее глазах появился живой блеск, спина распрямилась, движения стали более сноровистыми. Она уже не шаркала ногами, как старуха, а двигалась, как и подобает женщине ее возраста. Ей нравилось вновь обретенное ощущение уюта собственного дома, когда знаешь наперечет каждую тряпку, любое полотенце в кухонном шкафу. Присутствие в семье домработницы облегчало быт, но крало у нее то, что всегда было ей мило. Ей нравилось быть хозяйкой и ощущать свой дом кончиками пальцев.

Однако прошла неделя, а Аркадий не явился. Не было вестей и от его адвоката. Складывалось впечатление, что они просто забыли о ней. После многократных больничных визитов, долгих уговоров, увещеваний, щедрых посулов, проклятий и угроз затишье воспринималось ею весьма тревожно. Когда подошла к концу вторая неделя пребывания Кати дома, ее состояние можно было охарактеризовать одним словом: паника. Она томилась, ожидая известий от Аркадия и не получая ничего – ни звонка, ни визита. Отсутствие информации порождало очень плохие предчувствия и, казалось, подтверждало ее самые мрачные опасения. А что, если их брак с Аркадием уже расторгнут? Кто его знает? Она где-то слышала, что иногда дела в суде рассматривают заочно. У нее не было адвоката, не было возможности с кем-нибудь посоветоваться, да и просто излить душу. Родители ее сторонились, так и не простив дочери страшного проступка. Пару раз забегала Маруся, но общаться с ней Екатерине было тягостно. Та постоянно вспоминала неудавшийся суицид и свою роль в сохранении жизни сестры. Ей нравилось рисовать положение Екатерины в безрадостном свете, и она на ходу отметала даже гипотетическую возможность возвращения Аркадия в лоно семьи. Ей радостно было осознавать, что она не одинока в своих несчастьях и сестре также не везет. Она готова была любить Екатерину больной, немощной, отчаявшейся, поскольку радоваться чужому счастью для нее всегда было тяжким испытанием. Каждый раз после ее визита Катя испытывала острый приступ безысходного отчаяния. Ей казалось, что Аркадий больше к ней не вернется. Воображение рисовало картины безграничного счастья, которое он наверняка испытывает с другой женщиной. Она представляла их вдвоем на прогулке, за чашкой утреннего кофе, видела, как они предаются любви, и испытывала при этом жгучее желание наказать их обоих за все: за то, что они счастливы, а она – нет.

В воскресенье к ней заехал водитель Аркадия и привез конверт с деньгами. Он ничего объяснять не стал, сказав лишь, что Аркадий Александрович передал ей средства «на жизнь». Деньги она приняла не только потому, что в первый момент просто растерялась и взяла конверт, не понимая, что там. Ей нужны были деньги. Пребывая в расстроенных чувствах, она не слишком следила за тем, что ест, и, честно говоря, у нее не было аппетита. На полках в шкафах еще имелись кое-какие запасы, но холодильник был пуст. Конечно, помощь оказалась весьма кстати, и Катя подумала о муже с благодарностью. Набравшись смелости, она позвонила по знакомому номеру. Но когда Аркадий ответил, у нее почему-то пропал голос, и первые мгновения она просто молчала.

– Катя, это ты? – спросил он, а она чуть не разрыдалась. – Почему звонишь? У тебя все нормально?

«Нет! У меня все ненормально! – хотелось закричать ей. – От меня ушел муж, которого я люблю, а ты задаешь мне дурацкие вопросы!»

Но вслух она, конечно, ответила другое.

– У меня все в порядке, Аркадий. Я просто хотела тебя поблагодарить за деньги. Ты очень внимателен.

– Пустяки. Я должен был подумать об этом раньше. Ты не умерла от голода?

– Нет, – улыбнулась Катя. – Ты же знаешь, я знатная кулинарка. Из одних макарон могу придумать десять блюд.

– Да, ты такая, – согласился он. – Честно говоря, я очень соскучился по твоему борщу.

«Соскучился по борщу» – это не то же самое, что «соскучился по тебе». Однако сердце Кати тревожно забилось. Не надеясь ни на что большее, она все-таки выпалила первое, что пришло на ум.

– Так за чем же дело стало? Приходи на борщ. Я приглашаю.

