Текст книги "Пятна"

– Долго она. А вдруг случилось что? Может, в обморок упала от жары? Она же бледная как простынь ушла. Схожу, проверю, – заволновалась Любаша.

– Да не нагнетай.

– Нет, Костя, я схожу…

Не прошло и минуты как пронзительный визг заставил всех схватиться за оружие и выбежать на улицу. Люба стояла в предбаннике, хлопала себя руками по бедрам и причитала:

– Зря мы её одну отпустили, ой зря…

Настя лежала на березовом полке́, потухшие приоткрытые глаза в ужасе уставились в потолок, точно заметили на нем что-то пугающее. Её правая рука с перерезанными венами безжизненно свисала вниз, а маленький кухонный нож валялся в луже крови.

– Это я виноват. Я не сказал ей про лекарство. Хотел позже, чтобы не напугать. Думал, есть время. Мы – чудовища, но она не такая, я чувствовал…, она бы не смогла, – Хирург сам не знал, почему вдруг так прикипел к этой едва знакомой девушке. В жены он её брать не собирался, удочерять тоже, но смерть Насти стала его личной утратой.

– Я виноват, я, – доктор вышел на улицу и отправился искать лопату.

Глава 16. Погорельцы

Юля спустилась на первый этаж и по привычке щелкнула выключателем. Светлее не стало. Куница цокнула языком, пеняя на свою забывчивость. Позавчера воры срезали провода на столбах за посёлком. Электрические нити, соединявшие «Весну» с цивилизацией, оборвались, откатив общину на сто с лишним лет назад, когда планы по электрификации молодой советской республики только начали претворяться в жизнь.

Куница понимала, что это надолго. Может быть, навсегда. Коммунальные службы уже забыли дорогу на окраины города и курсировали максимум по центральным улицам Краснодара. В «Весне» своего электрика не было. Даже Бобёр-старший лишь беспомощно развел руками.

Шиииииииих. Чиркнула спичка. Слабый огонек от тоненькой восковой свечки тускло осветил кухню. Дзинь! Граненый стакан острыми осколками разлетелся по кафелю.

– Вот корявая, – выругалась на себя Юлька, – и как я его не заметила?

Веник зашуршал по полу, и стеклянные кусочки отправились в совок. Из угла за этим процессом ревниво наблюдал робот-пылесос. Отец отчего-то отказывался его выбросить. Для Историка этот умный кусок пластика оставался неким символом безвозвратно утраченного прошлого, торжества человеческой лени, которая стала движущей силой в научном прогрессе.

Куница вдруг почувствовала себя жутко одинокой. И дело было не в том, что отец в данный момент дежурил в «скворечнике». Ощущение одиночества копилось в ней уже давно, но именно сейчас, в полутемной пустой кухне вдруг выплеснулось через край как кипящая вода из кастрюли.

Юля не могла поделиться этим с папой. Он конечно бы выслушал, покачал головой, может быть, даже выдавил из себя пару советов или шуточек, но вряд ли бы понял её. В такие мгновения Юльке очень хотелось, чтобы рядом оказалась мама. Настоящая. Как у других девочек.

Она подошла к холодильнику, увешанному магнитиками, большая часть из которых представляли собой прозрачные пластиковые рамочки с фотографиями из памятных мест. По ним можно было проследить её взросление. Портрет Юли-первоклассницы с бантами, вот они с папой в Сочи-парке два года спустя, десятилетие отметили в Турции, а тут ей четырнадцать на рок-концерте. Возле лестницы и на стенах комнат висели другие фотки, на которых мелькали лица бабушки, дедушки, тёти, друзей, но только не мамы.

Куница знала, что отец хранил её снимки в специальном альбоме и на старом жестком диске: свадьба, медовый месяц и первая студийная фотосессия вместе с маленькой пухлощекой малышкой. Он никому их не показывал. И ни за что бы не выбросил.

В дверь постучали. Вселенная точно почувствовала одиночество Юльки, решив скрасить его внезапным гостем. Сашка смущенно топтался на крыльце с пакетом в руках:

– Привет. Не помешаю?

