Текст книги "Пятна"

Глава 17. Община

Поиски Елены Ложкиной продолжались два дня. Таран и Витька оббежали всю округу, заглянули под каждый куст, но безрезультатно. Ни тела, ни останков, ни обрывков одежды. Ничего. Улька и Лизка ревели поочередно, но постепенно свыклись с мыслью, что могут больше никогда не увидеть мать.

Погорельцы не рискнули возвращаться в «Весну» и нашли временное убежище в заброшенном доме на краю ближайшей станицы. Из чистых тут осталось лишь с десяток алкашей, пара выживших из ума стариков да несколько мужиков, которые держались обособленно. Внятной помощи от них добиться не удалось. Про пожар никто не слышал, а если и слышал, то помалкивал. Хватало и чесоточников – убогих бродяг в рваных лохмотьях, шнырявших по хатам в поисках крошки хлеба.

– Она жива, я чувствую, – в очередной раз прошептала Улька, глядя, как на темнеющем небе проявляются первые звезды.

Лиза с обреченным видом уставилась на свои грязные ногти:

– А мне везде поджигатели мерещатся. В каждом человеке.

– Это кто-то из местных, – согласился Таран, – мы никому не можем доверять.

– Тогда как узнать что с мамой?

– Если они и вправду хотели взять нас живьём, а не тупо выманить и расстрелять, значит, её похитили. Вопрос, с какой целью? Поймем цель – быстрее найдем этих козлов, – Витька вертел в руках нож, представляя, как отрезает палец за пальцем у тех, кто убил отца.

Мысли о мотивах похитителей рождались одна страшнее другой – от работорговли до забора органов. Естественно, никто их не озвучивал, но все размышляли примерно одинаково. Все, кроме Историка. Он теперь ломал голову, куда с этой молодежью податься, и кто даст им крышу над головой.

– Вот что, ребятки, хватит здесь торчать. Завтра идем в Краснодар. Может, там что о поджигателях узнаем. Да и пора о постоянном жилье подумать…

– Пап, да кому мы там нужны?

– Отставить такой настрой. Нам надо позарез найти убежище до зимы, и чем быстрее – тем лучше.

– А этот дом чем плох? Ну, если не нравится, другой подберем, заброшек хватает, – Саня открыл заслонку и подбросил поленьев в печь.

– Дело не в жилье. Времена настали лихие. Чтобы выжить, надо сбиваться в большие стаи, вливаться в общины. Хотите вы этого или нет, но по-другому – никак. Мы и с Тарасом это обсуждали…

– Дядь Миш, да я понимаю. Тут дело не в том, чего мы хотим, а в том, чего захотят от нас. Если в качестве дешевой рабсилы возьмут, то я лучше здесь останусь, чем туалеты за кем-то чистить.

– А ты сразу в начальники хочешь? Нет, Сань, это право сначала заслужить надо. С низов придется начинать, с низов. И амбиции свои поумерь немножко. Не до жиру, быть бы живу.

– Я согласна с Сашкой, – Юлька посмотрела на отца с вызовом. Ей тоже не хотелось примыкать к чужой общине. Она и раньше не любила большие сборища людей, считая себя классическим интровертом, а теперь и вовсе мечтала перебраться на необитаемый остров.

Ульяна подсела поближе к Витьке и протянула руки к печке:

– Как думаете, в полицию еще есть смысл идти?

– Какая там полиция… всем похрену. Только сами. Знать бы хоть куда концы ведут, – устало ответил Бобёр, – а в город нам стопудово надо. Разведаем обстановку, поговорим с людьми, да и патронов докупим. У меня пять «кремлёвок» есть и «орлушек» с десяток, хорошо батя посоветовал в рюкзак сунуть неприкосновенный запас.

Историк обрадовался, что хоть Витька поддержал его идею:

– Завтра поутру выдвигаемся. Предлагаю сразу к стадиону, в парк Галицкого. Места там много, должны нас приютить.

– Приютить, – с легким презрением повторила Юлька, – нищие мы, что ли?

– Хуже… мы – бомжи, – вздохнул отец, – нам нужен новый дом.