Она, конечно, понимала, что Аркадий откажется. Зачем ему сдался этот чертов борщ, если у него есть возможность обедать в лучших ресторанах? И, судя по его прежним откровениям, за трапезой ему не придется скучать. У него есть любимая женщина, которая будет сидеть напротив, держа в руках бокал, и улыбаться, глядя на него из-под длинных ресниц.

– Годится, – сказал он. – Готовь свой борщ. Я загляну к тебе вечером.

Катя даже не поняла, что произошло. Она что-то машинально ответила и дала отбой.

Он придет к ней? Катя не была уверена, что правильно поняла его. Может, он имел в виду что-то другое? Но фраза «я загляну к тебе вечером» не была слуховой галлюцинацией. Значит, он действительно придет.

Катя вскочила и уставилась на часы. Было половина первого. Достаточно времени, чтобы приготовить борщ, но катастрофически мало для того, чтобы подготовиться к самому важному свиданию в своей жизни.

Она помчалась на рынок за продуктами, потом, нагруженная пакетами, домой: варила, шинковала, обжаривала, мешала, приправляла. По кухне носились ароматные пары, как в старые добрые времена, когда она ждала Аркадия с работы. Но сегодня все было иначе, и когда она, взмыленная и разгоряченная, подошла к зеркалу, то ужаснулась. На нее смотрело красное влажное лицо в обрамлении растрепанных волос, а спереди на халате красовалось большое жирное пятно от соуса. Стало ясно, что конкурировать с борщом ей не удастся. Рука автоматически потянулась к телефону – узнать, есть ли в ближайшей парикмахерской свободные мастера. Но тут она себя одернула. С чего она решила, что Аркадий желает ее видеть? Он придет на борщ, но это лишь официальная версия. На самом деле его интересует совсем другое – это его соглашение о переоформлении бизнеса. Он красиво к ней подкатил, но с его стороны это уловка, не более того. Катя представила, как смешно в его глазах она будет выглядеть с нарядной укладкой на голове и в туфлях на каблуке, если он придет обсуждать деловые вопросы. «К черту! Я не буду выставлять себя на посмешище», – рассердилась она.

Конечно, она приняла душ, вымыла голову и причесалась, как это делала всегда. Из одежды выбрала блузу свободного кроя и джинсы. Ровно в семь раздался звонок в дверь, и Кате показалось, что она теряет сознание.

Аркадий стоял на пороге, красивый, одетый с иголочки, как всегда. В руках он держал бутылку дорогого вина.

– Это мой вклад, – сказал он. – С борщом, правда, сочетание не очень. Но не приходить же к тебе с водкой.

Катя поставила на стол два бокала. Она гадала, когда Аркадий заговорит о своих делах – прямо сейчас или же тогда, когда они немного захмелеют.

– Красота, чистота, порядок! – похвалил он, оглядывая квартиру. – Как я по всему этому соскучился!

Катины старания не пропали даром. Вокруг царил образцовый порядок. В гостиной был накрыт стол. Свечи Катя ставить постеснялась, а вот букет ромашек оказался весьма кстати. Он отлично гармонировал и с борщом, и с пампушками, которые Катя успела напечь, и с вышитыми в деревенском стиле салфетками. Бутылка французского вина смотрелась заезжим гостем на русских посиделках, но хозяйку это волновало мало. От волнения у нее пропал аппетит. Но она надеялась, что сохранила, по крайней мере, способность говорить.

Ей не стоило волноваться. Говорил в основном Аркадий. Он прихлебывал борщ, заедал пампушками, хвалил и то и другое. Он был в отличном расположении духа, рассказывал Кате о каких-то далеких знакомых, которых она уже едва помнила. Что-то касалось поездки, пропажи какого-то чемодана, возвращения отца семейства домой в одном нижнем белье. Короче говоря, это была веселенькая история, суть которой Катя так и не поняла, потому что как завороженная глядела на мужа. Он был остроумен, сыпал шутками, был, как говорится, в ударе. Могло создаться впечатление, что Аркадий хочет произвести на нее впечатление, понравиться, очаровать. Противиться натиску его харизмы было невозможно. Но Серебровская не зря считала себя женщиной здравомыслящей, поэтому ждала от неверного мужа подвоха. Вот сейчас она расслабится, и он преподнесет ей какой-нибудь сюрприз в виде очередного соглашения, разработанного Грановским. Но с борщом было покончено, вино распробовано, однако историям Аркадия Александровича не было видно конца. Вечер завершился, и Серебровский откланялся, оставив жену в полном недоумении. Зачем он приходил? Поесть борща? Видимо, новая избранница Аркадия держала его на голодном пайке, если ради сытного ужина он был готов провести вечер в компании опостылевшей ему жены.