– Привет. Пришел пожелать мне спокойной ночи?

– Ну, типа того. Вот, нашел сегодня. Я не особо люблю, а ты вроде ценитель, – Таран протянул большую упаковку зернового кофе.

– Сашка! Ой, не…, я не могу это взять. Это же кучу денег стоит! Автомат, наверное, можно купить. Оставь себе, пригодится.

– Бери, я тебе говорю! Назад не понесу.

– Ммммм… блин, мне не удобно. С чего такой подарок? У меня День Рождения не скоро, а восьмое марта уже прошло.

– Авансом, на Новый год, – потупившись, улыбнулся Таран.

– А пошли сварим? У нас кофемолка есть ручная, еще дедушкина.

Юлька включила плитку, в рассекателе зашипел газ, робко затрепетали голубые язычки пламени. Швец осторожно распечатал вакуумный пакет бразильского кофе, который случайно нашел сегодня в брошенном доме. Тот лежал в верхнем кухонном шкафчике совершенно не тронутым, точно ждал его. В хате уже побывали мародеры и перевернули всё вверх дном, каким чудом уцелел этот деликатес, для Тарана осталось загадкой. Зерна захрустели на жерновах кофемолки.

– Ммммм…. пахнет волшебно. Я уже забыла, когда такой кофе пила. Тебе сухого молока сколько ложек?

– Не, я просто черный буду.

– Любишь покрепче? Ладно. Сань, слушай, возьми меня в следующий раз на вылазку, а?

Швец свистнул и повертел пальцем у виска:

– Я что, совсем ку-ку? Зачем мне разборки с твоим папой? Витька вон до сих пор подальше от тёти Лены держится.

– Да, учудила тогда Улька. Но я ей даже завидую.

– А я Бобру нет. Лучше одному в мародерку бегать, так хоть только за себя отвечаешь. Сама видишь, какие дела. Потрошители эти объявились, собаки страх потеряли, да еще чесоточники стали вокруг чаще шмыгать…

Кастрюлька с кофе забурлила, Юля быстро сняла её с огня и достала ситечко:

– Сегодня утром подходила одна девушка. Пятнистая. С виду приличная, молодая, одежда нормальная. Ты как раз после дежурства отсыпался.

– Чего хотела?

– Соль просила. Жалуется, что им в город не попасть, а вокруг соль закончилась.

– Ну да, мы с Витькой много соли на первых порах перетаскали, лет на десять хватит, – Таран отхлебнул из кружки и прищурился от удовольствия, – раньше классно было, а теперь порожняк. Почти все «консервы» вскрыли уже. Дома, машины, всё по три раза перешарено, редко что-то ценное попадается.

– Я папе сказала, что уйду из дома, – внезапно выпалила Куница.

Швец подавился и разлил кофе на стол:

– Уйти?! Куда? Зачем? С кем?!

– Ну… с тобой.

– Зашибись. То-то Истор…, в смысле Михаил Ильич на меня так косо смотрит, словно я на уроке забыл, в каком году случилось Ледовое побоище.

– Зря я ему разболтала. Просто такой депрессняк навалился, вот и разоткровенничалась. Обычно я его не достаю, молча тоскую. А тут… Сань, не волнуйся, он знает, что это чисто мой бзик, а не ты меня подбиваешь. Папка это называет «дурь пубертатная».

– Юль, я понять не могу, тебе что, плохо живется? Вода, еда, одежда, крыша над головой – всё есть! Да о таком половина выживших мечтает, я про пятнистых молчу даже. Чего за депрессняк-то? Куда идти? Зачем? Ты думаешь, вокруг медом намазано, одни мы в дёгте сидим?

– Саша, хватит…

– Нет, ты объясни. Я же вижу какие за периметром дела творятся. Людей вижу, которые от голода под заборами дохнут. Детей, у которых от всякой дряни животы раздувает.

– Перестань…

– Просто сбежать из дома – это не круто, Юль. Это глупо. Романтики в этих приключениях – на копейку, а проблем – на миллион.