Утро для пешей прогулки выдалось хуже некуда. Шквалистый ветер ломал ветки и выворачивал с корнем сухие деревья. В открытом поле он просто сбивал с ног, а затем и вовсе полетел град. Планы пришлось отложить. Ураган, точно разбушевавшийся пьянчуга, буянил почти сутки, но затем выдохся, оставив после себя чистейшее голубое небо вверху и жуткую разруху внизу.

– Да, нет ничего мощнее стихии, – уважительно сказал Историк, когда они прошли мимо поломанных деревянных опор ЛЭП.

– Я боялась, что ночью крышу сорвет, – Юлька закашляла, прикрыв рот тыльной стороной ладони.

Михаил Ильич беспокойно глянул на дочь:

– Ты как себя чувствуешь? Температуры нет? Знобит?

– Пустяки, просто в горле першит.

– Нельзя эти пустяки на самотек пускать. Доберемся до города – поищем что-нибудь в аптечке.

Путь занял больше времени, чем ожидали. На подступах к городу их остановил санитарный патруль и заставил мужчин раздеться до трусов, а девушкам показать руки, оголить живот и спину. Пришлось повиноваться, такие теперь правила. Не найдя пятен, патрульные потеряли к бродягам интерес.

– Фу, как унизительно. Хоть нас раздеваться не заставили, – фыркнула Лиза.

– Это еще мелочи, перед базаром похлеще осматривают. Разве что изнутри не просвечивают, – ухмыльнулся Витька, натягивая трико.

До парка Галицкого они добрались только к вечеру. Официально он именовался парк «Краснодар», но все называли его в честь основателя Сергея Николаевича Галицкого. Сам меценат бесследно исчез и никто не знал, что с ним стало, но в отсутствие хозяина шустрые ребята прибрали к рукам стадион и лакомый кусок земли, организовав тут поселение. Руководители общины жили в корпусах футбольной академии, остальные устроились в помещениях самого стадиона.

Там, где раньше зеленел газон, теперь пестрели грядки. Морковь, свекла, лук, чеснок, кабачки, тыквы, фасоль. Люди выращивали всё, что могли. Большое озеро в японском саду превратили в рыбную ферму. Уличный спорткомплекс тоже переоборудовали, на площадках с пляжным волейболом, футболом, большим теннисом и стритболом теперь стояли теплицы. Поля футбольной школы засадили картошкой и кукурузой. Новая реальность – новые приоритеты.

– Так, молодежь, слушайте внимательно. Вести переговоры буду я. Не встревайте и гонор свой не показывайте, скромнее себя видите, – предостерег всех Историк.

Ворота еще не заперли на ночь, время от времени кто-то входил или выходил с территории парка под бдительным надзором двух бритоголовых неприветливых стражников. Когда охранники узнали цель визита, то хитро переглянулись между собой, после чего один отправился доложить начальнику. Второй с тупым, как шлакоблок выражением морды-лица, уставился на «беженцев».

Потянулись томительные минуты ожидания. Михаил Ильич нервно ходил из стороны в сторону. До комендантского часа оставалось недолго, а с его наступлением парк до утра превратится в глухую крепость. Наконец, начальник вышел за периметр. Это был круглолицый, всегда вспотевший, вне зависимости от окружающей температуры, человек среднего роста, с большими залысинами и двойным подбородком. Костюм его состоял из трикотажных спортивных трико и вратарской футболки с эмблемой ФК «Краснодар». Он отряхнул от земли садовые перчатки, явно недовольный тем, что его оторвали от дела:

– Это вы – беженцы?

– Ну… мы… не совсем беженцы. Мы тут под Краснодаром жили. Коттеджный поселок «Весна», слышали? Он сгорел, вот мы и решили к вам попроситься.

– Да вы не обижайтесь, сердечный. Мы всех так называем, кто к нам бежит. Никакой «Весны» я не знаю. Помню только, что коттеджные посёлки у нас до Бурой Чесотки плодились как шампиньоны в теплице. Расскажите о себе, только коротко. Всю биографию с детского сада озвучивать не надо. Попрошу лаконично: возраст, навыки, квалификация.

– Меня зовут Михаил Ильич Куницын, я – учитель истории, работал в школе. Моя дочка Юля, ей семнадцать.

Историк представил остальных, пытаясь угадать по физиономии начальника их шансы на успех.

