Текст книги "Пятна"

Глава 32. Горько

Кочерга вернулся перед рассветом. Никто кроме Хирурга не знал, где он пропадал на самом деле, поэтому первым делом Костя направился к доктору и чуть не столкнулся с ним в коридоре:

– Док, ты чего не спишь в такую рань? Чего у вас приключилось? Охрана как белены объелась, этот баран на шлагбауме меня едва не пристрелил в темноте.

– Случилось…, побег у нас случился. И похищение. Вот сейчас расследуем.

– Кто? Поймали?!

– Да, не успели, голубчики, далеко убежать. Новенькие. Вечером только прибыли, а ночью наутек. И младенца с собой прихватили.

– И как они сумели?

– Повариха наша помогла, – доктор кашлянул, комок в груди на время рассосался, – из одного поселка оказались.

– О как, значит, Ложкину теперь в расход? Жалко, хорошая повариха.

– Сначала Кулаков их допросит, а затем решим. Но об этом после. Лучше расскажи, как ты съездил? Нет, подожди, у меня поболтаем, идём.

Хирург запер дверь, прикрыл окно и достал початую бутылку коньяка. Дорогой, коллекционный – подарок одного из клиентов. Кочерга выпил не закусывая, крякнул от удовольствия и жестом попросил повторить. Доктор за компанию лишь смочил губы.

– Община небольшая и разношерстная. Человек тридцать от мала до велика. Твой кореш там за старшего.

«Лёнька Савичев… такого раздолбая на первом курсе было еще поискать, едва не выгнали, но вовремя взялся за ум и вырос в толкового ревматолога», – Хирург с теплотой вспомнил старинного приятеля по институту.

Недавно они случайно встретились. Хотя в случайности доктор с каждым днём верил всё меньше. Хирург присоединился к «санитарному патрулю» и отправился за город на поиски новых доноров. Но поймали они лишь трех чесоточников, среди которых оказался и Савичев.

Хирург чувствовал, что скоро умрет. Бурая чесотка не беспокоила, но ощущение неотвратимо приближающейся смерти наваливалось каждый раз, когда он оставался один. Коньяк не помогал. От других антидепрессантов доктор старался держаться подальше.

Но больше смерти Хирурга пугало, что Знание похоронят вместе с ним. Он верил, что вакцину рано или поздно найдут, только одни не доживут до этого светлого часа месяц, другие – неделю, а третьи – всего один день.

«Время, надо выиграть время», – каждый раз мысленно повторял доктор, выпивая рюмку крови.

Встреча с Лёней Савичевым подтолкнула его поделиться Знанием. Но Хирург не спешил. Он хотел передать дело в надежные руки. Кулаков для этого не годился, он видел в Знании только бизнес, а не миссию. Компаньон отлично конвертировал литры крови в золотые монеты, строил могущественную корпорацию, но не задумывался о том, чтобы употребить эти ресурсы для спасения других – обездоленных, слабых, беззащитных. На кровь он установил такую цену, что позволить её себе могли лишь самые богатые чесоточники. Жека называл это маркетингом. Доктор же видел в богачах лишь трамплин для своей идеи – шанс на спасение должны получить как можно больше людей.

– Расскажи про Лёнину общину.

Кочерга опрокинул натощак еще сто граммов армянского и чуток захмелел:

– Живут сытно. Хозяйство держат, ферму рыбную. А еще чачей промышляют, хороший бизнес.

Виноградная самогонка и привела Лёню Савичева в Краснодар. Пятнистым путь в город был заказан, но старинный приятель Хирурга наладил каналы сбыта через подставных людей. Он не хотел прозябать в нищете остаток жизни, вот и крутился как мог. Продав очередную партию чачи, Леня с товарищами угодили в лапы «санитарного патруля». Хорек не брезговал мелким разбоем, и только вмешательство Хирурга помешало его головорезам перебить винных купцов.

– Кореш твой – мужик толковый, башковитый. Общину сколотил, подгреб под себя виноградники вокруг Анапы, сырья для чачи там завались.

– Дети есть?

– Чего? – Костя снова потянулся к бутылке.

– Дети есть в общине?

– А то! Четыре девки и два пацана. Младшему – трёха, старшей – лет шестнадцать, на Любаню мою похожа. Как она тут без меня, скучала? Часом не завела жениха нового?