– Проехали…

– Ну, свалим мы, а дальше что? Чтобы выжить, сейчас только один вариант – прибиться к сильной общине. А смысл уходить со своей земли, чтобы на чужой с низов начинать?

– Господи, ты как папа! Такой же душный! Капаешь, капаешь, капаешь на мозг как сосулька весной. Уж лучше бы наорал! Сказал, что я дура чокнутая, идиотка малолетняя, сволочь неблагодарная, чем вот так сверлить меня своими доводами! Я знаю про опасности, проблемы, риски, всё понимаю. Но не могу я так больше, понимаешь? НЕ-МО-ГУ!

Юля отвернулась, быстро вытерла слезы в уголках глаз, но Таран успел их заметить:

– Извини, да, я – зануда. Не думал, что этим закончится наш разговор. Ладно, пойду, дежурить скоро.

– Тебе еще через два часа. Побудь еще немного… со мной.

Сашка, преодолев смущение, обнял её за талию и поцеловал. Куница вздрогнула, подалась ему навстречу, но тут же отступила:

– Погоди, я не…

– Расслабься, ты мне давно нравишься, всегда нравилась, – с легкой дрожью в голосе пробормотал Таран, – просто захотелось поцеловать тебя. Кто знает, что будет завтра? Может, я из вылазки не вернусь? Не хочу жалеть, что не сделал этого.

– Ну зачем ты так? Нашел кого разжалобить.

– Да никого я не жалоблю. Но раз тебе всё равно…

– Стоп, мы сейчас опять договоримся. Саша, давай откатимся назад, к тому моменту как закипел кофе. Вот с этого места заново начнем. Без обид и романтики, – Юля выставила перед собой открытые ладони, точно проецируя невидимый защитный экран от новых посягательств.

– Фух… то просишь с тобой побыть, то отойди подальше. Не пойму тебя.

– Побыть – не значит лапать.

– Аааа… ну прости, не удержался. Я же сказал, что ты мне нравишься, – уже смелее, даже с вызовом напомнил Швец.

Куница прикусила губу, обдумывая ответ так, чтобы не задеть самолюбие друга:

– Если тебе девушка нужна, то лучше Лизе предложи встречаться. Она, знаешь, на тебя как смотрит? Как кошка на сметану. А на меня с ревностью, что мы с тобой близко общаемся.

– Да ну?

– Я серьезно. Вы же с Витькой друзья? Он – с Улькой, ты – с Лизой. Удобно.

– А если я не хочу с ней, а с тобой хочу? – вновь стал напирать Таран.

Юлька растерянно вжалась в спинку стула. Худенькая, чуть нескладная, она сидела, втянув тонкую шею в острые плечики. Под майкой угадывались ребра и плоский животик. Её трансформация в женщину чуть задерживалась как поздняя весна. Миловидное личико еще сохраняло детские черты, Юля мало походила на выпускницу школы и органичнее бы смотрелась в классе девятом, чем в одиннадцатом.

Другое дело – сёстры Ложкины. Та же Лизка, к своим восемнадцати уже отрастила третий размер. В её теле гормоны своё дело знали. Куницына никак не могла понять, почему Сашка кадрит её, а не эту чернявую красотку с круглой попой.

Швец ждал ответа. Юлька затянула с паузой, но подходящие слова как назло не шли на ум. Внезапно от неловких объяснений её спасла рация:

– Всем приём! Пожар! Двадцать пятый дом горит!

Сашка и Юля выбежали на улицу, точно полыхало у них за спиной. Витька уже мчался с ведрами к колонке. Семья Ложкиных как перепуганные курицы суетились и размахивали руками. Бобёр-старший в нерешительности замер у крыльца, точно сторожевая собака на цепи.

К счастью, горел заброшенный коттедж на окраине, и пламя пока не угрожало жилым домам. Но порывистый ветер мог запалить соседнюю крышу, а потом перекинуть пожар дальше. Такое уже случалось, когда бродяга-чесоточник забрался на ночлег в пустую хату. Бутылка пойла перед сном, непотушенная папироса – и к утру бедолага стал обугленным шашлыком, превратив в дымящиеся руины еще два дома поблизости.