Через два дня он позвонил ей сам и предложил вместе навестить общих друзей. Катя была несказанно удивлена. Последние года три он вообще не появлялся с ней на людях, предпочитая наносить визиты самостоятельно. Честно говоря, Екатерина и сама не настаивала, чувствуя себя комфортно лишь в домашней обстановке. Встречи с друзьями причиняли ей боль. Она кожей ощущала, что Серебровский тяготится ее присутствием, стесняется ее внешнего вида. Оказавшись среди знакомых, Екатерина словно немела, произносила неуклюжие фразы и весь вечер сидела словно приклеенная к стулу. Ей казалось, что, если вести себя так неприметно, люди не заметят ее раздавшейся талии и неловких движений. Муж и сам не настаивал на том, чтобы она поддерживала контакты с друзьями.

Но вот теперь определенно что-то изменилось, раз он просит ее составить ему компанию.

– Ну так ты пойдешь? – спрашивал он нетерпеливо.

Ее охватила паника. Что она могла ему сказать? Что у нее нет подходящего платья? Что она сотню лет уже не общалась с людьми (психи и санитары не в счет)? Что она еще не успела похудеть?

Но он ждал ответа, и она ответила просто:

– Да, Аркаш. Конечно, я пойду.

– Ну вот и хорошо, – обрадовался он. – Я заеду за тобой в семь.

Она надеялась, что в полседьмого у нее не случится инфаркт.

Кстати, ее опасения оказались напрасными. Она привела себя в порядок: подкрасила глаза и губы, чего не делала уже несколько лет, зачесала волосы наверх, достала из гардероба туфли на каблуках. Когда в назначенный час за ней приехал Аркадий, он не мог скрыть своего удивления.

– А ты прекрасно выглядишь! – заметил он, а она покраснела.

Вечер прошел на удивление хорошо. Говорили в основном приятели. У них в семье намечалось прибавление, и все разговоры крутились возле этой темы. Муж и жена давно мечтали стать родителями, но обстоятельства были против них. Зато теперь, когда все свершилось, они не могли скрыть своего восторга и вовсю делились планами на будущее.

– Мы придем на крестины, – обещал Аркадий, подмигивая Кате.

Та была в растерянности. Он что, собирается продолжать с ней отношения? А как же развод, о котором он истово просил две недели назад? А как же его любимая женщина? Аркадий хотел цивилизованного расставания. Может, это просто дань новой моде, когда бывшие муж и жена проводят время вместе, а потом расходятся по домам? Катя не была уверена, что у нее хватит дипломатичности общаться с Серебровским в столь современном русле. Она была собственница по природе, и мысль о том, что ей придется делить любимого мужчину еще с какой-то женщиной, была ей невыносима.

– Ну а когда вы решитесь? – спросила вдруг приятельница, поглаживая огромный, как арбуз, живот.

Катя была не готова к такому вопросу. О счастье материнства она уже и мечтать не смела, особенно после всех событий, которые с ней произошли.

– Мы обещаем подумать, – огорошил ее Аркадий. – Ваш пример заразителен.

Екатерина и вовсе потеряла дар речи. Должно быть, она плохо сумела скрыть свое изумление, поскольку Аркадий взял ее руку и нежно сжал. Весь вечер он был с ней ласков и предупредителен, подкладывал ей в тарелку кушанья, освежал бокал и, рассказывая анекдоты, которых знал неимоверное количество, поглядывал на Катю, смеется ли она. Он был таким, как прежде: веселым, очаровательным, заводным. Приятельница, прощаясь с Катюшей в дверях, только шепнула: «Везет тебе, подружка, с мужем! Береги его».

Катя и сама ничего понять не могла, слишком уж стремительные перемены происходили с Аркадием. Чего это вдруг он заговорил о будущих детях, если старательно избегал этой темы уже много лет? Возможно, он и думал о наследниках, но растить он их должен был с другой, молодой и красивой, ради которой собирался оставить жену.

Она не решилась задать ему вопрос, когда он вез ее на машине домой. Боялась услышать ответ, который разом разрушит ту хрупкую иллюзию счастья, которую она уже создала в своем воображении.

– Тебе понравился вечер? – спросил он, когда они подъехали к дому.