Доктор надеялся, что на эту тему разговор не зайдёт. В порыве ревности Кочерга мог натворить дел и схлопотать пулю между глаз.

«Ох, надо сказать, я должен его предупредить. Но не сейчас. Следует как-то подготовить Костю. Или черт с ними, пусть сами в этом треугольнике разбираются, развели тут Санта-Барбару. Я-то причем? Нет, так тоже нельзя. Скажу. Скажу, но позже».

Люба с Кулаком ночью ездили в «Бани». И парились бы там до сих пор, но Жеку экстренно вызвали из-за побега. Хирург сделал вид, что не слышал вопроса и повел беседу в другое русло:

– Как дорога? Говорят, бандиты лютуют.

Кочерга широко зевнул во все двадцать восемь желтых зубов:

– У Леньки твоего всё схвачено. Машину его знают. Пару раз останавливались, дали на лапу кому надо и дальше поехали. Без проблем. Ты сам-то к ним собираешься? Он ждёт, заинтригован. Два дня тут пробудет, от силы – три. Расторгуется – и назад.

– Occasio receptus difficiles habet…

– Ай?

– Удачный случай может не вернуться. Да, я еду. Завтра отвезешь меня к нему.

– Добренько, – Костя уже клевал носом. Бессонная ночь, усталость с дороги и коньяк придавили его к дивану.

– Мы научим их, передадим Знание, поставим дело без лишних жертв и кровопролития. Мы можем сосуществовать с чистыми бок о бок, если действовать аккуратно.

– Уверен? Оно тебе надо? Всех же не спасёшь…

– Всех – нет. Но один – больше чем ноль.

– Математика – царица наук. Мне-то пофигу, только наш товарищ эту идею не оценит. Кулак – жучара жадный. Зачем ему конкуренция?

– Да такая тут конкуренция? Где мы и где Анапа? У них – свои доноры, у нас – свои…

– Угу… ох, срубает меня, пойду к Любаше.

– Протрезвей сперва. От тебя коньяком несет, как будто ты из Еревана вернулся. Отоспись здесь на диване, а то поцапаетесь.

– Поменялась она, да? Опять в гламурную козу превратилась. Теперь меня пьяного не любит и сама завязала. Ладно, успею еще…, – Кочерга похлопал по карману и уткнулся пыльной щетиной в подушку.

Спустя пару минут Костя захрапел богатырским сном, и Хирург вышел из комнаты. Доктору было не до отдыха. Вчерашние подростки, которых он разместил в VIP-палате и велел накормить отличным ужином, вдруг устроили настоящую диверсию. Первый настоящий побег за все время. И Хирург чувствовал вину за это, хотя формально не отвечал за безопасность.

Доктор спустился в подвал и приблизился к камере, где шел допрос.

– Еще там?

– Да, работает, – Хорек посторонился, пропуская Хирурга в «пыточную».

Таран сидел на железном стуле со связанными за спиной руками. Голова Сашки безвольно болталась, на лице горели две багряные гематомы, нос был свернут на бок, из губы сочилась вязкая кровь. За время допроса Жека успел отбить ему почки и сломать ребро.

– Не человек, а мясо по-французски.

– Он Валета завалил! Я по головке его должен гладить?! Сучёныш!

– Пошли, подышим, – сонно прошипел Хирург.

– Пошли, пусть Хорек его пока в чувство приведёт. Я с этим щенком не закончил.

Наступило утро, но из-за низких плотных туч казалось, что еще сумерки. Кулаков присел на лавочку, вытащил сигару из нагрудного кармана и затянулся:

– Вот ты мне скажи, Авиценна, какого чёрта происходит? Что за грёбаная черная полоса? Романова пропала, какой-то щегол Валета продырявил, «вертушка» не летит, хотя пора уже…

– Да, вертолет задерживается, это странно…, что касается остального, просто всё друг на друга наложилось. Кто же знал, что эти дети с Ложкиной знакомы?

– Стоило мне отлучиться на одну ночь, отдохнуть, расслабиться по-человечески, как вы без меня чуть всё не похерили. А если б они сбежали и чистым рассказали? Повариха же всё видела, с потрохами бы нас сдала.

– Даже боюсь об этом думать. Пришлось бы срочно релоцироваться и всё заново начинать.

– Тьфу. Хватит лясы точить, пора кончать сучёныша. И Ложкину заодно.