– Мнда, – задумчиво протянул круглолицый, – ума не приложу, что с вами и делать. Карантин у нас сейчас забит, новых беженцев принимать не велели.

– Как? Здесь же такая территория огромная? У нас даже палатки свои, первое время можем в них пожить.

– Земли много, а едаков еще больше. Поэтому с провизией напряженка. В двух прудах карпы сдохли, в парниках тля завелась, а ураган вчерашний сколько набедокурил! Мы даже масштаб убытков еще не подсчитали. Град посевы побил, ветер плодовых деревьев сломал восемь штук и четыре теплицы расколотил.

– Ну, вот мы и поможем, – попытался перехватить инициативу Куницын, – парни работящие, руки откуда надо растут, всё починить могут. А девчонки и сажать умеют и полоть, первые работницы будут. Молодежь горы сворачивает! Энергия, сила, энтузиазм! На этом БАМ строился! Я же вам не пенсионеров из дома престарелых привел! У нас и оружие есть, стреляем отлично, даже девчонки умеют.

– Всё так, всё так, я ваши заслуги не умаляю, сердечный. Но таких у нас много. И молодых, и энергичных. А энтузиасты все через одного. Вы к нам по осени приходите. Мы тогда будем урожайность понимать, запасы на зиму готовить и, соответственно, емкость народонаселения от этого корректировать. Сейчас, дай Бог, тех кто есть прокормить. Не ровен час, при плохом урожае зимой за ворота кого-то выгнать придётся.

– Зачем же вы тогда нашу квалификацию спрашивали? – вмешался в разговор Таран.

Михаил Ильич метнул в него взглядом предостерегающую молнию, но Сашку ворчание Историка уже не пугало.

– Логичный вопрос, молодой человек. Затем, что узкие специалисты нам очень нужны, для них мы делаем некоторые исключения.

– Например?

– Медицинский персонал в приоритете: хирурги, стоматологи, кардиологи, от терапевта бы не отказались, а то наш, судя по всему, диплом на Сенном рынке купил. Но пока и такого держим, раз других нет. Электрик бы путёвый пригодился, а вот сантехников переизбыток. Еще агронома очень ищем. Тут же почти все городские, никто продукты выращивать толком не умеет. Привыкли помидоры на полках «Магнита» сразу в упаковках брать, а как этот помидор из земли торчит в глаза и не видели. Вот агронома мы бы взяли, это да. Чтобы и в удобрениях разбирался, и в поливе. А учителя у нас есть, уж вы не обижайтесь. История – дело важное, но пока другие науки в почете. Более прикладные. Так что, не взыщите. Но пустить вас никак не могу.

– А кто пустит, не подскажите? – без особой надежды спросил молчавший до этого Витька.

Мужик задумчиво поскреб засохшую грязь на вратарской форме:

– К Ипподромным не советую – только время потеряете. У них точно переизбыток населения. С Карасунскими я давно не общался, попробуйте к ним. Вы же местные, знаете, где Карасунские озера? Вот, туда значит. Тааааак… на Водохранилище теперь опасно, его две банды поделить не могут, воюют постоянно. Лучше на Гидрострой попытаться. Там на Большом и Солнечном острове есть несколько общин, живут вроде мирно.

– Ясно, спасибо за совет, – с потухшим взглядом поблагодарил Михаил Ильич, – а хоть переночевать за забором у вас можно?

– Такой услуги не предоставляем. Раз вы с палатками, найдите тихое местечко. Только в «Панораму» не суйтесь, не советую по дворам многоэтажек мелькать. Стрельнут с балкона, и крайних не найдешь. Дураков-то полно еще осталось. Вот ведь обидно, умные умирают, а дуракам всё нипочём, – хохотнул начальник.

Куницын почесал бороду, глядя на район кирпичных высоток за стадионом. Город опустел и почти вымер, но безопаснее от этого не стал.

– Лучше обогните парк и топайте до Тихорецкой. Там промбаза рядом, место малолюдное, правда, если что случится, вам никто не поможет. Да чего греха таить, вас и тут никто спасать не кинется. Даже менты во время комендантского часа нос на улицу не кажут.

– А есть еще менты эти?

– Формально есть, но толку от них… меньше, чем от депутатов раньше. Так, одна видимость.