– Очень, – просто ответила она.

– Мне тоже, – сказал он и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. – Я тебе позвоню.

У нее на языке вертелся десяток вопросов, но она только улыбнулась, поправив рукой непослушную челку, и легко выскользнула из машины.

На следующий день ее навестила Светка. Катя не видела ее уже больше месяца. Та вроде бы куда-то уезжала не то по работе, не то просто отдыхать. От Маруси узнала о злоключениях подруги и примчалась оказать ей моральную поддержку.

– Ты должна его бросить! – категорично заявила Светка прямо с порога. – В конце концов, у тебя есть женская гордость, собственное достоинство?

– Ты же знаешь, я лишена и того, и другого, – отвечала Катя с улыбкой.

– Она еще шутит! – возмутилась Светка. – Да ведь ты богу душу едва не отдала! И все из-за этого подонка! Рассказывай, что тут у тебя произошло.

Она решительно плюхнулась на угловой диван в кухне и потребовала чаю. Видимо, разговор намечался долгий, с обилием нравоучений, наставлений и сетований в духе «я тебя предупреждала!».

Может, пару недель назад Кате и хотелось излить душу подруге, спросить ее совета, пожаловаться на судьбу, но этот момент уже прошел. Тем более что у них с Аркадием определенно что-то наклевывалось. Или Кате так только казалось? Тем не менее она боялась спугнуть птицу удачи, и ее рассказ о госпитализации в клинику и пребывании там получился кратким и совсем не красочным. Светка даже пожаловалась:

– Ты говоришь об этом так, словно перенесла коклюш. От подруги ведь можно ничего не скрывать.

Она сидела на диванчике, взволнованная, необыкновенно красивая, в каком-то невероятном красном костюме, обрисовывавшем ее безупречную фигуру. Она была яркая и обжигающая, словно пламя, с этими ее рыжими волосами и хищными кошачьими глазами. Катюша с грустью подумала, что ни одна диета в мире не сделает ее такой же привлекательной. С такой фигурой и таким лицом нужно было родиться. А ведь у Светки, вопреки стереотипам о красивых женщинах, были еще ум и характер.

– Значит, он хотел тебя купить, – сделала она вывод, услышав о том, какое предложение Катя получила от мужа. – Ну а ты что? Чем закончилось-то?

Серебровской не хотелось признаваться, что еще ничего не закончилось. Говорить, что все еще может случиться, в ее положении было глупо, и она просто пожала плечами.

– Я не знаю. Мне просто кажется, что можно попытаться спасти наш брак.

Светка посмотрела на нее как на полоумную.

– Да ты, я вижу, подруга, совсем с ума съехала. Какой брак? Что ты собираешься спасать? Бери все, что тебе предлагает этот подлец, и беги куда глаза глядят. На что ты надеешься? Что он вновь тебя полюбит?

Кате стыдно было признаваться, но в душе она надеялась именно на это. Ведь Аркадия никто не тянул за язык в тот последний вечер. Он сам пригласил ее к друзьям, заявил что-то относительно их совместных планов на будущее. А потом этот прощальный поцелуй…

– Значит, ты, как и его адвокат, советуешь мне превратить развод в выгодную сделку? – спросила она.

– Не слишком-то доверяйся этому пройдохе Грановскому, – посоветовала Светка. – Он тот еще лис. Мой тебе совет, подруга: бери то, что он тебе дает. Это хорошая сделка. Ну и в самом деле, не собираешься же ты заниматься бизнесом?

– Не нужен мне бизнес, – упрямо проговорила Катя. – Мне муж нужен. Я его люблю и верю, что, если он даст мне шанс, я смогу все изменить.

– В одну реку не входят дважды, – возразила Светка. – Да и почему ты решила, что дело в тебе? Положим, ты приведешь себя в порядок, окончишь курсы средиземноморской кухни, переставишь в квартире мебель, и что? Он полюбит тебя за это? Нет, сердцу не прикажешь. Говорю тебе, дай ты ему этот чертов развод!

Этот разговор начал утомлять Катюшу. Должно быть, подруга искренне желала ей помочь, но сейчас Серебровская хотела слышать от нее вовсе не это. Светка все больше сеяла сомнения в ее душе, укрепляя в мысли, что все ее надежды – лишь утопия.

– Давай лучше поговорим о тебе, – перевела она стрелки на подругу. – Что-то ты давно не хвасталась мне своими трофеями. Быть не может, что ты все еще одна! Итак, кто она, твоя очередная жертва?