– Какая от трупов польза? Возьмем анализы и посадим на цепь. Валета всё равно не вернуть, а доноры нам позарез нужны. Тем более такие молодые и сильные, как эта парочка.

Кулак молчал. Потеря старого приятеля и верного бойца – дело скверное, но доктор был прав. Новые доноры хоть как-то возместят ущерб.

– Пойду с девкой еще раз потолкую. Она талдычит, что это её ребенок. Врёт, но зачем?! Младенец из общины Пастыря. Она к ним отношения не имеет.

– Да уж, такая заваруха из-за этой крохи. Я глазам не поверил, когда мне её притащили. Толку от неё – ноль, одна морока: пеленки, кормление, плачет постоянно. Хорошо у нас Лерочка есть, нянчится с ней с утра до вечера.

– Ты сам просил детей…

– Да, но хотя бы со школьного возраста! Сколько я из младенца крови возьму? Две капли? Знаешь поговорку: заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт? Твои балбесы сначала спросили бы: нужен мне такой донор или нет, а потом уже людей гробили.

– Проехали. Не грузи меня этим, – Жека затушил сигару, – еще раз допрошу девку, она что-то недоговаривает.

– Побережней с ней, не переусердствуй.

Внезапный шум заставил их одновременно задрать головы.

– Летит, засранец, – обрадовался Кулак.

– Вот и белая полоса возвращается. Я отнесу криобоксы.

– Скажи, чтоб не улетал, пусть меня дождется. Не отпускай «вертушку», понял?

– Как прикажешь.

Жека направился к молодой пленнице, но не для допроса. Кулак соврал Хирургу. Он уже выяснил всё, что хотел.

Юлю, в отличие от Сашки, не били и не калечили. Пленницу заперли в палате, приковали наручниками и оставили дожидаться приговора. Она лежала на кровати, свернувшись как зверек, попавший в капкан. Куница ждала, когда придёт охотник и всё закончится. В коридоре уже слышались его шаги.

Страх прошёл. Он был, пока оставалась надежда, а когда их поймали, то бояться стало бессмысленно. Наступило безразличие. Конец фильма. Титры. Расходимся до следующей жизни.

– Я – смерть…, – прошептала Куница первую строчку, ощутив горечь во рту. Стихотворение получилось пророческим, все вокруг неё рано или поздно погибали. Юля услышала скрип дверных петель, подняла глаза и увидела Кулакова.

– Присяжные огласили вердикт – расстрел. Пуля в затылок всей троице. По мне, так слишком гуманное наказание. Наш человек истекал кровью и мучился целый час, а вас кончат за секунду.

– Мы не хотели убивать. Нам просто был нужен ребенок, – Куница не пыталась оправдаться или выпросить помилование. Пуля – так пуля. Она просто хотела сказать правду.

– Ребенок – наша собственность. А вы пытались его украсть. Слышала про средневековую традицию, когда ворам отрубали руку на главной площади? Вот такое мне по душе!

– Тогда себе отрубите обе! Чтобы украсть Надю вы сначала убили её мать, а затем моего папу! Мрази поганые!

– Оооо, ты осмелела. Гонор показываешь, – осклабился Жека.

Он медленно, демонстративно стянул перчатки и стиснул молоденькое личико:

– Красивые губки…

Куница отпрянула назад, но Кулаков обхватил её голову и впился поцелуем. Юльку едва не стошнило. От Жеки разило водкой, соленой рыбой и потом. Одним движением он сорвал олимпийку, обхватил ручищами маленькую грудь и повалил пленницу на спину.

«Тяжелый как бык… и вонючий как бык», – Куница инстинктивно сжалась в комок. Сопротивляться бесполезно, но безвольно сдаться она тоже не могла.

Шершавая ладонь отпустила грудь, скользнула по животу и юркнула в трико. У Юли брызнули слёзы. Ненависть и отвращение переплелись, словно две змеи в брачный сезон. Насильник лапал её везде, где хотел, натужно пыхтел в ухо и не давал вздохнуть, вдавливая в кровать как дорожный каток.

Кулакову всегда нравились такие молоденькие худенькие девицы. Робкие, нежные, девственные. Юльке он сразу отвел роль наложницы и делиться ею с Хирургом не планировал.