– Наш поселок не сгорел. Его сожгли. Ночью напали, подпалили и стрелять начали. Одного человека убили, а второго похитили, как мы предполагаем. Полиция тут поможет?

– Пфффф…

Историк всё понял по одному звуку:

– Ясно, еще раз спасибо за информацию. Удачи вам с электриком и агрономом.

– И вам. Надеюсь, найдете пристанище. Ну, в крайнем случае, осенью загляните, поищем местечко, – начальник шаркнул ногой и, быстро засеменив короткими полными ножками, скрылся в воротах.

На лицах бритоголовых охранников мелькнула самодовольная улыбка. Всем видом они показывали своё превосходство и принадлежность к особому классу избранных, отчего у Витьки указательный палец нестерпимо тянулся к спусковому крючку. Но обошлось без кровопролития. Михаил Ильич кивнул своему пионеротряду и пошел по тротуару.

Историк последовал совету. Лагерь разбили уже в сумерках, на поляне между железнодорожной насыпью и улицей Тихорецкой. От дороги палатки закрывали редкие деревья, чахлые кусты, да высокая трава. Через сто метров начиналась огромная промзона. Раньше тут продавали щебень и песок, принимали металлолом, делали мебель, металлопрофиль, тротуарную плитку, торговали пиломатериалом, с виду это очень неприглядное место приносило много пользы городской экономике. Сюда даже провели отдельную железнодорожную ветку.

Ночь прошла тревожно. Пару раз по Тихорецкой проехали грузовики, жизнь на промзоне еще теплилась. Оттуда, из-за бетонного забора с колючей проволокой, время от времени доносился пугающий скрежет, тихий гул двигателей, невнятные шорохи, а Сашке во время дежурства даже послышался детский плач.

– Ну что, народ? Попробуем с Карасунскими пообщаться? – утром Историк старался излучать умеренный оптимизм, ему никак нельзя было впадать в отчаяние. Теперь на плечи Михаила Ильича легла вся ответственность, не только за дочку, но и за остальных.

– Пап, я же говорила, что мы тут никому не нужны. Мы же не агрономы.

– Рано нос повесила.

– Раз мы в городе, то всех обойдем. Но сначала заглянем на базар к Галицким. Вчера уже поздно пришли, барыги разошлись, а сейчас самая торговля начнётся, – Витька не предлагал, а диктовал план действий.

– Ты иди, а мы с ребятами снаружи останемся. Не хочу я им оружие сдавать, они теперь о нас всё знают, мало ли, – недоверчиво прищурился Историк.

Юля смотрела на стадион как альпинист на вершину Эвереста перед решающим подъемом. Жесткое утреннее солнце отражалось от бетонной громадины в мраморных доспехах. Куница натянула перчатки и повернулась к Витьке:

– А там всех пускают?

– Чистых, естественно. Хочешь со мной?

– Да, я бы сходила. Пап, можно?

Михаил Ильич сначала хотел сказать «Нет», но решил уступить.

«Начну ей запрещать всё подряд – рано или поздно случится бунт на корабле. А если я потеряю контроль над собственной дочерью, то в глазах остальных перестану быть лидером. Пубертат. Вымахали выше меня, но внутри еще дети».

Историку жутко не хватало друга Тараса. Вот тот был прирожденным вожаком, атаманом с командным голосом и железной хваткой. Авторитет Бобра-старшего не подвергался сомнению, хотя это его и погубило. Михаила Ильича новая роль лишь тяготила, но другого выбора ему не оставили.

Бродяги быстро позавтракали сухофруктами, собрали палатки и отправились к стадиону. С утра перед воротами было многолюдно, не то что вчера вечером. Они подошли ближе, когда охрана стала запускать торговцев с посетителями, но чтобы попасть за первый периметр, пришлось сначала занять очередь в осмотровые кабинеты. Так называли «Урал-вахтовку» и автобус «ПАЗик», стоявшие между дорогой и забором под присмотром шестерых вооруженных бойцов.

Мужская очередь выстроилась к грузовику, женская – к маршрутке. Двигались медленно, проверяли всех очень тщательно, и скоро Куница лично в этом убедилась. В автобусе сидела толстая тетка, которая дышала так тяжело, точно вот-вот издаст последний вздох.