Но Светка, видимо, была раздосадована тем, что подруга пропустила ее советы мимо ушей. Она уклончиво ответила, что «до сих пор в поиске». Их разговор сам собой иссяк. Чай был выпит, и гостья засобиралась домой.

– Я тебе настоятельно рекомендую принять его предложение, – сказала она на прощание. – Не упрямься. Я ведь желаю тебе только добра. Не думала ли ты, что твое безрассудство просто опасно?

– Опасно? Что ты имеешь в виду? – удивилась Катя.

– Шантаж никого до добра не доводил.

– Ты считаешь, что Аркадий может мне как-то отомстить? – недоверчиво произнесла Серебровская. – Знаешь, Светка, я понимаю, что ты, мягко говоря, не выносишь Аркадия. Но это, согласись, уже чересчур!

Видимо, и сама Светка поняла, что сболтнула глупость. Вид у нее был виноватый и немного встревоженный.

– Да, действительно, мне трудно быть объективной. Я ведь твоя подруга. Но ты не забыла, что я еще и юрист? Говорю тебе как на духу: сделка хорошая. Бери квартиру, ежемесячное содержание, что там? Будешь жить, как кума королю, а там, глядишь, и кавалер какой-нибудь объявится.

– Свет, давай закроем тему, – попросила Катя.

– Ну как знаешь, – недовольно произнесла подруга. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Она спешно «клюнула» подругу в щеку красной помадой и ушла, оставив Катю в растрепанных чувствах. Конечно, Серебровская понимала, что Светка была права, говоря ей и про реку, в которую не входят дважды, и про щедрое содержание, которое ей вознамерился предложить Аркадий. Но ведь подружка ничего не знала о том, что они начали снова встречаться. Значит, ее советами можно пренебречь.

Вечером позвонил Аркадий, и все сомнения Кати развеялись, как тучи под натиском ветра. Он был чрезвычайно любезен и пригласил жену в театр. Последующие две недели были наполнены бесконечными визитами к его друзьям-приятелям, походами в кино и на шашлыки. Аркадию, казалось, доставляло удовольствие бывать с супругой на людях. В гостях он был с ней нежен, и все присутствующие дамы только завистливо вздыхали, глядя, как холеный красавец мужчина ухаживает за своей женой. В другой раз Катя бы только порадовалась такому преображению супруга, но прошлые события все еще слишком вдадели ею, и она не могла расслабиться, не могла всецело довериться ему. Аркадий, обычно не приветствовавший открытое проявление чувств, вдруг стал чрезвычайно нежен. Он обнимал жену, не особо смущаясь посторонних глаз, целовал ее руки, шею так, что неловкость испытывала сама Катя. Казалось, что всем на свете Серебровский хотел доказать, насколько дорога ему жена, как он любит ее.

Один раз, возвращаясь поздним вечером из гостей, он остановил машину у подъезда, затем взял руку Кати в свою ладонь, провел губами по ее коже.

– Катя, тебе не кажется, что нам пора с этим кончать? – спросил он, глядя ей в глаза.

У Серебровской сердце рухнуло вниз. Проглотив комок в горле, она еле слышно произнесла:

– С чем кончать, Аркадий?

– С нашими играми в жениха и невесту, – сказал он. – Ты моя жена, я твой муж. Хватит прятаться по углам. Я хочу вернуться домой.

Она не верила своим ушам. Он хочет вернуться домой! Ей казалось, что такого просто не может быть и что сейчас он рассмеется, сказав ей, что шутит. Но Аркадий не смеялся. Он смотрел на нее, дожидаясь ответа.

– Я… – Но она была просто обязана задать этот вопрос. – А как же та женщина, Аркадий? Как быть с ней?

– Пусть тебя это не беспокоит. Ее больше нет в моей жизни, – ответил он.

Катя так и не поняла. Но не стала уточнять, что произошло с любовницей Аркадия. Это ее не касалось, да она и сама не хотела ворошить прошлое. Какая разница, что у них там случилось, главное, что муж опять вернулся к ней и думать забыл о разводе. Она где-то слышала, что легкая интрижка на стороне способна укрепить брак. Видимо, у них произошло что-то в этом роде.