«Док переживет. Одним донором больше, одним меньше. Эту куклу я заберу, а Любаша пусть дальше Кочерге мозг выносит. Трудная баба. Нахрен мне такая не нужна. Кончено», – решил Жека, стягивая штаны.

Но весь эротический настрой сбил внезапный грохот. Через секунду в холле первого этаже прогремел второй взрыв, осколки стекла зазвенели по кафелю, смешиваясь с выстрелами и криками.

Кулаков выбежал из палаты, как боров из горящего хлева. А Куницына осталась лежать и рыдать, она понимала, что рано или поздно насильник вернётся. Эта отсрочка лишь добавила горечи в коктейль безнадежности.

Яростная стрельба продолжалась, потянуло гарью. Но Кунице было плевать, что там за разборки. Она закрыла глаза, продолжая ощущать мерзкие руки на своих сосках, шее, бедрах, промежности.

«Я – смерь…»

Взрыв разбудил Кочергу. Путая сон с реальностью, он сперва вскрыл барчик Хирурга и хлебнул коньяка из горлышка. Затем схватил автомат и бросился к лестнице. Первый этаж затянуло дымом, мелькали фигуры незнакомцев, Коля Бумагин стонал с простреленным брюхом, а мертвый Хорек распластался на полу.

– На, ссссукиии! – Костя выпустил длинную очередь.

В ответ прицельно ударили из трех стволов. Кочерга отшатнулся и медленно сполз, оставив на стене бордовые разводы.

Противники поднялись по ступеням, забрали его оружие и оставили подыхать. Послышался женский визг, Костя узнал голос Любы. Он попытался крикнуть, хоть чем-то помочь невесте, но в пробитых легких лишь свистело и хлюпало.

«Горько… горько…»

Из последних сил Кочерга сунул руку в карман, нащупал бархатную коробочку с обручальным кольцом, харкнул кровью и обреченно улыбнулся. Эта улыбка так и застыла на сером лице с последним ударом сердца. Свадьба сорвалась.

Глава 33. Осень в «Весне»

Сашка с трудом разодрал слипшиеся глаза. Он решил, что провалился из одного сна в другой, настолько всё быстро переменилось. Вместо сырых бетонных стен пыточной комнаты его окружали светлые покои VIP-палаты. У окна застыл Алан, что-то сосредоточенно записывая в толстый блокнот.

– Как самочувствие? Мощно тебя отметелили.

Сашке не хотелось отвечать видению. Хороший сон. Жаль, что затем его выкинет в суровую правду жизни – к допросу, пыткам и расстрелу.

– Через недельку хотел в гости заглянуть на дачу, а встретил вас здесь. Неожиданно. Плохо, что так получилось, – Алан стоял в новеньком камуфляжном костюме и тактических перчатках. Швец приподнялся. Пронзительная боль окончательно убедила его в том, что всё по-настоящему.

– Ты откуда? Ты с ними? Где Юлька?!

– Э, брат, давай без резких движений. Хоттабыч тебе покой прописал. По-хорошему, рентген надо сделать, только нет у нас рентгена. Точнее, врача такого нет. Понял?

Но Сашка не понимал. До отключки его лупили как боксёрский мешок, потом что-то взорвалось, и больше он ничего не помнил.

– Где эти? Почему я тут? Почему ты здесь?!

– Я брата нашел. Помнишь, про брата рассказывал? – Алан дождался утвердительного кивка и продолжил, – брат в ФСБ. Их, оказывается, в Ростов всех перебросили, там сейчас единый штаб. Он сюда время от времени приезжает. Я дождался его.

– Ааа… это хорошо… поздравляю, – вяло порадовался за приятеля Швец.

Алан сделал еще пометку и отложил блокнот:

– Тут очень плохие дела творились. Людей похищали. Местные менты и власти не реагировали. Поэтому брат подключился. От этой больницы ниточки даже в Москву тянулись, целая спецоперация потребовалась.

– Я взрыв слышал, а потом свет потух.

– Почти всю охрану при штурме положили. Только главный сбежал на вертолете. У брата людей мало, не успели пресечь.

– И ты штурмовал?

Алан засмеялся и замотал головой:

– Не, куда мне? Тут профессионалы. Меня брат к себе в секретари взял. Вот сейчас веду перепись всех пленников, на каждого дело составляю.

– Юльку видел? Где она?!

Улыбка сползла с лица Алана. Он скрестил руки и присел на подоконник:

– Видел…

– Она ранена? Что с ней сделали? Да говори, не томи!