– В линию строимся! Конвейером передаем! Я – замыкающий, – гаркнул Тарас Романович, натягивая толстые мотоциклетные перчатки.

Пока младший Бобров орудовал ручной колонкой, старший выплескивал воду на горящую стену. Сашка, Юлька, Михаил Ильич, Уля и Лизка, передавали ведра из руки в руки. Первая паника прошла, и все заработали четко и слаженно. Пожар слабел, победа над огнем близилась, как вдруг заполыхало в другом краю посёлка.

– Что за чертовщина?! – крикнул Историк, – теперь у Матвеевых горит!

– Сначала с этим закончим, шевелись, не зевай! – продолжал командовать Тарас Романович.

Но когда через минуту задымился третий дом, всем стало понятно, что проблемы гораздо серьезнее.

– Ой, что же это делается?! – заохала Елена.

– Со всех сторон полыхает! – взвизгнула Лизка.

Историк с Юлькой ошарашено смотрели, как пламя подбирается к их жилищу.

– Поджигают, скоты! Бросай ведра! Витька, дуй домой, рюкзаки наши хватай и все стволы! Остальных это тоже касается!

– Как же это?! Тарас! Ведь погорим все! – взвыла Елена, пятясь спиной к дому Бобровых.

– Рюкзаки! Рюкзаки! Живо! – не унимался Бобёр-старший, первым осознав, что их привычный мир вот-вот рухнет и превратится в пепел.

По его инициативе у каждого рядом с дверью стоял эвакуационный рюкзак: спальник, одежда, набор продуктов на пару дней, лекарства, нож, спички и сухое горючее в непромокаемом пакете. Тарас Романович давно велел подготовить такой «набор выживальщика» каждому соседу для экстренного случая. И вот он наступил.

Как только посельчане снова сбились в одну группу, из темноты сверкнули вспышки выстрелов. Несколько пуль угодили во второй этаж Бобровых. Все упали на траву. Таран отполз к кустам туи и открыл ответный огонь.

– Сашка! Охолонись! Отбой! Слышишь?! Прекрати стрельбу, – рявкнул Тарас Романович, – они запугиваю только. Видишь, как высоко взяли? Экономь патроны…

Через секунду хриплый командный голос, усиленный рупором, перекрыл треск от горящих домов:

– Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Выходите с поднятыми руками, и никто не пострадает.

Незнакомец замолчал. Полыхающие хаты огромными факелами пылали с четырех сторон. Обезумевшие насекомые неслись к этим гигантским кострам со всей округи. Едкий дым клубился над крышами. Витька натужно закашлял и закрыл рот рукавом.

– Мамочки, страшно-то как, – всхлипнула Улька.

– Пап…, – Куница посмотрела на отца, но слова застряли в горле.

Не дождавшись ответа, противник требовательно повторил свою речь, но в этот раз добавил, что в случае сопротивления все будут уничтожены. Чтобы придать словам вес, невидимые поджигатели сделали дюжину дырок в стене дома и прострелили окно. Осколки стекла со звоном рассыпались в паре метров от Ложкиных.

– Вот что, ребятки. Уходить придётся, но не всем сразу, а мелкими группами, – сказал Бобёр-старший.

– Как уходить? И бросить всё?! – всхлипнула Елена.

Улька попыталась её успокоить, но у самой голос дрожал еще сильнее:

– Мам, бежим, пожалуйста. Брось ты это барахло, другое наживем.

– Саня, разведай, как там за домом, – приказал Тарас Романович.

Юлька проводила друга взглядом, опасаясь, что больше его не увидит.

– У вас две минуты. Выходить с поднятыми руками. Мы гарантируем, что сохраним всем жизнь, – повторил хриплый громкоговоритель.

– В глотке дерёт, выкурят нас отсюда. Давай ты – направо, я – налево, Таран – по центру? С трех сторон вдарим по ним! – Витька рвался в бой, план с бегством его совсем не радовал.

– Не рыпайся, – Бобёр-старший лежал в стороне от остальных, укрывшись за железной бочкой, – они этого и ждут.