В тот же вечер Серебровский перевез вещи домой. Его рубашки заняли привычное место в шкафу, а зубная щетка поместилась в стаканчике на полке в ванной комнате. Потекла привычная семейная жизнь. Аркадий утром уходил на работу, но вечера теперь неизменно проводил дома. Жить бы да радоваться, но Катю не покидало чувство ненатуральности происходящего. С одной стороны, все было как прежде: ежедневные походы по магазинам, многочасовая готовка, спокойные ужины по вечерам. Ко всему этому Катя только села на диету и занялась физическими упражнениями на дому. Но с другой стороны, ей трудно было понять, что произошло с мужем, если он вдруг принял решение сохранить свой брак с ней. Конечно, ей бы очень хотелось верить, что Аркадий наконец оценил ее по-настоящему и сделал вывод, что лучше ее и быть не может. Но Катя была не глупа и понимала, как далека ее внешность от совершенства, да и сам Аркадий, человек жесткий и прагматичный, был не таков, чтобы вдруг начать ценить в ней душевную чистоту и преданность. На людях он был просто великолепен. Никто не мог соперничать с ним в предупредительности по отношению к своей второй половине. Дома он проявлял больше сдержанности в чувствах.

Екатерина ожидала, что их ждет второй медовый месяц, но ее надеждам не суждено было сбыться. Серебровский делил с ней супружеское ложе, но вот попыток сблизиться не предпринимал. Как-то после очередного вечера в кругу друзей, где муж просто фонтанировал любезностями, она решила проявить инициативу. Обняв его сзади руками, она принялась нежно целовать его плечи, шею. Он довольно резко отстранился.

– Что с тобой? – спросила она, потрясенная, обиженная.

– Ничего, Катюш, – вяло улыбнулся он. – Просто устал.

Она села на кровать рядом с ним.

– Аркадий, может, нам стоит обсудить, что происходит?

– Мы что, будем обсуждать мою усталость? – удивился он. – Котенок, я много работаю, и ты это знаешь. Кроме того, тебе грех жаловаться. Мы ведем с тобой сейчас активную жизнь: ходим по гостям, в театр, выезжаем за город.

– Да, это так, – согласилась Катя. – Но может, нам стоит снизить активность, раз это тебя так утомляет? Нет никакой необходимости пять дней в неделю проводить вне дома. Это время мы могли бы побыть вдвоем. Нам есть что друг другу сказать, не так ли?

Он резко распрямился.

– Мне кажется, ты сама не знаешь, чего хочешь! Помнится, ты упрекала меня в том, что мы никуда не выходим вместе. Вот как раз сейчас я решил исправиться. Но ты опять недовольна! Чего же тебе все-таки надо?

– Прости, Аркаша, я очень ценю твои усилия сделать нашу жизнь более насыщенной, – взмолилась Катя. – Мне очень нравится ходить с тобой в гости, к друзьям. Но я так скучаю по нашим тихим вечерам вдвоем! Только ты и я. Помнишь? Мы могли бы пересмотреть старые фильмы, я приготовила бы тебе чудесный ужин. Мне не хватает тебя, как ты не понимаешь?

– Мне трудно это понять, если все свободное от работы время мы проводим вместе, – упрямо возразил Аркадий.

– Да, вместе. Но не вдвоем! Мне не хватает твоей нежности, ласки. Аркаш, мы даже не спим вместе.

Серебровский молчал. Он сидел на краю кровати, она рядом, но между ними зияла пропасть. Она готова была рискнуть и перейти к нему по хрупкому, непрочному мостику, а он, по всей видимости, нет.

– Думаешь, мне легко? – спросил он вдруг, подняв на нее глаза. – Ты упрекаешь меня и, наверно, имеешь на это право. Но думала ли ты о том, что я сейчас чувствую? То, что произошло между нами, – это как болезнь. Время лечит, но его прошло не так много. Выздоровление наступило, но нам нужно окрепнуть. Ты так не считаешь?

Катя была потрясена. Конечно, пребывая в эйфории от возвращения мужа домой, она совсем забыла, что он вернулся к ней не с войны или из дальней командировки, чтобы немедленно требовать от него любви. Их брак подвергся испытанию на прочность, но они сумели выстоять. Представляла ли она, какими шрамами покрыта сейчас его душа? Она не знала ни ту женщину, которая причинила ей столько горя, ни ту причину, которая вернула его обратно. Стоило ли рвать по живому, требуя проявлений любви от человека, который едва пришел в себя от пережитых потрясений?

Он с ней – и это главное!