– У неё был контакт.

– Чего? Нормально объясни! – вспылил Таран.

– Контакт с чесоточным. Понимаешь? Он её коснулся без перчаток. И не раз. Юля сразу предупредила, когда наши зашли. Сейчас пока рано говорить, Хоттабыч сделает анализы, тогда посмотрим.

– Контакт? Пятнистые? Тут?!

– Да, местный врач во всём признался. Он, главный, охранники – все чесоточники. Они кровь из чистых выкачивали и продавали. Кровь замедляла болезнь. Не знаю, может, он врёт. С ним дальше разберутся.

– Мы за Надей вчера ночью пришли, донорами прикинулись…, почти сбежали.

– Да, Юля рассказала. И про вас и про отца её.

– Мне с ней можно поговорить?

– Саня, вы на карантине. Хоттабыч сказал всем сидеть по палатам. Не спорь с ним, он матёрый доктор, брат его уважает.

– Я надеялся, что они Юльку пощадят. А теперь получается… вот чёрт. Что же делать?

– Ждать… ты с ними тоже контактировал.

– Ещё как. Думал, мозги через уши вылетят, ребра трещали, почки звенели. Правда, меня в перчатках херачили, это я точно помню. Думаешь, обойдется?

– На всё воля Всевышнего. Лежи, сил набирайся. Хоттабыч всё расскажет, как время придёт. Мне пора, работы много, я к тебе на минутку заглянул проведать. Вернусь как освобожусь.

Алан ушел. Таран смотрел в стену, пытаясь собрать мысли в кучу. А они разбегались как тараканы от включенной посреди ночи лампочки.

«Чесоточники. ФСБ. Кровь. Юлька. Что же это? Если Юлька заразится, значит…»

Не хотелось думать, что это значит. В голове зашумело, сотрясение мозга решило напомнить о себе: стены, окна, потолок – все поплыло перед глазами, и Швец снова отключился.

Больницу разрешили покинуть через неделю карантина. Сашке, Ложкиной и Наде повезло, зараза обошла их стороной, в отличие от Юльки. Болезнь заклеймила Куницу.

Наступила осень. Пока еще бархатная, радующая мягким теплом после августовской жары. Погода расслабляла и обманывала, а между тем зима подкрадывалась, как львица на охоте. И чтобы не погибнуть от её когтей, предстояло найти теплый дом. Поскитавшись по окраинам города, бродяги вернулись в «Весну».

Дома Ложкиных, Бобровых и Куницыных сгорели, а вот Сашкин уцелел. Его и еще три хаты огонь не тронул. Несмотря на заброшенность, с посёлком оказалось не так все плохо, как выглядело на первый взгляд. Сорняки выкосили, дороги расчистили от мусора, через брата Алана нашли мастеров и восстановили электроснабжение. А с этим отпал вопрос отопления и водопровода. В «Весне» снова забурлила жизнь.

Поджигатели не обратили внимания на погребок Тараса Романовича, в котором он устроил тайник, так что их маленькая группа могла спокойно протянуть на крупе, консервах и макаронах несколько месяцев, благодаря запасливости покойного Бобра-старшего. С лекарствами тоже был порядок – Ложкина прихватила из больницы целый мешок. Не каждая община могла похвастаться такой аптечкой.

Все, кроме Юли поселились у Тарана, а Куница заняла домик через участок. Сашка притащил ей гору книг и маленький радиоприёмник, чтобы скрасить одинокие вечера. Но Куница не страдала от этого. Она и раньше любила побыть одной, теперь же мечта интроверта почти исполнилась.

Лерочка тоже присоединилась к их группе. В больнице она сдружилась с Еленой и, благодаря показаниям Ложкиной, бывшую лаборантку Хирурга записали в свидетели, а не в соучастники преступления.

У Сашки следы побоев почти прошли, только сломанный нос смотрел чуть в сторону. Теперь на нем, как на единственном мужчине, лежала вся ответственность за безопасность, к счастью, мародеры с чесоточниками пока обходили стороной обгоревшие неприглядные руины поселка.

Сегодня Таран встал пораньше, укрепил забор и пошел к Юльке. Он старался проводить с подружкой все свободное время, хоть его и было в обрез.

– Привет, – крикнул Сашка, остановившись в пяти шагах от крыльца.