Позади зашуршала трава, и Куница облегченно выдохнула. Швец вернулся.

– Вроде никого. Я через забор перелез, на участке пусто, а дальше не видно.

– Молодец, Санек. Теперь слушайте сюды, – Тарас Романович подполз чуть ближе. Делимся на две группы. Витька, ты за Лену с девчонками отвечаешь, вы, соответственно, втроем держитесь.

– Погоди, ты сказал же две группы? А ты в какой? – донеслось из бороды Михаила Ильича.

– Я в крайней. Тут вас прикрою, когда эти твари на штурм пойдут.

– Батя…

– Цыц!

– Ну, батя…

– Цыц, бляха муха, я сказал! Время тратишь только на причитания. Уходите в противоположные стороны. Место выберите, где потом встретитесь под утро.

Но Историк раскритиковал идею товарища:

– Зачем разделяться? Давай, все вместе двинем? Легче будет отбиться. В две машины все поместимся…

– Ильич, они на это и рассчитывают. Толпой нас в мешок загнать хотят. Колеса прострелят – и хана. Надо тихо и ножками. Как мыши в щелку. Понял? Так хоть у кого-то будет шанс вырваться.

– Можно возле кафе «Заря» встретиться. На трассе, помните? Оно же заброшенное сейчас, разбитое, там точно никого нет, – предложила Юля.

– Пусть будет «Заря». Только я с тобой остаюсь, – прошептала Елена, – и ты на меня не цыкай, не маленькая.

– Тьфу! Ты-то куда лезешь?! У тебя две дочки! О них подумай!

– А у тебя сын!

– Да я всё равно списанный. Во мне клещи ползают! Я – так и так покойник, не сегодня так завтра.

Но Ложкина не сдавалась:

– Какой там завтра?! Тебя недавно покусали, люди с этим больше года живут. А за год и лекарство сделать могут. Не спорь, Тарас, не спорь милый, я тебя прикрою.

Затрещал автомат. Кирпичная крошка посыпалась на траву. Время истекло. Бобёр-старший, понимая, что секунда промедления будет стоить всем жизни, смирился:

– Ладно, делимся на три группы. Историк, Юлька и Сашка – тикайте первыми. К озеру бегите, потом полем, убедитесь, что хвоста нет, и тогда – к «Заре».

– Угу.

– Витька, ты с девчонками – в другую сторону, через лес крюка дайте.

– Понял.

– А мы последними уходим, мимо башни водонапорной, а дальше сориентируемся.

Когда первая группа скрылась за домом, Бобровы жахнули из двух столов. Палили наугад, лишь бы прижать врагов к земле.

– Порядок, теперь ваша очередь. Головой за девок отвечаешь.

Витьке захотелось обнять батю, но парень лишь пересёкся с ним взглядом. Поганое чувство, что они видятся в последний раз, не давало покоя.

– Дуй, я сказал! У кафе встретимся, – торопил отец.

Снова пальба. Бочку, за которой минуту назад прятался Тарас Романович, порядком изрешетили. Пуля перебила ствол туи. Звук выстрелов смешался с треском горящей кровли, лопнуло чердачное окно, и раскалившиеся угольки роем красных рассерженных ос взмыли в небо. Припекало со всех сторон. Но старый Бобёр ждал до последнего. Ответным огнем он выиграл еще несколько минут, и только когда пули выбили фонтанчики земли в метре от его головы, решил отступить.

– Ну всё, Ленок. Теперь мы. Отползай, я за тобой. Сейчас только им маленький подарок отправлю, – Бобров дернул чеку и швырнул гранату.

«Весна» полыхала. Пламя перекидывалось с крыши на крышу, ветер подхватывал искры и разносил их повсюду, как старая сплетница горячую новость. Багряные всполохи подсвечивали снизу облака. К утру большая часть поселка выгорела, черные обугленные руины дымились как после бомбёжки.