– Раздевайся, красавица. Да полностью-полностью, и трусы тоже. У меня как у гинеколога, стесняться не надо.

Только сейчас Юля заметила, что стекла наглухо затонированы, а салон «ПАЗика» освещался светодиодными лампами. Витька был прав. Вчерашний досмотр патрульными по сравнению с этой проверкой оказался ерундой.

– Повернись, наклонись, ягодицы раздвинь, – эту фразу докторша монотонно произносила уже в тысячный раз, но Кунице показалось, что над ней издеваются.

– А это обязательно? Вы же видите, я – чистая.

– Будешь спорить, вон из моего кабинета. Без этого билетика тебя никто на рынок не пустит, – тётка помахала белой бумажкой, где проставлялась дата осмотра.

Пришлось повиноваться. Докторша направила луч фонаря в промежность и недовольно фыркнула:

– Да ниже-ниже. Перед хахалем своим, поди, не стесняешься загибаться, а здесь тебя прям заклинило.

Куница покраснела от стыда. Хотелось развернуться и послать эту бабищу на три буквы. Юлька уже пожалела, что увязалась за Витькой.

«Сдался мне этот чёртов базар. Всё равно у меня денег нет. Бе, как унизительно. Эта толстуха такая грубая, никакой деликатности. Точно перед ней не человек, а корова в стойле. Она что, ветеринаром работала?!»

Тётка запыхтела еще громче, внимательно рассматривая каждую клеточку кожи:

– Намедни одна такая финтифлюшка пришла. Чистая-пречистая. Давай, говорит, побыстрей, мне товар сдать надо. Торопится, деловая колбаса. А я глядь, в паху пятнышко. Отвечаю этой бизнесменше курчавой – допрыгалась, мол, вот тебе справка и «волчий билет». Чтоб к нам теперь на километр не приближалась. Та давай выступать:

«Как же, мол, так?! Это аллергия или бельём натёрла! Померещилось, мол, тебе! В других же местах нет!»

Да, многие так в первый раз реагируют. А с чесоткой это часто бывает, в самом незаметном месте проявляется, а потом уже по всему телу расползается. Клещи эти хитрые, прячутся до последнего. Всё, одевайся.

Куница облегченно выдохнула:

– И что дальше было с той женщиной?

– Чего? А, да всё согласно протоколу. Её и всех, кто с ней был, завернули и отправили восвояси. Больше не показывались. Они с Динской ездили, карпов нам копченых возили на продажу. Жаль. Товар был хороший. Поэтому я и заглядываю в каждую вашу трещинку, моя работа халтуры не терпит. Головой отвечаю за безопасность. И твою в том числе, чтобы ты на базаре с чесоточным не пересеклась, – докторша расписалась на бумажке и выдала Юльке, – гуляй пока.

– Спасибо.

Несмотря на жару, при выходе из маршрутки Куницу била мелкая дрожь. Она жадно хватала ртом воздух, словно долго плыла под водой и, наконец, вынырнула. Минут через пять подошел Витька:

– Ну как? Везде посмотрели?

– Без комментариев.

– Ну-ну, это в первый раз мерзко, а потом привыкаешь. Пошли шопиться, только держись рядом. Я перед Историком за тебя ручался.

Они предъявили стражникам справки и миновали турникет. С этой стороны парк Галицкого защищался сразу двумя стенами. Между ними было довольно широкое пространство, где руководители общины организовали базар. Торговля шла бойко и приносила в казну парка солидный доход. Место считалось безопасным, и часть людей приходила сюда просто почесать языками, узнать новости или завести полезные знакомства. Маленький оазис потерянной цивилизации. Осколок прошлой благополучной жизни, когда перчатки носили только зимой, защищаясь от холода. Не то, что теперь.

На вагончике-бытовке краснела чуть потекшая надпись «Семена», следом стоял шатер с вывеской «Корчма», там играла музыка и слышался звон стаканов. Витька с Юлей прошли мимо лавочки мельника, пустили слюну возле навеса с сушеной и копченой рыбой, а затем остановились около павильона холодного оружия. Весь магазинчик представлял собой здоровый самодельный стол из палок и фанеры да нескольких стоек с висящими саблями.