Если дверь не открывалась дольше тридцати секунд, Швец начинал паниковать. Больше всего он боялся, что однажды Куница сдастся и наложит на себя руки.

– Юль…, – насторожено повторил Таран и приблизился к домику. За шторой мелькнула одинокая фигура. Куницына вышла в зеленом спортивном костюме, бейсболке и перчатках для фитнеса из полиэстера.

– Привет, Саш. Я кексы из духовки вытаскивала, чуть не сгорели. Нашла рецепт без яиц и молока. Захотелось вдруг постряпать. Хм, подстригся?

– Лера с утра оболванила. Хоть в тюрьму, хоть в армию с таким причесоном.

– Сплюнь. Куда мы без тебя.

– Кексы вкусные получились?

– Гадость. Но придётся съесть, раз муку потратила. Будь я даже здорова, всё равно бы не угостила. Не хочу видеть, как ты плюёшься от моих кулинарных талантов.

– Да перестань, научишься. А я завтра хочу за «скворечник» взяться, попробую восстановить из подручных материалов. У дуба только кору опалило, и несколько веток сгорели, так-то он еще крепкий, по весне, надеюсь, опять зазеленеет.

– Молодец, здорово. Я скучаю по нашему домику на дереве. Как сегодня Надя?

– Утром плакала. Зубы режутся. Лера таблетку дала, вроде успокоилась.

Куница потеребила нижнюю губу:

– Она мне сразу понравилась. Добрая, красивая, заботливая. А ты как считаешь?

– Ну да, нормальная. Вот стрелять еще научится, глядишь, я и на рыбалку смогу спокойно ходить.

– Нет, я про другое. Как девушка она тебе нравится?

– Чего? Ты чокнулась? Она лет на семь меня старше! Да и вообще…

Юлька не дала Тарану закончить фразу про любовь к ней:

– Семь лет – разница небольшая.

– Стоп, даже не начинай.

– Нет, послушай меня. Это важно. Я не хочу, чтобы ты страдал. Хватит жить прошлым. Всё, что было между нами… это… это, знаешь, как первый снег. Выпал – и быстро растаял. И всё. Нет его. Так и меня скоро не будет. Я не хочу дожидаться здесь конца. Не хочу стать обузой для вас. Весной я уйду встречать последний закат на море. Помнишь, когда мы сидели на чердаке, я тебе говорила, что завидую чесоточникам?

– Помню конечно, – понуро протянул Швец, – ты как была чудная, так и осталась.

– Да, сама виновата, домечталась. Значит, судьба. Только знаешь, я теперь по-настоящему жизнь чувствую. ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Раньше просыпалась и ждала, когда вечер наступит, чтобы опять спать лечь. А теперь каждой минутой дорожу, вот до того как ты пришел, на паутину смотрела. Рядом с лампочкой в углу ВОТ ТАКАЯ паутина, – Юля на полметра развела ладони, – но я не смахиваю, пусть висит, она мне не мешает. Даже красиво. Я паука Кузей назвала. Жаль, что он скоро в спячку впадёт.

Сашка слушал и не понимал: либо у Юльки потихоньку ехала крыша, либо он был слишком туп, чтобы постигнуть её философские рассуждения. Одно Швец знал точно – он никуда её не отпустит от себя до самого конца. Или пойдет с Куницей встречать «последний закат».

– Принести тебе нашу плаксу?

Юлька задумалась:

– «НАШУ плаксу. Раньше он так не говорил. Приятно слышать».

Конечно, она больше всего на свете хотела увидеть малышку, но понимала, что вскоре их связь оборвется навсегда. И чем сильнее Надя привяжется к ней, тем больнее перенесёт расставание.

– Не сегодня. Пусть играет, я издалека на неё посмотрю.

Когда девочка замечала Юлю, то сразу ползла и тянула маленькие пухленькие ручки к «новой маме». Но Куница больше не могла обнять малышку, прижать к себе, поцеловать, покачать и приласкать. Надя не понимала, почему Юля больше не играет с ней. Девочка обижалась и плакала, а Куница полночи ревела в подушку после этого.

– Саш, у тебя остался телефон?

– Валяется где-то. А тебе зачем?

– Я, наверное, конченая эгоистка, но хочу, чтобы ты меня пофотографировал. На память. Для неё. Покажешь Наде, когда подрастёт. Мне хочется, чтобы она знала обо мне. Знала, что я была, любила и сделала для неё…. прости… мы сделали. Мы вместе.