Рассвело. Таран перебежал четырехполосное шоссе, углубился в поле, заложил небольшую дугу и вышел с обратной стороны кафе «Заря». Он осторожно приблизился к месту встречи, обогнул с тыла, затем крадучись вышел на парковку. Таких заброшек в округе стояло полно. Окна здесь давно выбили, все ценное вынесли, а малолетние анархисты расписали из баллончиков стены внутри и снаружи, в довесок нагадив за барной стойкой. Место это давно не представляло интереса для мародеров. Сашка помахал друзьям рукой.

– Есть сигнал. Чисто, – обрадовался Историк, оторвавшись от бинокля.

– И пусто? – уточнила Юля.

– Пока да, идём.

Вторая группа подошла через полчаса. Сёстры Ложкины в сопровождении Витьки благополучно добрались до бывшего кафе.

– Отца нет?

– Я надеялся, что вы соединились в лесу, – огорченно вздохнул Михаил Ильич, – за вами гнались?

– Мы спокойно ушли, батя прикрыл. Как раз облака луну закрыли, темень кромешная, легко проскочили.

Михаил Ильич почесал изрядно поседевшую за ночь бороду:

– Мне показалось, я кого-то видел между деревьев. Может, со страху почудилось. Но мы тоже без помех скрылись.

– Божечки, куда мы теперь? Хоть чей-то дом уцелел? – бледная измученная Улька едва шевелила губами от усталости.

– Проверим, как утрясётся, – Таран стянул перчатку и почесал зудящую ладонь, – молодец Куница, хорошую точку для стрелки вспомнила.

Юлька перешагнула через опрокинутый стул с порванной дерматиновой обивкой. На бетонном полу валялись шприцы и блистеры от каких-то таблеток, в дальнем углу лежала прожжённая фуфайка, от неё несло мочой и тухлой рыбой.

– Да, чудное место. Я тут и не была никогда, только вывеска нравилась, когда мимо проезжала.

– Где мама? Почему их до сих пор нет? Почему??? – всхлипнула Лиза.

Сестры Ложкины разрыдались одновременно. Михаил Ильич попытался их как-то утешить, но вышло не слишком убедительно. Оставалось ждать и прислушиваться к каждому шороху. Так прошел час, второй и третий. За всё время по трассе проехала лишь пара машин да мотоцикл.

У Витьки первого закончилось терпение. Бобёр-младший поднялся и перекинул через плечо ремень карабина:

– Я пошел искать. Осмотрюсь вокруг «Весны», потом их маршрутом двину. Батя сказал про водонапорную башню, проверю её и хутор.

– Я с тобой, – оживилась Улька, – я тут с ума сойду пока жду.

– Даже не думай.

Сашка встал с рюкзака и подтянул штаны:

– Поддерживаю, идём.

Но Витька снова замотал головой, один в один как отец:

– Хочешь оставить трех девчонок на одного Историка? Без обид, Михаил Ильич, но вы – не лучший стрелок из нас. Вам напарник нужнее, чем мне. Сейчас главное – незаметность, Таран. От меня меньше шума, чем от нас двоих. Согласен?

Всем пришлось смириться с доводами. Против логики не попрёшь. Даже Швец признавал, что Витька в этом деле ловчее его и остальных вместе взятых. В совместных вылазках за «консервами» он всегда был главным, чуял опасность издалека, а если что-то шло не по плану, то никогда не паниковал. Эпидемия превратила вчерашнего хулигана в отличного разведчика.

– Мы ждем до вечера. Если не вернешься, я за тобой пойду, – предупредил Историк, – осторожней там, на рожон не лезь.

Бобёр-младший только ухмыльнулся на этот совет и отправился к посёлку. Шел он долго, со всеми предосторожностями. Даже с карабином в руках Витька чувствовал себя слишком уязвимым перед новым противником. Вчера их застали врасплох, перехитрили, и если бы не отец, то перебили бы как уток на болоте.

Под ногой что-то хрустнуло. Бобров посмотрел вниз – кости, тонкие и дочиста обглоданные. Всё, что осталось от чьей-то кошки. Витька сбавил шаг, организм требовал перекура, отвыкание от вредной привычки шло болезненно, но другого пути не было, сигареты закончились.