– Чего мы тут забыли? У нас же есть ножи, – удивилась Куница.

– Да разве то ножи? Так, картофелечистки. Вот это я понимаю ножи, глянь какое толстое лезвие. Настоящее боевое оружие.

– У нас своя кузница. Пожизненная гарантия. Здесь длина клинка – тринадцать сантиметров, обоюдоострый, в руке как литой лежит. Нож-убийца, – низким тягучим голосом расхваливал товар широкоплечий усатый дядька в тельняшке, армейских штанах и расстёгнутой олимпийке.

– Цена?

– Два золотых.

Витька аж присвистнул от удивления и нехотя положил клинок на место.

– Он того стоит. Ручная работа. Чехол в подарок, – включил маркетинговые инструменты усач, – ветки одним ударом рубит.

Мужик взял заранее приготовленный березовый прутик и рассек его пополам. Бобров сделал вид, что демонстрация его не особо впечатлила. Оружейник цыкнул, положил нож на «витрину» и переключил внимание на двух мужиков, увлеченно рассматривающих мачете. Те разговорились с продавцом, Витька не спешил уходить и решил «погреть уши».

– Собаки осатанели вконец. Сбиваются десятками в стаи. На днях трех парней загрызли, один едва успел на дерево залезть. Сутки его караулили.

– Это где так? – удивился оружейник.

– Под Ильским. Там в лесах такая чертовщина творится, зверья развелось, только толпой и с автоматами ходить можно.

– А у нас отморозки людей потрошат, – прогудел усатый, – их так и кличат потрошителями. Вешают человека на дерево, живот вспарывают, брюхо камнями набивают и зашивают. Мы с мужиками уже патрули организовывали, всё прочёсывали, никого не поймали. А через неделю где прошли – опять мертвецы в петлях. Мистика.

Бобёр-младший сосредоточенно рассматривал каждый нож, стараясь не упустить ни одного слова. Куница, молча, топталась рядом, мечтательно поглядывая на соседнюю лавку с горячей выпечкой. Беседа между тем продолжилась.

– На Водохранилище еще воюют?

– Постреливают. Шлюзы из рук в руки переходят. Черт их разберет.

– Слышал, Большой Остров горел…

– Там это регулярно. А как по-другому, если всякий сброд собирается, нажирается, обкуривается и чудит кто во что горазд? Гуляй-поле.

– Идиоты.

С этим ёмким утверждением никто не спорил. Витька надеялся услышать что-то о поджигателях, но разговор перешел на оружие.

«Так, похоже, о нас тут еще не знают. Спросить напрямую? Нет, надо как-то аккуратней…»

Клиенты тем временем поинтересовались ценой мачете, уважительно покачали головой, повздыхали и ушли без покупки. Усач в тельняшке расстроился. Широко зевнув, он открутил крышку термоса и плеснул в стальную кружку травяной чаёк. Перед витриной остались только Витька с Юлькой. На молодую парочку оружейник смотрел скептически, как продавец «Мерседесов» глядит на нищеброда, из любопытства заглянувшего в автосалон.

– Да, Солнечный остров горел, а еще «Весна» недавно. Там целый посёлок дотла, – между делом обмолвился Бобёр.

– Какая весна?

– Поселок коттеджный. Между Динской и Октябрьским. Не слышали?

– Нет, а чего там?

– Говорят, банда напала, и спалила со всеми жителями. Кто такие, за что про что – никто не знает. Как Мамай прошел, – пожал плечами Витька.

– Хм, ну что за народ. Все поубивать друг друга готовы за чашку риса! Ведь жили как-то же раньше нормально, дружно, можно сказать, жили. А теперь… сволочи!

– Эпидемия же, – тоненьким голоском напомнила о себе Куницына.

– Так и я про то же, дочка. Эпидемия! Значит, надо всем объединяться, помогать друг другу. Выручать, поддерживать! А мы всё наоборот. Я не про вас конкретно, так в целом… про людей. Сейчас выходит, что нелюдей как раз и больше осталось. Горе жить, ох горе.

– Скидку сделаете?

Мужик глубоко вздохнул, точно собирался пожертвовать последнюю почку:

– Ну, три «орлушки» скину реальному покупателю.