– Это всё ты, Юля. Только ты. Там у элеватора ты в первый раз рискнула жизнью и приняла её у матери. Затем больница. Я пытался отговорить тебя, но ты её не бросила.

– Жаль, мы ничего не знаем про настоящую маму.

– Это уже…

Голоса внезапно смолкли. Отдаленный гудящий звук, заставил Тарана снять автомат с предохранителя:

– Внутрь, быстро.

Юлька послушно скрылась в доме. Швец выглянул из-за угла и взял на прицел серебристый «Патриот». Следом ехал синий японский пикап. «УАЗ» остановился возле ворот, двигатель заглох, открылась водительская дверь, и Таран облегченно выдохнул:

– Алан…

Сашка опустил автомат. Из пикапа вылез громила с густой бородой и повязкой на лбу, а за ним – пожилая дама.

– Ребят, я с гостями. Вай, какой сюрприз будет.

Таран щелкнул замком, размотал стальную цепь и откатил ворота. Алану он верил как себе, друг не мог привести плохих людей.

– Добро пожаловать.

– Знакомься, это Василий Егорович и тётя Даша. Простите, я уже забыл, как вас по отчеству.

– Можно и без него. Я так себя моложе ощущаю, – ответила бойкая бабуля, громко хлопнув пассажирской дверью.

– Александр, – представился Швец.

Обошлось, как обычно, без рукопожатий. Здоровяк в очелье приветственно поклонился и прогудел мощным басом:

– Мы из «Хали-Бали». Нам Алан всё рассказал.

– Что всё? – насторожился Таран.

– Про ребенка. Надю. Она же наша…

«Так, началось. Теперь эти права предъявляют. Что ж это за ребенок такой, за которым все охотятся? Ладно, хоть в спину не стреляют. Но всё равно Юлька им не обрадуется…»

Только Швец подумал о подруге, как она спустилась с крыльца и подошла к забору.

– Привет, Юль! Я тебе целую библиотеку привез, две коробки ужастиков, фэнтези, детективов, триллеров, фантастики, все как ты просила.

– Спасибо. Здрасьте, – Куницына чуть сконфужено держалась на значительном расстоянии от гостей.

Бабуля поправила очки и приблизилась к неё на пару шагов:

– Так вот ты какая, родимая. Аланчик нам всё-всё рассказал про подвиги ваши. И про папу твоего, царство ему небесное. И про больницу. А ты, наверное, второй герой?

– Угу, – смутился Сашка, под пристальным взглядом говорливой бабули, – вы – Надина родня?

– Друзья её родителей, – пробасил Быков.

– Ох, ребятки, какие же вы смелые. Я думала, после Тимура таких больше не осталось. А где ж золотце наше?

Глаза Юльки блеснули ревностью и тревогой. Она коснулась олимпийки, ощутив под тканью рукоятку «Байкала»: «Никто из вас с моей Надей отсюда не выйдет. Плевать, что вы с Аланом. Только попробуйте».

– Мы посмотреть только хотели. Убедиться, она али нет, – точно прочитав мысли Куницы, прибавила тётя Даша.

– Проходите во двор, за столик под грушей, я сейчас позову, – пригласил гостей Швец.

В окне мелькнуло недоверчивое лицо Ложкиной. В дальней комнате Лерочка кормила малышку. Таран вошел в дом и пересказал им разговор с приезжими, но Елена всё равно подозрительно косилась на дверь:

– Точно не заберут? Представляешь, что тогда с Юлькой случится?

– Они – не родня. Значит, права не имеют. Ребенок теперь в нашей семье.

– Ладно, пусть ждут.

Через пару минут сытую, пухленькую, розовощекую Надю вынесли на улицу. При виде чужаков малышка беспокойно заёрзала у Лерочки на руках.

– Вылитая мать, а глаза отцовские, – голос Егорыча звучал так, словно он проглотил тубу.

И девочка признала его. Она весело закряхтела, улыбнулась Быкову, а затем потянулась к тёте Даше.

– Ах ты, ягодка наша, сиротинушка, – бабуля мгновенно зарыдала, растирая слезы, не то радости, не то растревоженной печали, – я её из тысячи узнаю, сама поначалу Сонечке помогала пеленать. Ох, крикливая девка, командиром будет.