Земля за поселком, которую он знал вдоль и поперек, теперь показалась чужой и неприветливой. Вот и озеро, где мирно плавали прикормленные карпы, Бобёр-младший медленно пробрался между деревьев, а когда они закончились, укрылся в высокой траве. Еще чуть-чуть. Вокруг так тихо и спокойно, предательски спокойно. Открытая поляна позади. Теперь можно выдохнуть и осмотреться.

Для поста наблюдения он приметил дом на самой окраине. Тут раньше жила странная семья – мужик с бабой средних лет, без детей. Они ни с кем не общались, и соседи прозвали их сычами. Огонь добрался и сюда, «сычовская» крыша сгорела, но стены из газоблока еще держались. Витька пробрался внутрь, поднялся по бетонной лестнице на второй этаж и замер у оконного проёма.

Он долго разглядывал дымящиеся развалины своей хаты на соседней улице. Рядом чернели закопчённые стены Сашкиного дома. Погиб и «скворечник», превратившись в золу вместе со старым дубом. Ветер гонял серый пепел по дороге точно первый снежок. Захудалая облезлая собачонка что-то вынюхивала возле забора, уже не опасаясь получить пулю между рёбер.

«Весна» опустела. Поджигатели уничтожили почти весь посёлок и скрылись бесследно. Тени удлинились. Витька успел добраться до водонапорной башни раньше заката, заметил примятую траву и несколько сломанных веток на кустах.

«Они тут были. Это метки для меня. Так, куда бы я пошел на месте бати? Стоп, а это что?!»

В круглой стальной башне, на высоте пары метров зияло пулевое отверстие. Бобров пригляделся, на широком лопухе темнело бурое пятно.

«Кровь. Они их догнали, отец утянул погоню за собой. Только чья это кровь? Может, батя им засаду устроил? Или не успел…»

Витька пошарил глазами по траве, заметив еще несколько капель. Он направился по следу и тот привел его к разгадке. Худшие опасения подтвердились. Отец лежал на спине, поджигатели ранили его в ногу и живот, а затем добили контрольным между глаз.

Сын упал на колени перед окоченевшим телом:

– Я отомщу. Клянусь, отомщу за тебя. Узнаю, вычислю, из-под земли этих тварей достану!

Он заплакал второй раз в жизни на своей памяти. Витька кусал до крови запястья и в бессильной злобе лупил кулаками по земле. Вчера они даже не попрощались.

Бобров просидел возле отца до самой темноты, вспомнив их первую рыбалку, поход в горы, то счастливое солнечное утро, когда батя подарил ему воздушного змея. Много всего всплыло в памяти, Тарас Романович был жестким отцом, но другого Витька никогда бы не пожелал. Когда оцепенение спало, он поднялся и огляделся:

«Что с тётей Леной? К „Заре“ она не пришла, а вдруг…»

Слабая трепещущая надежда промелькнула в мыслях Боброва. Витька направился к хутору, ради которого когда-то давно и поставили эту водонапорную башню. Никто уже не помнил названия, все называли его просто Хутор. Зачах он еще до эпидемии, теперь некоторые хаты стояли полностью увитые плющом, другие заросли сорняками чуть ли не под крышу.

Витька надеялся найти Ложкину среди этих развалин, но наткнулся только на трех здоровенных крыс. Зубастых грызунов он опасался даже больше, чем собак, поэтому быстро отступил. Зато разжился досками для погребального костра, разломав поваленный забор.

Яму рыть было нечем, да и батя в разговорах всегда против могилы высказывался. Они и мамку поэтому кремировали. Прошло пять лет как её не стало, а сейчас казалось, что все пятьдесят.

Огонь обнял тело извивающимися щупальцами. Витька знал, что от запаха жареного мяса у всех падальщиков в округе потекли слюнки, и скоро рядом засверкают голодные пасти. Поганая перспектива – оказаться в такой компании, особенно ночью. Но он не мог позволить растащить тело отца на куски. Когда пламя превратило плоть в пепел, Витька засыпал кости землей. На поляне рядом с башней остался лишь небольшой холмик. Теперь никто не будет делить их на «младшего» и «старшего». Бобёр остался один.