– Идет, – Витька расстегнул внутренний карман, и золотые перекочевали в перчатки усатого. В обратном направлении последовали три серебряных монетки. Продавец бережно убрал оружие в ножны:

– Аккуратно с ним. Острый как тёщин язык.

– Спасибо.

– Удачи, молодежь.

Когда они чуть отошли, Юлька удивленно прошептала:

– Я думала ты так, для отвода глаз выбираешь. Не ожидала, что купишь. Это же дорого.

– Мои деньги. Куда хочу – туда и трачу, – буркнул Витька, – патроны закончатся, а нож бесконечный. Пошли теперь к огнестрельщикам, мне твой батон отдельный бюджет на патроны выделил.

Когда они поравнялись с палаткой булочника, Куницына с таким свистом втянула носом воздух, что Витька аж захохотал.

– Чего смешного? Давай купим, угостим всех. Мы же толком не позавтракали.

Аромат ванили и корицы стоял такой, что у всех прохожих желудочные соки начинали бурлить, словно долина гейзеров на Камчатке. Но Бобров титаническим усилием воли удержался от покупки:

– Сначала дело, потом в тело. Так батя говорил.

От Юли не ускользнуло, как Витька помрачнел после этой фразы. Потеряв отца, он повзрослел лет на пять. Стал серьезнее, рассудительнее, с её папой теперь разговаривал на равных, но без юношеской самоуверенности и бахвальства.

Они побродили между рядами, послушали разговоры, перекинулись парой фраз с местными и, наконец, добрались до конца рынка, где размещались оружейные лавки. Бобров затарился патронами для себя, Сашкиного карабина, гладкостволки Историка и Юлькиного «Байкала».

– Всё, гроши кончились, – объявил Витька, укладывая боезапас в любезно предоставленную продавцом сумку.

Куницына поникла:

– Совсем-совсем? До последней монетки?

– Угу.

– А я видела…

– Нету говорю!

– Эх, когда мы еще сюда вернёмся…

– Ладно, пошли. Разменяю последнюю кремлёвку, – сдался Бобёр, не в силах смотреть в эти большие грустные как у антилопы глаза.

Они покинули рынок с большим пакетом горячей выпечки и направились к своим. Михаил Ильич, Лиза, Улька и Саня сидели кружком в тени дерева возле автобусной остановки «Восточно-Куликовская». Общественный транспорт в городе давно умер. Троллейбусы, трамваи и маршрутки ржавели в своих депо и автобазах, что-то растащили по общинам для хозяйственных целей, но большую часть законсервировали до лучших времен.

– Проголодались? А мы с гостинцами, налетайте.

– Ой, там что пекарня? – удивилась Лизка, – мммм, объеденье!

Бобров поставил на траву сумку с патронами, закрыл её со всех сторон рюкзаками и недоверчиво огляделся:

– Подкрепиться надо как следует. Отсюда до Карасунских озер больше часа пешкодрапить, а Гидройстрой вообще на другом конце города.

– Надеюсь, и не придется туда. Вдруг сразу с Карасунскими договоримся? – пробубнил с набитым ртом Таран, уплетая булку.

– Оптимист.

Выпечка разлетелась мгновенно. Ульяна первая проглотила свою порцию и снова натянула перчатки:

– Красиво тут было. Никогда больше такой красоты не построят.

– Да, – согласился Историк, – забавно, но здесь до парка рынок стоял, рядом с пустырём. Почти на этом самом месте. Потом Сергей Николаевич выкупил землю, снес базар, расширил парк, а сейчас… эх, опять все к барахолке возвратилось. Видно, место с энергетикой такой – торговой.

– Вот бы хозяин вернулся и разогнал эту шайку! Нахаляву тут устроились, а теперь решают, кого пускать, а кого не пускать. Этим скотам тут ничего не принадлежит, – разозлился Швец.

– Будет тебе, время просто такое…

– Дерьмовое, – закончил за Историка фразу Бобёр.

Бродяги проглотили булки и тронулись в путь. Солнце поднялось уже высоко, в городе пока было относительно безопасно, если держаться центральных широких улиц, а не забредать в глухие подворотни. Временами на них косились встречные мутные компании, однако нападать среди бела дня на группу с тремя вооруженными мужиками никто не решился.