– Аркаш, извини, я действительно поторопилась, – сказала она, нежно гладя его по руке. – Тебе нужно время, и я готова подождать. Сколько потребуется.

Он кивнул, поцеловал ее в щеку, благодаря за понимание.

Они легли спать одновременно, погасили в комнате свет, но каждый занял свою половину кровати. Катя чувствовала, что между ними лежит та самая женщина, но прогнать ее вон у нее не хватило решимости. Она лишь верила в то, что время залечит раны и вернет к ней Аркадия.

Больше она не решалась затрагивать щекотливую тему, надеясь на то, что все устроится само собой. Но время шло, а в их отношениях ничего не менялось. Аркадий приходил домой к ужину, привычно ссылался на усталость, а потом занимал место возле телевизора. Она мыла тарелки, терла и без того чистую, как стеклышко, кухню, а потом шла в спальню и долго лежала с книжкой, делая вид, что читает. Ей не особенно нужен был секс как таковой, она готова была довольствоваться малым, например полежать, обнявшись, перед телевизором, глядя очередной сериал. Или он мог бы тормошить ее, как когда-то: обхватить руками за талию и, дурачась, делать вид, что откусит ей ухо. Она покрывалась мурашками и хохотала, отбиваясь от него. Все это осталось лишь в воспоминаниях. Обыденность была безрадостной, хоть волком вой. Но внешне приличия были соблюдены, и придраться было не к чему. Мало ли что ей хотелось романтики! А кто сказал, что она должна быть между людьми, прожившими бок о бок пятнадцать лет?

Зато все знакомые пели им дифирамбы. В какой еще семье муж так нежно относился к жене, так выставлял напоказ свое к ней расположение? Маруся просто давилась ядовитой слюной, когда изредка навещала сестру. Аркадий из кожи вон лез, стараясь продемонстрировать искренность своих чувств по отношению к Кате. Понятно, Марусю это ужасно злило. Сестра больше не нуждалась в ее сочувствии. Светка и вовсе, высказав свое «фи», перестала приходить к Серебровским. Будучи натурой властной и бескомпромиссной, она не понимала, как можно простить близкому человеку предательство.

Вот тогда у Кати и появились навязчивые страхи. Каждый раз, когда она дожидалась возвращения Аркадия с работы, в ее сердце змеей заползала тревога. А вдруг он больше не придет? Она беспрестанно смотрела на часы, прислушивалась к шагам на лестнице. А когда муж, наконец, появлялся, он заставал Катю в состоянии, близком к панике. Видя его, она успокаивалась, почти весело накрывала на стол, но на следующий день все повторялось. Она не могла себе дать отчет, в чем тут дело. Чего она боялась? Весь мир ее опять замкнулся на Аркадии, и осознание того, что он может опять оставить ее или же заболеть, погибнуть, угнетало ее без меры. Однажды, следуя примеру сестры, она решила сходить к гадалке. Маруся очень рекомендовала ее, так как сама снимала у нее венец безбрачия. Замуж сестра, впрочем, не вышла, но это не мешало ей вовсю рекламировать услуги колдуньи среди знакомых. Катя рассчитывала на то, что визит к гадалке успокоит ее, вернет ей веру в будущее. Сама она не особо доверяла людям, занимающимся подобным ремеслом, не верила в порчу или сглаз, но полагала, что в терапевтических целях такое общение может быть даже полезно.

Гадалка приняла ее в квартире, расположенной на пятом этаже обычного панельного дома в спальном районе. Комната, в которой творилась магия, была затемнена тяжелыми портьерами и освещена пламенем свечей. В воздухе витали запахи благовоний. Было душно. Ни один лучик света, ни струйка свежего воздуха не проникали сквозь плотные занавеси. Катя почувствовала головокружение, но только сильнее прижала к себе сумочку, в которой у нее лежал аэрозольный баллончик на случай приступа астмы. Она храбрилась, понимая, что все это бред и сюда она пришла за утешением. Гадалка, дама средних лет, с волосами, выкрашенными в радикально черный цвет, была немногословна. Сначала она зачем-то долго держала руку Кати в своей руке, словно считала пульс. Ее ногти с кроваво-ярким маникюром смотрелись жутковато на белой, безжизненной руке посетительницы. Серебровская про себя решила, что женщина специально добивалась такого эффекта. Подобные страсти и привлекали сюда экзальтированных особ типа ее сестры.