– Да, мы заметили, – вздохнул Сашка.

Тётя Даша достала из сумки желтую пластмассовую погремушку в форме рыбки. Надюшка вспомнила любимую игрушку и требовательно заголосила.

– Она чистая, не переживайте, в кроватке у неё лежала, – сказала бабуля, передавая погремушку девочке.

Малышка засмеялась и тут же затрясла ей со всей силы. Это заставило Юлю, наконец, улыбнуться:

– Расскажите о родителях. Мы похоронили её маму, она успела только имя дочки сказать перед смертью.

– Прекрасные были люди и пара красивая. Но предатель у нас завелся, вернее, два.

Тётя Даша поведала всё с самого начала, изредка её слова дополнял Егорыч. Затем гостья сунула руку в тряпичную сумку и выудила смартфон:

– Это Сонечки. Там много фотографий. Она, Тимур и Надюшка с первых дней. Оставьте себе. А нам могилку Сони покажите.

– Место легко найти. В поле за старым элеватором, его с дороги хорошо видно. В поле березка растёт, молодая, она одна там. Вот под ней и похоронили, – Сашка подробно рассказал, как проехать, а затем спросил, – Так с Пастырем этим что сделали?

– Взяли, Иуду!

– Он под арестом. Суд. Приговор. Порядок прежний. Спрошу у брата, как дело закончится, – пояснил Алан.

– Там и судить нечего. Расстрелять душегуба и все дела.

– Жаль главарь кровосов ушел, вертолет не смогли перехватить. На нём вся система держалась. Он «Хали-Бали» и другие мелкие общины под себя подмял. Пастырь в обмен на жизнь согласился своими людьми откупиться.

– А почему сами его не грохнули, Пастыря этого? – Швец посмотрел на могучего Егорыча, который с виду мог задушить коня голыми руками.

– В тот вечер, когда Антона, Тимура и Соню убили, к нам бандюги из больницы нагрянули. Пастырь велел их впустить, мол, люди из администрации города. Меня и еще пару мужиков сразу в погреб кинули. Остальные побоялись пикнуть. Так и жили, пока ребята Аланчика порядок не навели.

– Брат с отрядом сразу после штурма больницы в их общину поехал. Надеялся там главаря найти. Ошибся. Куда он улетел – пока не знаем. Но это вопрос времени. Брат работает.

У Юльки началась нервная дрожь, «ласки» Кулакова навсегда врезались в её память бурым пятном. Зачесалось между ребрами. Куница незаметно стянула перчатку и поскребла ногтями зудевшую кожу. Новая отметина. Всего за месяц из маленькой точки оно выросло размером с серебряную монету. Юля украдкой взглянула на малышку:

«А если бы это случилось с ней? Что бы я делала? Смогла бы я закрыть её лицо подушкой и давить, давить, давить со всех сил, до последнего вздоха? Или оставить всё как есть, ждать, смотреть на её страдания? Что тяжелее? Что более жестоко? Как поступить в таком случае? Убить быстро или позволить смерти забирать её медленно? О Боже, не дай мне дожить до такого дня…»

– Приезжайте к нам в общину, будем рады, – пробасил Егорыч, скользнув виноватым взглядом по лицу Юли, – вы знаете, где найти союзников.

– Спасибо, но, сами видите, у нас компания маленькая, посёлок охранять надо, плюс к зиме готовимся. По гостям ездить особо некогда. Может, ближе к весне.

– Конечно, мы все понимаем. Если не против, то будем заглядывать к вам иногда, Надюшку проведывать, – морщинистое лицо бабули растянулось в улыбке, глядя как малышка ползает с погремушкой.

– В любое время. Хорошим людям всегда рады.

Егорыч и тётя Даша уехали чрез пару часов. Простились с ними почти как с родными. Даже Юльке стало чуть грустно без гостей. Ей вдруг очень захотелось посмотреть, где жила Надя, покачать её в родной кроватке, спеть колыбельную, как настоящая мама.

– Вот и раскрылась тайна века. Теперь знаем всё про нашу плаксу. Мы с Юлькой как раз сегодня об этом говорили, а тут вы как с неба свалились.

– Я когда с ними познакомился, услышал про ребенка, то сразу в голове щелкнуло, – Алан постучал пальцем по лбу, – решил, что надо вас познакомить.