Витька и Юлька оказались правы. Никто в Карасунской общине их с распростертыми объятиями не встретил. Местный начальник по беженцам оказался угрюмым и немногословным типом, в отличие от коллеги со стадиона.

– Мы никого не берем. Нельзя к нам. Вон, Ботаники пустили троих с улицы. Дебилы. Вся община пятнами пошла. Тридцать человек угробили.

– Ботаники?

– Ну. В Ботаническом саду такая община жила, где аграрный универ.

– Ясно. А нас только сегодня с ног до головы в медчасти парка Галицкого осмотрели. Все чистые, – без особой надежды чуток приврал Михаил Ильич.

– Так чего ж они вас к себе не взяли?

– Сказали, до осени никого не принимают, а там на урожай посмотрят. Вас посоветовали.

– До осени? Угу. Ну, тогда и мы до осени. На ту осень, лет через восемь, – мерзким сиплым ослиным смешком разразился мужик.

– Ясно, и на этом спасибо. Удачи, – кивнул Историк.

Карасунский князёк в ответ удачи не пожелал и, молча, скрылся за оградой. Бродяги отправились к «Солнечному острову».

– Все равно мне там не понравилось, – сказала Лиза, – после Стадиона это помойка какая-то. Мусора кругом целые кучи, всё такое облезлое, унылое. Вот если бы нас в парк пустили – это да, а тут мы ничего не потеряли.

– Первое впечатление обманчиво, – осторожно заметил Михаил Ильич.

Витька допил предпоследнюю бутылку воды и сунул в рюкзак:

– По поводу Гидростроя можно тоже не обольщаться. На базаре болтали, что Большой остров всякая шушара оккупировала, а на Солнечном сектанты заправляют.

– А зачем мы туда идем? – удивилась Улька.

– Проверить. Болтают разное, трындеть – не мешки ворочать.

– Сектанты сектантам рознь, – поморщился Историк, разминая ноющие плечи, – Витя правильно говорит, пока сами не проверим – не поймём.

Но с проверкой дела не сложились. Когда они приблизились к парку «Солнечный остров», то издалека заметили над ним высоченный столб черного дыма. Горело что-то большое. А гореть там было чему. Раньше «Солнечный остров» считался настоящим зеленым уголком природы в бетонном мегаполисе. Стоило перейти небольшой мостик, как ты попадал в мир, где росли столетние дубы, журчали фонтаны, а из сафари-парка доносился хохот гиен, рычание льва и похрюкивание бегемота. Тут можно было покататься на аттракционах или посидеть в одиночестве на берегу водоема. Через ерик от «Солнечного» тянулся «Большой остров». Они соединялись хлипким мостом. В глушь «Большого» редко кто забредал. Тут все заросло, стало диким и бесхозным. Вокруг плескались тихие воды озера Старая Кубань, а чуть южнее извивалось русло реки.

– Что там за дела? Сектанты жгут ритуальный костер из покрышек? – Таран посмотрел в бинокль, но деревья перекрывали обзор.

Бобёр насторожился:

– Слышите? Стреляют. В глубине парка, судя по звуку. Давайте поднимемся на последний этаж, глянем сверху, что да как.

Витька показал на пустую высотку. Жилой комплекс сдали как раз перед вспышкой Бурой Чесотки, и он остался практически не заселенным. Счастливые хозяева только начали делать ремонт, как вдруг привычным мир потрескался и развалился на куски.

– А можно я на двадцать пятый этаж не полезу, а? – взмолилась Лизка, – я тут, у подъезда на лавочке, как старая бабушка лучше посижу.

– Мы все устали, но разделяться – плохая идея. Идем вместе. Медленно, спокойно, без рекордов скоростного подъема.

Легкий топот и шарканье двенадцати ног нарушили многодневную тишину подъезда. Люди давно сюда не заглядывали. На пятнадцатом этаже Улька попросила сделать привал, и, глядя на её лицо, Сашка даже не решился шутить.

– Что-то у меня давление подскочило, – старшая из сестер опустилась на бетонный пол и прижала ладони к вискам.

– Отдышись, Уля, никто тебя не гонит, – Историк заглянул на площадку этажом выше, – ребят, тут квартира открыта.